Текст книги "Разрешенная фантастика – 1 (СИ)"

Автор книги: Андрей Мансуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Но, как коротко, но точно обрисовал ситуацию Марек, ни одна сволочь не прилетела.

Прождав посменно всю ночь, двое выживших решили, что тактика использования ностальгических образов не даёт плодов. Встал вопрос: как и чем ещё можно приманить тех, кто явно получил всё, о чём мечтал долгие годы. Сознательно, или… Подсознательно.

Кнут решил, что переговорить с Моисеем так и так придётся.

– …нет, конечно, все черви давно вернулись обратно. На солнце.

– И когда они снова… появятся?

– Этого предсказать точно не могут даже старожилы. Но в среднем одно такое посещение случается раз в два-три года. Я же говорил – когда на солнце вот такие, гигантские, вспышки.

– А здесь они никогда не остаются? Ну, потом, когда вспышка иссякает?

– А здесь, на планете, они не живут. Для них слишком холодно. И скучно. После Преобразования им здесь делать нечего.

– А вот не бывало так, что во время следующего прилёта, они вновь меняли кого-нибудь из прежних… жертв – обратно. Ну, в тот вид, в котором те были до Преобразования?

– Нет. За всё время существования нашей цивилизации такого не случалось. Они не повторяют «обработки» тех, кого… Уже однажды преобразили.

– А почему? Не хотят? Ленятся? Не могут?

– Вот уж не знаю. Спросить… Никто не удосужился. Мы же с ними не общаемся. Просто – прячемся. Но таких случаев – обратного превращения – точно не бывало. Так что могу сказать лишь то, что уже говорил: ваши коллеги остались здесь навсегда. Остались добровольно. И получили то, чем, собственно, могут распоряжаться бесконечно: временем. Они бессмертны.

– В каком смысле – бессмертны? – Марек не мог не переспросить.

– В нормальном. Жизнь их не ограничена ничем, вплоть до смерти нашего солнца.

Кнут скривился: управлять работой голубых карликов земные учёные ещё не научились. Да и вряд ли когда научатся… Так что излучения, поддерживающие существование Преображённых явно вне их сил и средств…

Нужно подходить к проблеме с другой стороны.

– Скажи, Моисей… Как ты считаешь, мы сможем уговорить… или переубедить наших друзей… Вернуться в прежний облик?

– Нет. – инопланетянин выглядел категорично, – Такого не удавалось даже нашим предкам. А уж они-то живут с Червями сотни тысяч лет. Наша раса всегда обитала в подземных полостях и лабиринтах. Только необходимость в соли, земле, и всем остальном, что есть на поверхности, вынудила нас сравнительно недавно начать подниматься наверх.

– Сравнительно недавно… Примерно когда?

– Не больше тысячи семиста поколений. Около семидесяти сотен веков.

– А черви… Как они относятся к вам? И что… делают?

– Ну, относятся так же, как ко всем остальным. А что делают…

Уничтожают, если дотягиваются своим полем, телесную оболочку. Вернее – не уничтожают, а как бы вынуждают человека скинуть её самому. Дают возможность жить так, как человек мечтал. Если любил самок – у него будет миллион их. Правда, воображаемых им самим. Но они от этого для него хуже не станут.

Если любил духовное просветление, как те же Кууль – просветления получит – полные закрома…

Кто любил простор, полёты, или стремился к свободе – получает в распоряжение всю планету. Летай, наслаждайся этой самой свободой и вечной жизнью.

Кто любит созерцать, думать, философствовать – те идут в камни…

Долгую паузу прервал Кнут:

– Значит, «выманить» наших друзей из нового облика, новой формы, мы не сможем ничем?

– Конечно, нет. А ты сам разве согласился бы променять вседозволенность и вечную жизнь на то, чем являешься до Преобразования – куском белковой протоплазмы со всеми болезнями, старением, и потребностью в сне, пище, убежище, самках?

Кнут слышал этот аргумент в пятый, если не в десятый раз. Беседа зашла в тупик, и он повторял и повторял вопросы в тщетной попытке пробить, найти крошечную брешь в «работе» проклятых Червей. Не находилось этих брешей.

– Ладно. Спасибо, Моисей, что так терпеливо всё объяснил. До свиданья.

– До встречи. – Моисей, ковыляя с большим трудом, чем до вспышки, уполз к себе, Кнут и Марек медленно потащились к пустому и непривычно молчаливому челноку.

– Ты управлять-то кораблём сможешь? – спросил сильно приунывший Марек.

– Да. Да. – в голосе Кнута уже не звучало напора и энтузиазма. Похоже, общение с туземцами не дало ни-че-го. Если они хотят вернуть товарищей, нужно изворачиваться самим. Нужны идеи. Свежие. А не такие, как применяли ящеры…

Однако свежих идей в потайных закромах мозга обнаружить не удалось.

Они с Мареком ещё пять дней (земных) пытались подобрать средство, чтобы приманить, а затем и изловить «Духов». Ничем после первого, вероятнее всего, случайного, пролёта, те себя не обозначили.

Разбирая очередную громоздкую и опутанную проводами конструкцию, Марек ругался вслух, Кнут – про себя. На крайний случай у Кнута нашлась лишь одна идея:

– Придётся загрузить в трюм чёртова Ламми, и отвезти в качестве доказательства!

– Мысль, конечно, здравая… Меня она тоже всё время преследует. Камней тут, конечно, полно и кроме Ламми… Но за него мы хоть можем быть спокойны – что он, если (вдруг!) надумает преобразоваться обратно, не съест нас, как могли бы другие, инопланетные, твари…

– Почему – твари? Все разумные расы считают себя – людьми. А остальных – верно, конечно – тупоголовыми уродливыми тварями. Но раз они все попались в одну глупую ловушку, думаю… У них должно быть какое-то общение. Ну, то есть, они могут переговариваться, делиться опытом, предаваться воспоминаниям…

– Кнут, куда это тебя повело? О чём ты говоришь? Какое на … общение! Моисей же ясно сказал: каждый превращается в то, о чём мечтал! То есть здесь – не коллектив «единомышленников», а скопище индивидуалистов. Эгоистов. Эгоцентристов. Да назови их как хочешь: тут каждый – сам за себя! И остальные «преобразованные» ему – до лампочки!

Пошкребя отросшую бороду (чёрт! Пора мазаться снова останавливающим кремом!), Кнут оказался вынужден признать: Марек прав.

Но погрузить на борт Ламми, пусть и с помощью лебёдки, им ничто не помешало.

Пристегнувшись, они вяло переругивались весь полёт до Корабля. Кнут считал, что Ламми неплохо будет и в трюме, на «холодке», Марек боялся, что от холода камень может испортиться. Наконец Отец, бортовой компьютер «Золотой лани» завёл челнок в грузовой ангар, и объявил, что давление воздуха восстановлено.

Кнут только ухмылялся, пока Марек с автотележкой и её погрузчиком, завозил камень-Ламми в помещение трюма, а затем и машинное отделение. На камбуз, где Ламми «было бы привычней» въехать на автокаре не удалось: оказался узким люк. Тем не менее Марек серьёзно переживал, что «Ламми» оббили все «бока» о косяки.

– Ты не забыл? У нас есть обязательства перед всеми чёртовыми аборигенами, с которыми мы поназаключали договоров…

– Я не забыл главного, – Кнут, сидя в кресле первого пилота кинул короткий взгляд на Марека, ещё не привыкшего к креслу штурмана, – Если мы сразу по прилёте не обратимся в Комиссию по Контролю за Персоналом, и Профсоюз космонавтов, нас точно посадят. За замалчивание обстоятельств гибели тринадцати идиотов. И пусть они – идиоты, мы должны хотя бы попытаться отправить к ним «научную экспедицию»: вдруг всё же наш друг Моисей ошибся, и что-то удастся сделать.

– Всё верно, – Марек кивнул, – но… А-а, ладно – вначале надо долететь.

– Твоя правда. Придётся наматывать круги вокруг чёртова Ламми по трюму месяца два. И жратву готовить себе самим.

– Чур, готовишь ты. Я к кухонному процессору не подойду – ещё упорю чего…

– Не волнуйся. Отец всё нам приготовит. – это было правдой. Компьютер корабля умел всё. Даже готовить. Причём – лучше самого Ламми.

Проблема появилась, когда они не без удовольствия, причмокивая, поглощали второй «нормально приготовленный обед», как обрисовал ситуацию Марек.

Звуки донеслись из трюма, где лежал камень-кок.

Кнут продолжал есть, Марек встал, и спустился вниз. Вскоре послышалась его ругань.

После этого от тарелки оторвался и Кнут.

Срань Господня!

Камень-Ламми, потрескивая и похрустывая, медленно как бы таял: густая коричнево-жёлтая жижа растеклась по полу трюма вширь уже на добрых два фута. И камень продолжал оседать, словно тонуть в ней.

– Проклятье! Не довезём! В-смысле, не довезём живым! – Марек развернулся к рубке, – Бежим, повернём на обратный курс!

– Ерунда. Если прикажем, Отец повернёт и без нашего участия: у него микрофоны везде. Но вот не знаю пока – приказывать ли развернуться… Или ещё подождать.

– Кнут, ты – что?! Мы же убьём его!

– Он и так мёртв. В людской формулировке камень и не может быть жив.

– И… что? Так и будем стоять?

– Ну… Да. Подождём – может то, что ты предположил – верно, и как только мы покинем гравитационное, магнитное и ещё там какое-то поле чёртова Тристановского солнца, Ламми вернётся к нормальному облику… Или уж умрёт!

– Кнут! Как ты можешь?..

– Очень даже спокойно. – Кнут и правда, чувствовал себя спокойно.

Поэтому когда ставшая горкой покрытая разноцветными разводами масса стала постепенно изменяться, вытягиваясь, и восстанавливая из тошнотворного желе кости, мышцы и кожные покровы, его не замутило, как биолога, и он не побежал в туалет.

На то, чтобы сформироваться в грузного голого кока, и начать шевелиться, у фигуры ушло не больше пяти минут. К этому моменту вернулся и Марек.

Глаза Ламми открылись.

Некоторое время он просто молча смотрел на них, ни слова не говоря.

Ох и не понравилось Кнуту выражение, которое он увидал в этих глазах…

Ламми сделал слабую попытку встать. Тут уж они с Мареком кинулись к нему. И помогли, шутливо похлопывая по плечам, пузику и спине! Кнут спросил:

– Ламми! Ты – как? Хоть что-нибудь помнишь? Из того, что с тобой было?

– Да. Всё я помню. Разворачивайте чёртову «Лань». Я должен вернуться.

– Ты что, сдурел?! Хочешь опять париться на песке? – Марека передёрнуло.

– Бараны. Ничего вы не понимаете. Я… Обрёл свою форму. Свою настоящую форму. Жизнь. Свободу. Э-э, что я вам рассказываю – поворачивайте быстрей!

– Никуда я нас не поверну! – Кнут был сосредоточен и уже не улыбался от радости за кока, – Мы долетим до Главной Сортировочной, и выступим на Комиссии. Пусть те отправят экспедицию за нашими – может, удастся что-то придумать! Спасти…

– А, понял. Ладно. – Ламми, вроде, успокоился, – помогите встать…

Когда они попробовали поднять его грузное тело, выяснилось, что кок владеет подлыми приёмами бокса и боёв без правил. Во всяком случае от криков Марека, отлетевшего к переборке от удара в пах, заложило уши.

Кнуту досталось в челюсть.

Он к чему-то такому и готовился, поэтому её в первую очередь и подставлял.

Пока Ламми шипел над отбитым кулаком, Кнут почти нежно дотронулся до его шеи пальцем с парализатором. Ламми грохнулся обратно на пол.

Кнут повернулся:

– Ты – как? Сам до рубки дойдёшь?

Кряхтевший, ругавшийся, и держащий обе руки в самом ценном месте организма биолог только покивал.

– Шнур – в верстаке, в верхнем ящике. Свяжи этого идиота, когда встанешь. И ноги тоже. – Кнут двинулся в рубку. Правда, приказ Отцу развернуться, вернуться и зависнуть на той же орбите, он отдал ещё на ходу.

Звёзды на экране обзора описали красивый полукруг. Ускорение чуть ощущалось – компенсаторы отлично справлялись. Они у них отличные. А ещё бы: в их практике случалось и такое, что «Золотая лань» улепётывала на пятнадцати «Ж». И если б не эти самые компенсаторы…

Вскоре Марек тяжело плюхнулся в кресло штурмана, чертыхнувшись, и снова схватившись за своё драгоценное хозяйство. Он всё ещё морщился.

– Упаковал?

– Уж не сомневайся! Скрутил гада, как фаршированного гуся.      А Ламми-то у нас, оказывается, тот ещё коварный, злобный и подлый антисоциальный тип…

– Да и … с ним. На подлёте, думаю, он снова окаменеет.

– Надеюсь. Но смотреть точно не пойду.

– Я тоже. Трюм запер?

Марек так на него посмотрел, что Кнут сразу всё понял. Некоторое время в рубке царило молчание. Затем всё же Марек высказался:

– Спасибо. А… как ты его вычислил?

– Моисей надоумил. Собственно, мы же оба чего-то такого и ожидали. Ламми, как и всем, вплоть до чёртовых ксеноморфов, слишком понравилось там. А как человек он слишком глуп, чтобы дожидаться, пока мы уснём, и разделаться уж наверняка…

– Хм… Н-да. Кстати, хотел спросить… Почему он отбил руку о твоё лицо?

– Это просто. Псевдокожа. А челюсть, да и весь череп у меня из такого же титанобора, что и корпус челнока. Подстраховочка, знаешь. А то я стал какой-то слишком… Параноидально настроенный Торговый Агент. Особенно после встречи с инсектоидами. Мне же тогда снесло фактически полчерепа.

Вот когда меня «чинили», сразу всё и сделали понадёжней… И потерянный глаз заменили на видеокамеру. – Кнут постучал пальцем по виску, – И флэшка у меня хранится в самом защищённом месте.

Так что я у нас теперь работаю как запасной «чёрный ящик» – особенно удобно, когда ведёшь переговоры. Всегда можно вернуться, и пересмотреть, что пошло не так…

Марек только хмыкнул.

Челнок Отец посадил точнёхонько в старые следы – опоры мягко спружинили, погружаясь в песок.

Ламми отряхнули от остатков «упаковочного» шнура. И снова перевезли в конец его борозды – она, хоть и сильно выположилась ветром и песчаными наносами, ещё оказалась вполне различима. Ламми… Молчал.

Даже мысленной благодарности не выразил.

Марек, буркнув что-то вроде «скотина жирная», пнул кока на прощание, и с довольной улыбкой погладил полеченный Отцом пах.

– Ну что, будем снова говорить с Моисеем?

Кнут дёрнул краем рта:

– Нет! Никакого желания делиться опытом «ре-перевоплощения» у меня нет! Пусть с Моисеем разбираются наши умные яйцеголовые, а у меня, простого торгового агента, есть заботы поважней!

– Это какие же такие «важные» заботы теперь у тебя есть? И когда они появились?

– А появились они у нас, напарник, с тех пор, как мы вернули сюда последнего «равноправного» пайщика. И первая – передать записи всего, что произошло, – Кнут снова постучал по виску, и потыкал пальцем в небо, где по орбите мирно плыла «Золотая лань» – в Комиссию по Персоналу. Вторая же – набрать новый экипаж. Мы теперь – если вспомнишь! – за главных в нашей лавочке. Должны выполнять обязательства по заключённым торговым Договорам!

И уж я позабочусь, чтобы наша доля в акциях нового кооператива превышала пятьдесят один процент!

Чтобы можно было смело вертеть, как нам угодно, остальными… Пайщиками!

– Так ты, значит, не веришь, что наших вернут в человеческий…

– Нет! Зато опасаюсь другого: как бы кто из чёртовых учёных не захотел… Присоединиться – в целях научного эксперимента, конечно! – к нашим… Да и не нашим – «преображённым» придуркам!

Ничего. Даже если это и произойдёт, «закрыть» планету Правительство может в любой удобный ему момент. Главное – чтобы мы успели завершить наши сделки до этого! Если верить тому же Моисею, до следующего периода «бешеного солнца» – два года.

И помни: теперь все обязанности – на нас.

Правда, и счета в банках – тоже!

3.Тоннельные.

Рассказ.

Все имена, названия и события вымышлены. Любые совпадения являются случайными.

Неприметный человек среднего роста в поношенном пальто вышел из метро.

По асфальтированной дорожке он двинулся к полупогибшему редкому лесочку. Войдя в середину рощицы, по чуть приметной и расплывающейся под ногами тропинке углубился в гущу деревьев. На чёрные стволы с голыми ветками, и жёлто-бурую хвою под ногами он почти не смотрел, сосредоточенно опустив взгляд к земле, словно искал что-то конкретное.

Снег почти везде стаял, и кое-где стояли лужи грязно-серой воды. В них отражались быстро несущиеся облака. Было почти тепло – апрельское солнце старалось вовсю. Да и пахло уже по-весеннему: зима явно осталась позади…

Сойдя с тропинки, мужчина потыкал почву носком ботинка. Покачал головой: нет, здесь слишком сыро.

Вызвав прилив удивления у медленно прогуливающейся сквозь рощицу пожилой четы, он прямо по грязи и прошлогодней жёлто-бурой траве двинулся к вершине небольшого холма. Взобравшись, отдышался, и принялся растирать бок: проклятый осколок, так до конца и не извлекли… Вот что значит – пластиковая мина!

Здесь стояла одинокая скамейка. Вернее, её чугунный скелет, с разломанными, вероятней всего борзыми подростками, и сейчас полусгнившими, деревянными брусьями, лежащими здесь же. Зато почва оказалась почти просохшей. И песчаной. Годится.

Убедившись, что никого он не интересует, человек достал из-под пальто сапёрную лопатку. Он не скрывался, и не торопился: если что – он копает червей. Для рыбалки.

Николай Петрович Герасимов, больше известный среди друзей, как просто Петрович, свирепо почесал мизинцем в левом ухе. Опустив палец к фонарю, с подозрением осмотрел его.

К сожалению, ничего стоящего из уха извлечь не удалось: ни алмазов, ни золота. Странно, правда?

Ничего-ничего – главное, что уши пока слышат. А глаза – видят. И ноги… Ну – почти ходят. Поэтому и работа есть.

Им-то с бабкой много не надо. Получил пенсию – и скрипи потихоньку… Однако Алёна умудрилась родить аж четверых, и сейчас больше сидит дома – то на больничном по уходу, то болеет сама. Работник из неё аховый, поэтому и зарплата соответственная. Хорошо хоть с должности библиотекаря в сельском филиале не гонят, но… Понятное дело, им с мужем не хватает. Вот и приходится на старости лет подрабатывать.

Бабка вяжет пинетки да носки из настоящей козьей шерсти, благо коз у них три. Да ещё козёл. Вечно щурящий хитрые глазёнки в обрамлении розовых век: вредный, сволочь.

И вонючий.

Впрочем, бабка уверяет, что весь – в хозяина!

Петрович в сердцах сплюнул, вспомнив тёмный хлев и матерущий запах…

Прялку бабке он наладил сам – даром, что ли, слесарь-наладчик! Вот старым дедовским способом она и прядёт нить, да сращивает с синтетической основой – и прочно, и полезно. Для бюджета.

Ну, а разве ж это дело – прясть веретеном?

Так что дражайшая (или, как он теперь чаще называет её – «дрожащая») половина посвящает три дня в неделю прялке, три – вязке. А в воскресенье лично едет на маршрутном «пазике» в райцентр – продавать.

Гриша хоть и получает крохи на своём Комбинате, бросать не хочет. Хоть какой-никакой, а стаж! А вот если ты работал во всяких ОАО, СП, КРН, и прочей хрени, которая распалась, или вообще скрылась туда же, куда прошлогодний снег – попробуй-ка, докажи…

Что у тебя есть трудовой стаж.

Медленно двигаясь вдоль рельса, Петрович привычно чуть покачивал лучом туда-сюда. Работа путевого обходчика, конечно, не то, что слесаря-наладчика. Но надо сказать спасибо и за такую. И то – пришлось пустить в ход связи, что подзавел за сорок-то лет.

А если честно сказать – здесь, в продуваемых и тёмных тоннелях пригородных веток метро, как и там, где они выходят на поверхность, и «обходить»-то особенно нечего – но формальности, утверждённые кем-то десятки лет назад, пока соблюдаются.

Так что халтурку он себе нашёл ту ещё. Если бы ещё не с двух ночи до пяти – было бы вообще отлично!

А если бы ещё зарплата побольше… Как бы не так – тогда понабежало бы молодых да ретивых. А так – или старички, или, вон, чёртовы гастробайтеры. Эти-то на всё согласны…

Петрович сплюнул в сердцах.

Ох, не понимает он нынешнего «темпа жизни», со всеми этими «электронными задрючками» и «лавиной информации»… А в телевизоре? Одна срамота! От голозадых, всех – словно на «одну задницу» девок, и безвкусных немелодичных шлягеров уже подташнивает.

В одном месте он видывал этот «темп жизни»!.. Старуха-то прикалывает, что он «тормозит»! Ну и ладно.

Им с бабкой не к темпу жизни приспосабливаться надо, а грязевые ванны принимать – чтобы, значит, к земле поближе… Привыкать как бы.

Вот уже и выходное отверстие видно. Сейчас бетон под ногами кончится, и пойдёт отсыпка из гравия. Пока ничего крамольного он не обнаружил. Значит, пора поворачивать – вот, сейчас, он только до среза тоннеля дойдёт и повернёт.

Мелким шагом он преодолел оставшиеся метры.

Привычно постояв на свежем воздухе минут пять, вздохнул.

Двинулся во второй тоннель, к этому вечному запаху опилок-машинного-масла-резины… Эх, а было время – он здесь, на свежем воздухе, и курил. Вот чёртовы лёгкие… Вот… Вот чёрт!

Странно. В прошлый обход на этом участке всё было в порядке…

Что ещё за новости?!

Он подошёл поближе, и посветил фонарём.

О…ренеть! Это что ж такое?! Откуда в боковой стенке тоннеля самая настоящая дыра?! Ведь это железобетон! Он-то точно знает – по СНиП (ну, по Нормам Строительным!) толщина этого самого бетона никак не меньше доброго метра! И откуда в нём дырка?!

Петрович, кряхтя, подстелил рукавицы, и присел перед отверстием на колени.

Надо же! Сделано – словно сверлом. Или буром. Очень ровные, нисколько не раскрошившиеся края. И отверстие – идеально круглое! Словно его действительно высверлили колонковым долотом – уж в этом-то он поднаторел! С геологоразведкой был аж на Урале!

Ну, нефти или газа их экспедиция всё же не нашла. Да и ничего тогда они не нашли.

Поэтому он и плюнул на романтику геологии (Ну как же: «под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги»… и т.д.), и пошёл в слесаря. А потом – и женился.

Но вернёмся к дырке. Вот зараза: даже на стенах внутри остались как бы крошечные канавки. Значит – точно, сверлили! Но – кто? И за каким …ем?

Он пощупал трёхдюймовое отверстие рукой насколько мог глубоко. Бетон, и бетон… Шершавый. Сырой. Снова, уже придирчиво, заглянул внутрь, подсветив.

А, не-е-ет! Вон, в глубине видать и просверлённую насквозь арматуру – блестит свежим срезом! Неплохое, видать, долото: уж прочность арматуры он знает, никак не меньше семи. Значит – алмазное. Долото, то есть. А вон там – дыра идёт уже в грунте…

Но где же тогда следы буровой? Почему вокруг не осталось вмятин от раздвижных упоров, каменной крошки, обычного мусора? И, если бурили как обычно – где следы луж от глинистого раствора? Да и как машина со станком сюда въехала – тут же рельсы?!

Он ещё раз обвёл вокруг лучом. Нет, ничего! Он не ошибся: кроме дурацкой дырки ничего необычного на путях не было! А чтобы привезти сюда буровую – уж точно нужна машина тонн на десять! Такая на путях и не развернётся – выезжать надо будет задом…

Конечно, возможно, что здесь проводили какие-нибудь работы. Ну, там, кабель электроснабжения, или водопровод провести… Бывает такое. Но тогда бы он уж точно знал! В диспетчерской всегда предупреждают о таких мероприятиях. Потому что с Администрацией нужно согласовывать, утверждать график, обеспечивать безопасность движения поездов, и проч.! Да и не мог никто тут поработать так, чтобы он не узнал!

Ведь днём тут почти ежеминутно снуют поезда метро, а ночью – как раз ведутся все ремонтно-эксплуатационные работы. Вот и он – часть таких работ. Поэтому должен быть в курсе. Вроде бы.

Он ещё раз заглянул в отверстие. Покачал головой. Дно нагло терялось в темноте, и какова реальная глубина скважины, определить было ну никак нельзя… Да и пёс с ним.

Петрович встал с колен, покряхтывая и растирая затёкшую поясницу. Плохо. Опять, похоже, будет дня три лить: вон, чёртов радикулит разыгрался не на шутку. Хотя, пока стоишь, или идёшь, вроде, ничего. Ладно, пора. Иначе можно не успеть до контрольной электрички.

Быстрее, чем до этого, он двинулся вперёд, пытаясь наверстать привычный график. Луч фонаря продолжал свои путешествия влево-вправо. Всё-таки воспитанное с детства чувство ответственности за порученный участок работы, и совесть «старой закалки» не позволяли пренебречь, или халтурно отнестись к осмотру остальных путей.

Диспетчер смены Пётр Александрович, или, как ласково его звали все, Петсаныч, поджал губы, и покачал головой:

– Нет, Петрович, на ветке «Юго-западная» никаких работ не велось. Да и не предусмотрено графиком раньше сентября. А сейчас – что? Август.

– Но откуда же дырка-то тогда?!

– Не знаю. Погоди… – Петсаныч заглянул в какие-то бумаги на столе, пожевал губами, помычал. – Нет, ничего такого у нас не запланировано. А что, похоже, говоришь, на врезку для кабеля?

– Да, очень даже похоже. Диаметр дырки как раз три дюйма, и стены очень ровные – говорю же, пробурено! Я-то разбираюсь – два года бурил!

– Да, помню я… Смотрел твою «боевую трудовую»… Ладно. Ты когда ты там будешь в следующий раз?

– Во вторник. В-смысле, через три дня.

– Ну вот и посмотри ещё раз. А вдруг дырка-то и… затянется? Как-нибудь сама…

Петрович понял, что диспетчеру разные ЧП нужны почти как рыбке самовар, (ну, или он считает, что у деда ролики заклинивают) и, попрощавшись нарочито вежливо, вышел.

Своему сменщику, Михалычу, он про дырку решил не говорить: тот старик ушлый, да ещё с высшим образованием. Сам всё отыщет. И, может, чего поймёт.

Вот тогда и расскажет…

Амвросий Симеонович Шейнин (а по Матери – Бурштейн), коего друзья и коллеги между собой запросто называли «наш Амбар», кончиками холёных пальчиков брезгливо прикоснулся к поручням – состав сильно качнуло.

И как это его угораздило забыть перчатки – знал же, что машина в ремонте, и вечером придётся ехать общественным транспортом… Вот теперь нужно терпеть антисанитарию и запах. (Он снова невольно сморщил нос.)

Вагон подземки, как он именовал метро Столицы, был наполовину пуст. Можно было бы и сесть. Но – это значило бы испачкать брюки о сиденье. И, конечно, опять подвергнуть риску безобразного пузырения ткань на коленках.

Придётся стоять.

И терпеть. Терпеть взгляды, бросаемые на него этими…

Была бы книга – можно было бы сделать вид, что читаешь. Но в тонком дипломате не было книги. А было… Не важно, что там было. Амвросий Симеонович возил дипломат только для солидности. Ну правильно – не с папочкой же под мышкой бегать! Он уж давно не восторженно-озабоченный порученными Важными Делами мальчик. Он теперь и сам полномочен посылать «мальчиков».

Уставившись невидящим взглядом в проносящиеся за окном кабели электропроводки, развешанные на крюках по стенам, он почувствовал, как снова навалилось: печаль по временам, когда жизнь казалась ему, наивно-целеустремлённому мальчишке… Эх, он бы побегал и с папочкой – только бы вернуть те беззаботно-наивные годы! Нет, осталось только вздыхать.

Чёрт! Что это?! Показалось, что ли?! Один из кабелей вдруг изогнулся, да так, что чуть ли не треснулся безглазой головой в стекло окна!

Боже, какие… Зубы! Или это – не зубы?!

Но в сверкающих бугорках, усеивающих безобразно огромный рот, ему почему-то на миг почудился блеск алмазов, или ещё каких драгоценностей! Вот так переливы!

Но что же это?!

И почему никто кроме него не замечает? И не реагирует… Хоть как-то! Или он единственный, кто тут сдуру смотрит в окно?!

Да, похоже, так. Вот незадача! Молодёжь или тычет пальцами в айподы-планшеты (играется!), или слушает музыку из наушников, блаженно закрыв глаза… Более пожилые читают. Или делают вид. Или смотрят отрешённо в пол. Хм…

Или всё же – спросить?.. Ну, хоть у этой милой старушки, что не по возрасту живым взглядом смотрит на мини-юбку девицы перед собой, и кривит пренебрежительно (А вероятней – просто завистливо!) рот…

Нет, не будет он никого спрашивать. Он солидный пожилой Чиновник, волей случая оказавшийся в кои-то веки в метро.

Он и здесь ни с кем не заговорит, и на работе даже не заикнётся…

«Ноблесс облидж!» – положение обязывает! Ему не престало рассказывать сказки! Или распространять сплетни-ужастики о Столичном транспорте!

Но вот ездить в чёртовом метро…

Сопя, он начал продвигаться к дверям.

Звонок раздался на следующее утро только в восемь утра.

Голос Михалыча так и пузырился оптимизмом:

– Петрович? Ну ты как там? Отдохнул?

– Отдохнёшь тут с вами, чертями… Говори, чего там опять стряслось?

– У-у-у! Тебе понравится! Это же ты вчера первым дырку нашёл на «Юго-западной»? Которая в бетоне?

– Ну… Я. А что?

– А то! Старый ты хрыч – купил «Москвич»! Тут теперь из-за этих дырок целая петрушка!

Сегодня в ночь на «Павелецкой» нашли сразу восемь штук, на «Люберецкой» – три, и на нашей, «Юго-западной» – ещё три! И одна – на «Бауманской»!

– Чёрт! О…неть! И что говорит любимое Начальство?

– Ну – что говорит… Мат пропустить?

– Это можно.

– Тогда – практически ничего. Завтра собирается направить ко всем обнаруженным дыркам четыре бригады с дрезинами – залить всё цементом на … !

– Надо же… Как это наших с-сподобило? Обычно их за неделю не раскачаешь.

– Вот-вот, и я о том же. Но! Вчера, оказывается, машинисты, а потом и пассажиры на «Павелецкой» жаловались на жуткий – ты слышишь, коллега? – жуткий запах! Двоих женщин стошнило… Одна, правда, была в положении… Но это ещё не всё – сядь, если стоишь.

Машинист Сидорчук – ну, он из новеньких, ты его не знаешь, он в первой смене работает – кое-что видел!

– И что же он… Видел? – Петрович сглотнул. Чего-то такого, честно говоря, он и ждал.

Необычного. Не такого, как всегда. Недоброго. Вплоть до пришельцев из Космоса. Где-то грызло предчувствие… Чего-то ну очень нехорошего.

– Говорит – монстра. Живого. Настоящего. Будто бы в дальнем свете высунулось что-то прямое и длинное прямо из стены, а когда он подъехал ближе – улезло обратно. Но – не до конца! Вот тогда он и разглядел всё: и зубы, и пасть с клыками, и лапки… Говорит лапок – чуть не тыща, и всё – крошечные, чёрные. Да и тварь сама – чёрная!

– А что там показал тест на алкоголь вашего Сидорчука? – проворчал Петрович, пытаясь хоть как-то зацепиться за что-то привычное в этом Мире, который вдруг стремительно стал куда-то уходить из-под ног.

А ещё бы ему не уходить! Если такие монстры полезут со всех стен – это что ж начнётся?! Не в тех он годах – с пулемётом по тоннелям таскаться. А тем более – бегать! От всяких…

– Тест?.. А ничего тест не показал. В порядке «наш» Сидорчук. Только он, как смена закончилась, заявление подал. На увольнение. И в категорической форме отказался отработать положенные две недели – сказал, можем хоть в суд на него подавать, хоть деньги не выдать… Он больше за реостат не сядет! Сказал, что у него эта… Ксенофобия.

Петрович скривился, как от зубной боли. Ладно, и так понятно – какая бы ни была, а фобия – это когда чего-то боятся!

– И… зачем ты мне звонишь? Хочешь поприкалываться? Или – попугать?

– Балда ты старая. Предупредить тебя хочу. Чтобы без монтировки… Или, на худой конец – разводного номер три ты в тоннели послезавтра не совался!

Однако ни послезавтра, ни ещё через пять дней, в уже следующее дежурство, Петровичу в тоннели «сунуться» не удалось. Да и никому из обходчиков не удалось.

Потому что на следующий день после звонка друга дело перешло под юрисдикцию военных. И АНБ.

Петрович об этом узнал из сводок новостей.

Дикторша с сугубо нейтральным выражением, словно понимая, что нечему радоваться, когда сотням тысяч людей придётся столкнуться с огромными транспортными проблемами, читала кем-то написанный безликий текст: «… в связи с утечкой промышленных токсичных газов из подземных коммуникаций, на линиях метро «Павелецкая», »Юго-западная», «Люберецкая», – далее перечислялись почти все ветки, расположенных, как помнил Петрович, в южном и юго-западном секторе столицы, – «возникла чрезвычайная ситуация. Из-за высокой угрозы здоровью населения движение поездов по этим линиям временно приостановлено, до полного выяснения масштабов техногенной катастрофы, и их ликвидации. О возобновлении работы метрополитена на этих линиях будет сообщено дополнительно. Прослушайте информацию о дополнительных маршрутах наземного транспорта, запускаемых для предотвращения…»