Текст книги "Кот, который умел искать мины (Оборотень в погонах)"
Автор книги: Андрей Уланов
Соавторы: Владимир Серебряков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Естественно, Валевич-старшая (я решил про себя так их именовать) тут же прожгла его взглядом. Серов смутился, и мне пришло в голову, что он, похоже, просто не различает сестер. Мне это показалось странным – при всем сходстве близняшки совершенно по-разному себя вели. Даже выражения лиц у них были настолько своеобразные, что лишь в первую секунду я мог счесть их неразличимыми.
– Вообще-то разводить по нынешним понятиям полагается простаков, – решил я поддержать собрата по мужскому полу. – Лохов, так сказать.
Серов шутки не принял.
– Знаете, – проговорил он серьезно, – аквариумное рыбоводство – это очень спокойное, неторопливое, размеренное занятие. Поэтому я его и выбрал.
Это следовало понимать так, что господин рыболюб намекает на свое бурное прошлое. В наши времена принято хвалиться криминальными подвигами, но мне небезынтересно будет полюбоваться, как он это сделает – в моем-то присутствии?
После такого вступления следующий вопрос был неизбежен, как труба Гавриила, и он прозвучал.
– А откуда у вас этот шрам? – с любопытством спросила Серова Арина.
Всеволод Серов, среда, 16 июня
– Ах, это… – Я коснулся виска. – Память о месте под названием Бай-Муры. Или, как его еще называли, долине Шангри-Ла.
Вилка благочинного замерла на полдороге, и я отчетливо осознал, что ляпнул лишнего.
Долина Бай-Муры находится в сотне верст к северу от Кандагара. Базовый укрепрайон.
Полгода назад его пыталась взять 17-я бронестрелковая, но при выдвижении попала в засаду в Ойхотском ущелье. С тех пор это Ущелье Кровавого ручья.
На этот раз местному шейху скормили дезу, что на новый штурм снова пойдут бронестрелки, и он клюнул – вывел отряды на дороги. В долине осталась только охрана – около сотни рыл. И склады.
Мы подлетаем к долине спустя три минуты после начала атаки. Две эскадрильи штурмовых драконов выстроили в небе круг и время от времени ныряют вниз, подхлестывая царящий там огненный ад.
Но кто-то все же уцелел. Черный зев пещеры выплевывает навстречу снижающимся коврам трассу «гатлинга». Очередь проходит левее и выше, а на пещеру немедленно пикирует очередная пара драконов – черная дыра превращается в огненное вулканическое жерло.
Ковер тяжело плюхается на вершину холма. Ссыпаемся вниз по склону. Неожиданно из-под земли, словно чертики, выскакивают трое басмачей – и тут же катятся вниз, схлопотав по паре пуль. Запоздало грохочет коверная магистволка.
Нора, из которой выскочили басмачи, извергает клуб белого дыма – кто-то швырнул туда фосфорную гранату.
У подножья бывшая огнеточка – позиция «гатлинга». Кто-то из летунов прицельно засадил по ней заклятием, скорее всего «ледовым копьем», и теперь «гатлинг» покрыт толстым слоем мясного фарша, в который превратился расчет.
Снова грохочет магистволка, выбивая фонтанчики пыли саженях в тридцати впереди. Там выскакивает еще один басмач, несколько мгновений исполняет под пулями какой-то дикий танец, затем пули все же настигают его и отшвыривают обратно.
Замечаю за каменным бруствером какое-то зеленое шевеление, палю навскидку – в ответ дикие вопли и выстрелы. Троллебойщики лупят по брустверу бомбочками. Кто-то из соседей добавляет файербол. Вопли стихают, через ограду переваливается клубок косматого огня, пробегает пару шагов в нашу строну, падает и продолжает гореть дальше, тихо потрескивая. Странно, но среди всей какофонии боя именно это потрескивание слышно очень отчетливо.
Десяток саженей вправо – еще одна нора. На этот раз фосфорка летит туда сразу, не дожидаясь, пока кто-нибудь соизволит выползти.
Сверху грохочет взрыв. Нам на головы валятся два дымящихся трупа… и один живой – бородатый басмач в черном халате и с саблями в обеих руках. Быстрый – прежде, чем мы успеваем развернуть в его сторону стволы винтовок, он наотмашь рубит Олега, достает второй саблей Беорна, бросается вперед, ко мне – чертовски быстрый! – и я уже не успеваю ни выхватить револьвер, ни даже поднять винтовку, только отшатнуться, и удар, предназначенный развалить мой череп, задевает меня совсем чуть-чуть… я лечу кувырком, вижу, как, хватаясь за живот, падает на колени Беорн, как Пасечник в упор разряжает в грудь басмача троллебой – заряд картечный – и то, что валится на глину… а потом мир вокруг меня темнеет.
Темнеет… мне стоило немалых трудов вернуться обратно в обыденную реальность.
– Вы были участником крестового? – с ноткой, как мне показалось, сочувствия в голосе спросил Зорин.
– Да.
– Некоторым моим друзьям, – объяснил благочинный, – тоже довелось побывать, как они говорят, «за речкой». Один из них рассказывал мне про долину Шангри-Ла. Это был опорный пункт еретиков?
– Укрепрайон, – поправил я. – Там это называлось укрепрайон.
– И, насколько я помню, – продолжал благочинный, – взять его удалось только один раз. – После чего выжидательно уставился на меня.
– 147-й отдельный егерский полк. – Правая ладонь привычным коротким жестом взметнулась к виску.
– Ты – егерь? – непритворно удивилась Марина. – Но… я думала, что в егеря берут только эльфов.
– А также людей, обладающих каким-либо особым талантом, – поправил благочинный. – Оборотней, например, теневиков…
– Воистину так, брат, – кивнул я.
– Там, наверное, было очень страшно, – задумчиво сказала младшая сестра. – Мы-то здесь практически ничего не знали об этой войне. Только победные славословия, проповеди по эфирнику… и слухи.
– Страшно? – переспросил я. – Да нет, не очень. Вначале да, а потом… человек, знаете ли, не может бояться постоянно. Первый бой, второй, а потом война превращается в работу, пусть тяжелую и опасную, но привычную.
– Расскажите нам что-нибудь? – попросила Арина. Странно – я, скорее, ждал подобной просьбы от старшей сестры. Или надеялся?
Ждал, но все равно оказался не готов к ней.
– Ну… – Чтобы скрыть замешательство, я принялся вновь наполнять опустевшие бокалы. – Так, с ходу, даже и в голову ничего не приходит.
– Сева, если тебе не хочется это вспоминать… – начала Марина.
– Нет, все в порядке, – поспешно отозвался я. – Просто я действительно… ну, вот, например, замечательная история о том, как мы охраняли джелалабадскую дракошню.
– И как же вы ее охраняли?
– Весело, – улыбнулся я своим мыслям. – Когда тамошние еретики в очередной раз достали всех своими обстрелами, кто-то из высшего командования схватил карту окрестностей и натыкал карандашом полсотни точек, где, по его мнению, необходимо было выставлять посты. На долю нашей роты выпало две такие точки. Одна из них была вершиной голого холма, не представляющего абсолютно никакого интереса с любой точки зрения, а вторая, та, что досталась моему взводу, – я сделал паузу, – пришлась точно на плац местных вояк. Вечером мы приезжали туда, ставили палатки и безмятежно спали всю ночь под бдительной охраной тамошних часовых.
Марина Валевич, прикрывшись салфеткой, тихонько хихикнула.
– И что, никто не сообщил вашим… командирам, что они ошиблись?
– Первый закон армии гласит: командир всегда прав! – процитировал я. – Второй же закон сообщает, что если командир не прав, следует обратиться к пункту первому.
На этот раз мне удалось добиться улыбки и от Арины.
Валентин Зорин, среда, 16 июня
Я нахмурился, но девушка тут же бросила на меня короткий взгляд искоса и вновь стала – сама серьезность.
– А расскажите еще что-нибудь! – потребовала Марина.
Серов помялся:
– Понимаете… большая часть военных историй… как бы это выразиться… не к столу.
Он плеснул мне еще вина в бокал, который я незаметно для себя осушил по новой.
– Ничего-ничего, – подбодрила его Валевич-старшая. – Мы привычные.
Интересно, с какой стати?
Покуда Серов виртуозно излагал сказ о том, как полковой некромант минное поле мертвыми басмачами разминировал – история, которую мне рассказывали в разное время бывший мой сослуживец Костя Долгаев, Смазлик (тоже, к удивлению всех его знакомых, побывавший «за речкой» и вернувшийся) и еще кое-кто из знакомых, причем каждый уверял, что был этому эпохальному событию свидетелем, – я поглядывал то на одну сестричку Валевич, то на вторую и лихорадочно раздумывал, как мне выпутываться из идиотского положения, в котором я очутился по их милости.
Больше всего мне хотелось отвести Марину в сторонку и вытряхнуть из нее все, что она знает о своем соседе Парамонове. Но чем дальше, тем больше складывалось у меня впечатление, будто сестры нас с Серовым уже давно поделили, и мне досталась как раз Валевич-младшая. У меня бы и возражений не было – скромная Арина нравилась мне куда больше, – но дело, дело, черт!
Хотя, в конце концов – почему я не могу расслабиться? Приударить за красивой девушкой… сколько лет у меня уже не бывало красивых девушек? Выпить и закусить, в конце концов? Нет, не выходит.
Может, это Серов мне не нравится? Я вгляделся в его лицо, стараясь распознать в тусклом освещении малозаметные приметы, выдающие оборотней тем, кто умеет видеть. Нет… чист. А жаль – как обходиться с перекидышами, я знаю, а вот теневики для меня – закрытая книга.
Зато я понял – этот Сева… постоянно наполняющий мой бокал торговец аквариумными рыбками с опытом убийцы… мне не нравится. Вот теперь – не нравится. И не потому, что он теневик, хотя многие их недолюбливают – точно прокаженных, хотя эта болезнь едва ли заразна.
Воспользовавшись моментом, я принялся якобы незаметно чертить на салфетке черенком вилки линии. Невидимые, само собой, но после стольких лет тренировки мне достаточно сделать первый штрих, а дальше рука идет сама.
На последней черте я прикрыл веки, а когда знак был завершен – отворил. И мир, конечно, предстал для меня в иных красках.
Коварная штука – это колдовское зрение. Вот, например, мясо у меня в тарелке отдает такой аурой, что меня чуть наизнанку не вывернуло. Впрочем, у остальных не лучше. Неудивительно, что колдуны по большей части переходят на вегетарианство. И что черных гораздо больше, чем белых, – тоже неудивительно. Постоянно смотреть на мир двойным взглядом – тут и ангел волей-неволей станет циником.
Вот, скажем, трое мужчин за соседним столиком. Так посмотришь – нормальные, солидные господа. И ауры у них тоже ничего… пастельных, конечно, тонов, блекленькие такие, ну да не всем же горячими да холодными быть, кого-то и из уст извергнут… только вот следы на этих аурах виднеются оч-чень яркие. Угольно-черные. И свежие – полдня не прошло. Значит, общалась эта троица сегодня не с кем-нибудь, а с дьяволом. Не с демоном, не со стихийным духом – занятие, что и говорить, опасное, но скорей для тела, чем для души, – а с одним из чинов нисходящей иерархии, да притом из самых глубоких, ишь, какие полосы пошли. Интересно, чем они его соблазнили? Не душонками же… хотя, пожалуй, лучше не знать, чем. Для крепости сна.
А как наша честная компания? Сестры Валевич окутались смарагдовыми ореолами, только у старшей в него вплетались густо идущие розово-алые нити. Я невольно покраснел, как всегда, если мне приходилось узнавать о чужом человеке что-то не совсем приличное. Возможно, Серову будет приятно узнать, что с либидо у его новой знакомой все в порядке, а вот мне было неловко.
Зато сам аквариумист в новом зрении виделся тускло-серым. И ореола у него не было. Никакого.
Я так же незаметно провел ладонью по салфетке, сминая ее. Узор нарушился, и колдовское зрение покинуло меня.
– А что же вы не рассказываете ничего? – обратилась ко мне Валевич-старшая.
Я поспешно отдернул руку от салфетки, словно меня могли уличить в чем-то постыдном.
– Ну, наши, полицейские байки – тоже не для слабонервных, но раз уж мы завели беседу на мрачные темы… – проговорил я, лихорадочно соображая, что бы такое им сообразить, пока не принесли десерт.
Серов опять долил мне вина.
Интерлюдия
Валентин Зорин
Эфирник на стене работал вполсилы, но голос думского первшего все же пробивался сквозь гомон:
– Я, как представитель оркских народов Кавказа, решительно протестую против участившихся в последнее время нападок. Унизительное словосочетание «лицо орочьей национальности»…
– Ну что, лицо орочьей национальности? – осведомился я у Ахмада. – Колоться будем?
– Агыжаеш, началнык, – осклабился орк. – Что я тэге сдэлал?
Говорить с Ахмадом было трудно. Помимо общего для орков дефекта речи – клыки не дают этим… гражданам нормально выговаривать «б» и «п», – он еще чудовищно корежил русский язык горским акцентом.
– Ты мне очки-то не втирай, Гырзаш, – напомнил я ему. – Это не меня, Гырзаш, а тебя взяли на горячем.
Еще бы чуть горячее – сам бы сгорел.
Хорошо, когда зеленые парни с Кавказа возят к нам арбузы, виноград, гвоздики и розы. Особенно когда торопишься на свидание, а месяц декабрь, а подарить нечего… и тут на твоем пути попадается такой представитель оркских народов за цветочным лотком. Так бы и расцеловал эту бородавчатую рожу. А вот когда та же бородавчатая рожа в охапке роз прячет лотосы – тут уже коленкор совсем другой. Тут ее не целовать, тут ее кирпичом обрабатывать хочется. На высоких оборотах.
– Огыжаеш, началнык, – авторитетно заявил Ахмад.
– Обиженный ты наш, – фыркнул я. – Обижать я тебя еще не начал, ты мне поверь. Так кто, говоришь, тебе желтые лотосы в гвоздиках прятал? Эльфийские террористы? Армия Великой Биармии?
– Ы-ы… – Орк честно попытался подумать. Получилось не очень. – Ныкто нэ кратал, началнык! Сам закатылся!
Я вздохнул. Мы с Ахмадом оба знали, что желтый лотос в предгорьях Кавказа не растет. Если где-то на территории Стройки Рая он и встречался, то в окрестностях Батума, а те края после развала оказались под рукой великого князя Давида – длань у князя была неласковая и изрядно длинная, так что охотников растить под ней капризную кувшинку не находилось. Весь желтый лотос на территорию России ввозили из Индокитая через Афганистан или Албанистан.
– Это ты, гражданин Гырзаш, будешь рассказывать девкам, которых по аулам трахаешь, – задушевно посоветовал я. – Наше, самое милостивое благочиние слезам не верит, а уж байкам про лотосы на горных лугах… Так что, будем признание писать или клыки чистить?
– Ай, началнык, огыжаеш старый Гырзаш! – Орк демонстративно схватился за голову. – Клыкы чыстый! Глэстыть вэсь!
Еще бы не блестеть – нижний левый из оружейной стали сделан. Как он только себе губу не пропорет?
– Ты не понял, Гырзаш, – объяснил я ему. – Это не ты себе, это лейтенант Бабичев тебе клыки будет чистить.
Бабичева со спины часто принимают за тролля. Да и с лица иногда тоже.
Гражданин Гырзаш, очевидно, вспомнил, во сколько ему обошелся броневой клык, и попытался перемножить сумму на количество своих зубов – а те у него росли хоть и негусто, зато в два ряда, как положено порядочному орку. Выходило, очевидно, нечто астрономическое, потому что неугомонный южанин притих. Отчетливо слышалось, как извилины в его неподатливом маломощном мозгу перестраивались на новый лад.
– Началнык, – проникновенным голосом выговорил орк, когда я уже совсем решился подмигнуть Бабичеву, чтобы тот взял подозреваемого за шиворот и подержал немного. – Вэришь нэ вэришь – галрог попутал!
– Мы люди простые, богобоязненные, раешные, – благодушно промолвил я, уже зная, чем закончится наша беседа. – Мы в балрогов не верим.
– Вай-вай! – очень натурально завыл орк. Я понимал его отчаяние – вместо изрядной суммы ему светил крупный срок, скостить который он сможет только – страшно сказать! – сотрудничеством со следствием. – Если Агдулла Грых нэ галрог, так точно галрогов сын! Уговорыл!
– Так и запишем, – удовлетворенно потер я руки.
– Скажы, архангэл, – взмолился Гырзаш, когда его выводили из будочки, где на время рейда по Черемушкинскому базару разместился почти весь личный состав отдела. – Как лотус нашел?
– Очень просто я его нашел, – ухмыльнулся я, доставая из-за пазухи корявую железку на серебряной цепочке. Железку окружало бледное голубоватое свечение. – Талисман у меня есть. Видишь – светится!
– Ы-ы! – взвыл Гырзаш. – Выйду турма – рэзат Грыха гуду! Крычал – столычный глагочыный тукой, не найдет!
Он все еще орал и матерился, пока его запихивали в «воронок».
Все же удивительно, до чего суеверный народ эти горцы. Да будь у нас такие детекторы наркотиков – разве стали бы мы торгашей по рынкам шмонать?
На самом деле лотос унюхал Лисохвостов. Он, конечно, не совсем собака, но служебная лиса – тоже очень неплохо. А железку мне подарил старый друг, бывший «афганец» Костя Долгаев, и представляла она собой кусок танковой брони производства Пермского завода. Эльфийское оружие, как известно, при приближении орков светится.
Всеволод Серов
Три часа – это все ж полегче, чем полдень. Все, что могло раскалиться, уже давно раскалилось, зато и тень кое-какая начала образовываться. И если положение позволяет – а оно позволяет! – то можно в эту самую тень заковыряться и оттуда, с ленцой, позевывая, наблюдать, как Центурион гоняет по плацу молодняк. Молодняк уже обалдел совершенно, форма вся в пыли и потеках. Наверняка не рубит и половины из того, что орет прапор.
Делать ни фига не хочется совершенно. Все мысли – те, которые остались – словно жирные мухи роятся над столовкой. Там есть хоть что-нибудь прохладное. Но туда пока нельзя. Можно напиться простой воды из крана, но, во-первых, бочка на солнце и давно уже прокалилась насквозь, так что вода в ней даже и не теплая – в ней яйца можно варить, вкрутую. А во-вторых, кран находится с другой стороны казармы. Куда-то подниматься, тащиться – да ну его к орку!
– А морякам нашим, – неожиданно заявляет Ладога, – в тропиках красное вино выдают.
– А ты почем знаешь? – лениво интересуется Колобок.
– Брат у меня там служил, – охотно отзывается Ладога. – На Северном, в бригаде подплава.
– Ну ты загнул. Скажешь, он у тебя гном?
То, что на субмаринах, тем более на таких, что ходят в дальние походы, экипажи комплектуются из гномов, должно быть известно даже такому лесному ежику, как Ладога. Арифметика элементарная – меньше объемы жилых отсеков, больше места для всего остального. Да и вообще – кому, как не гномам, плавать на этих железных рыбинах, битком набитых всякой механикой. Изобрели вы, ребята, на свои бороды, хреновину для исследования затопленных подземелий, вот и флаг вам в руки!
– Так я ж не говорил, что он на самих субмаринах! – обижается Ладога. – Он на фрегате обеспечения по мачтам скакал. А фрегат – в составе 5-й эскадры. Всю Средиземную лужу, считай, облазил – Крит с Кипром, Каир, Марокко… в Ла-Валетте у рыцарей бывали.
– Живут же, блин, люди, – вздыхает кто-то.
– Ну и вот, – продолжает Ладога. – В тропиках им кажный день вино выдавали – красное полусухое, пополам с водой.
Почему-то именно эта деталь меня убеждает. Вряд ли сам Ладога способен отличить полусухое вино от полусладкого. В его родной деревне всех гастрономических изысков – «монополька» да местный первач.
– Живут же люди. – Теперь я вижу, что это произносит Тиман. – Мало того, что их по всяким заграницам на халяву катают, так еще и вином накачивают, за казенный-то кошт.
– Тебя вон, блин, тоже в заграницу за казенные деньги довезли. – Курешан сплевывает на стену свою всегдашнюю бурую жвачку и продолжает: – Тоже, блин, турпоездочка. Восток, понимаешь, экзотика. Дело тонкое. И чем тебе, спрашивается, Кабул хуже Каира? А что пирамид тут нетути, так заместо них горы присобачены. Хочешь, попроси – специально для тебя экскурсию организуют.
Курешан ржет, а меня от этого ржания передергивает. Я все еще не могу забыть тот, месячной давности рейд на плато. Ползущие внизу по склону облака, холод, слепящий снег, вьюга, нещадно бьющая в лицо, стрелы из-под карниза и катящиеся вниз фигурки. И немигающий взгляд желтых глаз.
– Слышь, Анчарский! – просит Костяной. – Расскажи еще раз, как ты первый раз в егеря загремел.
– Я ведь тебе уже рассказывал.
– Так то мне, а молодняк-то еще не слышал, – улыбается Костяной. – Им это знаешь какой наукой будет! Да и я не прочь по новой послушать. Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой. Это ведь при Катьке Второй было, так?
– Последние годы правления императрицы Екатерины Второй, позднее нареченной Великой, – соглашается Анчарский. – Собственно…
Только эльф, даже такой ассимилировавшийся, может в сорокапятиградусную жару выговорить «собственно».
– Ш! – Поднимает ладонь Аоэллин. – Смотрим.
Около штабного крыльца с гулким хлопком сваливается с небес «хитачи» капитана Глума – потертый трофейный коврик, управляемый старым, опытным камикадзе. Настоящим, из числа тех, кого япошки загоняли во взрывающиеся ступы. Некоторых умудрились ловить по нескольку раз, например, этого – он себя называет Мацуси-хрен-дальше-разберешь – ловили трижды во время войны и ухитрились-таки изловить еще раз после. Хитрющий народ эти самураи.
– Ух ты, а это кто несется резво, пыль вздымая? – приподнялся на локте Тиман. – Неужто сам Вадимыч?
– Сам Николай Свет Вадимыч пожаловал? – приподнимает бровь Шар. – Надо же, такие эльфы, и без конвоя.
Мы прячем улыбки. Наш полковой некромант недавно отличился совершенно обаятельным образом. По наводке местного информатора он и два сержанта-эльфа отправились ловить шамана Валяй-оглы, очень нас всех достающего. Шамана они, правда, не поймали, зато совершенно случайно забили на горной тропе нехилый караван. Трофеев накидалась куча, а связи, как всегда, не было.
Вроде бы добро надо бросать, потому как понятно, что два эльфа на себе много не уволокут, а Вадимычу свой инвентарь бы допереть, но некроманта заела жаба. Он соорудил полевую пентаграмму, убил всю ночь, но к утру поднял нескольких наиболее сохранившихся басмачей. И возвратился назад, ведя за собой череду сгорбившихся от навьюченных грузов зомби.
– Эй! – окликнул сержант Гимли пробегавшего мимо парня из третьей роты. – Чего стряслось-то?
– Рейдовики монстра завалили!
– Типа свежак?
Убегавший махнул рукой, что, в общем-то, могло означать все, что угодно, и понесся дальше.
– Ну-ну, – задумчиво протянул Анчарский. – А не пойти ли и нам, господа, поглядеть на сие диво?
Поглядеть на нового монстра, конечно, стоит. Заодно и послушать тех, кто сумел его завалить. Конечно, потом будет и вскрытие и тэ дэ и тэ пэ, но пока Москва спустит инструкцию…
Хуже всего, если это подарочек из-за Большого Бугра. Чуть полегче, если выяснится, что сие – продукт жизнедеятельности местных шаманов. Ну а лучше всего, если выяснится, что это стихийное порождение, очередная жертва побочных эффектов. Как-никак война идет седьмой год, и местность, даже в пустыне, загажена преизрядно.
Грузовой ковер появляется минут пять спустя. Он идет низко, над самой землей, и приходится щуриться, чтобы разглядеть его на фоне барханов. Приподнимается, чтобы перевалить через ограду базы, и с шипением приземляется на плацу.
– А ну, разойдись! Разойдись!
Толпа – ну и не хило же у нас бездельников! – неохотно раздвигается, давая проход высокому начальству.
– Ну, чего стоим! На раз-два – взяли! Потащили.
Закутанную в брезент тушу стягивают с ковра и разворачивают.
– Ё-ох! – восхищенно выдыхает кто-то.
Монстр велик. В нем не меньше четырех локтей, если считать от широких, обильно оснащенных длинными когтями лап до кончиков остроконечных ушей. А если с крыльями, то и все шесть.
– Явно не местная птичка.
– Изделие французское либо итальянское. – Анчарский говорит медленно, словно бы растягивая слова. – Скорее французское – любят галлы с каменными горгульями возиться. Взят, судя по ране, «ледяным кулаком».
Ну да, монстры на каменной или, по-ученому, кремневой основе малочувствительны к огню и пулям, а вот с холодом у них отношения неважные – заморозка делает камень хрупким.
Я проталкиваюсь поближе к ковру.
– Потери есть? – осведомляется начштаба.
– Лехе-третьему руку оторвало. – Командир дозора кивает на тушу. – Чисто так – чик, и нету. Хорошо хоть, сожрать не успело. Ну, мы рану сразу геликом зажали… Лекари сказали, что обратно присобачить сумеют.
– Хорошо, коли так.
