Текст книги "Приключения Котобоя "

Автор книги: Андрей Усачев

Андрей Усачёв
Приключения «Котобоя»

Правдивая история о приключениях котов на море и на суше

 
Кот Василий, простота,
Ловит удочкой кита:
На крючок плюёт, плюёт —
Только кит-то не клюёт!
 

Старинная поморская песня

История первая
Коты выходят в море

Деревня Котьма стоит на берегу Белого моря. Раньше в ней жили люди, а потом все перебрались в город. И собаки с ними. А коты остались. Известно, собака к человеку привязана, а кот – к дому…

Скучно стало в деревне. Пусто. Голодно. Мыши и те ушли. Несладко пришлось котам. Кто бегал воровать в соседние деревни, кто попрошайничал в городе, а остальные – перебивались с хлеба на воду.

Афанасий, по прозвищу Афоня, стоял на берегу с удочкой, когда к нему подошёл Котаускас:

– Как ловится?

– Плохо. Сейчас рыба от берега отошла, её в море ловить надо, – Афанасий поплевал на крючок и снова закинул удочку.

Коты помолчали.

– Я собираю команду, – сказал Котаускас, – в море за рыбой идти. Нужен старпом и кок. Улов – поровну.

В море Афанасий ни разу не ходил, но когда-то жил на рыбном комбинате. И отлично знал, как рыбу разделывают, солят, коптят.

– Согласен, капитан! – и коты ударили по лапам.

На следующий день отправились выбирать лодку. На берегу и у пристани их было много. В городскую квартиру ведь лодку не возьмёшь…

– Вот она! – показал Котаускас.

– Красавица, – кивнул Афоня. – Если заделать дыры, просмолить, покрасить, отремонтировать, поставить парус, то и в кругосветное плавание пойти можно!

За парусом пришлось идти в город. Хорошую крепкую простыню обнаружили на одном из балконов.

– Коку на мачту лазить не положено. Срочно нужен младший матрос, – пыхтел Афоня, взбираясь по водосточной трубе на третий этаж.

Будущий парус трепыхался и бил крылом, как огромная птица. Но котам удалось совладать с ним. Всю обратную дорогу Котаускас молчал и уже на подходе к деревне сказал:

– Есть предложение… Пойти не за рыбой, а за китом.

– За китом так за китом! – согласился Афоня. – У кита нет чешуи, и его не надо чистить. И название у яхты будет что надо: «Китобой»!

Целую неделю коты занимались подготовкой к плаванию. Лодку подремонтировали, просмолили и покрасили.

Из лыжной палки Котаускас сделал гарпун. И установил на носу гарпунную пушку. Афоня тем временем чинил старые сети:

– Будет кит или нет – неизвестно. А мелкая рыбёшка везде водится!

– Эй, что это вы там делаете? – напротив остановился Шлында, тощий и нахальный кот с другого конца деревни.

– В море собираемся. Нам младший матрос нужен. Улов – поровну.

– Ну уж нет! – хмыкнул Шлында. И покрутил лапой у виска.

Коты любят рыбу. Но воду не любят. Слух о том, что Котаускас и Афанасий собираются на старой лодке ловить кита, тут же распространился по округе. Соседи шушукались и хихикали. Шлында уже начал водить экскурсии.

– Такие психи только у нас в деревне…

– Эй, Афоня, ты завещание написал?

Котаускас не выдержал и выстрелил из гарпунной пушки.

Любопытные разбежались. Третий член команды так и не нашёлся.

– Ничего, вдвоём управимся, – сказал Котаускас.

На дне лодки была навалена куча разного старья: пустые банки, бутылки, бочка, самовар, сапог…

– Нужно это барахло выкинуть, – распорядился капитан.

– Ничего выкидывать не нужно. В бочке я селёдочку засолю, банки – для кильки и шпрот пригодятся…

– А самовар?

– Чай пить будем, – сказал рассудительный Афоня.

– А сапог? Я понимаю – два сапога…

– Сапог нужен самовар раздувать!

– А пустые бутылки зачем?

– Для пресной воды. И для почты: в случае кораблекрушения бросим бутылку с запиской в море.

Старпом наводил марафет, а капитан выводил на борту гордое имя: КИТОБОЙ.

Когда стемнело, Котаускас скомандовал:

– Отбой. С утра отплываем!

В темноте Афоня споткнулся о спасательный круг и подумал: «Зачем нам два круга? Если кто-то упадёт за борт, то и одного круга хватит. А если сразу двое свалятся, то ничего не поможет… Лучше ещё бочку для рыбы взять!»

И выбросил круг за борт. В темноте он не заметил, что тот привязан верёвкой к поручням.

Когда на рассвете коты подошли к яхте, то ахнули: вместо КИТОБОЙ на борту получилось Котобой – с толстым спасательным кругом посередине…

– Вау! – воскликнул шатавшийся по берегу Шлында. В последнее время вместо «Мяу» в моду вошло говорить «Вау».

Котаускас попробовал отодрать круг, но тот намертво прилип к свежей краске.

– Оставь, капитан, – сказал Афоня. – Котобой – прекрасное название. Китобоев много, а мы такие – одни!

– Ладно, – кивнул Котаускас и бросил второй круг за другой борт. Для симметрии.

Свежий ветер надувал парус. И Котобой резал волну, как нож сливочное масло. Капитан стоял на мостике, крепко сжимая в лапах руль, а в зубах – трубку.

– Давно хочу спросить, – сказал Афоня. – Зачем тебе трубка, если ты не куришь?

– Отучаюсь от дурных привычек…

– А разве ты курил?

– Нет. Ругался. А когда во рту трубка, сразу не выругаешься… Попробуй, советую.

– А я и так не ругаюсь, – сказал Афоня.

– Ёксель-моксель-таксель-брамсель! – закричал вдруг Котаускас. Потому что трубка у него изо рта вывалилась. А трубка вывалилась, потому что на палубе сидела мышь, точнее – мышонок.

– Мы что, уже отплыли? – спросил мышонок. И не получив ответа, добавил. – Шустер. Юнга.

– Ты откуда взялся? – спросил Афанасий.

– Из сапога.

Шустер объяснил, что он давно уже жил в лодке. И мечтал о настоящей морской жизни. А когда коты выбрали его лодку и стали готовиться к плаванию, понял, что это его шанс…

– То-то мне этот сапог сразу не понравился. Надо было выбросить его за борт.

– Ну, это никогда не поздно, – заметил Афоня.

– Сухопутную крысу за борт!..

– Я не крыса, – пискнул Шустер.

Конец бы настал мышонку. Но Шустер оказался достойным своего имени – и через секунду уже сидел на верхушке мачты.

– Ловко, – почесал в затылке Афоня.

– Возьмите меня в юнги – я всё умею. И все паруса знаю, и все морские команды…

– Крысы и женщины на корабле приносят несчастья, – отрезал Котаускас.

И тут яхту потряс удар. Увлекшись погоней за Шустером, капитан забыл о руле. И Котобой налетел на скалу.

Вода быстро заполняла трюм.

– Ёксель-моксель-таксель-брамсель! Если не заткнуть пробоину, через четверть часа судно пойдёт ко дну!

– Плохо дело, – пробормотал Афоня. Коты умеют плавать. Плохо, но умеют. Но вот нырять – не способен ни один кот.

– Я могу спуститься под воду и заделать пробоину, – послышалось с мачты. – Но для этого нужен воздушный колокол…

– Что-что?

– Некогда объяснять. Мне нужна трёхлитровая банка, двухметровая верёвка и то, чем можно заткнуть дыру!

Через минуту отважный мышонок в пустой банке, перевернутой вверх дном, совершал спуск под воду.

Вода перестала прибывать. Шустера вытащили наверх. И все трое принялись вычерпывать воду из трюма консервными банками. Работали до тех пор, пока банки не заскрябали о днище.

– Я мокрый, как мышь! – сказал Афоня.

– А я мокрый, как кот, – ответил Шустер.

– Ты молодец, – старпом поглядел на капитана. – Кэп, а может быть, принять его в нашу команду? У нас же всё равно недокомплект…

– Ладно, считай, что ты принят. В должности младшего матроса. Третья часть улова – твоя…

Коты и мышонок скрепили договор лапопожатием.

Шустер оказался незаменимым членом экипажа. Он лучше всех лазил по мачте и управлялся с парусом. Он разбирался в морских картах. А кроме того, умел играть на губной гармошке.

– Жаль, нет гитары, – вздохнул старпом. – Мы бы с тобой…

– Слева по борту вижу фонтан! – закричал Шустер, высунувшись из корзины.

– Это кит! – сказал Котаускас и развернул яхту.

Котобой шёл в указанном направлении уже три часа. Кита видно не было. Зато прямо по курсу показался пассажирский многопалубный теплоход «Иван Тарутин».

– Наверное, фонтан бил на лайнере, – сказал Афоня. – У них там и бассейны, и фонтаны, и цветомузыка с фейерверками, и…

Договорить старпом не успел. Яхта вдруг накренилась и начала подниматься… А в нескольких метрах перед ней в воздух взметнулась струя пара.

– Кажется, мы сели на кита!.. Ёксель-моксель-таксель-брамсель, – пробормотал Котаускас.

К счастью, все обошлось. Кит погрузился в глубину, и Котобой плавно съехал в воду.

– Я слышал, что киты большие, – восторженно пискнул Шустер. – Но чтобы таки-и-е?!

И тут кит снова выплыл на поверхность, рядом с яхтой. Его огромный глаз с интересом разглядывал экипаж Котобоя…

– У меня было такое чувство, будто он в меня заглянул, – рассказывал потом Котаускас. – Клянусь, никогда больше не охотиться на китов. Потому что киты наши братья!

Капитан даже хотел поломать гарпунную пушку. Но его отговорили. Мало ли, а вдруг на них нападёт осьминог? Или большая белая акула?

– Мне показалось, что он пожелал нам хорошей рыбалки, – сказал Афоня.

– А мне он подмигнул, – похвастал Шустер.

Не зря Афоня штопал старые сети. На следующий день в них попал косяк трески.

За пару часов треской доверху набили бочку, и все банки, и кастрюли на камбузе. Котаускас нанизал несколько рыбин на гарпун как шашлык на шампур. А рыба всё не кончалась. Что с ней делать?

– Отпустить. Всю рыбу не поймаешь! – сказал старпом, командовавший заготовкой.

Обратный путь был приятным. Афанасий вытащил самовар на палубу. Команда пила чай. А на дымке от самовара коптилась треска.

Рыбаков встречала вся деревня.

– Сейчас начнётся, – пробормотал Котаускас, сжимая трубку в зубах. – Где кит? Что-то у вас треска мелковата!.. Ёксель-моксель-таксель-брамсель!

Но он ошибался. В городской газете напечатали фотографию с Котобоем на ките. Видимо, кто-то из пассажиров лайнера успел сделать снимок. Поэтому котов встречали как героев. Местный поэт, Васькин, даже сочинил лозунг:

«Котобой, мы гордимся тобой!»

И коты на пристани дружно размахивали плакатом.

Суровое сердце капитана дрогнуло:

– Старпом, ты что со своей долей собираешься делать?

– Подкормить земляков нужно! – сказал Афоня.

– Я как остальные, – отреагировал Шустер.

– Бочку на причал, – скомандовал Котаускас.

Несколько деревенских котов вызвались помочь. Бочку с треской по трапу выкатили на пристань.

К Котаускасу подошёл Шлында:

– Знаешь, кэп, я согласен пойти матросом!

– Экипаж уже набран. Это – Шустер, наш младший матрос.

Толпа голодных котов с интересом разглядывала мышонка.

– Кто его обидит, будет иметь дело со мной! – сказал Котаускас.

– И со мной! – добавил Афоня.

– И со мной! – пискнул Шустер.

И все засмеялись.

Прямо на причале разостлали скатерти. И пир начался. Коты ели так, что за ушами трещало.

– Хороша треска, вон как трещит! – заметил кто-то.

А поэт Васькин успел сочинить целую поэму. Поэма была длиной со скатерть. Но три строчки запомнили все:

 
– Грудь в тельняшке,
Хвост – трубой…
Это – славный котобой!
 

Кто-то сбегал за гитарой старпома. Шустер достал губную гармошку. И все принялись горланить про славного котобоя.

Разошлись по домам уже под утро. А команда осталась на яхте.

– Может, и мне такой завести, – вздохнул Афоня, глядя, как Шустер забирается спать в сапог.

– Лучше поищи валенок, – сказал Котаускас. – В следующий раз отправимся на Северный полюс!

Это славный Котобой! [1]1
  Здесь и далее стихи Тимофея Васькина.


[Закрыть]

 
Кто бесстрашней всех на свете?
В чьих усах – солёный ветер?
Кто готов за друга в бой?
Это славный котобой!
 
 
Кто с волнами пляшет в море?
Кто с самой судьбою спорит,
Но всегда в ладу с собой?
Это славный котобой!
 
 
Кто на старой утлой лодке
Привезёт улов селёдки
И накормит нас с тобой?
Это славный котобой!
 
 
Кто прошёл огонь и воду?
Про кого сложил я оду?
Это скажет вам любой:
– Это славный котобой!
 
 
Грудь в тельняшке,
Хвост – трубой…
Это славный котобой!
 

История вторая
Путешествие на Северный полюс

Есть на Белом море деревня Котьма. Люди из неё уехали в город. А коты остались. Трудно им поначалу пришлось, но со временем пообвыкли: кто шерсть прял да носки вязал, кто огород стал сажать, а кто и рыбачить начал. Море-то под боком. А где море, там и рыба. А где рыба, там и кот! – так раньше старики говорили.

Кот Шлында сидел на крылечке своей избы, когда появился старпом с Котобоя Афоня.

Афоня тащил за собой санки со здоровенными валенками.

– Ты чё, деда Мороза обокрал? – оживился Шлында.

– Нет, у Черныша выменял. У него от хозяина остались.

– Ну, и на что они тебе? Лето ведь.

– Мы на Северный полюс собираемся.

– А-а, – понимающе кивнул Шлында. Но когда валенок проехал мимо, покрутил лапой у виска.

Идея плыть на Северный полюс возникла так…

Капитан Котаускас предложил пойти за рыбой к Исландии, потому что там самая жирная селёдка. Афанасий возразил, что самая жирная селёдка – норвежская. Потому что Норвегия – севернее. Ведь чем севернее, тем вода холоднее, а рыба – жирнее.

Спор грозил перейти в драку. Но вмешался младший матрос Шустер:

– Самая жирная селёдка на Северном полюсе. Потому что Северный полюс севернее всего! – заявил он. И вопрос был решён.

Котаускас придирчиво осмотрел валенки. Левый был с дыркой.

– А поновее не нашлось?

– Зато размер пятидесятый. В животе жать не будет, – ответил Афоня. – А дырка, она для вентиляции!

Шустер, ночевавший в сапоге, менять свой сапог на валенок не стал. А просто притащил шерстяной носок. Котаускас и Афоня дружно сморщили носы:

– Ффу! Псиной пахнет!

Носок был из собачьей шерсти.

Готовились к плаванию основательно. Притащили санки, коловорот и массу тёплых вещей. Всё это выглядело диковато. Лето стояло жаркое. И загоравшие на берегу кошки хихикали:

– Эй, морячки, вы не в Анталию собираетесь?!

Котаускас, из принципа ходивший в шапке-ушанке, старался не обращать на них внимания: – Ничего… Зато на полюсе тепло будет!

Плавание началось отлично. Дул попутный ветер, и вскоре Котобой вышел в открытый океан.

Прошёл день, второй, третий, пятый, седьмой. Котаускас стал нервничать:

– Впереди должна быть Земля Франца Иосифа, а её нет. Ёксель-моксель-таксель-брамсель!

– Значит, компас сломался, или мы проспали, – предположил Афоня.

– А может, мы и полюс проспали, таксель-брамсель? – заволновался Шустер.

Тревога охватила всех. Котаускас даже спал с биноклем. А впередсмотрящий Шустер не слезал с мачты – еду ему подавали наверх.

Был полярный день. Солнце плавало по небу кругами, не заходя за горизонт. Спящих котов разбудил крик Шустера:

– Киты летят! Киты летят!

– Кажется, младший матрос сошёл с ума, – пробормотал Афоня. Но, выйдя на палубу, застыл, как заливная рыба…

– Это косатки, – сказал Котаускас.

– Кэп, давай догоним их и уточним курс, – предложил Шустер.

– Не стоит, – ответил Котаускас. – Я бы не хотел, чтобы Котобой оказался местом посадки!

Прошло ещё два дня. И, наконец, с мачты послышалось:

– Земля!

Прямо по курсу показался остров, издали напоминавший пасхальный кулич: каменные стены поднимались почти отвесно, а верхушка белела от птиц. Птицы сидели, кружили, ныряли в воду с огромной высоты. И орали. Крик стоял такой, что можно было оглохнуть и в шапке-ушанке.

– Это птичий базар, – сказал Котаускас.

– Отлично, – обрадовался Афоня. – Обменяем что-нибудь на птичьи яйца. Я вам такой омлет сделаю, пальчики оближете…

Когда Котобой причалил к острову, старпом взял сетку для яиц и полез по почти отвесной скале.

Афоня добрался до выступа, где лежали несколько гнёзд. Гнёзда были пусты. Чуть выше он увидел семью: двух взрослых птиц и одного птенца…

– Привет, бакланы! – поздоровался он.

– Сам ты баклан, – сказала одна неприятным голосом. – А мы – кайры!

– Что надо? – спросила другая.

– Я хочу купить или обменять яйца…

Договорить старпом не успел.

– Ой, мама, – пискнул птенец. – Он хочет меня съесть…

– Вор! Птичий вор!

Тысячи птиц набросились на Афанасия. Кайры, гагары, чайки, бакланы… Били клювами и крыльями. Били за компанию.

Коты не умеют нырять. И ни один из котов не прыгал с такой высоты… Но другого выхода у Афони не было.

ПЛЮXX!..

Котаускас приготовился бросить спасательный круг, когда из воды показалась усатая голова с огромными клыками. В лапах, а точнее – в ластах у чудовища, был Афоня.

– А ну, отпусти его, или я стреляю, – закричал Шустер, наводя на клыкастого гарпунную пушку. – Раз… два… два с половиной…

– Если я его отпущу, он утонет, – хмыкнуло чудовище. – А вот ты гарпун свой опусти. Что, я лыжных палок не видел?!

Лыжные палки и лыжи морж Федот видел на полярной станции, около которой однажды зимовал. Там его ещё угощали сладким снегом…

– Точно, таким, – кивнул Федот, когда его угостили сахаром. В честь спасения старпома раскочегарили самовар. Афоня достал сахар и банку сгущённого молока. Сгущёнка тоже пришлась моржу по вкусу:

– И зачем вам этот полюс? Здесь селёдка не хуже, я вам быстро полную сеть нагоню!

Коты вежливо поблагодарили, но отказались.

– Смотрите, – покачал усатой головой Федот. – Зима будет ранняя и очень суровая. Если передумаете, вы меня всегда на этом месте найдете…

Лежбище у Федота было небольшое, как лежанка на русской печке. Но зато отдельное. А за скалами начинался пляж, где ревели, шумели, дрались тысячи его сородичей.

– Это у них – семейное, – сказал Федот. – А я – прирождённый холостяк.

Морж проводил яхту в открытое море и помахал на прощанье ластой.

Полярное лето заканчивалось. С каждым днём становилось всё холодней. И, наконец, Котобой упёрся в льдину.

– Эх, немного недоплыли, – вздохнул Шустер.

– А ты откуда знаешь? – спросил Афанасий.

Мышонок показал на небо:

– Видишь, Полярная звезда висит почти над самой головой! И мороз прибавился!

Котаускас спустил санки на лёд и стал отвязывать якорь.

– Ты чего делаешь? – удивился Афоня.

– Я поклялся, что брошу якорь на Северном Полюсе, – буркнул Котаускас. – Придётся тащить его на санках.

– У меня есть другое предложение, – сказал Шустер.

Корпус яхты помазали рыбьим жиром, и на следующий день, когда вокруг намёрз лёд, её вытолкнуло на поверхность. Нос яхты поставили на сани и надёжно закрепили.

Афоня надел на самовар трубу:

– Чтобы паровая тяга была, как у парохода. Ну, и теплей будет!

Котаускас приказал поднять паруса. И Котобой полетел по льду.

– Вот это скорость! – кричал Шустер. – Миль сорок, не меньше!

– Сорок семь, – определил на глазок капитан.

Мачта Котобоя смотрела точно на Полярную звезду.

– Бросай якорь! – скомандовал Котаускас. – Полюс!

Рыбу ловили старинным зимним способом. Коловоротом просверлили лунки, и пропустили под ними сеть.

Когда на следующий день стали её тащить, сначала решили, что сеть примерзла…

– Ёксель-моксель-таксель-брамсель!

Такой жирной селёдки коты не видели никогда. Вскоре трюм Котобоя был набит под завязку. И рыбаки ликовали.

Беда подкралась незаметно. Первым её, точней – его, увидел Шустер.

– Полундра! – пискнул он и взлетел на мачту. Огромный белый медведь доедал оставшуюся на льду рыбу и, втягивая носом воздух, мрачно смотрел на яхту.

– Российское рыболовное судно Котобой приветствует вас, – мужественно произнес Котаускас. – Мы рады…

– Гыррр… Хыррр… Жыррр!

Прорычав что-то неразборчивое, медведь с угрожающим видом двинулся к яхте. Поняв, что дело плохо, Котаускас бросился к гарпунной пушке:

– Афанасий, руби якорь! Шустер, парус!

Выстрел из пушки вреда не причинил, а только разозлил зверя. Поняв, что добыча уходит, медведь бросился наперерез.

Котобой набирал ход. Но слишком медленно.

– Бросай селёдку! – завопил Афоня и кинул в медведя рыбиной. Котаускас швырнул ещё одну и попал хищнику точно в морду. Пока тот раздумывал, подобрать селёдку или продолжить погоню, Котобой пролетел мимо и устремился к югу…

– Эх, жаль якорь, – вздохнул Котаускас.

– Мечты сбываются, – хмыкнул Афоня. – Ты хотел его бросить на Северном полюсе… Вот мы и бросили!

Прав был морж Федот, зима началась неожиданно рано. Сначала она гналась за Котобоем по пятам, а затем обогнала судно. Яхта никак не могла добраться до воды: океан замерзал прямо на глазах.

Ледяной ветер пробирал до костей, поэтому вахту меняли каждые полчаса, и самовар топили, не переставая.

– Шишки кончились, и щепки на исходе, – предупредил старпом.

– Ничего, потерпим, – сказал Котаускас. – Если ветер не переменится, через три дня будем дома.

До берега осталось всего километров 20–30, когда ветер стих. Наступил полный штиль. Рыбаки привязали к носу яхты верёвки с лямками и попробовали тащить судно по льду… Но сделали несколько шагов и сдались.

Щепки кончились. А мороз всё прибавлял. Особенно мёрз старпом, спавший в дырявом валенке.

– Можно топить самовар селёдкой, она жирная, – предложил Шустер. Но на него посмотрели с негодованием.

Наконец, капитан принял трудное решение: достал топор и срубил мачту.

– Может, кто-нибудь дым заметит!

Прошло ещё несколько дней.

– Еды у нас хоть на месяц хватит, а вот дрова скоро закончатся, – доложил Афоня. – Что будем делать, кэп?

– Я отправлюсь за подмогой, – сказал Котаускас. – Если всё будет нормально, через день доберусь до деревни.

Он надел рюкзак и уже собирался уходить, когда вдалеке послышался лай.

– Похоже, ненцы едут на рыбалку, на ездовых собаках, – Афоня поджёг факел и стал им размахивать.

– Ура! Нас спасут! – Шустер принялся что есть силы дуть в губную гармошку.

Лучше бы они этого не делали.

Через полчаса Котобой был окружён стаей бродячих собак.

Экипаж едва успел заскочить в кубрик и захлопнуть за собой дверь. Через иллюминатор они видели, как собаки рвут на части брошенный рюкзак с селёдкой.

– Живыми нас не выпустят, – мрачно сказал Котаускас. – Какие будут предложения?

– Может быть, попробовать рыбой откупиться?

Старпом прицепил к палке белый носовой платок и вылез на палубу…

Через секунду парламентёр влетел обратно в кубрик, а флаг был разодран на десятки клочков.

– Да, говорить тут не с кем, и не о чем!

В такой безвыходной ситуации коты не оказывались никогда. Афанасий прикидывал, на сколько им хватит запасов еды. Котаускас делал в вахтенном журнале последнюю, как он полагал, запись. А Шустер зачем-то вдруг начал вязать морской узел.

– Если хочешь повеситься, не получится. Мачты нет, – мрачно пошутил Афоня.

Младший матрос не отреагировал и стал вязать второй узел, затем – третий…

– Выкладывай, что придумал? – приказал капитан.

План Шустера был прост и гениален, если бы не одно но… Ночью кто-то должен был набросить на собак веревочные петли.

– Невозможно, – сказал Котаускас. – Они нас мгновенно учуют.

– Меня не учуют, я третий месяц в собачьем носке сплю, – напомнил мышонок.

Шустера обсыпали мукой для маскировки. И ночью он незаметно выскользнул из кубрика с дюжиной верёвок.

Двенадцать огромных голодных псов спали на снегу. И каждому отважный мышонок накинул петлю на шею.

Впрочем, подвиг совершил не он один…

– Эй, комнатные болонки, кто меня догонит, получит хвост от селёдки! – Афоня запустил в собак рыбьим скелетом и бросился бежать. Собаки – за ним…

Собачья упряжка стремительно тащила Котобой.

Поначалу Афанасий бежал впереди, но затем сделал крюк и забрался на палубу. А Котаускас стоял на носу и пощёлкивал кнутом:

– Но-о, родимые!.. Миль двенадцать в час делаем, – прикинул он на глазок.

Уже к обеду повозка добралась до Котьмы. Шлында, пытавшийся свинтить с чьей-то крыши антенну, издалека заметил яхту. Поэтому, когда Котобой подъехал к пристани, на берегу его встречала толпа котов – с вилами, граблями и дубинами…

Собаки перегрызли верёвки и еле успели удрать. Впрочем, их никто не преследовал.

А потом был большой кошачий пир. Такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Но местному поэту Васькину это, по всеобщему мнению, удалось. Вот отрывок из его новой поэмы:

 
Какой был пир! Какой был пир!
Какой мы пили рыбий жир!
– Прекрасней в мире нет селёдки! —
Коты орали во все глотки.
 

А потом команда Котобоя вернулась на борт. Афанасий раскочегарил самовар, попили чаю, поговорили…

– Интересно, а на Южном полюсе селёдка тоже жирная?

– А может, её там вообще нет!

– Ну, это вы у пингвинов спросите, – сказал Котаускас, забираясь в валенок.

– Кэп, ты серьёзно? – уставились на него Афоня и Шустер.

– Поживём – увидим. А сейчас всем – отбой!.. Ёксель-моксель-таксель-брамсель!

Шалу-лалу-ла!

 
Я брожу весь вечер хмурый,
Не идут мои дела…
У меня сегодня утром
Кошка из дому ушла.
Я купал её в сметане,
Ставил блюдце с молоком,
Мы по солнечной поляне
С ней гуляли босиком.
 
 
А теперь повсюду стужа,
Над землёй повисла мгла…
Почему же, почему же,
Почему она ушла?
Шалу-лалу-лалу-ла,
Шалу-лалу-лалу-ла!
 
 
Без моей любимой киски
Жить мне грустно на земле…
Не оставила записки
На прощанье на столе.
Звал её я Марианной,
На ковре она спала,
Мыл её с шампунем в ванной.
Отчего она ушла?
 
 
Может быть, она вернётся,
Скажет «мяу» из угла?
И взойдёт над миром солнце:
– Шалу-лалу-лалу-ла!..
Шалу-лалу-лалу-ла!