Текст книги "Падение «Вавилона»"

Автор книги: Андрей Молчанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Для общения с ними я располагал буквально считанными секундами, ибо предлогом для визита служили поиски якобы пропавшей куда-то кувалды, которую, как я объяснил контролеру-прапорщику по прозвищу Дурмашина, зеки могли заховать в известное только им место.

Я просунул своим подопечным через решетку смотрового оконца колбасу. Сказал:

– Ну и обстановочка тут… Ну вы и попали!

– Все по плану, начальник! – успокоил меня из темноты камеры хриплый голос убийцы.

– На выход, сержант! – донесся категоричный приказ Дурмашины. – Свидание закончено!

Вернувшись в роту, я был незамедлительно вызван к Басееву.

– Где вы шатаетесь, сержант?

– Был на зоне…

– Кто вас туда отпускал?

– Я же имею право…

– Что?! Право?! Больше без моего приказа из казармы ни на шаг, ясно?!

– Так точно. Разрешите вопрос?

– Разрешаю.

– Я поставил опоры лишь на двух сторонах периметра. Просто опоры. Голые. Нужна проволока, нужны люди…

– Молчать! – Поправив портупею, Басеев нервно прошелся по кабинету, раздувая в немом негодовании тонкие ноздри своего ястребиного носа. Наконец произнес: – Работы приостанавливаю! Их, думаю, продолжит другой инструктор… А вы готовьте себя к службе на вышке, сержант! А теперь слушайте приказ: сегодня заступаете в ночь дежурным по роте. И завтра. И послезавтра. И послепослезавтра.

– Исключительно в ночь?

– Я не давал вам приказа открывать рот… Да, в ночь! Окончен бал!

– Разрешите идти?

– Пшел…

Я поднялся на второй этаж казармы, завалившись поспать перед ночным бдением, и проснулся перед прибытием караулов с рабочих объектов; принял оружие, патроны и, заперев ружпарк, погнал дневальных проводить уборку.

После ужина под сочувственные возгласы сослуживцев: мол, достал тебя зверь! – я провел вечернюю поверку и уселся в командное кресло в канцелярии с зачитанным до дыр детективным романом из ротной библиотеки.

От чтения меня оторвали «деды», заглянувшие на огонек.

– Толик, мы до утра в поселке…

– Ребята, – сказал я. – Зверь ждет моего промаха. И ему одинаково хорошо, заложу ли я вас или нет… Заложу – вот вам и стукачок, делайте выводы, а не заложу – значит, во время несения боевого дежурства допустил групповую самоволку…

«Деды» тяжко призадумались, но тут в дверь постучался дневальный.

– Там женщина, товарищ сержант…

В окружении «дедов» я поспешил к входу в казарму, где узрел подвыпившую девицу с перезрелыми формами, ярко намалеванными губами и копной обесцвеченных перекисью волос. Девица, обутая в растрескавшиеся пластмассовые туфельки, переминалась с ноги на ногу и курила сигарету «Кент», небрежно стряхивая пепел на только что вымытый дневальным пол.

– О, – произнесла она, с нетрезвым интересом глядя на нас. – Ка-акие мальчики!.. Свежачок!

– Что вы тут делаете? – задал я резонный вопрос.

– Ехала в Волгодонск, потом вижу… где-то я вроде не там… – словно бы удивляясь сама себе, ответила девица. Затем, подумав, спросила: – Переночевать пустите, мальчики?

– Да вы что!.. – начал я, но тут же и осекся, оттесненный от ночной незваной гостьи проявившими нездоровую активность «дедами».

– Девушка, здесь казарма, находиться посторонним не полагается, но где переночевать, я вам покажу, – решительно направился к даме ротный шофер. – Пройдемте… Тут ступенечка, разрешите ручку…

– Я. Ничего. Не видел, – мрачно произнес я в спины уходящих в ночь «дедов», заинтересованной кавалькадой двинувшихся вслед за шофером и спотыкающейся дамой в ночную тьму – очевидно, к гаражу роты.

Чрезвычайно довольные, «деды» вернулись в казарму около полуночи, и вскоре рота гудела, как потревоженный улей, один за другим выпуская в сторону гаража выстроившийся в очередь личный состав боевого подразделения. Согласно званиям и выслуге по полугодиям.

Я, угрюмый, как филин, заседал в ночной канцелярии, подчеркивая свою полнейшую индифферентность к происходящему.

Последним в гараж наведался мой дневальный, топтавшийся всю ночь у тумбочки на входе в роту, как взнузданный конь.

Проходя мимо него, я отчужденно пробубнил:

– Через полчаса подъем… Напоминаю, что нахождение на территории подразделения посторонних лиц…

Дневальный понятливо кивнул мне и тотчас скрылся в росистой свежести утреннего тумана.

Я беспомощно плюнул ему вслед.

10.

Через два дня произошло закономерное событие – роту поразил триппер, и врачам местной больницы прибавилось дел.

Визит незнакомки, которая, по словам дневального, «ничего так, отряхнулась да пошла себе…», принес свои горькие плоды, свалившиеся, как я и подозревал, мне на голову.

Ротные стукачи, пострадавшие наравне со всеми, о происшествии доложили Басееву, он рвал и метал, не принимая во внимание, как и ожидалось, никаких моих «ничего не знаю», и объявил мне наказание в виде трех дней отсидки на гауптвахте, что я воспринял, едва сдержав смех, ибо располагалась гауптвахта в Ростове, командировать меня туда было бы непозволительной роскошью, а докатись до командира полка весть о тотальном поражении роты бактереологическим оружием данного типа, не сносить бы тогда лейтенанту головы.

– Сгною! – скрипел он зубами и брызгал слюной. – Сегодня же снова в наряд!

– Есть! – согласно отвечал я, легко свыкшийся со своими ночными дежурствами, ибо приноровился спать в кресле с детективом в руках, оставляя дневального на шухере.

– Но сначала поедешь на арматурный завод!

– А что там?

– Нет связи между постами!

– О, это на весь день…

– На весь не на весь, а чтобы связь была!

– А отдыхать перед нарядом? Положено по уставу, товарищ лейтенант…

– Смирно. Кругом. На арматурный – бегом!

На улице моросил мелкий теплый дождь. Я накинул плащ-палатку и, расправив на плече перекрученный брезентовый ремень инструментальной сумки с тестром, отправился к шоссе в поисках попутной машины.

Начальником караула на арматурном производстве в тот день был ефрейтор Харитонов, и его-то я и застал в бревенчатой просторной караулке сидевшим за сколоченным из досок столом с колодой игральных карт в короткопалой пятерне с грязными ногтями. Партнером Харитонова по игре в «очко» был сутулый небритый грузин по фамилии Мзареули – из рядовых старослужащих.

На столе я увидел бутыль с самогоном, надкусанный огурец и россыпь зеленых, невызревших помидоров. Из пустой жестянки из-под пива, служившей пепельницей, поднимался дымок от незатушенного окурка.

Парочка находилась в изрядном подпитии и на мое появление отреагировала довольно тупо, занятая выяснением своих игорных взаимоотношений.

– Ты, сука, кацо, шулер, – говорил, укоризненно качая головой, Харитонов, замершим взором изучая пришедшие к нему по сдаче карты. – Я тебя, сука, урою в итоге…

– Ти, дрюк, не клювайт носом, – отзывался грузин. – Играт над вынимательно!

– Да с тобой, блядью, хоть как играй! – горячился Харитонов, остервенело швыряя карты на стол. – Лечишь, и все!

– Ти сам три раз билят… Дэньги давай суда!

– У-у-у, подавись, чурка!

– Ти сам пьять раз чурька…

Я возился со стоящим в караулке телефоном, безуспешно пытаясь соединиться с постом.

– Пить охота… – Харитонов тяжело привстал, качнувшись, шагнул к зарешетчатому окну, крикнув в раскрытую форточку: – Эй, бугор, сука! Ко мне!

Из копошившихся возле складируемых металлоизделий фигур зеков отделилась одна – низкорослая, полненькая, услужливым колобком подкатившаяся к «вахте».

– Воды принеси, бугор, – тоном капризного патриция, обращающегося к рабу, произнес Харитонов. – Холодной чтоб… И если какой-нибудь фуфель плавать там будет…

– Родниковой, гражданин начальник, не сомневайтесь…

Бригадир находился уже на полпути к колонке, стоявшей возле бытовки, как вдруг в пьяный мозг Харитонова вклинилась иная навязчивая идея, и он снова заорал в форточку, призывая зека вернуться, однако тот его не услышал, и свой окрик ефрейтор подкрепил короткой очередью из пулемета в воздух. Неподотчетные патроны у конвойных водились, утаиваемые в значительных количествах после учебных и тренировочных стрельб.

Зек замер, как воткнутый в песок лом, глубоко вжав голову в плечи.

– Канай сюда! – крикнул Харитонов, заметив с довольной ухмылкой партнеру по картам: – Обосрался бугор, мажем, кацо?

– Ти чито дим тут пустыл? – поморщился Мзареули, отмахиваясь от заполнившей караулку пелены пороховой гари. – Оборзэл, бэспрэдэл…

– Бугор! – с напором командовал тем временем Харитонов через форточку. – Пусть этот воды принесет… полковник, во! Заставлю служить гада! Строевым шагом чтоб… По-ял?

– Ща пришлю, – неприязненно отвечал бригадир, в самом деле, похоже, наложивший в штаны.

– Бегом, мать твою!

– Сдавай лысты, катать будэм, – сказал Мзареули, кивая на колоду.

– Пусть лично полковник нам воду носит! – надменно молвил ефрейтор, усаживаясь за стол и грозя многозначительно скрюченным перстом. – Чтоб службу не забывал! Мы его уставу научим… Мы его, бля…

Я понял: речь шла об Олеге.

Обнаружив отсоединившийся контакт и укрепив провод, я затянул винт.

Тут же раздался звонок.

– О, работает… – удивленно проговорил Харитонов, вырывая у меня трубку.

Звонили с постов озабоченные донесшейся до них стрельбой часовые.

– Все путем, салабоны! – успокоил их Харитонов. – «Деды» службу знают, не хрена тут названивать! Бздительность, х-ха, проявляют! Стоять там смирно на вышаке! Проверю, с-сук!

– Я сдал… – доложил Мзареули.

Харитонов раскрыл карты.

– Вос-с-мнадцать… – произнес тупо.

– Очко! – торжественно заявил грузин.

– Туфту лепишь, чурка… Я не видел, как ты сдавал…

– Я чэстный игра вэду! – возразил Мзареули гордо. – Дэньги давай!

– Ур-рою! – Харитонов, с куражливым устрашением выпятив нижнюю челюсть, схватил пулемет и, направив его на партнера, с силой передернул затвор.

Раздался выстрел.

Затем, в наступившем мгновении какой-то оцепенелой тишины ко мне пришло отчетливое понимание, что, видимо, боек щелкнул по старому, ранее уже неоднократно надбитому капсюлю…

Харитонов непонимающе воззрился на свое оружие, из ствола которого вился, поднимаясь к низкому потолку, белесый горький дымок…

По крыше с внезапной остервенелостью заколотил сменивший моросящий дождичек ливень, голубое корневище молнии извилисто раскололо небо в квадрате оконного проема, и грянул жутким знамением беды раскатистый гром…

Мзареули, прижав ладонь к груди, с какой-то дьявольской торжественностью привстал с табурета, нащупал свободной рукой свой автомат, дернул крючок затвора, послав патрон в ствол, и отчужденно произнес:

– Ти, собак, минэ убил, билят… – И, не целясь, продолжая неотрывно смотреть невидящим взором на окаменевшего в пьяном недоумении ефрейтора, слегка вздернул ствол кверху, нажав на курок.

Я даже не расслышал звука выстрела, потонувшего в новом раскате грома. Только с ужасом увидел, что на стене за спиной Харитонова внезапно появились потеки кровавых помоев с какими-то рко-белыми вкраплениями, а на лбу ефрейтора возникло небольшое черное пятно.

Харитонов словно бы нехотя опустился на колени и, не выпуская из рук пулемета, ничком повалился на пол.

Затылка у него не было. Сине-бордовое месиво.

Мзареули сделал в сторону убитого судорожный шаг, но тут нога его словно подломилась в колене, и, не отнимая прижатой к сердцу ладони, он тоже упал, оставшись лежать у порога с раскрытым как бы в беззвучном крике ртом.

Мной овладела вязкая, сковывающая все мысли дурнота. Происходящее казалось сном, наваждением, способным привидеться лишь в бредовой ирреальности горячечного забытья…

Сквозь монотонный шум ливня донесся невозмутимый и оттого словно померещившийся голос:

– Куда ставить ведро?

Стараясь не смотреть на трупы, я, сотрясаемый неуемной лихорадочной дрожью, осторожно выглянул в форточку.

У входа в караулку стоял Олег – промокший насквозь, в потерявшим свою форму зековском чепчике, с козырька которого стекали непрерывные дождевые струйки.

– Проходи… Быстро! – Я выдернул из вваренных в решетчатые двери труб запорные штыри.

Очутившись в простенке между дверей, Олег увидел меня, улыбнулся приветливо, но тут же и остолбенел, усмотрев через мутное стекло оконца кровавую кашу с костяными осколками, облепившую стену.

– Что…

– Живо! Сюда! По стене! Чтобы часовой…

– Понял…

Ведро он оставил в тамбуре прохода. Войдя в караулку, остановился, цепко оглядев стол с разбросанными на нем картами, бутылью с самогоном…

– В картишки дружки играли… – сообщил я.

– И не поделили козырей? – Нагнувшись, он ухватил пальцами запястье недвижного Мзареули, пытаясь нащупать пульс.

Выждав несколько секунд, осторожно опустил его безвольную руку обратно на пол, заключив:

– Готов.

– В общем, Олег, так, – произнес я. – Я ушел проверять постовую связь и, что здесь случилось, не видел. Я увижу это позже… Имею в виду покойников. Теперь о тебе. Ты принес воду и… совершил побег. То ли стрельба произошла, когда тебе открывали двери, то ли двери уже были открыты… неважно!

– И куда же я побегу? – не без сарказма вопросил он. – В таком наряде, с такой прической… Я понимаю, Толя, ты сейчас в шоке… Попытайся успокоиться.

– Я ухожу на посты, – повторил я. – Ты дождешься телефонного звонка. Как только аппарат звякнет, выходишь из караулки и по стенке идешь до ее угла. Потом ползешь к противотаранному рву. По рву – до пустой вышки. Дальше – в кусты, а за кустами овраг.

– Там степь…

– Степь, – согласился я. – И – канал. Плывешь в сторону поселка.

– Поселка?!

– Ты меня слушай, не себя!

– Хорошо…

– Поселка, именно. Заходишь со стороны канала к зданию роты. Увидишь сортир. За ним – кусты шиповника. Там и сиди. Жди меня. И никакой самодеятельности, иначе выловят в момент!

– Но дальше-то что, дальше?

– Дальше я знаю что. Все. Жди звонка. И еще. Оружие не бери, это смерть.

И я вышел из помещения, накинув плащ-палатку на голову. Я брел по караульной тропе, стараясь глубоким дыханием утихомирить испуганно бьющееся мне в ребра сердце. Часовой-азиат, нахохлившийся под навесом вышки, лениво крикнул: «Кто идет?», исполняя уставную формальность, и я ответил хмуро:

– Люлей раздача! – вызвав его умиротворенный смешок.

– Совсем связь плохой, – грустно поведал он мне, когда я поднялся на вышку.

– Наладим…

Загородив от его обзора караулку, я крутанул ручку постового телефона, прислушиваясь к невозможному, конечно же, отклику.

– Зря звонить, Харитон ругать будет, пьяный сегодня… – прокомментировал часовой, уныло наблюдая за внутренней, тщательно взрыхленной граблями, полосой «запретки», раскисшей от дождя.

– Не будет, – отозвался я, глядя, как стремительной тенью Олег скользнул вдоль стены и тут же нырнул в противотаранный ров, скрывшись в нем.

Я повесил трубку.

– Опять не работает… – философски молвил часовой. – Все время ломается. Побег будет, как сообщать?

– Это да, – сказал я, абсолютно согласный со справедливостью такого утверждения.

– Иди сюда, двигай ногой! – внезапно крикнул часовой зеку, воровато выглянувшему из-за штабеля со швеллером.

Зек подошел к «запретке», озираясь по сторонам. Часовой вытащил из кармана леску с крючком и с грузилом и, обвязав ее вокруг пальца, бросил заключенному.

Тот быстро нацепил на крючок сверток.

Миг – и сверток оказался в руках часового.

Солдат надорвал обертку, пересчитал деньги и, вынув из-за пазухи полиэтиленовый пакет, швырнул его в сторону штабеля, куда, как кот за мышью ринулся зек.

– Наркота? – вопросил я, удивленный откровенностью такого мероприятия.

– Не-е, – расплылся в хитрой улыбочке часовой. – Я говно от овцы брал, цвет такой же, вид такой же…

– А кайф?

– Не знаю… – Солдат пожал плечами. – Они балдеют… – Он решил сменить тему, пожаловался: – Харитон стреляет, совсем водки напился, опасный, как двадцать бандит, боюсь, убить зека может, шайтан…

– Пьянствование водки ведет к гибели человеческих жертв, – выдал я перл из филологических джунглей русского языка. – М-да… Ничего не понимаю… Только что связь была!

– Был, сплыл… – Часовой сплюнул в зону. – Срать хочу, скажи, пусть грузин подмена делает, совсем не хочет служить…

– Ладно, – пообещал я, осторожно спускаясь с вышки по скользким, словно намыленным, деревянным ступеням.

Зона охранялась двумя постами, расположенными по диагонали ее прямоугольника, и, сымитировав безуспешную попытку дозвониться в караулку с другой постовой вышки, я неспешно двинулся к жуткому месту бойни, гадая, что теперь буду делать.

Двери проходного тамбура остались незамкнутыми. Мне пришлось выйти из караулки и затворить их, затем я снова вернулся в помещение, вдвинул запорные штыри в трубы и позвонил на посты, сообщив, что караул мертв, возможно, совершен побег и от часовых требуется усиленное внимание. После, включив полевую рацию, попробовал соединиться с радистом роты, но ничего, кроме грозовых помех, в трубке не услышал.

У ворот внезапно просигналила машина, приехавшая для загрузки арматурой.

Выскочив из караулки, я вспрыгнул на ее подножку, сказав водителю:

– Дуй в роту. Или в колонию, все равно… Сообщи: у нас побег, караул убит…

Пожилой водитель обалдело кивнул, после перекрестился и наддал газу, разворачиваясь обратно к шоссе.

Я снова остался один. Ливень усилился. В караулке, не умолкая, трезвонил телефон: часовых волновали подробности. И, конечно же, боязнь за собственные задницы: солдатики хорошо усвоили армейский закон поисков крайнего.

Закон, вполне применимый в данном случае и к моей персоне.

Что же касалось иного закона, предусматривающего преследование за умышленное содействие побегу осужденного, то об этом законе я боялся даже вскользь и задуматься.

Басеев приехал, подняв по тревоге отдыхающую смену караула жилой зоны, со всеми взводными, старшиной, лагерным «кумом» и проводником служебной собаки.

От картины, представившейся в караульном помещении взорам прибывших, многим стало не по себе. Двое солдатиков тут же начали блевать, утратив всякий боевой запал.

– Где ты – там лажа! Как это могло?!. Молчать, я тебя спрашиваю! – заорал на меня изрядно побледневший от увиденного Басеев, но вопли его пресек «кум» – бесстрастный капитан с сонным взглядом много чего повидавших на своем веку глаз.

– Тихо, – едва не шопотом урезонил он Басеева, а затем обратился ко мне, вопросив по-отечески успокаивающим голосом: – Как все случилось? Изложи, милок, по порядку и ничего не бойся.

– Излагаю, – сказал я. – Прибыл сюда для проверки связи. Неисправность обнаружил. Харитонов и Мзареули играли в карты. Пьяные.

– Почему не пресек?! – завизжал Басеев.

– Спокойно, лейтенант, – отодвинул его рукой в сторону «кум». – Пресечь он ничего не мог, это ясно… Дальше, сержант…

– Харитонов попросил бригадира принести ведро воды из рабочей зоны. Даже стрельнул ему вслед…

– К-как?

– Да шутя, в воздух…

– Шутник, – покладисто согласился «кум», выразительно посмотрев на Басеева. – И?..

– А дальше – не знаю, пошел по постам… Прихожу, два трупа, двери в тамбур нараспашку, ведро стоит… Ну и все. Позвонил часовым, а после машина пришла…

– А выстрелов не слышал?

– Гроза была…

– Что-нибудь трогал в «караулке», передвигал?..

– Только двери запер, – вздохнул я.

– Считаем осужденных. Всех – на выход, – отрывисто сказал «кум» хмуро кивнувшему ему в ответ Басееву. – В машине рация есть? Вызывайте Волгодонск, лейтенант, пусть выезжает следственная группа.

И он двинулся в рабочую зону.

– Слушай, Подкопаев, – обратился ко мне Басеев, и в голосе его внезапно прорезалась какая-то просительная интонация. – А не могли их… зеки… как-то?

– Оружие на месте, – сказал я. – Не могли.

– А вдруг они хотели…

Я понял: Басеева наиболее устраивала версия побега, сопряженного с насилием над караулом. И абсолютно не устраивали факты пьянки, картежной игры, пальбы в воздух скрытыми от учета патронами.

– Зеки бы взяли оружие, – сказал я. – Инсценировки тут не пройдут. Глупо!

– Значит, ты считаешь, что они друг друга…

– Они ругались по крайней мере.

– Слушай, ты пока – никому, ладно? Я про подробности – как там, чего…

– Хорошо.

– И давай забудем обиды, понял?..

– Но тогда забудем и рапорт.

– Само собой. Строй свой забор, э-э…

Басеева перебил возвратившийся из зоны «кум» – крайне взволнованный.

– Так я и думал! – проговорил он с отчаянием и злобой. – Меркулов…

– Только одного нет? – с некоторым облегчением вопросил лейтенант.

– Этот один… он всей зоны стоит! – кусая губы, посетовал «кум». – Полковник бежал!

– Из КГБ который? – проявил я любопытство и одновременно осведомленность.

– Горим ясным пламенем, лейтенант, – не ответив мне, констатировал «кум», пристально глядя в сырой степной простор, застланный серой пеленой дождя. – Если не найдем его, последуют выводы…

– А что собака? – обернулся Басеев к одному из взводных.

– Да какая там собака, потоп кругом, – отмахнулся тот. – Засады надо расставлять срочно, я поехал, перекрою проселки…

– Осужденных в колонию, караулку забить, оставить двух часовых… – посыпал приказами Басеев. – Ты, Подкопаев, вместе со мной в роту, надо организовать перехват…

– Солдатам скажите, что он нам нужен мертвым, – вставил «кум». – Я серьезно, лейтенант, тип крайне опасный… Прошел в свое время специальную подготовку, профессиональный диверсант… Пусть мочат его без предупреждения, прокурора я беру на себя!

– Так и исполним! – согласился Басеев с горячностью. – Такие рябята погибли…

– Вы о чем? – спросил «кум» с откровенным недоумением.

– В смысле… Я бы его сам, гада, с превеликим моим удовольствием…

В искренности слов Басеева сомневаться не приходилось. Как и в том, что у бежавшего из мест заключения гражданина Олега Меркулова, столкнись он с нашими группами поиска, шансы остаться в живых были весьма незначительны.

Мы вернулись в роту, куда уже прибывали спешно снятые с дежурства караулы рабочих объектов, занявшись срочным формированием оперативно-розыскных групп, должных перекрыть все выходы из района.

План мероприятий был уже отработан, с успехом реализован на прошлых редких беглецах, его составители грамотно и хитро учли все детали возможных перемещений вырвавшихся на временную свободу зеков за исключением одного фактора, который являл собой я – всецело посвященный в схему преследования и знающий, как выйти за ее жесткие пределы.

В казарме тем временем царило оживление: рота собиралась на охоту…

Старшина Шпак выдавал солдатам сухой паек, вызванный вертолет ГАИ ожидал очередного вылета в места ночных засад, Басеев не отрывался от телефонной трубки, названивая то в полк, откуда уже выехало подкрепление, то в УВД близлежащего Волгодонска; радист отбивал шифрограммы и ориентировки; конвойные собаки, щерясь и захлебываясь лаем, запрыгивали в кузова автомобилей, а их водители до горловин заливали бензином баки.

Вскоре казарма опустела. Остался радист, запертый за стальной дверью своей комнаты, дневальный, дежурный по роте и я – в качестве телефониста-координатора, вооруженный выданным мне пистолетом.

Перед своим отбытием на охоту Басеев проинструктировал нас, оставшихся, держать ухо востро – мало ли, мол, что…

В чем-то лейтенант был прав: беглый чекист находился в десятке метров от входа в казарму и, имей намерение перерезать нам глотки, мог бы такое намерение благодаря своей квалификации и осуществить.

Когда суматоха улеглась, я вышел к уличному туалету, негромко позвав:

– Ты здесь?

– Да, – сдавленно раздалось из кущи шиповника.

– Дождешься темноты, – продолжил я. – И… видишь пожарную лестницу? По ней – на чердак. Он открыт. Все. Жратву и часы передам тебе завтра. Привет мышкам.

На чердак мне приходилось наведываться частенько – там я хранил свои криминальные гонорары за алкогольную контрабанду.

– Запомни номер телефона, – проговорил Олег. – Позвони из поселка в Москву. Скажешь: «Привет от Карла Леонидовича». Тебе ответят: «Вы звоните из Эстонии?» Скажи: «Нет, я такой-то, звоню оттуда-то, Карл Леонидович приболел, но просит передать, что будет рад вас увидеть у себя в гостях. Вам он дозвониться не смог».

– Насчет «Эстонии» – это отзыв?

– Отзыв. Не будет его – клади трубку. Все запомнил?

– Так точно.

Я вернулся в роту и запер за собой на засов входную дверь.

Как и полагалось. Во избежании проникновения, нападения и прочих злоумышлений в тревожной обстановке розыска бежавшего преступника.