Текст книги "Распутин"

Автор книги: Андрей Амальрик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава IV

«ПРОРОК ПРОЗОРЛИВЫЙ»

Поцелуи и объятья не всегда носили эротический характер – так Распутин приветствовал знакомых и даже незнакомых, равно мужчин и женщин. Обниматься и троекратно целоваться при встрече был распространенный в России обычай среди близких людей. Распутин же говорил, что «он смотрит на всех людей, как на своих родных», – и поцелуи были, так сказать, внешним выражением этого взгляда. "Эта неприятность, как я потом узнал, ожидает почти каждого, кто посетит «прозорливца», – вспоминает недоброжелатель Распутина, А.С.Пругавин.

Распутин легко заговаривал с незнакомыми – на улице, в поезде, на пароходе, – вызывая иногда любопытство, иногда смущение, а часто раздражение тех, кого он считал «своими родными». Сам же он – за исключением редких вспышек гнева – был приветлив и ровен со всеми: я не встретил ни одного упоминания о его высокомерии или намеренной грубости, возмущало недоброжелателей как раз то, что «грязный мужик» держит себя с ними как равный. По словам ссыльного революционера в Покровском, Распутин встретил его "любезно и радушно… Без тени какой-либо неловкости и застенчивости… прямо и просто обратился ко мне: «Ну что, миленький, долго еще страдать-то здесь придется?» А по словам последнего министра внутренних дел, Распутин подкупил его тем, что «зло не говорил про людей».

Приобретая влияние, Распутин почти никогда не отказывал в помощи. Он не требовал, но принимал предлагаемые ему подарки и деньги – с безразличием большие деньги от богача и с признательностью малые от бедняка. «Деньги он принимал лишь в тех случаях, если он мог ими кому-нибудь помочь», – пишет один из его друзей; он рассказывает, что если к Распутину приходил с просьбой богач, тот говорил: «В доме находится богатый человек, который хочет распределить свои деньги среди бедняков». «Распутин не был ни сребролюбцем, ни стяжателем, – пишет один из его врагов. – Он мог получить сколько угодно средств… он и получал много, но зато он щедрой рукой и раздавал получаемое». Это не значит, конечно, что он не заботился о своей семье и о себе самом, – о его посетителях в Петербурге и его финансовых делах я буду говорить далее.

Открытость Распутина, с которой он к незнакомым обращался как к друзьям, его готовность выслушать человека в беде и помочь ему имели оборотную сторону: он не умел хранить чужих тайн, считая, видимо, что раз все люди родные – то ничего сокровенного нет. «Он всем рассказывал, какие знал самые сокровенные тайны, которые ему поведают в минуту искренности, – пишет Хиония Берландская. – Особенно это было больно за „высших“: не нам это было знать». Человеческая натура, однако, противоречива – был он иногда способен и на умолчание.

Мог Распутин проявлять и злопамятность – несравнимую, впрочем, со злопамятностью его врагов. «Он против меня злобится теперь, – говорил он в 1914 году о своем прежнем друге и покровителе епископе Феофане, – но я на него не сержусь, ибо он большой молитвенник. Его молитва была бы сильнее, если бы он на меня не злобился…» Если враги или недоброжелатели Распутина делали ему шаг навстречу, то и он шел навстречу им, русскую поговорку «худой мир лучше доброй ссоры» повторил бы охотно. Все же с годами копилась в нем горечь – слишком много он видел попыток «использовать и выбросить» его и слишком много он слышал нападок, чаще несправедливых.

Г.П.Сазонов несколько раз предлагал Распутину подать на ту или иную газету в суд за клевету, но каждый раз тот отвечал: «Ты, миленький, вспомни, как Господь наш страдал! Что же обо мне говорить! Бог им простит…» По словам его дочери, Распутин, когда ему показывали какую-нибудь неприятную заметку в газете, усмехался и говорил: «Пусть журналисты зарабатывают деньги хоть такой писаниной!» Он, впрочем, немного побаивался журналистов, особенно в первые годы своей известности.

Распутин находил в себе учительское призвание. Им было написано и надиктовано шесть брошюрок, изданных А.Ф.Филипповым. Заполнены они такими рассуждениями: «Горе мятущимся и злым, им и солнце не греет, алчных и скучных весна не утешает, у них в очах нет дня – всегда ночь… Зло и зависть до сих пор в нас, между большим и более великим, и интрига царствует в короне… Очень много умных, а веры в них нет, с ними очень нужно говорить, но не о вере, а о любви, спаси их Бог!…» Те же слова – под обаянием его голоса и взгляда – его слушателям казались более глубокими.

«Распутин любил поучать людей, – пишет А.Симанович. – Но он говорил немного и ограничивался короткими, отрывистыми и часто даже непонятными фразами. Все должны были внимательно к нему прислушиваться, так как он был очень высокого мнения о своих словах». «Человек он с замашкой стоять с образованными людьми на одной ноге», – замечает Труфанов. А знавший его последние годы Белецкий говорит о «желании его быть все время центром общего к нему одному интереса». Стремление быть на виду часто присуще одаренным натурам – у Распутина, на которого многие смотрели как на «мужика», было оно болезненно развито. Поэтому он так часто, иногда в ущерб и себе и своим покровителям, старался подчеркнуть свою значимость, близость «высшим», по-детски сердился, когда ему не верили.

По словам Сенина, «натура нервная, экзальтированная, способная глубоко заглянуть в душу человека, как и сама способная чувствовать сильно и глубоко», Распутин притягивал к себе людей. «Успех его проявился преимущественно в самых низах народных и в самых верхах… – говорит Труфанов. – Это объясняется тем, что в низах и в верхах ищут Бога». По-видимому, это верно, но постепенно Распутин приобрел сторонников и среди представителей других сословий, причем не только женщины подпадали под его обаяние. Кроме «братьев» в Покровском, были среди его приверженцев – на долгий или короткий срок – и журналисты, как ГЛ.Сазонов, И.А.Гофштеттер, А.А.Кон, и придворные, как А.Э.Пистолькоре, Д.Н.Ломан, и священники, как А.И.Васильев. Он «привлек меня к себе своим странно влекущим взглядом, и с тех пор я готов идти за ним куда угодно», – сказал один из его поклонников.

Одной из удивительных особенностей Распутина была его сила врачевателя. "Произошло что-то странное, – вспоминает Джанумова, у которой умирала племянница в Киеве. – Он взял меня за руку. Лицо у него изменилось, стало, как у мертвеца, желтое, восковое и неподвижное до ужаса. Глаза закатились совсем, видны были только одни белки. Он резко рванул меня за руки и сказал глухо: «Она не умрет, она не умрет, она не умрет».

…Потом выпустил руки, лицо приняло прежнюю окраску, и продолжал начатый разговор, как будто ничего не было… Я собиралась вечером выехать в Киев, но получила телеграмму: «Алисе лучше, температура упала»… "На просьбу сделать «еще так» Распутин ответил: «То было не от меня, а свыше. И опять это сделать нельзя».

Известно несколько достоверных случаев излечения Распутиным больных или хотя бы дарования временного облегчения: например, дочь сибирского купца он вылечил от экземы, Ольгу Лохтину от неврастении кишок, сына Арона Симановича от паралича, возвратил к жизни попавшую в железнодорожную катастрофу и признанную безнадежной Анну Вырубову. Хорошо известно – и я буду писать об этом дальше, – что он был способен останавливать кровотечение у наследника. Менее достоверно, хотя и вполне вероятно, что Распутин лечил царя от пьянства – «запрещал» ему пить на две-три недели. Арону Симановичу он «запретил» играть в карты – и тот до гибели Распутина не играл.

Целительную силу Распутина, во-первых, объясняли мошенничеством: никто в действительности не исцелялся, эти слухи сочиняли и распространяли поклонники Распутина, в лучшем случае могли быть случайные совпадения. Что до помощи наследнику, то Анна Вырубова сама доводила его до кровотечения, давая «травки» доктора тибетской медицины Бадмаева, а затем призывала Распутина и одновременно прекращала давать «травки». Ни засвидетельствованная всей жизнью преданность Вырубовой царской семье, ни ее неосведомленность в медицине, ни долго дурные отношения с Бадмаевым не позволяют принять всерьез эту выдумку. «Целительную силу» Распутина признавали многие его недоброжелатели. «Уже то обстоятельство, – пишет Г.Шавельский, – что Распутин заставлял задумываться над ним таких отнюдь не склонных ни к суеверию, ни к мистицизму, напротив, привыкших на все смотреть прежде всего с позитивной точки зрения людей, как проф. Федоров, уже это одно вызывает серьезный вопрос».

Во-вторых, многие считали, что Распутин лечил гипнозом.

Вот рассказ дружески настроенного к Распутину Арона Симановича. Сын его «страдал болезнью, которая считалась неизлечимой. Его правая рука постоянно тряслась, и вся правая сторона была парализована… Я привез… сына на квартиру Распутина, посадил его в кресло в столовой, сам постучал в дверь спальни и быстро покинул его квартиру. Мой сын вернулся домой через час. Он рассказывал, что Распутин вышел к нему из своей комнаты, сел напротив него в кресло, опустил на его плечи свои руки, направил свой взгляд ему твердо к глазам и сильно затрясся. Дрожь постепенно ослабевала, и Распутин успокоился. Потом он вскочил и крикнул на него: „Пошел, мальчишка! Ступай домой, иначе я тебя выпорю!“ Мальчик вскочил, засмеялся и побежал домой».

Вот рассказ враждебно настроенного к Распутину Юсупова. Он пожаловался: «Работать не могу – очень быстро утомляюсь и становлюсь больным… „Старец“ уложил меня на диван, стал передо мною и, пристально глядя мне в глаза, начал поглаживать меня по груди, шее и голове. Потом он вдруг опустился на колени и, как мне показалось, начал молиться, положив обе руки мне на лоб. Лица его не было видно, так низко он наклонил голову. В такой позе он простоял довольно долго, затем быстрым движением вскочил на ноги и стал делать пассы… Сила гипноза Распутина была огромная. Я чувствовал, как эта сила охватывает меня и разливается теплотой по всему моему телу. Вместе с тем я весь был точно в оцепенении. Я пытался говорить, но язык мне не повиновался, и я медленно погружался в сон… Лишь одни глаза Распутина светились передо мной каким-то фосфорическим светом, увеличиваясь и сливаясь в один яркий круг…»

Гипноз приводился вообще как самое простое объяснение влияния Распутина. Он «поразительный гипнотизер, – говорил министр внутренних дел А.Н.Хвостов. – На меня вот он не действует, потому что у меня есть какая-то неправильность, что ли, в строении глаз. Но влияние его настолько сильно, что ему поддаются и самые заматерелые филеры, на что уж, знаете ли, эти люди прошли огонь, воду и медные трубы…» «Когда я его видел, я ощущал полную подавленность, – говорил он позднее, противореча себе. -…Распутин на меня давил, у него была большая сила гипноза». «Какая-то неправильность» была у А.Н.Хвостова не только в глазах, доверять ему следует с осторожностью. Однако и его преемник А.Д.Протопопов считал, «что Распутин имел гипнотическую силу».

По словам директора Департамента полиции СЛ.Белецкого, в 1913 году Распутин брал уроки гипноза. Белецкий, «собрав более подробные сведения об этом гипнотизере, принадлежавшем к типу аферистов, спугнул его, и он быстро выехал из Петрограда». Об «уроках» Белецкий узнал из перлюстрированных писем гипнотизера его подруге, и не ясно, не выдавал ли тот, возлагая «большие надежды… на Распутина», желаемого за действительное. Дочь Распутина, напротив, пишет, что "у него было не только отвращение, но просто ужас к таким вещам. Я вспоминаю, как однажды известный гипнотизер «пришел к моему отцу со словами: „Мой дорогой коллега“. Отец в раздражении вышвырнул его из дома». По всему мироощущению Распутина слова его дочери кажутся мне ближе к правде. Возможно, что своим взглядом, движением рук он приводил тех, кто обращался к нему за помощью, в более податливое, внушаемое состояние. Гипнотическое состояние иногда необычайно повышает внушаемость – но вовсе не обязательно для внушения. Нельзя исключить, что Распутин обладал редчайшей способностью генерировать еще не изученное наукой «биологическое поле». Его дочь пишет о «нервной силе, витальности, исходившей из глаз отца, из его исключительно длинных прекрасных рук». По Труфанову, распутинская сила «исходит у него не через руки, а преимущественно через его серые, неприятные, пристальные, резкие глаза. Этой силой он прямо-таки покоряет себе всякую слабую впечатлительную душу». Сам Распутин считал, что от его тела, от прикосновений исходит сила – «разве можно зарывать талант в землю?!»

С большей уверенностью можно сказать, что целительная сила Распутина опиралась на силу его веры и силу его воли, и я согласен с Колином Вилсоном, который сравнивает его с Финеасом Квимби, Мери Бекер Эдди и Георгием Гурджиевым. Правда, у Распутина не было образования, чтобы создать какое-то подобие системы. Единственным объяснением его силы для него было, что через него действует Божья воля. С внушением и самовнушением мы имеем дело тысячелетия – и тысячелетия этот вопрос остается одним из самых загадочных. Загадочных, если говорить о причинах и пределах суггестивной силы, но ее медицинские приложения общеизвестны. Если алкоголику дать стакан воды, сказав, что это водка, он почувствует опьянение, если гипертонику дать нейтральный порошок под видом болеутоляющего средства, ему станет легче. В тюремной камере меня мучил нарастающий шум в ушах, я начал внушать себе, что усилием воли могу остановить шум, сначала в правом ухе, затем в левом. Я сосредоточился и повторял про себя: шум прекращается, я приказываю шуму прекратиться – и шум прекратился, с тех пор каждый раз мне удавалось прекращать его мгновенно.

Почти каждая болезнь – явление психосоматическое. По-видимому, в той степени, в какой вовлечена психика, может действовать и суггестивная сила. Ею можно совершенно вылечить неврастению кишок, но не гемофилию – только на время останавливать кровотечения. Распутин чувствовал своего пациента, верил, что может его вылечить, и усилием своей воли передавал эту веру ему. В сущности, его лечение «тел» не отличалось от лечения «душ» – и требовало от пациента доверия и подчинения. Если его воля встречалась с чужой, то большая часть силы могла просто уйти на ее преоборение.

Распутин считал, что для приложения данной ему Богом силы к больным «духом» или «телом» нужны доброта и любовь – а первое условие «излечения» это пробуждение в больном веры. «Ну, а как же вы узнаете, чем болен человек?» – спрашивал его Сенин. «Пока в душу не заглянешь, что можно сказать?… У всякого свое горе… И труднее всего заставить человека поверить». Безверие – это та же болезнь, но «нет такого человека, которого нельзя было заставить поверить и утешить. Хотя с настоящими неверующими плохо… Будешь говорить с ними, меньше всего упоминай про Бога… Главное, полюби, узнай, отчего страдает человек… Не можешь полюбить человека – ничего не выйдет». Как пример своего лечения рассказывает он о сановнике, на глазах которого революционеры убили петербургского градоначальника фон Лауница. Потрясенный сановник «целых три дня кричал… никого видеть не хотел. Позвали меня. Начал я за ним ухаживать: то подушечку поправлю, то нежно и любовно погладишь, то уговорить стараешься: „Все, дескать, пройдет, простить надо и все забыть…“ „Забыть, – вскричал, наконец, больной, – в тебя бы, старый черт, стреляли, так другую песню запел“. Как сказал он это, отлегло от сердца, и выздоравливать стал».

Исходящую от Распутина силу чувствовали не только близко его знавшие. Вырубова вспоминает, как «на одной из маленьких станций на Урале… стояли два поезда теплушек с китайцами-рабочими… Увидя Григория Ефимовича у вагона, вся толпа китайцев кинулась к нему, его окружила, причем каждый старался до него добраться. Напрасно уговаривали их старшины. Наш поезд тронулся. Китайцы провожали его восклицаниями, махая руками».

Силу Распутина чувствовали и животные. «Григорий с кучером пошли искать след… – описывает Берландская путешествие в Покровское. – Вдруг тройка вздрогнула, захрапела и помчалась испуганная, не разбирая куда. Сын испугался, а сестра и я стали кричать, лошади еще больше от крика понесли… Вдруг за несколько сажен от тройки распростер руки Григорий… а тройка прямо на него – но перед ним сразу остановилась».

Другой удивительной особенностью Распутина считался его пророческий дар – дар, признаваемый и друзьями, и врагами. «Сильная воля дала ему возможность круто повернуть от разгульной жизни к подвигам поста и молитвы, – пишет его друг, а затем враг Илиодор. – Сначала этими подвигами, а потом крайним половым развратом он утончил свою плоть и довел нервы свои до высшего колебания… Распутин – пророк прозорливый, натура сильная духом, экзальтированная, глубоко чувствующая и проникающая в души других». Он выработал в себе «пытливость и тонкую психологию, которая граничит почти с прозорливостью», – считает долго наблюдавший за ним Белецкий.

Конечно, у людей есть склонность преувеличивать все «таинственное», вероятно, сбывшиеся предсказания запоминались лучше несбывшихся. Однако отрицать возможность ясновидения, предвидения и телепатии только потому, что позитивная наука не дала им еще объяснения, не кажется лучшим подходом. Это вроде истории, как, услышав впервые голос по телефону, «скептики» полезли смотреть, кто прячется под столом. Подлинный скептицизм не есть уверенность в мистификации.

Ни мистического, ни рационального объяснения пророчеств Распутина я давать не берусь. Но если исходить из того, что корни будущего – в прошлом, то ничего загадочного в предсказаниях нет, я сам делал предсказания – и некоторые из них сбылись. Можно предсказывать на основании формальной обработки статистического материала, хотя всегда остается множество неучтенных данных. Можно предсказывать на основании интуиции – некоего внезапного озарения, механизм которого лежит на грани сознательного и бессознательного. Остается неясным, как много осознанных, а еще более неосознанных наблюдений скапливается, прежде чем это озарение наступает, но у некоторых эта способность достигает огромных размеров. Интуитивное убеждение для того, кто к нему пришел, как правило, более убедительно, чем основанное на общепонятных доказательствах. Однако и другим нельзя внушить его с помощью рациональных доказательств, но только путем эмоционального вовлечения.

Таким эмоциональным вовлечением и убеждал Распутин, с его глубоким и основанным на большом опыте интуитивным пониманием людей и событий. Он мог предсказать кровотечение у наследника – и кровотечение начиналось. Царь отправился в ставку на десять дней, Распутин предсказал ему, что он пробудет ровно месяц – так и получилось Чувствительность его была на грани мистического. В.Шульгин приводит эпизод, как Распутин сидел в салоне баронессы В.И.Икскуль и "вдруг чего-то заволновался… заерзал… привстал: «Уйти надо… враг идет… сюда идет… сейчас здесь будет…» И правда, позвонили – и в комнату вошла приятельница баронессы, действительно ненавидевшая Распутина. Шульгин рассказывает также, как Распутин в Киеве ни с того ни с сего дал деньги пьяной бабе. «Она бедная, бедная… она не знает… У нее сейчас ребенок умер… Придет домой – узнает», – объяснил он своему удивленному спутнику. На вопрос Шульгина о ребенке тот ответил: «Умер… Нарочно проверял, спросил ее адрес».

Глава V

ГОСТЬ ЕПИСКОПА СЕРГИЯ

Странствия Григория Распутина по монастырям продолжались десять лет. За эти годы он сложился – со всеми его светлыми и темными сторонами – как «старец», то есть человек, призванный к духовному наставничеству. Слово «старец», в широком смысле значащее «старый, почтенный человек», в узком означало монаха, особенно духовного руководителя других монахов или мирян, но в редких случаях применялось и к лицам недуховного звания, выдвинувшимся исключительным благочестием, опытом и пониманием людей. Недоброжелатели Распутина называли его «старцем» только с иронией.

За это десятилетие круг его поклонников и поклонниц не выходил из социально низких слоев: крестьян, монашек, таких же, как он, странников и странниц. Но с 1903 года начинается его вхождение в иные круги и путь к известности, когда не стало человека в России, который не слышал бы имени Распутина.

В 1903 году на богомолье в Абалакском монастыре он повстречал тобольскую купчиху-миллионершу Башмакову, недавно потерявшую мужа. Как и многих, он сумел утешить ее. «Простая душа, – говорил он о ней впоследствии. – Богатая была, очень богатая и все отдала… Новое наследство получила, но опять все раздала… И еще получит, и опять все раздаст, такой уж человек». Башмакова отвезла Распутина в Казань, где познакомила с некоторыми купцами и иереями, и на них он произвел сильное впечатление, во всяком случае на викария Казанской епархии Хрисанфа (Щетковского), который дал Распутину рекомендательное письмо к ректору Петербургской духовной академии епископу Сергию (Страгородскому).

Слухи о Распутине предшествовали его появлению в Петербурге. «Есть еще Божьи люди на свете, – якобы говорил архимандрит Феофан, инспектор академии, своему студенту Сергею Труфанову. -…Такого мужа великого Бог воздвигает для России из далекой Сибири. Недавно оттуда был один почтенный архимандрит и говорил, что есть в Тобольской губернии, в селе Покровском, три благочестивых брата: Илья, Николай и Григорий…Сидели как-то эти три брата в одной избе, горько печаловались о том, что Господь не посылает людям благословенного дождя на землю… Григорий встал… помолился и твердо произнес: „Три месяца, до самого Покрова, не будет дождя!“ Так и случилось. Дождя не было, и люди плакали от неурожая… Вот вам и Илья-пророк, заключивший небо на три года…» Труфанов был в умилении, и душа его «загорелась желанием видеть этого божественного старца и показать ему все свое гадкое и нехорошее нутро».

Этот случай ему представился осенью 1904 года. Проходя по темному академическому коридору, он «увидел о.Феофана и какого-то неприятно склабившего мужика. „Вот и отец Григорий из Сибири!“ – застенчиво сказал Феофан, указывая на мужика, перебиравшего в это время своими ногами, как будто готовившегося пойти танцевать в галоп».

«Все равно как слепой в дороге, так и я в Петербурге, – вспоминает Распутин, – пришел первое в Александро-Невскую лавру поклониться мощам… Отслужил я молебен сиротский за три копейки и две копейки на свечку, выхожу из Невской лавры, спрашиваю некоего епископа духовной академии Сергия, вот тут полиция подошла: „Какой ты есть епископу друг?! Ты хулиганам приятель!“ По милости Божьей пробежал задними воротами… швейцар оказал мне милость, я стал перед ним на колени, он что-то небесное понял во мне и доложил епископу, который призвал меня».

Так с первого же шага в Петербурге Распутин обратил на себя внимание церкви и полиции. Думаю, что двум этим могучим силам стал он впоследствии обязан своей зловещей репутацией. «На меня никто не обратил бы внимания, – говорил он позднее, – если бы некоторые архиереи не враждовали и не завидовали…» Но пока что епископ Сергий благосклонно принял его и познакомил с архимандритом, вскоре епископом, Феофаном.

Примерно в то же время Распутин познакомился с Иоанном Кронштадтским. По одной версии, о.Иоанн заметил Распутина в толпе в соборе, призвал к себе, благословил и сам попросил благословения, так сказать, определил себе преемника. По другой – а с Распутиным мы почти всегда имеем две версии – о.Иоанн, спросив его фамилию, сказал: «Смотри, по фамилии твоей и будет тебе». Распутин всю жизнь почитал о.Иоанна, и потому версия с благословением кажется более вероятной.

Распутин появился в Петербурге в смутное для церкви время. Расшатывание государственной системы, ускоренное неудачным ходом русско-японской войны, и все большее ослабление духовного влияния церкви ставили иерархов перед трудным выбором: поддерживать ли традиционную связь с государством или добиваться независимости. 12 декабря 1904 года царским указом был намечен ряд реформ, в том числе и установление свободы вероисповеданий. 17 марта 1905 года группа столичных священников во главе с митрополитом Санкт-Петербургским Антонием (Вадковским) опубликовала записку, что может создаться положение, когда свободой будут пользоваться все религиозные общества, но не «православная церковь, хранительница подлинной Христовой истины», что «только свободно самоуправляющаяся церковь может обладать голосом, от которого горели бы сердца человеческие», и что необходим созыв поместного собора для выбора патриарха. За созыв собора в Москве и восстановление патриаршества единогласно высказался Синод. Но против был обер-прокурор Синода К.П.Победоносцев, двадцать пять лет культивировавший идею «полицейско-православной церкви» и не желавший выпускать из рук государства столь могучее оружие. 31 марта Николай II наложил на докладе Синода резолюцию: «Признаю невозможным совершить в переживаемое ныне тревожное время столь великое дело…» «Тревожные времена» сменились еще более тревожными, в августе 1906 года вопрос о соборе был поставлен снова – и снова отложен. Собрался он только в августе 1917 года, а патриарх был выбран в ноябре – уже после большевистского переворота. Так что к величайшему испытанию в своей истории русская церковь подошла без всякого опыта самостоятельности.

Можно понять, что в 1904-05 годах, когда кризис церкви обнажился, многие иерархи – и сторонники, и противники реформ – стали искать сближения со своей паствой, пристальнее смотреть на духовные поиски среди народа, на тех, кто выдвигался из его среды, – этим объясняется быстрый успех Распутина в церковных сферах. Наиболее пылким его поклонником и покровителем стал Феофан – для этого аскета, принявшего монашество студентом академии и не знавшего жизни вне ее стен, Распутин явился своего рода откровением, только позднее разглядел он в нем черты, которые его отшатнули. Дар Распутина привлек не только Феофана. Вырубова видела, как «старец сидел между пятью епископами – все образованные и культурные люди. Они задавали ему вопросы по Библии и хотели знать его интерпретацию глубоких мистических тем. Слова этого совершенно неграмотного человека интересовали их…».

Была еще причина, привлекшая к Распутину внимание иерархов, в частности епископа Гермогена (Долганева), архимандрита Феофана (Быстрова) и иеромонаха Илиодора (Труфанова). Национально-консервативные круги были озабочены появлением при дворе иностранцев, имевших мистическое влияние на царя и царицу. «По рассказам, верность которых документально доказать я, однако, не берусь, – пишет М.В.Родзянко, – состоялось тайное соглашение высших церковных иерархов в том смысле, что на болезненно настроенную душу молодой императрицы должна разумно влиять православная церковь… бороться против влияния гнусных иностранцев… Епископ Феофан полагал несомненно, что на болезненные душевные запросы молодой императрицы всего лучше может подействовать простой, богобоязненный, верующий православный человек ясностью, простотой и несложностью своего духовного мировоззрения… что богобоязненный старец, каким он представлял себе Распутина, именно этой ясной простотой вернее ответит на запросы государыни». Матрена Распутина пишет, что Феофан, Гермоген и Илиодор, зная склонность царя и царицы к «Божьим людям», хотели использовать ее отца при дворе в интересах Союза русского народа.

Каковы бы ни были их мотивы, но именно Феофан и его друзья ввели Распутина в интересовавшиеся религией петербургские аристократические салоны. «Этот человек ходил по гостиным лучше, чем другой царедворец», – заметил впоследствии директор Департамента полиции С.П.Белецкий. «Свободной легкой походкой вошел он в гостиную, – описывает В.Д.Бонч-Бруевич появление Распутина у баронессы В.И.Икскуль, – где ранее, оказывается, он не бывал, и с первых же слов, идя по ковру, напал на хозяйку: „Что это ты, матушка, навесила на стены, как настоящая музея, поди, одной этой стеной пять деревень голодающих прокормить можно, ишь ты, как живут, а мужички голодают…“ Варвара Ивановна стала знакомить Распутина с гостями… Он тотчас же расспрашивал: замужняя ли. А где муж. Почему приехала одна. Вот были бы вместе – посмотрел бы я вас, каковы вы есть, как живете… И очень весело, балагуря и шутя, непринужденно повел беседу». Труфанов так описывает появление Распутина у графини С.И.Игнатьевой: «Я представил ей Распутина, сказавши: „Вот мой друг!“ Игнатьева с недоумением посмотрела на Распутина, так, что как будто на губах ее застыл какой-то невысказанный вопрос, – процедила сквозь зубы: „Очень приятно“ – и предложила нам сесть». Графиня уговаривала Труфанова подчиниться постановлению Синода и уехать из Царицына. «Тут в разговор вмешался Распутин… Он приблизил свое лицо к лицу графини, поднес свой указательный палец к самому ее носу и, грозя пальцем, отрывисто, с большим волнением заговорил: „Я тебе говорю, цыть! Я, Григорий, тебе говорю, что он будет в Царицыне! Понимаешь? Много на себя не бери, ведь все же ты баба!…“ Графиня от этих слов „старца“ совершенно опешила».

Наиболее важным стало для Распутина знакомство с Анастасией и Милицей, дочерьми Черногорского князя Николая Негоша, к которым Феофан ввел его в начале 1905 года. Тридцатидевятилетняя Милица Николаевна была замужем за великим князем Петром Николаевичем, двоюродным дядей царя. Анастасия Николаевна, на год моложе сестры, в следующем году, разведясь с герцогом Лейхтенбергским, вышла за старшего брата Петра, великого князя Николая Николаевича. Вообще склонный к мистицизму – считал он, например, что царь «не человек и не Бог, а нечто среднее», – Николай Николаевич Распутиным очень увлекся, особенно после того, как тот вылечил княжескую собаку. Но интерес к «мужику» и тем мог объясняться, что в то время Николай Николаевич вообще искал какой-то опоры «снизу» против надвигающегося страшного вала. Тогда же он познакомился с рабочим-печатником М.А.Ушаковым, убедившим его, что необходимо дать стране конституцию. А позднее, качнувшись слева направо, он ввел к царю извозчиков, приказчиков и дворников из Союза русского народа.

Постепенно интерес к Распутину у Николая Николаевича сменился охлаждением, а потом ненавистью, и Анастасия Николаевна тоже от Распутина отошла. Милица Николаевна, напротив, сохранила с ним добрые отношения до его смерти. Б.Н.Смиттен пишет о ней как "умной и интересовавшейся религиозной мистикой женщине, знакомой с мистической, аскетической и святоотеческой литературой, для того, чтобы иметь возможность читать в подлиннике персидских мистиков, изучившей персидский язык и даже издавшей свой собственный труд «Избранные места из святых отцов». Несколько лет сестры-черногорки были конфидентками императрицы Александры Федоровны и играли странную роль «поставщиков мистиков» ко двору. По словам С.Ю.Витте, «чтобы рассказать, какие пакости они натворили, нужно написать целую историю».