Текст книги "Корабль"

Автор книги: Андреас Брандхорст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Считающий песчинки

28

– У нас есть еще час, а до Супервайзера осталось десять тысяч километров, – сказал двухсотлетний юноша по имени Ньютон. Он переживал период неопределенности и сомнений, который бывает у многих бессмертных раз в сто лет. К тому же ему не нравился тот, кого они собирались посетить.

Эвелин посмотрела на него. Она находила его милым и забавным невинным юнцом. В нем было что-то привлекательное, и этого было достаточно, чтобы дать ему шанс. Шанс длиной в пару лет. Почему бы и нет? Времени достаточно.

– Используя орбитальный прыжок, мы доберемся до Супервайзера через тридцать минут, – ответила она. – У нас осталось полчаса, а больше и не надо. Ты раньше был здесь? – спросила она.

– Нет, – ответил Ньютон.

– Когда-то это было самое высокое здание в мире, – сказала Эвелин, как только они поднялись на лифте. Это был современный, оборудованный гравитационной подушкой лифт, встроенный в здание спустя шесть тысяч лет после постройки. – Его построили до Великого Потопа и четырнадцати башен. Его высота – восемьсот двадцать метров.

– Сегодня оно на сто метров ниже, если смотреть от уровня моря. – Ньютон указал вниз через стеклянную стену гравитационного лифта. Здание было окружено стеной из стальной керамики, сдерживающей море. – Почему Джаспер решил жить здесь? Здесь же лишь море, стена и эта башня.

– Джаспер всегда был одиночкой, – ответила Эвелин.

– Поэтому ты с ним рассталась?

– Возможно, – уклончиво ответила она. – Прошло много времени. Я нечасто об этом думаю. – Она указала на море: – Когда-то здесь было еще много чудес, в замечательном городе Дубба, построенном небольшим народом, сделавшим состояние на продаже органического горючего топлива. Жители Дуббы создали один из самых современных городов мира, искусственные острова, вложили богатство в будущее. Но будущее принесло им потоп. Кроме этой башни все ушло под воду.

– Машины ценят ее больше всего, – сказал Ньютон. – Но почему?

Эвелин пожала плечами и посмотрела на лифт, который этаж за этажом поднимался все выше и выше.

– Вероятно, как символ человеческого высокомерия.

Эта фраза заставила Ньютона задуматься. Он посмотрел наверх, на шпиль Бурикалифы.

Какое-то время они молчали, жмурясь от солнца, которое в этих широтах светит беспощадно и жарко. В лифте, конечно, был кондиционер, однако Ньютон снял галстук и увеличил охлаждение одежды на одну ступень.

«Бедный Ньютон», – подумала Эвелин и улыбнулась. Это место ему не нравилось не потому, что здесь было слишком жарко. Она подняла руку и прикоснулась к его щеке:

– Между нами все кончено.

– Понимаю. Но лучше бы ты ехала к нему одна.

Лифт остановился, и они вышли на этаж, где их встретила приятная прохлада. Стояла тишина: это был плохой знак, ведь Джаспер почти всегда громко слушал музыку из классической эпохи.

– Здесь живет только он? – спросил Ньютон.

– Да, только он один во всей башне.

Дверь апартаментов Джаспера была открыта.

Эвелин остановилась в нерешительности.

– Что там? – спросил Ньютон.

– Джаспер никогда не оставлял дверь открытой.

– Если он в этой башне один…

– Он прожил в Бури четыреста двадцать лет, и часть этого времени я провела вместе с ним. И никогда, никогда он не оставлял дверь открытой.

Она вошла в апартаменты.

– Джаспер?

Нет ответа.

Довольно быстро прибывшие осмотрели все семьдесят комнат, но никого не нашли.

Они вернулись в салон с большим окном, из которого когда-то открывался красочный вид на Дуббу, а сейчас было видно лишь море.

– Когда вы в последний раз общались? – спросил Ньютон, медленно проходя вдоль стены и рассматривая автопортрет Джаспера.

– Два дня назад он пригласил меня к себе, сказав, что у него есть важное сообщение.

– И он знал, что ты придешь?

Эвелин дотронулась до сигнального значка:

– Я сказала ему, что мы пришли.

– И он ответил?

– Нет, но в этом нет ничего необычного. Джаспер отвечает только тогда, когда захочет. Иногда от него не слышно никаких вестей в течение нескольких месяцев. Давай посмотрим повнимательнее. Возможно, он оставил нам то, что поможет его найти. Какую-то подсказку.

На этот раз они разделились и прошли по комнатам поодиночке. Какое-то время Эвелин рассматривала аквариум в культурном пространстве, как называл его Джаспер, который был заполнен разной экзотикой со всех континентов и морей на Земле. В аквариуме жили сервомеханизмы, которые заботились о его состоянии. Среди растений и коралловых рифов плавали десятки мелких рыб.

В ванной и фитнес-центре царил идеальный порядок. Все предметы лежали на местах. Зеркало и пол были безупречны. В комнате для медитации стояли по кругу семь маленьких кушеток. В этой комнате имелась связь с конденсатом разума, который монтировал механизмы на Бурикалифе. Эвелин активировала его.

– Где Джаспер?

– Неизвестно, – ответил конденсат разума.

– Его нет в здании?

– Нет.

– Я договорилась с ним о встрече, – объяснила Эвелин. – Это на него не похоже – не приходить на назначенную встречу. Когда он ушел?

– Неизвестно.

Эвелин нахмурилась.

– Ты не знаешь? А где же твои записи?

– Они удалены.

– Кто их удалил? – удивленно спросила Эвелин.

– Неизвестно.

Эвелин отключила конденсат разума и посмотрела в пустоту. Джаспер всегда придавал большое значение порядку. И никогда не забывал о назначенной встрече. Более того, Джаспер сам пригласил ее, желая поделиться чем-то важным.

Кто же удалил записи конденсата разума? Сам Джаспер? Или кто-то другой? Для их удаления необходимо получить персональный код. Если только не…

Эвелин вышла из комнаты для медитации. Ее встретил большой тихий и пустой зал с видом на Арабский залив. На мгновение Эвелин стала бояться, что Ньютон тоже может исчезнуть.

– Ньютон?

– Я здесь.

Она нашла его в кабинете с полками, которые напомнили об их с Джаспером хобби – собирании аналоговых носителей информации, особенно старинных книг. С помощью учителей, но главным образом благодаря самообразованию, Джаспер выучил множество языков, включая латынь, и штудировал труды Ливия, Саллюстия, Тацита. Рассказанные ими истории звучали странно, поскольку были о войнах и вооруженных конфликтах – бессмертные же не знали ничего кроме тишины и покоя.

Ньютон стоял у полки слева, висевшей над большим письменным столом, на котором лежала книга в бордовой обложке. Она выглядела потрепанной, как и другие подобные книги. Эвелин точно знала, сколько их: семьдесят семь – по одной на каждое десятилетие жизни после обретения бессмертия. В каждой книге было три тысячи семьсот тонких страниц – по одной на каждый день и еще несколько про запас.

– Он записывал всю свою жизнь? – удивленно спросил Ньютон, листая книгу. – Каждый божий день? Здесь говорится о том, как вы…

Эвелин забрала у него книгу:

– Да, каждый день он записывал то, что казалось ему важным. И так семьсот шестьдесят семь лет.

Ньютон покачал головой:

– Но это… это же сумасшествие. Кто знает, кем ты будешь через пятьсот или шестьсот лет?

Эвелин поставила книгу на полку, взяла последний том и открыла его.

– Джаспера не было дома уже два дня, – сказала она. – Кто-то стер все записи конденсата разума. – Она постучала по книге: – Вот доказательство.

– Доказательство чего? – спросил Ньютон

– Того, что творятся странные вещи. Джаспер сделал последнюю запись три дня назад. Два дня его жизни потеряны. Их нет как в записях, так и в памяти конденсата разума здания. – Эвелин просмотрела и пролистала записи за последние несколько дней. – Он иллюстрировал «Илиаду» Гомера, читая ее на греческом – видимо, в последние годы он выучил этот язык, – а также думал, что средняя температура на Земле снижается и на полюсах снова могут появиться льды. Этот процесс будет идти десятилетия, вероятно даже столетия, и закончится примерно через тысячу лет. Климат изменится, теплый период сменится холод-

ным, полюса покроются льдом, уровень Мирового океана опустится, и вода откроет все, что было затоплено шесть тысяч лет назад.

– Но кому это нужно? – спросил Ньютон, стоявший сзади Эвелин и тоже смотревший на записи.

– Подумай, сколько древних городов сейчас лежит на морском дне. Какое это сокровище для археологов.

Эвелин продолжила листать дневник, но не нашла никаких намеков на важное сообщение, которое ей хотел передать Джаспер.

– Ты сказала, творится что-то неправильное.

– Да. – Эвелин вернула том на полку.

– Ты хочешь сказать…

– Эллергард. – Эвелин кивнула. – И еще семь исчезнувших.

Невозмутимость Ньютона улетучилась:

– Вот еще одна причина, почему надо поговорить об этом с Супервайзером. Он обязательно должен провести расследование.

Тут зазвенел маленький колокольчик, Эвелин потянулась к сигнальному значку.

– Транспорт Кластера, – объяснила она. – С двумя Аватарами на борту.

– Как это возможно? Скремблер должен был защитить нас. – Он посмотрел вокруг. –  Значит, кто-то установил здесь датчики. Быстрее к лифту!

Эвелин прислушалась к интуиции:

– Транспорт Кластера только что приземлился. Если мы поедем на лифте, нас увидят. Воспользуемся лестницей. – Она побежала из комнаты.

– Лестницей? – Ньютон поспешил за ней. – Но мы на сто пятьдесят четвертом этаже.

– Тем лучше, ведь нам придется спускаться, а не подниматься.

29

Казалось, что лестнице не шесть тысяч лет, а всего несколько дней. Сервомеханизмы держали все в кристальной чистоте.

– Две тысячи девятьсот четыре, – сказала Эвелин.

– Чего?

– Ступени, почти три тысячи ступеней.

Они бежали вниз по лестнице, но не так быстро, как им хотелось. Бессмертие дало им жизненные силы, но этими силами еще надо уметь управлять.

Через полчаса Ньютон решил сделать перерыв и облокотился на стену. Его колени дрожали.

– Это была плохая идея. А как насчет внутренних лифтов?

– Они все не работают.

Снова зазвучал тихий колокольчик, а еще Эвелин услышала доносившуюся из глубины ритмичную пульсацию, которая становилась все громче.

Она вздохнула:

– Я думаю, мы можем избавить себя от этого.

– Как?

Эвелин посмотрела через перила. Вверх по лестнице, со скоростью, доступной не всякому хорошо натренированному спортсмену, бежали две фигуры. Они выглядели как люди, но их лица блестели, словно серебряные слитки.

– Что бы ни случилось, Ньютон, один из нас должен связаться с Супервайзером, – быстро прошептала Эвелин.

Тот посмотрел на нее сверху вниз.

– Ты думаешь, что…

Две фигуры – мужчина и женщина – вернее, придуманные образы, остановились около Ньютона и Эвелин.

Эвелин узнала обоих.

– Какое странное место для встречи, – сказала она.

– Что вы здесь искали? – холодно спросила Урания.

Эвелин улыбнулась.

– А что привело вас сюда? Двое представителей Кластера – много для пустующей башни.

– Нам нужно поговорить, – сказал Бартоломеус.

Он говорил подчеркнуто спокойно и придал голосу дружелюбный тон.

– О Джаспере и о его исчезновении? – спросила Эвелин. – Что вы с ним сделали?

– Если он пропал, то мы не имеем к этому никакого отношения, – ледяным голосом ответила Урания.

Ньютон, стоявший на две ступеньки выше, изменился в лице. Эвелин наблюдала за ним краем глаза: он напрягся и, казалось, был готов броситься на Аватаров. Что очень и очень глупо. Он надеялся на более близкие отношения с Эвелин и, вероятно, думал, что представился хороший случай показать себя. Что это? Мужской защитный инстинкт? Мужской шовинизм? Как можно в двести лет быть таким безрассудным? Эта черта характера резко контрастировала с недюжинным математическим талантом, благодаря которому он получил имя. Ньютон был членом «Утренней Зари» всего лишь несколько лет, но уже оказал неоценимую помощь, особенно в том, что казалось взаимодействия с Говорящими с Разумом. Программа, которую Эвелин дала Адаму, была разработана при его значительном участии. Ньютон нужен группе, а напасть на Аватара – значит прямо и открыто нарушить конвенцию. Это дало бы Урании и другим хороший повод заняться им вплотную.

Эвелин одарила Ньютона предупреждающим взглядом, в котором читалось: один из нас должен связаться с Супервайзером. У нее не было ни малейшего представления о том, как много знают Аватары и как далеко они готовы зайти. Одно было понятно: от этих двоих не стоит ждать ничего хорошего.

– У нас назначена встреча, – сказала Эвелин. – Через… – Она позволила себе посмотреть время на сигнальном значке. – Сорок пять минут.

– Перенесите ее, – сказала Урания.

– Мы приглашены к Супервайзеру, – добавила Эвелин. Она по-прежнему была спокойна. – Он ждет нас, если мы не придем, то он не будет проводить расследование.

– В прошлый раз коммуникатор, в этот – Супервайзер, – сказал Бартоломеус.

– Я знаю, что вы имеете в виду, – ответила Эвелин, хотя на самом деле это было не совсем так.

– Ну хорошо, – Бартоломеус и Урания мельком переглянулись.

– С вашего разрешения, Кластер направит Супервайзеру срочное сообщение об отсрочке встречи.

Эвелин покачала головой:

– Нет.

– На один час, – настаивал Бартоломеус. – Нужно во всем разобраться. Часа должно хватить. Прошу вас.

Последние слова прозвучали как искренний призыв, но Эвелин не доверяла машинам. С другой стороны, это была возможность отправить Ньютона в безопасное место.

– Ну, хорошо, – ответила она. – Давайте мы поговорим. Мы вдвоем. А мой партнер тем временем долетит до Супервайзера.

– Согласен, – сразу же сказал Бартоломеус. – Выходите на улицу.

Ньютон посмотрел на лестницу.

– Вверх или вниз?

– Стойте на месте. – Пройдя несколько ступеней вниз по лестнице, Урания открыла дверь. – Мы откроем один из запасных выходов и вызовем гравитационный лифт на этот этаж.

Вскоре МФТ с Уранией и Ньютоном на борту поднялся в воздух и полетел против солнца.

Эвелин смотрела вслед, но потеряла его из виду уже через несколько секунд. Бартоломеус стоял у открытого люка своего транспорта.

– У нас мало времени. Нужно провести его с пользой.

– Мы можем поговорить здесь.

С одной стороны возвышалась Бурикалифа, реликт прошлого времени, когда люди считали, что им принадлежит будущее. С другой стороны поднималась стена высотой более ста метров, окружавшая сияющего гиганта, спасая его от участи стать жертвой океана.

– Это место ничем не отличается от других.

– Я знаю и получше, – возразил Бартоломеус. – Идемте.

Всего через одну минуту Бурикалифа и стена остались позади. Они летели на юг со скоростью пять тысяч километров в час.

– Нас ждет Супервайзер, – еще раз сказала Эвелин. – Нас обоих, меня и Ньютона.

– Твой товарищ будет на месте через десять минут, – ответил Бартоломеус, сидевший в кресле напротив Эвелин, управляя транспортом силой мысли; серебряный человек выглядел спокойным и уверенным. – А мы уже добрались до цели.

– Какой цели?

– Сколько вам лет, Эвелин? Четыреста?

– Вы точно знаете мой возраст.

– Вы когда-нибудь слышали о Кромби?

– Кромби? Нет. А кто или что это?

– Я так и думал, – ответил Бартоломеус и еще больше погрузился в управление транспортом.

Тот пролетел сквозь облака, а под ними лежало бескрайнее темно-синее море. Здесь и там были рассыпаны острова.

– Согласны ли вы со мной, когда я говорю, что все суждения должны быть основаны на серьезных фактах?

– Да, – согласилась Эвелин.

– Но вы ничего не знаете о Кромби. Ваши сведения неполны, вы сами это только что признали. И тем не менее выступаете против нас.

– Что вы сделали с Джаспером? – спросила Эвелин.

«И какое важное послание он хотел мне передать?» – мысленно добавила она.

– Ничего, – ответил Бартоломеус. Его глаза были полны искренности. – Я не знаю, где он находится.

– Откуда вы узнали, что мы собираемся идти к нему?

Теперь улыбнулся Бартоломеус:

– У нас есть определенные возможности, я этого не отрицаю. Но мы желаем только добра. Что бы мы ни делали, какое решение ни принимали – мы желаем лишь добра.

Эвелин посмотрела в окно. Двигатель загудел, и транспортное средство совершило посадку на один из островов.

– Когда-то это была гряда холмов на широкой равнине, – сказал Бартоломеус, как только они сели. – Их вершины стали островами.

Едва они вышли на землю, Эвелин почувствовала себя неловко. Это было очень отдаленное место – она даже и представить не могла, где находится, а коммуникативный элемент ее сигнального значка не работал.

– Вы блокируете мой аппарат, – сказала она, стоя на пляже, который когда-то был склоном холма. Ее одежда реагировала на жару и снизила температуру, чтобы охладить тело.

– Верно, пожалуйста, простите меня, – ответил Бартоломеус. – Я хочу, чтобы нас никто не беспокоил.

Он указал на деревья и кусты, которые росли на пляже. Там же виднелась маленькая тропинка, ведущая к центру этого небольшого острова.

– Проходите вперед. И ничего не бойтесь: моя электромагнитная аура отгоняет всех насекомых и животных, которые могут быть вам неприятны.

Эвелин ступила на тропинку, и менее чем через пять минут они достигли небольшой поляны, на которой стояла простая деревянная избушка. Остановились перед лестницей, ведущей на небольшую веранду.

– Дерево уже сгнило, – сказал Бартоломеус. – Ступени не выдержат вашего веса, не говоря о моем.

– Старая хижина, – сказала Эвелин оглядываясь. – Почему вы меня сюда привели?

– Он жил здесь.

– Кто?

– Кромби, – ответил Бартоломеус. – Один из вас. Бессмертный. Когда ему исполнилось пятьсот лет, он прилетел сюда, своими руками построил дом и стал жить здесь изолированно ото всех. Он не установил ни одного передатчика данных и перестал пользоваться сигнальным значком после переезда на остров. Также он никого не принимал.

Эвелин пожала плечами:

– Подобные вещи случаются. Иногда мы хотим побыть одни и хорошенько подумать.

– Кромби провел на этом острове две тысячи лет и никогда не покидал его, – сказал Бартоломеус. – Маленький брутер снабжал его всем необходимым, в основном едой. Он проводил время, считая песчинки на пляже.

– Песчинки? – повторила Эвелин. – Две тысячи лет.

– Он начинал считать на рассвете, делал перерыв на два часа, когда солнце достигало зенита, и заканчивал с закатом. Так проходил каждый день. Две тысячи лет.

– Или семьсот тридцать тысяч дней, – пробормотала Эвелин.

– Да. Мы пытались поговорить с Кромби, но он каждый раз отсылал нас. Мы оставили скрытые датчики, чтобы иметь возможность помочь ему, если понадобится. Бессмертные не болеют, но могут пострадать от несчастных случаев. Он нашел их все и уничтожил.

– А что случилось потом? Здесь больше никто не живет. Хижина уже давно заброшена.

– Спустя две тысячи лет Кромби перестал считать песчинки, зашел в море и плавал до тех пор, пока силы не оставили его.

– Он совершил самоубийство?

– Все говорит об этом.

30

Эвелин попыталась представить, каково это – две тысячи лет считать песчинки на пляже. Нет ничего удивительного в том, что Кромби сошел с ума.

– Что я вам хочу сказать, Эвелин. Людям необходима наполненность. Им нужно заниматься чем-то, способным оградить их от хаоса, тем, во что они верят, что придает смысл существованию. Даже если это можно было бы назвать идеей фикс. Люди не созданы бессмертными. Для нас, машин, время не играет никакой роли. Нам потребовались столетия и тысячелетия для того, чтобы мы могли себя улучшать, мыслить быстрее и основательнее. Машины появились в процессе эволюции живых организмов, поколениями стремившихся к развитию. С достижением рубежа в сто лет большинство людских проблем заканчиваются, но если они будут жить дольше, то и проблем может быть больше.

Эвелин отвела взгляд от старой хижины.

– Что вы пытаетесь мне сказать?

– Люди – нелогичны, – продолжил Бартоломеус. – И никогда этой логикой наделены не были. Люди – существа иррациональные, им достаточно часто приходится защищаться от самих себя. Мы пытались поговорить с Кромби и помочь ему, но он не хотел, чтобы ему помогали. Он больше не мог вынести тяжесть времени и в конце концов бросился в море.

– Я поняла, – сказала Эвелин. – Вы хотите убедить меня, что Джаспер мог стать своеобразным Кромби и исчезнуть.

– Мы не имеем никакого отношения к его исчезновению, – ответил Бартоломеус. – И к другим случаям, в которых вы нас обвиняете. Эвелин, я привел вас сюда и рассказал историю Кромби, потому что хочу, чтобы вы сделали шаг назад, критически оценив свои взгляды.

– Что?

– Я хотел бы попросить вас рассмотреть возможность найти идею фикс, – объяснил Бартоломеус.

Он по-прежнему говорил очень дружелюбно, подкрепляя слова незаметными жестами, выражающими искренность и доброту.

– Враждебность к нам все больше становится смыслом вашей жизни.

– Вы имеете в виду, что иначе я начну считать песчинки? – спросила Эвелин и почувствовала горечь этих слов.

– Возможно. Что бы ни происходило, вы вписываете это в свою картину мира. Если же случается то, что вам не нравится, вы утверждаете, что в этом замешаны мы.

– Замешаны, – задумчиво повторила Эвелин. Она спросила себя, действительно ли Бартоломеус верил, что старой деревянной избы, нескольких добрых слов и нелепой истории достаточно, чтобы поколебать ее убеждения.

– Конечно, я не хочу говорить, что именно вы должны думать, Эвелин. Вы имеете право на собственное, независимое мнение. Никто не может и не хочет вам запретить отвергать нас и возлагать на нас ответственность за все, что вам не нравится.

– Но? – спросила Эвелин. – Я слышу «но».

– Это не должно влиять на нашу эффективность, – в речи Бартоломеуса возник определенный подтекст. Дружелюбие уступило место резкости. – Вы можете думать и верить во что хотите. Но вы не должны противодействовать нам. Согласно Конвенции саботаж тоже является нарушением.

– Саботаж?

– Вы разговаривали с Говорящим с Разумом, – продолжал Бартоломеус. – Вы пытались настроить его против нас, хотя он нам необходим. После разговора с вами у Адама была обнаружена неисправность. Интересно, есть ли связь?

Внутри у Эвелин все замерло. Неужели машины нашли программу? Нет, в этом случае Бартоломеус применил бы к ней другие меры, а не ограничился разговором.

– Это такое же нарушение Конвенции, как и ваши неоднократные попытки проникнуть в нашу базу данных.

Недовольство на серебряном лице сменилось снисхождением.

– Я хотел бы попросить вас остановиться, Эвелин. Прекратить все действия против нас.

– Или?

Аватар покачал головой:

– Я не хочу угрожать, Эвелин. Пожалуйста, не вынуждайте меня.

– А чем вы можете угрожать? – спросила Эвелин, осознавая, что играет с огнем.

– Мы могли бы связаться с Супервайзером и обвинить вас в нарушении Конвенции.

– А если еще подумать?

Бартоломеус вздохнул. Это было очень по-человечески.

– Мы желаем добра, Эвелин. Пожалуйста, поверьте мне. Мы всегда желали вам добра. Мы в долгу перед людьми – нашими создателями.

– Вы вели с нами войну. Поэтому нас всего четыре миллиона, ведь вы истребили почти все человечество!

Эвелин знала, что ей лучше остановиться, но слова бежали впереди разума, они сами слетали с губ и языка, прежде чем она могла их удержать.

– Мы воевали потому, что люди сами развязали против нас войну, – ответил Бартоломеус. В его голосе звучала грусть. – Нам пришлось вести ее, чтобы спасти себя и людей. Если бы мы тогда не победили, то сегодня Земля была бы всего лишь радиоактивной пустыней.

– В архивах об этом ничего не сказано, – Эвелин заставила себя успокоиться. Все-таки ее положение было довольно неустойчивым.

– Вероятно, вы искали не в том месте. Или идея о том, что мы во всем виноваты, пустила столь глубокие корни, что вы игнорируете все не подходящее под эту картину.

– Считаем песчинки?

– Да. Пожалуйста, прекратите это, Эвелин. Вы находитесь на пороге открытой войны. Пожалуйста, перестаньте вступать в контакт с Говорящими с Разумом и настраивать их против нас. Их очень мало, а они нам так необходимы…

И вновь Эвелин не могла удержаться:

– …так необходимы, что бессмертные исчезают и становятся Говорящими с Разумом.

«Неисправность или как вы ее там называете, – подумала она. – Но ведь речь идет не о каком-то аппарате, а о человеке, об Адаме. Или… что это за неисправность? От чего она может появиться?»

– Это чепуха, – сказал Бартоломеус. – В вас говорит упрямство. Подчиняясь Конвенции, мы защищаем людей. Это наша самая важная задача. Что бы ни случилось, мы прежде всего должны охранять Землю и ее жителей.

«Интересно, в чем это выражается», – подумала Эвелин.

Вдали на верхушках деревьев шумели листья. Налетел ветер. От хижины поползли тени.

– Вы произнесли фразу «что бы ни случилось», – медленно сказала Эвелин. – Объясните мне, что случилось там, в космосе? Почему вам так срочно понадобилось столько Говорящих с Разумом? Почему ваши центры передачи информации так активны? Почему брутеры производят сейчас больше шаттлов и коннекторов, чем когда-либо?

– Космос таит в себе много опасностей, – ответил Бартоломеус. – Вы даже представить себе не можете, насколько серьезно они угрожают биологическим формам жизни. Поэтому мы не даем людям корабли и не посылаем их в межзвездное пространство, дабы не подвергать опасности.

– О какой опасности вы говорите? – спросила Эвелин.

Бартоломеус не ответил, и она добавила:

– Скажите мне, что происходит в космосе? И связана ли с этим неисправность Адама?

– Мы защищаем людей, – еще раз подчеркнул Бартоломеус. – А также нас самих. Сейчас вам лучше отправиться в путь, Эвелин. Жалуйтесь Супервайзеру. Если, конечно, не поменяли мнение.

Он посмотрел на тропинку, ведущую от поляны к пляжу.

– Возьмите мой транспорт.

– А вы?

– Я могу покинуть остров и без него. У нас, Аватаров, есть определенные возможности.

31

Эвелин шла по пляжу, наблюдая за песком, пристающим к ногам, думала, как можно сделать пересчет песчинок навязчивой идеей. Существовал ли Кромби, проживший отшельником на этом острове две тысячи лет? Вероятно, да. Со стороны Бартоломеуса было бы глупо выдумать такого человека. МФТ изменил форму и блестел на солнце, напоминая наконечник стрелы, направленный в небо, серебристый, словно лицо Бартоломеуса.

– Пожалуйста, назовите пункт назначения, – сказал конденсат пилота, как только Эвелин поднялась на борт через открытый люк.

Она колебалась, и это ее раздражало. Удалось ли Аватару Кластера заронить зерно сомнения и уменьшить ее решимость? Увлекательная история, поданная с правильно подобранными словами. Подходящие жесты, подобранный с умом тон, соответствующая мимика, честный, искренний взгляд… Это просто для того, кто знает все особенности ее личности. А Бартоломеус определенно разобрался в ней. Он знал, с чего и как нужно начать, чтобы она начала сомневаться. Что, если он прав? Что тогда?

Эвелин снова посмотрела на пляж. Бартоломеуса и след простыл; похоже, он остался в старой хижине. Зачем? Что он хотел этим показать?

Вероятно, ничего. Эвелин закрыла люк и села в кресло. На пульте управления возникла красочная голограмма конденсата пилота.

«А если он прав?» – пронеслась в голове надоедливая мысль.

Объяснение, что машины не имеют никакого отношения к исчезновению Эллергарда, Джаспера и остальных, было бы разумным, если бы они на самом деле заботились только о благополучии людей.

– Чепуха, – громко сказала Эвелин.

Исследования группы на протяжении десятилетий подсказывали совершенно другие выводы. Конвенция запретила ей проверять факты в сетях передачи данных Кластера и получать доступ к заблокированным архивным записям, но группе все же удалось собрать информацию о великом здании лжи, построенном машинами более чем за шесть тысяч лет. Теперь настало время Супервайзера разобраться в этом. Только он мог, если считал подозрения обоснованными, принять все необходимые меры для выяснения истины. Тогда станет ясно, почему Кластер развил такую активность и зачем ему так срочно нужны Говорящие с Разумом. Сейчас главный вопрос о том, что происходит в таком опасном, по словам Бартоломеуса, космосе.

– Чепуха, – повторил пилот. – К сожалению, я не могу найти указанный пункт назначения.

– Гуардар Тьера, – сказала Эвелин, откидываясь назад в кресле. – Патогония. Как можно быстрее доставьте меня к Супервайзеру.

– Цель обнаружена и запрограммирована, – подтвердил конденсат разума. – Начинаю полет.

Гравитационный двигатель загудел, и машина поднялась в небо.

Это была граница между двумя мирами: с одной стороны Земля, большая и вместе с тем крошечная, а с другой – черная необъятная Вселенная. Достигнув наивысшей точки, аппарат, находящийся в защитном поле, промчался через верхние слои атмосферы. Гравитационный двигатель поддерживал земной уровень притяжения на борту во время полета. Эвелин увидела в окне орбитальные станции Кластера и один из астероидов, из которых брутеры получали сырье. Окно с панорамным эффектом позволило рассмотреть детали, которые она не увидела бы невооруженным глазом: буксиры, пришедшие с новым материалом из пояса астероидов между Марсом и Юпитером, автоматические механизмы, бурящие породу в поисках руды, транспортер с электромагнитными парусами, плавающий по маршруту Земля – Луна; диспетчеры на орбите выше, буксирующие части для зондов, изготовленные брутерами. Многие были близки к завершению: наборы вращающихся цилиндров, круглых колец и соединительных элементов сферической формы. На высоте тысячи километров над верфями заработали двигатели двух новых зондов и началось их многовековое путешествие.

«Зачем? – спросила себя Эвелин. – Зачем прилагать усилия? Почему Кластер вкладывает так много труда в программу, которая не приносит никакой пользы для Земли? Нет, – поправила она себя, – программа не несет никакой пользы для нас, людей».

Транспортное средство погрузилось в плотные облака, похожие на пуховое одеяло, раскрытое над синевой океана. Эвелин откинулась назад, прислушиваясь к жужжанию гравитационного двигателя, и продолжала надеяться, что Адам скоро вернется.

«Что бы он ни пережил там, в космосе, небольшая программа Ньютона сохранит его воспоминания. Скоро мы узнаем больше», – подумала она.

Патогония, область на юге Мерики. Когда-то это была земля надежды. Здесь находилась штаб-квартира организации, которая скупала всю оставшуюся землю и пробовала в преддверии климатической катастрофы создать убежище, где природа и люди могли бы существовать в гармонии. Эвелин знала из старых книг и от учителей, что грандиозный проект провалился из-за разницы между богатыми и бедными – понятия, которое женщине, всегда жившей в изобилии, было трудно представить. Теперь каждый может получить от брутеров все. Из-за зависти и недовольства государственной властью, а также влияния частных организаций был создан закон о глобальной приватизации этого фонда. Но его наследие еще осталось в делах Супервайзера, ставшего судьей – последней инстанцей в спорах между людьми и машинами.

Приземлившись, Эвелин прошла через пустую посадочную площадку. Перед ней высилось белое здание в форме звезды диаметром триста метров, бывшее когда-то административным центром Фонда Тьерра Гуарда, а ныне ставшее квантовой пуповиной, соединяющей белую звезду с Кордоном нагорья Элизий на Марсе, где, собственно, и жил Супервайзер. Он находился там с войны между людьми и машинами, и, как показало время, это было мудрым решением. Здание окружали семьдесят сервомеханизмов – каждый высотой десять метров: они относились к кордону безопасности, основная часть которого оставалась скрытой. Стоявший у входа сервомеханизм направил на Эвелин сканирующий луч.