Текст книги "Выдумщица"

Автор книги: Андреа Семпл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

94

Первое, что я слышу на следующее утро, это что в дверь мне стучит брат. Он уже одет. Побрит. И безукоризнен.

– Доброе утро, – говорю я хриплым спросонья голосом.

– Собирайся, – говорит он. – Поехали.

– Поехали?

– В Лидс. Я тебя отвезу. Давай-ка постараемся приехать туда вовремя. До того, как уедет твой возлюбленный.

– Не понимаю.

– Тут нечего понимать. Сгребай свои вещи, и поехали.

– А как мама? Как Ли?

– Они оба еще спят. И проснутся не раньше чем часа через четыре. Я смогу отвезти тебя и вернуться. И к тому же я оставил маме записку. И мы можем позвонить ей по мобильнику из машины. Ну давай поехали.

Марк – маньяк. По крайней мере, машину он водит, как ненормальный.

Серьезно, всю дорогу он не снижал скорость ниже семидесяти. Мы добрались до Лидса за три часа, но все же опоздали.

Фрэнк уехал.

Я благодарю Марка и извиняюсь за трату времени и бензина. Он обнимает меня и говорит, чтобы я звонила, если мне что-то понадобится. И пока мы обнимаем друг друга, я думаю, как я вообще могла завидовать ему или ревновать к нему и к его будущим карьерным успехам. Думаю и о том, почему он никогда не говорил мне, что он гей, и о том, не из-за того ли он не доверял мне, что я не смогу сохранить это в тайне.

– Поезжай осторожнее, – говорю я ему, пока он заводит мотор.

– Хорошо.

– Побереги себя.

– Ладно. И ты тоже.

95

Вид моей квартиры еще никогда не действовал на меня так угнетающе.

Оранжевый ковер, закручивающиеся углы обоев, решетки на кухонных окнах окончательно потеряли привлекательность.

Насколько велик Эдинбург? Уверена, что не слишком. Я смогу его найти, если приложу достаточно усилий. Можно сесть на поезд, и походить по улицам, и проштудировать телефонную книгу, и порасспросить людей в барах и кафе, ну, как это бывает в кино.

Я лежу на диване и смотрю в окно, разглядывая рисунок, вычерчиваемый дождем на стекле. Его образ уже постепенно начинает исчезать из моей памяти. Единственное, что я хочу слышать, – это как он рассказывает об альтернативных вселенных или об Эле Грине. Мне нужен он.

Диванная подушка – плохой заменитель любимого человека, но я все же сжимаю ее в объятиях. Я лежу на диване, поджав ноги, думая о Фрэнке, пока мои веки не тяжелеют. Я засыпаю.

Но через какое-то время – через какое, не имею ни малейшего представления, – вздрагиваю и просыпаюсь.

Я слышу звук.

Звук музыки.

Я, наверное, сплю. Наверняка я просто сплю. И вижу сон о Фрэнке.

Потому что это песня Эла Грина «Я так устал быть одиноким».

Я сажусь и щиплю себя.

Нет, это не сон.

Может, это новый обитатель подвальной квартиры и тоже поклонник Эла Грина. И пока я думаю об этом, звучит новая песня. На этот раз «Я все еще люблю тебя».

Пять секунд.

Это столько, сколько мне требуется, чтобы добежать до двери. Я сбегаю по каменным ступеням вниз и бешено колочу в стекло:

– Фрэнк! Фрэнк!

И, несмотря на громкое пение Эла Грина, слышу звук отпираемой щеколды. Дверь открывается.

Это он.

– Фрэнк! – говорю я. – Фрэнк!

– Здравствуй, Фейт, – отвечает он.

Он смотрит в пол.

– А я думала, ты в Эдинбурге.

– Я тоже думал там быть, – говорит он. – Но что-то меня удержало, – он медлит, продлевая мои муки, потом добавляет: – Кто-то.

Льет сильный дождь, но я его почти не чувствую. Наверное, я выгляжу просто ужасно в своем промокшем мешковатом топе, но сейчас это не имеет значения.

– Я рассказала маме, – говорю я. – Я ей все рассказала. Все, о чем врала. Я ей все рассказала, когда ты уехал из отеля.

Он кивает головой, но как будто ждет, что я скажу еще что-то.

– Я люблю тебя, – говорю я ему. – Я правда люблю тебя.

Смущенный, он смотрит на меня. Думаю, никогда в жизни я еще не чувствовала себя такой незащищенной. Но мне надо было сказать ему это, потому что это правда. И правда то, что я могу стоять здесь, под дождем, и повторять ему это снова и снова.

Он делает шаг вперед, под этот проливной дождь, промочивший весь Лидс. Он смотрит на меня сверху вниз, громадный и нечесаный, со щетиной, отросшей за два дня, и держит в руках мое лицо. И вот тогда я все понимаю.

Но все же приятно слышать, как он это произносит:

– Я люблю тебя.

Он смотрит на меня, и под его взглядом в глубине меня теснятся тысячи разных чувств и мыслей. Я понимаю, что сейчас в мире нет места более романтичного, чем то, где стоим мы. Ни Эйфелева башня, ни венецианская гондола, ни что другое не могут сравниться с этими ступенями у двери в Западном Йоркшире.

Я также понимаю, что если мы немедленно не войдем внутрь, то кто-нибудь из нас заболеет воспалением легких.

– А вот сейчас тебе полагается меня поцеловать, – говорю я, торопя события.

– Да, – отвечает он, – да, конечно.

96

– А как же твоя мама? – спрашиваю я его, вытирая насухо пропитанные дождем волосы.

– Я разговаривал с ней, – отвечает он. – Рассказал ей о тебе, и она все поняла. Она сказала, что мне уже давно пора найти себе «милую лапочку».

Я киваю головой, выражая этим понимание подобной озабоченности всех матерей. И тут вспоминаю кое-что еще.

– Но тебя там не было. Твоя машина исчезла.

– Я никуда не уезжал, – говорит он мне, снимая футболку. Потом он еще что-то говорит, но я, глядя на его обнаженную грудь, уже не могу сконцентрироваться. В этом нет ничего сексуального. Ну, по крайней мере, в этом есть кое-что, помимо сексуального. Ведь я так боялась, что уже никогда его больше не увижу, а он – вот он, здесь передо мной. Полуобнаженный.

– Что ты сказал? – спрашиваю я.

– Я сказал, что я никуда не уезжал. Знаешь, я все думал и думал.

– Нет, – говорю я. – Не знаю.

– Ну вот, теперь знаешь, – неохотно признается он. – Я все думал, что пришло время остановиться. Даже не знаю, звучит так глупо, но просто я почувствовал, что пришло время перестать убегать от проблем. Видишь ли, с тех самых пор, как умер мой брат, именно это я и делаю. Убегаю от проблем, которые ставит передо мной жизнь. И на полпути по шоссе М-1 я вдруг осознал, что ты – это та проблема, от которой я не должен убегать. Потому что ты очень много значишь для меня. Поэтому я повернул и поехал обратно. – Он делает паузу, вспоминая, как все было. – Знаешь, даже это чертово радио не помогало. Буквально по каждой станции, на которую я переключался, проигрывали какую-нибудь чувствительную песенку. Пока это был Элтон Джон, я еще держался, но потом пустили песню «Ю-ту». Ну, ты знаешь, «С тобой или без тебя». И этого я уже не перенес. К концу первого куплета я здорово сбавил скорость, а когда вступил хор, я повернул обратно. Поэтому если захочешь найти кого-то, на кого можно взвалить всю вину за то, что я вернулся, то выбери Боно.

– Хорошо, – говорю я, улыбаясь. – Его и выберу.

Позднее, когда мы оба лежим в постели, он спрашивает, не хочу ли я познакомиться с его отцом. Завтра. Он говорит, что отец хочет пригласить нас пообедать в ресторан «Ракасс».

Тут у меня, конечно, возникает масса вопросов.

Например, когда же это его отец успел пригласить нас. Если еще до того, как мы стали целоваться под дождем, как, вероятно, оно и было, то это несколько преждевременно. И к тому же ресторан «Ракасс» самый дорогой во всем Йоркшире.

Под влиянием этой мысли я спрашиваю Фрэнка:

– И чем же занимается твой отец?

– О, – неловко пожимает он плечами, – я уверен, он тебе все сам расскажет.

97

Это страшно действует на нервы.

Я чувствую себя, как Бен Стиллер перед встречей с Робертом де Ниро в «Знакомство с родителями». Хотя не думаю, чтобы Бен Стиллер был одет в платье от Дзары. И я не думаю, что он перед этим потратил час на то, чтобы выщипать брови, и нанести макияж, и выпрямить волосы.

Но не могла же я сказать «нет», ведь не могла же?

И вот мы на заднем сиденье черного автомобиля едем в этот тихий вечер понедельника через весь Лидс.

– Как я выгляжу? – спрашиваю я Фрэнка.

– Просто великолепно, – он улыбается. Это милая улыбка, но немного отстраненная. Такие улыбки появляются у людей, когда к ним на день рождения неожиданно приходят гости. Но только это не день рождения.

О Боже, вот мы и приехали.

Я не вижу вывески. Фрэнк берет мою руку.

– Все хорошо? – мягко спрашивает он.

– Да, – отвечаю я, копируя дыхательную технику своей сестры. – Все отлично.

Фрэнк расплачивается с водителем такси, целует меня в щеку, и мы выходим.

Все это так необычно для Лидса. Как будто мы в каком-то другом городе. Волшебные огоньки, блики от стекол, светящаяся вывеска и все эти шикарные комнатные растения. Такое может быть на французской Ривьере. И Фрэнк, теперь я это вижу, вписался бы во французскую Ривьеру. Он выглядит ну очень стильно в этой своей черной рубашке и дорогих джинсах. Стильно, но не слишком, ведь это же Фрэнк.

Мы подходим к женщине за столом у входа, и Фрэнк говорит ей:

– У нас заказан столик. На имя Блейка. На три персоны.

В моей голове забил тревожный набат. Я поворачиваюсь к Фрэнку:

– Блейк? Но ты же Блэк. Фрэнк Блэк.

Он качает головой.

– Нет, я Блейк. Фрэнк Блейк. Я думал, что ты все это время знала мою фамилию. Я думал, тебе сказали в больнице.

Я помню, как женщина в больнице жевала свой бутерброд, называя его фамилию. И почему я не проверила. Идиотка!

Разве можно влюбляться в человека, не узнав даже его фамилии? Оказывается, можно.

Женщина нам улыбается.

– О да, – говорит она. – Конечно, – она берет два меню и ведет нас через холл.

Мы заворачиваем за угол и идем через целое море романтических влюбленных и супружеских пар. И я вижу человека, которого знаю.

Крупный лысый мужчина, в одиночестве сидящий за столиком, курящий огромную сигару. Сердце у меня стучит еще сильнее.

– О Боже!

Фрэнк поворачивается ко мне:

– Что случилось?

– Я его знаю. Я работала на него. Ну, в его магазине. Он владеет магазином «Бл…», – я замолкаю, ожидая, когда эта разрозненная мозаика сложится в моем мозгу в картинку.

И когда она складывается, Фрэнк улыбается мне:

– Ты поняла.

– Это твой отец?

– Да. Все в порядке, – добавляет он, почувствовав охвативший меня ужас. – Доверься мне, – я смотрю ему в глаза, чувствую, как мне на руку успокаивающе ложится его рука. – Верь мне. Все хорошо.

О Господи. Это его отец. Он все знает обо мне. Мистер Блейк. Тот самый мистер Блейк. Отец Фрэнка. Он знает о той истории на складе. О том, что меня застали там с голым мужчиной. Конечно знает. Должно быть, это была самая интересная новость, которую обсуждали в семействе Блейков.

Блейк.

Фрэнк Блейк.

Мистер Блейк.

98

Как я могла быть такой тупой?

Мистер Блейк увидел нас. Он улыбается. Наверняка он пока еще не узнал меня. Пока.

Он кладет сигару в пепельницу и встает нам навстречу.

– Рад опять с вами встретиться, – тон у него веселый, но это не успокаивает мои нервы.

– Взаимно, – говорю я, думая, упаду я в обморок или нет.

Фрэнк выдвигает для меня стул. Мы садимся. Почему Фрэнк не сказал мне? И если его отец владеет магазином «Блейк», то почему сам Фрэнк живет в этой пещерообразной подвальной квартире?

– Приятный сюрприз? – спрашивает Блейк.

– Да, – отвечаю я.

К нам подходит официант, чтобы принять заказ на напитки. Мистер Блейк заказывает «Шато» или еще что-то такое же и газированную минеральную воду для сына и принимается посасывать свою сигару.

– Вас уволили из моего магазина, – говорит он.

– Да, – подтверждаю я.

– Уволили несправедливо, – продолжает он. До меня пока не доходит, что он имеет в виду. – Мои охранники просмотрели пленку. На складе есть скрытые камеры. Как бы то ни было, Фейт, вы ни в чем не виноваты. Ваше увольнение было неприятной ошибкой.

– Правда?

– Вы были хорошим сотрудником.

Я была хорошим сотрудником? Откуда он знает? Он же только раз меня и видел.

– В общем, мы уволили Лорейн Бэкстер. Не потому, что она уволила вас. Просматривая пленки, мои охранники обнаружили, что она подворовывает товары. Составы против старения кожи. В количествах, которые, по ее мнению, можно было не заметить.

Боже мой. Вот почему Лорейн столько времени тратила на инвентаризацию.

Приносят вино, ни на секунду не быстрее положенного. И пока официант наливает вино, а счастливый Фрэнк сидит рядом со мной, мистер Блейк продолжает сквозь легкую вуаль сигарного дыма:

– Вы спасли жизнь моему сыну. По сути, даже не один раз. После того как… умер его брат… мой сын… – секунду он молча смотрит перед собой, полный горя, которое еще не ослабело.

– Не надо, папа, – ласково говорит Фрэнк. – Ведь все хорошо.

– Да, – отвечает он, – я просто хотел объяснить, – он опять поворачивается ко мне: – Я пытался покончить с его пьянством. Говорил, что не хочу терять второго сына. Но он не слушал. Я ему так надоел, что он ушел из дома.

– Папа, – перебивает Фрэнк.

– О, – говорит мистер Блейк, сразу вспомнив, что я-то живу как раз над этой дерьмовой дырой. – Я не хотел никого обидеть. Но, честно говоря, он один из самых крупных держателей акций компании и ее будущий владелец, поэтому мог позволить себе жить где угодно.

Я смотрю на Фрэнка. Он пожимает плечами.

– Он вам не сказал, так ведь? – спрашивает мистер Блейк, улыбаясь. – Конечно не сказал. Он всегда считал, что лучше не говорить об этом. И брат его был таким же. Просто две горошины из одного стручка.

– Я не… охотница за состоянием, – говорю я мистеру Блейку, не зная, что еще сказать.

– Конечно нет, Фейт, дорогая моя. Я знаю, что это не так. Вы просто немного сумасшедшая, – он смеется.

– Папа…

– …Чтобы взвалить на себя такое жизненное бремя, надо иметь мужество или просто быть глупенькой девочкой!

Мистер Блейк смеется. Я тоже смеюсь. А Фрэнк не смеется, почему-то не разделяя этого мнения.

– Спасибо, – говорит он.

– Кстати, относительно жизненного бремени, – продолжает мистер Блейк. – У меня для вас есть еще одно.

– В самой деле?

Фрэнк под столом сжимает мне руку, очевидно зная, что сейчас последует.

– Мы сейчас производим некоторые изменения в магазине. Большие изменения, – он тушит сигару. – Универсальные магазины вступают в новую эру. Покупатели ожидают от нас большего, и если мы им этого не дадим, то потеряем их. Они пойдут в бутики или станут делать покупки по Интернету. Они теперь хотят не просто покупать товары, но и консультироваться. Это связано с повышением роли персонализации. И вот здесь вы сможете кое-что сделать.

– Правда?

– Да, Фейт, это так. Мы сейчас переоборудуем весь первый этаж. Вместо того чтобы разделять прилавки разных компаний, мы внедрим – какое же они используют для этого слово? – холистический [6]6
  Холистический – целостный, глобальный. (Примеч. пер.).


[Закрыть]подход.

– Понимаю, – говорю я, не имея ни малейшего представления о том, что он говорит.

– «Небесная красота» – вот название, которое мы выбрали. Весь этаж будет посвящен уходу за лицом и телом и косметике. Там будут специальные бары, где покупательницам будут придавать тот или оной облик, «клиника для ногтей» (что бы это значило?), консультанты по нанесению косметики, зона оздоровления и похудения, секции ухода за кожей. И ни один из отделов не будет разделен на прилавки фирм. Потому что, хотя мы все еще продаем изделия, в конечном итоге мы осуществляем продажу услуг. Короче говоря, мы продаем небесную красоту.

– Понимаю.

– И это самое решительное изменение, которое мы когда-либо проводили. Настолько решительное, что мы еще не успели провести исследование рынка. Вы же знаете, что такое исследование рынка, не так ли?

– Хм, да, – говорю я, вспоминая, как важно произносил эти слова Эдам.

– На самом деле это чушь собачья, – говорит он, зажигая вторую сигару и явно садясь на своего любимого конька. – Помните, что Генри Форд сказал о первом автомобиле, самом первом выпущенном автомобиле? Он сказал: «Если бы мы спрашивали покупателей, они потребовали бы просто лошадь порезвее». Надо идти на риск…

– Я понимаю… – говорю я.

– Папа… – вступает Фрэнк, перед тем как сделать глоток минеральной воды. – Может быть, лучше просто сказать ей?

– Да, – соглашается мистер Блейк. – Да. Совершенно верно, – он откидывается на спинку стула. Приходит официант, готовый принять у нас заказ, но мистер Блейк отсылает его обратно, махнув рукой. Потом поворачивается ко мне и говорит: – Фейт, я хочу, чтобы вы вернулись и работали у нас.

– Это было бы замечательно, – говорю я. – Спасибо.

– Но я хочу, чтобы вы вернулись в новой роли.

– В новой роли? – О Боже мой, он хочет предложить мне место консультанта по косметике.

– Да, – продолжает он. – Я хочу, чтобы вы ста ли управляющей в «Небесной красоте». Ответственной за весь первый этаж.

У меня, наверное, что-то со слухом. Могу поклясться, что он только что предложил мне стать менеджером всего первого этажа.

– Но… я… я ведь просто продавщица косметики.

– Нет, Фейт. Вы не просто продавщица косметики. Вы – лучшая продавщица косметики, которая у нас когда-либо работала.

Слышать это страшно приятно – секунду. Но потом…

Я начинаю чувствовать, что что-то в этом не то. Я хочу сказать, что это благородный жест, проявление глубокой благодарности за спасение жизни Фрэнка. Но нельзя же отрицать, что больше-то за этим ничего не стоит. Это не из-за моих профессиональных достоинств. Такого не может быть. Не Лорейн же в самом деле дала мне положительную характеристику.

Вероятно, эти сомнения отражаются на моем лице, потому что мистер Блейк протестующе поднимает руку.

– Я знаю, о чем вы думаете, – говорит он. – Вы думаете, что это из-за Фрэнка. Вознаграждение за то, что вы вытянули его из этой черной дыры. И я бы солгал, если бы сказал, что это не повлияло на мое решение. Фрэнк рассказал мне все. Как вы его нашли, как без всякой подготовки делали все, что могли, как всю ночь ждали в больнице, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке. И вот перед нами портрет девушки, способной претворить в жизнь задачу, которую она ставит перед собой. Нет даже особой необходимости упоминать об этих курсах по менеджменту в Пик Дистрикт, учиться на которых можно было, только уехав из дома.

– Спасибо, – говорю я, все еще испытывая некоторую неловкость.

– Вы что, в самом деле считаете, что я беру вас на это место только по этой причине?

Я отпиваю вино и смотрю на Фрэнка.

– Я не знаю.

– Я деловой человек, Фейт, – говорит мистер Блейк, и изо рта у него вырывается облачко дыма. – Я принимаю решения, исходя исключительно из интересов дела.

– Поверь мне, – обращается ко мне Фрэнк, вероятно припомнив что-то об отце из своего детства, – это так.

– Дело в том, – говорит мистер Блейк, – что мы уже давно присматривались к вам. Но в какой-то мере ваши подозрения имеют под собой основания. Я и в самом деле хочу взять вас на работу, потому что это в интересах моей семьи и еще потому, что один из членов моей семьи очень высокого мнения о вас.

Я смотрю на Фрэнка.

– Да, я понимаю, но…

– О, это не Фрэнк, – говорит мистер Блейк. – Придет день, и, я уверен, он станет хорошим бизнесменом, но сейчас он слишком занят разглядыванием звезд, или других планет, или чего-то еще в том же духе, что ему так нравится изучать.

– Альтернативных вселенных, – говорит Фрэнк, просматривая меню.

– Я вас не совсем понимаю, – говорю я.

На лице мистера Блейка появляется добрая улыбка.

– Это моя мама, – говорит он.

– Ваша мама?

– Бабушка Фрэнка.

Я с бешеной скоростью перебираю в голове всех в поисках миссис Блейк.

– И все-таки я не понимаю…

– Вы знаете ее как Джозефин.

– Я…

– Или Джози.

Джози! Та милая старушка, которой я накладывала косметику. Та, что протирает лицо розовой водой, до которой Лорейн никогда не снисходила. Та, что обычно говорила мне, что у меня все будет хорошо.

– Она всегда говорила мне, что вы лучшая на этаже, – продолжает мистер Блейк. – Гораздо более внимательны, чем любой из управляющих. Видите ли, она всегда помогала мне в магазине таким образом. Тридцать лет каждую субботу она приходила туда и ни разу никому не назвала свою фамилию. Она мой секретный агент.

Я теряю дар речи. Маленькая старушка Джози – его секретный агент, проверяющий магазин на протяжении тридцати лет.

Я смотрю на Фрэнка, наслаждающегося моей реакцией. Да, ошарашили. Он наливает мне еще немного вина.

– Просто не знаю, что сказать.

– Вам ничего не нужно говорить, – отвечает мистер Блейк.

Но в душе у меня уже поют ангелы. Это все на самом деле. Все это происходит в действительности. Правда вдруг становится гораздо более впечатляющей, чем любая ложь, которую я когда-либо говорила маме.

Мистер Блейк поднимается.

– Я отойду на минутку в мужскую комнату, – говорит он.

Когда мы остаемся одни, Фрэнк поворачивается ко мне и говорит:

– Так что ты об этом думаешь?

– Я думаю… Я думаю, что я не единственная, у которой были секреты.

– Эй, – возражает он, отражая мои слова выставленной вперед ладонью. – Я никому не врал. А ты приписывала себе то, чего не было на самом деле. И к тому же что я должен был сказать? «Знаешь, мой отец – миллионер»?

Я улыбаюсь.

– Просто не верится.

– Понимаю, вероятно, слишком много всего, чтобы сразу переварить, но, согласись, это не так уж плохо. Если захочешь, эта работа твоя. И ты с ней отлично справишься, ты это прекрасно знаешь. Для тебя это будет возможность делать то, что ты любишь, и давать людям лучшее из того, что они могут получить. Ведь ты для этого создана.

– Ой, перестань, – говорю я. – Слишком уж приторно.

– Какая разница, – говорит он. – Я ведь люблю тебя, Фейт Уишарт.

Я закусываю губу:

– Я тоже тебя люблю.

Мистер Блейк возвращается к нам за столик.

– Так вот, – говорит он, – естественно, ваш оклад будет соответствовать уровню ответственности, и мне еще надо просмотреть, что конкретно будет входить в ваши обязанности. Я хочу быть уверенным, что и в магазине вы будете находиться соответственно объему работы, делая максимум того, на что способны, – он делает эффектную паузу и пристально смотрит на меня. – Вам следует хорошенько подумать.

Он что, сумасшедший?

– Я уже подумала, – говорю я, не теряя ни секунды. – Я с огромным удовольствием примусь за дело.

Мистер Блейк тушит сигару в пепельнице и хлопает в ладоши.

– Замечательно, – говорит он с восторгом, немного театральным. – А теперь давайте-ка закажем что-нибудь поесть.