355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрэ Нортон » Зов Лиры. Зеркало судьбы » Текст книги (страница 1)
Зов Лиры. Зеркало судьбы
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 02:30

Текст книги "Зов Лиры. Зеркало судьбы"


Автор книги: Андрэ Нортон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 47 страниц)

Андрэ Нортон
Зов Лиры. Зеркало судьбы

ЗОВ ЛИРЫ
Роман

1

РИФТ ЛЕЖАЛ в развалинах. Эта страна была опустошена не только огнем и мечами захватчиков, но и мощью черного колдовства. Над ней непрестанно клубились серые тучи, и прорывавшийся изредка солнечный луч не мог подарить бесплодной земле достаточно тепла и света, чтобы здесь снова возродилась жизнь. Угрюмая, бурная река рассекала Рифт на две почти равные части. Шелестящие остовы мертвого тростника скрывали очертания ее берегов. Испепеленный, разрушенный край.

Но кое-что сохранилось до сих пор – полуразваленный каменный фундамент некогда процветавшего, хотя и небольшого поместья. Фруктовые сады превратились в ровные площадки, утыканные обугленными, выгоревшими изнутри стволами деревьев.

К северу виднелись обе Высоты Аскада – казалось, что горная гряда когда-то была разрублена напополам неким чудовищным мечом. В давние времена там проходил Великий Высотный путь, но во время последней битвы неизвестно по чьему повелению горы сдвинулись, погребая под лавиной камней людей и животных, и древняя дорога перестала существовать.

С запада громоздились скалы, утесы, обрывы, ущелья и пики – дикая и неприветливая местность, которую человеку, может быть, никогда не суждено покорить и освоить. На востоке возвышалась еще одна гряда Высот, когда-то легко проходимая, но сейчас превратившаяся в неприступную каменную твердыню, стерегущую подходы к Рифту. К югу… Вышло так, что разлом на Высотном пути отвел поток из русла реки. Вода устремилась в провал, и все земли, лежащие дальше к югу, оказались без животворной влаги и стали пустыней – смертельной ловушкой для путешественников.

Она ждала с самого рассвета. Сухая, костлявая женщина в штопаном-перештопанном платье, посеревшем от грязи и от времени. Выстирать его дочиста было невозможно, как нельзя добела отмыть серые камни, среди которых пряталась хозяйка этого ветхого одеяния.

Над Рифтом прошелестел легкий ветерок, не принеся с собой даже слабого запаха зелени и жизни, – только застарелую вонь смерти и давно угасшего пламени. Ветер захлопал отброшенным на плечи женщины капюшоном, разметал ее седые волосы, небрежно подрезанные ножом. Волосы упали на запыленное, бронзовое от загара лицо, и женщина нетерпеливо отвела их рукой.

Красотой она не отличалась – не нос, а клюв хищной птицы, глубоко посаженные глаза и узкая щель рта с тонкими, строго поджатыми губами. И все же в этом истощенном теле теплились целеустремленность и сильная воля – последняя искра жизни во всем Рифте.

С самых первых лучей солнца женщина, не отводя пристального взгляда, смотрела на север, изучая местность не только глазами, но и внутренним зрением. Ее губы сжались еще крепче. Да! Она ждала долго, очень долго и наконец дождалась!

Минуту спустя из черного зева бывшего Высотного пути, за которым начинался перевал Аскад, вынырнули черные точки. На солдат не похоже…

Та, которая в давние времена, когда Рифт кипел жизнью, звалась Дрин, впилась побелевшими пальцами в плетеную тесьму, служившую ей поясом. Потом провела языком по сухим губам. Пора…

Когда процессия подошла ближе, спускаясь по склону горы, Дрин быстро втиснулась в щель между двумя вертикальными валунами. Набросив капюшон на голову, она прижалась к серым камням и замерла. Никто не смог бы заметить на фоне камней невзрачную фигурку в запыленной одежде, разве что самый зоркий и внимательный наблюдатель.

Нош устало пошатывалась при каждом шаге. Она равнодушно подумала, что скоро упадет. А Илды уже не было рядом, и никто не протянет ей руку, никто не поможет подняться. Нош всхлипнула, но на слезы не хватило сил. Она смотрела прямо перед собой, но не видела двоих детей, уныло бредущих впереди. У девушки перед глазами стояло видение, которое потрясло ее этим утром, – грязные, окровавленные клочья волос.

Должно быть, Илда высвободилась из сонных объятий Нош, выскользнула из-под их общего одеяла и вышла за пределы стоянки, чтобы облегчиться. Во время последнего перехода ее постоянно мучили колики в животе. А потом, когда Нош очнулась под вздохи и стоны просыпающегося лагеря… Болотные волки обнаружили, что жалкая горстка путников может быть легкой добычей, и этой ночью устроили кровавый пир.

Они были детьми, все до одного, в этой безнадежно шагающей в никуда шеренге. Когда-то, Нош уже не помнила, как давно это случилось, их собрали всех вместе, дали еду и кров… ее желудок сжался при воспоминании о еде… Так Нош повстречалась с Илдой и, как рано или поздно происходит с детьми, они подружились.

А потом пришли солдаты. У них были копья и мечи, и те, кто пытался защитить детей, упали мертвыми. Солдаты набросились на детей, собрали в кучу, как стадо домашних животных, – и погнали, убивая тех, кто отставал. Нош с Илдой не раз задавались вопросом: почему их не уничтожили сразу, как Хагина, или Фаркера, или тех, кто пытался их защитить? Но так и не поняли, почему всадники на тощих лошадях и в ржавых доспехах гнали их на юг.

Второй вопрос, который мучил девочек, состоял в том, почему погонщики выдавали несчастным совсем мало еды. И детям приходилось охотиться на ящериц и выискивать под камнями личинок и червей. Многие предпочли умереть, чем терпеть постоянные муки непреходящего голода.

Три дня назад их отряд добрался до места, где Высотный путь был перегорожен огромным обломком упавшей скалы. Погонщики помедлили, а потом заставили детей взбираться наверх. Деваться было некуда – и весь отряд начал карабкаться по каменистому склону.

С каждым днем их оставалось все меньше, Нош не считала выживших. Ей было все равно. Илда погибла, и скоро она, как и ее подруга, почувствует, как смыкаются на горле безжалостные волчьи зубы. Ее тоже ждет горькая участь беспомощной жертвы.

Постепенно девушка сообразила, что ей, как и всем, уже не приходится то подниматься вверх, то спускаться вниз. Дорога стала ровнее и пошла под уклон. Нош даже удалось догнать идущих впереди, хотя ничего хорошего в этом и не было. Она не знала, почему продолжает идти, но что-то в глубине души поддерживало последние силы и заставляло перебирать ногами.

Девушка споткнулась об острый угол камня. Ее сандалии давно износились, и она постоянно сбивала ноги в кровь. Впереди виднелась вода – какая-то река. Авангард их небольшого отряда уже достиг берега.

Нош опустилась в пыль и потерла раненую ногу, не сводя глаз с манящих прохладных вод. Ей хотелось пить.

– Алноша!

Девушка вскинула голову. Ее действительно кто-то позвал или просто почудилось? Как давно она не слышала своего имени! Так давно, что даже не могла вспомнить, когда именно.

– Алноша!

Так, зов определенно донесся вон от тех камней. Но никто, даже Илда, не знал, что Нош – это сокращение от более длинного имени.

– Я… – начала девушка, но природная осторожность, свойственная слабым, заставила ее произнести: – Меня зовут Нош.

Высокий камень двинулся с места. Нет, это был не камень, а человек – женщина в длинном балахоне цвета пыли.

– Ты – Алноша, – промолвила женщина и присела рядом с ней. Она достала из поясного кошеля небольшой зеленоватый хлебец, поймала руку Нош и сжала слабые пальцы девушки.

– Ешь, дитя.

Хлебец пах как-то странно, но девушка, недолго думая, впилась зубами в лепешку. Она набила полный рот, словно опасаясь, что кто-то может наброситься и вырвать из рук ее сокровище. Тем временем женщина приподняла ногу Нош и начала ощупывать синяк на ступне.

– Кожа не повреждена, хорошо. Здесь вся земля отравлена, умереть можно от чего угодно, даже от пыли. Но оставаться тут мы не будем, Алноша. Для тебя уже готово гнездышко.

Не успела Нош пошевелиться, как незнакомка подхватила ее и понесла. Кто бы мог подумать, глядя на эту тощую, как скелет, женщину, что у нее хватит сил поднять девушку?

– Они… остальные… мы поможем им? – спросила Нош. Теперь, когда опасности безнадежного путешествия больше не касались ее, девушка вспомнила о своих несчастных товарищах.

– Лира плетет нити многих судеб, малышка. Мне известна лишь одна. Я могу приходить на помощь, выполняя Ее наставления. Остальные окончат свои жизни так, как лягут нити на прялку Лиры. А тебя, Алноша, ждет особая судьба.

Она шла, петляя между камней, пока не выбралась к обломкам стен – в большинстве своем оставшихся на месте, хотя и закопченных давним пожаром. Среди развалин обнаружились две вполне уцелевшие комнаты – со стенами и даже под крышей.

На стенах сохранилась витиеватая резьба с остатками краски в самых глубоких завитках. Под одной из стен с поблескивающими вкраплениями горного хрусталя оказалось убогое ложе из тростниковых циновок. Женщина устроила Нош на этом ложе.

Затем Дрин метнулась в угол, где стоял каменный сундук, откинула крышку и извлекла ворох сухих листьев.

Нош успела расправиться с хлебцем и теперь слизывала с грязных пальцев прилипшие крошки. Она не просила еще: в прошлом бедняжке никогда не перепадало еды больше одной порции за раз.

Женщина растерла лист на ладони, двигая пальцами размеренно, как мельничными жерновами. Сухой листик превратился в пыль. Потом Дрин плеснула на ладонь немного воды из высушенной тыквы, отчего пыль стала больше похожа на пасту. Результат, видимо, удовлетворил женщину. Она подошла к Нош.

– Давай-ка полечим тебя, дитя.

И потерла полученной массой синяк на ноге девушки. Не поднимаясь с корточек, женщина поглядела прямо в глаза Нош.

– Я – Дрин, – негромко представилась она. – Мое имя – это все, что у меня осталось от прошлой жизни.

– Ты здесь живешь? – спросила Нош с любопытством, впервые пробудившимся в ней за это тяжелое утро.

– Здесь и повсюду, – уклончиво ответила Дрин. – Теперь это и твой дом, малышка. Такова Ее воля.

– Кого? – не поняла Нош.

Суровые губы Дрин дернулись, словно она собиралась улыбнуться, да вот только позабыла, как это делается.

– Наша Госпожа Лира, маленькая Алноша. В свой срок ты узнаешь обо всем. А пока хорошо бы подкрепиться. Что ты думаешь о добром куске тушеного мяса?

В углу комнаты пылал очаг. Из низко подвешенного котелка по комнате разливался такой аппетитный аромат, что у Нош заурчало в животе. Дрин взяла черпак и наполнила до краев каменную чашу, вырезанную с большим искусством. Стенки ее были такими же тонкими, как и у глиняной посуды. По краю чаши тянулся сверкающий серебряный ободок, а всю поверхность диковинной вещицы покрывала причудливая резьба.

Нош бережно приняла чашу двумя руками. От нее шло успокаивающее тепло. Девушка понимала, что варево слишком горячее, потому принялась вертеть чашу в руках, чтобы содержимое поскорее остыло.

Бедняжка отхлебывала густую ароматную жидкость. От горла до желудка прокатилась теплая волна. Нош не могла бы описать свои ощущения – словно в зябкий зимний вечер кто-то набросил ей на плечи пушистое одеяло.

Она выпила всю чашу до дна, тем более что порция была небольшой. А затем, позабыв обо всех хороших манерах, вылизала посуду, собирая языком остатки соуса.

Дрин не мешала девушке наслаждаться кушаньем. Она положила ворох сухих листьев обратно в каменный сундук, закрыла крышку и двинулась к противоположной стене. Там стоял странный стол. Он был вытесан из камня и частично уходил прямо в стену, опираясь только на две каменные ножки. На столе громоздились стопки толстых книг, да таких старых, что их кожаные переплеты во многих местах повытерлись и обтрепались.

Нош знала, что это были настоящие книги. Когда-то… да, когда-то она видела такие книги. Они… их бросали в большой костер. А вокруг стояли солдаты… и кто-то в черно-красном…

Девушка затаила дыхание, погрузившись в воспоминания. Книги… пришли солдаты и еще кто-то… и они… убивали.

Сперва убили книги, а потом круглолицего человека в зеленом балахоне, испачканном чернилами. Обычно его лицо лучилось добротой и смехом, а сейчас застыло ужасной маской. Они… толкнули его в костер. Она попыталась закричать, но ее рот запечатала чья-то рука, не давая издать ни звука. И Нош провалилась в темноту.

Когда мрак рассеялся, она оказалась в полуразрушенной хижине вместе с Илдой. И тогда Нош отринула воспоминания и начала жить настоящим днем, не пытаясь ни заглянуть в прошлое, ни предугадать будущее.

– Они жгут книги, – произнесла девушка. Нужно предупредить Дрин, ведь эта женщина так добра к ней. Может, она не знает, какой кошмар поджидает тех, кто прячет книги.

Дрин подошла к столу и протянула руку к одному из фолиантов. Услышав слова Нош, она оглянулась через плечо.

– Да. Книги – это знания, собранные мудрыми людьми всех времен и народов. Если их уничтожить, дитя, то сколько нужных знаний будет утеряно! Теми, кто бросает книги в огонь.

– Они могут прийти сюда… – пробормотала Нош, стараясь объяснить свою тревогу.

– Зачем? Все, кто жил здесь, уже мертвы. Думаю, что поджигатели больше не заявятся сюда. Тот, кто посылает их, уже сделал все самое худшее, на что только хватило его колдовства. Остались эти книги, и ты, Алноша, будешь учиться по ним… и этого не изменить. Мне приснился вещий сон, я увидела во сне тебя. И вот ты здесь.

Так в судьбу Нош вплелась новая нить, а в Рифте затеплилась еще одна искра жизни. Приходилось тянуться изо всех сил, но девушка росла и училась и постепенно достигала совершенства.

2

НЕСМОТРЯ НА СВЕТИЛЬНИКИ в стенных нишах и факелы, большой зал тонул в полумраке. В воздухе висело плотное, удушающее облако курящегося фимиама. Крин сжимал в левой руке мокрый лоскут и все чаще подносил его к лицу, прикрывая нос и рот. Это был единственный способ побороть подступающее чихание, которое может привлечь внимание всех собравшихся у алтаря.

Два часа назад юноша взобрался на поперечный брус под крышей Храма, улучив минуту, когда служители удалились на ужин и молельный зал остался практически без охраны. Да и кто осмелится навлечь на себя гнев Голоса Зеллона, вторгшись в святая святых местного Храма?

Крин приник к балке, пустив в ход все умение маскировки, которому его обучали лесные охотники. Тяжелая ряса послушника плотно облегала тело. Жара стояла невыносимая, но юноша боялся шелохнуться и расправить затекшие конечности. Глядя вниз с высоты, он чувствовал сильное головокружение, его подташнивало, и желудок стремился взлететь к самому горлу.

Ох, как ему было плохо – от одуряющего запаха фимиама, от жары и высоты, с которой он наблюдал за позором своего Дома. Его Дом… юноша ощерил белые зубы в угрожающем волчьем оскале.

Когда они уже прекратят терзать слух своими воплями? Конечно, ради такого случая они решили провести все церемонии, какие только могли вспомнить! Не каждый день втаптывают в грязь один из Высших Домов. Это был звездный час Валкара, и он собрался сполна насладиться своим триумфом. Молельный зал плотными рядами заполняли те, кто повиновался его воле. Они не сводили глаз с алтаря.

Крин заметил голубые плащи Зайнов, черно-зеленые – Горанов, и красные – Джаспаров. Пусть смотрят, если они так слепы, что не понимают: пройдет совсем немного времени, и их Дома последуют за Домом Кунионов.

Там… там… Крин заставил себя взглянуть на группу людей в одеждах коричневых тонов – это были родовые цвета его Дома. Он быстро сглотнул и потер мокрым лоскутом глаза и чешущийся нос. И отвел взгляд, он больше не хотел видеть этихлюдей.

Выкрики умолкли на самой высокой ноте. К алтарю шагнул человек в богатом храмовом одеянии и митре, похожей больше на корону. Он повернулся и величественно поклонился алтарю, на котором не было ни статуи, ни какого-либо изображения божества. Всемогущий и Вездесущий не опускался до того, чтобы являть себя взорам собственных рабов.

Валкар снова торжественно повернулся, на этот раз уже к притихшей толпе. Слева от него стоял человек в унылой серой одежде, которую носят рабы. Красный шнур через плечо выдавал в нем надсмотрщика. Справа от Валкара возвышался начальник храмовой стражи. Юный шпион, примостившийся под куполом здания, так и не смог разглядеть его лица под глубоко сидящим шлемом.

Зловеще загудела труба, вырезанная из рога варга. Так надсмотрщики созывают рабов на работу. Наступила полная тишина, словно все, собравшиеся под куполом Храма, затаили дыхание.

Затем из группы людей в коричневом выступил мужчина в кольчуге. В одной руке он держал боевой шлем, а второй сжимал рукоять меча, висящего в ножнах.

Крин снова прижал тряпку к глазам. С его губ готовы были сорваться все ругательства, какие он только знал, но юноша усилием воли совладал с собой. Во рту скопилась горькая слюна.

Валкар ждал, когда воин в кольчуге подойдет ближе. Он был спокоен и не сомневался, что сумеет справиться с жертвой, попавшей в его умело расставленные сети. Все пройдет гладко, как было уже три раза за последние четыре года. И еще один Дом будет вычеркнут из Свитка Высокорожденных.

Воин остановился у подножия лестницы, ведущей к алтарю. Вскинул голову и устремил взгляд на Голос Зеллона. В гробовой тишине зазвенел покатившийся по каменным плитам пола шлем, который мужчина выронил из рук. Не сводя глаз со жреца, он расстегнул пояс, и родовой меч упал на пол…

Крин задохнулся и впился зубами в запястье, чтобы не закричать от стыда и отчаяния.

Мужчина у подножия алтаря отрешенно принялся стягивать кольчугу. Коротко звякнув, она упала рядом с мечом. Человек остался не в одеждах родового коричневого цвета, а в серой рабской хламиде.

Валкар, не оборачиваясь, протянул руку к стоявшему позади надсмотрщику. Жрец знал, что все его слуги не сводят с него глаз и готовы повиноваться малейшему жесту. Надсмотрщик вложил в ладонь хозяина веревку с петлей на конце. Валкар сделал шаг вперед и легко набросил петлю на шею бывшего воина. Когда веревка охватила плечи, мужчина покорно опустился на колени. Из группы людей за его спиной вырвался приглушенный стон – им всем предстояло разделить участь своего господина.

– Хафнер, тяжесть твоих грехов перед Единым и Его слугами превысила меру терпения. Тебя призывают поклясться в том, что предаешь в рабство телом, разумом и душой не только себя самого, но и всех единокровных своих отныне и во веки веков. Будет ли на то твоя воля?

Крин закрыл глаза, но не мог заткнуть уши. Голос, зазвучавший в ответ, был ровным и бесстрастным. Голос человека, душа которого уже мертва.

– Я клянусь, что я, и мой Дом, и единокровные мои искупим все свои грехи тяжким трудом в течение жизни моей и моих детей, и детей их детей… отныне и во веки веков.

– Назови единокровных своих, раб, – приказал Валкар. – Они обязаны выйти на твой зов…

Человек, стоящий на коленях, слегка сгорбился. Его голова поникла, так что мужественный подбородок коснулся широкой груди.

– Шаресса, – тем же ровным, разве что более глухим голосом произнес он. – Илла, Ранор, Сонон…

В кучке людей, одетых в коричневое, раздался вскрик, и вперед шагнула женщина, прижимающая к груди младенца. За нею вышли двое мальчиков с печатью страха на лицах. Один из них сжимал рукоять длинного охотничьего ножа. Когда мальчик с ножом встал рядом с отцом, начальник стражи молча вырвал оружие у него из рук.

Вперед выступил надсмотрщик, в его руке болталось несколько веревок с петлей на конце. Он взмахнул раз, другой, и в конце концов все подошедшие к алтарю оказались символически порабощены. Но Валкар, заметив, что одна веревка осталась в руках надсмотрщика, сдвинул брови.

– Есть еще один твой кровный родич, раб, – с угрозой в голосе произнес жрец. – Где он?

– Он предал наш Дом, и теперь он не один из нас, – угрюмо ответил Хафнер. – За свою дерзость и непослушание он заслужил смерти и был бы мертв, если бы не прорубил себе мечом путь к бегству. Уже пять дней, как он отвергнут Домом, и больше никогда его имя не будет среди нас упомянуто.

– Он объявляется вне закона, – промолвил Валкар довольным голосом. – Единый благословит каждого, кто прольет его кровь. Да будет так! А ты, раб, знай, что твои грехи будут прощены после твоей кончины, поскольку ты оплатишь их своею кровью…

Глава стражи поднял оброненный Хафнером меч. Крин отметил, что он передал оружие младшему стражнику, который подобрал кольчугу и шлем. Надсмотрщик дернул за веревку, наброшенную на шею Хафнера, заставляя его встать. Затем он взял свободные концы остальных веревок и повел бывших господ к новой, незавидной жизни рабов.

Валкар пальцем подозвал начальника стражи и, склонив голову, о чем-то тихо посовещался с ним. Крин медленно разжал зубы, освобождая запястье. Во рту остался привкус крови. Теперь пора уходить. Мудрый человек уже давным-давно был бы далеко отсюда.

Но против мудрости восстала честь. Ее воплощением был меч, именуемый «Дарующий Надежду», меч, который эти ублюдки уносили сейчас из зала. Крин знал, что нельзя оставлять Дарующего Надежду в их руках… Он до последнего надеялся, что отец стряхнет кошмарное оцепенение, но за последние десять дней Хафнер превратился в совершенно чужого человека.

Ему были ведомы обычные человеческие ошибки и слабости, но никогда прежде он не болтал ерунды о смертных грехах и необходимости искупить их кровью Дома. Когда Крин вернулся с объезда пастбищ домой, его страшно поразили перемены в отце, особенно в его речах. Сперва юноше даже померещилось, что он ошибся и попал в чужой дом. И мачеха, правда с отблеском ужаса в глазах, все время поддакивала бесконечным и странным сетованиям отца о своих грехах. Сводные братья были так напуганы, что Крину не удалось добиться от мальчиков никаких внятных объяснений. Но охвативший семью леденящий страх – если это действительно был страх – не коснулся Крина. Он знал, чем это все закончится… Сцена, которая только что прошла перед его глазами, не раз виделась ему в кошмарных снах. Потому у него было время, чтобы составить план.

Дом Кунионов не исчезнет, пусть даже и будет объявлен вне закона. Он, Крин, часть этого Дома, хотя отец в безумии и отрекся от него. Чтобы выжить, ему придется употребить все свои знания и опыт, всю хитрость и смекалку. И надеяться на всю отпущенную на его долю удачу. Но сначала нужно добыть меч.

Когда церемония окончилась, толпа начала расходиться. Крин знал, что три оставшиеся Дома хорошенько запомнили сегодняшний урок. Валкар и его невидимый бог так крепко взяли высокорожденных за глотки, что те готовы были бросаться жертвенными ягнятами на алтари, как это сделал Хафнер.

Крин медленно начал отползать по балке назад. Он верил и надеялся, что Голос уже зачислил его в беглецы и не будет искать на собственной территории. Спустившись с балки, юноша поднялся.

Он никогда не был горячим приверженцем Единого, так что внутреннее расположение Храма оставалось для него загадкой. Совершенно случайно Крин обнаружил тайный путь внутрь, но рано или поздно удача может и изменить ему. Сейчас юноше предстояло пробраться в оружейную храмовой стражи. О родовых мечах слагались легенды. Если в тебе нет родовой крови, ты не можешь взять в руки этот меч. Каждый воин знал, что подобный проступок повлечет за собой гнев Ушедших. Наверняка Дарующего Надежду повесят рядом с мечами тех Домов, которые Валкар уничтожил за последние несколько лет. Нужно только найти оружейную… если его не схватят раньше. Обычно на верхние уровни Храма забирались только плотники, которые следили за сохранностью крыши.

На улице начало смеркаться, когда Крин рискнул выбраться из своего укрытия. Запахнув поплотнее рясу послушника, он спустился по винтовой лестнице, потом по узким ступенькам, вырезанным внутри полой стены, и наконец добрался до неприметной двери. Эта дверь выходила во внутренний дворик Храма.

Крин чуть приоткрыл дверь и выглянул наружу через образовавшуюся щель. Оружейная находилась слева. Но чтобы добраться до нее, юноше предстояло преодолеть довольно широкую площадку. Стражники возвращались с дежурства. Прежде чем они показались в поле зрения Крина, он услышал их грубые голоса и бряцание копий о камни. На отдыхе стража не слишком церемонилась со своим оружием.

Странно, что Валкар превратил храмовый дворик в казарму для своей личной армии. Или личной армии своего бога, какая разница. Считалось, что Единый справедлив. Крин снова ощерился. Почему тогда Его Храм окружен стражниками? Находятся те, кто не доволен этой справедливостью? С другой стороны, именно эти стражники, под присмотром одного из жрецов, каждый четвертый месяц собирают налоги в пользу Храма. А еще Валкару действительно необходима армия, чтобы справляться с толпой, которая сегодня заполняла молельный зал.

Крин выждал. Чадящие факелы не могли разогнать сгустившийся сумрак. Повсюду плясали тени, в которых легко затеряться человеку в неброской рясе.

Крин ничего не знал про обязанности послушников. А вдруг им нельзя бродить где попало? Поручение… но могут ли старшие жрецы отправлять новичков туда-сюда с поручениями? Ведь это единственное оправдание, которое пришло в голову Крину на случай, если его остановят.

Поскольку по дворику ходили довольно редко, юноша решился. Тем более медлить было опасно – сейчас время работало на врагов. Чем скорее он окажется подальше от Храма и от этого города, тем лучше.

Юноша выскользнул за дверь и остановился, оглядываясь. Впервые за несколько часов он вдыхал чистый свежий воздух, без запахов пыли и фимиама. Небо темное, безлунное, а в воздухе опытный нос охотника уловил предчувствие дождя. Дождь будет только на руку.

Крину хотелось пронестись по двору как стрела, чтобы поскорее добраться до цели. Но он сдержался. Надвинул капюшон на лицо, спрятал руки в рукава – и неспешно засеменил через дворик. Со стороны казалось, что послушник идет по заданию, притом не особо важному, поскольку не слишком торопится.

Дважды его дыхание на миг прерывалось – когда он проходил совсем рядом с местными обитателями. Сперва прошагали двое сменившихся с дежурства стражников, которые сами спешили окунуться в городские развлечения. А потом был настоящий жрец Храма. Но последний даже не поднял головы, уткнувшись носом в раскрытую книгу. Странно, что в такой темнотище он еще разбирал буквы. «Повторяет храмовую службу», – подумал Крин.

Оружейная находилась между караулкой и казармами, из дверей которых лился свет. Внутри звучали голоса, но наружу никто не показывался. Крин добрался до заветной двери. Слабый свет пробивался из маленького окошка над притолокой. Не исключено, что там кто-то есть.

Но Крин не мог дольше ждать. Есть разные способы и приемы, которые может пустить в ход безоружный человек для защиты и нападения. Среди вассалов его Дома были и такие, кто владел этим неблагородным искусством в совершенстве. Хотя юноша только начал изучать эти приемы, но две декады тому назад сумел справиться с чудовищным громилой. Здоровяк решил побраконьерствовать. Столкнувшись с Крином, он бросился на него с ножом. И получил по заслугам.

Эти воспоминания придали Крину храбрости. Он слегка толкнул дверь оружейной. Если бы дверь оказалась заперта, у него наготове была еще пара способов проникнуть внутрь. Юноша давно свел тесную дружбу с охранниками караванов и перенял у них много всего, о чем отец даже не догадывался. Отец… у него нет больше отца!

Дверь приоткрылась, и беглец прошмыгнул внутрь оружейной. Там уже находился начальник стражи, который на церемонии подобрал брошенные отцом доспехи и оружие. Как Крин и думал, он вешал на крюк, торчащий из дальней стены, ножны с отцовским мечом.

Слева вдоль стены громоздился ряд копий, и Крин присел за этим островерхим забором. Начальник стражи поднял фонарь, который, видимо, принес с собой, и направился к выходу. Крин не сдвинулся с места, хотя от всего сердца ненавидел этого человека и все, что он защищал. Нет, месть придется отложить. Сейчас главное – убраться отсюда тихо и незаметно.

Скрипнула дверь – стражник ушел. Поскольку фонарь он унес с собой, Крин остался в кромешной темноте. Он начал медленно и осторожно пробираться вперед, стараясь держаться ориентиров, которые приметил при свете лампы.

Затем вытянутая рука юноши наткнулась на противоположную стену, и, пошарив, он нащупал меч. Он не стал снимать с крюка пояс с ножнами. Нет, чем позже враги хватятся, тем лучше. Заметать следы Крин научился у тех же браконьеров с Высот. Так что он взялся за рукоять и вынул меч из ножен. Проведя пальцами по клинку, он нащупал знакомое клеймо. А затем взял один из обычных мечей и вложил его в ножны Дарующего Надежду. Вся операция заняла не больше минуты.

Прижав обнаженный клинок к боку, юноша вернулся к двери. Как он и ожидал, она оказалась заперта. Но эту проблему Крин мигом разрешил с помощью острого шила – единственного оружия, которое он рискнул взять с собой. И он снова нырнул в ночь.

К воротам идти было опасно, но Крин знал другой, более спокойный путь. Он перемахнул через стену в том месте, где не так давно забирался в храмовый двор. Оказавшись на полутемной улице, стащил рясу, скатал ее клубком и швырнул в грязную канаву. Затем перебежками, стараясь держаться в тени, добрался до небольшого трактира. Поднимался ветер, на скрипящей деревянной вывеске трактира виднелся герб Дома Кунионов – корона на черном поле. Нужно сказать Смарлу, чтобы поскорее сменил вывеску. С сегодняшнего дня небезопасно выставлять на люди оскверненный и свергнутый родовой знак.

Дверь была заперта, но окна слабо светились. Крин тихо отстучал условный сигнал, как и было договорено.

Дверь приоткрылась, и его впустили внутрь.

– Получилось? – хрипло спросил мужчина с уродливым шрамом через щеку.

– Получилось, – ответил Крин, показывая ему обнаженный меч.

Мужчина смерил юношу взглядом.

– Ты такой юный, совсем ребенок… – медленно произнес он. – Сколько тебе весен?

– Пятнадцать, – отрезал Крин. – Сегодня я перестал быть ребенком!

Смарл склонился над Крином и заглянул ему в глаза.

– Да, – ровным голосом согласился трактирщик. – Ты уже не ребенок, милорд.

– Пока предатели не получат свое, я остаюсь, как они и сказали, вне закона. Я поеду в горы, туда, где кое-чему научился в своей жизни. Хорошо, что в последние годы у меня были суровые наставники. Я отправлюсь сегодня ночью, если путь свободен.

– Свободен, – кивнул трактирщик. – За тобой могут послать погоню. Эти храмовые ищейки постараются переловить всех нас и загнать в рабство.

– Поскорее смени вывеску, Смарл. – Крин натянул приготовленную специально для него куртку. Наготове лежали и пустые ножны, словно трактирщик ни мгновения не сомневался в его успехе. Юноша вложил Дарующего Надежду в потертые ножны. Смарл откатил в сторону бочку с элем и принялся шарить по полу. Наконец он нащупал потайную выемку и поднял люк. Крин повис на руках, а потом спрыгнул вниз. Трактирщик подробно описал ему расположение подвала.

– Удачи, надежда нашего Дома, – прохрипел Смарл в черный провал люка.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю