Текст книги "Космические оборотни"
Автор книги: Андрэ Нортон
Соавторы: Роберт Энсон Хайнлайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)
Старик посмотрел на меня с удивлением и уважением одновременно.
– Возможно, я тебя недооценивал, сынок. Да, уитманиты. И Мэри была в детстве с ними, в Антарктике.
– Стоп! Они же перебрались из Антарктики… – я напряг память, и нужная дата вдруг всплыла, -…в 2034-м!
– Точно.
– Но тогда Мэри должно быть около сорока.
– А тебя это беспокоит?
– В смысле? Нет, видимо. Но этого не может быть.
– На самом деле может. Хронологически ей действительно около сорока.
Биологически – примерно двадцать пять. А субъективно она еще моложе, потому что у нее нет сознательных воспоминаний о жизни до 2050-го.
– Что ты имеешь в виду? Я могу понять, что она не помнит свое детство, не хочет его вспоминать. Но что означает все остальное?
– То что я и сказал. Ей ровно столько, на сколько она выглядит…
Помнишь ту камеру на корабле титанцев, где она начала что-то вспоминать?
Лет десять или даже больше Мэри провела в анабиозе точно в таком же аквариуме.
Глава 28
С возрастом я не становлюсь грубее и крепче; скорее наоборот – мягче, сентиментальнее… Мэри, моя любимая жена, плавающая в этой искусственной утробе, не живая, не мертвая – законсервированная, словно саранча в банке – нет, это было уже слишком.
Откуда-то издалека вновь донесся голос Старика:
– Спокойно, сынок. С ней же все в порядке.
– Ладно… Дальше.
Внешне жизнеописание Мэри выглядело довольно просто, хотя элемент загадочности в нем тоже присутствовал. Ее нашли в болотах под Кайзервилем у северного полюса Венеры. Девочка ничего не могла о себе рассказать и знала только свое имя – Аллукьера. Никто не счел имя важной деталью, да и вряд ли кому пришло бы в голову искать связь между маленькой девочкой-найденышем и крахом уитманитов: еще в 2040-м команда грузового корабля, доставлявшего припасы в их колонию в Новый Сион, сообщила, что там никого не осталось в живых. Целых десять лет времени и двести миль непроходимых джунглей разделяли крохотное поселение Кайзервиль и забытую богом колонию уитманитов. Неизвестно откуда взявшийся ребенок на Венере? В 2050-м году? Да, событие невероятное, но на планете не нашлось ни одного человека, который заинтересовался бы этим делом и захотел разобраться. Кайзервиль в то время – это горняки, шлюхи, несколько представителей "Двухпланетной компании" и, пожалуй, все. А когда целыми днями ворочаешь на болотах радиоактивную грязь, ни сил, ни желания чему-то удивляться уже не остается.
Девочка росла, называя всех женщин в поселении "мамами" или "тетями", а игрушки ей заменяли покерные фишки. Со временем поселенцы сократили ее имя и стали называть девочку просто Лукки. Старик не сказал, кто платил за ее перелет до Земли, да это и не так важно. Главный вопрос заключался в другом: где она была с тех пор, как Новый Сион поглотили джунгли, и что случилось с колонией уитманитов?
Однако ответ на него хранился только в памяти Мэри – вместе с ужасом и отчаянием.
Незадолго до 2040 года – примерно в то время, когда появились сообщения о летающих тарелках над Сибирью, или на год-два раньше – титанцы обнаружили на Венере колонию Новый Сион. Как раз, видимо, за один сатурнианский год до нападения на Землю. Скорее всего, они прилетели на Венеру не ради землян, а на разведку. Но может быть, и наоборот, титанцы точно знали, где искать колонистов. Нам известно, что они похищали землян в течение двух веков, как минимум, и кто-то из последних пленников мог знать, где находится Новый Сион. Здесь темные воспоминания Мэри ничего не проясняли.
Она видела, как титанцы захватили колонию, как ее родители превратились в зомби, которые вдруг потеряли к ней всякий интерес.
Очевидно, паразиты не использовали Мэри в качестве носителя, или же попробовали и отпустили, решив, что слабенькая девочка-несмышленыш ни на что не годится. Так или иначе, она целую вечность – в ее детском восприятии – оставалась в захваченном поселении: забытая, никому не нужная, без ласки и заботы. Ее не трогали, но даже есть девочке приходилось то, что удастся стащить. Титанцы, судя по всему, собирались закрепиться на Венере: в качестве рабов они использовали, в основном, венерианцев, а колонисты-земляне большой роли в их планах не играли. Но Мэри присутствовала при том, как ее родителей помещали в анабиотический контейнер – возможно, для использования в дальнейшем против Земли.
В конце концов, она и сама оказалась в таком контейнере. Либо на корабле титанцев, либо на их базе на Венере. Скорее всего, последнее, поскольку после пробуждения она все еще была на Венере. Тут в ее истории много неясностей. Неизвестно, например, отличались ли паразиты для венерианцев от тех, что управляли колонистами-землянами. Возможно, нет: жизнь и на Венере, и на Земле имеет одинаковую углеродно-кислородную основу. Судя по всему, способности паразитов изменяться и приспосабливаться к окружающей среде безграничны, однако им приходится подстраиваться под биохимию носителя. Если бы жизнь на Венере имела кремниево-кислотную основу – как на Марсе – или фторовую, одни и те же паразиты не могли бы использовать и венерианцев и людей.
Но важнее всего было то, что случилось с Мэри после извлечения из "инкубатора". Планы титанцев захватить Венеру провалились – во всяком случае она застала последние дни господства паразитов. Ее начали использовать в качестве носителя сразу же после анабиоза, но она пережила своего паразита.
Почему он умер? Почему провалились планы титанцев? Именно это и пытались узнать Старик с доктором Стилтоном, выискивая ответы в памяти Мэри.
***
– И это все? – спросил я.
– А по-твоему мало? – ответил Старик.
– Но тут больше вопросов, чем ответов. – На самом деле, нам известно больше, – сказал он. – Но ты не специалист по Венере и не психолог. Я рассказал тебе, что знаю, чтобы ты понял, зачем нам нужна Мэри, и ни о чем ее не спрашивал. Будь с ней поласковей, на ее долю и так выпало слишком много горя.
Совет я пропустил мимо ушей, решив, что с женой мы поладим без посторонней помощи.
– Чего я не могу понять, так это как ты догадался, что Мэри имеет какое-то отношение к летающим тарелкам, – сказал я. – Надо думать, в тот первый раз ты тоже взял ее с собой не случайно. И оказался прав. Но как тебе это удалось? Только серьезно.
– Сынок, у тебя бывают предчувствия? – озадаченно спросил он.
– Еще бы!
– А что такое предчувствие?
– А? Видимо, ничем на первый взгляд не подкрепленная уверенность в том, что какое-то событие произойдет или не произойдет.
– Я бы сказал, что это результат подсознательного осмысления данных, о наличии которых ты даже не подозреваешь.
– Черная кошка в темном угольном погребе в полночь. У тебя не было вообще никаких данных. И не пытайся меня уверить, что твое подсознание обрабатывает информацию, которую ты получишь только на следующей неделе.
– Вот данные-то как раз были.
– Как это?
– Ты помнишь последнюю процедуру, которой подвергается кандидат перед зачислением в Отдел?
– Личное собеседование с тобой.
– Нет, не то.
– А! Гипноанализ! – Я забыл об этом по той простой причине, что объект и не должен помнить сеанс гипноанализа. – Ты хочешь сказать, что знал что-то о Мэри еще тогда? Значит, это не предчувствие?
– Тоже неверно. У меня было очень мало данных: добраться до информации, что кроется у Мэри глубоко в подсознании, не так-то легко.
Кроме того, я успел забыть то немногое, что удалось узнать. Но когда все это началось, мне сразу пришло в голову, что здесь не обойтись без Мэри.
Позже я прослушал пленку с ее гипноинтервью еще раз и тогда только понял, что она может знать гораздо больше. Первая попытка ничего не дала. Но я уже не сомневался, что Мэри сможет рассказать что-то еще.
Я задумался.
– Веселую жизнь ты ей устроил, чтобы добраться до этой информации.
– Ничего другого мне не оставалось. Извини.
– Ладно. – Я помолчал, затем спросил: – Слушай, а что было в моем гипноинтервью?
– Тебе этого знать не положено.
– Да брось ты.
– И я не мог бы тебе рассказать, даже если бы захотел. Я его просто не слушал, сынок.
– Как это?
– Распорядился, чтобы пленку прослушал мой заместитель. Он сказал, что для меня там нет ничего интересного. Я и не стал слушать.
– Да? Что ж, спасибо.
Он лишь проворчал в ответ что-то неразборчивое. Мы с ним вечно ставим друг друга в неловкое положение.
Глава 29
Паразиты на Венере умерли от какой-то болезни, которую они там подцепили – в этом, по крайней мере, мы почти не сомневались. Поначалу Старик рассчитывал вытащить из летающей тарелки тех людей, что плавали в анабиотических контейнерах, оживить их и допросить, но теперь мы вряд ли могли надеяться, что быстро получим подтверждение: пока Старик рассказывал мне о Мэри, из Пасс-Кристиан сообщили, что тарелку удержать не удалось, и, чтобы она не досталась титанцам, на нее сбросили бомбу.
Короче, другого источника информации, кроме Мэри, у нас не было. Если какая-то болезнь на Венере оказалась смертельной для титанцев, но не принесла вреда людям – Мэри, во всяком случае, выжила, – тогда нам оставалось проверить их все и определить, что это за болезнь. Хорошенькое дело! Все равно что проверять каждую песчинку на берегу моря. Список венерианских болезней, которые не смертельны для человека, а вызывают только легкое недомогание, просто огромен. С точки зрения венерианских микробов, мы, видимо, не слишком съедобны. Если, конечно, у них есть точка зрения, в чем я лично сомневаюсь, что бы там ни говорил доктор Макилвейн.
Проблема осложнялась тем, что на Земле хранилось весьма ограниченное число живых культур болезнетворных микроорганизмов Венеры. Это, в общем-то, можно было поправить – но лет так за сто дополнительных исследований чужой планеты.
А тем временем приближались заморозки. Режим "Загар" не мог держаться вечно.
***
Оставалось искать ответ там, где, ученые надеялись, его можно найти в памяти Мэри. Мне это совсем не нравилось, но поделать я ничего не мог. Сама Мэри, похоже, не знала, зачем ее вновь и вновь погружают в гипнотический транс. Вела она себя достаточно спокойно, но усталость чувствовалась: круги под глазами и все такое. В конце концов я не выдержал и сказал Старику, что это пора прекращать.
– Ты же сам понимаешь, что у нас нет другого выхода, – тихо сказал Старик.
– Черта с два! Если вы до сих пор не нашли, что искали, то и не найдете уже.
– А тебе известно, сколько требуется времени, чтобы проверить все воспоминания человека, даже если ограничиться каким-то отдельным периодом?
Ровно столько же, сколько этот период длился! То, что мы ищем – если у нее вообще есть нужная нам информация, – может оказаться каким-то едва уловимым штрихом ее воспоминаний.
– Вот именно "если есть"! – повторил я за ним. – Вы сами в этом не уверены. Знаешь, что… Если с Мэри что-то случится – выкидыш или еще что – я тебе своими руками шею сверну.
– Если мы не добьемся результатов, – сказал он спокойно, – ты сам не захочешь ребенка. Тебе что, понравится если твои дети станут носителями для титанцев?
Я закусил губу.
– Почему ты оставил меня на базе, а не отправил в Россию?
– Ты нужен мне здесь, рядом с Мэри, чтобы утешать ее и успокаивать, а ты ведешь себя как испорченный ребенок. И кроме того, лететь в Россию уже не нужно.
– Как это? Что случилось? Кто-то из агентов раздобыл информацию?
– Если бы ты, как положено взрослому человеку, хоть изредка интересовался новостями, тебе не пришлось бы задавать глупые вопросы.
Я торопливо вышел, узнал, что происходит в большом мире и вернулся.
Оказалось, что на этот раз я прозевал сообщение об охватившей целый континент Азиатской чуме, вторым по значимости событии после нападения титанцев. Эпидемия такого масштаба последний раз была на Земле в семнадцатом веке.
Новости не укладывались в голове. Согласен, они все там в России ненормальные. Но здравоохранение и санитария поставлены у них весьма неплохо; там это делается "под гребенку" и без всяких глупостей. Чтобы в стране разразилась эпидемия, необходимо буквально нашествие крыс, вшей, блох и прочих классических переносчиков заразы. А русские бюрократы даже Китай вычистили до такой степени, что вспышки бубонной чумы и тифа отмечались там теперь редко и лишь в отдельных регионах.
А сейчас оба заболевания быстро распространялись по всей территории Китая, России и Сибири. Положение было настолько критическим, что правительство обратилось в ООН за помощью. Что же произошло?
Ответ напрашивался сам собой. Я посмотрел на Старика.
– Босс, в России действительно полно паразитов. – Да.
– Ты догадался? Однако, черт, нам теперь нужно торопиться, а не то в долине Миссисипи будет то же, что и в Азии. Одна маленькая крыса и… Титанцы совершенно не заботились о санитарии. И видимо, с тех пор, как они отбросили маскарад, на территории от канадской границы до Нью-Орлеана не мылся ни один человек. Вши… Блохи… – Если мы не найдем выхода, можно с таким же успехом закидать их бомбами. Смерть, по крайней мере, будет не так мучительна.
– Да, пожалуй, – вздохнул Старик. – Может быть, это наилучшее решение. Может быть, единственное. Но ты же сам понимаешь, что мы этого не сделаем. Пока остается хотя бы малейший шанс, мы будем искать выход.
Я задумался. Гонка со временем обрела еще один аспект. Неужели титанцы настолько глупы, что не в состоянии уберечь своих рабов? Может быть, именно по этой причине они вынуждены перебираться с планеты на планету? Потому что портят все, к чему прикоснутся? Потому что со временем их носители вымирают и им нужны новые?
Теории, одни теории. Но одно ясно: если мы не найдем способ уничтожить паразитов, в красной зоне разразится чума, причем очень скоро.
Я наконец собрался с духом и решил, что обязательно пойду на следующий сеанс "просеивания памяти". Если в воспоминаниях Мэри есть что-то такое, что поможет расправиться с паразитами, возможно, мне удастся разглядеть это там, где пропустили другие. Понравится это Старику со Стилтоном или нет, но я буду там. В конце концов, мне надоело, что со мной обращаются не то как с принцем-консортом, но то как с нежеланным ребенком.
Глава 30
Нас с Мэри поселили в комнатушку, предназначенную для одного офицера.
Тесно там было как на "шведском" столе, заставленном тарелками, но мы не жаловались. На следующее утро я проснулся первым и по привычке проверил, не подобрался ли к ней паразит. Пока я проверил, она открыла глаза и сонно улыбнулась.
– Спи-спи, – прошептал я.
– Я уже проснулась.
– Мэри, ты случайно не знаешь, какой у бубонной чумы инкубационный период?
– А должна?… Слушай, у тебя один глаз чуть темнее другого.
Я ее чуть встряхнул.
– Я серьезно, женщина. Вчера вечером я был в лабораторной библиотеке и кое-что посчитал. По моим прикидкам, паразиты напали на Россию по крайней мере на три месяца раньше, чем на нас.
– Да, я знаю.
– Знаешь? А почему ты ничего не говорила?
– Никто не спрашивал.
– А, черт! Давай вставать. Я проголодался.
Перед выходом я спросил:
– "Вопросы и ответы" в обычное время?
– Да.
– Мэри, а почему ты никогда не рассказываешь, о чем они спрашивают?
– Я просто этого не помню, – удивленно сказала она.
– Так я и подумал. Глубокий транс, а потом приказание забыть, да?
– Видимо.
– Хм-м… пора внести в это дело кое-какие коррективы. Сегодня я иду с тобой.
– Хорошо, дорогой, – только и сказала она.
***
Вся команда, как обычно, собралась в кабинете доктора Стилтона:
Старик, сам Стилтон, начальник штаба полковник Гибси, какой-то подполковник и целая орава техников – сержантов, помощников и прочей обслуги. Недаром говорят, что без десятка солдат генерал даже высморкаться не сумеет.
Увидев, что Мэри не одна, Старик удивленно поднял брови, но промолчал. Однако сержант в дверях попытался меня остановить.
– Доброе утро, миссис Нивенс, – сказал он Мэри, затем добавил, обращаясь ко мне: – А вас у меня в списке нет.
– Я себя сам туда включил, – громко объявил я и пролез мимо него.
Полковник Гибси бросил на меня сердитый взгляд, повернулся к Старику и забурчал что-то типа "какого-дьявола-кто-это-такой". Остальные следили за происходящим с застывшими лицами, и только одна девица-сержант не сумела сдержать улыбку.
– Минутку, полковник, – Старик доковылял до меня и так, чтобы только мне было слышно, сказал: – Ты же мне обещал, сынок.
– Я забираю свое обещание. Ты не имел права требовать от меня обещаний, касающихся моей жены.
– Но тебе здесь нечего делать. У тебя нет никакого опыта в подобных делах. Хотя бы ради Мэри, оставь нас.
До этой минуты мне и в голову не приходило оспаривать право Старика присутствовать на сеансе, но неожиданно для себя я заявил:
– Это тебе здесь нечего делать. Ты не психоаналитик, так что давай убирайся.
Старик бросил взгляд на Мэри, но на ее лице не отражалось никаких чувств. – Ты что, сынок, сырого мяса объелся? – тихо спросил он.
– Опыты проводят на моей жене, и отныне я буду устанавливать здесь правила, – сказал я.
Тут в разговор вмешался полковник Гибси:
– Молодой человек, вы в своем уме?
– А вы что здесь делаете? – Я взглянул на его руки. – Если не ошибаюсь, на вашем перстне монограмма военно-морской разведки. Есть у вас какие-то основания здесь находиться? Вы что, врач? Или психолог?
Гибси выпрямился и расправил плечи.
– Похоже, вы забываете, что это военный объект.
– А вы, похоже, забываете, что ни я, ни моя жена не служим в армии!
Пойдем, Мэри. Мы уходим.
– Да, Сэм.
Я обернулся к Старику и добавил:
– Мы сообщим в Отдел, куда переслать нашу корреспонденцию.
Затем направился к двери. Мэри последовала за мной.
– Подожди! – сказал Старик. – В порядке личного одолжения, хорошо?
Я остановился, и он подошел к Гибси.
– Полковник, можно вас на минутку? Я бы хотел переговорить с вами наедине.
Полковник Гибси бросил на меня "трибунальный" взгляд, но вышел вместе со Стариком. Все ждали. Сержантский состав сохранял каменные физиономии, подполковник немного нервничал, а маленькую девицу с сержантской повязкой буквально распирало от смеха. Только Стилтон ничуть не волновался. Он достал бумаги из "входящей" корзины и спокойно принялся за работу.
Минут десять или пятнадцать спустя появился еще один сержант.
– Доктор Стилтон, командир распорядился, чтобы вы начинали работу.
– Отлично, – откликнулся тот, посмотрел на меня и сказал: – Прошу в операционную.
– Стоп! Не так быстро, – остановил я его. – Кто все эти люди? Вот он, например. – Я показал на подполковника.
– А? Это доктор Хазелхерст. Два года на Венере.
– О'кей, он остается. – Тут мне на глаза попалась смешливая девица. Эй, сестренка, что у тебя тут за обязанности?
– У меня-то? Да я вроде как присматриваю…
– Ладно, этим теперь займусь я. Доктор, может быть, вы сами решите, кто тут нужен, а кто нет?
– Хорошо, сэр.
Оказалось, что, кроме подполковника Хазелхерста, ему на самом деле никто не нужен, и мы двинулись в операционную – Мэри, я, и двое специалистов. В "операционной" стояла обычная кушетка, какие можно встретить в кабинете любого психиатра и несколько кресел. С потолка глядело двойное рыло стереокамеры. Мэри подошла к кушетке и легла. Доктор Стилтон достал впрыскиватель.
– Попробуем начать с того места, где мы остановились в прошлый раз, миссис Нивенс.
– Стойте, – сказал я. – У вас есть записи предыдущих сеансов?
– Разумеется.
– Давайте сначала прокрутим их. Я хочу знать, что вы уже успели.
Он несколько секунд думал, потом сказал:
– Хорошо. Миссис Нивенс, может быть, вы подождете в моем кабинете? Я позову вас позже.
Возможно, во мне еще бродил дух противоречия: после победы над Стариком я здорово завелся.
– Давайте все-таки узнаем, хочет ли она уходить, – сказал я.
Стилтон удивленно вскинул брови.
– Вы просто не понимаете, о чем говорите. Эти записи могут нарушить эмоциональное равновесие вашей жены, даже нанести вред ее психике.
– Подобная терапия вызывает у меня серьезные сомнения, молодой человек, – добавил Хазелхерст.
– Терапия здесь ни при чем, и вы прекрасно это понимаете, – отрезал я. – Если бы вашей целью была терапия, вы использовали бы не наркотики, а метод эйдетической гипнорепродукции.
– Но у нас нет времени, – озабоченно сказал Стилтон. – Ради быстрого получения результатов приходится применять грубые методы. Боюсь, я не могу разрешить объекту видеть эти записи.
– Я с вами согласен, доктор, – снова вставил Хазелхерст.
– А вас, черт побери, никто не спрашивает! – взорвался я. – И нет у вас никакого права разрешать ей или не разрешать. Записи надерганы из мозга моей жены, и они принадлежат ей. Мне надоело смотреть, как вы разыгрываете из себя господа Бога. Я ненавижу эти замашки у паразитов, и точно так же ненавижу их у людей. Она сама за себя решит. А теперь потрудитесь узнать ее мнение.
– Миссис Нивенс, вы хотите увидеть записи? – спросил Стилтон.
– Да, доктор, – ответила Мэри. – Очень.
Он явно удивился.
– Э-э-э… как скажете. Вы будете смотреть их одна?
– Вместе с мужем. Вы и доктор Хазелхерст можете остаться, если хотите.
Они, разумеется, остались. В операционную принесли стопку кассет, каждая с наклейкой, где значились дата записи и возраст объекта. Чтобы просмотреть их все, нам потребовалось бы несколько часов, поэтому я сразу отложил в сторону те, что относились к жизни Мэри после 2051 года: они вряд ли могли помочь.
Первые кассеты относились к раннему детству. В начале каждой записи шло изображение объекта – Мэри. Она стонала, ворочалась и едва не задыхалась, как всегда случается с людьми, которых вынуждают возвращаться к неприятным и нежеланным воспоминаниям. И только после этого разворачивалась реконструкция событий – ее голосом и голосами других людей. Больше всего меня поразило лицо Мэри – я имею в виду, на стереоэкране. Мы увеличили изображение, так что оно придвинулось почти вплотную к нам, и могли следить за мельчайшими изменениями в выражении лица.
Сначала Мэри превратилась в маленькую девочку. Нет, черты лица остались прежними, взрослыми, но я знал, что вижу жену именно такой, какой она выглядела в детстве. Мне сразу подумалось, как хорошо будет, если у нас тоже родится девочка.
Затем выражение ее лица менялось – это начинали говорить другие люди, чьи слова сохранились у нее в памяти. Мы словно смотрели на невероятно талантливого актера, играющего подряд сразу несколько ролей.
Мэри воспринимала записи достаточно спокойно, только незаметно для других сунула свою руку в мою. Когда мы добрались до тех жутких кассет, где ее родители превратились в рабов титанцев, она сжала мои пальцы, но больше никак себя не выдала.
Я отложил в сторону кассеты с надписью "Период анабиотического сна", и мы перешли к следующей группе – от ее пробуждения до спасения на болотах.
Сразу стало ясно, что паразит оседлал ее, едва Мэри пришла в себя после анабиоза. Мертвое выражение лица – это титанец, которому незачем притворяться. Последние передачи из красной зоны были полны таких кадров. А скудность воспоминаний за этот период лишь подтверждала, что Мэри находилась во власти паразита.
Затем, совершенно неожиданно, паразит исчез, и она вновь стала маленькой девочкой, больной и испуганной. Сохранившиеся в памяти мысли путались и расплывались, но потом возник новый голос, громкий и чистый:
– Чтоб я сдох, Пит! Здесь маленькая девчонка!
Еще один голос:
– Живая?
И снова первый:
– Не знаю.
Дальше на пленке шли воспоминания о Кайзервиле, ее выздоровление и много других голосов и мыслей.
– Я хотел предложить вам прокрутить еще одну запись из того же периода, – сказал доктор Стилтон, вынимая кассету из проектора. – Они все немного отличаются друг от друга, а период для нас ключевой.
– Почему, доктор? – поинтересовалась Мэри.
– А? Нет, если не хотите, можем, конечно, не смотреть, но именно этот период мы сейчас исследуем. Нам нужно восстановить события и понять, что же случилось с паразитами, почему они умерли. Если мы сумеем узнать, что за болезнь убила титанца, который э-э-э… управлял вами, – убила титанца, но пощадила вас – тогда нам, возможно, удастся найти оружие против паразитов. – А вы не знаете? – удивленно спросила Мэри.
– Что? Нет еще, но узнаем. Человеческая память хранит на удивление подробные записи.
– Но я думала, вы уже знаете. Это "девятидневная лихорадка".
– Что? – Хазелхерст выскочил из кресла.
– Вы разве не поняли по моему лицу? Это очень характерная деталь – я имею в виду "маску". Там, до… в смысле, в Кайзервиле мне случалось ухаживать за больными "девятидневной лихорадкой", потому что я уже переболела и у меня был иммунитет.
– Что вы на это скажете, доктор? – спросил Стилтон. – Вам приходилось видеть таких больных?
– Больных? Нет. Ко времени второй экспедиции уже появилась вакцина.
Но я, разумеется, знаком с клиническими характеристиками.
– А можете вы сделать вывод на основе этих записей?
– Хм-м-м… – Хазелхерст осторожничал. – Я бы сказал, что увиденное совпадает с этой версией, но не доказывает ее.
– Какая еще версия? – резко спросила Мэри. – Я же сказала, что это "девятидневная лихорадка".
– Мы должны быть уверены на все сто процентов, – извиняющимся тоном произнес Стилтон.
– А какие еще доказательства вам нужны? У меня нет на этот счет никаких сомнений. Мне сказали, что, когда Пит и Фриско меня нашли, я была больна. А после я ухаживала за другими больными, но ни разу не заразилась.
Я помню их лица перед смертью – точь-в-точь как мое на пленке. Любой, кто хоть однажды видел больного "девятидневной лихорадкой", ни с чем другим эту болезнь не спутает. Что еще вам нужно? Огненные письмена в небе?
За исключением одного раза я никогда не видел Мэри такой рассерженной и сказал про себя: "Так, джентльмены, полегче, а то она вам сейчас задаст!"
– Хорошо, я думаю, вы свою точку зрения доказали вполне убедительно.
Но объясните, пожалуйста: мы считали, что у вас нет сознательных воспоминаний об этом периоде жизни, и моя проверка это подтвердила, а теперь вы говорите так, словно все помните.
– Да, теперь помню, – произнесла Мэри несколько озадаченно. – И очень отчетливо. Я не думала об этом долгие годы.
– Кажется, я понимаю. – Стилтон повернулся к Хазелхерсту. – Ну, доктор? У вас есть культура "девятидневной лихорадки"? Ваши люди с ней уже работали?
Хазелхерст смотрел на нас такими глазами, будто его только что двинули по голове.
– Работали?! Нет, конечно! Это исключено! "Девятидневная лихорадка"… С таким же успехом мы можем применять полиомиелит или тиф.
Все равно что заусенец рубить топором!
Я тронул Мэри за руку.
– Пойдем, дорогая. Кажется, мы уже испортили им все, что можно.
Она дрожала, и в глазах у нее стояли слезы. Я повел ее сразу в кают-компанию и применил свое лекарство – неразбавленное.
***
Позже я уложил Мэри вздремнуть, присел рядом, и дождался, когда она заснет. Затем отыскал отца в выделенном ему кабинете.
– Привет!
Он бросил на меня задумчивый взгляд.
– Я слышал, Элихью, ты нашел-таки "горшок с золотом".
– Пусть лучше будет "Сэм", – ответил я.
– Что ж, хорошо, Сэм. Победителей не судят. Однако горшок оказался до обидного мал. "Девятидневная лихорадка"… Не удивительно, что вся колония вымерла вместе с паразитами. Видимо, мы не сможем воспользоваться этим открытием. Нельзя рассчитывать на то, что все обладают столь же неукротимой волей к жизни, как Мэри.
Я все понимал. При "девятидневной лихорадке" смертность среди невакцинированных землян составляет девяносто восемь с лишним процентов. Среди вакцинированных – ноль, но к нашей ситуации это не относилось. Нам нужна была болезнь, от которой помирали бы паразиты, а не люди.
– Видимо, это и не имеет значения, – заметил я. – Месяца через полтора в долине Миссисипи наверняка начнется эпидемия тифа или чумы может быть, и то, и другое сразу.
– Если только паразиты не извлекут урок из положения в Азии и не введут жесткие санитарные меры, – ответил Старик.
Эта мысль настолько меня поразила, что я едва не пропустил мимо ушей его следующую фразу:
– Однако, Сэм, придется тебе разработать план получше.
– Мне? Я всего лишь рядовой сотрудник Отдела.
– Был. Теперь ты его возглавляешь.
– Что за чертовщина? О чем ты говоришь? Я ничего не возглавляю, да и не хочу. У меня уже есть босс – ты.
– Босс – это человек, которому дано руководить. Звания и знаки отличия приходят позже. Как ты полагаешь, Олдфилд мог бы меня заменить?
Я покачал головой. Первый заместитель Старика был, скорее, кабинетным руководителем. Он отлично справлялся с задачами, которые на него возлагались, но на "мыслителя" и стратега не тянул.
– Я никогда не продвигал тебя по службе, – продолжал Старик, – потому что был уверен: придет время, и ты сам себя продвинешь. Что и произошло.
Ты не принял мое мнение по важному вопросу, навязал мне свою волю и оказался прав. – О боже, чушь какая! Я просто уперся и заставил вас один раз поступить по-моему. Почему-то вам, умникам, так и не пришло в голову задать свои вопросы единственному настоящему эксперту по Венере в вашем распоряжении – я имею в виду Мэри. Но я вовсе не ожидал найти какие-то ответы. Это просто удача!
Старик задумчиво покачал головой.
– Я не верю в удачу, Сэм. "Удача" это ярлык, который посредственность наклеивает на достижения гениев. Я оперся руками о стол и наклонился к Старику.
– О'кей, пусть я гений, но в эту телегу ты меня не запряжешь. Когда все это кончится, мы с Мэри отправляемся в горы растить детишек и котят. Я не собираюсь всю жизнь распекать чокнутых агентов. Он только сдержанно улыбнулся, и я добавил:
– Пропади она пропадом такая работа!
– То же самое сказал богу дьявол, когда занял его место. Не принимай это близко к сердцу, Сэм. До поры до времени я останусь в своем кресле. Но хотел бы знать, каковы ваши планы, сэр.
