Текст книги "Золотой, Небесный Триллиум (сборник)"

Автор книги: Андрэ Нортон

Соавторы: Мэрион Зиммер Брэдли,Джулиан Мэй
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 61 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Глава 29

Майкайла начала приходить в себя почти сразу же, как только ее вытащили из спального мешка на балконе башни. Красный Глаз посмотрел вниз – сперва на девушку, а затем на Файолона.

– Я, пожалуй, предоставлю тебе объяснять, что произошло, – проговорил он и поторопился взлететь.

– Ах ты, трус, – добродушно усмехнулся Файолон. – Что ж, у тебя было немало шансов познакомиться с характером Майкайлы.

Он наклонился, поднял все еще безвольное тело девушки и перенес ее в кабинет, где уложил на диван возле камина.

– Ну, как она? – взволнованно спросил Узун. – Все в порядке?

– За нее можно не беспокоиться. Через несколько минут она окончательно придет в себя и примется на нас орать.

– А что с госпожой?

– Когда я улетал, все было в порядке.

Узун безмолвно склонил голову.

Майкайле действительно потребовалась всего лишь пара минут, чтобы окончательно проснуться и, оглядевшись, понять, где она находится.

– Файолон, ты спятил? Немедленно отвези меня обратно, пока они там не хватились!

– Они не станут тебя искать, – заверил Файолон. – Твое место заняла Харамис, ты разве не помнишь.

– Уж Харамис-то – вылитая Младшая Дочь Богини, – язвительно заметила девушка. – Неужели ты думаешь, что она сумеет их провести? Да она ведь совершенно не знает ритуалов и к тому же уже не способна с помощью заклинаний изменить свою внешность.

– Тем не менее ее внешность изменилась – благодаря моему заговору. Заодно, с помощью другого заговора, я помог ей защититься от боли. Она совершенно ничего не почувствует, когда у нее вырежут сердце, и…

– Не говори глупости! – перебила его Майкайла. – Во имя Цветка, Файолон, сколько можно об этом! Это ведь чистая символика! Тот же самый ритуал я исполняла два года назад и, как видишь, жива и здорова!

– На этот раз настал юбилейный год, – сказал Файолон, – когда это жертвоприношение перестает быть символичным.

Майкайла резко поднялась и села на диване.

– Ну что ж, мы с тобой немедленно пойдем к зеркалу и увидим все собственными глазами, – выпалила она, – вот тогда сам и убедишься!

Ее лицо вдруг приняло озадаченное выражение; она прижала руку к груди, а затем медленно вытащила из-под одежды висящую на шее цепь.

– Что это? – Девушка держала на ладони подвешенный на цепи предмет и пристально разглядывала сверкающий серебром небольшой жезл с кольцом и тремя крыльями на конце. – Я эту штуку вижу в первый раз в жизни.

– Это Трехкрылый Диск, – произнес Узун благоговейным тоном. – Талисман Харамис, принадлежащая ей часть Великого Скипетра Власти.

– Он чем-то мне напоминает… – Майкайла нахмурилась, задумавшись, – корону нашей королевы.

– Трехголовое Чудовище, – подтвердил оддлинг. – Это как раз был талисман Ани гель – другая часть Великого Скипетра.

– А что сделалось с той частью, что принадлежала Кадии? – с любопытством спросила Майкайла, размахивая талисманом Харамис.

– Она забрала его с собой, отправляясь в глубь болот, и с тех пор ее никто и никогда не видел.

– Следовательно, мы не сможем воспользоваться этой штукой, чтобы сложить Скипетр Власти, – подытожила Майкайла, забыв на время остальные заботы. – В таком случае, что в нем проку и с какой стати он оказался у меня?

– Он оказался у тебя, – устало вздохнул Файолон, – потому что тебе его передала Харамис. Он напрямую связан с настоящей мощной магией – это тебе не какая-нибудь игрушка Исчезнувших, – так что будь с ним очень осторожна. Узун, ты сможешь ее обучить, как с ним обращаться?

– Нет. – Оддлинг медленно покачал головой. – Я об этом ничего не знаю. Им когда-то пользовалась одна только Харамис. и когда она это делала, меня не было с нею.

– А что, это действительно могущественный талисман? – спросила девушка.

– С его помощью можно даже убивать людей, – хором отозвались Файолон и Узун.

– Ох! – Майкайла с опаской потрогала талисман. – В таком случае лучше я его сниму и уберу подальше. Не такая я дурочка, чтобы экспериментировать с вещью, способной убить человека. Я сейчас вернусь, – добавила она, вставая, – и мы сразу же пойдем к зеркалу и посмотрим все, что произойдет в храме Мерет.

– Тебе, пожалуй, лучше на это не смотреть, – услышала она, выходя, голос Файолона, обращенный к Узуну.

Оддлинг ответил так резко и энергично, что Майкайла расслышала его слова, даже спустившись на несколько лестничных пролетов:

– Если я не стану смотреть, то как, по-твоему, я смогу написать подобающую балладу о ее героизме? Нет уж, хватит того, что я пропустил большую часть ее экспедиции за талисманом; на этот раз я буду смотреть все до самого конца, как бы тяжело мне ни было!

Наконец все отправились в пещеру. Майкайла шагала впереди.

– Зеркало, покажи нам принцессу Харамис, – потребовала она.

– Сканирую… – ответило устройство.

Затем появилось изображение Харамис, которой помогали спуститься с установленного на носилках кресла двое жрецов; вот у нее подогнулись колени, и жрецы туг же подхватили ее.

– Что это с ней? – взволнованно выдохнул Узун. Файолон внимательно всмотрелся в картинку.

– Она босиком, – заметил он. – Следовательно, именно сейчас она впервые коснулась земли Лаборнока.

– Ну и что из того? – недоуменно спросила Майкайла.

– С нею все в порядке, Узун. – заверил Файолон. – Просто-напросто на нее нахлынуло чувство земли по отношению к Лаборноку, а это в данном случае может только помочь ей.

– Очень сомневаюсь, – с недовернем произнесла Майкайла. – Как она может сейчас обрести чувство земли по отношению к Лаборноку, если уже долгие годы у нее нет этого чувства по отношению к Рувенде?

– Майкайла, будь так добра, помолчи немного! – вспылил юноша.

Она прикусила язык. «Что это он так раскипятился? На Файолона совсем не похоже», – удивилась девушка.

– Она снова встала, – прокомментировал Узун, – и мужественно идет навстречу судьбе.

«Он и разговаривает уже, будто балладу распевает, – подумала Майкайла. – Однако „мужественно шагает навстречу своей судьбе“ – это уж слишком!» Вслух, однако, она предпочла ничего не высказывать. Девушка не понимала, отчего ритуал на этот раз изменился, – как правило, его участники не проводили столько времени в этой комнате. «Пожалуй, лучше всего мне просто помолчать. Если я права, они сами очень скоро в этом убедятся, после чего смогут отправиться за Харамис, и я верну ей талисман… А если я вдруг окажусь не права… Нет, такого быть не может!»

Но чем дольше длился обряд, тем очевиднее становилось, что Майкайла жестоко ошибалась, а те, кто пытался ее предупредить и отговорить, были совершенно правы. Охваченная ужасом и не веря собственным глазам, она наблюдала, как жрец рассекает грудь Харамис и вытаскивает сердце. «Как она может выглядеть такой спокойной и умиротворенной во время столь ужасной процедуры?» – стучало у Майкайлы в голове. Затем сердце Харамис обратилось вдруг в горстку пыли; пыль эта просочилась между пальцами жреца и исчезла. Само тело бывшей Великой Волшебницы Рувенды и Лаборнока тоже обратилось в пыль, а затем начала разрушаться комната. С оглушительным треском рухнул потолок, и долгое эхо отозвалось в пустом пространстве между горными вершинами. Последним, что они увидели, прежде чем зеркало потемнело, стала огромная сплошная стена снежной лавины, которая, набирая скорость, неумолимо надвигалась, казалось, прямо на зрителей.

Майкайла без чувств свалилась на пол. Сквозь окутавший сознание туман, будто совсем издалека, она услышала механический голос зеркала:

– Субъект отныне больше не существует. В данном районе нет ни одного живого человека.

И тут пришло то самое ощущение. Вначале Майкайла словно стала погружаться прямо в скалу, как бы становясь частицей горы Бром. Затем в ее тело проникла и гора Джидрис, в свою очередь, сделавшись частицей Майкайлы. Она ясно почувствовала идущую вниз по северному склону, сметая все на своем пути, огромную лавину и успела разделить ее на маленькие и слабые обвалы – чтобы разрушения, которые она вызовет в долине, оказались минимальными. Затем девушка почувствовала и гору Ротоло с ее горячими источниками и скрытыми от постороннего взгляда теплыми долинами. Она успела мельком заметить и спящего, как всегда, в своей пещере Красного Глаза. Укрыв наконец всю горную цепь, чувство земли начало распространяться в обоих направлениях – к северу, вдоль реки Ноку, через весь Лаборнок, до самого Северного моря, и к югу, вдоль реки Нотар, через Тернистый Ад, Дайлекс, Золотую Топь, через Цитадель и Большую дамбу, через Черную и Зеленую Топи через озеро Вум и Тасские пороги, вдоль реки Большой Мутар и до самой границы Вара – той самой границы, где ее встретило вдруг стоящее на страже изображение Файолона.

– Файолон? – произнесла она вслух.

– Я тут, Майка, – Сильные руки подняли Майкайлу и вынесли из пещеры. Она услышала позади звук закрывающейся двери и шаги Узуна и в то же время продолжала слышать шум полноводных рек, стремящихся к морю, и гудение насекомых, роящихся в Топях.

«Если Харамис чувствовала нечто подобное, то ничего удивительного, что жрецам пришлось держать ее, чтобы не упала, – мелькнуло в голове у Майкайлы. – Это, пожалуй, куда сильнее, чем те чувства, что нахлынули, когда Файолон ощутил землю Вара… Впрочем, разница-то вполне понятна: мне досталась земля по крайней мере вдвое большая, и к тому же в прошлый раз я ощущала все опосредованно, благодаря тому, что оставалась связанной с Файолоном…»

– Файолон! Ты чувствуешь землю?

Его голос на мгновение перекрыл царящий в голове Майкайлы беспорядочный шум:

– Только Вар. А ты начинаешь чувствовать Рувенду?

– Да! И Лаборнок тоже!

– Не утруждай себя разговорами, – посоветовал он, – просто расслабься и дай чувствам устояться.

«Дать им устояться? О, как бы мне хотелось, чтобы они действительно сами утряслись!» – думала Майкайла. Файолон внес девушку в кухню, усадил возле очага и попросил Узуна поддерживать ее. Майкайла и не заметила, что они с Узуном поменялись местами, – до тех пор, пока не увидела лицо Файолона прямо перед собой. Юноша держал в руках кружку:

– Выпей-ка вот это.

В кружке оказался горячий адоповый суп. Выпив его. Майкайла стала ощущать, что теперь она действительно скорее человек, чем земля, на которой расположено целых два королевства.

– Ну что, лучше? – спросил Файолон.

Она медленно и осторожно кивнула. Тело все-таки не очень-то хорошо ей повиновалось.

– Ну и славно. А теперь поешь-ка вот этого. – Он протянул кусочек вяленого мяса.

Девушка принялась его жевать, на что потребовалось немало усилий, но когда наконец проглотила последний кусок, то окончательно почувствовала себя прежней Майкайлой. Царивший в голове шум рассеялся, а когда она осторожно попыталась снова вернуть его, то обнаружила, что никаких звуков больше не слышит.

– Файолон, – с ужасом прошептала она, – а я ведь потеряла чувство земли!

– Нет, ты его не потеряла, – заверил юноша, – просто оно на некоторое время отступило. Дело в том, что приобрести чувство земли по отношению сразу к двум королевствам – слишком тяжелое испытание, не говоря уже о том, каково справляться с подобной задачей человеку, больше суток перед этим воздерживавшемуся от пищи и только что пережившему смерть родственницы.

– Харамис! – Майкайла затрясла головой, мечтая о том, чтобы все недавно увиденное оказалось лишь дурным сном. – Узун… – Она виновато посмотрела на оддлинга. – Прости меня…

– Это я виноват, – пробормотал он. – Мне не следовало никого просить о новом теле.

– Что ж, принимая во внимание, что это Харамис обратила тебя в арфу, из-за чего и потребовалось потом добывать для тебя новое тело, чтобы, в свою очередь, ты смог ухаживать за самой Харамис, когда она серьезно заболела, – будем считать, что вину за все случившееся можно в равной мере возложить на всех, – заметил Файолон. – А может, и нет в этом ничьей вины…

– Как вы думаете, она заранее намеревалась разрушить храм? – спросила Майкайла.

– Думаю, что да, – ответил Файолон – Когда мы планировали все это, она сказала, что ты не сможешь к этим жрецам возвратиться, если их самих не будет на прежнем месте. Я тогда переспросил, что она имеет в виду, но тут разговор повернулся в другую сторону, и она так и не ответила. – Файолон помолчал. – И все-таки я склонен считать, что она намеревалась поступить именно так: разрушить этот храм до основания. Ты ведь помнишь, как Харамис относилась к кровавым жертвоприношениям – особенно к тем, в которых принуждают насильно. Знаешь, ведь именно это привело к тому, что весь их ритуал пошел кувырком, – задумчиво добавил он. – Они хотели жертву юную, объятую ужасом и болью, а вместо этого получили умудренную жизнью волшебницу, знатока магии, вполне готовую к смерти и желавшую умереть.

– Вспомните лица этих жрецов, – произнес Узун. – Они же испытывали куда больше страха, чем сама жертва! Подобное событие достойно самой великой из баллад…

Слезы покатились по его щекам.

– Простите, – всхлипнул он и поспешно покинул комнату.

– Сейчас, пожалуй, мне удастся дойти до спальни, Файолон, – Майкайла поднялась на ноги и с трудом сделала несколько шагов. – Больше всего мне хочется сейчас поспать этак с неделю. Я чувствую такую усталость, такую пустоту внутри, что, наверное, вообще не смогла бы ничем заниматься…

– Что ж, сон, пожалуй, для тебя сейчас самое лучшее, – согласился Файолон. – Воспринять чувство земли во сне гораздо легче, потому что при этом не пытаешься заниматься никакими посторонними вещами.

Но девушка даже не слышала его, снова погрузившись в забытье. Файолон осторожно перенес ее в спальню.

Спустя две недели Узун пропел своим молодым друзьям новую балладу, восхвалявшую мужество и мудрость Харамис, ум Файолона, самоотверженную дружескую преданность Майкайлы, виртуозное мастерство Красного Глаза. Завершив песнь, оддлинг немного смутился и оглядел слушателей:

– Ну, как вы находите?

– Это великолепно, Узун! – проговорила Майкайла, украдкой смахивая слезы. – Харамис просто влюбилась бы в такую песню.

– Тебе надо будет обязательно научить этой балладе меня, – горячо начал Файолон. – Мелодия просто потрясающая, и аккомпанемент оригинальный.

Узун задумался.

– Я пропою все зеркалу, – сказал он наконец, – а оно уж сможет научить тебя.

– Очень толковая мысль, – сказала Майкайла. – Таким образом, зеркало сохранит балладу навеки точно в таком виде, в каком ты сам ее поешь, и любой сможет прослушать все в первоначальном авторском исполнении даже спустя сотни лет после твоей смерти.

– Кстати, о смерти, – начал Узун. – Помнишь ли, что обещала мне в тот самый день, когда обнаружила заклинание, с помощью которого Харамис обратила меня в арфу?

«Нет! – воскликнул вдруг внутренний голос в голове Майкайлы. – Я не хочу, не хочу терять еще и его!» Но тут новоявленная Великая Волшебница Рувенды и Лаборнока напомнила себе, что не должна быть эгоистичной, какой была ее предшественница, и превращать окружающих в марионеток для исполнения своих прихотей.

– Да, – проговорила она, подавляя дрожь в голосе, – я все хорошо помню. Я пообещала освободить твой дух, как только ты сам попросишь. – Майкайла проглотила подступивший к горлу комок. – Итак, ты просишь об этом сейчас?

Олдлинг кивнул:

– Я думаю, лучше всего сделать это завтра, перед восходом солнца. Таким образом, у меня будет время научить новой балладе зеркало.

– Так, значит, уже завтра… – Майкайла наклонила голову, чтобы скрыть слезы.

– Благодарю тебя, – спокойно проговорил Узун, – и желаю доброй ночи.

Как только он вышел из комнаты. Файолон нагнулся к Майкайле.

– Неужели он только что попросил тебя убить его? – прошептал он.

– В некотором смысле – да, – пояснила Майкайла. – То есть формально, насколько я понимаю, он мертв уже с тех пор, как Харамис заключила его дух в арфу. Однако он взял с меня слово, что я окончательно освобожу этот дух, когда ее не будет в живых.

– Неужели нельзя обойтись без этого? Мне так будет не хватать его!

– Я тоже буду очень скучать, – проговорила Майкайла, и глаза ее переполнились слезами. – Но, несмотря ни на что, мне придется это сделать. Я дала ему слово.

– Ну что ж, в таком случае, – вздохнул Файолон, – я тебе в этом помогу.

Майкайла и Файолон стояли на каменной крыше башни, у потухшего костра, в пламени которого незадолго перед этим сгорело деревянное тело Узуна. Начинаю светать; окружавшее их безмолвие нарушилось с первым порывом ветра, развеявшего и унесшего в бесконечное, необозримое пространство маленькую горстку пепла.

Майкайла сжимала в руке небольшую шкатулку с еще одной горсткой пепла – тем, что осталось от кости, некогда принадлежавшей Узуну. Она высыпала себе в ладонь половину содержимого шкатулки; Файолон последовал ее примеру. Потом они одновременно подставили свои ладони ветру, мгновенно сдувшему пепел.

– Он присоединился к Владыкам Воздуха, – негромко проговорила девушка.

Они направились в кабинет. Файолон взял арфу и. подыгрывая себе, пропел древнюю песнь – самое период из выученных им творений Узуна.

– Как-то странно сознавать, что теперь это всего-навсего обыкновенная арфа, – проговорил он. – Думаю, что она всегда будет для меня частицей самого Узуна.

– Что ж, в таком случае какая-то его часть навечно останется с нами, – отозвалась Майкайла.

«Если, конечно, мы будем вместе», – добавила она про себя.

– Что ты будешь делать дальше, Файолон? – Майкайла решилась наконец задать мучивший ее вопрос. – Тебе надо вернуться в Вар?

– Мне придется туда наведываться время от времени, – сказал он. – Точно так же, как и тебе придется путешествовать, объезжая свои земли. Однако мне кажется – если у тебя, конечно, нет возражений, – что мы сможем сделать эту башню главным своим домом. Правда, надо будет раздобыть побольше книг, – добавил он, будто желая поддразнить собеседницу. – А то даже я успел прочитать всю эту библиотеку от начала до конца.

Майкайла радостно рассмеялась. Так, значит, он не собирается ее покинуть и ей вовсе не придется вести одинокую жизнь, подобно Харамис!

– Я тоже, – кивнула она, – прочитала все еще много лет назад. Хорошо, раздобудем книг. А что еще потребуется?

– Дети, – нарочито будничным тоном ответил Файолон. – Я, конечно, понимаю, что пока еще рано об этом говорить, но лет через пять – десять ты уже достигнешь достаточной физической зрелости и сможешь рожать детей… Если, конечно, ты не находишь подобную идею по какой-либо причине неприемлемой.

Майкайла отрицательно покачала головой.

– Разумеется, я была бы очень рада завести собственных детей, когда придет время… То есть я хочу сказать – наших с тобой детей, – добавила она торопливо.

– Мы сможем с детства воспитать их так, что они будут знать магию и заботиться о стране, – рассуждал Файолон. – К тому же мы, если пожелаем, сможем иметь столько детей, что у страны будет богатый выбор, когда придет время подыскать нам преемников.

– Так, значит, Харамис ошиблась насчет того, что практикующий магию должен соблюдать обет безбрачия? – спросила девушка.

– Это оправданно лишь в том случае, если магия для человека – единственное дело в жизни, если он задался целью обрести абсолютное могущество. Но если магия просто-напросто инструмент, который используешь в работе, то остается только следить за тем, чтобы не портить себе здоровье, а в остальном поступай как знаешь. – Файолон усмехнулся. – Поскольку нас тут двое, то, если что и случится, мы сможем друг друга выручать; из нас всегда получалась отличная команда. – Его лицо снова обрело серьезное выражение. – Майкайла, я люблю тебя с тех пор как нам исполнилось по семь лет. Теперь мы уже достигли совершеннолетня и имеем право не спрашивать ничьего разрешения. Итак, выйдешь ли ты за меня замуж?

Майкайла прижалась к его груди:

– Мое сердце навсегда отдано тебе.

Джулиан Мэй
Небесный Триллиум

Посвящается Пэт Брокмейер

Пролог

Старый безумец потерял сознание и уткнулся лицом в объедки, лежащие на столе. Пленник позволил своей руке опуститься, и острие сверкающего стеклянного ножа коснулось темной морщинистой кожи на шее Великого Волшебника.

Один удар. Одно движение руки, и все будет кончено.

Соверши это!

Но обуреваемый противоречивыми чувствами пленник медлил, проклиная себя за сентиментальную трусость. Бокал, в который было напито отравленное вино, опрокинутый, лежал рядом с безжизненной рукой Денби. Лужа растекалась по полированной поверхности из драгоценной древесины гонда, и под ней уже начинал мутнеть лак. Великолепный стол, которому было не менее двенадцати тысяч лет, был безвозвратно испорчен, но его безумному владельцу, вероятно, предстояло выжить. Пленник, замерший над бесчувственным телом Великого Волшебника Небес с острым как бритва фруктовым ножом в руке, не смог заставить себя убить своего мучителя.

«Почему я медлю? – спрашивал он себя. – Из-за его причудливого нрава? Или приводящего в трепет сана, которым он столь позорно пренебрегает? Или потому, что Денби Варкур спас мне жизнь – правда, лишь затем, чтобы я разделил с ним эту странную ссылку? Или всему виной магия, защищающая своего древнего адепта, хотя он лежит предо мной, беспомощный как дитя?»

Оставь эти мысли. Соверши это! Убей его! Яд просто лишил его чувств. Убей его, пока не стало слишком поздно.

Но пленник не мог этого сделать. Даже силы Звезды было недостаточно для того, чтобы лезвие вошло в плоть. Денби тихо посапывал с блаженной улыбкой на сморщенных губах, а его потенциальный убийца кипел от злости. Какой бы ни была причина этой нерешительности, совершить убийство не получалось.

Покачав головой от отвращения к себе, пленник положил стеклянный нож на блюдо с сочными ладу. Бросив последний взгляд на бесчувственного безумца, он выбежал из комнаты.

Лишь мгновение понадобилось ему на то, чтобы выхватить из шкафа в прихожей мешок с теплой одеждой и украденными магическими инструментами, и он побежал по тускло освещенным коридорам к усыпальнице мертвой женщины, расположенной почти в двух лигах, совсем в другом секторе Луны Темного Человека.

Пленник знал, что времени у него совсем мало. Посыльные и носильщик-синдона, как всегда, удалились на Луну Садов, но невозможно было догадаться, когда одной из этих ужасных живых статуй взбредет в голову прийти сюда в поисках своего выжившего из ума хозяина. Если синдона найдет хозяина бесчувственным, она мгновенно поймет, что случилось, и вызовет стражников.

А если эти прекрасные демоны поймают пленника, его ждет неминуемая смерть. Стражники обнаружат новую силу Звезды, и даже старческой фантазии Денби будет недостаточно, чтобы сохранить ему жизнь.

Беглец на мгновение остановился. Сжав в руке висящий на шее тяжелый платиновый медальон с изображением многоконечной звезды, он призвал его магию исследовать место заточения. Звезда сообщила, что престарелый колдун еще не пришел в себя, а синдон рядом не было. На Луне Темного Человека были только слуги – странные механические приспособления, сновавшие на коленчатых ногах, как огромные металлические лингиты, и выполнявшие разные обязанности. Одна из таких машин вдруг появилась перед пленником из-за крутого поворота коридора. Она несла корзину с лампами и неторопливо двигалась по коридору, «вынюхивая» похожими на руки отростками перегоревшие потолочные светильники.

– Прочь с дороги, тварь! – Пленник попытался обойти неуклюжую машину, едва не перевернув ее, и опрокинул корзину с горящими лампами. Он наступил на одну из них, потерял равновесие и упал на колени.

– Прошу прощения, хозяин, – почтительно извинился фонарщик, – Вы ранены? Мне вызвать утешителя для вас?

– Нет! Не надо! Запрещаю! – На лбу пленника выступил пот. Он поспешил подняться на ноги и заставил себя говорить нормальным тоном. – Я не ранен. Приказываю выполнять свои обязанности. Не вызывай помощь. Ты меня понял?

Машина изучала его в четыре глаза. Эти причудливые творения Денби были самыми настойчивыми слугами и могли заставить его принять медицинскую помощь синдоны-утешителя, если он действительно в ней нуждался.

«Темные Силы! – взмолился пленник. – Не дайте ему вызвать синдону. Не дайте моему тщательно разработанному плану превратиться в прах, не дайте мне лишиться жизни из-за этой безмозглой машины!»

– Все верно, – согласился наконец фонарщик. – Вы не ранены. Я продолжу работу. Сожалею о причиненных мной неудобствах.

Он мигнул глазами и принялся собирать рассыпавшиеся лампы.

Пленник с нарочито безразличным видом пошел по коридору, но как только фонарщик скрылся из виду, побежал, чувствуя, как в груди нарастает страх. Что, если проклятая машина все-таки вызовет синдон? Что, если стражники уже пустились в погоню?

Он бежал со всех ног, топая сапогами и путаясь в длинных полах официальной обеденной мантии. Ужас сковывал его движения, каждый вдох был болезненным, как удар мечом. Жизнь в этом проклятом месте в течение двух лет лишила его телесных сил и решительности, но он поправится, лишь бы удалось улизнуть от синдон и воспользоваться вторым даром мертвой женщины…

Он оказался в нежилой части Луны Темного Человека – безмолвном лабиринте пустынных галерей и залов незаселенных спален, давно покинутых мастерских и библиотек. Именно здесь жил арьергард Исчезнувших двенадцать тысяч лет назад, когда они безнадежно пытались остановить наступление Покоряющего Льда.

Денби охотно дал ему разрешение исследовать призрачные комнаты, не понимая, видимо, что можно было в них найти. В самом начале заточения пленник случайно обнаружил усыпальницу женщины и получил от нее первый драгоценный дар. С его помощью собрал небольшую коллекцию магических устройств, которые, впрочем, оставались бесполезными, пока он был пленником Денби. Темный Человек был неуязвим для обычной магии. Прошло много времени, прежде чем пленник узнал все о себе и дисбалансе мира и обнаружил второй дар мертвой женщины – способ сбежать из этой странной тюрьмы и от слабоумного тюремщика. Ее третий и последний дар, без которого первые два были совершенно бесполезны, он получил всего два дня назад. Третий дар не был волшебным, и против него не смог устоять Денби. Старик не умер, как надеялся пленник, но если бы глубокий обморок продлился чуть подольше…

Куда ты направляешься, Человек Звезды?

Милосердные Темные Силы! Стражники обнаружили его! Их голоса гудели в его мозгу как огромные медные колокола.

Что ты сделал с Великим Волшебником Небес? Какие украденные веши ты несешь в мешке? Отвечай нам, Человек Звезды!

Они могли материализоваться рядом с ним в любой момент. Стоило им указать на него карающим перстом, и жизнь закончится в облаке дыма, а пустой череп покатится по коридору.

Человек Звезды, это – последнее предупреждение. Остановись и представь объяснения.

Но он продолжал бежать. Внезапно четверо стражников появились из воздуха всего в десяти элсах позади и решительно бросились в погоню. Синдоны, называемые Стражами Смертного Суждения, напоминали живые статуи из слоновой кости. Они были выше человека и превосходили любого смертного по красоте. На них были только перекрещенные ремни из зелено-синих пластин и радужные шлемы, в руках – золотые черепа, символизирующие их смертоносные обязанности. Шаги стражников были тяжелыми, и пленник был достаточно далеко впереди, но у него уже иссякали силы. Сердце готово было вот-вот разорваться, ноги не слушались. Где ее комната? Он давно должен был добежать до нее! Но жуткий коридор казался бесконечным, а стражники все приближались. У него потемнело в глазах, и сознание едва не покинуло его.

«Все кончено», – успел подумать он и стал проваливаться в темноту, едва не выронив мешок. Упал на пол и с последней надеждой схватился за медальон. Казалось. Звезда придала ему силы. Он смог поднять голову и открыть глаза.

Стражники с золотыми черепами уверенно шли к нему. А еще он увидел, что чудо, о котором так молил, свершилось. Он лежал у массивной металлической двери, украшенной такой же многоконечной звездой, как и та, что украшала медальон. На двери не было ни засова, ни скважины для ключа, и оставалось до нее всего несколько шагов.

Как умирающий зверь, мучительно медленно, он дополз до двери и прикоснулся к ней своим медальоном.

Нет! – закричали стражники и одновременно направили на него правые руки, грозя уничтожением.

Дверь распахнулась. Мертвая женщина, казалось, повернулась к нему и улыбнулась, предлагая убежище.

Его словно втянуло в комнату, и дверь с лязгом захлопнулась. Он был охвачен ночью – ночью, усеянной немигающими звездами. В комнате было так холодно, что дыхание из истерзанных легких вырывалось облаком инея, а стекавший по лицу пот превратился в лед. Из мгновенно онемевших губ раздался непроизвольный стон. Он забыл, что посещать мертвую женщину можно было только по ее согласию.

Почти парализованный болью и холодом пленник достал из мешка плащ, закутался в него и опустил капюшон до самых глаз. Потом он натянул непослушными пальцами меховые перчатки. С трудом поднялся на ноги, прижался спиной к двери и попытался обрести контроль над своим телом и разумом.

Смогут ли синдоны ворваться сюда и схватить его? Мертвая женщина спокойно улыбалась и словно говорила: «Нет, не смогут без ясного приказа самого Темного Человека, а он все еще не пришел в чувство».

Она сидела на кресле, похожем на трон, и на самом деле не смотрела на него. Одна из стен комнаты представляла собой гигантское окно, ее широко открытые, подернутые пеленой глаза, казалось, смотрели восторженно на открывавшийся вид. Сверкающая сфера висела среди миллионов немигающих звезд. Луны Садов и Луны Смерти не было видно, они летели по своим небесным орбитам где-то позади обиталища Темного Человека, и ничто не мешало наслаждаться умопомрачительной красотой. Похожий на матовый аквамарин Мир Трех Лун парил в небе в бесчисленных лигах от них.

Обреченный мир. Мир, который был его домом, который спасти мог только он. Мир, который был и ее домом, двенадцать тысяч лет назад.

Она умерла, устремив жадный взор на этот голубой шар, сжав в одной руке висевшую на украшенной драгоценными камнями цепи Звезду, а в другой – затейливой формы чашу, в которой оставалось несколько замерзших капель. Ее тело в богатом платье траурно-черного цвета превосходно сохранилось. Ее волосы были темными с седыми прядями. Пленница, как и он сам, была уже немолода, но обладала исключительной красотой. Архивы Темного Человека поведали ему часть ее трагической истории.

Ее звали Неренией Дарал, и была она основательницей могущественной Звездной Гильдии. Человек, любивший ее до безумия, «спас» ее от участи, постигшей почти всех членов группы, лишь затем, чтобы увидеть, как она добровольно уходит из жизни, отдав предпочтение такой судьбе, а не бегству от Покоряющего Льда в его презренном обществе. Из-за потери Нерении Дарал величайший герой Исчезнувших и Великий Волшебник Небес Денби Варкур лишился рассудка.