Текст книги "Наполеон, Жизнеописание"

Автор книги: Андре Моруа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Некоторые историки утверждают, что Булонский лагерь был создан для отвода глаз. В это трудно поверить. Наполеон ясно видел, что Джон Буль от него не отстанет. Император велел построить 2000 плоскодонных судов. Он считал переправу возможной. "Это ров, который будет преодолен, как только мы отважимся на это пойти". Для успеха предприятия достаточно было выманить на три дня, даже на один день английский флот из Ла-Манша. Тогда он перебросит 130 000 человек, и лондонская чернь встретит французов как освободителей. Это означало плохое знание англичан; а еще это означало плохое знание моря и его капризов. Несколько поездок из Марселя в Аяччо и одно путешествие в Египет не сделали его моряком. Адмиралы реагировали весьма сдержанно. Император сердился. Министру флота Декре он сказал: "Вы наставили всяких "если", "ибо", "но"... Я просто задыхался от возмущения".

Но французские корабли оставались блокированными в Тулоне и Бресте. Командующему франко-испанским флотом Вильневу Наполеон приказал завлечь англичан на Антильские острова, а потом вернуться на всех парусах. Но Вильнев, не встретившись в условленном месте с остальными адмиралами, ретировался в порт Кадиса. Очевидно, он не хотел рисковать единственной большой эскадрой, еще оставшейся у Франции. "Ну и флот!" – негодовал император, беспрестанно понося "подлеца Вильнева". Но ведь Революция оставила ему в наследство не много кораблей и весьма средних моряков. Чтобы замаскировать "грандиозный проект" вторжения в Англию, он помчался в Италию и получил там железную корону ломбардских королей. Евгений Богарне стал вице-королем, так как Жозеф и Луи Бонапарты отказались. Они берегли себя для французской короны – короны "отца своего, короля".

Между тем время шло, близился к концу август, и австрийские войска стали приходить в движение. Если бы Наполеон ждал слишком долго, Россия могла присоединиться к Австрии. 23 августа император пишет Талейрану: "Бегу во весь опор; сворачиваю лагерь; иду на Вену". Он поразил Дарю, продиктовав ему план континентальной войны – по-видимому, плод долгих размышлений. Все в нем было предусмотрено, вплоть до дня вступления в Вену. Кампания быстрая и ослепительная. Великую Армию (а она уже получила это наименование) приводило в восхищение, что благодаря гению главнокомандующего она становилась победоносной, не воюя; она выигрывала битвы "ногами". Австрийский генерал Мак, продвинувшись к Ульму, вдруг обнаруживает, что Наполеон стоит между ним и Веной. И он капитулирует без боя вместе со стотысячной армией. Скоро непобедимость Великой Армии стала предметом веры: "Когда австрийские генералы были в центре, а Наполеон вокруг них, говорили, что австрийцев окружили; когда Наполеон был в центре, а австрийцы вокруг, говорили, что австрийцев обошли".

Но звезда его сияла только там, где командовал он лично. На следующий день после Ульма он узнает, что "подлец Вильнев" под впечатлением от полученных упреков вышел из Кадиса и что оба флота, французский и испанский, уничтожены возле мыса Трафальгар Нельсоном, в той битве погибшим. Император не воспринял катастрофу трагически. "Бури погубили несколько наших кораблей после неосторожно завязанного боя", – продиктовал он. Положение было намного серьезнее; Англия снова, больше, чем когда-либо, была владычицей морей; Наполеон мог поставить ее на колени, только закрыв для нее континент. Этот вопрос он хотел бы обсудить с царем. Но русские допустили ошибку, атаковав под Аустерлицем, на тщательно изученной Наполеоном территории. "Эта армия в моих руках", – сказал он при первых движениях неприятеля. Он завлек русских на замерзшие озера, а потом разбил лед пушками. Это была блестящая победа, военная и моральная. Она была одержана 2 декабря, в годовщину коронации. Император обратился к армии с одним из своих громких воззваний: "Солдаты, я доволен вами... Вам достаточно будет сказать: "Я участвовал в битве под Аустерлицем", и в ответ вы услышите: "Вот храбрец..." "Патетический стиль, достойный изречений на стенных часах", – скажет Бенвиль. Нет, таков был стиль времени, рассчитанный на то, чтобы нравиться и солдатам, и народу.

Аустерлицкие пушки в пух и прах разнесли коалицию. Царь отправился восвояси; Австрия запросила мира; Англия почувствовала, что ей нанесен удар. "В меня тоже попали под Аустерлицем", – прошептал Питт на смертном одре. Условия мира для Австрии были суровы. От России Наполеон ничего не требует; ему нужна дружба царя. Из рук Австрии он вырывает Германскую империю и Италию. В Германии он основывает Рейнскую Конфедерацию под своим протекторатом, объединившую шестнадцать королей и владетельных принцев. В Италии он прогоняет Бурбонов из Неаполя и сажает там королем своего брата Жозефа, человека мягкого, для управления государством не созданного. Луи Бонапарт, почетный муж Гортензии Богарне, становится королем Голландии; Элиза Баччоки – принцессой Лукки и Пьомбино; Полина Боргезе (вторично вышедшая замуж после смерти Леклерка) – принцессой Гвасталлы; Жером (чей брак по любви с некоей американкой, мисс Паттерсон, император признает недействительным) женится на принцессе Екатерине Вюртембергской; Евгений Богарне делается зятем баварского короля.

Откуда эта монархическая лихорадка? Неужели столь умный человек не видел, как смешно выглядит это корсиканское племя, штурмующее троны Европы? Наполеон не был слеп; он осознает, что ни Жозеф, ни Луи не годятся для такой роли. Но он не может не воспользоваться родственниками, потому что знает силу клана. Ему кажется, что с этими людьми, без него бы оставшимися ничем, он может рассчитывать хоть на какую-то верность, тогда как настоящие принцы предадут его в любой момент. Вернувшись в Париж в январе, после четырех месяцев, посвященных перекройке Европы, он столкнулся с самой настоящей финансовой паникой. Владельцы ценных бумаг ринулись во Французский банк, чтобы получить денежное возмещение. Распространился слух, что банк разорен Увраром и другими вкладчиками, что было почти правдой. Министр казначейства Барбе-Марбуа предоставил фонды банка для коммерческих спекуляций. Было ли это должностным преступлением или просто глупостью?

Поспешно вернувшись, Наполеон действует резко. Негоцианты должны возместить ущерб, иначе он отправит их в Венсенский замок, а они знают, что это означает. Униженный Барбе-Марбуа подставляет голову. "Что я, по-твоему, должен с ней делать, идиот?" – говорит Наполеон; он вернет свои миллионы и навсегда сохранит ненависть к дельцам. Сын матери, которая из всех капиталовложений признавала только земли, тутовые деревья и овечьи стада, он не любил ни кредиты, ни капиталистов. Жозефу он говорил: "Я очень доволен тем, как идут мои дела здесь; мне стоило немало усилий их уладить и заставить дюжину мошенников во главе с Увраром вернуть награбленное... Я был полон решимости расстрелять их без суда. Слава Богу, мне все возместили; тем не менее это вывело меня из себя. Я говорю это, чтобы вы увидели, как подлы люди". Глава правительства должен обладать изрядным запасом доброты, чтобы не возненавидеть род людской.

После столь блестящих побед он надеялся на длительный мир, тем более что на смену Питту пришел Фокс. Но в Англии противостоящие друг другу партии часто сходятся во внешней политике. Друг французских либералов и особенно Лафайета, Фокс не мог любить Наполеона. Впрочем, на сей раз военные действия были возобновлены Пруссией. Предлогом был Ганновер, который Наполеон обещал одновременно англичанам и прусскому королю. Истинная же причина заключалась в том, что ни пруссаки, ни австрийцы, ни русские не приняли до конца навязанные силой договоры. Переформировав свои армии, они хотели покончить с авантюристом. Прусский король Фридрих-Вильгельм направил Франции ультиматум, срок которого истекал 8 октября. Наполеон Бертье: "Нас вызвали на поединок чести 8 октября; никогда ни один француз от этого не уклонялся". Это была веселая кампания, бодро продвигавшаяся вперед под барабанный бой. Насколько в Париже император задыхался среди интриг и мошенничества, настолько на коне, в окружении армии, чувствовал себя непринужденно и уверенно. Императрице Жозефине: "Дела идут прекрасно... С Божьей помощью за несколько дней все это, на мой взгляд, примет ужасающий оборот для бедного короля Пруссии. Мне жаль его лично, ведь он хороший человек". 1806 год был его annus mirabilis. Молниеносная операция не уступала Аустерлицу. Обманный маневр, атака с фланга; враг при отступлении обнаруживает, что все линии связи перекрыты; это Заальфельд, потом Иена. Прусская армия разгромлена. Прекрасная королева Пруссии Луиза, так хотевшая этой войны, спасается бегством. Жозефине: "Друг мой, я предпринял против пруссаков удачные маневры. Я одержал вчера большую победу. Я был совсем рядом с королем Пруссии; чуть было не взял его в плен, и королеву тоже... Чувствую себя замечательно".

Да, он чувствует себя замечательно, хотя спит по четыре часа в сутки. Даже толстеет. Он счастлив, как актер, ощущающий себя в полном расцвете сил. И потом, пруссаки – это солдаты Фридриха Великого, лучшие в мире, и он победил их, отомстив за Россбах, поражение тех времен, когда Бонапарты и французами-то не были. "Если был на свете герой, на которого он хотел быть похожим, то это именно Фридрих, король-философ: он даже стремился подражать ему в одежде; небольшая шляпа, серый сюртук – это более, чем намеки" (Максимилиан Вокс). Какая чистая радость для того, кто жил, уподобляясь Фридриху Великому, ночевать в Потсдаме в его дворце и отправить его шпагу в Париж, в госпиталь Инвалидов. Бюллетени Великой Армии отражают ликование императора, выражавшееся в добродушии, безыскусном и властном одновременно, а порой и в снисходительной мягкости, как в случае с г-жой Ацфельд, чей муж, уличенный в двойной игре, был приговорен к расстрелу: вручив ей письмо, доказывающее виновность мужа, император сказал: "Что ж, мадам, бросьте это письмо в огонь". Здесь он подражал не столько Фридриху, сколько Августу – и Корнелю. Комедиант? Трагик? Может быть, но величественный и в той, и в другой роли, а равно и трезвый зритель собственной игры.

"Наполеон дунул на Пруссию, и Пруссия перестала существовать" (Генрих Гейне). Триумфальный въезд в Берлин сопровождался, к приятному удивлению Стендаля, звуками "Марсельезы" – республиканского гимна. Собирался ли император вновь стать генералом Революции? Если бы в эти славные дни он нашел опору в народах, если бы вместо монархов посадил в Берлине и Вене своих людей, он, по мнению Стендаля, был бы непобедим. Но Наполеон мечтал быть допущенным в монарший клуб. Опасное самоуничижение. Чтобы заставить с собой считаться, ему оставалось разделаться с двумя врагами: Англией и Россией. Против первой он 21 ноября 1806 года подписал знаменитый декрет о континентальной блокаде. Впредь всякая торговля с Англией запрещалась во всей Европе. Остается принудить царя соблюдать этот декрет, и Наполеон вступает в Польшу.

Воевать с русскими – это все равно что гоняться за призраками. Они ускользают неслышными шагами. Снег скрывает под собой все. Приходится биться по ночам с потусторонними пришельцами, имеющими приказ не издавать ни звука. Снабжение Великой Армии становится непростым делом; "ворчуны" (а так называли наполеоновских гвардейцев) ворчат. И снова – поведи себя Наполеон как освободитель Польши, и народ был бы с ним. Прекрасная графиня Мария Валевская принесла себя в жертву (без особого отвращения) и отдалась ему из патриотизма, чтобы он освободил Польшу. Но, страстно желая примирения с царем Александром после победы, он не хотел делать ничего непоправимого. Правда, это не умаляет значения эпизода с Валевской, так как прекрасная графиня забеременела и это доказало, что Наполеон может иметь детей, а значит, породить наследника. В дальнейшем это привело его к разводу.

Если бы русские прибегли к своей традиционной стратегии – без боя углубиться в бескрайние степи, заманить неприятеля в свои снега, – первая Русская кампания уже в 1807 году кончилась бы разгромом. Но Беннигсен рвался в бой; и грянула его битва – Эйлау, кровопролитное сражение, где был уничтожен корпус Ожеро, где русская кавалерия подошла к кладбищу Эйлау и чуть было не добралась до Наполеона. Император сохранил жуткое воспоминание об этой бойне. До сих пор он выигрывал битвы в основном ногами солдат и быстротой интеллекта. Но это уже не была "свежая и радостная" война. Были ли вообще при Эйлау победитель и побежденный? "Такое побоище! – сказал Ней. – И безрезультатно". Русские отслужили благодарственный молебен. Это один из способов убедить себя в победе. Наполеон, набравшись терпения, поселился в Варшаве, может быть, немного из-за Марии Валевской и уж точно из-за верности своей навязчивой идее. Ему нужна была дружба Александра. Из этой далекой столицы император правил Францией при помощи невероятно точных писем; организовывал в Париже празднества, информировал Фуше о предосудительном поведении г-жи де Сталь, заказывал художникам картины на определенные сюжеты. Наконец появляется возможность дать столь желанное сражение; битва при Фридланде состоялась в день годовщины Маренго (14 июня 1807). На сей раз победа сомнений не вызывала. Александр, разозлившись на союзников, попросил Наполеона о встрече.

Она состоялась в Тильзите, посреди Немана, на плоту с палаткой. Два императора обрушили друг на друга свое обаяние. Каждый из них умел очаровывать, и, похоже, внезапно вспыхнувшее расположение было взаимным. Наполеон поклялся себе обольстить этого "весьма красивого, доброго и молодого императора". Судя по всему, это ему удалось: "Больше всего мне понравился этот человек", – сказал Александр. И как устоять перед таким умом, такой "деликатностью души" (Бенвиль), ведь он считался даже с чувством неловкости царя перед союзниками. На тильзитском плоту Александр встретил не Революцию в сапогах, а человека светского и весьма образованного. Наполеон со своей стороны не устает хвалить нового друга: "Мы вставали из-за стола рано, дабы избавиться от надоевшего нам прусского короля. В девять часов император приходил ко мне в штатском попить чаю... Мы говорили о политике и о философии. Он хорошо образован и полон либеральных идей". Солдат, обласканный фортуной, отстаивал наследственную монархию; просвещенный деспот склонялся к монархии выборной. Наполеон покинул Тильзит с уверенностью, что приобрел друга. "Все это было весьма абсурдно", и очень скоро он стал упрекать красивого молодого человека в лукавстве "византийского грека". Но, как опять же утверждает Стендаль, если здесь и была ошибка, то ошибка хорошая, от избытка доверия. И Наполеон проявил больше великодушия, чем Александр. Мир был умеренным, хотя Пруссия лишилась территорий ("оба крыла черного орла были сломаны"), а царь вынужден был скрепя сердце признать герцогство Варшавское – некий компромисс по польскому вопросу.

Позже, когда на острове Святой Елены Наполеона спросили, в какой период жизни он был наиболее счастлив, император ответил: "Может быть, в Тильзите... Я был победителем, диктовал законы, за мной ухаживали короли и императоры". Он вернулся в Париж 27 июля, "в зените славы". День его рождения, 15 августа, был отпразднован с неслыханным блеском. Французы "не просто славили героя" – они поклонялись государю. Если и была тогда оппозиция, она молчала. Да и где бы она могла заявить о себе? Прессу держали в узде. Трибунат без шума, без сопротивления был смещен простым сенатус-консультом. А между тем Наполеон испытывал странное чувство неуверенности. Слишком прекрасна мечта, слишком удачно осуществление. "Лишь бы это продлилось", – повторяет с корсиканским акцентом мудрая и недоверчивая императрица-мать, и сын знает, что она права. Он силится поддержать дух Тильзита; пишет царю: "Мы покончим с Англией; мы помирим весь мир", но знает, что брошенные им якоря ненадежны. И в Санкт-Петербурге, и в Берлине, и даже в Париже витает сомнение, что все это надолго. Он и сам сомневается. Слишком тяжела, слишком велика Европа, чтобы один человек мог удержать ее в своих руках. Уже поступают тревожные известия о новых затруднениях в Испании. Империя – это огромное здание, великолепно спланированное и удивительно быстро построенное; однако то там, то здесь появляются трещины, и стоит императору зацементировать одну щель, как где-нибудь в другом месте с грохотом обрушиваются целые стены.

Закат Империи

Адской машиной, угрожавшей Империи, оказалась континентальная система. Конечно, блокада наносила вред Англии; множилось число безработных, таял золотой запас. Но она была небезобидна и для Европы. Сам Наполеон, испытывая нужду в некоторых товарах, вынужден был предоставлять лицензии. Русские бояре приходили в бешенство от того, что не могут продавать лес и пеньку. Налаживалась контрабанда. Некоторые порты оставались открытыми для английских судов. Дания, пожелавшая было присоединиться к лиге нейтральных государств, была остановлена предупредительными залпами. Швеция приняла сторону Англии. Португалия, продававшая англичанам вино, колебалась. Тогда Наполеон объявил династию Браганца низложенной и послал в Лиссабон Жюно, который победоносно вступил в столицу в момент, когда королевская семья, спасаясь бегством, направилась в Бразилию.

Действует цепная реакция. Папская область отказывается закрыть свои порты для англичан; генерал Миоллис занимает Рим. Портятся отношения с папой. Испания с опаской глядит на солдат Мюрата, обосновавшихся на ее территории якобы для того, чтобы помочь Жюно и предотвратить высадку англичан на полуостров. В династической иерархии Испании полная неразбериха. Князь Мира, министр Годой, заставляет короля Карла IV играть весьма постыдную роль; наследник, принц Астурийский, готовит заговор против отца. Мятеж возводит его на престол под именем Фердинанда VII. И тогда у Наполеона создается впечатление, что во всей этой неразберихе испанцы будут счастливы получить короля из его рук. Мюрат, находясь на месте событий, всячески поддерживает его в этом мнении, так как надеется, что трон достанется ему. Но император отдает предпочтение Жозефу; он собирается "передвинуть" королей: Жозеф получит Мадрид, а Мюрат – Неаполь. Заманив в Байонну Карла IV и Фердинанда, Наполеон делает их своими пленниками.

Ужасная акция, грубейшая ошибка. На сей раз все было рассчитано неверно. Он, столько всего знавший, ничего не знал об Испании. Он думал, что испанцы будут счастливы избавиться от ничтожного государя, фанатичных монахов и алчных вельмож. Он столкнулся с народом набожным, горячо патриотичным, не боящимся ни умирать, ни убивать и ставящим честь превыше всего. Оставленный всеми, Жозеф пишет брату одно письмо за другим, предупреждая о серьезной опасности. "Чтобы покорить Испанию, нужны колоссальные средства, – считает пессимистически настроенный Бонапарт-старший. – Эта страна, этот народ ни на кого не похожи... Не осталось ни одного испанца, кто бы примкнул к моему делу". Жозеф говорил правду. Испания отторгла его как инородное тело. Священники возглавили партизанские отряды. Война была беспощадной. В 1808 году – катастрофа: генерал Дюпон капитулировал перед повстанцами в Байлене вместе с 20 000 французских солдат. Император пришел в бешенство, как некогда во времена Булони. Его ярость можно понять, ибо стоило Европе почувствовать, что он уязвим, более того – ранен, как она вся обрушилась бы на орлиное гнездо. Чтобы восстановить положение, он перед отъездом в Испанию хочет повидаться со своим "другом" Александром. Обеспечив таким образом тыл, он собирается вести Великую Армию на Мадрид и покончить с "герильей". Он знает, что в его присутствии победа французам не изменит.

Именно тогда состоялась знаменитая Эрфуртская встреча с царем и немецкими князьями. Он пригласил "Комеди-Франсез". Тальма играл перед "партером королей". Государи Германской конфедерации почтительно слушали простодушные рассказы гостя о его молодости. "Когда я был лейтенантом артиллерии..." Он красуется успехом. Красуется и культурой перед великими немецкими поэтами: Гете, Виландом. "Вы – человек, господин Гете". Александр играет свою роль не хуже. Когда Тальма декламирует: "Дружба великого человека – это дар богов...", царь, наклонившись к Наполеону, говорит: "Я замечаю это каждый день". Искренен ли он? Вопреки видимости, чувствуется, что дух Тильзита в прошлом. Александр избегает конкретных обязательств. Ему дает советы Талейран, который, остерегаясь необузданного характера императора, видит свое служение в том, чтобы чинить на его пути всяческие препятствия. От предосторожности недалеко и до предательства. Вскоре князь Беневантский скажет: "Это начало конца". Наполеон, твердо решивший развестись, не прочь жениться на великой княжне. Талейран одобряет (тайно) отказ царя. В общем-то, в Эрфурте Наполеона переиграли. Он щедро расточал свой блестящий ум и ничего не получил взамен. Нет ничего печальнее "неудавшегося празднества". После последней беседы с Александром он долго хранил молчание. Дорого обошлись ему события в Испании: он потерял и в живой силе, и в мировом престиже.

Но разве нет у него "ренты в сто тысяч человек"? Одна ночь в Париже – и все пойдет на лад. А пока надо переправить войска из Германии в Пиренеи. Дело это тем более срочное, что англичане высаживаются в Испании и Португалии. Британская политика, направленная против назойливого победителя, остается прежней: сохранять власть над морем, захватывать острова и другие колонии, вынудить неприятеля протянуть линии связи по берегу, а потом атаковать там, где возможно снабжение с моря и где есть местные партизаны, которым можно поставлять оружие и деньги. Английские генералы сэр Джон Моор и сэр Артур Уэлсли (будущий Веллингтон) просто великолепны. "У них лучшая в мире пехота, сказал молодой Бюго. – Слава Богу, ее не так много". На этом новом континентальном фронте присутствие императора становится просто необходимым.

История Наполеона напоминает миф о Сизифе. Он мужественно катил вверх свою каменную глыбу – Арколе, Аустерлиц, Иена; потом каждый раз камень срывался вниз и, чтобы снова поднять его, требовалось все больше мужества, все больше усилий. В октябре 1809-го, когда камень оказался в самом низу, император устремляется в Испанию с 160 000 солдат – призывников 1810 года, преждевременно поставленных под ружье вместе с ветеранами. Против такой человеческой массы испанские патриоты выстоять не могут. В свой заветный день, 2 декабря, он подступает к Мадриду. Там он сажает брата на трон, упраздняет инквизицию, феодальные права, закрывает множество монастырей и надеется тем самым привлечь симпатии масс. И снова демонстрирует полное непонимание этой восторженной и дикой страны, единодушной в мятежном непокорстве. Из Парижа предупреждают, что в его отсутствие Талейран и Фуше готовят против него заговор. Он мчится в Париж, застает врасплох недовольных, но не решается их покарать. Увы, они ему необходимы.

Обеспокоенной французской общественности он говорит: "Войн больше не будет". Однако адская машина не обезврежена. В Испании Сульту и Ланну приходится драться жестоко и беспощадно, противостоять засадам в горах, вести уличные бои в городах. В Пруссии под влиянием пропаганды философов и студентов нация пробуждается и готовится к освободительной войне. Австрия еще считает себя способной возглавить это движение. Она начинает реорганизацию армии. Императрица вышивает шелковые ленты для будущих знамен. Англия посылает субсидии, царь – тайные пожелания. Католики возмущены тем, как обошлись с папой. В апреле 1809 года эрцгерцог Карл атакует в Баварии. Сизиф должен снова браться за свою глыбу и ползти вверх по проклятому склону. Это становится все тяжелее. Ренты в сто тысяч человек уже оказывается недостаточно. Его армия состоит теперь из слишком юных или слишком старых солдат. Правда, победа по-прежнему верна своему избраннику, и он во второй раз входит в Вену, однако потери его ужасны.

Черной чередой поступают дурные вести. Португалия потеряна, Испания под угрозой. Римский папа арестован, выслан, измотан бесконечным путешествием в почтовой карете. Но Наполеон одерживает блестящую победу при Ваграме. И не развивает ее – отчасти из-за нехватки кавалерии и артиллерии, отчасти из-за того, что намерен идти на уступки. Ваграм не дал ему той чистой радости, что была при Аустерлице: "Мы, победы, знаем теперь, что мы смертны". Он уже стремится не столько раздавить Австрию, сколько вовлечь ее в свою игру. Ему не удался русский брак, так, может, удастся австрийский? Ему было отказано в руке великой княжны, так, может, получится жениться на эрцгерцогине? Ведь гигантская Империя ждет наследника. Государственные интересы требуют развода.

Он решается на это не без сожалений. Во-первых, он всегда любил Жозефину, физически и, можно сказать, социально; она безупречная императрица, немного расточительная, но это не так уж важно. А кроме того, она популярна, знает об этом и защищается. Потом понемногу она дает Фуше и своему сыну Евгению убедить себя, что "речь идет о поступке, определяемом политикой, о свидетельстве беззаветной преданности императора обязательствам, налагаемым наследственным троном, о личной жертве в интересах государства". Акт о расторжении брака подписан; Жозефина остается императрицей с двумя миллионами ренты и дворцом Мальмезон. Препятствием оказывается религиозный брак, наспех заключенный в ночь накануне коронации. В принципе расторгнуть его мог бы только папа, но, будучи пленником императора, папа отказывается заниматься церковными делами. Парижский церковный суд берет на себя смелость выступить в роли верховного понтифика и расторгнуть брак, ссылаясь на недостаточность религиозных уз, вызванную "тайным характером венчания".

Теперь, если только император Франц согласится, путь к австрийскому браку открыт. Получается, что этого хотят оба императора: Наполеон стремится сделать могущественного члена сообщества наследственных монархов заинтересованным в поддержании во Франции новой династии; Франц желает "вырвать Наполеона из рук царя, вовлечь в австрийский альянс повелителя судьбы", но при этом, добавляет Меттерних, остается готовым пойти против него, если звезда его начнет меркнуть. В феврале 1810 года получено официальное согласие Вены. Юная принцесса, восемнадцатилетняя Мария-Луиза, принимает на себя роль Ифигении, принесенной в жертву, дабы выиграть время. Наполеон опьянен тем, что вступает в семью Габсбургов. Этот снобизм был его слабостью. Он начал с того, что воплощал Революцию в сапогах, а кончил тем, что распахнул свою постель для племянницы Марии-Антуанетты. Ему так не терпелось увидеть Марию-Луизу, что он выехал ей навстречу по Сен-Жерменской дороге, остановил экипаж и увлек ее к себе в комнату. Впрочем, он имел на то законное право. Брак был заключен заочно в Вене при посредничестве Бертье, и принцесса прибыла во Францию уже как императрица. На сей раз брак по крайней мере был не бесплодным. И в первый же год (20 марта 1811 г.) на свет появился наследник, которому в память о Священной империи германской нации с самого рождения был присвоен титул римского короля.

В тот момент у Наполеона возникло чувство, что будущее за ним – и за его сыном. Но каким образом австрийский брак мог уладить его дела? Пока Англия оставалась враждебной и непобежденной, ничто уладиться не могло. Император рассчитал, сколько времени потребуется на то, чтобы континентальная блокада вынудила англичан капитулировать. Срок истек, но Англия не сдавалась. Ее король был безумен, регент ничтожен, министры посредственны. И это ничего не значило. Англию поддерживали ее инстинкты и добродетели. Благодаря владычеству над морем она обосновывалась во всех колониях, освобождала Южную Америку, занималась колоссальной контрабандой в Европе и таким образом сохраняла свое влияние. Россия впустила к себе сто пятьдесят английских судов под американским флагом. Сам Наполеон вынужден был склониться перед волей обстоятельств и разрешить перепродажу захваченных товаров, в которых нуждалась Франция. Поскольку Швеция избрала своим королем французского маршала Бернадота (родственника Жозефа, женатого на Дезире Клари), император надеялся, что этот французский король поддержит блокаду, однако Бернадот заявил, что "во всем полагается на лояльность царя". Он знал, к чему склоняется царь. Балтика открылась для британской торговли. В Испании положение не улучшалось. Англо-португальская армия Веллингтона успешно противостояла Нею, Массена, Жюно. Скала колебалась сверху донизу.

Между тем сознание масс все больше тревожит конфликт с Римской Церковью. Наполеон хочет во что бы то ни стало навязать свою власть папе. Если Пий VII не покорится, император созовет национальный собор, Западный собор, чтобы "Церковь моей Империи была крепка единой дисциплиной, как она крепка единой верой". В конце концов, разве ему не подвластен почти весь христианский мир? Он возобновил затихший несколько веков назад спор об инвеститурах. Папа отказывается утверждать новых священников. Созванный в Париже под председательством примаса галлов, кардинала Феша, Собор постановляет, что по истечении шести месяцев инвеститура может быть выдана архиепископом или старейшим из епископов. Наконец в мае 1812 года император расторгает конкордат и отдает приказ перевезти папу в Фонтенбло "в одежде простого священника". Ранг заложника представляет опасность для тюремщика.

Таковы трещины, угрожающие Империи. Можно ли сказать, что она в опасности? Некоторые особо прозорливые люди вроде Талейрана видят на горизонте страшные грозовые тучи. Наполеон по-прежнему уверен в себе. Он собирается сделать Париж столицей Запада. Никогда еще со времен золотой поры Консульства французское общество не казалось таким великолепным. Но это лишь видимость. Безработица начинает вызывать беспокойство, урожай остается недостаточным. И владельцы мануфактур, и рабочие отмечают, что блокада сделала невозможным экспорт. Руан, Вервье, Лион, Гент завалены нераспроданным ситцем и бархатом. Политика еще не следует за экономикой. На какое-то время французы довольствуются славой. Они по-прежнему восхищаются подарившим им ее императором и любят его, но начинают опасаться, что еще одной "последней войны" – с Россией – не миновать. После победы, не вызывающей никаких сомнений, французская Европа станет реальностью.

Империя. Завершающая фаза

Встреча с Александром в Эрфурте стала для Наполеона и политическим, и личным разочарованием. Император французов уже не мог считать, что обольстил императора России. Царь обеспокоен австрийским браком, континентальной системой, Великим герцогством Варшавским. По этому последнему вопросу Наполеон устроил сцену русскому послу: "Даже если ваши войска встанут лагерем на Монмартрском холме, я не отдам ни пяди варшавской территории". Подход благородный, но трудноосуществимый в случае, если казаки в самом деле оказались бы на Монмартре. 25 апреля 1812 года Александр сам делает первый шаг к разрыву: он требует, чтобы французские войска покинули Пруссию. Наполеон медлит с ответом на ультиматум и поспешно отправляется вместе с Марией-Луизой в Дрезден, навестить австрийских родственников – прусского короля и немецких князей. Он великолепен, обольстителен, получает иностранный контингент поляков, пруссаков, саксонцев, вестфальцев, баварцев, австрийцев – и обещает, что "через три месяца это будет сделано". Под "этим" подразумевается поражение России.