Текст книги "Изгнанники Земли"

Автор книги: Андре Лори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА III. Кратер Ретикуса

«Теперь, – думал про себя Норбер Моони, сидя рядом с баронетом на краю террасы, образуемой широким выступом кратера, – теперь было бы весьма любопытно узнать, что стало с нашей изолирующей стеклянной площадью, подведенной под наш искусственный магнит!.. Если бы оказалось, что наш стеклянный пласт уцелел и не получил никаких повреждений, то это было бы весьма утешительно для нас!.. Тогда явилась бы возможность мечтать о возвращении обратно на Землю… Впрочем, мы все это еще увидим».

Отдохнув немного, наш молодой ученый поднялся на ноги; сэр Буцефал последовал его примеру, и затем оба они, идя рядом, отправились изучать кратер, продолжая следовать по верхнему наружному контуру круглой вершины этого потухшего вулкана, на который опустили пик Тэбали.

Так они шли около четверти часа или двадцать минут и пришли к точке горы, диаметрально противоположной эспланаде обсерватории, но только гораздо ниже ее по уровню, когда внимание обоих друзей было привлечено большим зияющим отверстием в боку скалы.

При более внимательном изучении оказалось, что это отверстие представляло собой брешь кратера, обломанный край жерла, над которым теперь основание пика Тэбали образовало крышу или, вернее, потолок. Словом, это была она, возможность разрешения интересовавшего Норбера Моони вопроса о непрерывном продолжении стеклянного изолирующего слоя под пиком Тэбали, уверенность в целости которого могла бы совершенно рассеяться теперь и стать вне сомнения. Молодой ученый, не долго думая, прошел в отверстие, имевшее форму римской цифры V, и стал спускаться в эту пещеру, а следом за ним стал спускаться и баронет.

В первый момент наши исследователи очутились в таких потемках, которые по сравнению с ярким светом снаружи не позволяли им ничего различать; но вскоре глаза их успели освоиться с этим полумраком, и тогда они убедились, что находятся, как они того и ожидали, в громадной глубокой яме, в самом кратере Ретикуса, воронкообразно уходившем вглубь и прикрытом над их головами, на высоте каких-нибудь трех метров или около того, сплошной крышей горы Тэбали.

Чтобы лучше убедиться в этом, Норбер Моони машинально достал из кармана спички и, чиркнув две или три сразу, поднял их высоко кверху, осветив верхний свод над своей головой. Огонь тотчас же отразился в потолке пещеры, что ясно доказало, что потолок этот, эта крыша, накрывшая кратер потухшего вулкана, был именно тем слоем литого стекла, над которым столько трудился Норбер Моони. Это было настолько несомненно, что даже баронет был этим поражен.

– Даю слово! – воскликнул он, – что это вся наша гора целиком, вместе со своим стеклянным пьедесталом как сладкий пирог с блюдом, переселилась на вершин; кратера и, точно заслонкой, прикрыла его!

О чудо! Эти слова сэра Буцефала молодой ученый слышал совершенно явственно, несмотря на металлическую полумаску, прикрывавшую рот говорившего. Такого рода неожиданному феномену могло быть только одно объяснение, а именно, что здесь, в этой пещере, была иная атмосфера, чем на поверхности Луны.

– Закройте поплотнее кран вашего респиратора! – сказал Норбер Моони баронету, сам подавая ему пример – здесь мы имеем воздуха вволю!..

– Урра!.. – воскликнул сэр Буцефал. – Я с наслаждением откажусь от своей соски: признаюсь, она изрядно надоела мне!.. Но скажите, ради Бога, чем объясняется такая странность, что в этой глупой стране можно и дышать и говорить только при случае и местами, а не всегда и не везде?

– Чем это объяснить? Да очень просто, – смеясь ответил Норбер Моони, – разве вы не видите, что мы с вами находимся здесь в воздушной копи?.. Эта воронка имеет не менее тысячи двухсот метров в диаметре и почти столько же в глубину, – сказал он, быстро делая в уме вычисления, – это составляет для нас запас в несколько миллионов кубических метров воздуха!..

– В самом деле!.. – воскликнул не на шутку восхищенный баронет, – вот что я называю настоящей находкой в нашем теперешнем положении! Да, в данный момент это даже намного лучше алмазных копей! Что касается меня, то я чрезвычайно рад подышать полной грудью и без помощи респираторов!

– Да, – сказал Моони, – но вместе с тем для нас крайне важно сберечь это неожиданное сокровище, которое все же может истощиться.

– Но почему этот кратер пользуется исключительной привилегией обладать воздухом, пригодным для дыхания?

– Это обстоятельство находится в тесной связи с историей нашего приключения, баронет… Воздух, который окружает нас здесь, и которым мы дышим с вами в данный момент, не является действительной собственностью и принадлежностью Луны: это – земной воздух, то есть часть атмосферы земного шара, заимствованная Луной от земли в тот момент, когда она, подобно шарику из мякоти, попавшему в муку и обвалявшемуся в ней, попала в атмосферу Земли и окуталась ею. И вот в тот самый момент, когда Луна, а главным образом, этот кратер, по-видимому, всосали в себя наибольшее количество земного воздуха, его вдруг накрыло, точно плотной крышкой, нашим пиком Тэбали, и тем самым воздух оказался запертым в воронке кратера, замкнутым и не имеющим выхода… Таким образом этот клочок земной атмосферы оказался закупоренным в воронке кратера Ретикуса, – и мы теперь имеем возможность наслаждаться им.

– В таком случае, – заметил уже немного обескураженный баронет, – нам действительно следует быть как можно бережливее с этим неожиданно открытым нами сокровищем!

– Нам следует не только быть бережливыми, но еще, главным образом и прежде всего, помешать ему улетучиться через то отверстие, через которое мы с вами вошли… Надо как можно скорее вернуться в обсерваторию, захватить орудия и сейчас же приняться за работу, а то мы мало-помалу утратим весь наш запас воздуха!

Это был слишком разумный совет, чтобы не последовать ему немедленно. Оба наших исследователя поспешили надеть свои полумаски и собирались уже вернуться на вершину кратера, как Норбер Моони изменил свой план и предложил следующую комбинацию.

– Нельзя терять ни минуты! – сказал он, – каждая минута стоит нам нескольких сотен литров воздуха… К чему нам обоим возвращаться наверх? Достаточно, что один из нас отправится за помощью, а другой может остаться здесь и приняться за работу безотлагательно.

– Вы правы, милый мой друг, – отвечал сэр Буцефал, – отправляйтесь же скорее наверх, так как вы лучше меня знаете, что может потребоваться в данном случае, и лучше сумеете распорядиться там, наверху, но прежде всего скажите мне, что я могу здесь делать в ваше отсутствие.

– Собирайте материалы, подкатывайте к отверстию камни и обломки скал малой и средней величины, чтобы, когда я вернусь, мы могли возвести из этих камней прочную стенку и таким образом заделать эту брешь!

– Прекрасно! Я постараюсь не терять даром времени: в камнях здесь нет недостатка, и потому я уже заранее обещаю вам, что вернувшись, вы найдете здесь изрядное количество нужного вам материала!..

После такого уверения Норбер Моони быстро направился обратно в обсерваторию. Не прошло нескольких минут, как он был уже там. Едва успел он сообщить своим друзьям, с нетерпением ожидавшим их возвращения, некоторые новости, как все они во что бы то ни стало пожелали быть участниками экспедиции. Не только доктор Бриэ, Виржиль и Тиррель Смис, но даже и Фатима и Гертруда Керсэн поспешили предложить свою помощь в качестве каменщиков для сооружения стены.

– Мне уже надоела эта вечная роль дармоедки здесь, – шутливо сказала Гертруда Керсэн, – и я, как права, требую и, как милости, прошу, чтобы и мне позволили наконец приняться за работу наравне с другими.

Превосходнейший ленч, приготовленный заботливым и старательным Тиррелем Смисом, и совершенно уже накрытый стол ожидал возвращения двух исследователей, но, по общему совету, было решено отложить этот завтрак еще на час, так как Норбер Моони полагал, что на заделывание бреши кратера потребуется никак не более часа.

Молодой ученый успел уже распорядиться всем: так, Виржиль отправился на склады за заступами, лопатами, лопаточками каменщиков, за мешком извести и бочонком с водой, а все остальные собирались в поход, надевая на спину ящики Каррэ и вооружаясь респираторами.

Тем временем Норбер Моони предупреждал своих друзей о странных явлениях, какие ожидают их под открытым небом на этой новой планете. Вечно веселая физиономия словоохотливого доктора Бриэ заметно удлинилась, когда он узнал, что во время продолжения пути он будет лишен возможности перекинуться хотя бы одним или двумя словами со своими компаньонами. Эта насильственная немота крайне огорчила и опечалила его.

Что же касается Гертруды Керсэн, то она относилась ко всему с самым удивительным мужеством и спокойствием.

– А что это за странная таинственная планета вон там? Я смотрю на нее почти с самого вашего ухода! – спросила она, обращаясь к Норберу Моони и подходя вместе с ним к окну, чтобы указать ему на большой млечно-белый серп, бледный и слабо светящийся, весьма схожий по виду с тем серпом, каким представляется жителям земли молодая Луна, но только с диаметром раза в четыре большим.

– Да это наша родная планета, наша Земля! 1– ответил молодой астроном. – Мы, по крайней мере, будем постоянно иметь удовольствие видеть ее из наших окон. Это громадные часы Лунного мира, всегда видимые Для нас не только ночью, но и в продолжение всего дня, видимые с того полушария Луны, где мы с вами находимся, положительно во всякое время.

– Это Земля!.. – грустно вздохнула Гертруда. – Подумать только, что мой бедный дорогой папа находится теперь там, подвергаясь всем ужасам осады и не подозревая даже, что его дочь теперь занесена на другую планету!..

– Мы вернемся к нему… не сомневайтесь в этом! – сказал Норбер Моони, глубоко тронутый этой детской скорбью и любовью, так кротко выраженной молодой девушкой почти на одном вздохе.

– Неужели!.. Вы полагаете, что это возможно?.. – воскликнула молодая девушка с видимой сердечной тревогой не за себя, а за других.

– Я твердо на это надеюсь! – отвечал молодой человек.

Эти слова точно успокоительный бальзам подействовали на душу молодой девушки. За это время она так привыкла верить в осуществление всех планов и надежд Норбера Моони, что ни минуты не усомнилась в полной возможности того, что он сказал ей в утешение.

– Скорее к делу! – Уже почти весело воскликнула она, – не будем терять ни минуты, не будем упускать ни малейшего шанса к спасению!..

Все выбежали на эспланаду, но в первый момент произошло легкое замешательство.

Хотя Норбер Моони и объяснял и предупреждал всех о необычайных явлениях, которые ожидали их на Луне, но, очевидно, многие, в особенности оба слуги, Виржиль и важный Тиррель Смис, не вполне усвоили себе эти объяснения, потому что они совершенно растерялись и стояли в полном недоумении. Внезапное ощущение чрезвычайной легкости своего тела ужасно смущало их. Глядя на них, можно было думать, что это люди, страдающие сильной нервной болезнью.

С самых первых шагов начали происходить различные комические вещи. Виржиль, желая подойти к краю эспланады, не мог удержаться и в силу чрезвычайной легкости был сброшен вниз с высоты по меньшей мере сорока метров.

«Ну, вот и прощай жизнь! – подумал он, рассекая пространство, – или, по крайней мере, калека на всю жизнь», – добавил он, едва только коснулся поверхности Луны, поднимаясь со всевозможными предосторожностями, точно он боялся рассыпаться.

Но ничего подобного не было: ни малейшей царапины, ни малейшего вывиха!

И в тот момент, когда он обернулся, чтобы измерить взглядом высоту своего диковинного прыжка, он увидел, что другая какая-то тяжелая масса следовала тем же самым путем, каким только что следовал он сам. Это был Тиррель Смис, который, вероятно, увлеченный примером Виржиля, в свою очередь свалился с эспланады и теперь падал прямо на него.

«Эх, скотина! – подумал Виржиль, – ведь он раздавит меня в лепешку!»

Но оказалось, Тиррель Смис был легче перышка и его падение не произвело решительно никакой беды.

Однако этот инцидент научил их обоих быть осторожнее в своих движениях и стараться приберегать свои силы для более полезного труда. Они поспешили пристать к остальной компании, и вскоре вся маленькая группа подошла ко входу в кратер.

Здесь их ожидало легкое разочарование. Баронета нигде не было, хотя изрядная кучка камней свидетельствовала о том, с каким усердием он принялся за дело.

Норбер Моони предположил, что он, вероятно, отправился подышать свежим воздухом внутрь кратера, и потому молодой ученый поспешил войти туда и несколько раз позвал его по имени. Эхо отозвалось на его крики из глубины подземелья.

Встревоженный этим обстоятельством, Норбер Моони чиркнул несколько спичек и принялся осматривать все окрестности отверстия. Но не успел он сделать и двадцати шагов, как бесполезность этих поисков стала для него очевидной.

Углубление кратера уходило покатым склоном вниз, так что всякая возможность опасного падения, особенно здесь, на Луне, где можно безнаказанно лететь с высоты сорока и пятидесяти метров, являлась совершенно невероятной. Кроме того, баронет не мог же предпринять один и без света исследования внутренности кратера.

Из всего этого следовало, что скорее всего он отправился совершить маленькую прогулку в одну из ближайших долин, во всяком случае, было несомненно, что в воронке кратера баронета не было.

– Сэра Буцефала здесь нет! – сказал Норбер Моони, возвращаясь к бреши. – Если хотите, пойдите и посмотрите, нет ли его где-нибудь поблизости, – прибавил он, обращаясь к примерному слуге и видя его крайне встревоженное лицо. – А мы примемся здесь за работу, потому что нам дорога каждая минута, и каждая потерянная секунда стоит изрядного количества драгоценного воздуха.

Тиррель Смис безмолвно отправился на розыски своего господина, между тем как вся остальная компания энергично принялась за дело.

Виржиль успел уже высыпать в одно из небольших углублений почвы свой мешок с известью и принесенной им водой, развести ее, размешивая все это своей лопаточкой, между тем как Моони проворно наваливал камни один на другой, сооружая стену. Виржиль замазывал все остающиеся промежутки разведенной известью.

Доктор Бриэ и Гертруда Керсэн вместе с Фатимой подавали камни, причем их чрезвычайно забавляло то, что эти громадные камни казались им такими легкими, что это даже вызывало веселый смех. Обе девушки чрезвычайно дивились той необычайной силе, которую даже и не подозревали в себе.

– Смотрите, – сказала Гертруда, подымая одной рукой громадный осколок скалы, который на поверхности земного шара должен был бы весить никак не менее шести пудов, – этот камешек может пригодиться вам?

– Да, да! – последовал веселый ответ, – давайте его скорей сюда.

И камни, целые глыбы громоздились один на другой, как будто титаны, а не простые смертные люди собирали и нагромождали их кроме того, и известь, едва успевали вмазать ее, высыхала вследствие чрезвычайной сухости воздуха, так что работа шла так быстро и так успешно, как лучше нельзя было даже желать. В каких-нибудь полчаса с небольшим все уже было окончено.

Тем временем вернулся и Тиррель Смис, давая понять безнадежными жестами, что ему не посчастливилось нигде найти своего господина, что баронет исчез, точно сквозь землю провалился.

Подумав немного, Норбер Моони решил подать знак к возвращению в обсерваторию, полагая, что, быть может, сэр Буцефал уже вернулся туда каким-нибудь иным путем или же вскоре должен будет туда вернуться.

Во всяком случае, ожидать его здесь было совершенно бесполезно. А если следовало предпринять более серьезные розыски, то для этого необходимо было предварительно вернуться в обсерваторию, чтобы возобновить запасы кислорода. Кроме того, и обсудить этот вопрос, и принять какое-нибудь решение на общем совете можно было исключительно только в круглой зале обсерватории, а никак не под открытым небом.

Итак, все двинулись в обратный путь, и притом весьма поспешно: все хотели поскорее обменяться своими мыслями и предположениями касательно исчезновения сэра Буцефала и мер, какие необходимо будет принять для его розыска.

Вернувшись в обсерваторию, все были крайне огорчены тем, что не застали в круглой зале баронета, как все втайне надеялись. Однако хотя его здесь не застали, но взамен его особы налицо были несомненные следы его присутствия и его аппетита: оставленный на столе ленч был наполовину съеден. Холодное мясо, ветчина, консервы и закуски, вино, бисквиты и десерт, – все это уже как будто кто-то пробовал… мало того, всего этого было съедено так много, что трудно даже было поверить, чтобы все это мог скушать один сэр Буцефал. Появилось предположение, что он, вероятно, забрал с собой запасы всего, что было на столе, и с этими запасами вновь удалился.

– Вероятно, он нашел у подножия горы что-нибудь очень интересное и пожелал немедленно вернуться туда для продолжения своих исследований и открытий! – проговорил доктор Бриэ.

Такого рода объяснение показалось большинству довольно правдоподобным и было принято стем большей готовностью, что никакого другого не было под рукой – все сели к столу и принялись завтракать с большим аппетитом, усиленным недавней работой.

– Ну, вот теперь у нас имеется порядочный запас воздуха там, в нижнем погребе! – сказал доктор Бриэ утолив свой голод. – Но скажите, милейший Моони, как вы намерены утилизировать этот воздух теперь, когда вы его закупорили, там, в этой яме,, по примеру старого Эола, или, быть может, вы намерены время от времени отправлять нас туда на поправку, как я некогда отправлял своих больных в Монте-Карло в то счастливое время, когда имел честь практиковать не на Луне, а на земном шаре? Или вы, может быть, хотите заключить этот воздух в бочонки и доставлять его сюда?

– Нет, доктор, мой проект относительно этого запаса воздуха гораздо проще, – отвечал Норбер Моони. – Вы, вероятно помните, что я позаботился пробуравить в скале пика Тэбали громадный колодец вплоть до самого его основания. Так вот, нам надо только установить сообщение между дном этого колодца и нашим воздухохранилищем, затем устроить вентилятор в одном из этих окон, чтобы снабжать всю нашу обсерваторию воздухом, пригодным для дыхания.

– Мысль эта прекрасная, против нее нечего возразить! – воскликнул доктор Бриэ, – но не следует ли при этом опасаться излишней и бесполезной траты этого столь драгоценного для нас воздуха?.. Не лучше ли было бы, например, ограничиться лишь безусловно необходимым количеством воздуха и заменить вентилятор каучуковой или цинковой трубой, снабженной краном? Одно только может быть затруднительно, а именно: потребовалась бы труба изрядной длины, а ее, вероятно, нет на наших складах.

– Прошу извинения! – засмеялся Норбер Моони, – мы имеем все, что нам надо.

– Да, – весело подхватила Гертруда Керсэн, – мы даже не забыли захватить с собой воздух!

– Правда, до настоящего времени, нам, собственно говоря, не на что жаловаться, – продолжал доктор, – мы действительно устроились очень мило. Но что поистине довольно неприятно и досадно, а при случае может даже стать довольно опасно, так это то, что мы лишены возможности поделиться друг с другом хотя бы самыми необходимыми впечатлениями, как только высунем нос наружу!.. Знаете ли вы, какого рода мысль пришла мне сейчас в голову, когда все мы были вынуждены молчать точно прирожденные немые? Мне пришло в голову, что было бы весьма недурно всем нам изучить азбуку глухонемых, чтобы иметь возможность объясняться хотя бы таким образом!

– Да, но откуда мы возьмем эту азбуку? – спросил Норбер Моони, – признаюсь, об этом я не подумал и не позаботился запастись ею, в чем, конечно, был не прав и готов в том каяться перед всеми вами.

– Быть может, мы сумеем обойтись и без нее! Я когда-то довольно бегло мог разговаривать на этом языке, – сказал доктор, – к тому же он вовсе не так труден, как это вообще полагают. Стоит только запомнить и удержать в памяти различные условные знаки, с помощью которых изображают пальцами буквы алфавита, и это для нас будет, конечно, несравненно легче, чем для бедных детей, лишенных слуха, дара слова и знания этих букв… Кроме того, мы можем установить ввиду краткости известные своеобразные знаки для обозначения некоторых обыденных предметов и обычных действий… и я готов поручиться, что по прошествии трех дней все мы будем свободно обмениваться нашими мыслями таким образом.

– Ну, вот вам буква А, вот Б, – продолжал доктор, изображая эти буквы соответствующими знаками, и вслед за ним все присутствующие стали, подражая ему, изображать на пальцах одну за другой различные буквы глухонемых.

– Эх, право! – воскликнул доктор Бриэ, – да оказывается, я все это помню настолько хорошо, что смело могу принять на себя роль учителя.

С этими словами он достал из кармана свою записную книжку и проворно нанес на одну из ее страничек целый ряд каких-то заметок карандашом.

– Не любопытно ли, в самом деле, что такого рода вещи могут сохраниться где-то в дальнем уголке памяти, точно связка старых писем в ящике старого стола, и затем в один прекрасный день снова появляются на свет Божий в полной своей неприкосновенности или же почти так?!.. В крайнем случае, если нам не хватит нескольких таких знаков, мы сами изобретем их! Кто может помешать нам в этом? Нет такого закона, который здесь мог бы для нас считаться обязательным!

Ученики доктора на лету уловили то, что им преподавал их учитель, и теперь жестикулировали с таким усердием и старанием, что их нельзя было не похвалить за такое примерное прилежание. Мало того, когда Норбер Моони, случайно подняв глаза, взглянул на своего верного Виржиля, который стоял уже некоторое время в дверях буфетной, то ему показалось, что и он намерен изучать язык глухонемых: Моони еще ни разу не видел чтобы Виржиль жестикулировал с таким волнением и притом так энергично, как в этот раз.

Вдруг молодой ученый заметил, что эти подмигивания и выразительные жесты имели, по-видимому, какой-то практический смысл, какое-то таинственное значение.

Очевидно, бедняга, стоя за спиной Гертруды Керсэн, просто-напросто старался дать понять своему господину, что хочет сообщить ему одному какую-то важную весть.

Норбер поспешил теперь в свою очередь дать понять Виржилю, что он понял смысл его пантомимы, и минуту спустя, под предлогом проверить какие-то песочные часы, вышел из-за стола и прошел в галерею телескопов. Виржиль немедленно последовал туда за ним.

– Господин мой, – сказал он, наклоняясь к самому уху молодого ученого, – я должен вам сказать, что у нас здесь есть воры.

– Воры!.. Да что ты говоришь!..

– Да, ваша милость, воры! Я прямо из буфетной: там все разграблено, раскидано, жестянки с консервами, бисквиты, сахар, кофе… и все в громадном количестве, целыми сотнями килограммов украдено и унесено… Все в страшном беспорядке: ящики выдвинуты, банки раскупорены и разбросаны по полу, как будто без нас сюда нагрянула целая толпа арабов… Что все это случилось в наше отсутствие, за какие-нибудь полчаса, пока мы все были там, внизу, у подошвы пика, так это не подлежит никакому сомнению… Я последний вышел из кухни, захватив с собой бочонок воды, и когда вернулся, просто ахнул, найдя все в таком виде, точно здесь проклятые махдисты воевали!

– Уж не сэр ли Буцефал, в самом деле…

– Сэр Буцефал! Ах, что вы! Да разве он мог унести все это?.. Нет, их было по меньшей мере пять-шесть человек! За это я готов поручиться, чем хотите… Мало того, скажу вам, что сэр Буцефал сюда не возвращался, за это я готов руку положить в огонь… Это не он хозяйничал там, за столом! – в этом не может быть никакого сомнения.

– Что тебя заставляет быть столь уверенным в этом?

– Да все! И то, как обрезана была ветчина, как отрезано было мясо: никто не делает этого аккуратнее и изящнее господина англичанина… Мы, слуги, это отлично знаем, потому что видим, кто как кушает. И хотя у него, конечно, прекрасный аппетит, но уж таких ломтей он резать не станет. Да к тому же ни прибор сэра Буцефала не тронут, ни его салфетка не разложена, а такой господин, как сэр Буцефал не будет кушать без, салфетки… Нет, нет! Поверьте мне, сэр Буцефал совсем не возвращался!.. Мало того, я был бы даже весьма удивлен, если бы он вернулся!..

– Но чего же ты хочешь, Виржиль?..

– Не знаю, я ничего не хочу… Я только утверждаю, что здесь были воры не далее, как час тому назад, быть может, всего только полчаса, что эти воры украли и унесли не только громадное количество нашей провизии и съестных припасов, но еще и…

– Что еще?

– И оружие, и заряды!.. Мое ружье, стоявшее за дверями кузницы, и ружье доктора, висевшее здесь, в гостиной. Господин доктор еще не хватился его, а я уж это заметил.

– Да, правда!.. – сказал Норбер Моони, невольно удивляясь общей сложности всех этих обвинений. – Но ради Бога, не говори ни слова об этом в присутствии барышни Керсэн!.. Не надо даже, чтобы она и подозревала об этом.

– Вы сами видите, что я ничего не сказал при ней, а вызвал вас сюда по секрету! – сказал Виржиль.

– Правда, правда! Я сам не знаю, для чего учу тебя осторожности и осмотрительности. Ты гораздо предусмотрительнее и разумнее всех нас, взятых вместе! Спасибо тебе, мой добрый Виржиль, что ты всегда настороже и всегда вовремя успеешь предупредить нас о всякой опасности!