Текст книги "Дикий Имбирь"
Автор книги: Анчи Мин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
4
Урок подходил к концу, мы дружно цитировали труд Мао «О затяжной войне». В школе стоял шум, доносившийся из классов, занятия в которых уже закончились. Дикий Имбирь взглядом дала мне понять, что я должна быть готова бежать. Мы спокойно застегнули свои сумки.
Раздался звонок. Я вскочила со своего места и побежала к двери, Дикий Имбирь рванулась за мной следом, но, пока она пробиралась сквозь ряды парт, ее засекла Тити.
– Реакционеры убегают! – заорала она.
– Задержите их! – скомандовала Острый Перец. Толпа красных охранников рванулась за нами. Я вернулась, чтобы помочь подруге, и на меня тут же обрушилась удары – кулаками, деревянными палками, счетами.
– Клен! – Дикий Имбирь притянула меня к себе. Спина к спине, мы отбивались от ударов, успешно продвигаясь к воротам.
Когда мы добрались до переулка Чиа-Чиа, Острый Перец со своими бандитами уже успела потерять нас из виду. Я тяжело дышала, а Дикий Имбирь стала прихрамывать.
– Что у тебя с ногой?
– Острый Перец огрела меня счетами. Свинья!
– Она чуть не выколола мне глаза карандашом. Но и ей от меня досталось, я сломала этот карандаш пополам.
– Острый Перец грозилась подослать своих братьев, трех Драконов. Говорят, они просто звери.
– Я о них наслышана. Они работают на Седьмом деревообрабатывающем заводе, и ходят слухи, будто они забили пять человек до смерти.
– Дикий Имбирь, нам нужна помощь.
– Но кто нам поможет?
– Давай-ка сходим в среднюю школу Красного флага.
– У тебя там есть знакомые?
– Не знаю, вспомнит ли он меня…
– Кто?
– Один маоист. В прошлом году он принимал участие в конкурсе по цитированию изречений Мао. Он возглавляет красных охранников в своей школе. И еще он мой сосед.
– И как же ты с ним познакомилась?
– Мы столкнулись в прошлое воскресенье в магазине соевых продуктов. Он очень торопился к отцу в больницу, а очередь была на три квартала. Ну, он и подошел ко мне, хотя мы не были знакомы. Спросил, не стану ли я возражать, если он подойдет передо мной. Я его пропустила, несмотря на протесты тех, кто стоял за мной. Чтобы их утихомирить, я сказала, что это мой брат. Так он успел купить свое молоко… Не знаю, сможет ли он нам чем-нибудь помочь.
– Как зовут этого парня?
– Вечнозеленый Кустарник.
– Вечнозеленый Кустарник? Как он посмел так назваться! Это же имя главного героя в опере Мадам Мао!
– Верно, я тоже спросила его об этом, спросила, как он посмел позаимствовать имя из оперы Мадам Мао.
– И что же он ответил?
– Сказал, что это она позаимствовала у него имя, которым его нарекли при рождении, в 1954 году, а опера Мадам Мао появилась только в 1960-м.
– Похоже, он парень с характером.
– А я тебе что говорю!
Мы разыскали его. Вечнозеленый Кустарник работал над огромным плакатом, озаглавленным «О чем идет речь, когда мы говорим о преданности». Ему было шестнадцать. Высокий, худощавый парень с широко открытыми глазами. Когда Дикий Имбирь попросила меня описать его, я не знала, что ответить, и сказала только, что он красив. Я не могла найти подходящих слов, чтобы выразить, что я думаю о нем. Я могла бы назвать его человеком честным и хорошо владеющим собой. Он был очень открытым, точно знал, чего хочет, и не боялся попросить об этом. Соседи называли его «правильным», подразумевая, что родители воспитали парня в должной строгости. Но в этом молодом человеке было еще кое-что, привлекшее мое внимание: что-то загадочное и необычное. Он был очень внимательным и одновременно каким-то отчужденным. Меня заинтересовала его способность глубоко сосредоточиться на чем-то и внезапно переключиться на другое. Впечатление было, будто он очень хочет понравиться, но одновременно неприступен, как Великая Китайская стена. А сложен он был как атлет, на худощавом теле ясно вырисовывались мускулы. В синей маоистской куртке он склонился над столом для пинг-понга и мастерски выводил иероглифы каллиграфическим почерком, напоминавшим письменность периода правления династии Сун. Мы наблюдали за ним, дожидаясь, когда он нанесет последний штрих. Взглянув на мою подругу, Вечнозеленый Кустарник отложил кисть и улыбнулся ей. Эта улыбка показалась мне несколько странной и даже какой-то почти нежной.
Дикий Имбирь протянула ему руку.
А он опять взял свою кисть и отвернулся к плакату. Потом, обмакнув кисть в воду, еще раз взглянул на девочку.
– Я тебя не отвлекаю? – Дикий Имбирь вновь протянула ему руку.
– Немного, – улыбнулся он.
– Что плохого в том, что я наблюдаю, как ты рисуешь плакат? Разве это не считается общественным делом?
– Что ты так разволновалась?
– А почему ты все время на меня смотришь?
– Кто, я?
– Я что, похожа на реакционерку?
– «Прямое дерево не испугать кривой тенью». – Он отбросил кисть и выпрямился. – Ладно, извини. Меня зовут Вечнозеленый Кустарник.
– Рада познакомиться.
– Так ты пришла на плакаты посмотреть?
– Ну, не совсем. Я здесь вместе с Кленом, – она подтолкнула меня к парню, – вы с ней, кажется, знакомы.
– Клен! Здравствуй! Прости, я тебя не узнал. Ты выглядишь как-то иначе.
– Это все из-за куртки. Ткань не очень хорошо прокрашена, поэтому после каждой стирки меняет цвет.
– В прошлый раз она была синяя.
– А теперь фиолетовая.
– В следующий раз станет коричневой?
– Можешь не сомневаться… Как твой отец?
– Его выписали.
– Что с ним было?
– Туберкулез. Двадцать восемь лет работы в шахте не прошли бесследно.
– Ему уже лучше?
– Врач разрешил ему есть все, что захочется.
– И что это значит?
– Что он долго не протянет.
– Мне очень жаль. Если я могу чем-то помочь, пожалуйста… Я, например, всегда могу принести тебе молока. (Дикий Имбирь и Вечнозеленый Кустарник не сводили друг с друга глаз.) Ой, давайте-ка, я вас познакомлю. Это Дикий Имбирь, моя одноклассница и лучшая подруга. А это Вечнозеленый Кустарник, мой сосед.
– Дикий Имбирь? Какое необычное имя.
– Но не настолько необычное, как Вечнозеленый Кустарник. Так звали Секретаря Компартии в знаменитой опере мадам Мао.
– Любишь оперу?
Дикий Имбирь, казалось, не хотела отвечать на этот вопрос.
– Ее мама любит, – вмешалась я, – она оперная певица.
– Моя мать – враг народа, – резко произнесла Дикий Имбирь.
Я повернулась к подруге:
– Что ты делаешь?
– Просто говорю все, как есть, чтобы Вечнозеленый Кустарник знал, кто я на самом деле.
– Ты думаешь, это лучший способ знакомиться?
– Мне казалось, мы пришли попросить о помощи. Разве нам не следует говорить правду? – возразила в ответ Дикий Имбирь.
– Нет, нам не нужна помощь. Странным образом я вдруг изменила свое решение. Не знаю точно, с чем это было связано. Я как-то разволновалась, и во мне проснулась гордость, которая не позволяла принимать чью-то жалость.
– О какой помощи, Клен? – поинтересовался Вечнозеленый Кустарник.
– Ни о какой. Я на самом деле просто показываю подруге окрестности. Что у тебя нового, Вечнозеленый Кустарник?
Дикий Имбирь удивилась, но все же подыграла мне.
– Я готовлюсь к предстоящему конкурсу по цитированию изречений Мао, – ответил Вечнозеленый Кустарник, отодвигая в сторону плакат. – Пытаюсь процитировать триста страниц и побить свой собственный рекорд.
– Как амбициозно!
– Я считаю, что в этом и заключаются верность и преданность.
– Любой может принять участие? – спросила Дикий Имбирь.
– Это открытый конкурс.
5
– Там под окном Дикий Имбирь, она зовет тебя, – сказала мне мама. Как всегда, в воскресенье утром она готовила еду, а я колола дрова. – Она, кажется, чем-то взволнована. Куда вы собрались? Клен, захвати мусор.
Я вылетела на улицу, Дикий Имбирь подошла ко мне, все ее лицо было в слезах.
– Моя мама… – произнесла она сдавленным голосом.
Мадам Пей, представшая перед общественным собранием, стала предметом всеобщего осуждения. На грудь бедной женщине повесили табличку «Французская шпионка», а какой-то мужчина средних лет в очках в темной оправе громко зачитывал ей обвинения. Он был тощий как скелет и напоминал осла. Из его кривого рта вылетали злобные слова:
– Покончим с французской шпионкой, и да здравствует Председатель Мао!
– Скоро все закончится, – успокаивала я подругу, мы стояли позади толпы и наблюдали за происходящим.
– А Дружок сейчас варится в котле, – не поворачивая головы, проронила Дикий Имбирь.
– Как? – остолбенела я.
– Утром его забрали…
Я протянула руку, чтобы обнять ее.
– Не прикасайся ко мне! – Дикий Имбирь резко оттолкнула меня. – Кто-нибудь может заметить.
– Кажется, твоя мама уже начинает терять мужество, – отметила я.
– Как раз этого он и добивается, хочет видеть, как она страдает.
– Кто он?
– Господин Чоу, бывший ее поклонник. Он работает бухгалтером на рыбном рынке. Шестнадцать лет назад отец отбил у него маму.
– Откуда тебе это известно?
– Я читала любовные письма, которые он писал ей. Я перечитала все мамины письма, не исключая тех, которые писал отец, но их я, конечно же, не поняла, он ведь писал по-французски.
– А где сейчас эти письма?
– Их больше нет.
– Ты их сожгла?
– Они были омерзительны.
– А твоя мама об этом знает?
Замотав головой, Дикий Имбирь опустилась на землю. Я взглянула на сооруженный наскоро помост, и мне показалось, что мадам Пей умерла. Обессиленно откинувшись на стуле, она была неподвижна. Но руководитель собрания объявил, что она «прикидывается мертвой», и велел продолжать зачитывать обвинения.
Господин Чоу возобновил свою речь.
Собравшиеся с любопытством наблюдали за происходящим.
Дикий Имбирь закрыла глаза и уткнулась лицом в ладони.
День становился жарче, и мне начало припекать голову.
– Пойдем отсюда, – сказала я.
– Лучше бы ей умереть. Лучше бы мне умереть, – чуть слышно проговорила Дикий Имбирь.
В качестве наказания мадам Пей было предписано подметать улицы в округе. Первую пару недель она еще могла кое-как передвигаться и выполнять возложенную на нее повинность. Измученная женщина вставала в четыре часа утра и подметала до восхода солнца. Когда она вконец обессилела и не могла уже подняться с постели, на смену матери пришла Дикий Имбирь.
Я ничего не знала об этом, пока однажды на рассвете меня не разбудили орущие на улице коты. Открыв окно, я услышала тихие мерные звуки: ша, ша, ша… Было еще темно, падающий от фонарей свет окрашивал деревья в оранжевый цвет. Издалека доносился шум парового двигателя. Ветер срывал со стен старые плакаты, и они шуршали по бетонному покрытию дороги. Но те звуки были другие, словно шаги какого-то невидимого существа. Вдруг я заметила знакомую фигуру, которая медленно передвигалась с метлой в руках.
Не помню, сколько я так простояла, перегнувшись через подоконник и свесившись из окна. Рассвет уже начал заниматься. Послышался топот совершавших пробежку солдат Шанхайского гарнизона. Их бараки располагались где-то в миле от моего дома.
Я и не предполагала, что все это время мама стояла у меня за спиной, пока она не спросила, почему я не сплю в такую рань.
– Дикий Имбирь подметает улицы вместо своей матери.
Мама подошла ближе и выглянула в окно. Она глубоко вздохнула.
Я закрыла окно и пошла одеваться.
– Ты куда? – поинтересовалась мама.
– Мам, можно мне взять метлу?
– Но это же работа для… врагов народа, – предупредила мама, – ты можешь навлечь на себя неприятности.
Дикий Имбирь была одета в сильно поношенную синюю холщовую куртку своей матери, на лице – марлевая хирургическая маска, а на ногах – армейские ботинки. Я тихо подошла. Она подобрала мусор, сложила его в коробку, оттащила ее к мусорному контейнеру и, открыв крышку, вытряхнула туда все. Потом положила свою метлу, пошла к старому колодцу и заглянула в него.
– Дикий Имбирь, – окликнула я подругу.
Она обернулась, в глазах был вопрос: «Что ты здесь делаешь?», но, когда она заметила у меня в руках метлу, ей все стало ясно.
– Клен, послушай, тебе здесь не место, – сказала она, сняв маску.
– Одна ты не успеешь подмести всю улицу до начала занятий.
– Прошу тебя, иди домой.
– Что ты там нашла в колодце?
– Мертвую кошку, надо ее вытащить.
– Кого-кого?
– Кошку, мертвую кошку.
– Она утонула?
– Проделка какого-нибудь активиста, который хотел прибавить хлопот моей матери. Чтобы была возможность заявить, что она халтурит, плохо убирает. Тогда они смогут и дальше над ней издеваться.
– Что будет, если ты просто оставишь кошку в колодце?
– Она протухнет и начнет вонять.
– Но ты здесь ни при чем.
– Да я же говорю, мама не может защитить себя.
Работая метлами, как двумя палочками для риса, мы сумели вытащить кошку из колодца. После того как мы бросили ее в мусорный бак, Дикий Имбирь снова стала подметать улицу. Я начала мести с другого конца. Я работала быстро, всеми силами стараясь успеть до рассвета. Вскоре я почувствовала боль в мышцах рук, на ладонях появились мозоли, а ботинки промокли от росы. Наконец, мы сошлись на середине улицы. Было уже полседьмого, и солнце давно взошло.
– Увидимся в школе, – сказала я.
Дикий Имбирь кивнула и отвернулась.
С тех пор я приходила каждое утро, в самое темное время суток. Дикий Имбирь больше не противилась моей помощи.
В школе мы все время держались рядом, словно тени друг друга. В глазах Острого Перца мы превратились в маленькую банду. Она больше не нападала ни на меня, ни на Дикий Имбирь. Мне с трудом верилось, что предводительница красных охранников так и не позвала своих знаменитых братьев. Наверно, они просто не могли каждый день приходить в школу и устраивать драки. А Острый Перец поняла, как отчаянна Дикий Имбирь, что она не пожалеет жизни ради одного момента.
6
Известие о вторжении американских войск во Вьетнам было у всех на устах. Восприняв это как прямую угрозу Китаю, Мао Цзэдун призвал к всеобщей мобилизации нации. За считанные дни наша школа превратилась в настоящий военный лагерь. Все учащиеся проходили военную подготовку под руководством солдат Национально-освободительной армии, которые обучали нас правилам рукопашного боя и штыковой атаки. Чтобы закалить нашу выносливость, школьное руководство организовало для нас месячный пеший поход, получивший название Нового Великого похода [5]5
Великий Северо-Западный поход – произведенное в 1934–1936 гг. под натиском гоминьдановских войск перебазирование основных сил Красной армии Китая на северо-запад страны, приведшее к укреплению революционной базы в этом регионе.
[Закрыть]. Ежедневно мы совершали восьмичасовые переходы в пригородах Шанхая с тяжелыми рюкзаками за плечами – через Цзиньшань, Пингшань, Лиху и Миньхан, нам также предстояла переправа через реку Хуанпу и поход в сельскохозяйственный район Феньцзян.
В наших тринадцатикилограммовых рюкзаках были одеяла и месячные запасы всего необходимого в походе. Когда мы добрались до Цзиньшаня, у многих появились мозоли на плечах и ногах, невыносимо болели шея и спина. Сопровождающие армейцы научили нас, как избавляться от мозолей. На каждом привале я доставала иголки и, задрав ногу, прокалывала образовавшиеся волдыри. Потом я вырывала у себя волос, продевала его сквозь волдырь и завязывала узелок, чтобы жидкость полностью вытекла и мозоль засохла. Вскоре у меня все ноги были покрыты такими узелками.
Город исчез за горизонтом, перед нами открылась живописная сельская панорама, но мы, к тому времени слишком измученные дорогой, не могли оценить ее красоту. Мы шли мимо рисовых полей, деревенских домов и хлевов, с нетерпением ожидая следующего привала.
Мешки у нас за плечами становились все тяжелее. Острый Перец попыталась укрепить наш дух, запев песню, но никто, кроме моей подруги, ей не вторил.
Дикий Имбирь шла следом за мной. Нам с ней тогда впервые позволили принять участие в общем мероприятии. Новое учение Мао, гласившее, что «для укрепления своих сил мы должны объединиться с людьми низшего происхождения, к которым относятся и дети врагов народа», пошло нам на пользу и ободрило подругу. Она громко подпевала Острому Перцу: «Небо необъятно, но не так, как необъятна сила Коммунистической партии…»
Ближе к вечеру был объявлен привал. Все школьники разместились в деревне Ицун, жителям которой глава местного комитета партии велел предоставить нам ночлег. Наш класс разместили в комнате, где стоял гроб, предназначенный для еще живого старика приютившей нас семьи. Увидеть при жизни свой гроб считалось благословением свыше. У Острого Перца гроб вызывал страх, поэтому она заняла место в дальнем конце комнаты, подальше от этого напоминания о смерти. Дикий Имбирь, напротив, расположилась прямо рядом с гробом, а я устроилась возле нее. Только мы распаковали свои вещи, как услышали свист: таким образом нам приказывали идти собирать на ужин листья травы екай, которую употребляли в пищу солдаты Красной армии во время Великого похода 1934 года. Считалось, что надо вкусить ее горечь, чтобы почувствовать еще большее восхищение Председателем Мао.
Дикий Имбирь и я были отправлены искать екай на западный край кукурузного поля. Мы прошли полпути и уже почувствовали характерный запах, который привел нас к зарослям этой травы с мясистыми листьями и мелкими желтыми цветочками. Солнце уже начало садиться. Вокруг не было ни души. Мы рвали траву, набивая свои сумки.
Лучи заходящего солнца сделали оранжевыми деревенские дома с соломенными крышами. Огромные масличные растения клонились к земле под собственной тяжестью. Запах екай все усиливался. Мы решили немного передохнуть и, отложив в сторону сумки, уселись на землю, полной грудью вдыхая свежий воздух. Через несколько минут небо стало совсем темным, на нем засияли звезды.
– Посмотри, какая луна, – Дикий Имбирь указала на небо. – Словно чье-то виноватое лицо старается укрыться за облаками.
– И чье же это лицо?
– Моего отца, – ответила она с усмешкой.
– А мне это лицо не кажется таким уж виноватым, – сказала я, – по-моему, оно скорее печальное.
– Печальное? Ах, если бы луна могла поспорить с нами.
– Воздух такой чистый.
– Спокойно здесь.
– Не хочешь нарушить тишину?
– Споем?
– У меня совсем нет голоса.
– Да кого это волнует!
– Меня. Хотелось бы мне иметь такой же красивый голос, как у тебя, Дикий Имбирь.
– Знаешь, что говорит моя мама? «У француза был хороший голос».
– Ты имеешь в виду своего отца?
– Мама рассказывала, что он любил выключать свет и петь в темноте.
– А ты когда-нибудь слышала, как поет твой отец?
– Не помню. Мама говорит, что слышала. Мама пела мне его песни. Она хочет, чтобы я сохранила память об отце. Но кому же надо помнить реакционера?
– А твой голос?
– Я неплохо пою… Ну, вообще-то, мне даже нравится петь.
– Споешь мне что-нибудь?
– Конечно нет.
– Я знаю, как выглядел твой отец, если ты споешь, то я смогу представить себе, какой у него был голос.
– Пойдем, Клен. Мне нужно в туалет.
– Присядь где-нибудь, как крестьяне. Дикий Имбирь отошла, и вскоре я потеряла ее из виду.
Я легла на спину. Вокруг царила глубокая ночь. Мне вспомнился мой собственный отец, по которому я очень сильно скучала. От этих мыслей мне стало как-то не по себе, воздух уже не казался таким свежим, а небо превратилось в огромную ладонь, пытающуюся раздавить меня. Я почувствовала какое-то непонятное беспокойство, страх перед будущим. В голове крутилось слово «побег». Я хотела бросить школу и семью и стать маоистом. Это был единственный путь, суливший достойное будущее. Чтобы найти хорошую работу, надо быть маоистом. Но, с другой стороны, что-то меня смущало, я не была уверена, что, став маоистом, обрету счастье. Я не ждала с нетерпением окончания школы. Будущее не казалось мне таким светлым, как обещал Председатель Мао. Возможно, это голод и постоянные тяготы жизни действовали на меня столь угнетающе. И мой отец: то, как с ним обращались. В моей семье Культурная революция никогда не вызывала энтузиазма. Все мои братья и сестры считались политически недальновидными. Мне тоже было непонятно, к чему это все должно привести, В любом случае, рекорд Вечнозеленого Кустарника на конкурсе по цитированию изречений Мао произвел на мою подругу большее впечатление, чем на меня.
Вдруг я услышала пение, на какой-то момент мне даже показалось, что это плод моего воображения: такой нежный, чистый, берущий за душу голос. Песня была на иностранном языке. Это показалось мне странным. Неужели это пела Дикий Имбирь? Что это была за песня? Она на французском? Моя подруга пела так, словно владела этим языком, хотя на самом деле она его не знала, в этом я была уверена.
Песня звучала еще какое-то время, потом она стихла, и вновь появилась Дикий Имбирь.
– Звучит странно, да?
– Мне понравилось. Очень.
– Это шпионская шифровка, – пошутила она.
– Что ж ты тогда ее пела?
– Хотела, чтобы ты услышала, чем мама забивала мне голову. Правда, с началом Культурной революции она перестала.
– О чем эта песня?
– Понятия не имею.
– Врешь. Мама наверняка тебе рассказывала.
– Ну ладно, рассказывала. Сказала, что она о любви. Стихи мерзкие и отвратительные.
– А мне кажется, что они очень красивые.
– Не будь глупой, Клен.
– Но это правда. Они показывают, как сильно ты скучаешь по отцу.
– Ты же не знаешь французского.
– Ты тоже.
– Что же заставляет тебя думать, будто я по нему скучаю?
– Твой голос.
Она удивленно молчала.
– Мне правда очень нравится твой голос, – заверила я подругу.
– Он бы понравился тебе еще больше, если бы я пела: «Я скучаю по Председателю Мао». У меня бы получилось не хуже, чем по радио.
Прежде чем я успела сказать, что мне ужасно надоела эта песня, которую постоянно повторяли по радио и во время церемоний, она повернулась лицом к полю и запела в полную силу своего голоса:
Я поднимаю голову
и вижу Большую Медведицу.
Я скучаю по тебе, Председатель Мао.
Я голодаю, стремясь к тебе,
Думая о тебе, я вижу свет во тьме,
Мысли о тебе дают мне силы.
Тебе я обязана своей жизнью,
Тебе я обязана своим счастьем.
Высоко в небе светила луна, озаряя все поле яркими лучами серебристого света.
На ужин мы ели сваренную в котле с коричневым рисом траву екай. Цвет этой пищи был настолько мерзок, что многих начало тошнить. Через час после ужина все собрались в тесной комнате, нашей спальне.
– Знаешь, Дикий Имбирь, та французская песня мне все-таки больше нравится, – призналась я подруге, когда в комнате погасили свет и мы улеглись спать. – Особенно теперь, когда я знаю, что это та самая песня, которую пел твой отец.
– Клен, прошу тебя, не надо опять заводить разговор о французском призраке.
– Да ладно, мне так легче бороться с тошнотой.
– Говори о чем угодно, только не об этом призраке.
– Но, Дикий Имбирь, этот призрак живет в твоем голосе, и мне кажется, что это очень добрый призрак.
Она перевернулась на другой бок и бросила мне в лицо принесенную с поля пригоршню пшеницы. Я замолчала. Немного погодя Дикий Имбирь произнесла:
– Вообще-то, чтоб ты знала, моя способность все быстро запоминать – это настоящий дар. У меня в памяти откладывается все, на что падает взгляд.
– Ну, тогда тебе нужно развивать свой талант.
– Я работаю над этим. Хочешь, открою тебе секрет? Я собираюсь побить рекорд Вечнозеленого Кустарника.
– Ты имеешь в виду в конкурсе по цитированию изречений Мао?
– Тебя это удивляет?
– Ты много на себя берешь.
– Это мы еще увидим.
– Тихо! – раздался голос Острого Перца. – Пора уже сказать «Доброй ночи» и «Да здравствует Председатель Мао».
«Страница четыреста одиннадцатая, параграф первый: "Американский империализм – это бумажный тигр…"» Я проснулась в полночь из-за того, что Дикий Имбирь во сне вслух цитировала высказывания Мао.
