Текст книги "Братство золотарей"

Автор книги: Анатолий Мусатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Ох, дуры бабы, в больницу надо было ехать! Хрен знает теперь, что может случиться!

– Случится, так случится, на всё воля божья… – вздохнула Любанька. – Вроде ей легчает.

– Ладно, ваше дело. Сидите здесь. Через часок вода сойдёт и в вашей спальне быстро всё просохнет. А в поликлинику своди её, на всякий случай.

– Не в чем нам, Витенька, ходить по докторам…

Она ещё что-то говорила, но Виктор уже поднялся и кивнул Стасу:

– Пора.

Мужики поднялись на третий этаж и позвонили. Дверь им открыла упитанная, лет сорока, тётка. Квартирные запахи шибанули Стасу в нос смесью мясной поджарки с луком, кошачьего духа и кислого аромата дешёвых духов.

– Проходите.

Тетка озабоченно посмотрела на напарников и спросила:

– Мне на работу идти через час, вам долго работать?

– Минут за пятнадцать управимся, но…

Виктор сделал паузу, во время которой он, замявшись, многозначительно вздохнул:

– Если очень постараться, сами понимаете! По норме на замену полотенцесушилки отведено полтора часа, чтобы было с гарантией, что не прорвёт и не затопит квартиру. Если вы торопитесь, то мы можем отложить установку на понедельник. Перекроем у вас горячую воду, чтобы не оставить весь стояк без горячей воды…

– Ой, что вы, что вы, – затараторила тётка, испуганная перспективой трёхдневного сидения без самого насущного коммунального удобства. – Ни помыться, ни посуду вымыть! Нет, делайте сейчас, я оплачу вам за скорость, только уложитесь в срок. У меня на работе очень строго с опозданиями. Постарайтесь, ребята! Вы делайте, а я сейчас… – и она опрометью бросилась в комнату.

Не успели мужики скинуть свои куртки, как она очутилась возле них. Видимо, принимая Виктора за старшего, тётка стала совать ему в руки объёмистый бумажный пакет. В нем что-то тоненько звякнуло. Витя, воззрившись на тётку сверху вниз с высоты своего роста, сухо уточнил:

– Пузыри?

Тётка с готовностью энергично закивала головой. Витя усмехнулся. Обернувшись к Стасу, он с деланной горечью в голосе сказал:

– Вот так пропадают лучшие силы ремонтной группы нашего ДЭЗ’а! А мы стараемся, приносим дефицитные материалы, приспособления и инструменты для скорости исполнения заявки, и что? Жильцы до сих пор думают, что я не в состоянии купить себе какой-то там пузырь! Нет, это время осталось в прошлом…

Тётка уже поняла скрытый смысл Витиных горьких слов, выхватила из его рук пакет. Подстёгиваемая недостатком времени, она шустро скрылась в недрах своей квартиры. Виктор и Стас не стали ждать ее появления. После столь категоричной обработки хозяйка уже не станет даже торговаться с ними из-за пары сотенных бумажек. Витя ткнул Стаса и назидательно прошептал:

– Запомни, – урок номер главный, – приходить всегда надо к началу обеденного перерыва. Его можно выяснить, предварительно созвонившись с жильцом. По большей части, детей мы исключаем, жильцы в это время не имеют возможности кочевряжиться. Ты их берёшь тёпленькими! Тактика срабатывает в восьмидесяти случаях из ста, поверь мне!

Совмещая свой менторский практикум с монтажом полотенцесушилки, Виктор ловко орудовал ключом. Стас не успел оглянуться, как он в несколько оборотов снял старое просифоненное колено сушилки и, как ни в чем не бывало, уселся отдыхать! Стас недоумённо уставился на безмятежно развалившегося на стуле напарника и спросил:

– Ты чего, давай устанавливать новую!

– Ага, разбежался! Тебе бабки принесли? Нет? Так чего ты рыпаешься! Дорогой мой, я знаю этих жильцов, как облупленных! Ты чего, и в самом деле подумал, что тётка куда-то дико спешит? Ничего подобного может и не быть! Она нас на понт берёт, уразумел? Мы все в мыле, скоренько ставим ей сушилку, а она, с любезной улыбочкой провожает тебя до двери со своим «спасибо!». Вот где она сейчас? – Виктор покосился на дверь комнаты. – Думаешь отслюнявливает тебе купюрки? Ждет она, когда мы поставим сушилку и сейчас же тут как тут! Сиди, отдыхай, да головой смекай!

Он осклабился:

– Тётка там сейчас минутки считает на часах! А мы погодим, брат, – бабки в руки, ключ на старт!

Стас только крутил головой, удивляясь хитрой тактике своего напарника. Но, не выдержав, спросил:

– А если она и вправду идёт на работу, мы же можем не успеть?

– Да ты что, пару минут привинтить, и полный ништяк!

– Ну, а если что пойдёт не так, – не унимался Стас. – Ты же понимаешь, сплошь и рядом такое бывает.

– Да это ещё нам лучше! Договариваешься на вечер за доппаёк! Вот тут уже и пузырь можно взять, да ни один! Как раз расслабиться! Ха!

– Ну, ты и стратег! – Стас восхищенно снова помотал головой. – Но если она в диспетчерскую позвонит и попросит какого-нибудь другого слесаря прислать на заявку?

– Ты чего?! – изумленно воззрился Виктор на Стаса. – Кто ж на мой участок, тем более на мою заявку сунется! В журнале всё отмечено! Такого я не помню! О! А вот и наши денежки шагают к нам.

– Ребята, уже всё? – взволнованно спросила тётка, ежась под суровым взглядом Виктора.

Тот хмыкнул. Ткнув пальцем на стояк, сказал:

– Старый больно. Вся резьба краской забита! Её только очищать надо полчаса! Хотя у меня есть спецпромывка, можно и ускорить дело, только, как вы захотите…

– Ну да, – удручённо ответствовала со вздохом тётка, – вот, возьмите…

Она протянула Виктору деньги. Он, мельком пошелестев ими, вдруг заорал на Стаса:

– Ну, чего стоишь, видишь, человек опаздывает! А вы идите, собирайтесь, мы сейчас, мигом!..

Всё вышло по Витиному сценарию. Отдавая Стасу его сотню, он сказал:

– Сегодня всё сработало удачно. Бывает, конечно, и стервозные жильцы попадаются, но таких мы уже всех на своих участках знаем. Так что, в общем, в накладе не остаёмся. Ладно, разбежались по домам, времени уже двенадцать. Пока!

Идя домой Стас, упаковав свежеприобретенный опыт в ближний уголок своей памяти, извлёк из соседнего мучивший его всё настойчивее жилищный вопрос. Время шло, а разговор с Харицкой всё откладывался. Мешало ему практически всё, – и неблагоприятные обстоятельства, и нестыковка с ней в удобном для разговора месте и времени, и черт знает какие ещё причины! Но только тот месяц, который Стас крутился вокруг Харицкой, как кот вокруг сметаны, пролетел впустую. «Заколдованный круг какой-то, – раздраженно ворошилось в голове. –И благо бы знать наверняка, что толк будет, а то даром время уходит. Хозяева вот-вот приедут… опять по всей Москве с высунутым языком бегать в поисках угла… работу менять, если съезжать придётся на другой конец города…».

После обеда собравшийся трудовой коллектив бурно обсуждал странное поведение своего начальника. Вся рабочая тусовка, пребывая в совершенном недоумении, гадала, чтобы такое могло приключиться с «Черепом», если он впал в полное озлобление и позволил себе так орать?

Предположения высказывались разные, но больше всего они сходились на одном, – у «Черепа» приключилось какое-то великое горе и потому он был из-за этого вне себя. Миловидная малярша Светка, всплеснув руками, проговорила с неподдельным беспокойством в голосе: «С сыном у него беда случилась! Заболел он чем-то сильно, вроде, рак у него!». «Ничего подобного», – встрял Сашок-шепила, –у него мать померла! Я слышал позавчера, как он что-то о цветах по телефону говорил!». «А причём здесь мать? – взорвался Леха. –Хрень всякую несёшь!».

Остальные не успели высказаться, как в бригадирскую вошла Антонина и с порога объявила:

– Расходитесь по местам! Заявки у диспетчеров!

Её тут же засыпали вопросами: «что да как с Макарычем?». Но Антонина только коротко сказала: «Заболел он». Чем, конечно же, не прояснила ситуацию, оставив свидетелей необычного приступа странной болезни, так внезапно поразившей Макарыча, в прежнем недоумении.

Тема болезни Макарыча с новой силой вспыхнула в диспетчерской на Абакумова. В комнате отдыха весь наличный состав прикреплённых к этой диспетчерской слесарей и плотников мучился вопросом медицинского казуса, случившегося в бригадирской. Самой радикальной точки зрения придерживался, как всегда, Лёха:

– Белая горячка у него была, мужики! Есть такой вид тихой белой горячки, я-то знаю!

– Точно! Он вообще в последнее время выглядит каким-то идиотом. Ему говоришь – дай бочата на полдюйма или, там, кранов на обратку, так он вылупится и смотрит так, будто я должен ему миллион! – с гневом поддакнул Лёхе Виталий.

Витя-маленький, видимо, не смог остаться в стороне, – так наболело у него, что с такой экспрессией выдал ещё одну обличительную тираду:

– Блин, с каждой «халтуры» тянет чуть ли не половину! И ведь ходит, сволочь, проверяет все заявки! А потом опрашивает жильцов, кто сколько накинул! Что б ему мучиться этой белой горячкой до пенсии!

Виктор невесело хмыкнул:

– Чё ты болтаешь, думаешь, другой будет лучше? Вот хоть тебя поставь, так же будешь караулить всех, как цепная собака! С этим хоть договориться можно… иногда, – неуверенно прибавил он, заметив косые взгляды слесарей-подельников.

Но вслух никто не стал опровергать его. Груз высказанных, а ещё более лежащих на сердце обвинений, не подлежащих разглашению в силу их тайных личных договорённостей с «Черепом», гасил на корню всякие откровения. Только тяжкий вздох, больше приличествующий тяжелобольным, лежащим в какой-нибудь реанимации, стал невольным свидетелем их беспросветных дум.

А в то же самое время начальник этой многострадальной конторы, Харицкая Юлия Семёновна, пребывала во вполне понятном замешательстве. Степана Макарыча ей не пришлось долго уговаривать пойти домой и лечь в постель. Его странный и сверхмятый вид говорил её взору, что бригадир явно находится в состоянии душевного потрясения. Она никак не могла понять, с чего это всегда уравновешенного и рассудительного мужчину в одночасье поразила нервная горячка.

Что это было так Юлия Семёновна поняла сразу, как только увидела своего подчинённого. Он сидел за столом бледный, с диким горящим взором на покрытом испариной лице и, сжимая в судорожных конвульсиях кулаки, что-то беззвучно восклицал!

Она с мастером Антониной, после интенсивной тряски, ибо слова не оказывали никакого действия, пытались вывести Степана Макарыча из заколдобившего всю его натуру состояния. Только после нескольких минут энергичной работы им удалось это сделать. Макарыч вдруг повёл глазами, издал приглушенный звук, напомнивший женщинам рёв озабоченного быка. Поворотив к ним лицо, он спросил:

– Что, где я?

– Ну, слава богу, Степан Макарыч, мы уж думали, вас кондрашка хватила! – в един голос вздохом облегчения вырвалось у порядком растревоженных женщин. – Что такое с вами?

Макарыч тупо глядя перед собой, как робот, механически повторил их вопрос:

– Что такое со мной?

Он поднял голову и, пристально оглядев стоящие перед ним неясные фигуры, сказал:

– Мне что-то плохо, заболел я…

– Ну, конечно, Степан Макарыч, вам надо пойти домой, отлежитесь и всё будет хорошо!

Ласково увещевая дрожавшего легким ознобом бригадира, они попытались его поднять и так оставить, но покачнувшийся Макарыч показал свою полную непригодность к самостоятельному перемещению. Антонина, видя плачевное состояние начальника, ободряюще сказала ему:

– Ничего, Степан Макарыч, я пойду с вами и провожу до дома.

Оставшись одна, Харицкая только качала головой. Ещё одна беда свалилась на вверенное её руководству учреждение. Звонили из милиции и вызвали её для дачи показаний. Она не преминула поинтересоваться, чем же таким у следственных органов вызван такой интерес к их коллективу. Следственные органы приятного баритона голосом ответствовали ей, что интерес к ним намечается вполне определенный. Желательно, чтобы уважаемая Харицкая Юлия Семёновна прибыла сейчас к ним для небольшого разговора.

Из бригадирской Харицкая, не заходя к себе, заглянула к секретарю и известила о своей предстоящей отлучке на час-полтора. В милиции она прошла в указанный ей кабинет. Тот же приятный баритон, принадлежащий симпатичного вида молодому человеку, задал первый вопрос:

– Что вы можете сказать об Куркове Иване Фёдоровиче, поподробнее, пожалуйста, – уточнил, заглянув в листок следователь.

– Работает он у нас давно, больше десяти лет. Я точно не знаю, так как сама недавно в этом ДЭЗ’е. Насколько я могу судить по отзывам о нём, он самолюбив, прижимист, с большим гонором, но работник надежный, вот, пожалуй, всё.

– Скажите, как давно работает Курков в диспетчерской на Абакумова?

– Насколько я знаю, дольше всех. Я ещё раз хочу сказать, что я работаю на этой должности всего полтора года…

– Это не существенно, – вежливо прервал её следователь. – Значит, он пользуется полным доверием у диспетчеров?

– Ну конечно! – вскинула пухленькую ручку Харицкая. – Он хоть и тяжёл в общении, но дело своё знает прекрасно. Жильцы часто просят его на заявки.

– Из этого следует, что он с работы мог вполне свободно унести ключи домой, не поставив диспетчеров об этом в известность?

– В конце рабочего дня это невозможно! – категорически замотала головой Харицкая. – Заступает другая смена и пока все ключи не окажутся на месте сменщица не примет её. Но вот в обед это вполне возможно, чтобы не тратить обеденное время на возврат ключа на место, если работа по заявке не была ещё закончена. Так делают все…

Следователь в размышлении помолчал немного, затем спросил:

– Получается, что некоторые изъятия ключей с доски не фиксируются в журнале?

– Такие нет, – чувствуя какой-то подвох, неуверенно ответила Харицкая. – Но что в этом криминального, если один и тот же человек работает до окончания заявки без росписи в журнале?

– Я не говорю, что это криминал. Только то, что на это время ключ может находиться в бесконтрольном владении ещё кого-либо.

– Нет, это невозможно, я категорически утверждаю это! Никто не передаст ключ в другие руки, мы инструктируем наших работников на этот счёт регулярно! – воспылала благородным порывом Харицкая.

– Что ж, теперь мне ясно положение дел, – удовлетворённо сказал следователь, не обратив ни малейшего внимания на бдительно-искреннее восклицание Юлии Семёновны.

– Скажите, ваш интерес к Куркову на чём-то основан, если это не тайна следствия.

Следователь засмеялся, но потом, уже вполне серьёзно, пояснил:

– Нет, это всего лишь процедура выяснения обстоятельств дела. Но, все же, я прошу вас, пока не говорить никому о направленности нашего разговора. Понимаете, люди таковы, что любой интерес следственных органов к чьей-либо персоне вызывает вполне понятное мнение в виновности её по расследуемому делу. Тем более, такому зверскому и бесчеловечному. Как вы понимаете, в большинстве своём это совсем не так, но косые взгляды и нравственный дискомфорт этой личности ещё долго приходится на себе ощущать. А как же, – «нет дыма без огня!». Ну и так далее. Вот почему я ещё раз прошу не упоминать в разговорах тему нашей беседы.

Юлия Семёновна с жаром принялась заверять ответственное лицо о своей полной готовности следовать неукоснительно его рекомендации. Следователь с грустью подумал о бессмысленности его увещеваний. Эта женщина явно была из той, самой многочисленной породы человеческих существ, которые дышать перестанут, если не поделятся со всеми встречными только что обретённой тайной, доверенной ей под великим секретом…

К концу дня Стас, протаскавшись по заявкам, уже и думать забыл об утренних перипетиях, спаянных в тугой клубок чувств и эмоций. Он, пожалуй, даже и не смог бы отделить их друг от друга. Но, всё же, ощущение какой-то легкой отрады, как будто ему вручили нечаянный подарок, иногда оплёскивало сердце мягкой тёплой волной.

Возвращаясь домой, Стас с усталой усмешкой заметил, что от утренней роскоши красот природы ничего не осталось. Осыпались с ветвей прихотливые узоры пушистого инея, поднявшийся ветер разметал по углам лёгкую перину снега. Искрящееся покрывало мерцающего многоцветья исчезло, как исчезают после пробуждения цветные наваждения нечаянных снов…

Глава 5

Эпистема… Ныла и простреливала подвешенная на грузе нога. Хотелось пить, но Стас боялся пошевелиться. Ходячих в палате было немного. По таким пустякам, как желание глотнуть воды, ему не хотелось никого беспокоить. Местный приживала Валера, обуреваемый халявным желанием опрокинуть стаканчик водяры, появится только к вечеру. Остальные, кроме сколиозника Серёги, единственного ходячего утешения, были в таком же положении раздавленных тараканов. Переломы нижних конечностей и рёбер, шеек бедра, тяжелые вывихи да позвоночные грыжи, как заработанные медали и ордена в сражениях с жизнью стали невольными свидетелями проигрыша в этой нелёгкой борьбе возлежавших здесь бедолаг.

Стас с завистью смотрел на расположившуюся напротив него компанию молодых организмов, ни в малейшей степени не отягощенным таким рудиментом, как мозги. Компания уже второй час оттягивалась «правильным» пивком. Потребляли его в равной степени как молодь женского рода, не переросшая ещё в девах, так и пацанья братва. «Паровозный обмолот» видавшего виды кассетника добавлял изрядную эмоциональную специю в атмосферу палаты. Но вступать в переговоры с сей молодью, уже набравшейся до оловянного блеска в глазах, почему-то никому не хотелось. Припоминался сразу случай с «нечаянно» упавшим «варнаком» из такой же кампании на грузовую оттяжку, закрепленную на сломанной ноге. Тот мужик, говорили, долго ещё орал, поминая всех до тридесятого колена самой жгучей лексикой своего словарного запаса. Его даже не утешило то обстоятельство, что развесёлая кодла была немедленно вытурена взашей вместе с болезным, к которому явилась скрашивать его скорбные часы…

Так-то оно так, но пива захотелось до ломоты в зубах! Сосед Юра, судя по его напряженным скулам и плотно прикрытым векам, полностью разделял мнение Стаса. Его вывих шейки бедра, требовавший того же радикального лечения, что и сломанная нога Стаса, не давал ему такого же права голоса. Из опасения быть неправильно понятым в своей просьбе он, взахлеб глотая густые запахи пива, давился слюной и молчал.

Трудно сразу вот так отрешиться от многолетней привычки, особенно закреплённой в последние годы обрушившимся на ошалелое мужское поголовье страны водопадом разнообразнейшего питья! Сверзился он на иссохшие глотки исстрадавшегося за последнее десятилетие мужика, как «тать в нощи»! Тот, припав к почти даровой поилке, отпадал от неё только в состоянии изумленной прострации!

Чего только не творилось теперь во вздрюченной, поделённой на две, далеко неравные части населения алкоголиков и бизнесменов! Их можно сразу было определить по присутственным местам. Те, кто избрал коммерческие банки всевозможных фасонов и размеров, ООО, ОАО, ЗАО и прочие малые предприятия, густо разбавленные мелким предпринимательством в виде палаток, ларьков, киосков, офисов-однодневок местом приложения своих сил, полностью терялись на фоне других старателей зелёного змия. Его могучая и неисчислимая армия в великом хмельном угаре танцевала свой незамысловатый танец на всём пространстве дуроломной страны. Науськанная океанами рекламной алкогольной погани, она спивалась стадами, портя вконец и без того жуткую демографическую картину!

В раже веселия пития мужички в годах, пареньки, даже не сбрившие первый пушок, чванливые интеллигенты и пьянь подзаборная вкупе с серьёзными деятелями от всяческих высших интеллектуальных сфер, – все они стараниями своего весёлого патрона, ломая и круша члены свои и ближних своих наполняли палаты лечебных заведений в превеликом множестве! Как потом узнал Стас, никто из возлежавших в его палате не избежал расплаты за свой неосмотрительный договор с зелёным гадом, за что и был наказан тяжким увечьем!

Сосед Юра, человек профессорского вида, правда немного подзапущенного, обиженно вздохнул и скосил один глаз в сторону Стаса:

– Вот изверги! – шёпотом прошелестел он. – Хоть бы угостили парой глотков! Ну хрен с ним, с ихним обмолотом, я бы стерпел, но пиво они жрут просто бесстыдно! Даже не догадаются, молокососы, что с ними рядом тоже люди лежат! Спросить, что ли, уважили бы старших бутылочкой…

– …по голове! – отозвался Стас. – Они все уже по завязку, не видишь, что ли! Хрен его знает, что у них сварит в башке! Лучше не лезть….

Юра закрыл полный надежды глаз, и на его лицо опустилась скорбная маска разочарования. Он с трудом переносил своё заточение, а потому часто бывал раздражителен и сварлив. Стасу с первых же часов пребывания с ним по соседству показалось, что Юрий Михайлович чем-то сильно удручён. Поначалу ему некогда было разбираться в сложностях натуры своего колоритного соседа. Только потом, в потянувшиеся тягостной чередой унылые дни, Стас поневоле стал вникать в его психологические экзерсисы.

В минуты просветления Юра был способен на пространные монологи из своей, уже клонившейся к закату, жизни. Излагая тот или иной эпизод, он, со вкусом живописуя его, подавал так, как хороший повар выносит вам на праздничный стол своё самое любимое блюдо. В ароматных словесных кусках повествования чувствовался тонкий вкус рассказчика, которому не чужда была изрядная доля стилевого соуса. И даже мат, присутствовавший в небольших дозах, как тонкая приправа, острой перчинкой выгодно оттенял немудрёные бытовые сценки! Что уж тут говорить о значимых событиях в жизни Юрия Михайловича. Он в такие моменты возвышал свои монологи до шекспировских высот. А достоевская аналитичность и глубина сюжета увлекала всех, кто внимал ему в это время….

Но… так бывало редко. Стас заметил, что Юрий Михайлович совсем не охоч до разговоров на семейные темы. Он тщательно обходил их в разговорах, да и посетители не баловали своим вниманием. Стасу не хотелось спрашивать его об этом. Догадавшись, что не всё благополучно у Юры на этом куске жизненного поприща, деликатно обходил щекотливую тему.

А в «проклятой» Макарычем квартире тем временем всё шло к заключительному этапу, – монтажу новехонького сантехнического оборудования. Ёкало сердце владельца этих богатств. Скоро, скоро будет счастье, такое долгожданное, с такими лишениями выстраданное на протяжении нескончаемой недели!

Сантехники, оправдывая некоторую затяжку предварительной подготовки помещения, указывали на неудобство штробления в стенах пазов для сокрытия непрезентабельного вида подводки на фоне будущей роскоши. Ещё немалое количество причин они отыскали на этом фронте работ. В конце концов, до хозяина дошло, что мужики не могут продолжать работу, не подпитанную некоторой суммой аванса. Напрасны были увещевания хозяина, взывания к договору и совести нанятых спецов! Тщетно! Слесаря стояли на своём. Бедолаге пришлось сдаться на милость профессионалов-вымогателей. А устроил их аванс почти в половину обговоренной суммы за всю работу!

Настырность «халтурной» бригады водопроводчиков объяснялась просто! Макарыч, с трудом сдерживая в себе злорадство, объявил им свою волю, – за раззор санузла (чтобы дать затравку слесарям и не позволить им сорвать свой план) он разрешает содрать с жильца контрибуцию в виде аванса такую, какую только смогут. Но потом, если кого застанет в той квартире, уволит по статье с денежным возмещением всего объёма работ, даже если тот только зашёл в квартиру выпить стакан воды!

Сашок-шепила, помня о страшной клятве, данной всевластному Макарычу, всё это время находился в великих сомнениях по этому поводу. Внезапный недуг, сразивший бригадира как раз ко времени завершения работы, поверг его в состояние сильной депрессии! Сашок всерьёз опасался, что не сможет предупредить «Черепа» об окончании работы. Тот, не задумываясь, выполнит свое ужасное обещание! Несчастный Сашок не знал, что остальных его подельников Макарыч уже известил о своих намерениях.

Промаявшись всё утро следующего дня, Сашок решился на крайний шаг. Вопреки запрету Макарыча давать свой домашний телефон, дабы оградить свой покой в родных стенах от бессовестных работяг, Сашок, со страданием в голосе, подступил к Антонине с дерзкой просьбой. Умоляя открыть сию святую тайну, так как в интересах начальника хочет известить о его срочном деле.

Антонина вначале и слышать не хотела об этой акции. Но потом, отсадив Сашка в дальний угол комнаты, набрала номер телефона Макарыча. Первым делом, спросив Макарыча о самочувствии, она приглушённым шёпотом сообщила ему, что с ним настоятельно требует разговора Замараев. Видимо, получив на то начальственное соизволение, Антонина, протянула трубку Сашку. Сорвавшись с места, Сашок в один миг оказался рядом. Схватив трубку, он заговорщицки забормотал:

– Степан Макарыч, они уже закончили… вы просили сказать вам.

С минуту он что-то слушал в трубке, затем вернул её Антонине и сказал:

– Все, я пошёл…

Макарыч в раздумье опустил руку с телефонной трубкой на одеяло. Хотя он ещё и находился в кровати, но чувствовал себя вполне сносно. Ночь и вся вторая половина предыдущего дня, охваченные крепким сном, напрочь смыли из его воспалённой головы остатки поразившего душевного смятения. Сейчас Макарыч усиленно обдумывал сложившуюся ситуацию. Совмещение двух таких разноплановых задач, как-то возмещение убытка и прохиндейство слишком шустрого жильца, породили в его голове какую-то неясную по своей структуре мысль. Она, (Макарыч чувствовал это), каким-то причудливым образом, почти что математического характера, совмещала в себе эти два понесённых убытка, – пару огромных минусов превращала в не менее жирный, огненно-светящийся перед его мысленным взором, плюс! Макарыч с каждой минутой своего умственного напряжения понимал, что тут, в этом сочетании, кроется его благополучное разрешение финансовых проблем. Что это могло быть, какое такое решение, он не мог ещё понять. Но, зацепившись за эту мысль, Степан Макарыч полностью положился на нечаянную фартовую идею.

После сытного обеда, который изволила принести в постель супруга, страдающая от одного вида болезного, Макарыча вдруг осенило. Калорийная подпитка его мыслительного аппарата сделала своё дело. Степан Макарыч в совершенном довольстве откинулся на подушки!

Уверенной рукой Макарыч набрал номер Харицкой. Та незамедлительно отозвалась, будто нарочно сидела у аппарата в ожидании его звонка.

– Юлия Семёновна, доброго здоровьичка! Это Лепилин вас беспокоит.

– Добрый день, Степан Макарыч! Как ваше здоровье? Мы уж тут беспокоились, но звонить вам не хотели, чтобы дать вам отдохнуть.

– Спасибо, Юлия Семеновна, уж и не знаю, что это было со мной! Доктор сказал, что, возможно, нервный срыв был. Вот проспал всё это время. Ну, да ладно, я вот что звоню вам. Мне не дает покоя одно дело, как бы нам оно боком не вышло, скажут, недосмотрели!

– Вы меня пугаете, Степан Макарыч! У нас и так везде хвосты прилично поувязли. Чем же вы меня хотите ещё порадовать в кавычках?

– Дело в том, что на Ярославке, в двести шестнадцатом доме, есть неблагополучная квартира. Её хозяин без согласования с жилинспекцией и Мосжилпроектом сделал полную перепланировку санузла. Там он убрал стенку, всю сантехнику и подводку к ним проводит самопалом, без согласования с нами. Я боюсь, как бы это не привело к таким же последствиям, когда двенадцатый ДЭЗ платил штраф за недосмотр.

– Так что же мы смотрим! Немедленно, как только вы вернётесь с больничного, создать комиссию и составить акт о самовольном перепланировании помещения и ликвидации сантехнической подводки…

– Юлия Семёновна, – перебил её Макарыч, – чтобы такая комиссия приступила к работе, мне совсем необязательно быть в её составе.

Макарыч намеренно этим вывел себя из состава комиссии с расчётом на дальнейшее продолжение дела к своей выгоде:

– Достаточно мастера, слесаря-сантехника и представителя руководства ДЭЗ’а, то есть, главного инженера. Тут нужно поторопиться, всякое может случиться! Зальёт он квартиру, – нам тогда опять из своего кармана оплачивать ремонт! Надо это дело пресечь в корне, упредить и, к тому же, заставить восстановить за свой счёт в недельный срок испорченное помещение. Тут нечего церемониться, не то они сядут нам на голову! Не восстановит, – дело передать в суд!

– Что ж, это правильно и дельно. Хорошо, выздоравливайте, а мы сегодня же во второй половине дня созовем комиссию и осмотрим квартиру.

– Садитесь, Курков. Вам уже понятна причина нашего с вами разговора?

– А как же! – Курков ерзанул на стуле. – Только и делаем, что всю неделю говорим с мужиками об этом случае. Всем интересно, поймают ли убийцу или так, «глухарем», как всегда, это дело проскочит!

Он иронично усмехнулся:

– Вы не обижайтесь, я не к вам это отношу. Просто столько таких дел случилось за последнее время, что все их раскрыть невозможно. Их много – вас мало, вот и всё!

Стариков спокойно дослушал Куркова. Выдержав паузу, сказал:

– Думаю, если пару краж из ларьков мы и не сможем раскрыть, как вы говорите, за нехваткой времени и людей, то будьте уверены, – это дело, которым мы сейчас занимаемся, стало нашим личным для всей следственной группы! Впрочем, оставим сантименты и поговорим конкретнее о вас.

– Чего это обо мне? Я что, особенный? – вскинулся Иван. – Вы, гражданин следователь, не цепляйте меня к этому делу! Я-то причём?!

– Спокойнее, Курков. Мы поговорим, выясним некоторые факты и только. Не больше и не меньше, чем с другими вашими коллегами. А вы как-то сразу нервничаете!

– Ничего я не нервничаю, – хмуро сказал Иван. – Просто, приятного мало находиться здесь и беседовать, – он подчеркнул это слово, – с вами!

– Что поделаешь, иногда так уж жизнь поворачивает, что и выбора не остаётся.

– Выбора! Скажите тоже! У кого дубинка в руках, тот и выбирает!

Стариков за время разговора внимательно изучал все нюансы поведения Куркова. Он намеренно продлевал разговор вокруг да около темы. Пытаясь обнаружить невольные следы беспокойства в поведении Куркова, Стариков подводил его к ней осторожно, не торопясь, как рыбак ведёт снастью крупную рыбу. Но то, что хотел он обнаружить, пока не удавалось проявить в достаточной степени. Курков на все его вопросы реагировал именно так, как повёл бы себя любой на его месте. Стариков почувствовал, что пора выложить главный аргумент. Улика, которую человек, однажды её употребивший, будет опасаться увидеть в чужих руках пуще пытки.

Стариков открыл папку, лежавшую перед ним, но не стал больше ничего с ней делать. Как бы вспомнив что-то, он взял трубку телефона и набрал номер.

– Олег, привет! Как съездил?.. Понятно…

Продолжая разговор, как бы машинально вынул из папки несколько мятых листков. Бумага, и это было хорошо видно, представляла собой вырванные из тетради развороты. Ведя разговор, Стариков искоса следил за поведением Куркова. Тот с обречённым терпением разглядывал и Старикова, и его руку с зажатыми в ней тетрадными листами. Блуждая по комнате отсутствующим взглядом, Курков, выдохом спустив свое нетерпение, уперся глазами в пол. Ничего ни в его мимике, ни в поведении не изменилось.