Текст книги "Опередивший время. Очерк жизни и деятельности Томаса Мора"

Автор книги: Анатолий Варшавский

По ханжество, лицемерие, распутство монахов слишком чужды его честной и цельной душе. И потом он вовсе не хочет оставаться без семьи, видя в детях одну из радостей жизни.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

в которой рассказывается об одной прогулке Томаса Мора, двух эпиграммах и об одном его выступлении в парламенте

1

Уже в ту пору Лондон был довольно большим городом: не менее ста тысяч жителей. Лес мачт, бесконечные торговые склады, многочисленные ремесленные мастерские с изображениями то сапога, то кафтана свидетельствовали о его торгашеском благополучии. Но совсем рядом – настоящие леса. И поля, рощи, деревушки. Даже от центра города до них недалеко.

Ведь Англия, несмотря на некоторые успехи в ремесле и торговле, – прежде всего крестьянская страна. К городах живет лишь пять процентов ее населения. Остальные девяносто пять – около трех миллионов людей – связаны с землей, работают на ней, кормятся в конечном итоге землей.

2

В лесной глуши оживают знакомые с детства сказки и легенды, в лесной глуши легче и вольнее дышится.

Не здесь ли вместе с товарищами обдумывал свои дерзкие планы друг и защитник простых людей Робин Гуд? И не здесь ли, не боясь, что их услышат, распевали озорную балладу о стране Кокейн пахари и овцеводы, поденщики и кустари? Те, кто лишь в помыслах, в сокровенных беседах мог позволить себе роскошь отвести душу, высказать свое недовольство, свои надежды, свои мечты? Мечты о справедливых порядках – и не на том свете, как это обещает церковь, а на этом. Мечты о стране всеобщего благоденствия, благополучия для народа.

…Как это там поется в этой передающейся из уст в уста от поколения к поколению старинной балладе:

 
Пускай прекрасен и весел рай,
Кокейн гораздо прекраснее край.
Ну что в раю увидишь ты?
Там лишь деревья, трава, цветы…
Нет ни трактира, ни пивной,
Залей-ка жажду одной водой.
 

Прекрасен «остров на запад от страны Спейн» (Испания), который «люди зовут Кокейн». Это здесь:

 
Из хрусталя колонны стоят,
На солнце, как яркий свет, горят.
Из яшмы зеленой у них капители,
А низ из кораллов, чтоб все глядели.
 

Это здесь:

 
Широкие реки текут молока,
Меда и масла, а то и вина.
Гусей жареных летает стая.
На вертелах все, ей-богу, клянусь,
Гогочут: «Я – гусь, я – горячий гусь».
А жаворонки, что так вкусны,
Влетают людям прямо во рты,
Тушенные в соусе с луком, мучицей,
Присыпаны густо тертой корицей.
Растет там и чудесное дерево пряностей:
У корней – имбиря запах летучий,
Ростки – из валерьяны пахучей,
Мускатный отборный орех – его цвет,
Ствол корой из корицы одет,
Плоды – ароматные гроздья гвоздики.
 

Июньские вечера светлые и теплые. Мор с упоением вдыхает дух земли, пряный, настоянный на травах.

…Зайцы выскакивают порой чуть ли не из-под ног.

Принюхиваясь к следу, в рыжей своей шубке проходит лисица.

Еще немного – и станет темнеть. Пора выбираться на тропинку.

Впрочем, спешить некуда. Он еще доставит себе удовольствие полюбоваться с какой-нибудь полянки звездным небом.

3

Мор медленно бредет в город. И в ушах у него все от же мотив, бесхитростный мотив знаменитой баллады в стране счастья.

 
День постоянно, нет места ночам,
Ссор и споров нету, поверьте,
Живут без конца, не зная смерти.
В одежде и пище нет нехватки,
У мужа с женой не бывает схватки,
Все вместе у всех – у юнцов, стариков,
У кротких, у смелых, худых, толстяков.
 

Ну, а как же попасть в эту страну? Как найти к ней дорогу?

 
В эту страну чтобы путь найти,
Сперва епитимью надо пройти:
Надо сначала целых семь лет
В навозе свином просидеть,
По шею в него погрузиться —
Тогда сможешь там очутиться.
Милостивые добрые лорды,
Если откажетесь гордо эту епитимью стерпеть,
Никогда вам тогда не суметь
Из этого света уйти туда
И остаться там навсегда.
Молитесь, чтоб вам помог
Туда попасть милосердный бог.
 

Крестьянам этого испытания не надо, они заработали себе право пожить в стране Кокейн! То ли дело господа.

Мор усмехается. Как это сформулировал Джон Болл неистовый священник, что громогласно во время крестьянского восстания 1381 года заявил: «Когда Адам копал, а Ева пряла, кто дворянином был тогда?» Право неплохо. Нет, совсем, совсем неплохо.

1501 год. Студенческая пора позади.

4

Из письма Эразма Роттердамского Ричарду Уитфорду.

Многие годы, дорогой Ричард, я занимался только греческой литературой, но позднее, чтобы восстановить мои добрые отношения с латынью, я принялся читать вслух и произносить монологи на этом языке. Поступая таким образом, я действовал под влиянием Томаса Мора, чье красноречие, как Вы знаете, очень велико… Человека, к которому я питаю такое уважение, что если бы он попросил меня сплясать под аккомпанемент рожка, я бы это сделал тут же! Мор пишет о тех же самых вещах, что и я, и так основательно, что в его сочинениях все взвешено и продумано до мельчайших частностей. Мне кажется, что природа вряд ли когда-нибудь сотворила что-либо равноценное его тонкому, красивому, ясному уму и что трудно сыскать человека с большими достоинствами, чем он. Добавьте к этому могучий дар слова, вполне соответствующий его интеллекту, удивительную бодрость духа, остроумие и то, что по своему характеру он чрезвычайно деятелен, и вы не пустите ничего из тех качеств, которые должны быть присущи отличному адвокату.

Мор действительно блестящий адвокат. И практика его быстро растет.

Но молодой преуспевающий юрист не бросает своих литературных занятий. Он пишет эпиграммы и сатиры.

«О жажде власти» назвал одно из своих стихотворений Мор.

 
Редко среди королей одного ты разыщешь, который
Царством своим, им в наследство полученным, будет доволен.
Редко среди королей одного ты разыщешь, который
Править своим государством умеет.
Другое называлось «Воля народа дает короны и отнимает их».
Кто во главе многолюдного общества место имеет,
Пусть не забудет того, что им он самим и поставлен.
Должен на этом посту оставаться, конечно, не дольше,
Чем пожелает народ, его пригласивший на царство.
Что же так сильно подчас венценосцы кичатся пред нами,
Слабы ведь в общем они, и престол до поры им положен.
 

1504 год. Томас Мор становится членом английского парламента.

Учреждение это в какой-то мере контролирует власть короля. В частности, именно парламент утверждает (и не утверждает) новые налоги и поборы.

Впрочем, парламент давно уже предпочитает не перечить королю. В конце концов тот, несмотря на все а корыстолюбие, проводит политику, которая не противоречит интересам засевших в парламенте дворян и торговцев – этих «посланцев нации».

Предыдущий парламент в 1496–1497 годах благосклонно предоставил королю требуемую им сумму денег. Правда, хитрец правитель на всякий случай распустил слухи о готовящейся войне.

Войны не было. А деньги ушли в сундуки Тюдора.

Теперь, как казалось Генриху, настало время еще раз произвести подобную операцию.

Предлог? Их сразу два. Во-первых, не может же король оставить без приданого свою дочь Маргариту, слава богу, выданную замуж за шотландского короля. А во-вторых, должен ведь король получить деньги за посвящение в рыцари принца Артура.

В прошлый раз король требовал так называемые две пятнадцатые (особый налог, который платили графства, городки и местечки. Одна пятнадцатая равнялась без малого 38 тысячам фунтов стерлингов). Сейчас король хочет получить уже три пятнадцатых.

Сумма большая, очень большая. Но протестовать, ссориться с королем?

…Уже выступило много ораторов: они считают, что палата должна изъявить согласие.

Спикер, председатель Палаты общин, традиционно восседающий в своей длинной мантии с широкими рукавами на мешке с шерстью, доволен: кажется, дело обойдется без неприятностей.

…Сонный полумрак. Где-то на задней скамье раздается храп утомившегося эсквайра, он успел подкрепиться доброй пинтой пива и теперь безмятежно спит, привалившись к барьеру.

И вдруг слово просит депутат Мор. Не спеша поднимется он со своего места. Голос у него негромкий, но пучит уверенно, речь отчетливая.

– Я не согласен, – говорит он. – Король не имеет права требовать такие большие деньги.

– Что вы, – опешив, прерывает его спикер, – это оскорбление короны.

– Вы так считаете? – вежливо осведомляется Мор. – Этот вопрос мы еще обсудим. Пока же разрешите продолжить. – Я повторяю, – голос Мора крепнет, – его величество король не имеет права на такую сумму. – И, обращаясь к депутатам, говорит: – Достопочтенные джентльмены, вы, наверное, еще не запамятовали, что сын короля, принц Артур, скончался без малого три года назад. Не смешно ли сейчас оплачивать его посвящение в рыцари? И как это вообще соотносится с законом? Может быть, не все знают, но обязательство платить королю деньги по случаю посвящения его сына в рыцари – вовсе не закон. Закона нет. Есть старый давно уже позабытый средневековый обычай. В последний раз им воспользовался король Эдуард III более полутораста лет назад.

– Он прав, – говорит один из депутатов, – закона действительно нет.

Мора поддерживают еще несколько человек.

Королю приходится довольствоваться значительно меньшей суммой – 30 тысяч фунтов стерлингов. Именно ее внесут в пергаментный свиток с прикрепленным к нему шелковым плетеным шнурком шариком – биллем – на конце.

Из-за этих шариков и сами запечатленные на пергаментных свитках законы именуются в Англии биллями.

Спикеру не остается ничего другого, как произнести традиционную фразу:

– Да будет все исполнено согласно решению.

Начинается поименное голосование. Большинство на стороне Мора.

Король Генрих VII рвет и мечет: какой-то безусый юнец, какой-то без году неделя адвокатишка, осмелился воспротивиться монаршей воле. В Тауэр его, в Тауэр!

Королю напоминают, что это не совсем удобно. Как-никак член Палаты общин, право неприкосновенности.

Пусть тогда за сына ответит отец. Предлог находится быстро, было бы желание. Джон Мор попадает в тюрьму и выходит из нее только после того, как платит крупный штраф.

…Пять лет, вплоть до смерти Генриха VII, Мор ожидает каверз со стороны мстительного короля. Он даже некоторое время вынужден не показываться в парламенте: опасно снова вызвать королевский гнев.

1509 год. Генрих VII мертв.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

в которой повествуется о забавах Генриха VIII Тюдора, о «мадам Глупости» и о том, как копыто овцы стало превращать песок в золото

1

Наследник Генриха VII, убедившись, что никто в Англии не помышляет стать ему поперек дороги, пока что забавляется. Дни он проводит на охоте, вечером пирует на банкетах, танцует до полуночи, а потом садится играть в карты.

Государственные дела? О, все пойдет великолепно. Англии повезло: она получила образованного короля, ценителя наук и искусства, юного Геркулеса, одерживающего победы на турнирах, сильного, ловкого, богатого. Он очень богат, Генрих, ему принадлежит награбленное отцом бесчисленное количество имений, лесов, рек, мельниц, мостов, рынков, городов и дворцов. И потому, можно надеяться на смягчение податного гнета. Король говорит о том, что стремится к миру. Он во всеуслышание объявил, что собирается царствовать по «законам разума».

Новые времена? Таков миф, который старательно распространяют король и его приближенные. Миф, ибо но сути ничего не меняется в Англии. Все остается по-прежнему. И прежде всего абсолютная власть короля.

Но это, в особенности вначале, мало кто понимает и видит. Все ждут перемен к лучшему. И никто вообще не догадывается, что под личиной образованного и гуманного государя, каким очень хочется показать себя Генриху, скрывается один из самых отвратительных деспотов своего времени, лукавый и вероломный правитель.

…Будут еще впереди войны – Генрих VIII не преминет ввязаться во все сложные политические вопросы своего времени, будет своеволие, граничащее с самоуправством, и жестокосердие, граничащее с изощренным изуверством. Будут суровые кары и законы против обездоленных и бедных. А помимо десятков тысяч жертв из низшего сословия, Генрих VIII отправит на эшафот двух своих собственных жен, двух кардиналов, 143 епископа, 12 герцогов, маркизов и графов, 29 баронов и рыцарей..! Полный список занял бы, право, слишком много места. При любой перемене политики будут лететь головы. И король будет всегда прав, а виноват кто-то другой.

2

В 1509 году в Англию вновь приезжает теперь уже всеевропейски известный Эразм. Он останавливается у Мора. И здесь, в его доме, по совету Мора он в течение недели создает «Похвалу глупости», самое знаменитое свое произведение. Книгу едкую, умную, гротескную и в то же время достаточно ловко написанную, чтобы имя автора не могли объявить крамольным.

Сделать иронию и насмешку своими верными союзниками, высказать правду в лицо, скрыв ее под шутовским колпаком глупости, – это была превосходная идея!

Похвала глупости. Но эта «мадам Глупость», как именует ее Эразм, высказывает то, что думали и чувствовали многие, то, что носилось в воздухе: нужны перемены, господствующие порядки нелепы и невозможны.

Ущербный и страшный лик времени вставал со страниц этой смелой книги.

Посвящена она была Томасу Мору. «…Ты всегда любил шутки такого рода: ученые и не лишенные соли (ежели только не заблуждаюсь я в оценке собственного моего творения)…»

3

Между тем имя Мора как искусного и честного адвоката приобретает в Лондоне все большую популярность. В 1510 году он помощник шерифа столицы. Должность эта (судьи по гражданским делам) не обременительна, но считается очень почетной. Друг его Эразм напишет: «Никто не разобрал столько дел, как он, никто не вел их добросовестнее. Такие его обычаи доставили ему величайшую любовь сограждан».

Безбедное существование. Возможность и дальше заниматься изучением творений своих излюбленных древних писателей, писать самому. Счастливая семейная жизнь. Увы, она длится недолго.

В следующем году умирает его любимая жена. На руках у вдовца четверо детей.

Несколько месяцев спустя его женой становится – так ее будет называть Мор – «дама Алиса». Она вдова, немного старше Мора, самой заурядной внешности, но домовита и хозяйственна. И хорошо относится к детям.

Впрочем, за воспитанием детей тщательнейшим образом следит и сам Мор. В семье в основном девочки. Мор твердо придерживается той точки зрения (для тех времен это необычно, странно), что им надо дать самое широкое, «мужское» образование. Языки, в частности хорошее знание древних языков, обязательны. Особенно много внимания он уделяет своей любимице Мэг – она очень способна.

Томас считает, что муж, придя домой, должен позаниматься с детьми, посоветоваться с женой, поговорить со слугами. Он музицирует сам, обучает игре на гитаре, лютне, флейте жену, детей.

В специальных вольерах у Мора чуть ли не все виды птиц – разноперое и разноголосое царство. Среди них два попугая, жители дальнего острова, – английские корсары, взяв на абордаж испанский корабль, захватили пряности, золото, а заодно и попугаев. Один из них акклиматизировался довольно быстро. Другой иногда похварывает и не слишком вежлив: бранится по-испански. Мор относится к его высказываниям хладнокровно. Он обучает и грубияна и его собрата здороваться по-английски и благодарить. Ребятам нравится эта забава, тем более что оба попугая постепенно преуспевают в науке.

Живут в доме собаки, несколько золотых фазанов, лисица, ласка. В одной из комнат большой аквариум. Там целые стаи необычных заморских рыбок – золотистых, красных, с чудными хвостами-вуалями.

Томас Мор любит все необычное. Его внимание привлекают и старинные монеты, которые немало путешествовали на своем веку, нередко уже тусклые, стершиеся, но иногда и относительно новые – лежали в чьих-нибудь сундуках. Монеты всех стран: испанские дублоны, имперские немецкие талеры, деньги, вывезенные торгашами из бесчисленных итальянских княжеств, французские ливры. И он по-детски счастлив, когда может приобрести какую-либо занятную вещицу: шотландскую волынку, резную шкатулку необычной формы, с искусно скрытым замком, часы с удивительно мелодичным боем.

Мечей, кинжалов, пистолетов в его коллекции нет. Томас Мор не охоч до оружия. Зато в доме в чести книги. Их много. Книги древних авторов. Но и книги его современников тоже. Все мало-мальски занятное: будь то философский или богословский трактат, книги по медицине, о природе, о животных, исторические хроники и исследования об открытии новых земель. И рукописи: не всем удавалось увидеть свою книгу напечатанной.

…Вот и сегодня, сидя в кресле у весело пылающего камина, Томас Мор читает и перечитывает раздобытый с немалым трудом, переписанный от руки том.

Четырнадцать лет провел его автор Роджер Бэкон в тюрьме, обвиненный в ереси, и вышел на свободу семидесятивосьмилетним стариком, за два года до смерти

Двести с лишним лет прошло с того времени. Но какие глубокие мысли в этой удивительной книге!

«Можно сделать орудия плавания, идущие без гребцов, суда речные и морские, плывущие при управлении одним человеком быстрее, чем если бы они были наполнены людьми. Так же могут быть сделаны колесницы без коней… Можно сделать летательные аппараты, сидя в которых человек сумеет приводить в движение крылья, ударяющие по воздуху, подобно птичьим… Можно сделать аппарат, чтобы безопасно ходить по дну моря и реки. Прозрачные тела могут быть так отделаны, что отдаленные предметы покажутся приближенными, и, наоборот – так, что на невероятном расстоянии будем читать малейшие буквы и различать мельчайшие вещи, а также будем в состояние рассматривать звезды, как пожелаем, сумеем приблизить к Земле Луну и Солнце…»

«Мы, потомки, – писал Бэкон, – должны выполнить то, чего недоставало древним. Входя в их труд, мы должны, если мы не ослы, побуждаться к улучшениям».

…Можно ли сделать так, чтобы хотя бы в будущей люди были свободны и равны? Счастливы?

Что нужно для этого?

Мор живет в Лондоне. Но и сюда доносится глухо рокот народа, угнетенного, задавленного нуждой, чей протест и негодование пока еще не выливаются в бунты.

Толпы нищих и бродяг заполняют дороги Англии. У всех на устах одно слово: огораживание.

4

Шерсть! Уже начиная с XII века она начинает пользоваться спросом на европейском рынке. Теперь, когда торговля и цеховое производство разрушают натуральное хозяйство, когда растут новые города, а из Нового Света уже хлынул поток золота, изделия из шерсти все более в чести. И английская шерсть все более становится золотым руном, надежнейшим средством обогащения.

Вот на чем будут теперь неслыханно богатеть владельцы больших стад овец. И владельцы мануфактур, использующих дешевую рабочую силу, скопившуюся в деревне. И уж, разумеется, торговцы-посредники, распоряжающиеся этими сукнами не только у себя дома, но и на рынках Роттердама и Антверпена.

И вот почему все больше крестьян остаются без земли. И без крыши над головой.

«Копыто овцы превращает песок в золото» – ясно всем. Но одновременно это приводит к тому, что на каждом шагу нарушаются вековые обычаи, что помещик запрещает пасти деревенское стадо на своей земле и собирает ее в один участок, огораживая рвом или изгородью.

Но и этого мало знатным и богатым! Существовали ведь еще и общинные выгоны, луга, пустоши. Прибрать их к рукам! Пусть теперь там нагуливают жир и отращивают свою шерсть овцы, принадлежащие господину!

…Тяжелые времена. Страшные времена.

ГЛАВА ПЯТАЯ

в которой рассказывается о поездке Томаса Мора во Фландрию и его знакомстве с неким Рафаилом Гитлодеем

1

Летом 1515 года Томаса Мора, который давно уже зарекомендовал себя как человек осмотрительный, честный, деловой, лондонские купцы в числе нескольких других уполномочили отправиться во Фландрию. Нужно было восстановить прерванные торговые отношения между двумя странами.

К тому времени Генрих VIII успел дважды ввязаться в войну с Францией, и хотя в июле 1514 года был заключен очередной мир, но посланников английских купцов все еще не очень жаловали в тяготевшей к Франции Фландрии.

Переговоры затягиваются. Проходит осень, а фландрские купцы все набивают себе цену. Они подданные Карла Кастильского, правителя Нидерландов. А Карл не очень уверен, стоит ли ему помогать умножать могущество Англии.

2

Мор никогда не любил терять времени зря. И поэтому перерывах между переговорами он объездил чуть ли не всю Фландрию и, уж конечно, использовал все возможности для того, чтобы завязать тесное знакомство с местными гуманистами.

Кости, карты и прочие игры, которыми обычно убивает время знатная чернь, – это не для него. Вот дружеские беседы, размышления, споры ему по вкусу.

Во Фландрии Эразм познакомил Мора с Петром Эгидием из Антверпена. Эгидий очень понравился Мору. Это был человек образованный, серьезный, добросердечный. Они быстро подружились и много времени проводили вместе.

И именно во время поездки во Фландрию в длинные осенние вечера Мор начал писать книгу, которая давно уже стояла перед его внутренним взором, книгу, в которой ему хотелось осмыслить все то, что давно уже откладывалось в его душе.

3

Книга эта понемногу пишется, а тем временем, благополучно выполнив поручение, Мор возвращается домой. Благополучно потому, что в конце концов нидерландским купцам торговать шерстью нужно было ничуть не меньше, чем их английским коллегам.

Вскоре с подобным же поручением Мора отправят в Кале. И здесь тоже его обаяние, его широкий ум, дипломатические способности в немалой степени содействуют успеху переговоров. Имя его становится все более широко известным. Впрочем, сам он в одном из писем к Эразму не без некоторой горечи признается: «Быть послом мне никогда особенно не нравилось. Для нас мирян, это далеко не так просто, как для вас, священнослужителей, не имеющих ни жен, ни детей… Когда мы, хотя бы на короткий срок, вынуждены уезжать из дома, наши сердца полны желанием вернуться обратно в семью. К тому же, когда мирянин, в данном случае я, уезжает, он должен жить на два дома…»

Правда, король предложил ему пенсию в компенсацию понесенных убытков. Но Мор отказывается от нее. Он не хочет потерять из-за этого доверие своих сограждан. Ведь если бы между ними и Генрихом возникли какие-либо недоразумения, говорит он, то горожане могли бы отнестись к нему, Мору, с недоверием, раз он обязан королю благодарностью за ежегодную пенсию.

…За те семь лет, что прошли со времени начала царствования Генриха, кое-что уже прояснилось в личности короля и в его политике. Расходы на войны, бесконечное строительство дворцов (в общей сложности он их построит пятьдесят). Подделка монеты (уже в первом году своего правления Генрих снизил содержание серебра в шиллинге со 142 до 138 граммов). Законы, направленные против неимущих.

4

В конце 1516 года в бельгийском городе Лувене, где в то время находился Эразм Роттердамский, вышла в свет написанная на латинском языке небольшая книга с пространным по обычаю того времени заглавием: «Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии».

Для людей, знавших греческий язык, было понятно, что утопия означает «несуществующее место». Впрочем, первоначально Мор назвал свой остров по-латыни Nusquama, что означало «Нигде».

Книга состояла из двух частей.

Вторая часть, в которой рассказывалось об острове и его государственном и общественном устройстве, была написана во время поездки во Фландрию. Первую часть он дописывал в Англии главным образом ночами, другого времени не было, скорее всего весной все того же 1516 года.

…А начиналась книга с того, что было на самом деле: его, Мора, послали наладить торговые отношена между Англией и Нидерландами. И вот, находясь во Фландрии, в Антверпене, он познакомился с лихим путешественником, немало повидавшим на своем веку, португальцем Рафаилом Гитлодеем.

В переводе – мы же знаем, Мор был склонен к шуткам – это имя означает «Рассказчик небылиц».

5

Познакомил его с Гитлодеем Эгидий. Произошло это однажды после обедни, когда Мор собирался вернуться в гостиницу. Тут-то он и увидел Эгидия, беседующего с иностранцем, близкого по летам к старости, с опаленным от зноя бородатым лицом, с плащом, небрежно свесившимся с плеча. Мор принял незнакомца за моряка.

Заметив Мора, Эгидий отвел его в сторону и спросил: «Ты видишь этого человека? Я собирался прям отсюда вести его к тебе… Нет никого на свете, кто мог бы рассказать столько историй о неведомых людях землях, а я знаю, что ты большой охотник послушать это…»

Так непринужденно, при полном соблюдении правд подобных обстоятельств начинается книга, которой суждено будет стать одной из самых значительных в истории человечества.

«Золотая книга» назвал ее сам Мор. Нужно отдать ему справедливость: он не ошибся.

6

Итак, быль или небыль? Мор старательно уверяет: быль. И в самом деле, разве не известно образованным людям в Европе (а для них, гуманистов и книгочиев, и пишет свою книгу Мор), что Америго Веспуччи – об этом читают уже повсюду – совершил четыре путешествия в страну, открытую Колумбом? Разве не могло так быть, что одним из его спутников в трех путешествиях был Гитлодей? И что последний приложил все старания, дабы добиться у Веспуччи разрешения остаться в крепости у мыса Кабо Фрио в Бразилии в числе остальных двадцати четырех человек? О том, что он там остались, любой желающий может прочитать в вышедшей в 1507 году книге Веспуччи Путешествия».

И разве не могло так случиться, что Гитлодей вместе с пятью товарищами объездил много стран? И напоследок удивительная случайность занесла его на Тапробану[1]1
  Остров, о котором рассказывали древние авторы, очевидно, следует отождествить с Цейлоном (А. В.).


[Закрыть], а отсюда в Калькут, гавань на юге Малабарского побережья, которую Васко де Гама достиг в мае 1498 го да? И что там Гитлодей встретил корабли португальцев и вернулся на родину?

Немного странный путь? Но, во-первых, не забывайте, идет лишь 1516 год и многое еще просто неизвестно. А во-вторых, так ли уж это все важно? Названы новые страны и давно известные тоже. Сказано об удивительной случайности – все звучит достаточно правдоподобно. Мало ли еще более невероятных историй поведали в ту пору, в том числе и в Англии, моряки, возвращавшиеся из самых разных стран?

Гораздо важнее другое – и тут в книге, начатой как приключенческий роман (ведь Гитлодей совершил кругосветное путешествие до Магеллана), начинают звучать серьезные ноты: знакомство с теми мудрыми порядками, которые во время своих странствий видел Гитлодей. Ибо на всякого рода чудовищ – будь то гарпии с лицом девушки, телом коршуна и огромными когтями или еще что-либо в этом роде – «можно наткнуться почти повсюду, а граждан, воспитанных в здравых и разумных правилах, нельзя найти где угодно».

О эта моровская ирония! Это умение как бы мимоходом, в одной лишь фразе передать очень глубокую мысль. И одновременно дать соответствующий настрой читателю.

Вы ищете в книге развлечений и необыкновенных приключений? Что ж, они будут. Но, читатель, будь внимателен, речь-то идет о делах куда более важных!

Правда, ответственность за все написанное несет не Томас Мор. Он всего лишь пересказчик.

7

Во вступлении к книге Мор лукаво заметит: если бы ему пришлось все придумывать самому, то «обдумывание материала и его планировка потребовали бы немалого таланта, некоторой доли учености и известного количества времени». А эта задача, с которой он явно бы не справился: «не хватило бы ни времени, ни усердия».

Впрочем, со временем у Мора действительно плохо… «Постоянно приходится мне то возиться с судебными процессами (одни я веду, другие слушаю, третьи заканчиваю в качестве посредника, четвертые прекращаю на правах судьи), то посещать одних людей по чувству долга, других – по делам. И вот, пожертвовав вне дома другим почти весь день, я остаток его отдаю своим близким». Не без горечи он добавляет: «А себе, то есть литературе, не оставляю ничего».

«Себе, то есть литературе»! Знаменательное признание. Значит, вот в чем видит главное в своей деятельности Томас Мор!

8

…В «Похвальном слове Глупости», Эразм предоставляет трибуну мадам Глупости. Мор предоставляет слово Гитлодею.

Правда, иногда в беседе принимают участие и Эгидий, и он сам, и другие реально существующие или выдуманные персонажи. Но главным образом для того, чтобы время от времени возражать Гитлодею.

Это тоже входит в игру. Иногда нужно кое-что и возразить. Для того чтобы получше запомнилось то, что утверждается.

9

А утверждается в книге многое.

Это в уста Гитлодея вкладывает Мор жесточайшую критику порядков в современной ему Англии (да и в Англии ли только!), правдивую до мельчайших деталей. Он говорит о ненасытной алчности богачей, о том, что страна наводнена знатью, которая, подобно трутням, живет трудами других. Выступает против бездельников – телохранителей аристократов, заявляя, что «мне отнюдь не представляет полезным для государства содержать на случай войны, которой у вас никогда не будет без вашего желания, беспредельную толпу людей такого рода; они вредят миру, о котором, во всяком случае, надо заботиться гораздо больше, чем о войне». Это Мор дает возможность Гитлодею произнести знаменитые слова об овцах, которые «обычно такие кроткие, довольные очень немногим, теперь, говорят, стали такими прожорливыми и неукротимыми, что поедают даже людей, разоряют и опустошают поля, дома и города».

«Кормите меньше дармоедов! – восклицает Гитлодей. – Обуздайте своеволие богачей! Прекратите попрание справедливости! Прекратите уничтожение людей… Человеческую жизнь невозможно уравновесить всеми благами мира».

Выступая против захватнических войн, он едко замечает: «И одно французское королевство (нельзя же все время говорить только об Англии, умный читатель и так поймет, что хочет сказать автор) слишком велико, чтобы им мог надлежаще управлять один человек».

10

Томас Мор недаром получил юридическое образование. Его обвинительная речь становится все более резкой, все более грозной. Короли? Они «охотнее отдают свое время военным наукам, чем деяниям мира, и гораздо более заботятся о том, как бы законными и незаконными путями приобрести себе готовые царства, нежели о том, как надлежаще управлять приобретенным». Они окружают себя льстивыми и корыстными советниками, которые думают только о том, как бы побольше соков высосать из населения.

Священнослужители? «Какую огромную и какую праздную толпу представляют священники и так называемые чернецы!»

Монахи? Они-то «и есть главные бродяги».

Зато с какой искренней скорбью говорит Мор об участи простых людей, постоянной нужде большинства населения Англии!

Гитлодей, видимо, был человек наблюдательный. И справедливый. Недаром, рассуждая об английских уголовных законах, о тех зверских наказаниях, которым подвергает правительство превращенных в воров разоренных крестьян и ремесленников, он заявляет: «Нельзя наказывать людей за проступки, являющиеся следствиями тех невыносимых условий, в которые они поставлены существующими в государстве порядками».