Текст книги "Жанна д'Арк. 3-е изд."

Автор книги: Анатолий Левандовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Предчувствие не обмануло Жанну. В то время когда она заканчивала скромный ужин, в дверь постучали. Вошел дворянин, не пожелавший назвать своего имени. Он заявил, что прислан по поручению совета.

– Капитаны уверены, что только милостью Божией одержана эта победа. Но теперь англичане знают о малочисленности французских войск. Поскольку город полон продовольствия, армия сможет отлично продержаться, дожидаясь помощи от короля. Поэтому совет считает излишним предпринимать наступление в ближайшее время.

Жанна остолбенела. Кусок застрял у нее в горле. Прошло некоторое время, прежде чем девушка обрела дар речи.

Так вот оно что! Господа хотят все загубить! По злобе на то, что Жанна разоблачила их преступный план и вырвала из их рук руководство, они готовы пойти на измену, на страшное преступление перед страной и народом!

И аргументы-то каковы! Малочисленность французских войск! Но ведь французская армия вместе с силами горожан превышает годонов по крайней мере в два раза! Да, «город полон продовольствия»; значит, это продовольствие нужно все сожрать, значит, город нужно разорить, а бедняков пустить по миру? Прекрасная идея! Господа хотят «дожидаться помощи от короля». Но это чепуха! Какую помощь пришлет дофин, если здесь сейчас собрано все, что можно было собрать?! Зато через день-другой подойдут войска Фастольфа, и тогда все изменится. Тогда прощай, Турель, прощай, победа! Уж не этого ли ждут и желают господа капитаны?

Жанна берет себя в руки. Голос ее звучит спокойно и уверенно.

– Пойдите и скажите тем, кто вас послал: у них был свой совет, а у меня свой. Капитаны полагают, что вчерашняя победа одержана лишь Божией милостью? Так пусть они не сомневаются: эта милость продлится и впредь. А все попытки сорвать наступление не приведут ни к чему.

Ночь была суматошной.

Казалось, половина города страдала бессонницей. Не смущаясь темноты, люди сновали по улицам, перетаскивали продовольствие, фураж, боеприпасы. Башня святого Самсона раскрыла свои недра. Чего здесь только не было: снаряды и охапки стрел, ящики со свинцовыми пулями и бочонками пороха, пики, секиры, боевые палицы, фашины, пушки, луки, арбалеты и осадные лестницы! Все это волокли к пристани. Лодки, беспрестанно курсируя от одного берега к другому, перевозили тяжелые грузы.

А раннее утро принесло известие, поразившее громом: весь труд оказался напрасным. Благородные капитаны извещали, что наступление отменяется.

Что было делать? Куда идти? Горожане знали одно лишь место, где можно было получить совет, утешение, облегчение в горе: дом казначея Буше. Там жила Дева. Только Дева могла разрушить козни капитанов.

И люди пошли к Деве.

Жанна успокоила прибывших. То, что она наметила, будет выполнено. Штурм начнется сейчас же. Без промедления. Капитаны? Ну, это им не удастся!

Напрасно хозяйка умоляла девушку позавтракать, напрасно соблазняла ее только что принесенной свежей рыбой.

Жанна рассмеялась:

– Сохраните ее к вечеру. Я приведу с собой голодного годона, и он получит свою долю.

Уже спускаясь с лестницы, она прибавила:

– Вечером мы вернемся через мост.

Девушка еще раз окидывает взглядом поле боя. Шагов на сто – сто пятьдесят ровная местность, без единого кустика, без бугорка. Потом ров. За ним – высокая насыпь. За насыпью – деревянный настил. И только за настилом – Турель...

Прежде чем подойти к крепости, наступающие должны преодолеть три этапа.

Сначала – до спуска в ров. В это время осажденные простреливают равнину огнем своих батарей.

Второй этап – ров. Здесь еще хуже. Враг бьет на близком расстоянии, как по мишени.

Наконец – насыпь. Это труднее всего. Насыпь очень крутая. Нужно поставить лестницы и взобраться наверх. А в это время тебя будут осыпать стрелами и камнями, поливать кипятком, растопленной смолой и кипящим маслом...

Да, это потруднее, чем Сен-Лу или Огюстен. Турель внушает трепет, кажется неприступной. Орлеанцы хорошо помнят, что прямыми атаками англичане взять ее не смогли.

И все же взять ее можно!

Наступающие подавляют числом. Необходимы лишь смелость и слаженность действий. До тех пор пока вперед вырываются отдельные отряды, а остальные, большинство, стоят и ждут, толку не будет. Надо, чтобы все ударили дружно и одновременно. Кроме того, надо, чтобы люди поняли сложность положения Турели. Ведь крепость находится меж двух огней: между наступающими и городом. В Орлеане осталась часть ополчения и почти вся артиллерия. Орлеанцы внимательно следят за левым берегом. Как только начнется общий штурм, они ударят с противоположной стороны. Этого двойного удара годоны наверняка не выдержат.

Девушка обходит ряды, пытается вселить бодрость в солдат. Она уговаривает рыцарей и начальников городских сил. Ее слушают, ее понимают.

Но нужно показать пример.

Нужно воодушевить этих людей, нужно наглядно убедить их, что стрелы и пули для храбрых не так уж страшны. Жанна берет на плечо осадную лестницу:

– Кто меня любит, за мной!

Она не оглядывается, но чувствует, что за ней идут, потом бегут.

– Вперед!

Вот и ров. Вот и насыпь. Еще одно усилие... Приставив лестницу, Жанна опускает ногу на первую ступеньку.

В этот момент стрела вонзается ей в тело, угодив точно в щель между правым наплечником и панцирем.

От резкого толчка девушка теряет равновесие и падает на руки подбежавших солдат.

...Она лежит на траве. Рядом валяются латы. Над ней – верный Мюго, Паскерель и д'Олон. Кругом солдаты, рыцари, ополченцы. Она горько плачет, плачет навзрыд, по-женски. От боли? Нет, хотя очень больно: стрела вошла в плечо на пол-ладони. Девушка плачет от досады, от огорчения, от страха, что сорван штурм, сорван из-за нее.

И как произошло все это? Ведь еще минута, и французы были бы наверху! Задние ряды тотчас бы подтянулись, а из Орлеана ударили пушки! И тогда конец годонам!

Но после того как она упала, наступление захлебнулось. Ее вынесли из боя, а солдаты и рыцари побежали прочь от Турели.

И вот теперь, лежа здесь, она слышит, что говорят. Ктото из капитанов рассказывает, как ободрились англичане. Еще бы! Они считают ее ведьмой, а ведь известно, что ведьма, потерявшая часть крови, теряет и свою силу.

Такого Жанна не может слушать. Она опирается на левую руку и садится. Слезы высыхают. Схватив торчащий обломок стрелы и морщась от боли, она быстрым рывком выдергивает его из раны. Кто-то из солдат предлагает заговорить кровь. Но Жанна отказывается. Бывалые воины приготовляют тампон из тряпки, пропитывают его смесью сала и оливкового масла и накладывают на рану. Кровь удается остановить. Тогда плечо тщательно перевязывают.

И вот она уже на ногах. Она приказывает надеть на себя латы и шлем. Она должна немедленно вернуться в строй. Наступление будет продолжено!

Капитаны не верят глазам. Гокур жадно глотает воздух. Дюнуа силится улыбнуться. Ла Гир одобрительно кивает.

К девушке подходит монсеньор Батар.

Сегодня она проявила величайший героизм – он поздравляет ее от всего сердца. Все ею восхищены. Все поражены ее мужеством, выносливостью, презрением к смерти. Но не достаточно ли для одного раза? Пусть она обратит взор на положение солнца: через два-три часа начнутся сумерки. А она едва держится на ногах, люди устали и проголодались – нельзя забывать, что многие из них провели ночь без сна. Поэтому он, Дюнуа, отдал распоряжение трубить отход. Надо отвести людей в Орлеан и дать им отдых. Штурм можно будет продолжить завтра, послезавтра или в иной подходящий день. Во всяком случае, утро вечера мудренее.

Пока Дюнуа говорит, Жанна вслушивается и действительно слышит звук рога. Да, трубят отход! Мучения, страдания, кровь, пролитая в этот день, бесполезны. Мертвые не отомщены! Дело не сделано!

Нет, лучше она погибнет, но этого не допустит! Все готово, люди прониклись стремлением завершить начатое, и они завершат, что бы ни говорили монсеньор Батар и другие господа!

Ничего не ответив Дюнуа, Жанна кидается к трубачу и хватает его за руку:

– Остановись! Подожди! Мне нужно сказать два слова людям!

Потом оборачивается к рядам усталых воинов:

– Во имя Божие, вы скоро войдете в крепость! Еще одно усилие! Не бойтесь ничего: англичане вас не одолеют. Смотрите! Они выбились из сил! У них на исходе порох и ядра! Их орудия молчат! Их пули не долетают до вас!

Она говорит, а сама думает о словах Дюнуа. О, во многом он прав, девушка знает это. Конечно, люди измучились. Конечно, они голодны. Но отдыхать они будут завтра. А сейчас нужно завершить начатое!

Жалость все же подступает к горлу. Девушка заканчивает свою маленькую речь тихим голосом:

– А теперь отдохните немного. Время еще не ушло. Съешьте и выпейте чего-нибудь...

И снова начался приступ. Люди шли вперед молча. Сопротивление англичан к вечеру действительно ослабело. У них кончались боеприпасы. Выстрелы делались изредка, неуверенными руками.

До рва добрались беспрепятственно. Остановились. У врагов было мало пуль и ядер, но у них могли оказаться в избытке камни и горячая смола.

Надо преодолеть последние препятствия. Путь должно указать знамя Девы.

Из рядов выходит рыцарь. Это д'Олон. Он быстро спускается в ров. За ним следует солдат, несущий знамя.

Жанна оборачивается к бойцам:

– Следите за знаменем и скажите, когда полотнище коснется насыпи!

Тысячи глаз напряженно следят за двумя отважными.

– Жанна! Полотнище коснулось насыпи!

– Тогда без страха вперед! Все это принадлежит вам! Будто поток сорвался с горы. Людская лавина, орущая и неудержимая, захлестнула ров. Сотни людей облепили насыпь.

Что это?.. Ни камней, ни смолы! Годоны не выдержали! Они покинули насыпь и в беспорядке устремились к настилу. Многие с ужасом указывали на Деву, фигура которой резко выделялась на гребне вала.

– Чародейка жива! Хотя она потеряла кровь, ее волшебная сила сохранилась!

В этот момент со стороны города раздался залп. Орлеан приветствовал наступавших...

Со своего наблюдательного пункта Жанна видела все. Это уже не было сражением – это было побоище. Полный и окончательный разгром.

Пока годоны, отстреливаясь, отходили к настилу, чтобы уйти в Турель, орлеанцы устремились к крепости со стороны города. Через разрушенные пролеты были переброшены бревна, и по ним сотни ополченцев перебрались на захваченную англичанами часть моста.

Горожане подожгли барку, нагруженную маслом, смолой и паклей. Этот пылающий снаряд был подведен по течению реки точно под настил, соединявший берег с Турелью.

Прежде чем англичане поняли, в чем дело, доски и стропила моста загорелись.

Тут годонов охватила паника. Бросая оружие и топча друг друга, они неслись по горящему мосту. Многих настигали стрелы и пули, другие гибли в пламени или срывались в воду.

Несколько капитанов прикрывали бегство. Среди них был и знаменитый Вильям Гласдель, человек простого происхождения, завоевавший свой высокий чин жестокостью и отвагой. В его руке трепетало старое боевое знамя – свидетель минувших побед.

Жанне хорошо была видна площадка перед мостом.

Она не могла оторвать взгляда от жуткой картины, от суровых лиц людей, обреченных на страшную смерть. Девушку волновали противоречивые чувства...

Пропустив последних беглецов, английские капитаны вступили на мост. Они шли, гордо подняв головы, в сплошном море огня. Гласдель замыкал шествие...

Жанна громко закричала:

– Гласдель, остановись! Ты осыпал меня оскорблениями, но мне жаль тебя и твоих людей! Сдавайтесь, пока не поздно, иначе вы все погибли!

Гласдель обернулся и с ненавистью посмотрел на Деву.

В этот момент стропила догорели и настил рухнул.

Гласдель и другие капитаны нашли свою смерть на дне Луары.

Битва кончилась в шесть часов вечера, задолго до наступления сумерек.

Шестьсот англичан, которым удалось прорваться к Турели, встретили здесь мужественных орлеанцев, перебравшихся через восстановленные пролеты моста. Завязалась рукопашная схватка. Она была недолгой. Четыреста годонов пали, остальные сдались на милость горожан.

В десять часов при свете факелов Жанна, как и предсказывала утром, возвращалась в город через мост. Следом за девушкой шли капитаны. За ними двигались рыцари, стрелки, ополченцы и пленные.

Жанна плыла как во сне.

Она не могла ни переживать, ни радоваться. Все эти часы девушка держалась лишь невероятным усилием воли. Теперь силы иссякли. Голова горела, нога ныла, раненое плечо безумно болело.

Что происходит кругом? Что-то кричат, кого-то приветствуют... Тысячи счастливых, сияющих лиц, на глазах слезы...

И еще:

«Донн-донн, донн-донн, донн-донн...»

Почему звонят во всех церквах? Что за праздник сегодня?..

Ее привезли к Буше, раздели и уложили в постель. Старый врач развязал рану и нахмурился. Все плечо и грудь распухли и посинели. Тщательно промазав лекарством рваные края раны, старик сделал новую перевязку. Потом позвал хозяев и сказал, что девушке нужен полный покой. Лучше бы несколько дней не вставать. Латы, во всяком случае, надевать нельзя ни под каким видом.

Жанна всего этого не слыхала. Она погрузилась в сон, похожий на смерть, поглощавший, как черная бездонная пропасть.

И лишь где-то в самой глубине сознания легким пульсом чуть-чуть отдавали равномерные непрекращающиеся толчки: «Донн-донн, донн-донн, донн-донн...»

Это были колокола, не смолкавшие в славном городе Орлеане в течение всей ночи с 7 на 8 мая.

Глава 7
ОРЛЕАНСКАЯ ДЕВА

Колокольный звон был хорошо слышен и в лагере Толбота, в бастилии Сен-Лоранс.

Невеселым был совет английских капитанов. Последние дни дозорные не покидали вышек. Сам Толбот почти непрерывно вел наблюдение.

Несколько раз он едва не отдал команду о построении войск и выводе их из крепости для подмоги бойцам Турели.

Но этой команды он так и не отдал.

Толбот был достаточно умен и опытен.

Он приблизительно представлял силы врага.

Он знал, что Турели ему не спасти, а остатки его армии неизбежно погибнут.

И он надеялся лишь на чудо или на внезапный приход Фастольфа. Но чуда не произошло. Фастольф тоже не явился. Все закончилось так, как и должно было закончиться.

И теперь на ночном совете стоял один-единственный вопрос: что делать дальше?

Ответ предрешили события двух последних дней. Осада Орлеана кончилась. Осаждающие превратились в осажденных. Если бы завтра французы попытались с последними правобережными укреплениями проделать то же, что проделали с левым берегом, английская армия была бы уничтожена.

Значит, надо уходить.

И Толбот решил уходить.

Колокольный звон продолжался и на следующее утро. Он не прекратился в течение всего дня 8 мая. Этому воскресному дню предстояло стать днем великого праздника.

Рано утром дозорные с городских башен отметили небывалое событие. Англичане вышли из своих крепостей и начали строиться в полки. Над каждым полком развевалось знамя. Все это имело весьма торжественный и зловещий вид.

Горожане всполошились. По улицам вновь побежали вооруженные люди. Уж не собираются ли годоны штурмовать город?

Кое-кто, ожидая сражения, потирал руки. Эта схватка обещала быть легкой, не то что борьба за Турель! Здесь, в чистом поле, обладая численным превосходством, капитаны рассчитывали нанести англичанам урон и захватить богатых пленников.

Маршал Буссак первым вывел свои отряды из города. Вслед за ним вышли и другие капитаны. Наконец появилась Жанна.

Девушка была бледна, но держалась уверенно. Вместо лат на ней была легкая кольчуга.

Солдаты тотчас же бросились к своему обожаемому полководцу. На нее смотрели как на оракула.

Один из рыцарей спросил, можно ли им сражаться в воскресенье.

Жанна улыбнулась:

– Еще неизвестно, будет ли нужда в сражении. Эти слова многим показались загадочными.

Но загадочного в них ничего не было. Ясно представляя обстановку, Жанна почти не сомневалась, что годоны не вступят в бой. Где им теперь решиться!.. Они думают лишь о том, чтобы уйти.

И пусть уходят.

Пусть кровопролитное сражение не омрачит этого праздничного дня.

И она пояснила свои мысли:

– Вам не следует начинать боевых действий. Не нападайте на англичан, но если нападут они – защищайтесь с отвагой. Не бойтесь ничего, и вы снова одержите победу.

Священники пропели псалмы. Войска годонов продолжали стоять. Вдруг Жанна заметила среди них движение.

– Следите за годонами! – крикнула она дозорным. – И скажите, стоят они к нам лицом или спиной?

Ей ответили, что годоны повернулись спиной и уходят прочь.

Простояв около часа, чтобы отступление не слишком походило на бегство, англичане развернулись походным строем и пошли на запад. Ла Гир и де Лоре с сотней всадников бросились за ними – проследить, какой дорогой они движутся.

Англичане шли по дороге в Менг.

– Господу неугодно, чтобы сегодня сражались, – сказала Жанна. – Вы схватитесь с ними в следующий раз.

Солдаты, крестьяне и горожане толпами хлынули в укрепления, брошенные англичанами.

И все же оказалось, что уход годонов был постыдным бегством. Они оставили весь свой нехитрый скарб, пушки, ядра, осадные приспособления. Они трусливо покинули раненых и больных товарищей, не захватив с собой и пленных французов.

Пленных освободили, пушки и ядра доставили в город, а укрепления разрушили.

По улицам Орлеана шли торжественные процессии, в храмах служили благодарственные молебны.

Отныне Орлеан свободен.

В войне наступал решительный перелом.

В этот же день французские капитаны собрались в доме канцлера Кузино на свой последний совет. Здесь были все: Дюнуа и Гокур, Буссак и Кулан, Гранвиль и де Лоре, Ла Гир, Сентрайль и множество других.

Забыли, как обычно, пригласить лишь Жанну.

Капитаны были в приподнятом настроении. Как-никак они оказались победителями! Они сняли осаду с Орлеана! Они изгнали англичан!

Де Гокур предложил составить адрес-реляцию французскому королю, дабы известить его о победе. Это предложение было встречено с восторгом. Текст адреса поручили редактировать Дюнуа. В его составлении приняли живейшее участие все капитаны.

Адрес сообщал Карлу VII о трудах и днях доблестных командиров, об их бессонных ночах и ратных заботах.

Адрес излагал существо и основные этапы победы, показывал роль в ней отдельных капитанов, особенно оттенив значение деятельности Дюнуа и Гокура.

Адрес пояснял, что победа была столь блестящей и полной лишь потому, что операции проводились по детально разработанному плану, составленному советом согласно предложению высокочтимого монсеньора Батара.

В адресе не забыли отметить, что основным условием, обеспечившим победу, была воля Божия, неизменно благосклонная к судьбам французов.

Адрес заканчивался изъявлением верноподданнических чувств господ капитанов к возлюбленному монарху. Капитаны обещали и впредь не щадить сил для блага престола и преуспевания благородного сословия.

Адрес был, несомненно, превосходным.

Эту мысль высказали все.

Но тут вдруг раздался робкий голос, принадлежавший отнюдь не робкому человеку. Капитан Ла Гир спросил: – Быть может, следовало бы упомянуть и о Деве?

У всех присутствующих вытянулись физиономии. Лицо почтенного де Гокура, напротив, сморщилось, как печеное яблоко.

Но монсеньор Батар, бывший воплощением рыцарственности и благородства, заметил, что, конечно, можно упомянуть и о Деве.

И о Деве упомянули.

Была предложена формулировка:

«В сражениях принимала участие и Дева...»

Монсеньор Батар в целях торжества справедливости предложил уточнить эту формулировку:

«В некоторых сражениях принимала участие и Дева...»

Это предложение было одобрено и утверждено.

Заседание совета объявили закрытым.

Перед уходом господин де Лоре подошел к славному Дюнуа, отличавшемуся превосходной памятью:

– Монсеньор, вы не можете сказать, сколько всего дней продолжалась осада Орлеана?

– Как же, мессир, могу: всего двести дней, то есть год без пяти месяцев и трех суток.

– А на какой день после прибытия Девы осада была снята? Дюнуа удивленно посмотрел на капитана:

– На девятый.

Де Лоре язвительно поблагодарил. Больше вопросов у него не имелось.

Но история и память внесли корректив в реляцию благородных капитанов.

День 8 мая сделался первым национальным праздником французского народа.

В городе Орлеане славный юбилей стали отмечать ежегодно. И героем этого юбилея, главным действующим лицом народного праздника оказался не Дюнуа, не де Гокур и не Карл VII. Им стала простая крестьянка Жанна, своей жалостью, отвагой, находчивостью и кровью спасшая родину в дни тяжелых испытаний.

И она вошла в века как Орлеанская дева.

Глава 8
КАМПАНИЯ НА ЛУАРЕ

Орлеанская победа всколыхнула всю страну. Не было города, деревни, глухого местечка, куда не проникла бы радостная весть. Население областей, занятых англичанами и бургундцами, ликовало не менее остальных французов. Шепотом передавали подробности, делились надеждами и чаяниями, тайно готовились к борьбе.

Французский народ поднимал голову.

События под Орлеаном разрушили молву о непобедимости врага.

Их, этих кровожадных годонов, перед которыми не могли устоять отборные рыцарские части, разбила и прогнала прочь простая крестьянка Жанна!

Их били, топили и жгли, рубили мечами, кололи пиками и сотнями брали в плен незнакомые с военным делом мужики, бедные ремесленники и подмастерья!

Значит, нечего падать духом. Надо усилить сопротивление. Надо идти вперед.

И вновь ожила партизанская борьба. Ее размах ошеломил союзников. Мало того что «лесные братья» контролировали дороги, громили зазевавшиеся отряды, захватывали обозы с продовольствием; кое-где, особенно в Нормандии, они успешно овладевали замками, городами и даже целыми районами.

Движение разрасталось вглубь и вширь.

Чтобы закрепить победу и подготовить поход на север – на Реймс и Париж, следовало прежде всего обезопасить среднее течение Луары, ликвидировать укрепления и гарнизоны англичан, разбросанные вдоль обоих берегов реки еще со времени покойного Солсбери. Нужно было очистить города Менг, Божанси, Жаржо, расположенные к западу и востоку от Орлеана. Представлялось также желательным предупредить приход давно ожидаемого войска Джона Фастольфа и не допустить объединения всех вражеских отрядов, вожди которых, несомненно, помышляли о реванше.

Жанна решила немедля отправиться к королю, чтобы добиться формирования новой армии.

Встреча состоялась близ Тура. Внешне она казалась сердечной. Карл VII снял шляпу перед молодой крестьянкой, обнял и расцеловал Жанну. Но деньги на содержание армии дать отказался. Его величество кое-как находил еще средства для подарков своим фаворитам, но совершенно не располагал ими для государственных и военных нужд...

Из Тура Жанна переехала в Селль-Берри, где начался сбор военных отрядов. Вскоре девушка убедилась, что создать новую армию можно будет и без королевской помощи.

Тысячи людей ждали сигнала.

И как только сигнал был дан, все они потянулись по различным дорогам и без дорог, по дремучим лесам и полноводным рекам – со всех концов многострадального Французского королевства.

Шли крестьяне, покинув оскуделую землю и развалившиеся лачуги.

Шли ремесленники, забросив ржавые инструменты и опустевшие мастерские.

Тащились на хромых клячах полунищие дворяне, заложив остатки имущества, чтобы купить панцирь и меч.

Все они направлялись к Деве.

К концу мая их собралось до двенадцати тысяч.

Новая армия была поистине народной. Она знала, за что ей предстояло бороться. Воины Девы не собирались тянуть и медлить по примеру благородных господ. Они были заинтересованы в быстром и решительном успехе.

В этой армии, построенной на началах строгой дисциплины, установились все лучшие традиции, которые Жанна еще в апреле старалась привить своим первым отрядам в Блуа.

Номинально армию возглавил герцог Алансонский. Но этот недалекий вельможа во всем полагался на Деву, веря в ее святость и ее счастье.

В начале июня освободительная армия покинула лагерь и двинулась по направлению к Жаржо, главной из крепостей англичан, остававшихся на Средней Луаре.

Когда капитан города граф Сеффолк узнал, какими силами располагают осаждающие, он приуныл.

В этих условиях о победе нечего было и помышлять. Трудно было надеяться и на то, чтобы город продержался до прихода подкреплений. Правда, Дева предложила англичанам оставить крепость и уходить. Это предложение было соблазнительным. Но гордый Сеффолк не удостоил мужичку ответом. Он уже подумывал о другом.

Что, если попросить у французов отсрочку? Он, Сеффолк, торжественно пообещает сдать город по истечении двух недель. Он заявит, что необходимо выработать и обсудить условия капитуляции – на все это нужно время. А кто осмелится не поверить его рыцарскому слову? Граф хорошо знал французских капитанов и их любовь к проволочкам.

Если бы Сеффолку удалось выговорить эти две недели, крепость была бы спасена. Фастольф, который уже вышел из Парижа, успел бы подойти, и французам пришлось бы тотчас снимать осаду, а то и сложить головы здесь, под Жаржо.

Но замыслам Сеффолка не суждено было осуществиться. Их сорвала неутомимая Дева.

Развернув знамя, Жанна быстро спустилась в ров. Дабы поднять боевой дух пехотинцев и рыцарей, девушка заставила герцога Алансонского следовать за собой. Но бедный герцог ни разу не бывал в подобных переделках. Храбро принимавший любое решение и мастерски державшийся на коне, он никогда не штурмовал крепостей в пешем строю, да еще в первых рядах.

– Вперед, милый герцог, вперед!..

Оглянувшись, Жанна с удивлением заметила, что принц не поспевает за ней.

Убедившись, что от ее «прекрасного герцога» проку не будет, девушка крикнула во весь голос:

– Удалитесь, мой герцог, удалитесь немедленно; не рискуйте своей драгоценной особой без нужды; не ждите, чтобы вас убили!

Герцог воспрянул духом и юркнул в сторону. Несколько человек, несших осадные лестницы, обогнали его и заслонили собой.

Жанна была у стены.

В это время сверху раздался крик. По приказу графа Сеффолка английский герольд извещал, что его господин хочет говорить с французским главнокомандующим. Благородный Сеффолк, видя в перспективе неизбежную гибель, соглашался очистить крепость и принять условия Девы. Слишком поздно!

Глашатая никто не слушал. Десяток лестниц был прислонен к стене.

Жанна быстро взбиралась наверх и была почти у цели, когда камень, брошенный с башни, ударил ее по голове. Девушка пошатнулась и упала в ров.

Единодушный крик ужаса пронесся над рядами осаждающих. Их героиня, их Дева убита!..

Но нет. Не так-то легко убить бесстрашную! Шлем предохранил ее, ослабив силу удара.

Возбужденная близкой победой, она вскочила и подняла над головой поникшее было знамя:

– Вперед, друзья, не отставайте! Англичане в ваших руках!

Годоны сновали туда и сюда, тщетно стараясь прорваться к мосту, который вывел бы их на правый берег. Французы гнались за ними по пятам, рубили их и кололи, а тех, кто был одет побогаче, захватывали в плен.

Вот рыцарь в блестящих латах пробился наконец к мосту. Это сам Сеффолк. Проклиная судьбу и несбывшиеся надежды, граф думает улизнуть.

Французский всадник нагоняет его, хватает коня за узду и предлагает графу немедленно сдаться.

Карта Сеффолка бита. Мутным взором оглядывается он вокруг. Нет, не уйти! Сзади нажимают другие. Мост оцеплен.

Какое унижение!.. Ему, благородному аристократу, одному из столпов английского престола, сдаться в плен какомуто прощелыге!

– Вы дворянин? – спрашивает Сеффолк.

– Да.

– Рыцарь?

– Нет.

Граф Сеффолк быстро посвящает француза в рыцари, после чего сдается ему с более легким сердцем.

Битва при Жаржо продолжалась три с половиной часа. Она стоила французам около двадцати воинов. Англичане потеряли пятьсот человек, не считая взятых в плен. Среди знатных пленников наряду с Сеффолком оказался и его брат Джон Пуль. Другой брат полководца утонул в реке.

Джон Фастольф, узнав об участи Жаржо, изменил маршрут.

Теперь вся Средняя Луара к востоку от Орлеана была свободна от англичан.

В последующие дни армия освобождения взяла менгский мост, соединявший берега Луары, и двинулась к Божанси.

В полдень 15 июня, когда войско Жанны стояло под Божанси, произошло знаменательное событие: прибыли два бретонских дворянина, сообщившие, что к осаждающим хочет присоединить свои силы сам господин коннетабль.

Артур де Ришмон, коннетабль Франции, был одним из наиболее мрачных персонажей эпохи.

Сын герцога Бретанского, де Ришмон получил от Карла VII меч коннетабля в 1424 году. Грубый и жадный вымогатель, черствый эгоист, не останавливающийся перед преступлением даже ради мелкой цели, де Ришмон был достойным соперником господина де Тремуйля, которого он приблизил к особе монарха и который затем вышвырнул его из королевских покоев.

Оказавшись против воли в оппозиции ко двору, де Ришмон сохранил, однако, свой высокий титул, а также надежду когда-нибудь отомстить шамбеллану. Как и большинство крупных феодалов, он действовал на свой страх и риск, поддерживая то арманьяков, то бургундцев.

Орлеанские события заинтересовали де Ришмона. Он понял, что былые успехи годонов пошли под уклон. Коннетабль решил сделать пробный шаг к примирению с Карлом VII. Это и привело его вместе с отборным рыцарским войском под Божанси.

Неожиданное прибытие опального коннетабля поставило капитанов в затруднительное положение. Многие из них были должниками де Тремуйля. Они хорошо знали о настроениях, господствовавших при дворе. Однако перспектива получения свежих рыцарских сил накануне штурма казалась весьма заманчивой.

Герцог Алансонский поначалу пришел в ярость и заявил посланцам, что если де Ришмон отважится подойти, то королевские войска и Дева вступят с ним в сражение.

Постепенно, впрочем, под давлением уговоров окружавших принц успокоился. Жанна также старалась его разубедить.

– Следует помогать друг другу, – сказала она.

Герцог, как обычно, послушал девушку и, сопровождаемый ею, выехал навстречу коннетаблю.

Вскоре они увидели отряд всадников, впереди которого находился маленький смуглый человек с толстыми губами и угрюмым выражением лица.

Не уделив ни малейшего внимания герцогу, де Ришмон прямо обратился к Деве:

– Жанна, мне сказали, что вы хотите сражаться против меня. Я не знаю, являетесь ли вы посланницей Божьей. Если да, то мне нечего бояться, ибо я исполняю Божью волю. Если же вы посланы дьяволом, то я опасаюсь вас еще меньше.

Говоривший эти слова действительно не боялся дьявола и усердно исполнял «Божью волю». По его распоряжениям в разных местах и в разное время было сожжено немало людей, обвиненных в колдовстве и ереси.

Жанна ответила коннетаблю сдержанно и просто:

– Монсеньор, вы явились сюда не по моей воле, но раз уж вы пришли, то добро пожаловать!

Условия капитуляции Божанси были мягкие. С англичан взяли слово, что они в течение десяти дней не станут браться за оружие, после чего им дали уйти, захватив с собой лошадей и часть личного имущества.