Текст книги "Происшествия. Фантастика. Фронтовые и исторические хроники"

Автор книги: Анатолий Музис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Анатолий Музис, Виктор Музис
Происшествия. Фантастика. Фронтовые и исторические хроники

ГЕОЛОГИ О СЕБЕ

Если заблудился

Его прислали мне то ли не зная, в какой отряд послать, то ли на исправление. До этого он поработал с месяц у Надежды Булавиной в геофизическом отряде, показав себя полностью непригодным к их работам. Так бывает. Когда сам себе рабочих подбираешь, то присматриваешься, часто у человека «на лбу написано», работник он или лоботряс. А вот когда тебя нет, начальник может взять абы кого и отправить к тебе в отряд -«на тебе боже, что нам негоже».

Там план. Там некогда «тянуться». Они для простоты, облегчения и ускорения работ профиля-просеки для магнитки не рубили – просто ставили затесы на деревьях. Для измерения расстояния и расстановки колышков-пикетов к поясу впереди идущего (с топориком) привязывали провод-шнур требуемой длины, а показания магнитометра снимались на пикетах сразу, без установки треноги – благо, новые приборы позволяли.

В общем – темп, темп и темп… А он… про таких говорят – «олух царя небесного». Ходил медленно, топор доверить страшновато – руки не оттуда растут, откуда положено, еще покалечится. Все лето в телогрейке и шапке ушанке. Этакий неказистый мужичок.

А у меня – иди сзади, неси рюкзак с лотком и лопату на коротком черенке. Выкопать закопушку на склоне, набрать материала в пробный мешок, снести к ручью или набрать материала на ручье для промывки – дело нехитрое. Промывал я сам, мне это в удовольствие, да и быстрее и лучше сделаю. Недаром мне в начале работ поручали обучение новичков шлиховому делу. Ходил он медленно, отставал – так мне быстрый темп и не нужен, приноровлюсь, а если «оторвусь», то и подожду.

За день в маршруте он утомлял, но, поселив его в палатку с вездеходчиком, я хоть вечером отдыхал от его занудства, а они как-то ладили, я даже удивлялся.

Передвигались мы на стареньком послужившем вездеходе ГАЗ-47 и как-то встали на речной галечниковой косе. Речка в этом месте делала узкую вытянутую петлю-меандру, подходя вплотную к склону и тут же отходя от него. Склон был густо залесен лиственницей и кустарником, но в нижней части шла тропинка. Речку с тропинки было не видно и стоянку нашу на петле-меандре можно было легко проскочить. Хотя в километре выше по течению впадали два ручейка со рвами в приустьевой части – не проскочишь и ориентир отличный. А ниже в паре километрах, вообще слияние с правой составляющей – еще более заметный ориентир.

С этой стоянки мы совершили два маршрута. В первый день вверх по течению речки, отшлиховав оба притока-рва и дальше, на второй день – вниз по течению до слияния речки с правой составляющей. Отмыли приустьевые части речек и ниже слияния и прошли вверх по правой составляющей до ее крупного притока. На обратном пути к лагерю, чтобы немного сократить дорогу, прошли склоном и вышли на тропинку. Напарник, как всегда, отставал и, подойдя к месту, где надо было уходить с тропинки на реку, я не стал его ждать.

Я поступил глупо! Но мне хотелось подстегнуть его, чтобы он шевелился порезвее, а не плелся еле-еле.

Через 5–10 минут я забеспокоился. Что-то он запаздывал… Поняв, что он проскочил спуск к реке, подошел к вездеходу и ударил несколько раз кувалдой по приваренной к бамперу рельсе. Звонкий громкий звук разлился в тишине… Через минуту стал стучать опять и пару раз выстрелил из карабина вверх.

Тишина… Видно, шапку на уши нахлобучил. Я продолжал стучать, не веря, что такой звук можно не слышать. Тишина…

Ладно, – подумал я, – блудить тут негде. Выше – притоки-рвы, в которых мы ковырялись вчера, ниже – нас отсекала правая составляющая речки, куда мы ходили с утра. Слева склон, справа русло. На тропе, уже истоптанной нами за два дня, наши следы. Как не плутай, а заблудиться негде. Побродишь, побродишь, но к речке в любом случае выйдешь… Но по вездеходу я продолжал периодически стучать.

Вечерело. Ночи светлые, заполярные… Не темные… Можно бродить всю ночь, если мозгов нет… Он курящий, значит, спички есть… Есть котелок, кружки. чай, остатки сахара-рафинада. Рюкзак, телогрейка, шапка-ушанка, совковая лопата с коротким черенком и обрубленная по краям. Коряг и веток везде полно, при желании можно даже нехитрый шалашик на ночь соорудить – погода не из ясных, с изморосью, но у костра не замерзнешь.

Я помнил случай на Колыме, как, неожиданно для себя, мы с вездеходчиком легко переночевали у костра, не доехав немного до палатки – стемнело так (был, видимо, конец августа), что за светлым пятном костра было хоть «глаз коли» и дров толком не наберешь. А ночи стояли уже холодные, температура отрицательная и снегу по колено. Я прикрыл брезентиком пару бревнышек и полудремал на них лицом к костру…

Первое правило, если потеряешься, постоянно говорили мы новичкам, сиди на месте и жди, тебя найдут, мы найдем… Еще лучше, если разведешь костер. С дровами проблем нет, полно сухостоя, коряг и веток. Сиди у огня и грейся… Хоть и заморосило, но он в телогрейке и шапке. Да и тропа, вот же она, под ногами, куда с нее уйдешь… Ну, сообрази, что нужно выйти на речку…

Решили с вездеходчиком – если к утру не выйдет, пойдем искать.

К утру он не вышел…

Коля Десятерик как-то рассказал о случае в партии Алешко, о технике, который ушел в маршрут с рабочим, а вечером пришел без него – потерял. Ему дали второго и утром послали искать пропавшего. Вечером он пришел на лагерь и сообщил, что и второго потерял. Тут уж вся партия всем составом кинулась на поиски.

Искали несколько дней… Безрезультатно… Вызвали вертолет! Одного обнаружили аж за пределами района работ партии, шагал непонятно куда… Второго нашли случайно недалеко от лагеря партии, он прятался в кустах стланика и говорил: – Какие-то солдаты вокруг, танки… Это он о искавших его, они же в зеленом, а танки – это вездеходы… Короче, «крыша» у парня поехала… Отправили в больницу, в психушку…

У моего «крыша» поехать не могла – мозгов-то нет.

Сначала мы прошли вверх по тропе несколько километров и выйдя к реке, прошли по косам к лагерю. Нигде никаких следов. Периодически я бил по рельсе…

Где же он?

На второй день пошли по тропе вниз по реке до развилки, поднялись по правой составляющей и вернулись к лагерю по склону, огибая его, ища следы и периодически крича:

– Э-э-ге-гей!.. Э-э-ге-гей!..

Ни звука в ответ… Если с ним что-то случилось и он лежит и не может двинуться, можно пройти рядом и ничего не заметить… В месте спуска от тропы к речке я повесил на кустах белые шламовые мешочки с записками, что здесь надо спускаться к речке. Надо бы было это сразу сделать, но ведь всего два маршрута было запланировано… «Знать бы, где упадешь, соломки бы подстелил…» – говорится в поговорке.

У одной сотрудницы нашей экспедиции пропал в одиночном маршруте сын, работающий в Нюрбинской экспедиции. Там еще практиковались одиночные маршруты, как в 50-е годы. У нас они были строго запрещены. Его искали, но так и не нашли…

Вечером попытался выйти на связь, чтобы вызвать «аварийно-спасательный», но по рации шли сплошные разряды – было «непрохождение…»

Утром третьего дня, как он пропал, решили подняться на склон на вершину сопки и попытаться сверху рассмотреть местность – может заметим хоть что-нибудь, хоть какой-нибудь дымок…

Вода в речке поднялась. В болотниках ее было уже не перебродить и мы переправились на небольшой оранжевой резиновой лодке 300-ке. Подтянув ее на склон, мы полезли вверх по склону к вершине. На середине склона наткнулись на вездеходный след, пересекающий склон наискось и уходящий от реки по направлению к ее правой составляющей. Я даже разглядел его на аэрофотоснимке. Поднявшись к вершине сопки мы оказались в таком же лесу, как и на склоне и я залез на лиственницу повыше. Сплошное зеленое «море» и никаких признаков дыма.

Я уже не знал, что делать и где искать…

Мы пошли вниз, по вездеходному следу прошли до тропы, а по тропе к месту спуска к речке, периодически крича:

Э-э-ге-гей!.. Э-э-ге-гей!..

Выйдя к месту переправы, где лежала лодка, мы ее не обнаружили…

– Плохо привязали, наверное, течением унесло, – подумал я. – Ничего, где-нибудь на перекате найдем…

Стали размышлять, перейти здесь или поискать брод пониже… Палатки и вездеход вот они, напротив…

И вдруг в палатке что-то звякнуло… У меня мгновенно ослабли ноги… Я аж сел… У меня как гора с плеч свалилась…

– Он пришел и ищет, что поесть, – подумал я. – Но где же лодка? Почему ее не видно на другом берегу?

– Э-гей! – закричали мы…

Он вышел из палатки и подошел к нам.

– Где лодка? – спросили мы.

– Сейчас, – ответил он.

Уйдя за поворот, он вышел с лодкой и приволок ее, зайдя в воду по колено. Кое-как переправился (буквально метров пять, он и с веслами не мог справиться). Мы подхватили лодку и переправились к лагерю.

– Ты где пропадал? – первым делом спросили его.

Он неопределенно махнул в сторону склона.

– Почему не сидел на месте?

– Я слышал, – ответил он, – если заблудишься, надо идти на солнышко!..

НУ, НЕ ИДИОТ?!.

Виктор Музис

2018 г.

= = = = = = = = = =

Трагический случай

Он был начальником геофизического отряда. До этого сезона работал с Мингазовым и был, как бы, его «серым кардиналом». По существу, говорят, правил в отряде он, а Мингазов больше занимался хозяйством.

Мингазов перебазировался на новый участок, а мне предложили продолжить его работы. Из хозяйства Мингазова оставили геофизический отряд и тяжелый буровой станок на основе трактора С-100.

Чтобы у нас не возникло разногласий, я еще в Москве откровенно предупредил ЕГО, что хочу попробовать силы (раз уж меня назначили старшим) в управлении большим отрядом, но «командовать», я надеюсь, мы будем вместе.

Но, видимо, его как-то задело, что не его назначили старшим и в поле я физически ощущал его косые взгляды и ухмылки. Неприятно, когда тебе «под руку» говорят с усмешкой «ну-ну!..».

Он был, как и многие, со своими «жуками в голове», но они были объяснимы – ну, хочется человеку чем-то выделиться: кодить с самодельной «клюкой» из лиственницы, курить трубку, ставить палатку подальше от всех… Но понять его ночевки у костерка, завернувшись в телогрейку, на пабереге Лены, тогда как мы ночевали в домиках поселка, я уже понять не мог. Считал это излишним выпендрежем.

Пол сезона мы отработали спокойно, если не считать, что у нас попеременно выходили из строя то вездеход, то моторная лодка, то что-нибудь с рабочими, то еще что. Но где-то в начале августа к нам прилетел старший геофизик Сергей Федоров – высокий спортивный белокурый малый. До назначения на новую должность, он работал с нами в одном коллективе, был нашим ровесником и мы были с ним на ты.

Он вставал рано и, любил заходить в палатки, предлагая:

– Давайте я у вас печку растоплю…

Растопку и дрова мы готовили загодя, они лежали рядом с печкой и затопить было делом привычным. Дрова начинали весело потрескивать, красноватые сполохи скакали по палатке и она наливалась теплом. В тепле мы уже легко вставали и выходили умываться, кто под умывальником согретой водой, кто на речке. Если Сергей не заходил, я выскакивал из мешка, замирая от утреннего холодка, забивал печку растопкой, поджигал бумажку и прыгал обратно в теплый спальник.

Прилетел Сергей, я думаю, не столько с контрольной проверкой – как идут дела, а просто облетал партии, чтобы не глотать поселковую пыль. В «поле» хорошо – воздух свежий, вода чистая, трава зеленая, ягель белый… Да и на кухонном столе – свежий хлеб, жареная рыба или уха, а то и что-нибудь мясное…

К его прилету я отнесся как к хорошо знакомому приятелю, а вот Добриян почему-то занервничал и стал поговаривать о сложностях работы, да как бы успеть все сделать, что было намечено, и что-то еще. Я же, чтобы его успокоить, предложил разбить отряд на отдельные спарки и развозить их по участкам, чтобы они не тратили время на пустые подходы. Снабжение их я брал на себя, а связь с ними Добриян держал по небольшим рациям на батарейках, типа современных радио-телефонов.

Тем не менее, какие-то претензии в свой адрес я слышал, и это было неприятно. Тем более, что я их не понимал и, поэтому, не воспринимал. Я привык решать вопросы, а не жаловаться…

В очередной сезон, мы с Геной Ивановым сплавлялись по Малой Куонамке и встали лагерем ниже «пикета» – пункта на «зимнике», где зимой в избушке шоферы-дальнобойщики могли погреться, попить чайку, приготовить поесть, переночевать. Несколько камазов, проплывая, мы видели на склоне – они не успели пройти по весне до поселка (зимник проходил по реке, а она стала вскрываться) и их загнали на склон оставив до осени.

Мы сидели вечером в палатке, балагурили, как вдруг по рации из отряда Мингазова затребовали вертолет (санрейс), сообщив, что у них «один смертельный». Мы притихли – это «ЧП» на всю экспедицию. Из подробностей услышали, что умер, видимо, отравившись чем-то, рабочий.

На следующий день передали, что в отряде «второй смертельный». Умер ОН. Прилетевший вертолет забрал погибших, врач опросил сотрудников и забрал и Мингазова, который чувствовал себя неважно. Из Оленька в Батагай ушла радиограмма о несчастном случае. Оттуда ответ – предупреждение о строгом соблюдении правил техники безопасности, проведении внеочередного инструктажа с занесением под роспись в журнал и отказа от консервов, дикого мяса и рыбы. Предварительное подозрение или на «сибирскую язву» или «ботулизм».

Что за чушь! Что за предупреждение об отказе от консервов – мы целый сезон ими питались. Конечно, нужно за ними следить и не употреблять, если какая банка вздуется… Но не ловить рыбу?.. – это уже перебор…

– Пойду хариуса наловлю на ужин, – сказал я Гене. – Сколько поймать?

– Штук 16-ть… – ответил он.

Хариус в этом месте был очень мелкий, но его было много, а нас четверо. Я вышел из палатки и тут же рядом с палаткой под перекатом на телескопическую удочку на небольшой тройничок с волосяной мушкой нахлыстом выловил 16 хариусов. Заброс – поклевка, заброс– поклевка… Сколько же его здесь?..

Как рассказывали потом очевидцы, Коля Твердунов, большой любитель карасей, ездил специально на озеро и ставил там сетку на них. И как-то принес с озера несколько карасей, бросив их возле кухонной палатки.

Повару и без этих карасей дела хватает: ему и встать надо раньше всех, и накормить всех, и хлеба напечь, и дров наколоть, и посуду помыть… Проверить сети и принести рыбу – это удовольствие, а не работа! Принес – почисти! У себя в отряде, когда мне досталось руководить большим отрядом, я в помощь повару всегда старался выделить человека-двух, а в обед он вообще отдыхал – прийти в столовую и налить себе чаю, взять кусок хлеба или разогреть, что осталось после завтрака, каждый мог самостоятельно. Дело нехитрое.

Короче, караси эти, никому не нужные, провалялись там дня три, пока ОН не заметил их и со словами: – Вы ничего не понимаете… – подобрал и, засолив, подвялил. А потом пригласил на «дегустацию» желающих. Народ, обычно любящий вяленую, почему-то не пошел, кроме двух рабочих и Мингазова., который за компанию только «ребрышко пожевал». А вот рабочий отпробовал и… помер. Очень быстро.

Вызвав вертолет, в отряде заспорили – от чего происшествие? Плохо стало только тем, кто был у НЕГО на приглашении. Решили, что, скорее всего, от карасей.

– Не может быть! – сказал ОН. – Этого не может быть!

И съел еще одного, чтобы доказать, что не в карасях дело. А к вечеру ему стало плохо, он стал слепнуть… и все…

Что за глупость? Что за упрямство? Что ты доказывал? Куда толкало твое – «Вы ничего не понимаете…". Толкало, толкало и дотолкнуло…

Казалось бы, очередная случайность? Но, когда посмотришь на все эти чудачества, невольно подумаешь – эти чудачества привели ЕГО к закономерности…

Похоронили его на поселковом кладбище, на высоком бугре…

Виктор Музис

2020 г.

= = = = = = = = = =

Прискорбный случай

(ЧЕЛОВЕКА В ТАЙГЕ ОСТАВИЛ)

В начале этого сезона мы с коллегой получили в поселке на Колыме шесть полудиких лошадей и переправляли их к месту полевых работ.

Сначала погоняли под грузом, приучая к вьюкам и седлу, затем перевезли по две лошади на АН-2 на полевой аэродром поселка Чокурдах на плоской вершине сопки, а потом поехали верхом к месту полевого лагеря партии.

Когда мы вышли на речку Березовка (на ней в стародавние времена был найден и вывезен в Санкт-Петербург скелет мамонта), по ней, для облегчения перегона, нами был предусмотрен сплав снаряжения на резиновой лодке 500-тке, которая предусмотрительно была взята нами в дорогу. А лошадей можно было перегонять без груза, пусть отдохнут. Так мы и сделали. Накачали лодку, загрузили вещами и продуктами, и я взялся за весла. А коллега и конюх, взяв моих лошадей, поехали вдоль реки вниз по течению.

Речка была неширокая и с глубокими плесами, но в отдельных местах, где течение убыстрялось на перекатах, были и небольшие завалы. Так, проплыв дня два-три, я, не успев увернуться, влетел в завал и напоролся кормой на какой-то сучок. Я тут же причалил к берегу и выгрузил на галечниковую косу вещи с кормы. Лодку я починил, поставив резиновую заплатку, но воды все-таки набралось прилично и кое-что намокло. И все бы ничего, но вода попала на рацию. Сплавившись дальше до встречи с Валентином, мы поставили палатку, а я разложил вещи для просушки. Утром я решил проверить работу рации (РПМСки) и подключил питание. Раздался хлопок… и мы остались без связи.

Нам оставалось пройти еще дней пять и без связи можно было и обойтись. Но и запаздывать не хотелось, чтобы Шульгина (начальник партии) не волновалась. И мы продолжили путь. Но через пару дней, на реку, мне навстречу, выехал из леса Валентин и сказал, что у него убежала лошадь. Его лошадь споткнулась, он слетел с седла, а когда поднялся, одна из вьючных чего-то испугалась и рванула в лес. Мы опять встали лагерем, поужинали и Валентин решил поехать ее поискать. Скорее всего она могла пойти обратно, на предыдущую стоянку. Так оно и оказалось и Валентин привел ее обратно.

Но тут нас удивил конюх! Часто при перегоне он подшучивал над нами, подкалывал, но мы не обращали на это внимания. А тут, вдруг, обвинив нас в специально созданном случае с потерей лошади, он ушел от нас выше по течению и стал рубить лес. Слышался только стук топора. Ночевать в палатку он не пришел. Валентин пошел выяснить, чего он задумал, но конюх разговаривать не стал.

Утром Валентин пошел посмотреть, что он там делает. Вернувшись, сказал: – Плот срубил. Я попытался с ним заговорить, но он отвернулся и разговаривать не стал.

Я парень горячий и терпеть не могу, когда меня ставят в какие-то нелепые ситуации… «Учить таких надо!» – подумал я.

– Мы можем без него обойтись? – спросил я Валентина.

– Да, можем, в принципе… – ответил он.

– Тогда поехали. Может за день и одумается.

Мы свернули палатку, сдули лодку и завьючили лошадей. Конюх проплыл мимо нас, отвернувшись.

Куда он плыл? К Северному Ледовитому океану? Только мы с Валентином знали, что далеко внизу есть поселок Березовка, который открыт был только в 50-х годах и жители-оленеводы до 50-х не знали, что такое Советская власть. У них был тогда князь и шаман. Сейчас там колхоз. Нелепая ситуация.

У нас оставался еще день перехода вдоль реки, а затем мы должны были уйти с реки на склон и идти дальше по водоразделам. День на раздумья у него еще был. Уговаривать я его не собирался. Может быть он рассчитывал, что нам без него не обойтись и мы пойдем к нему «на поклон»? Но для меня это было дело принципа. Да и ждать мы не могли – продукты кончались, связи не было и ожидание могло окончиться плачевно.

Мы протопали еще день вдоль реки и встали лагерем на косе на последнюю стоянку. Он к вечеру доплыл до нас и остановился метрах в ста выше. Утром мы соорудили большую треногу, сложили туда треть оставшихся продуктов и оставили записку, что мы уходим, что связи нет и чтобы он ждал на этом месте.

И мы ушли. А что нам оставалось делать? Уговаривать его? Тогда бы для него все закончилось бы благополучно: Шульгина его не уволила бы – слишком нелепо все. Я думаю, его и премии за сезон не лишили бы. И он бы считал, что он «в выигрыше».

Молодой я был, ершистый. Не знаю, как поступил бы сейчас…

Вечером, накануне последнего перехода, кинули в котелок половину последней банки говяжьей тушенки (крупы, хлеб и сахар закончились), похлебали супчику-жижицы и легли спать. Утром кинули в котелок последние полбанки тушенки, завьючились и тронулись в путь, надеясь в этот день дойти до лагеря Шульгиной.

До лагеря дошли без происшествий, только въехал я в него с совершенно разодранными на коленях о кустарник штанами.

Ребята мне на стол и вареную сгущенку, и не вареную выставили, и хлеба белого свежево полбуханки отрезали, и чаю сварганили – пей, ешь-нехочу, а мне, как, казалось бы, все бы ополовинил, а в рот не лезет. Видно, внутри, переживал все – и потерю лошади, и случай с рабочим, и поломку рации… Я ведь старший, я за все отвечаю.

Написали рапорта о случае с конюхом и вызвали аварийно-спасательный борт. Вертолет прилетел на следующий день. Прилетевший, воспользовавшийся этой оказией, Шарковский (главный геолог экспедиции, интересовавшийся планами Шульгиной), спросил у меня точку, где искать конюха. Я достал свою переснятую подпольно карту, он посмотрел на меня искоса и сказал: – Уничтожь!

Что и говорить, молодец мужик! Все понял сразу. И ни каких наставлений.

А конюха подобрали на том самом месте, где мы его оставили. Сидел на месте и ловил рыбу, благо крючки были. Вывезли его в Зырянку.

Виктор Музис

= = = = = = = = = =