Текст книги "Студёное море"

Автор книги: Анатолий Хитров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава третья
Первая любовь

1

Оленька была молода и ослепительно красива. Алексей Васильевич долго смотрел на смущенное, залитое румянцем девичье лицо.

– Вот ты какая стала, тебя и не узнать!

Подойдя почти вплотную, добавил:

– Ну, здравствуй, красавица!

Оля подняла голову и, преодолев смущение, смело посмотрела прямо ему в глаза. Алексей Васильевич вздрогнул и неожиданно для себя растерялся. Наступило неловкое молчание. Его сердце вдруг забилось, словно колокол при пожаре… «А была девочкой с косичками», – подумал он.

– Что же Вы стоите? Проходите, садитесь!

Оля, слегка присев, сделала красивый жест рукой в сторону стульев, стоящих у низенького резного столика. В этом жесте Алексей Васильевич почувствовал не только женскую грациозность, но и силу, покорился ей и как-то неуклюже, по-медвежьи, плюхнулся на стул с подлокотником. Оля, поправив шелковое платье, легко и непринужденно села рядом.

Снова наступило неловкое молчание.

– А мне рассказывали, что Вас там, в Мангазее, чуть медведь не задрал.

Оля лукаво посмотрела на Алексея.

– На охоте, – добавила она.

– Да, было дело. Однако Бог миловал! – Алексей Васильевич показал глубокий шрам на левой руке. – Свирепый медведь попался…

Оля наклонилась к Алексею Васильевичу и, рассматривая жесткие рубцы, нежно, одними лишь кончиками пальцев, погладила его руку.

– Наверное, очень было больно?

Алексей не ответил. От прикосновения её руки, как от вспышки молнии, он словно окаменел. Оля заметила это и, озорно поведя бровями, повторила свой вопрос.

– Ах да! – словно проснувшись от летаргического сна, тихо произнес Алексей Васильевич. – Кровь увидел и боль почувствовал только после того, как удалось вырваться из медвежьих объятий. Все произошло так быстро… Нож выручил. А то лежать бы мне в сырой земле на краю света.

– О, это ужасно! – Оля снова нежно погладила его руку. – Хорошо, что все обошлось благополучно.

Она глубоко вздохнула, низко опустила голову и уточнила:

– Хорошо… И не только для Вас!

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Мой дедушка Феодор Григорьевич часто говорил, что для русского человека нет ничего страшнее, чем умереть на чужбине! Вы, наверное, знаете, что он у нас вечный странник… Позапрошлым летом снова отправился бродить по святым местам и вот уже больше года живет на Соловках. Перед отъездом сказал: «Ждите, помирать непременно вернусь в свой родной Троице-Сергиев край!»

– Странно, но я тоже замечал, что многие старики будто чувствуют приближение своей смерти и загодя готовятся к ней.

Алексей Василевич на минуту задумался.

– Помню, я ещё мальчонком был… Мой дедушка, за две-три недели до смерти, сидя на завалинке дома и посматривая на тёплое яркое солнце, обнял меня, ласково потрепал за волосы и с грустью сказал: «Чую, Алёша, не дожить мне до лета. Уйду от вас с талой водой». И действительно, весной, в самый разгар половодья, его не стало… Тогда мне было чуть больше семи лет, но эти слова деда Егора запали мне в душу на всю жизнь.

Алексей Васильевич встал и подошел к окну. Оля тоже подошла к окну, но с другой стороны и, откинув белую кружевную занавеску, увидела чуть влажные голубые глаза Алексея. Она открыла форточку, и в комнату ворвался свежий воздух.

На дворе по всему чувствовалось приближение весны: солнце почти до самого основания вытопило свисавшие с крыши сосульки, серебром распушились на вербах почки, в голубом небе появились стаи журавлей. В такие весенние дни Оля любила смотреть из окна во двор, где жизнь текла своим чередом, всегда размеренно и неторопливо.

Старый пес Рябчик, названный так Олей за его рябоватый, серо-белый окрас шерсти, лежал на цепи около своей будки и, как всегда, тщательно обгладывал большую кость, крепко зажав её в лапах. Иногда он свирепо рычал, искоса поглядывая на кур, которые своим постоянным кудахтаньем явно раздражали его.

Рыжий кот Васька в своей излюбленной позе – вытянувшись во всю длину вдоль навеса – грелся на солнце и дремал. Иногда он шевелил ушами, чуть приоткрывал глаза и с любопытством наблюдал за стайкой воробьев, которые там внизу, почти под ним, весело чирикая, искали что-то в остатках сена, соломы и конского навоза. Были случаи, когда Васька, хорошо выспавшись, предпринимал попытки полакомиться свежим мясом. Сжавшись в комок, он стремительно прыгал в самый центр воробьиной стаи, но всегда безрезультатно: воробьи, как по команде, разом вспорхнув, улетали и с шумом рассаживались на верхушке вековой липы. Подождав немного, кот Васька нехотя залезал на крышу и, растянувшись вдоль навеса, снова засыпал.

Рядом с липой, под навесом сарая, огромными штабелями лежали березовые и ольховые поленья дров. С осени их заготовляли довольно много, и Оле всегда казалось, что дров хватит не на одну зиму. Но вот приходила весна, и от штабелей, как от ледяных сосулек, оставались лишь основания из двух-трех рядов.

За сараем, в глубине подворья, раскинулся скотный двор. Из окна он не был виден, но Оля знала, что и там жизнь текла своим чередом, и тоже всегда размеренно и не торопливо. Иногда оттуда легкий ветерок доносил слабый запах овчины, коровьего навоза, душистого сена и парного молока.

Алексей Васильевич отодвинул в сторону свою половину занавески, и на Олю упал целый сноп яркого света, мгновенно высветив красивый профиль её лица и стройную девичью фигуру. «О Боже, как она хороша! – снова подумал Алексей. – И эта белая кружевная занавеска… Как белое подвенечное платье!»

– Вам нравится весна? – неожиданно он спросил Олю, наперед зная, что ответ будет положительным.

Надо было как-то продолжить разговор, и Алексей ничего лучшего не придумал, как задать такой «глупый», по его мнению, вопрос. Но Оля этот вопрос поняла по-своему. Лицо её вспыхнуло, зарделось румянцем от нахлынувших чувств. Мысли, тесня друг друга, пытались тотчас же вырваться наружу. Оля сделала попытку найти в себе силы и несколько «усмирить» их, но не нашла и с восторгом сказала:

– О, весна – это зарождение новой жизни! Как её не любить! Весной все преображается – и природа и люди!

Немного подумав, она с улыбкой добавила:

– А самое главное для нас, весна вселяет радость и надежду. Не так ли?

– Так, конечно так, – тоже улыбаясь, подтвердил Алексей Васильевич.

– А на вашем севере весной тоже хорошо?

– Хорошо, очень даже хорошо! – Алексей Васильевич усмехнулся и, поглаживая усы, скороговоркой, как в детстве, произнес:

– А кто не верит, пусть проверит!

Не раздумывая, Оля выпалила:

– На проверку согласна, только, чур, вместе с Вами!

Ее глаза заблестели, она вся как-то преобразилась.

– Бабуля считает, что характером я вышла в дедушку Фёдора, а он, как Вы знаете, путешествовать страсть, как любит. Может быть, удастся увидеть его там, на Вашем севере. Вот было бы здорово!

Оля с надеждой, не отрываясь, смотрела на приятное, спокойное лицо Алексея Васильевича и в душе благодарила судьбу за то, что она свела её с этим человеком.

– А там, в Мангазее, Вы часто ходите по охотничьим тропам? – с тревогой в голосе спросила она.

– Всякое бывает! – Алексей Васильевич потеребил рукой бороду и с гордостью сказал:

– Этим и живем! Край дикий – северный! Зверья больше, чем людей. У нас, русских, испокон веков к охоте и рыбалке великая тяга была…

– Люблю сильных и смелых! – Оля с восхищением посмотрела на мощную фигуру Алексея Васильевича, отбросила назад занавеску и почти вплотную приблизилась к нему.

В это время в гостиную вошла Елизавета Петровна.

– Ах, вот вы где, голуби мои! А я вас повсюду ищу. Пора обедать! – Она понимающе посмотрела на молодежь. – Придется вам на время оставить этот уединенный уголок и присоединиться к нашему обществу.

За обедом Иван Данилович предложил недельки через две всей компанией съездить в Саввино-Сторожевский монастырь к игумену Владимиру, дальнему своему родственнику.

– Надо навестить старика, пока жив.

Все согласились. Особенно доволен был Иван Данилович, потому что с детства любил этот край земли русской, тишину его сосновых боров, прозрачную синь рек и озёр.

Вспоминая последнюю свою встречу с игуменом Владимиром, он сказал:

– Однажды тёплым летним вечером, после бани мы долго сидели на крыльце его большого бревенчатого дома и любовались красотой двух ярусных кокошников храма Успенья Богоматери, поставленного как «свеча на подсвечнике». Владимир, вытянув жилистые как у кузнечика ноги, вдруг расправил плечи, вдохнул в палую грудь свежего воздуха и, широко улыбаясь, по-детски прошамкал пухлыми губами: «О, Господи, красота-то какая! И помирать не хочется».

Конец дня прошел в воспоминаниях.

Марина Михайловна Дронова, бабушка Оли, угощая гостей чаем и вкусными пирогами с вишневым вареньем, приговаривала:

– Ешьте, пейте дорогие гости! Хорошо, что надумали приехать, навестить нас. Много гостей – много новостей!

Вечером, выбрав удобный момент, Оля пригласила Алексея Васильевича погулять, на что он моментально ответил согласием.

Сначала они направились в сад, потом, через некоторое время, вышли за калитку, спустились к реке и там, почти на самом краю села, долго смотрели, как мужики-плотники, не спеша, ставили большой рубленый дом. Все это время Оля так и светилась счастьем.

– Здесь, в этом доме, будет жить Аннушка – моя лучшая подруга. Скоро выходит замуж. Жених сватов присылал. Осенью свадьбу сыграют. Хотите приехать посмотреть?

Алексей Васильевич уклонился от положительного ответа, сославшись на занятость: осенью он должен быть в Архангельске, а потом в Пустозёрске – надо развернуть работы по снаряжению государевой морской экспедиции на Новую Землю.

– Я слышала, что на севере есть такая земля. А что это за земля – не знаю. Расскажите!

Оля взяла руку Алексея Васильевича, крепко сжала ее, да так и не выпустила из своей ладони. Сердце Алексея Васильевича снова забилось, как при первой встрече. Так они, молча, шли по тропинке вдоль речки и не заметили, как оказались за селом. Солнце спряталось за горизонт, и стало темнеть.

– О богатстве Новой Земли ходят легенды… Много водится там красной рыбы, птиц, зверей. Есть горный хрусталь. Говорят, при Иване Грозном новгородцы добывали там серебро.

Алексей Васильевич немного помолчал, будто вспоминая о чем-то самом главном.

– Вот как рассказывают архангельские старики об открытии Новой Земли:

«Когда-то давным-давно в лучах полуночного солнца на поверхность Студёного моря выплыла земля. Словно гигантская змея с отрубленным хвостом, изогнувшись от боли, вытянулась она с юга на север на сотни верст. Прошли годы, а она так и осталась лежать, не шевелясь, под пристальным взглядом Полярной звезды. Поморы, впервые увидевшие эту землю, назвали её Новой».

За разговорами Оля и Алексей не заметили, как ушли от своего дома, а когда вернулись, то увидели в окнах свет. Они вошли в дом, и на них пахнуло сытым духом печеного хлеба. Алексей Васильевич глубоко вздохнул и от удовольствия закрыл глаза.

– Моя бабушка – любительница печь хлебы.

Оля не без гордости посмотрела на Алексея Васильевича и добавила:

– Я тоже люблю печь. И не только хлебы, но и пироги, особенно с яблоками, черной смородиной и вишней.

Было уже поздно и после легкого ужина и непродолжительного чаепития все разошлись на покой. Гостю отвели отдельную комнату, где все было уже приготовлено для отдыха.

Алексей Васильевич поднялся на второй этаж. От неплотно прикрытой двери из комнаты в коридор пролегла узкая полоска света. Входя в комнату, он увидел слабое трепетание горящих свечей на массивных бронзовых канделябрах, стоящих на тумбочках у изголовья широкой кровати. Он осмотрелся. Кругом стояла красивая мебель из ореха и красного дерева – шкаф, два стула и столик, на котором стояли шахматы из слоновой кости. На полу лежал большой ковер красного цвета с оригинальным узбекским орнаментом. На правой от входа стене в золоченых рамках висели два портрета, написанные маслом. Все убранство спальни свидетельствовало о том, что когда-то здесь жили предки княжеского рода Дроновых.

Алексей Васильевич задул свечи, разделся и, ложась в постель, всем телом почувствовал приятный запах свежего белья. Сразу вспомнилось детство, когда мать, укладывая его спать, целуя и крестя, накрывала пуховым одеялом с цветным пододеяльником, от которого шел запах морозного воздуха. Давно уже нет в живых отца, мать живет в своем родовом имении Большая Липовица близ Тамбова, и ему сразу стало как-то грустно и сиротливо. Он повернулся на правый бок и сквозь легкие кружевные шторы увидел серебристый серп луны. Не спалось. В голове бродили разные мысли. Вспомнилось, что когда ему было чуть больше десяти лет, отец повез его с матерью в село Деулино, что в трех верстах от знаменитого Троице-Сергиева монастыря. Это была усадьба его друга воеводы Василия Фёдоровича Дронова.

Алексей Васильевич закрыл глаза, долго так лежал, пытаясь заснуть, но в голове постоянно возникала картина тех детских лет.

Был знойный летний день. Кучер Семён лихо подкатил на тройке к усадьбе Дроновых. За голубым забором стоял большой двухэтажный бревенчатый дом. Кругом чисто, красиво. Деревья и кустарники были аккуратно подстрижены. Вдоль дорожки, ведущей к дому и дальше в сад, гордо подняв свои красные головы, стояли высокие стебли мака. Они напоминали стройных солдат гренадерского полка, стоящих в почетном карауле.

На звон бубенцов из калитки выскочила тоненькая как тростинка девочка лет пяти с прядью золотистых волос на голове.

– Ах ты, рыжая ржавчина! – отец подхватил девочку на руки и высоко поднял над головой. – Вот ты какая вымахала!

Девочка звонко засмеялась, показав ровные и белые, как снег, зубы. Это была она, Оля…

2

Дни летели как верстовые столбы почтового тракта. Для Оли и Алексея Васильевича наступили дни, когда в народе говорят: «Счастливые часов не наблюдают». Все эти дни они были неразлучны: часто вместе ходили за околицу на речку и там подолгу, как завороженные, смотрели на весенний ледоход; с бабушкой Мариной побывали на кладбище, где похоронены Олины родители; всей компанией съездили в Сергиев монастырь на богомолье.

В воскресенье Оля проспала завтрак.

– Умаялась девка от ночных прогулок, любви и счастья, – пошутила по этому случаю Елизавета Петровна. – Пусть поспит всласть!

Вчера двоюродная сестрица «по секрету» узнала от Оли, что Алексей Васильевич объяснился ей в любви и предложил «руку и сердце».

Проснулась Оля уже ближе к обеду. В нижней половине дома, кроме её любимого кота Васьки, никого не было. Все трое Ховриных уехали в Троице-Сергиев монастырь, чтобы подготовить там достойную встречу царя, а бабушка Марина находилась в соседней комнате.

Оля надела свое самое любимое голубое платье с великолепно вышитым белым воротничком. Именно в этом платье она была в тот день, когда услышала от Алексея Васильевича три заветных слова: «Я Вас люблю»! В тот вечер под этим платьем бешено забилось её сердце от первого, истинно желанного, поцелуя любимого человека. Она поднялась на второй этаж, постучалась и вошла в комнату, где отдыхал Алексей Васильевич.

– Прошу на завтрак! – послав воздушный поцелуй, сказала она и мило улыбнулась. – Жду в столовой.

Входя в столовую, Алексей Васильевич увидел на столе, накрытым ослепительно белой скатертью с длинными золотистыми кистями, заварной чайник, две большие чайные чашки с блюдцами, тарелки, серебряные ножи и вилки. Он сел за стол и стал ждать Олю, вспоминая их ночные прогулки, приятные беседы и поцелуи под луной.

Оля вошла с красивым серебряным подносом в руках, на котором лежали белые куски отварной телятины. От них валом валил сытный запах.

Алексей Васильевич с явным восторгом кивнул в сторону подноса.

– Теперь мне понятна притча о том, что «любовь к мужчине лежит через его желудок».

– Как хочешь, так и понимай! – Оля, довольная похвалой в свой адрес, озорно сверкнула глазами и улыбнулась. – Знай, что хорошее и правильное питание поднимает настроение и удлиняет нашу жизнь. Некоторые старики считают, что если есть свежее отварное мясо и пить чистую ключевую воду, то можно прожить до ста лет.

– Ты права, Оля. Недаром в народе говорят, что вода священна, что вода – это жизнь! Там, где хорошая вода, долго растет кедр – царь сибирских лесов. Некоторые из этих деревьев остаются в расцвете сил не один век.

Разливая чай по чашкам, Оля с любовью смотрела на Алексея, угощая его парной телятиной, медовыми пряниками и пирожками с клубничным вареньем. Сама она ела мало, озорно и весело смотрела своими красивыми глазами на то, как он аппетитно ест, подкладывая иногда в его тарелку ещё «что-нибудь вкусненькое».

Оля с детства любила шутки и смех, любила смешить других и заразительно смеялась сама, считая, что смех создает хорошее настроение и улучшает сон, а хороший сон – хорошее здоровье!

После завтрака Оля пригласила Алексея Васильевича в сад. Там, в уютной беседке, они долго сидели и весело болтали обо всем, что приходило им в голову. Странно, но им казалось, что они знают друг друга давно, хотя после их знакомства прошло чуть больше недели.

– Я благодарю Бога за каждый прожитый день, – сказала Оля и прислонила свою голову к плечу Алексея Васильевича. – Особенно за эти дни, когда мы вместе. Вы для меня человек особый…

– Спасибо, Оля. Мне приятно это слышать, хотя в глазах Господа Бога мы все одинаковы.

– Возможно, Алёша. Но с Вашим приездом в моей душе произошло что-то невероятное. Я это чувствую. Мне с тобой хорошо, и о нашей первой встрече я буду помнить, пока живу.

– Я тоже эту встречу никогда не забуду. Ведь все хорошее остается в памяти людей на всю жизнь.

В это время из-за туч выглянуло весеннее солнце и в саду сразу стало светлей. Своими лучами оно ласково коснулось голых деревьев и кустарников, теплом накрыло небольшие проталины с почерневшими за зиму опавшими осенними листьями. Одну из них облюбовала веселая стайка синиц. Алексей Васильевич и Оля некоторое время наблюдали за ними, любуясь этими пухленькими красивыми птичками с жёлто-зелёными грудками и черными озорными глазами. В снежных проталинах синицы находили для себя корм. Проталин в саду было много. По всему чувствовалось, что весна по-хозяйски приступила к своей извечной работе – уничтожению снега, выпавшего за зиму. От прогретой солнечными лучами земли исходил легкий пар, который собирался в низинах, образуя там белую туманную дымку.

Напротив беседки, в защищенном от ветра уголке сада, притаился небольшой куст сирени. Оля каждый год с нетерпением ждала, когда расцветут её розово-лиловые гроздья. Она подошла к сирени, отломила хрупкую, схваченную ночным морозцем веточку, прижала её к своим губам и почувствовала душистый запах весны. Вернувшись к Алексею Васильевичу, она положила веточку на его ладонь, и они стали вместе её отогревать.

– Пусть эта веточка сирени станет символом нашей большой любви! – сказал Алексей Василевич и поцеловал Олю.

– Я согласна, милый!

Он снова поцеловал её и крепко прижал к себе. Так, обнявшись, они долго сидели, молча, наслаждаясь нахлынувшим на них счастьем. Первой молчание нарушила Оля.

– В эти весенние дни мне нравиться наблюдать за природой: ярче светит солнце, кругом пахнет талым снегом, деревья отходят от зимней спячки, и на ветках все больше появляется почек.

– А на Вашем лице все больше появляется веснушек, – в тон ей весело заметил Алексей Васильевич.

– Ну и что из этого? – Нисколько не смутившись, возразила Оля. – Что естественно, то не безобразно. Разве Вам не нравятся девушки с веснушками?

– Ну что Вы! Нравятся, и даже очень! Не обращайте внимания на это и не сердитесь на меня.

– А я нисколечко не сержусь. – Оля крепче сжала руку Алексея Васильевича. – Хотя некоторые считают, что частые ссоры – первый признак любви.

– Возможно, но лучше не ссориться. Правда?

– Хорошо, Алёша. Я постараюсь, потому что тебе часто приходится волноваться по делам службы.

– Да, служба воеводская – не сахар. Проблем много.

Алексей Васильевич заметил, что Оля уже не раз называла его «на ты» и подумал: «С каждым днем мы становимся ближе по духу, роднее…»

– Моя бабушка сказала, что воеводы назначаются самим государем. Это большая честь. Правда?

– Конечно, я этим горжусь. Но с другой стороны – постоянные заботы и волнения. Большая ответственность. Как в той пословице: «Чем выше дерево, тем сильнее её качает ветром…»

Алексей Васильевич задумался. На его лице появился оттенок озабоченности.

– Ты должна знать, Оля, что воевода – это не та должность, на которой можно просто наслаждаться властью. На этой должности надо много работать и быть осмотрительным. При поражении войск или смене царей часто летят с плеч и головы их воевод…

Оля вздрогнула.

– Но ты не бойся, – успокоил её Алексей Васильевич. – Нам это не грозит. На севере другие проблемы, другая жизнь. У севера свои вековые традиции…

Оля немного успокоилась. Она подвинулась ближе к Алексею и спросила:

– Наверное, трудно служить на севере, а жить ещё трудней?

– Для кого как! Север любит людей смелых и сильных духом. Для меня, например, чем трудней, тем интересней… На севере почти полгода царствует полярная ночь. Пережить её трудно, но интересно. Она как колдунья заманивает людей в свои сети для того, чтобы, создавая трудности, проверять стойкость их физических и духовных сил.

– Думаю, Алёша, у тебя сильный характер. Это видно по твоим делам и поступкам.

– Да, решительности мне не занимать. Настойчивости в достижении цели – тоже.

Он ласково посмотрел на свою невесту и улыбнулся. – Вот один из примеров такой решительности: полюбил тебя с первого взгляда и сразу взял в жены.

От нахлынувших чувств, Оля покраснела и низко опустила голову. Потом подняла ее, с благодарностью посмотрела на Алексея и сказала:

– Моя сестра Лиза сказала мне, что ты много лет прожил в Астрахани.

– Да, так случилось. Мне было двенадцать лет, когда мой отец погиб при захвате крепости Азов казаками. Через три года мама отвезла меня на юг. Тогда я считал себя почти взрослым и был полон желания пойти по стопам отца. Воспитывался я в семье нашего близкого родственника боярина Владимира Протопопова, который служил воеводой в Астрахани. Там я познал, что такое воеводство, а главное – впервые побывал на море и на всю жизнь полюбил корабли. Вместе с друзьями закалял свой характер: воспитывал в себе отвагу, решительность, способность пойти на риск и даже на смерть вместе с гибнущим кораблем, как это делают капитаны по старой морской традиции.

– Нет, Алёша, идти на смерть сознательно – не по-божески! Не лучше ли бороться за жизнь до последней минуты, до последнего вздоха…

Алексей Васильевич с восхищением смотрел на Олю. «Мой характер, – думал он, – добрый, рассудительный, но решительный».

– Я уверена, что вместе нам будет хорошо, хотя каждый из нас потеряет часть свободы, – посмотрев внимательно на будущего мужа, заметила Оля.

– Невелика потеря! – рассмеялся Алексей Васильевич. – Ради тебя я согласен на все, согласен потерять не только свободу, но и голову.

Он нежно обнял Олю и несколько раз поцеловал в губы.

– А что ты думаешь о нашей семейной жизни? – вдруг неожиданно спросила Оля, заглядывая в глаза Алексею.

– То же, что и наш Господь Бог: молодые должны жить самостоятельно, отдельно от родителей. Отделение – один из четырех заветов о семье, оставленных нам всевышним.

– Теперь мне понятно, почему ты предложил мне уехать с тобой на север. В этом вопросе я на твоей стороне. «Куда иголка – туда и нитка», – так учила меня моя мама, царство ей небесное.

За садовой калиткой залаяла собака.

– Наверное, наши приехали с богомолья, – не совсем уверенно сказала Оля.

Они вышли из беседки.

– Что-то стало холодно, не пойти ли нам домой? – Оля крепко сжала руку Алексея Васильевича. – Вчера ты обещал почитать свои записи о севере.

– Если обещал, то обещание надо выполнять!

Держась за руки, они бегом побежали к дому и уже через несколько минут сидели на диване в комнате Алексея Васильевича.

– Я прочту тебе о том, как на неделю застрял в тундре.

– А разве так бывает? – удивилась Оля.

– Ещё как бывает, – уверенно сказал Алексей. – Ураганные ветры и снежные метели – довольно частые гости тундры. Когда такое случается, то жизнь в тундре замирает.

Оля притихла и всем своим видом показала, что готова внимательно слушать.

Алексей Васильевич перевернул несколько страниц, нашел нужное место в тетради и стал медленно читать вслух.

«Однажды, возвращаясь из Архангельска домой, я решил остановиться в стойбище моего знакомого оленевода Максима Пырерки. Надо было закупить продукты для Ямальской заставы. Оленины в стойбище было много, и я в тот же день отправил своих стрельцов с мясом на заставу, а сам остался на ночь, чтобы уладить все дела с покупкой юколы и тюленьего жира. Под утро разыгралась пурга. Ветер был такой силы, что один чум, плохо закрепленный нерпичьими ремнями, унесло в пролив. Людям чудом удалось спастись.

Все эти дни я жил в чуме ненца старика Нохо, который обещал отвезти меня на заставу. Питался, как и все, олениной и рыбой, пил крепкий настой на лечебных травах. Под вой пурги и лай голодных собак слушал рассказы ненцев об их нелегкой кочевой жизни в тундре. Каждый день молил Бога, чтобы он помог утихомирить стихию. Наконец, после почти недельной круговерти, ветер стих, и на небе появилось солнце.

Я быстро собрался. Казалось, что все давно было уже готово к отъезду. Упряжка стояла у дороги, и вожак – олень с мощными ветвистыми рогами – нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Максим Пырерка уже не раз выходил из чума и проверял упряжку, расправляя и подтягивая ремни. Но хозяин чума старик Нохо, не торопясь, допивал вторую кружку горячего ароматного травяного чая. Потом он также, не спеша, закурил трубку и, попыхивая, лукаво посмотрел в мою сторону.

– Спешить не будем. К ночи приедем и ладно, – сказал старик.

Я так и ахнул! Но спорить с ним не стал, зная, что это бесполезно, да и нетактично – ведь я был его гостем.

Наконец он встал, оделся и вышел из чума. Солнце уже зависло над горизонтом.

Я быстро попрощался с Максимом и плюхнулся на нарты. Старик по вековой традиции саамов сел на левую сторону нарт, ловко взмахнул хореем, и олени дружно рванули с места. Прямая, хорошо накатанная дорога, поблескивая на солнце, стрелой уходила на юг. Отдохнувшие олени мчались как на скачках, равномерно вспахивая копытами свежий снег.

Вскоре стойбище растворилось в снежной дымке. Иногда нарты резко подпрыгивали на кочках, и я судорожно хватался за копытья, чтобы не упасть. Вокруг была необозримая, однообразная тундра.

Я с головой укрылся кухлянкой и под монотонный бег оленей задремал. Иногда был слышан гортанный голос Нохо:

– Хор-хор!

И тогда олени ускоряли бег.

Через несколько часов езды я высунул нос и осмотрелся. Нохо по-прежнему сидел прямо и в правой руке держал хорей. Казалось, что олени не сбавляли бег. Все было также однообразно, как и раньше. Только на западе угасала заря. Солнце быстро падало вниз, как бы стараясь скорей спрятаться за горизонт и там, освободившись от дневных забот, отдохнуть в ночной прохладе. Его лучи потускнели, стали красноватыми как угли почти потухшего костра. Оттого и голубое небо над горизонтом стало краснеть.

Когда мы подъехали к нашей заставе, солнце уже скрылось за горизонтом. Сразу потемнело, стало холодней. Олени встали как вкопанные. Только вожак устало встряхивал головой и, широко раздувая ноздри, отфыркивался как загнанная лошадь.

– Сдавать стал старик, – сказал Нохо, подошел к своему любимцу и погладил морду, от которой валил пар. – Однако придется тебя менять. Пора!

Олень вздрогнул, как будто понял смысл сказанного. Он устало посмотрел на хозяина и опустил голову. Его рога почти коснулись земли».

Алексей Васильевич положил тетрадь на край дивана и с улыбкой посмотрел на Олю.

– Ну, как?

– Очень интересно!

В это время в дверь постучали.

– Войдите!

В комнату заглянула Марина Михайловна.

– Пришла позвать вас к обеду. Наверное, уже проголодались?

– Спасибо, бабуля, сейчас придем.

Оля с благодарностью посмотрела на свою бабушку.

Уходя, Марина Михайловна незаметным движением руки перекрестила молодых и, закрывая дверь, прошептала:

– Да благословит их Господь!

3

За обедом обсуждали последние новости. Главная из них – приезд царя Алексея Михайловича с большой свитой в Троице-Сергиев монастырь на богомолье. Царица Марья с царевичем Дмитрием остались в Москве. Об этом Елизавете Петровне поведал владыка Дмитрий: царице нездоровиться, а царевич ещё мал – всего пять месяцев от роду.

– Жаль, что царица не приехала, – огорчилась Оля. – Уж очень хотелось на нее взглянуть. Говорят, царица сказочно красива и мила.

Лиза её успокоила.

– Когда будем в Москве, то постараемся попасть в Алексеевский монастырь. Каждый год в день своих именин 17 марта царь со своими домочадцами приезжает туда ко всенощной и к обедне.

После сытного обеда Иван Данилович предложил всем отдохнуть.

– Завтра у нас трудный день. Я полагаю, что мы все поедем в Троицкий монастырь и примем участие в молебне по случаю пребывания в святой обители нашего государя. – Он с надеждой посмотрел в сторону Марины Михайловны – Не так ли, Михайловна?

– Так или не так, а поступим по-божески, – спокойно ответила она. – Приезд государя Алексея Михайловича для нас, прихожан, большой праздник. Вели утром запрягать лошадей. Едем!

На том и решили. Оля с благодарностью посмотрела на бабушку – ей тоже хотелось помолиться и побывать на такой пышной литургии.

После обеденного отдыха Оля и Алексей Васильевич сидели в гостиной и беседовали.

– Уж слишком добра и проста русская душа! Возьмите, к примеру, моего дедушку Фёдора… Вечный искатель божественной истины и правды. В этих муках умрет, не жалея себя!

– А что её искать? – недвусмысленно заметил Алексей Васильевич. – Правда одна… и двух правд не бывает. Другое дело, когда некоторые люди, особенно те, которые обладают властью и имеют большие деньги, огнем и мечом прокладывают путь «своей правде». Так было, когда от ереси католиков пал Рим, первый познавший учение Христа; под пятой фанатиков – мусульман оказался Царьград. Теперь вот и в нашей русской православной церкви намечается раскол. Каждый из служителей культа считает, что его правда есть «истинная правда», а его вера – «истинная вера». Ярый сторонник новшеств новгородский митрополит Никон стал особо дружен с царем и подбивает его на проведение церковной реформы.

Оля тоже решила показать свои знания в этих вопросах.

– Мой дедушка часто рассказывал мне о церковных проблемах. Он тоже за единый для всех православных церквей порядок богослужения; он сторонник исправления священных и богослужебных книг по греческим образцам. С этим и уехал на Соловки искать себе сподвижников. Мне дедушка говорил, что молодой царь хорошо разбирается в церковных делах и намерен сам заняться реформой. Однако у него есть много противников, которые называют себя «ревнителями старой веры».