Текст книги "Выгодный кредит под низкие проценты (СИ)"

Автор книги: Анатолий Герасименко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Герасименко Анатолий
Выгодный кредит под низкие проценты

Взрыв.

Это всегда похоже на взрыв – когда бьется посуда. Фарфоровые чашки разлетаются гулкой шрапнелью; стаканы венецианского стекла брызжут колючим крошевом, словно кассетные бомбы; хрустальные вазы рвутся на тысячи острых осколков, подобно адским машинкам борцов за свободу.

Макаров посмотрел на пол и сказал:

– Зараза.

Подбежала худенькая официантка, несколькими движениями смела бывшую кружку в совочек.

– Извините, – сказал Макаров, улыбаясь.

– Ничего страшного, – улыбнулась в ответ девушка. – Стекло на счастье бьется. Еще закажете?

Макаров кивнул и, глядя на удаляющиеся девичьи ноги, сказал негромко:

– На счастье... Вот дуреха.

Он прикинул, каким его видит эта девушка. Неуклюжий посетитель: полноватый мужчина с густыми бровями и носом, похожим на туфлю. И с задумчивым, глубоким взглядом, добавил про себя Макаров, хотя подозревал, что это неправда.

Тот, с кем была назначена встреча, не спешил. Макаров нервничал. Он всегда приходил на рандеву заранее, и всегда при этом нервничал. Потом, даже если собеседник являлся точно в срок, у Макарова оставалось ощущение, что его обманули. Гадко это – ждать... Он без удовольствия тянул пиво, оглядывая фальшивый "таймекс". Пиво было холодное и кислое.

Вдруг воздух пришел в движение, наполнился коричным запахом парфюма и шорохом дорогой ткани. За столом напротив Макарова возник незнакомец – словно до того притаился и ждал, когда часы покажут ровно шесть-ноль-ноль. Сверкнув очками в золотой оправе, незнакомец проговорил:

– Доброго времени суток, Феликс Иванович.

– Здрасте, – сказал Макаров, стараясь выглядеть уверенно. Незнакомец улыбнулся отбеленным оскалом, поддернул лилейные манжеты. Очки постепенно темнели, выдавая хамелеонову натуру. "Странно, – подумал Макаров. – В помещении наоборот должно быть, вроде..."

– Бес, – услышал он. – Натан Бес, для вас просто Натан. От души рад, что вы нашли время со мною встретиться. (Макарову не понравилась интонация, с которой прозвучало "от души").

На стол порхнула визитка – черная, как смоль, с драгоценным тиснением.

– Пиво будете? – спросил для порядка Макаров и устыдился: вроде бы, пиво на деловых встречах пить не положено. В лужу сел. Однако незнакомец, назвавшийся Бесом, просиял:

– Пиво – напиток царей! Так мне говорили в Уре, помнится. Вы не были в Уре? (Макаров помотал головой) Обязательно побывайте! Ручаюсь, после кружечки урского вы забудете тот солодовый напиток, который варят в Богемии... Два светлых, милая (это уже официантке – когда успела подлететь?), и потом повторите, – Бес похлопал девушку по бедру. Та, хихикнув, уплыла прочь. Макаров на секунду представил, что это он сам отвесил шлепок официантке; вообразил себе визг, пощечину, скандал; вспомнил неандертальский череп вышибалы и его же кроманьонские бицепсы; зажмурился и сказал:

– Вы знаете, чего я хочу. Я не знаю, что вы можете мне предложить. Давайте вы расскажете, а я послушаю.

Вышло как-то глупо, но Бес, казалось, только и ждал этих слов. Он подался вперед, сложил ладони домиком и заговорил деликатесным баритоном:

– Наш банк, который я представляю – банк этического кредитования – предлагает своим клиентам выгодный кредит под низкие проценты...

Если ничего не подозревающую домашнюю кошку схватить за лапы и резко перевернуть животом вверх, кошка на какое-то время впадет в транс. Это знают многие; однако фокус редко выходит на практике, потому что кошки по природе своей осмотрительны и всегда ждут, что их кто-то схватит за лапы или сотворит еще какое-нибудь безобразие. С людьми все гораздо проще. Стоит обычному человеку (не бухгалтеру) услышать фразу "выгодный кредит под низкие проценты", как мозг его моментально отключается.

Макаров работал бухгалтером уже десять лет и знал о процентах немало. Во всяком случае, достаточно, чтобы не слушать ни слова из Бесовой речи. Минуты три плыл Макаров по течению рекламных слоганов, а потом решил: довольно. Он поднял руку с выставленным указательным пальцем и произнес как можно внушительней:

– Господин Бес, это все, так сказать, прожекты; а что вы реально можете мне про-демон-стрировать?

Две кружки пива – это две кружки пива. Трудное слово игриво рассыпалось на ребус, обнаружив посередь невесть откуда взявшегося "демона", и Макаров уже готов был посмеяться над нежданной шуткой, как вдруг Бес, глядя ему прямо в глаза, издал ртом ужасные, немыслимые звуки, щелкнул пальцами и лихо топнул ногой в итальянском ботинке.

Исчез прокуренный бар, пропала полутьма, сменившись грозным, небывалым светом, со всех сторон ударили фанфары – если только могут фанфары греметь, как тысяча вулканов. Макаров увидел людей – кого в лохмотьях, кого в горностае; кто был стар и сед, а кто заливался младенческим плачем. И было их много, очень много, бесконечно много, и всех влекло в одном направлении – туда, где свет становился совсем уж нестерпимым. Крошечное, жалкое солнце прокатилось по небу и сгинуло в зубастой волчьей пасти; дробью пробили над самым ухом костяные копыта; небывало прекрасная, в ожерелье из черепов, возникла перед Макаровым дева, и в руках у нее затрепетал изогнутый меч. Море вздыбилось аспидно-черной стеной, на дне заворочался кто-то огромный, мягкий, смрадный, и от одного взгляда на него хотелось ослепнуть, чтобы только не смотреть. Макаров закричал, зажмурившись, и ощутил дуновение меча многорукой богини...

– Теперь верите? – спросил тот, кто называл себя Бесом.

Макаров всхлипнул: ему было страшно. Он поверил. Поверил, как не верил никогда в жизни, и больше всего на свете он не хотел, чтобы ему пришлось во что-то так поверить еще раз.

– Выпейте, – посоветовал Бес. – Уже принесли.

Макаров припал к ледяной кружке, глотая пиво вместе со щегольской пенной шапкой – бармен постарался, как в европах. Не иначе, под Беса прогнулся: видит, клиент авторитетный...

– Ладно, – сказал Макаров сипло, осушив кружку, – ладно. Давайте ваши бумаги. Только я вас умоляю: не надо этих ваших штучек, исполнять – так исполнять. Хочу знать грядущее – буду знать грядущее. Хорошо?

– Феликс Иванович! – Бес положил на стол руки ладонями вверх; Макаров заметил, что указательный и средний палец Беса равны по длине. – Ручаюсь, все будет именно так, как мы обсудили ранее. Известия о будущих событиях вам явятся в удобной, веками освященной форме. Народом проверенные приметы – интуитивный интерфейс, можно сказать. Вот договор, вот ваша копия. Прошу.

Макаров принялся разглядывать бумаги. Перевернув пару страниц, он спросил:

– А почему все-таки приметы?

– Отличный вопрос! – похвалил Бес. – Это все оттого, дорогой Феликс Иванович, что будущее, с одной стороны, предопределено, а, с другой стороны, поливариантно. Вам ясно?

– Нет, – твердо сказал Макаров.

– Да все просто! – жизнерадостно сказал Бес. – Если какой-нибудь беде с вами суждено случиться, она в любом случае произойдет. Другое дело, что вы, зная о несчастии наперед, успеете к нему подготовиться, и удар судьбы ослабеет, сменит направление, может статься, вовсе сойдет на нет. Можем, разумеется, внушать вам по десятку раз на дню видения: будете просматривать все варианты будущего воочию. Да только удобно ли по жизни брести, призраков отгоняя? Посторонним людям вы предстанете, гм, как бы это помягче... лунатиком.

Макаров покивал, соглашаясь. Ему не очень был по душе метод, которым собиралась воспользоваться Бесова гильдия, но остальные варианты пугали не в пример сильнее. Он вдруг запаниковал:

– Послушайте, ведь то, что вы сейчас мне показали – это был настоящий...

– Он самый, – подтвердил Бес. – Единственный, так сказать, и неповторимый. Все его по-разному представляют, так что я вам дал обобщенную картинку.

– Так значит, все это правда? То, что в Библии написано, и...

– Сами подумайте, – поморщился Бес, – кому надо вас обманывать?

– Но тогда выходит, что, когда я...

– Когда умрете, – подсказал Бес, улыбаясь.

– Да-да, вот оно... То попаду, ну, вы понимаете...

– Да попадете вы, куда хотите! – всплеснул руками Бес. – В том-то и прелесть кредита. Раньше ведь как было? Сотрудник заключал с человеком сделку, человек жил себе, не тужил, а потом – бац, биологическая смерть, и сразу всего себя нужно отдавать. Да еще с процентами. Дикие обычаи, слов нет! Теперь ситуация совсем-совсем другая: наш банк оказывает вам те же услуги, вы ими точно так же пользуетесь, но долг свой отдавать начнете еще при жизни. К тому моменту, когда придется перейти в мир иной, вы будете уже свободны от всех обязательств! Душа ведь – она, что капитал: можно растратить, а можно подкопить. Будете отдавать по чуть-чуть; а ущерб возместите себе молебнами, добрыми делами – чем угодно. Здесь убавится – там прибавится. Все, как с деньгами. Нужна машина? Незачем сразу платить всю сумму: отдавайте по кускам. Так и машина будет у вас, и по миру не пойдете... иному, – Бес хихикнул с присвистом.

– Прибавится, значит, – задумчиво произнес Макаров. – Убавится. А как я сам буду ощущать... убавление?

– Насчет этого не извольте беспокоиться, – махнул рукой Бес. – Люди, сами того не ведая, всегда отдают нам самую бесполезную, самую невостребованную частичку этой самой души. Например, память о какой-нибудь давно пропавшей вещице. Или несбывшиеся детские мечты...

– Ладно, – сказал Макаров. – Я согласен. Мне что делать? Кровью расписаться?

– Кровью? – удивился Бес. – Какой еще кровью? Если вы и впрямь согласны, то попрошу ваш паспорт, и-эн-эн... Да вы кредит-то получали когда-нибудь?

– Получали, – сказал Макаров и вздохнул.

– Ну вот, – обрадовался Бес, – стандартные процедуры.

Макаров вздохнул еще раз и полез за документами. Он расписывался, сверял цифры, кряхтел, шелестя свежими гербовыми листами, а Бес добродушно улыбался, показывал золоченым "паркером", где нужно подписать, заполнить, подчеркнуть... Поставив последний автограф, Макаров поднял глаза и вздрогнул: прежде матово-дымчатые, очки Беса теперь были черными, как нефть.

– Ну вот, Феликс Иванович! – сказал Бес. – Поздравляю с выгодной сделкой. А теперь сюрприз: от лица компании приглашаю вас на ужин в ресторан корейской кухни!

– Почему корейской? – спросил Макаров.

– Традиция такая, – ответил Бес и, как показалось Макарову, немного смутился.

Дальше был обещанный ужин, сливовое вино и почему-то коньяк, хотя никакого коньяку в корейском ресторане быть не должно. Бес и Макаров к финалу трапезы совсем подружились, побратались и начали разговоры о жизни. Макаров жаловался на злую судьбу, на скандальное начальство, на стерву-жену, с которой год назад развелся, а Бес сетовал на тяготы банковской работы. Рассказал – не называя имен – пару историй: Макаров смеялся так, что взбунтовалось в желудке традиционное угощение. "За похлебку, – утирая слезы, икал от смеха Макаров, – за бобы вареные!" В общем, ужин удался на славу, и повеселились новоявленные партнеры изрядно. Одно лишь событие омрачило праздник: в какой-то момент Бес, как будто протрезвев, заглянул собутыльнику в лицо и спросил: "Феликс Иванович, скажите честно: зачем вы взяли этот кредит?" "Как зачем? – удивился Макаров. – Как и все: чтобы счастье свое найти..." Беса такой ответ, видно, порадовал: он захохотал и наполнил рюмки по новой. Как Макаров с Бесом расстался, и каким образом очутился дома – останется навсегда тайной, покрытой винно-коньячным мраком.

На следующий день открылась во всей красе новая жизнь.

Макаров привык облегчать похмелье смесью из сырого яйца с аджикой. В то утро ему показалось, что смесь должно присолить, и он трясущимися руками полез на кухонную полку за хлоридом натрия. Подлый хлорид выпрыгнул из пальцев и покрыл поземкой линолеум. Ругаться не было сил. Макаров, зажмурясь, проглотил огненно-скользкий коктейль, силой удержал его в организме и пошел на службу.

Там его ждали мытарства. Макаров получил за какие-то провинности жестокий выговор от начальства, после – поцапался с коллегой, не поделив отпускные сроки, потом – пришло гневное послание от клиентов. День выдался урожайным на скандалы. Подметая вечером сугроб на кухонном полу, Макаров вспомнил старую примету: просыпать соль – к ссоре. Ага, впредь нужно быть осторожным: вот соль, вот и конфликт. Пес с ним, с отпуском; нервы дороже. Нужно слушать голос будущего. С этой мыслью лег Макаров спать – измученный похмельем и сварами, но полный решимости.

В семь утра проснулся от сильного зуда: чесался нос. Стал чесать, яростно и страстно, да так увлекся, что зазвенело в левом ухе. Побрился кое-как, почистил зубы и готов был идти на службу. Опоздал – сплевывая зубную пасту, попал на галстук, принялся оттирать, не преуспел... Уже запер дверь и вызвал лифт, когда, наконец, осенило.

В левом ухе звенит – к дурным вестям.

Себя оплевать – будешь бит.

Нос чешется – к выпивке. Это нелепое предзнаменование добило Макарова окончательно. Выпивал он исключительно по выходным (даже попойка с Бесом пришлась на воскресенье), и внеочередное принятие алкоголя означало, что к этому найдутся весомые причины. Макаров, слепо глядя перед собой, вернулся в квартиру, полную сонным запахом; стянул с плеч куртку, набрал рабочий номер и перехваченным голосом принялся врать. Прорванная труба смешалась в его рассказе с простудой и приездом родственников, все это осложнилось затопленными соседями, и увенчано было пьяницей-сантехником... Начальство минут через пять отчаялось разобраться в этой галиматье, добродушно Макарова отматерило и дало выходной, приказав назавтра быть в строю.

И начался добровольный домашний арест. Раз десять звонили с работы: прибыл из головного офиса генеральный. Зверствовал, вызывал всех на доклад, громы метал. Сперва душным шепотом сообщали сотрудники, что Сам на Феликса Ивановича страх как зол; после – что подобрел, отходит; потом – что обошлось, кажется. Макаров так растревожился, что места себе не находил, шагал взад-вперед по тесной квартире, и, наконец – ногою за ковер – грохнулся на пол, расквасив нос. Впрочем, это печальное обстоятельство тут же было забыто: позвонил Сам, долго ругал, за дело и просто так, а в конце разговора отчего-то смягчился, и выяснилось, что грядет всего лишь перевод в соседний отдел, едва ли не с повышением. Все это так подействовало на Макарова, что, положив трубку, он достал из холодильника заветную бутылку "Джеймсона" и к вечеру был пьян, как бог.

Так и повелось: чем хуже было предзнаменование, тем больше предпринимал Макаров действий, чтобы отвести грядущую беду. Собачий вой, кошка на дороге, соседка с пустым ведром – все теперь это было значимо, важно, стозевно и лайяй... По-настоящему клыки показала судьба, когда разбилось в коридоре большое старое зеркало. Макаров так испугался, что отменил все дела и остался дома. Даже разделся и в кровать лег. Но не удалось отоспаться: через час в ванной лопнула труба с горячей водой (откликнулось, видать, давнишнее вранье). Макаров едва не сварился, пока ждал сантехника. Две недели на больничном, пять сотен на лекарства, и на руке остался причудливый, похожий на медузу, шрам.

А после из новостей Макаров узнал: перед его конторой в девять утра остановился тягач с бензиновой цистерной, и в цистерне возникла течь. Очень маленькая течь, никто даже не заметил. Зато потом о ней много говорили по телевизору, потому что взрывом убило четырнадцать человек. Именно из-за этого события обожженный Макаров так долго ждал своей очереди в травмпункте – врачи зашивали кому-то разорванный горячей сталью живот.

Так прошло полгода: предупрежденный, а, значит, вооруженный, Макаров бился с Фортуной, как с опытным спарринг-партнером. Блокировал тумаки послабее; отводил в сторону удары более сильные; вовсе старался увернуться от выпадов, грозивших увечьем. И все шло неплохо, если б не одно обстоятельство.

Он хотел заключить сделку с Бесом, чтобы стать хоть немного счастливее.

Но с того момента, как появилась на договоре подпись Макарова, он ни разу не испытал счастья.

***

Ровно через шесть месяцев после первой встречи Макаров ждал Беса вновь – за тем же столиком, в том же баре. Пришлось вернуться домой с полдороги: забыл свою копию договора. Перед барной дверью окатил грязью лихой внедорожник. Другой бы принялся ругаться, но Макаров лишь вздохнул, утер лицо и стянул с плеч мокрый плащ. Перед тем как войти, подхватил его на локоть – чтобы охрана не приняла за извалявшегося в грязи пьяного. Могло быть хуже. Бывало хуже.

Но нынче день прошел довольно удачно. Теперь оставалось одно, самое главное дело: разговор с Бесом. Договор лежал перед Макаровым на столе – не измятый, чистенький, сверкающий голограммами. До встречи оставалось две минуты. Макаров вдруг подумал, что может понадобиться паспорт: полез в пиджачные недра, перекосился, дернул локтем...

Это всегда похоже на взрыв – когда бьется посуда. Фейерверк осколков, салют ледяных искорок. Макаров, не вынимая руки из-за пазухи, поглядел на пол.

– На счастье, – прозвенел за спиной женский голос. – Посуда всегда на счастье бьется...

Макаров, задыхаясь, повернулся, начал вставать. Официантка попятилась и тихонько взвизгнула. В это самое время над ухом у Макарова бархатный баритон произнес:

– Ну-ну, тише, дорогой. Сядьте, успокойтесь. Вот он я, вы ведь меня ждали?

Железные пальцы стиснули локоть. Макаров сдался, позволил себя усадить. Бес какое-то время постоял над ним, глядя в лицо, не отпуская руки – пальцы были горячие, жгли сквозь пиджачную ткань – потом сел напротив.

– Вижу, у вас трудности, – заметил он.

Вместо ответа Макаров яростно мазнул пальцем по договору. Бес вгляделся.

– ...Осуществляется вызов технической поддержки, – прочитал он. – Все верно. Это я – техническая поддержка. Вы осуществили мой вызов. Что случилось?

– Ничего не случилось, – дрожащим от гнева голосом ответил Макаров. – Ничего. Ничего хорошего. Плохого – да, хоть отбавляй. А хорошего не было. Полгода прошло – могло хоть что-нибудь приключиться со мной, кроме несчастий? Вы, техподдержка. Отвечайте.

Бес развел руками.

– Возможно, у вас просто-напросто черная полоса в жизни, любезный. Знаете, жизнь – она ведь, что зебра...

Макаров бешено поглядел на него.

– С другой стороны, – продолжал торопливо Бес, – проблемы клиентов – мои проблемы. Давайте разберемся. Наша организация, конечно, немного приглядывает за вами. Работа такая, не извольте обижаться. Пожалуйста, вспомните все добрые знаки, которые вы получили на этой неделе.

Макаров задумался.

– Горбуна встретил в понедельник, – сказал он задумчиво. – В среду споткнулся на правую ногу. Потом паучок с потолка на плечо спустился, это уже пятница была. Все. А, нет – только что бокал разбил.

– Чем же вы недовольны? – удивился Бес. – В понедельник вам повысили зарплату, в среду на стажировку прислали очаровательную девушку – она все глазки строила Феликсу Ивановичу – в пятницу пришла от тетки посылка, а бокал... ну, что ж, все еще впереди. Не понимаю, в чем претензии. Но готов их выслушать.

Макаров собрался с мыслями.

– Значит, так, – промолвил он. – Зарплату повысили, говорите. Да вы знаете, на сколько мне ее повысили? На сто баксов! Жалкая сотня. Это притом, что за квартиру хозяйке теперь надо платить вдвое больше. Жизнь-то дорожает, неужели так трудно понять? Девчонка новенькая – натуральная клуша. Глазки она строит, ага. Она каждому встречному глазки строит. Лучше бы слушала, что ей умные люди говорят. Даже с факсом не умеет обращаться, представляете? Так... что там у нас еще?

– Посылка, – ровным голосом сказал Бес. Очки его стали почти черными.

– Посылка! – фыркнул Макаров. – Носки из вонючей шерсти, банка засахаренного варева, да письмо на полсотни листов. Вот уж счастье привалило! Я, знаете, вовсе не в обиде, что ваши сотрудники за мной следят. Нет, не в обиде. Я в бешенстве! Потому что следят они из рук вон плохо. Слушайте: я требую, чтобы меня ставили в известность о хороших событиях – по-настоящему хороших – а всякую ерунду можете отсеивать. Я, наверное, за эти полгода кучу всего пропустил. По вашей вине! Просто не знал, откуда ждать счастья. Примите меры.

Макаров почувствовал, что брови его забрались высоко на лоб: онемела кожа на лбу. Старая привычка – поднимать брови, когда сердишься. Он принялся разминать лоб пальцами, и тут грянула из недр пиджака телефонная увертюра. Макаров поморщился, достал аппарат, близоруко вгляделся в экран.

– Вот, пожалуйста, – горько сказал он и надавил на кнопку так, что побелел ноготь. Телефон умолк. – Так и знал. Что скажете, а? Звонит каждый раз, когда случается разбить посуду.

– Ваша бывшая супруга? – уточнил Бес.

– Она самая, – кивнул Макаров. – Что ей надо, в толк не возьму. Мы год уже как в разводе. Сперва моталась где-то – к родителям, что ли ездила, в Сибирь, – а потом позванивать стала. Как ты, что ты, да может, друзьями снова будем, как культурные люди, ля-ля, три рубля... Сначала муж, видите ли, скотина. Муж, понимаете, бестолочь, невежа. По театрам не ходит, в рестораны не водит, книжек не читает... А потом – давай дружить! Что, думаю, часики затикали? Климакс подкатывает? Нет уж, до свиданья, дорогая. Вот вам и примета: а ведь каждый раз звонит, как тарелку разобью или стакан. Это ли счастье – нытье по телефону слушать...

– Это – кредитные выплаты, – сказал Бес.

И улыбнулся. Широко, по-дружески, с пониманием.

– Какие выплаты? – спросил Макаров. Ему стало нехорошо.

– Феликс Иванович, – сказал Бес, – я вам сейчас кое-что покажу. Только остаться это должно между нами.

– Опять про Страшный суд? – насторожился Макаров.

– Что вы, Феликс Иванович, – Бес улыбнулся еще шире. – Гораздо интереснее.

Он щелкнул пальцами: звук получился, как от электрической зажигалки. Бес щелкнул снова – левой рукой, потом правой, затем опять левой, и еще, и еще... Треск заполнил воздух, словно сотни гремучих змей сошлись в смертельной битве. Макаров замотал головой, дернулся, вставая, и – проснулся.

Он лежал в постели у себя дома. Был поздний час: высокое солнце, городской шум за окном. Макаров сладко потянулся и какое-то время слушал, как на кухне гремит посудой жена. Затем она вошла в спальню – шелковый халатик, сонная улыбка, маленький поднос в руках. Макаров завозился в кровати, взбил подушки, принял кружку с какао. Жена плавно забралась в постель, ухитрившись не пролить ни капли. Легла у Макарова за спиной – словно в одеяльной крепости укрылась от всего мира. Какое-то время они молчали, глотая обжигающий шоколад, дуя поверх кружек, грея руки. Потом Макаров сказал:

– Такой сон дурацкий приснился, знаешь.

Она рассмеялась тихонько, уткнулась ему лицом между лопаток.

– Это, видно, мои сны тебе передаются. Я тоже плохо спала.

– Наверное, – сказал Макаров. – Слушай, ты ведь меня не бросишь, правда?

– С чего это?

Макаров поставил пустую кружку подле кровати, повернулся, обнял жену.

– Вместе, – пробормотал он. – Ох, приснится же, блин.

– Сейчас разольется, глупенький, – улыбнулась она. – Погоди, дай поставлю... Что тебе снилось-то?

– Так, ерунда всякая, – сказал он решительно. – Представляешь, кто-то умудрился продать свой день рождения за тарелку бобов. А еще мы с тобой развелись.

– Ужасно, – зевнув, сказала жена и прижалась крепче. – И причем тут бобы?

– Неважно... – ее волосы пахли полынью и клевером. Надо бы встать и открыть окно, а то душно в комнате. Но так хочется лежать, обнявшись, и чтобы она дышала ровно-ровно, и улыбалась чуть-чуть, и полынь, и клевер...

– Нам теперь сны плохие видеть нельзя, – пропела жена – Только хорошие.

– Да, да, – согласился он. Страшный Бес, глупые приметы, шесть месяцев, что пролетели, как полчаса... Как хорошо, что все это...

– И тебе волноваться лишний раз не стоит, – продолжала она. – В роддоме поволнуешься.

Макаров почувствовал, как немеют губы.

– Конечно, я тебя не брошу, Феля, – продолжала жена ласково. – Один раз бросила, второй раз умнее буду. Что ты такое лицо страшное сделал? Мне на страшное смотреть нельзя, примета плохая, – она засмеялась.

– Боже мой, – сказал Макаров.

Раздался звонкий грохот, словно разбили миллион хрустальных бокалов. Сверкнула тьма, запахло шутихами.

– Что вы делаете! – воскликнул Бес.

Макаров вздрогнул. Обвел взглядом прокуренный бар. Увидел Беса: очки на нем сидели косо, будто их обладателя только что ударили лицом об стол.

– Вы с ума сошли, – простонал Бес и потряс левой рукой в воздухе, словно обжегшись. – Разве можно вот так, без подготовки... вы что.

– Простите, – тихо сказал Макаров.

– Да пустяки, – проворчал Бес. – Только не говорите этого больше, ладно?

– Договорились, – произнес Макаров.

– Вот и хорошо. Теперь убедились, что вам стоило принять звонок?

Макаров помолчал.

– Так это и было счастье? – спросил он.

– Что есть счастье? – вопросом ответил Бес.

Макаров закрыл глаза. Он старался вспомнить самые лучшие, самые нежные минуты далекой супружеской жизни. Как сидели с женой вечерами вдвоем, и мир вокруг них становился теплым и мягким. Как бродили по осеннему парку – взявшись за руки, смеясь, поднимая ногами шуршащие фонтаны. Как боролись в шутку за обладание телевизорным пультом: он хотел смотреть новости, она – концерты бородатых поэтов. Как утром она просыпалась и встречала рассвет, и будила его, чтобы он посмотрел, а он ругался и засыпал. Как приходили в дом люди – незнакомые, называвшиеся ее друзьями, и громко смеялись, и пили, и прокуривали всю квартиру. Как жена покупала на последние деньги картины уличных художников. Как ходили в театр на идиотские модные пьесы. Как, зачитавшись очередной заумной книжкой, она забывала погладить ему рубашки. Как скандалили последние полгода – до мути в глазах, до дрожи в коленках, до разбитой штукатурки в хлопающих дверях...

– Что со мной, а? – спросил он.

Бес нахмурился.

– Феликс Иванович, – сказал он. – У вас что-то есть, так? Что-то, нужное нам и вам.

– Душа, – с нажимом сказал Макаров.

– Называйте как угодно. Дело не в названии, а в назначении. Вы, наверное, слыхали, у что каждого участка мозга – Бес постучал по стриженой макушке – своя работа? И, если с одним из участков неладно, человек теряет способность ходить, говорить... радоваться, мечтать. Прошу заметить, это мозг: бренная, так сказать, плоть. А тут душа – предмет тонкий, замысловатый.

– Вы меня обокрали, – сказал Макаров.

– Мы заключили договор, – возразил Бес. – И вы обязались выплачивать кредит.

– Я не знал, что буду платить счастьем.

– Я тоже не знал, – сказал Бес. – И никто не мог знать. Я ведь говорил: люди отдают нам самую бесполезную частичку души. Значит, вы просто никогда не хотели становиться счастливым.

– Я хочу расторгнуть договор! – закричал Макаров. – Изыди, нечистый! Отрекаюсь от тебя! Господи! Да святится имя Твое, да придет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко... яко... на небесах... и на земле... яко...

Он застонал, силясь вспомнить. За соседними столиками оглядывались. Охранник, до этого подпиравший стену, от нее отделился и пристально смотрел на Макарова. Подходить, правда, не спешил – далеко, и драки, вроде, не видно.

– Поздно, Феликс Иванович, – дергая щекой, сказал Бес. – Да и молитву вы забыли. Можете, конечно, продолжать: мне от этого делается больно, и я, пожалуй, даже сейчас уйду. Но кредит ваш – он ни-ку-да не денется.

Было слышно, как потрескивает на столе свечка.

– Ну? – произнес Бес. – Я могу, наконец, идти?

Макаров провел по лицу ладонью.

– Я хочу выплатить остаток, – сказал он негромко.

– Прямо сейчас? – быстро спросил Бес.

– Да, прямо сейчас, – сказал Макаров. – А то передумаю потом.

Сердце колотилось, как будто в груди был железный шар на пружинке. Ему показалось, или впрямь за черными стеклами сверкнули пламенем глаза?

– Вы знаете, что надо говорить, – прошелестел Бес.

Знаю? Да, что-то такое было... Ставки сделаны... Нет, не так. Жребий брошен... И гибну, принц, в родном краю... Тоже не то. Ах, ну конечно. Он судорожно вздохнул, набрал воздуха, сказал:

– Остановись, мгновение!

И улыбнулся темнокожей богине прежде, чем она взмахнула мечом.