Текст книги "Непрощенные"

Автор книги: Анатолий Дроздов

Соавторы: Андрей Муравьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Удивительно, но Олег не ощущал подавленности. Возможно, потому, что события, о которых он ранее читал и невольным участником которых стал, выглядели совсем не так, как в прочитанных книгах. Никто не впадал в панику, не бежал к немцам сдаваться. Танкисты воевали. Несмотря на численный и качественный перевес противника, огромные потери, недостаток боеприпасов, продуктов (весь вчерашний день ели только хлеб), люди дрались отважно и беззаветно. Отходя, дивизия огрызалась, немцам это стоило дорого. Подбитые немецкие танки отмечали путь 22-й. Танки, конечно, можно отремонтировать, а вот сгоревшие экипажи не воскресить. А они, суки, хорошо горели…

Олег засвистел «Комбат-батяня». Илюха, торчавший в соседнем люке, покосился, но смолчал. Учись, студент! Всех бы вас через армию пропустить, а то придумали – отсрочки! Какой из тебя мужик, если портянки не нюхал! Как наворачивать, помнишь? Полночи учили, пока механик дрых. И не только портянкам. Они там, в будущем, уверены, что война их не затронет, что мир вокруг цивилизованный, а НАТО – добродушная общественная организация. В Югославии тоже так думали, пока бомбы на головы не посыпались. И если б только в Югославии! Почему во все времена одно и то же? Гитлера в Европе всерьез тоже не принимали, пока не показал демократам фашистскую мать…

Олег внезапно осознал: думает об этом мире как о своем, его прошлая жизнь отдалилась настолько, что кажется нереальной. Быстро… Наверное, так лучше. Вернуться им не удастся, так чего горевать? Пусть здесь война, но он жив, здоров и может действовать. Как дальше выйдет, лучше не загадывать. Пока везет…

Меж придорожных деревьев показался просвет, и Олег отрешился от размышлений. Выходят к шоссе. Если верить карте, Ружаны – Слоним. Та-ак… Он нырнул в башню и появился обратно с флажками в руках. Сунул один лейтенанту.

– Красный! – прокричал, перекрывая гул мотора.

Илья послушно поднял флажок. Танк, пыливший следом, остановился. По подсказке Олега Илья махнул желтым – «Делай как я!» и нырнул в башню. Олег скользнул следом. Т-26 свернул с проселка и, ломая деревца, пополз к шоссе. Второй танк повторил их маневр и вломился в заросли. Они двигались медленно, чтоб ревом моторов не выдать себя противнику. В уставе это называется «скрытое выдвижение». Выскакивать на шоссе дуриком – занятие для идиотов, болезнь лечится снарядом в борт. Поспешишь – фашистов насмешишь! Мы лучше сами посмеемся…

Т-26 пробился сквозь заросли и замер у обочины. Пустынное шоссе лежало прямо перед ними. Олег покрутил башню – никого. Откинул люк и выглянул: ни души. Шоссе наверняка перерезали, и, скорее всего, немцы. Ладно, разберемся!

– Отправляй ребят! – подсказал Олег возникшему рядом Илье. – Пусть докладывают: шоссе – чистое!

Илья послушно замахал флажками, командир соседнего танка, торчавший в люке, подтвердил сообщение и скрылся в башне. «БТ» развернулся на гусенице и пополз обратно. Олег бросил взгляд на циферблат часов – без четверти семнадцать. Не мешало бы перекусить! Хлеб вроде остался…

В следующий миг он забыл о еде. На дальнем конце шоссе показалась черная точка. Она быстро приближалась. Следом возникла вторая, третья… Автомобили! Чьи? Движутся от Слонима, а там должны быть наши. А если немцы? Тогда почему без прикрытия? Олег прищурился – яркое солнце светило в глаза, мешая рассмотреть. Бинокль бы сейчас, да только где взять?

Передний автомобиль приблизился. Стало видно хромированную решетку на радиаторе, большие крылья, сверкающий лаком кузов… Это не советская машина! Что с того? Высокое начальство может ездить на иномарке, почему бы и нет? Вдруг сам командующий фронтом? Без сопровождения? Рискует генерал…

Пока Олег размышлял, их заметили – передний автомобиль вдруг резко прибавил скорость. Все ясно!

– К пулемету!

Они одновременно нырнули в башню, Олег закрутил маховичком, опуская спаренный с пушкой пулемет. Поздно! Передний автомобиль успел проскочить, второму такой удачи не выпало. Очередь из «ДТ» разнесла вдребезги лобовое стекло и убила водителя; автомобиль вильнул, вылетел на обочину и повалился на бок.

– Второго! Уйдет!

Илюха не сплоховал. Третий автомобиль в колонне успел затормозить и попытался развернуться, подставив танку борт. Очередь прошила его от радиатора до багажника. Машина замерла, из распахнувшейся дверцы вывалился и упал головой на асфальт человек в черной форме.

– Держи их под прицелом!

Олег выскочил из танка и, вытаскивая пистолет, побежал к переднему автомобилю. Вовремя. Задняя дверь отлетела вверх, в проеме показалась голова в черной пилотке.

– Хенде хох!

Рядом с головой возникли руки.

– Вылезай!

Немец смотрел на него ошарашенно, явно не понимая.

– Сюда! – Олег показал стволом на дорогу. – Шнель, твою мать!

Фашист, наконец, сообразил и, опершись на руки, выбрался на дорогу. Здесь Олег его рассмотрел. Черная форма, на узких погонах витой шнур и одна звездочка. Под шнуром розовая выпушка, в петлицах по четыре кубика. Танкист, это к гадалке не ходи, а вот звание… Майор? Или старше?

– Оберстлейтенант Дальмер! – развеял его сомнения немец и что-то добавил, видимо, интересуясь, с кем имеет честь. Распространяться на эту тему времени не было. Олег цыкнул на фашиста, шагнул и вытащил из его кобуры пистолет. Немец и не подумал им воспользоваться: оценил соотношение сил. Когда на тебя смотрит пушка со спаренным пулеметом…

– Стой здесь! – сказал Олег пленному и рявкнул для ясности: – Хальт!

Немец вздрогнул и поднял руки. Сунув трофей в карман, Олег побежал ко второму автомобилю. С беглого взгляда стало ясно: торопился зря. Илья поработал качественно: живых в салоне не было. Олег для очистки совести тронул сапогом труп застреленного офицера, приподнял застывшего на баранке водителя. «Двухсотые»… На пассажирском сиденье рядом с убитым водителем лежал автомат, в дверном «кармане» обнаружился подсумок с магазинами, в бардачке – уже знакомые рыбные консервы. Все это Олег немедленно приватизировал и отнес в танк. Трофейные пистолеты начальство все равно отберет, а вот автомат следовало заныкать. Начальству он без нужды, а им пригодится.

Оберстлейтенант послушно торчал там, где ему и приказали, Олег велел мехводу перебраться за пулемет, а сам с Ильей поспешил к пленному. Куда они мчались? Увидев кубики на петлицах лейтенанта, немец оживился: иметь дело со злобным сержантом ему не понравилось. Оберстлейтенант вытянулся и залопотал.

– Его зовут Курт Дальмер, он из оперативного отдела штаба 2-й танковый группы, – перевел Илья. – Они возвращались из Слонима.

– Немцы в Слониме?

Илья перевел вопрос. Дальмер кивнул и разразился речью.

– 17-я танковая дивизия вошла в город, но в Слониме идут бои, – пересказал Илья. – Русские пока сопротивляются. Они приехали в город, чтоб разобраться в обстановке. Были на командном пункте дивизии, когда по белостокскому шоссе в Слоним ворвались русские танки. Русские заметили командный пункт и обстреляли их из пушек. Все офицеры бросились на землю, в том числе командующий группы. Их не зацепило, а вот подполковники Фёллер и Цербе получили тяжелые ранения. Цербе вряд ли выживет. Хорошо, что появились немецкие Т-IV, которые прогнали русских…

– Командующий группы? – перебил Олег, медленно осознавая сказанное. – Он ехал с ними?

– Яволь! – подтвердил немец. – В первой машине.

– Без охраны?

– Генерал-полковник Гудериан – храбрый офицер.

– Твою мать! – Олег сорвал шлем и шмякнул им об асфальт.

Илья смотрел на него с изумлением.

– Гудериана упустили, Илюха, понимаешь? Самого! Лопухи мы конченые, вороны! Я лопух! Щелкал клювом, думая, кто там едет, он – фьють! – бушевал Олег. – Расстрелять нас мало!

Илья не переводил, но пленный догадался. Губы немца тронула улыбка: русский сержант, посмевший орать на немецкого подполковника, будет наказан.

– У Гудериана прозвище – «быстроходный Гейнц», – сказал оберст злорадно. – Реакция у генерала отменная. В Слониме он первым бросился на землю при виде русских танков и здесь сообразил. К сожалению, только он…

Олег сумрачно глянул на пленного.

– Надеюсь, со мной поступят гуманно? – встревожился немец, ежась под его взглядом.

– Скажи, пусть не бздит! – буркнул Олег. – Не фашисты, чай! Да и чин у него не солдатский. В штаб сдадим. Присмотри за ним, я в авто пошарю.

В поваленном автомобиле обнаружился коричневый портфель. Олег вытащил его и раскрыл. Документы, карты… Немец не соврал: действительно из оперативного отдела. Одна карта изрисована, причем недавно: от Слонима красная стрела устремилась в направлении Барановичей. У основания стрелы цифра 18 и буквы «Pz». 18-я танковая… Начальству будет любопытно увидеть. В портфеле нашлись и чистые карты. Поколебавшись, Олег приватизировал несколько листов: сложил и спрятал за голенище. Добытая вчера карта устарела: обрывалась за Кобрином. Немцы наступают слишком быстро…

Закончить шмон он не успел. В стороне послышался рев моторов, на шоссе вылетел танк, следом – другие. Передний «БТ» развернулся и подъехал ближе. Из люка выбрался подтянутый командир со «шпалами» в петлицах. Кононов…

– Что здесь происходит?

Илья рванул к полковнику неуклюжим строевым и, вскинув ладонь к шлему, стал докладывать. Кононов слушал, хмурясь.

«Сейчас врежет за Гудериана! – подумал Олег. – Илью надо спасать!»

– Товарищ полковник! – подскочил он ближе. – Разрешите обратиться?

– Чего тебе? – сморщился Кононов.

– Захвачены штабные документы. Вот! – Олег протянул портфель. – А это оружие пленного! – Он достал пистолет.

Кононов выхватил карту из портфеля и впился в нее взглядом. На пистолет не обратил внимания. Его забрал подошедший капитан. «Можно было не отдавать! – с сожалением подумал Олег. – Хороший был «вальтер»!

– Пленного и документы – в штаб армии! – приказал Кононов, складывая карту. – Командиров батальонов – ко мне! Младший лейтенант Паляница – свободны! И скажите спасибо, что вчера отличились!..

«Пронесло!» – обрадовался Олег. Он тронул за локоть застывшего Илью – уходим. С глаз начальства долой, заднице легче…

Глава 6

Олег

Раздолбали нас через три дня. После неудачи с Гудерианом мы схлестнулись с корпусом Лемельзена. Немцев остановили, но ненадолго. Утром к фашистам прибыло подкрепление, мы отошли к Слуцку. На подступах к городу остатки 22-й дивизии догнали танки Моделя. Мы приняли бой; тут и случился окончательный писец. Перед боем с Лемельзеном у нас было двадцать пять танков, к Слуцку отступили с десятком – мелкая помеха для немцев. Это Модель так думал. Русские говорят: «Мелкая блоха злее кусает». На войне командиры умнеют быстро – лобовых атак больше не было. Мы стреляли из засад, били немцев в борта и корму, где можно использовали артиллерию и пехоту. Модель споткнулся; уже не в первый раз я видел, как горят его танки. Был в том празднике и наш вклад. Двумя последними снарядами я поджег «тройку» с крестом на башне, поймав в ответ бронебойный в корму. Т-26 вспыхнул, но экипаж не пострадал. Спасла конструкция танка: моторное отделение в нем надежно отделено от боевого. Выскочили, тряся гудящими головами, и рванули в кусты.

В сожженной «тройке», видимо, пребывал какой-то начальник, поскольку подлетевший немецкий бронетранспортер вцепился в нас как клещ. Мы скатывались в балки, ныряли в кусты, отползали «хмызняками в бульбу», по выражению Коли-мехвода, – словом, драпали изо всех сил. Фашист не отставал, наседая на пятки и паля из пулемета. «Хмызняки», они же заросли лещины, уберегли. Забрались, правда, в такую гущу, что еле потом выдрались. Бронетранспортер попытался сунуться следом, но быстро понял, что он не танк. Немец сдал назад и прочесал кусты из пулемета. Засыпав нас сбитыми пулями ветками, развернулся и укатил. Я с радостью влепил бы ему в корму гранату (достал, гад, до печенки!), но гранат у нас не было. Оставалось подтереть сопли и ждать, пока фашист скроется.

Из кустов выбрались ободранные и злые. Бой откатывался к востоку, немцы теснили наших, переться туда смысла не было. Как и неделю назад, мы остались ни с чем: без танка, воинской части и четкого представления, что делать дальше. Разница заключалась в том, что за это время мы разбогатели. Коля разжился вещмешком и не забыл вытащить его из танка, у меня имелся МР-40, по-простонародному «шмайсер», а также «парабеллум» и немецкий штык в ножнах. Штыки висели на поясах Ильи и Николая, у лейтенанта вдобавок – кобура с «наганом». Я проверил автомат, отдал «парабеллум» Коле (тот аж подпрыгнул от радости), после чего скомандовал: «За мной!»

За кустарником отыскалась грунтовка, приведшая нас в село – большое и непривычно тихое. Жителей на улицах не наблюдалось, как и немцев. Удивляться последнему не стоило. Как мы успели убедиться, фашисты наступали вдоль главных дорог, игнорируя проселки.

Пустынной улицей мы прошли в центр и остановились перед правлением колхоза. Колхоз, как следовало из вывески, назывался «18-й партсъезд». На дверях правления висел замок, и надежда на помощь продовольствием сразу увяла. Где добыть еду, никто не знал. Ломиться в дома не хотелось: не фашисты, чай. Почесали в затылке, осмотрелись и увидели напротив правления здание с вывеской «Сельпо». На дверях сельпо висел замок, но на оккупированной территории советские законы не действуют. Я двинулся к магазину, на ходу доставая из ножен штык. Попытка отковырнуть замок провалилась: всаженный под запор клинок хрустнул и обломился у рукояти. Ну и ладно. Снял с плеча МР-40. Шуметь нам не стоило, но голод глушил осторожность.

– Товарищи!

Ух! Три ствола дернулись навстречу окрику.

Через площадь бежал человек. На нем был пиджак поверх рубахи-косоворотки и шаровары, заправленные в сапоги. Лицо у незнакомца было круглое; когда он подбежал ближе, стало видно, что широкая мордашка у бегуна изрядно вспотела.

– Товарищи! – прохрипел толстяк, пытаясь отдышаться. – Вы что же делаете? Это государственная собственность!

– А ты кто сам, дядя? – Я еле сдержался, чтобы не вспылить.

– Заведующий сельмагом!

– Тогда открывай, заведующий!

Толстяк замялся. Илья молча ткнул в вывеску с обозначенными часами работы:

– Открывай! Раз должен работать, почему закрыто?

– Товара нет! Разобрали…

Зачем же тогда бежал? К вооруженным людям? Я положил руку на автомат. Заведующий испуганно моргнул, достал ключи и завозился с замком.

Магазин встретил нас пустыми полками. Присмотревшись, я различил на одной из них несколько пачек папирос и пузырек одеколона. Ткнул пальцем.

– Почему не разобрали?

– Это же «Казбек»! Дорогие! У нас махорку…

– Давай!

Завмаг выложил товар на прилавок. Папиросы и впрямь выглядели непрезентабельно: пожелтевший на солнце картон, сами пачки помятые. Не страшно, нам не на выставку. Взял пузырек и отвернул пробку. Одеколон пах приятно. Глянул на этикетку: духи «Красная Москва». Гляди ты! Уже были! Пригодится! Сменяем на что-нибудь.

– А продукты?

– Никаких! – Завмаг театрально развел руками. – Крупу, соль, керосин и спички в первый день войны разобрали.

– Товарищ сержант! – Коля взял меня за рукав и склонился к уху. – Там подсобка! – он кивнул на дверь сбоку.

Лицо мехвода было насупленным. Дельная мысль! Мы направились к двери.

– Товарищи!..

Вопль, исторгнутый из глубины души, летел вслед. С чего так нервничаем? За дверью было темно, я нашарил выключатель. Под потолком вспыхнула тусклая лампочка. Разобрали, говоришь? Что тут у нас? Мыло в ящике? Берем! Упаковки спичек? Дайте две! Керосин в бидоне? Без нужды! В ларе соль, крупная, серая… Не помешает. Мешочек холщовый как раз валяется…

Вышли из подсобки, как Деды Морозы, обвешанные подарками. На завмага было больно смотреть. Выглядел толстяк как вдовец, только что похоронивший любимую жену. Жлобяра не догадывался: будет и второй акт марлезонского балета. Свалили товар на прилавок.

– Считай!

Завмаг застучал костяшками счетов. Мешочек с солью бросил на весы.

– Пересыпать будете? Мешок мой личный!

– Прибавь к счету!

– Сорок семь рублей, тридцать копеек…

Я пошарил по карманам. Деньги нашлись. Надо же, хотел выбросить!

Завмаг разгладил мятые бумажки.

– Еще семнадцать рублей!

Коля полез в карман, но Илья опередил: выложил на прилавок сотенную купюру. Завмаг презрительно отодвинул мои бумажки, схватил банкноту и отсчитал сдачу из пухлого бумажника.

– До свиданья, товарищи!

Коля побросал товар в мешок, мы вышли на площадь. За нашими спинами завмаг гремел замком. Это он зря…

– Жлоб! – сказал Коля. – Припрятал! Надо людям сказать!

– Непременно! – заверил я.

– Есть хочется! – напомнил Климович.

– А как же!

Выбрав дом не из самых богатых, постучал в окно. Оно отворилось сразу – похоже, за нами наблюдали. Сморщенное лицо в платочке, настороженный взгляд. Почему-то вспомнилась игра в городки. «Бабушка в окошке».

– Покорми нас, мать! Заплатим!

– Ой, деточки! – бабка всплеснула руками. – Нету ничога!

Голос у нее был елейно-притворный. Врет! Я едва не сплюнул. Вот ведь «партсъезд!» Одни куркули!

– Можем сменять! Есть мыло, соль, спички!

Возникший рядом Коля шлепнул на подоконник вещмешок и распустил горловину. Старуха заглянула внутрь, на лице ее проступила алчность.

– Гляди сколько! – бормотала она, копаясь в мешке заскорузлыми пальцами. – И где только взяли?

– Неподалеку. Полно товара!

– Соль, керосин, спички, мыло, – подтвердил Коля. – Мешки, бидоны, ящики…

– Где? – простонала старуха.

Мы выразительно замолкли. Старуха метнулась в дом. Обратно явилась с караваем черного хлеба и куском сала, завернутым в тряпицу.

– В сельпо брали, – поведал Коля, пряча продукты.

– Нету там ничога, – обиделась старуха, протягивая руку к мешку. – Пустые полки!

– Зато подсобка полная. – Коля ловко убрал мешок. – Сами видели. Только что оттуда.

Старуха всмотрелась в наши лица и поняла, что не врем.

– Тимофеич! Сволочь! – Бабка прямо шипела от злости. – Сказал, товар в район увезли. Да мы ему!.. Только соберу баб!

– Ухваты не забудьте, – посоветовал Коля, бросая мешок за спину. – Прощевайте, мамаша.

За околицей мы свернули в кусты и накрыли «поляну». Хлеб оказался вкусным, а вот сало – старое и желтое. Отпилили по куску и честно пытались жевать – безуспешно.

– Как подошва… Такое и я бы отдал, – вздохнул Коля, выплюнув желтый комок. – Ведьма старая.

Характеристика была молча утверждена. Мы пожевали хлеба, запили ледяной водой. Вода текла из родничка, возле которого сделали привал. Родничок огораживал сруб из трех венцов, вода выливалась через прорубленное в верхнем оконце. Тоненький ручеек убегал в заросли, его русло выдавала ярко-зеленая, густая трава. Я полюбовался песчинками, пляшущими в струе родника, стащил гимнастерку и умылся под ледяной струей. Илья и Коля последовали примеру. Вернувшись на поляну, достал из вещмешка «Казбек». Илья папиросу взял, а вот Коля помотал головой. Волевой парень.

Пока чиркали спичками, пока с лейтенантом дымили, я ловил на себе взгляды парней с немым вопросом в жадных взорах. Отвечать не спешил: предстояло обдумать. Докурив, извлек из-за голенища немецкую карту и разложил на траве. Две головы немедленно возникли по сторонам. Вот и место нашего боя. Я скользнул пальцем южнее и уткнулся в населенный пункт. Он назывался Жлобы. Случайных названий не бывает. Судя по тому, как нас встретили…

Илья прочитал название и хихикнул. Коля глянул вопросительно, Илья перевел с немецкого.

– Это еще что! – сказал Коля. – Рядом с нашей деревней Жиросперы были. В школе мы их дразнили: «Жир сперли!»

Я сложил карту и спрятал за голенище.

– Куда теперь? – не выдержал Коля.

– Туда! – махнул я рукой. – К своим! Но если желаете, можем остаться. Создадим партизанский отряд…

Партизанить в Жлобах никто не захотел.

– Мы же танкисты! – оправдался Коля.

Кто б спорил… Я взял МР-40, отсоединил магазин и проверил, заряжен ли он. После чего пересмотрел магазины в подсумке. Моему примеру последовали Коля с Ильей. Студент лихо орудовал дверцей «нагана», крутил барабан; как я успел заметить, в оружии он разбирался неплохо. Где, интересно, учили? У Коли получалось хуже. Я показал ему, как ставить «парабеллум» на боевой взвод, использовать предохранитель. Мы не рассчитывали встретить немцев на этом проселке – им сейчас не до нас. Но проверка оружия мобилизует личный состав, а нам топать и топать…

– Хорошо б найти танк! – вздохнул Коля час спустя. Он шел, устало загребая пыль сапогами.

Да уж… Только в одну воронку снаряд дважды не падает. Под Брестом свезло, рассчитывать на везение снова? В стороне от главных дорог? Танки здесь не ходят.

Я ошибался.

* * *

Ильяс

В войне рыжий разбирается. Не будь его танцев на поле боя, спалили бы нас бундесы и пепел развеяли. С другой стороны, конечно, зарежь я его, как собирался, не воевал бы сейчас. Топал бы к линии фронта… или лежал в кювете с пулей в спине. Много таких вдоль дорог видел. Немецкие самолеты пощады не знают…

На душе стало муторно, почудился запах паленого мяса – как там, в казармах у Бреста. Шашлык я не скоро в руки возьму. А-а-ах. Нога скользнула в яму, я чуть не навернулся. Хорошо, мехвод успел подхватить.

Сержант оглянулся, убедился, что все в порядке, и дальше потопал.

Зарезать? Стрельнуть в спину? Мы почти не спим, возможностей для того, чтобы решить проблему аккуратно, все меньше. Конечно, рубануть рукояткой в темечко или висок во время боя можно, но как выжить в этой банке с болтами, если грохнуть единственного толкового члена экипажа? Надо ждать отдыха и там уже решать все вопросы. А отдых будет когда-то – нельзя же только драться! Или можно?

Я рассматриваю мокрую спину идущего впереди и понемногу сбиваю в мозгу блуждающие в голове вопросы.

Куда идем? Зачем? Почему крадемся по тропкам, обходя деревни? Если даже выйдем к русским («советским», «нашим» – как теперь их называть?), с распростертыми объятиями нас не встретят. Были на оккупированной территории, а это, считай, как в плену. За это – в штрафбат или того хуже. В кино так показывали, по телевизору смотрел. Или врали? Война здесь не такая, как в кино. В любом случае, как ни кинь, перспектива паскудная. Геройства наши никому не нужны. Начнем распинаться, как танки подбивали, как самого Гудериана в плен чуть не взяли – засмеют или поколотят. Доказать-то не сможем – свидетелей нет. Погибли свидетели… А ребята в особых отделах крутые – в кино видел. Чуть что – сразу в зубы! Мозгов не хватает, так они кулаками.

Ох, как грустно! Мама, мама, роди меня снова… Вернуться бы назад! Пусть там не пряники, но что сгреб, то и твое. Мир такой – не отгрызешь, так у тебя отгрызут. Жить трудно, зато не стреляют. Вернее, стреляют, но не часто.

Жрать хочется. Паек рыжий урезал. Дорогой хорошие люди попались, не то что в первом селе – навалили продуктов в мешок. Однако рыжий жлобится. Утром и вечером варим крупу с салом, а днем – по куску хлеба… Сержант уверяет: через неделю привыкнем к рациону и будем бежать, как кони. Что-то не верится. Без мяса, лаваша, на одной каше с хлебом я с ума сойду. Муторно. Что сделать, чтоб не тошнило? Воды попить?

Рыжий поднял сжатый кулак. Внимание!

Мы замерли. Немцы? Сохрани нас, Аллах! Винтовок нет, с пистолетами мы не вояки. У сержанта автомат, но у немцев пулеметы…

Помахал рукой. Расходимся. Чего он всполошился? Услышал что?

– А чаго гэта вы, хлопц… – Звук оборвался, как только подскочивший сержант ткнул автоматом в брюхо появившегося из леса дедка.

– Чаго-о-о? – проблеял дедок.

– Тихо!

– Вы чаго, хлопцы? – еще раз, но уже тише.

Мы с Колей подошли ближе. Дед как дед. Невысокий, в потертых штанах, линялом и обвисшем на локтях пиджаке и… в лаптях. За спиной – мешок, в руке – посох.

– Откуда, дед?

Тот затравленно оглядывался, переводя взгляд от одного на другого:

– Так тутошний я. Шерчоуски.

– Из Шерчово?

– Так и кажу.

Дедок осмотрелся, убедился, что убивать никто не собирается, и расправил плечи:

– А наскочили-то, як петухи. Чаго наскочили?

Сержант попробовал вернуть разговор в нужное русло:

– Немцы в округе есть?

– Якия немцы?

– Ну, фашисты. Военные?

Дедок выглядел озабоченным:

– А надо, шоб были?

Олег сплюнул. «Язык» или удачно прикидывался, или действительно придурковат.

– Так есть или нет?

– Ну, вядома ж, ёсць!

– Сколько и где?

– А?

– Сколько немцев и где находятся?

– Дык, вязде их наехало на самоходах, машины па-вашаму. Позабирали все со склада колхозного, председателя повесили, а сами – кто далей поехал, кто и застауся.

– Дед, ты считать умеешь? Прикинь, сколько их там? Примерно… И где расположены?

Дедок понемногу осваивался:

– Дык, думаю, что человек десять у нас. В Бродах еще пяток. Ну и ездють туды-сюды… много.

– Дороги охраняют?

– А як жа ж! На мацацыклетках с куляметами.

– С пулеметами?

– Дык.

Рыжий почесал небритую щеку:

– И что говорят? Где фронт?

– А?

– Где воюют?

Дед махнул рукой:

– Тама!

– Далеко?

– Ну, ясно. Ужо день, як гармат не слыхать.

– Пушек не слышно?

– Так.

Я жестом показал деду, чтоб снял мешок. Может, пожрать есть? Ничего… Какое-то тряпье и лапти. Запасные, наверное.

– К куме иду, яна накормить, – оправдался дедок.

Он уже вполне освоился, поглядывал на нас с интересом.

– А что гэта, хлопцы, у вас на воротниках? – спросил, ткнув пальцем в эмблему на петлице сержанта.

– Танк это, дед. Танкисты мы.

– А чаго пешшу идете?

– Сгорел наш танк.

Дед почесал бороду.

– Нябось, без машины тяжка?

Рыжий зыркнул на разговорившегося.

– Подарить танк Красной Армии хочешь?

Селянин скосил глаза и пробурчал:

– Подарить, так, мабуць, не. А вось продать…

Из наших глоток одновременно вылетело:

– Чего?!

– Продать дык могу.

Сержант изумленно уставился на предприимчивого деда:

– Откуда у тебя танк, старче? И почем танки в Шерчово?

Дедок хитро ухмылялся:

– Скольки? Дорага… Тышч шестьдесят злотых. Не менее.

– Чего?!!

– Говорю, что танк добрый, мабуць, тысяч пятьдесят-шестьдесят каштуе.

Рыжий скривился:

– Дед, откуда у нас злотые? Ты еще фунты стерлингов вспомни! К тому же на фиг они тебе? Польши ж нет.

– Дык, и рупь ваш – тож ненадолго. А немецких денег у вас, знамо, нету.

Дед присел на свой мешок и продолжил торговаться:

– Грошей нема, дык, можа, сменяемся?

Сержанту ахинея надоела:

– Слушай, задолбал! Где танк?

Дед будто не заметил смены настроения у потенциального «покупателя»:

– Тольки на што сменять?

Мехвод придвинулся к старикану с явными намерениями на лице, но рыжий неожиданно решил подыграть. Он подмигнул нам и спросил:

– Тебе что надо? За танк не пожалеем. Хочешь расписку на сто тысяч рублей? Это большие деньги. Как советская власть вернется – сразу получишь!

Но дед уже принял решение:

– Вось. Боты явойныя! – Он ткнул в меня пальцем.

– Что?

– Боты! Сапоги по-вашему.

– Да ты совсем оху… не прав! За тебя воюют, а ты выгадываешь?!

Старикашка набычился:

– Не надо за меня. Я за себя навоевался! Дашь боты?

Я схватился было за штык-нож, но мою ладонь перехватила рука сержанта. Сквозь зубы он прошептал: «Не кипиши», – а деду кивнул:

– Согласны.

Крестьянин удовлетворенно крякнул и начал развязывать мешок.

– У тебя там танк? – Рыжий явно глумился.

– Не. Танку там места нету.

На землю упала пара лаптей.

– Боты и… твои часы, жолнер.

Рыжий обхватил запястье, будто пытаясь оставить свой трофей.

Дедок ждал.

Сержант чертыхнулся и снял с запястья хронометр:

– Ладно. Снимайте сапоги, товарищ лейтенант!

Я колебался, надеясь отмудохать доморощенного коммерсанта, но рыжий снова подмигнул:

– Снимайте!

Ладно. Я стянул сапоги и бросил дедку. Тот протянул лапти.

– Тутока веревочки сзади. Завяжешь вкруг онучей!

Аллах, милостивый и милосердный! Счастье, что не видит родня!

Дед взглянул на сержанта, тот протянул часы.

– Ну! Где танк?

Старикашка ухмыльнулся:

– Ходьте. Тут недалёка.

* * *

Дедок не соврал. Через полчаса они были около заваленного ветками БТ-7. Танк спрятали недалеко от дороги. Выглядел он совершенно исправным: ни царапины, ни вмятины. Даже боекомплект оказался на месте, неполный, правда. Олег обследовал внутренности и вылез удивленный.

– Затвор не вынули, прицел цел. Почему бросили?

– Разреши, командир!

Коля заскочил внутрь, затарахтел стартером и выглянул из люка.

– Баки пустые, товарищ сержант!

Все ясно. Неведомые танкисты ехали, пока топливо не кончилось. Отогнали танк в лес, замаскировали, думая вернуться. Да только где его взять, бензин? Олег оглянулся. Дедок стоял на кромке леса, ухмыляясь.

– Иди-ка сюда, драгоценный!

Старичок осклабился беззубым ртом:

– Не… Я лепей тутай.

Олег пружинистым шагом двинулся к нему. Дедок дернулся, но сообразил, что убежать не успеет. Остался стоять.

– Чаго?

– Отдавай сапоги! И часы! Мы так не договаривались! Без топлива танк – груда железа.

Дед заюлил:

– За бянзин разговору не было! Танк – вось ён. Усё чэсна.

Рыжий схватил деда за шиворот:

– Сапоги! Часы!

Селянин бросил мешок ему под ноги:

– Шукайте!

Подбежавший Коля взял мешок. К общему удивлению внутри ничего, кроме давешних тряпок, не было.

– Ах ты, фокусник! Куда вещи подевал?

Дед, все еще вися на руке сержанта, захихикал:

– Дык я ж не валенок дурны. Пакуль шли, схавау.

– Спрятал?

– Дык.

– Где?

– Не скажу!

Олег еще раз тряхнул крестьянина, но тот только насупился.

– Дай я его немного попытаю, – предложил Ильяс, плотоядно улыбаясь и берясь за штык. – Мал-мала резать буду.

Дедок закашлялся:

– А что, хлопцы, вам, мабуць, и бянзин трэба?

Глаза сержанта сузились:

– Вещай, куркуль!

Дедок закрутился:

– Тут МТС недалека. Там бочки с бянзином, и сеялки, и трахтар!

– А немцы?

Селянин скуксился:

– Ну и немцев трохи. Вядома ж.

– Сколько?

– Ну так… Десяток, мабуць.

– Ах ты… Да я тебя…

Но что именно собирается сделать сержант с коммерсантом, лейтенант с мехводом не услышали. Кусты на краю поляны разошлись, в прогале появился ствол винтовки:

– Руки вверх!

Сержант отпустил дедка. Тот плюхнулся на колени и быстро-быстро, на четвереньках, заелозил в лес.

– Кто ты, добр человек? – поинтересовался сержант, поворачиваясь на звук.

– Руки!

Все замерли, послушно подняв руки.

Заросли раздвинулись, и на поляну вышло четверо красноармейцев. Замызганные, небритые, но с оружием: у двоих в руках – винтовки Мосина, у третьего – трофейный «маузер», самый здоровый шел с пулеметом «МГ».

– Почто гражданского тиранишь? – сквозь зубы спросил тот, кто с пулеметом.

Ильяс пригляделся. Судя по петлицам, все рядовые, но никаких попыток приветствовать лейтенанта у пришедших не наблюдалось. Ильясу это не понравилось.

– Представьтесь-ка, рядовой! – Он попробовал придать голосу металла.

Бойцы смерили его тяжелыми взглядами и переглянулись. Пулеметчик нехотя выдал:

– Рядовой Горовцов, 44-й стрелковый полк. Это бойцы сводного отряда. После прорыва следуем к линии фронта. А вы кто?

Ильяс решил спустить фамильярность: