Текст книги "Воины-тени: Ниндзя и ниндзюцу"

Автор книги: Анатолий Тарас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Я останусь с ними, господин, – голос Хосаки ничего не выражал, как будто все на свете потеряло для него какое-либо значение.

Ясутакэ помолчал немного, раздумывая, и согласился.

– Хорошо. Только разведи костер. Здесь могут быть волки. Из деревни мы пришлем людей с носилками. Ниндзя сюда не вернется. Раненые ему ни к чему.

Он повернулся и зашагал по все той же едва заметной тропинке. Ямаскэ несколько секунд молча смотрел на Хосаку, Ахито и Такуро, а затем бросился догонять командира. В душе он не сомневался, что видит своих товарищей в последний раз.

Двое самураев быстро, почти бегом двигались через лес.

Они очень спешили. Нужно было, несмотря ни на что, выполнить задание, а также поскорее направить помощь раненым товарищам и оставшемуся с ними Хосакэ. Ясутакэ держался за бок, он тяжело дышал, почти хрипел. Ямаскэ тоже притомился, но он был очень молод, и, в отличие от начальника, ничуть не пострадал в схватке с ниндзя.

Узкая тропинка петляла между кустов и деревьев. И вдруг она вывела на хорошо утоптанную дорогу, по которой, очевидно, ходили намного чаще. Ямаскэ обрадованно повернулся к своему командиру:

– Ясутакэ-сан, смотрите, мы почти пришли!

В ответ Ясутакэ спокойно заметил:

– Мы еще не вышли из этого проклятого леса!

Словно в подтверждение его слов сзади раздался голос, от звука которого Ямаскэ даже подпрыгнул. Оба самурая одновременно обернулись и выхватили свои мечи. На тропе стоял человек в темном костюме, закрывавшем даже лицо. В руках у него не было оружия, но слева виднелась квадратная гарда короткого меча с черной рукоятью. За спиной неожиданно появившегося незнакомца солнце опускалось за горы. На фоне алого заката, в бликах света и тени, фигура казалась призрачной, чем-то таким, чего нет на самом деле. Однако голос не оставлял сомнений в реальности происходя шего.

– Господин Ясутакэ прав, вы еще не вышли из этого леса. И не выйдете без моего согласия. Выбирайте: либо вы отдаете мне письмо и уходите, либо…

Договорить он не успел, потому что ответом стал свист воздуха, рассекаемого взмахом клинка. Ясутакэ с криком устремился в атаку. Уклоняясь от выпада, ниндзя сделал колесо назад и укрылся за ближайшим деревом. Ясутакэ снова занес меч над головой, и стал осторожно приближаться к нему, готовясь нанести резкий удар. Растерявшийся в первый момент Ямаскэ крался следом, держа меч обеими руками возле правого плеча острием вверх. Но не успели воины броситься на врага, как тот выставил из-за древесного ствола трубку и дунул им в глаза каким-то жгучим порошком – сначала одному и сразу же – другому.

Почти полностью ослепшие самураи вынуждены были остановиться.

Чертыхаясь, они протирали слезящиеся глаза, но от этого жжение в них только усиливалось. С трепетом ожидали они рокового удара от своего противника, которого теперь совсем не могли разглядеть. Однако ниндзя ограничился тем, что выбил у них из рук мечи. Ясутакэ не растерялся, решение пришло ему в голову немедленно. Он резко прыгнул вправо, рискуя сослепу напороться на клинок неприятеля, на ходу выхватил вакидзаси и крикнул:

– Ямаскэ, короткий меч!

Произнеся эти слова, он начал быстро вращать вокруг себя коротким мечом, уподобляясь ветряной мельнице.

Ясутакэ надеялся быстрыми движениями наугад отбить очередную атаку врага и таким образом прикрыть себя на минуту-другую, пока в глазах хоть немного не просветлеет.

Ямаскэ понял замысел командира. Но только успел он взяться за рукоять вакидзаси, как на его руке сомкнулись стальные пальцы ниндзи. В тот же миг сильный толчок в спину бросил его прямо на размахивавшего мечом Ясутакэ.

Молодой самурай едва смог крикнуть – «Господин!» – как острая сталь пронзила ему правое плечо. Брызнула кровь, Ямаскэ схватился за рану левой рукой и осел на землю, вскрикнув от боли. Ясутакэ услышал его крик, ощутил, что куда-то попал мечом и все понял. Он отбросил вакидзаси в сторону и хотя глаза продолжали гореть и слезиться, через влажный туман сумел разглядеть распростертое на земле тело. Он упал перед юношей на колени, не думая в этот момент о себе. Отчаяние сжало ему горло словно клешня краба. В ужасе он воскликнул:

– Я его убил!

Ямаскэ поднялся на колени и, продолжая зажимать рану здоровой рукой, смущенно пробормотал:

– Извините, господин!

Звук его голоса вернул Ясутакэ самообладание. Он повернул лицо в ту сторону, где, как ему казалось, притаился ниндзя, и громко произнес:

– Эй ты, черный негодяй! Я не знаю, кто ты такой и откуда тебе известно мое имя. Но все равно ты подлец и трус! Если тебе нужно письмо, то попробуй отнять его у меня в поединке лицом к лицу. Я, Торинобо-но Ясутакэ, сын благородного Акиро-но Ясутакэ, вызываю тебя на честный бой! Или ты боишься?

Он умолк, прислушиваясь. Ни звука в ответ.

Ниндзя замер в двух шагах от хагамото. Он присел на корточки, чтобы самурай не ощутил его присутствия хотя бы по тени. Слова Ясутакэ не произвели на него ни малейшего впечатления. Эти самураи просто помешаны на своей чести! Главное – отнять письмо, честно или коварно, не все ли равно? Гордость, самолюбие, жалость – все это не имеет никакого значения для него. Надо кончать с заданием, еще немного и станет совсем темно. А путь еще так далек!

Ниндзя привстал, сделал два скользящих неслышных шага вперед и левой рукой обхватил корпус Ясутакэ, прижав левую руку воина к телу, и захватив пальцами кисть правой руки. Ясутакэ застонал от боли в сломанном ребре и от ненависти, попытался вырваться, но хват был железным. У него все помутилось в голове от дикой боли. Ямаскэ услышал его вскрик, попытался подняться, чтобы придти на помощь, но вновь упал на землю от сильного пинка ногой в грудь.

Одним движением правой руки ниндзя извлек письмо из-под нагрудной пластины панциря, сильным ударом локтя в голову поверг Ясутакэ оземь, и мгновенно исчез в лесной чаще, словно растворился во мраке. В это время пелена слез от порошка наконец-то спала с глаз хатамото.

Он отчетливо ощутил, что потерпел сокрушительное поражение. Письма у него больше нет, отряд почти весь перебит, враг ушел безнаказанно. Все потеряно навсегда. Единственное, что остается – смыть позор с себя, совершив сэппуку (ритуальное самоубийство).

Вздохнув, Ясутакэ подошел к Ямаскэ, помог ему сесть, приложил к ране целебные травы из своего мешочка со снадобьями, заботливо перебинтовал полосками одежды.

Потом сказал:

– Отправляюсь к богам наших предков. Приказываю тебе остаться в живых. Поможешь мне уйти в заоблачный мир, потом дойдешь до деревни, расскажешь обо всем, что с нами случилось, пошлешь людей за Хосакой, Ахито и Такуро. Что поделаешь, подлый ниндзя оказался сильнее меня!

Ясутакэ снял панцирь и кимоно, оставшись в одних шароварах – хакама. Он обвел прощальным взглядом Ямаскэ, заходящее солнце, верхушки гор, лес, потом встал на колени. Совершив короткую молитву, Ясутакэ взял обеими руками свой вакидзаси, сжал зубы и вонзил меч себе в живот.

Потом медленно повел лезвие вправо, из последних сил превозмогая дикую боль, чтобы не закричать. Когда клинок дошел до правого бока, он молча взмахнул левой рукой. В тот же миг Ямаскэ, стоявший справа от своего командира с катаной наизготовку, со всей силы нанес удар, отделив ему голову от туловища и прервав тем самым мучения. Тело Ясутакэ упало вперед, в полном соответствии с ритуалом сэппуку, по нему пробежала дрожь, и все было кончено…

* * *

Человек в черном костюме бежал через лес, безошибочно выбирал путь в густых сумерках. Письмо, ставшее причиной стольких смертей, лежало у него во внутреннем кармане. Первая часть задания выполнена. Осталась вторая, более сложная. Надо проникнуть в родовой замок Оцукэ и убить автора послания, как говорится «погасить облик» напыщенного владельца замка. Иначе он пошлет сегуну второе такое же послание, потом третье, не успокоится до тех пор, пока не добьется карательной экспедиции против горного клана Тагамори.

В своем письме князь Оцукэ показал удивительную осведомленность. Ему точно известно местоположение горного селения, количество домов в деревне и мужчин, способных держать в руках оружие. Он знает даже имя тюнин, распоряжающегося делами общины. Значит, не обошлось без предательства. Изменника следует ликвидировать, но сначала требуется узнать его имя. Придется тайно проникнуть в опочивальню князя, как следует его допросить, и только потом отправить туда же, куда сейчас, без сомнения, направляется храбрый, но бестолковый самурай, оставшийся на лесной поляне далеко позади. Все же неплохо, когда все поступки врага нетрудно понять и заранее просчитать. Девятнадцатилетний гэнин Камахиро из клана Тагамори улыбнулся и продолжил свой бег.

Кодекс воина клана Тогакурэ

(XVII век)

* * *

Звезды – мои глаза,

Ветер – мои уши,

Ночь – моя одежда,

Холод – мой разум,

Тень – моя суть.

* * *

Моя сила – в моем упорстве,

Учтивость к учителям – единственное тепло во мне,

Моя власть – это я сам,

Железо – мое тело.

Мое решение – это мой закон!

* * *

Мой дух – мой единственный друг,

Брезгливость – мой враг,

Свобода брать и отдавать жизнь – моя стратегия,

Использование момента – мой главный шанс,

Закон Вселенной – единственное мое сокровище.

* * *

Приспосабливаться к обстоятельствам – мой принцип,

Неуловимость ветра – моя тактика,

Изворотливость ума – мое счастье,

Чувство долга – мой панцирь.

Невозмутимость – моя крепость.

* * *

Понимание сути без размышлений – мой меч!

Часть II

Искусство проникновения

Никто не мог сравниться с ниндзя в искусстве проникновения в неприступные замки и военные лагеря, не говоря уже о тех объектах, которые не охранялись.

Стараясь пробраться во вражескую цитадель, или в расположение неприятельских войск, ниндзя никогда не действовал вслепую. Наоборот, любая акция тщательно планировалась и рассчитывалась, нередко с точностью до одного шага, до одной секунды. Продумывались варианты и последовательность действий, основной и запасные маршруты, пути вынужденного отступления. Впрочем, о бегстве ниндзя думал меньше всего, так как успех предприятия обеспечивала – не в последнюю очередь – абсолютная уверенность в себе.

Обычно ниндзя хорошо знал план той местности, где ему предстояло провести операцию, в том числе расположение жилых и подсобных помещений, места размещения караульных, время и особенности их смены и многое другое в том же роде. Эти сведения чаще всего собирали другие ниндзя, посещавшие арену предстоящих событий задолго до их начала в облике безобидных бродяг. Если же подобная информация отсутствовала, ниндзя-исполнитель сам накапливал ее по кусочкам, складывая из них целостную картину, подобно тому, как это делается в детской головоломке. Он долго наблюдал за поведением хозяев замка, их воинов и прислуги, дотошно изучал особенности архитектуры и планировки строений. Лазутчик не торопился, терпеливо выжидая подходящий момент, чтобы ударить наверняка. Разве не означает иероглиф «нин» еще и «терпение»?

Разумеется, шпионские операции (выведать тайну, украсть или скопировать документ) существенно отличались от заказных убийств и диверсий. Но в том и заключалось одно из достоинств кланов ниндзя, что у них были специалисты разного профиля. Поэтому для каждого конкретного случая подбирали наиболее подходящих исполнителей.

При этом руководители операций (тюнин) учитывали и физические данные воинов, находившихся в их распоряжении, и психологические особенности, и степень владения теми или иными специфическими навыками.

Для проникновения в запретную зону ниндзя пользовались разными тактическими приемами, среди которых важнейшими были следующие три: выбор самого слабого звена в системе охраны (слабого именно в аспекте недоступности), выбор наиболее благоприятного момента, отвлечение внимания стражи. Считалось, например, что лучшее время для прокрадывания – это безлунная, туманная, дождливая или ветреная ночь, особенно весной и летом, когда сон у людей крепче всего. Внимание отвлекали «партнеры по команде», устраивая поджог, взрыв, просто какой-то шум в месте, далеком от того, где должен был идти их товарищ. Если же помощников не было, воину-одиночке самому приходилось заботиться об отвлекающем маневре.

Проскользнув внутрь, ниндзя приступал к решению задачи, поставленной перед ним его «тюнин». Для этого не только требовалось знать путь наверняка, иметь продуманный план, но и бесшумно передвигаться, соблюдая меры крайней предосторожности, чтобы избежать многочисленных ловушек. Так, в коридоре могла внезапно рухнуть с шумом откуда-то сверху дверь, механизм которой сработал от ноги, вставшей на определенное место. В потолках нередко имелись пустые отсеки, где прятались охранники, скрытно наблюдавшие сверху за тем, что делается внизу, с взведенными арбалетами в руках. Попытка тихонечко открыть дверь могла освободить запор крышки люка в глубокую яму с отвесными стенами и острыми кольями на дне.

О том, что все это не выдумка, свидетельствуют факты.

Так, в сохранившемся до наших дней в Киото доме Мотидзуки (бывшем, кстати говоря, ниндзя), преобразованном ныне в музей, исследователи обнаружили колодец, расположенный непосредственно за главным входом в дом. Он был до самого верха набит 80 скелетами непрошенных гостей, валявшихся там с XVI века! А во дворце сегунов Токугава в том же Киото есть знаменитые «поющие полы», способные сводить на нет все хитрости средневековых лазутчиков. Имеется в виду определенная техника настилки пола с помощью длинных гвоздей, забитых в опорные балки под определенным углом под каждой доской. Любая из них неминуемо издает скрип, стоит лишь наступить.

Сами половицы при этом не прогибаются, они просто лежат на гвоздях и передают им сообщаемое усилие. Интересно, что в разных залах дворца полы «поют» по-разному, так что стражники могли на слух точно определить, в каком из помещений находится «гость». На день полы «выключали», на ночь «включали».

Впрочем, в бедной лесом Японии подобная техника стоила очень дорого, ее могли позволить себе только самые богатые аристократы, удельные князья – «даймё». Те феодалы, что были победнее, вместо музыкальных половиц пользовались нитками с колокольчиками, натянутыми во тьме проходов. Эта система работала не хуже, ведь заметить в темноте черную нитку совершенно невозможно, зато она была несравненно дешевле досок. Надо было только не лениться каждый вечер приводить ее в действие, а каждое утро снимать. Еще существовали собаки, верные друзья хозяев. Одним словом, внутри замка было несравненно опаснее, чем снаружи. И все же ниндзя отважно устремлялся на приступ вражеских твердынь и безнаказанно уходил оттуда, оставляя позади трупы…

Самым надежным помощником ниндзя была темнота.

Он отлично знал ее сильные и слабые стороны. Помнил, например, о том, что в кромешном мраке даже слабый свет резко снижает чувствительность ночного зрения, поэтому стражники, сидящие возле жаровни с раскаленными углями и настороженно всматривающиеся в темноту, видят в ней очень немногое. Сам ниндзя по той же причине избегал смотреть на свет или делал это только одним глазом, плотно закрыв второй. Зная, что человеческая кожа имеет свойство выделяться в темноте, ниндзя одевал на руки перчатки, а лицо закрывал маской либо красил в темный цвет.

Действуя ночью, он старался двигаться таким образом, чтобы его фигура не выделялась на фоне более светлых участков (например, на фоне освещенной изнутри бумажной перегородки в доме, на поверхности залитого светом луны водоема, в дверном проеме и т. д.).

Чтобы хорошо видеть в темноте, ниндзя последние сутки-двое перед выходом на задание жил в полной темноте где-нибудь в подвале дома у своего сообщника, а то и просто в яме, вырытой им в ближайшем лесу и надежно укрытой как от солнечных лучей, так и от чужих глаз. Свое убежище он покидал, разумеется, только тогда, когда наступала ночь. Не полагаясь на одно зрение, ниндзя при своем продвижении время от времени замирал, пытаясь уловить опасность всеми своими чувствами – обостренным до предела слухом, обонянием, осязанием и мистическим «внутренним взором».

Кое-где ниндзя крался на четвереньках, осторожно ощупывая пальцами пространство перед собой. В других случаях он, напротив, взбирался под самую крышу и там продолжал свой путь, перелезая с одной балки на другую и обходя, таким образом, все устроенные внизу ловушки и засады. Но все же в большинстве случаев он двигался так называемым «боковым шагом» (синоби-ёко-аруки), потому что именно этот способ позволял перемещаться в более узкой полосе (см. рисунки). Перемещение осуществлялось как плавное, текучее движение хорошо смазанного механизма, работающего в заданном ритме, без всякой спешки и без малейшего шума.

Синоби-ёко-аруки

Для отработки легких, бесшумных шагов ниндзя часами ходил зимой по льду в деревянных башмаках на подставках-скамеечках (гэта), а летом в мягких туфлях с толстой подошвой по рисовой бумаге, лежащей на песке. Скрип, раздававшийся в том и другом случае, надо было свести к минимуму и в идеале устранить полностью. Для этого ниндзя внушал себе ощущение легкости во всем теле и концентрировался на энергетическом центре живота (хара). На задание же он шел в «таби» – толстых носках, в которых большой палец отделен от остальных пальцев ступни. При ходьбе по скользкой, мокрой поверхности использовался так называемый притирочный шаг, по сыпучей поверхности (гравий, песок) – плотный «катящийся», в высокой траве и в тростнике – сметающий. Всеми силами ниндзя старался избежать необходимости ходить по сухим листьям, соломе или бамбуку, так как они неизбежно производят шуршание.

Хорошо освещенные места ниндзя преодолевал короткими рывками, застывая в полной неподвижности после каждого из них. Сами эти рывки он старался делать в такие моменты, когда внимание стражников отвлекалось: при вспышке молнии, ударе грома, порыве ветра, усилении дождя, при смене караула, перекличке часовых, разговоре обитателей замка между собой. Годился и скрип открываемой двери (естественно, если ее открывал кто-то другой), и лай собаки – все, на что человек склонен непроизвольно обращать внимание. Дверь, кстати, ниндзя не открывал, не убедившись заранее, что она не скрипнет. В случае необходимости он смазывал дверные петли маслом либо увлажнял их водой (а то и собственной мочой).

Как известно, лазутчик мог пролезть даже в небольшие отверстия благодаря своей гибкости, умению доставать кости конечностей из суставов и производить специфические волнообразные движения, напоминающие змеиные.

Так что он мог проникнуть в здание, скажем, через крышу, сняв всего две-три черепицы. Если ему препятствовал какой-нибудь засов, замок или защелка, ниндзя пускал в ход свои инструменты, набор которых был у него не хуже, чем у профессионального взломщика. Это сикоро (пила по дереву), ядзири (пила-напильник для резки металла), цубогири (коловорот для сверления отверстий в древесине), касугаи (плотницкие крючки для крепления ставней и дверей в открытом положении), кунаи (небольшой шпатель), тоби-кунаи (инструмент многоцелевого назначения, которым можно было резать, копать, расклинивать, пробивать отверстия, использовать как рычаг), куророкаки (металлический угольник для взламывания окон и бумажных стенок), дзюророкаки (инструмент для открывания замков, нечто вроде отмычки), осаку (приспособление для взламывания засовов). Был еще и кикигамэ – подобие слуховой трубки с раструбом на одном конце, позволявший прослушивать, что происходит за стеной. Иногда, например, в поисках нужного документа, ниндзя нуждался в лучике света. Поэтому среди его снаряжения имелся набор фонарей. Танагокоро-таи-мацу помещался в ладони, мидзу-таи-мацу горел даже под проливным дождем, в гандо свеча всегда оставалась в вертикальном положении, независимо от того, под каким углом он висел. Дока тоже мог служить для подсветки, хотя являлся в первую очередь маленькой металлической грелкой с несколькими раскаленными углями внутри. Благодаря ей, шпион даже в сильный мороз сохранял подвижность своих пальцев…

В искусстве прокрадывания существовало множество чисто практических уловок и приемов, не устаревших по сей день. Нецелесообразно подробно их описывать. Например, в тех случаях, когда присутствие бодрствующих людей казалось неустранимой помехой, ниндзя усыплял их снотворным дымом, выделяемым тлевшей бумагой, пропитанной смесью из крови змеи, крота и тритона, либо подмешивал им в еду и питье порошок из семян дурмана. Подобные «рецепты» слишком близки способам действия современных преступников, а потому на этом мы остановимся.