Текст книги "Ферма 'СТАНЛЮ'"

Автор книги: Анатолий Днепров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Днепров Анатолий
Ферма 'СТАНЛЮ'

Анатолий Днепров

Ферма "СТАНЛЮ"

" по-видимому, можно вырастить законченный

индивидуум из одной единственной клетки,

взятой (например) из кожи человека. Сделать

это было бы подвигом биологической техники,

заслуживающим самой высокой похвалы "

( А. Тьюринг "Может ли машина мыслить?")

Он сидел на краю парковой скамейки, и его сбитые ботинки нервно топтали сырую землю. В руках у него была толстая суковатая палка. Когда я сел рядом, он нехотя повернул лицо в мою сторону. Глаза были красными, будто заплаканными, а тонкие губы изображали месяц, перевернутый рогами книзу.

Взглянув на меня, старик надвинул на глаза шляпу, а каблуки ботинок чаще застучали о землю. Я хотел было пересесть на другую скамейку, но он вдруг сказал:

– Нет, почему же, сидите!

Я остался.

– У вас есть часы?.. Который час? – спросил старик.

– Без пятнадцати четыре...

Он глубоко вздохнул и посмотрел туда, где за скелетами осенних деревьев возвышалось бесцветное здание клуба "Сперри-дансинг".

Помолчал, еще несколько раз вздохнул и затем поднял шляпу над бровями.

– А сейчас сколько времени?

– Без одной минуты четыре. Вы кого-нибудь ждете?

Он повернул свое плачущее лицо ко мне и кивнул головой. Видимо, предстоящая встреча не предвещала ничего хорошего.

Старик подвинулся ко мне поближе и откашлялся:

– Все точно: Точно так же, как пятьдесят лет тому назад...

Я сообразил, что его терзают воспоминания.

– Да, – неопределенно протянул я, – все проходит... Ничего с этим не поделаешь.

Он подвинулся еще ближе. Плачущий рот изобразил подобие иронической улыбки.

– Говорите, все проходит? Как бы не так!

– Ну, конечно, воспоминания остаются, – спохватился я. – Так сказать, память о прошлом. Память – наша постоянная и надоедливая спутница...

– Если бы это было только так...

После некоторой паузы старик снова спросил у меня, который час, а затем сказал:

– Еще час...

– ??

Он неопределенно махнул рукой.

– Логика мыслей и логика жизни ничего не имеют общего, – вдруг ни с того, ни с сего произнес он.

Я как будто проснулся, потому что логика была по моей части. Стоит кому-нибудь произнести слово "логика", как я сразу оживаю.

– В этом вы не правы! Логика мысли есть отражение логики жизни.

– Вы так думаете?

– Уверен.

– Сколько вам лет?

– Двадцать девять. (Сейчас начнется урок, подумал я).

Вместо "урока" старик сказал.

– Им, примерно, столько же...

– Кому им?

Он кашлянул.

– Кому? – переспросил я.

– Моим... детям...

– Вы их ждете?

– Да... Если хотите, я расскажу вам одну небольшую историю... Все равно ждать еще целый час... Я вас попытаюсь кое в чем разубедить...

– Странный старикашка, – подумал я.

– Вам, конечно, покажется, что моя история – бред. Но вы убедитесь!.. Вы что-нибудь в науке понимаете?

Теперь наступила моя очередь иронически улыбнуться.

– Я бакалавр наук.

– Значит есть надежда, что вы поймете.

– Хорошо, давайте вашу историю, – сказал я, не скрывая насмешки. Конечно, сейчас я услышу какую-нибудь лишенную смысла чепуху. А старик просто болтлив, как многие в его возрасте.

– Вы когда-нибудь задумывались над тем, почему в нашем мире царит такая неразбериха и неурядица? – спросил мой собеседник и продолжал, не дожидаясь ответа:

– Неустроенность и хаос объясняются тем, что в обществе живут разные люди. Люди разные во всем – по своему полу, виду, росту, возрасту, образу мыслей... Они живут в разных домах и питаются разной пищей, они любят разные вещи и читают разные книги. Не существует двух людей на свете, которые бы хоть в чем-нибудь были совершенно одинаковыми. Даже когда два человека говорят, что они любят одно и то же, то и тогда они разные, потому что, например, слово "дерево" каждый понимает по-своему. Это относится к любым словам, произносимым людьми на одном и том же языке. Даже простейшие слова, вроде "да" или "нет", разные люди понимают по-своему...

– Что-то непонятно, – попробовал возразить я.

– Непонятно? Ну, вот простой пример. Я вас спрашиваю: Сейчас осень? – И вы, конечно, ответите мне "да". И я на этот вопрос отвечу "да", и любой нормальный человек ответит "да". Но все миллионы "да" будут различными. Ведь сказав это слово, вы с ним связываете целый мир переживаний, образов, воспоминаний... Для вас осень одно, для меня другое!

– Простите, но вы усложняете вопрос. Мы говорим, что в формально-логическом смысле...

– Ах, в формально-логическом! – он сделал попытку засмеяться. – А существует ли для человека формально-логический смысл? Вам, конечно, известны примеры из истории, когда государства нарушали скрепленные торжественными печатями и подписями договоры. И причиной оказывалось то, что одни и те же слова договора обе стороны понимали по-разному. Вот вам и формально-логический смысл! Люди не могут, понимаете, не могут мыслить формально-логическими категориями. Это могут делать только машины, да и то не всегда...

– Но ведь есть наука формальная логика? – возразил я.

– Ну и пусть себе будет. Мало ли какие науки существуют! Я сейчас говорю не о науках, которые являются вынужденным упрощением действительности, а о самом сложном, о человеке... Для него не существует формальной логики. И в этом вся трагедия. Представляете, общество, в котором десятки миллионов людей говорят на одном языке, и, тем не менее, они понимают друг друга не более чем скопище иностранцев. И даже тогда, когда они делают вид, что понимают друг друга – это ложь...

Я решил не спорить со своим собеседником, хотя мог бы привести тысячу примеров, опровергающих его аргументы. Я чувствовал, что это не самое главное в его рассказе.

– Допустим, что вы правы. И неустроенность нашего мира объясняется, по-вашему. Но что из этого следует?

– А вот что. Сама природа дает нам поразительные примеры того, как можно построить устойчивые системы, состоящие из одинаковых элементов. Вы задумывались над тем, почему кусок железа устойчив, не разрушается, не крошится?

– Нет, не задумывался.

"Видимо, шизофреник", – решил я про себя.

– Вот видите, мы не в состоянии пристально и глубоко смотреть на обычные вещи. Мы просто принимаем их, как они есть, и считаем это в порядке вещей. А я утверждаю, что железо и вообще все, что является плотным и устойчивым, потому такое, что состоит из абсолютно тождественных частей, из одних и тех же атомов... или хотя бы одних и тех же молекул.

– Да, да, именно поэтому. Во всей вселенной атомы углерода, атомы золота, атомы железа – одно и то же. И эти одинаковые во всем бесконечном мире атомы собираются вместе и образуют монолитную структуру. Однородную и устойчивую во всей своей массе. Стоит в эту массу внедриться чужеродным элементам, и монолитность разрушится.

– Железо ржавеет, – неожиданно для себя подсказал я пример.

– Совершенно верно, и таких примеров множество...

– Да, но...

– Нет, не "но"! – воскликнул старик. – Человек – атом общества. Разница в том, что люди принципиально разные, а атомы одного и того же элемента принципиально тождественны!

– Послушайте, нельзя же переносить законы физики и химии на жизнь общества! Это доказано, как дважды два.

– А, по-моему, можно, – возразил старик упрямо.

Я не стал возражать, хотя возражения и существовали.

– Если мы хотим построить идеальное общество, то, прежде всего, должны подумать об идеальной тождественности его атомов!

Я с опаской посмотрел на старика. В сгустившихся сумерках его лицо показалось мне еще более плаксивым.

– По-вашему...

– Да, да, молодой человек. Нужно начинать со стандартизации атомов общества, со стандартизации людей...

– Но это же бессмыслица и глупость!

– Да, да! В мое время тоже были люди, которые повторяли то же самое. Но в ходе развития самой цивилизации заложены силы, которые в некотором смысле приводят к стандартизации людей, правда, частичной...

– Этого никогда не было и не будет!

– Вы просто не наблюдательны! Кстати, который час?

– Мы разговариваем уже пятнадцать минут.

– Хорошо. Вы говорите, никогда не будет? А тысяча людей, работающих на одинаковых машинах и выполняющих одни и те же операции, разве это не элемент стандартизации?

Я немного поежился от сырости. Куда гнул старикашка?

– Общество должно совершенно автоматически стремиться к устойчивому состоянию, и оно само собой, в конечном счете, должно прийти к стандартизации людей... Но сколько лет пройдет, прежде чем наступит полная тождественность людей? Тысячи, может быть, сотни тысяч... Много! Нельзя ждать золотого века полной стандартизации. Я даже иногда думаю, что этого никогда полностью и не произойдет. Поэтому нужно позаботиться об этом сейчас.

– Вы хотите сказать, стандартное воспитание...

– О, этого слишком мало! Совершенно недостаточно! Даже при стандартном воспитании вы не получите одинаковых людей. Они от рождения разные, по своим склонностям, способностям, талантам.

– Так что же делать?

Старик самодовольно потер ладони. Мне показалось, что он даже улыбнулся. Взглянув еще раз на темные контуры "Сперри-дансинга", он тихо спросил:

– Вы когда-нибудь слышали такую фамилию – Форкман?

– Да, это известный в свое время биохимик...

– Именно. А что вы еще о нем знаете?

– Пожалуй, больше ничего.

– Я его ученик. Вы не знаете, какое открытие сделал профессор Форкман?

– Нет, не знаю...

– Он научился выращивать взрослых человеческих индивидов из одной-единственной клетки, взятой из кожи человека!

"Снова начинает бредить, – решил я. – У шизофреников всегда так".

– Ну и что?

– В этом ключ к решению проблемы стандартизации!

– Не понимаю.

– Представьте себе, что у вас из кожи изъяли сто клеток, и вы по методу профессора Форкмана вырастили сто одинаковых особей. Они, имея в основе одну генетическую информацию, будут совершенно тождественны между собой и тождественны вам.

Я вздрогнул: "Вот это ход!"

– Любопытно. И кто-нибудь такой эксперимент произвел?

– Да.

– Кто?

– Я.

Какие-то секунды я молчал.

– И что получилось?

– Я должен рассказать все по порядку.

– Это очень интересно!

– Секрет своего открытия Форкман передал только мне. Я почти забыл о нем, пока не пришел к выводу о необходимости стандартизации.

– Кого же вы взяли в качестве стандарта?

– О, я и моя жена перебрали многих своих знакомых, обсудили их со всех сторон, и все они оказались с изъянами... Знаете, все имели какие-либо врожденные физические или умственные, или моральные недостатки. Да, это был очень мучительный выбор. В конце концов, мы остановили наш выбор на себе.

Я невольно улыбнулся. Старик это заметил.

– Не смейтесь... Я и моя Арчи в молодости были незаурядными личностями, с интеллектом выше среднего, да и на вид совсем не плохи! Достигнув зрелого возраста, мы обнаружили у себя достаточно мудрости для стандартного человека монолитного однородного общества...

– Я не сомневаюсь в ваших качествах, – прервал я своего собеседника. – Что вы в конце концов сделали?

– Мы вырастили по методу Форкмана двух мальчиков и двух девочек... Они были точными копиями нас в соответствующем возрасте. Я и Арчи проделали опыт по выращиванию наших юных копий на ферме Гринбол.

– Не слишком ли мало стандартных людей для монолитности нашего будущего общества?

– Не иронизируйте, молодой человек! Вам следовало бы спросить, почему дети были выращены на ферме Гринбол.

– Разве это существенно?

– Абсолютно. Дело в том, что именно на этой ферме протекали младенческие, детские и юношеские годы у меня и у Арчи.

– И что же?

– А то, что для тождественности этих существ было абсолютно необходимо тождественное воспитание. Я и Арчи очень хорошо помнили наши годы, прошедшие на этой ферме. Мы решили воссоздать их со всей скрупулезностью на наших... э... детях.

– Для чего?

– Для этого были две причины. Во-первых, мы могли легко воспроизвести весь цикл воспитания, а во-вторых, таким образом мы обеспечивали повторение нашего эксперимента в будущем.

Я начал смутно представлять всю дикость замысла.

– Вы хотите сказать, что, повторив свой жизненный путь в созданных вами существах, вы добьетесь того, что в определенный момент и они придут к тем же самым выводам, что и вы, и тоже повторят опыт по выращиванию своих копий, а их потомки сделают то же самое, и так далее?

– Вы сообразительны.

– Но этого не может быть! – воскликнул я.

– Это так и случилось!

– Боже мой!

– Имейте терпение выслушать все до конца. Так вот, я занялся мальчиками, а Арчи – девочками. Должен признаться, что наша работа доставляла истинное наслаждение. Знаете, я как-то читал одного ученого, который исследовал жизненный путь многих пар близнецов. Он обнаружил, что однояйцевые близнецы не только похожи друг на друга внешне, но и их жизненный путь, и их судьба во многом совпадают. Помню, он приводил в пример двух братьев близнецов, которые расстались в раннем детстве, а по прошествии многих лет выяснилось, что они были женаты на поразительно похожих женщинах, занимались одной и той же профессией, оба имели собак, и обе собаки носили одно и то же имя! Тогда я не поверил в это. За время работы в Гринболе я воочию убедился, что генетическое тождество детей позволяет без особого труда добиться и их духовного тождества. Но самым поразительным было другое: в наших отпрысках я и Арчи видели свои копии, свое детство, затем юность и молодость. Мы смотрели на детей и восклицали: "Смотри, Арчи! Они полезли на тополь! Помнишь, я в семь лет сделал то же самое, а ты, как и наши девочки, бросала в меня мячом!" И действительно, мальчики, как по команде, полезли на один и тот же старый тополь, а девочки начали бросать в них мячи!

"Дик! Девочки склонились над колодцем! Бьюсь об заклад, что они уронили ведро! Сейчас мальчишки за ним полезут!" И действительно, мальчишки лезли за ведром...

– Оба за одним ведром? – спросил я.

– Да. Я и Арчи смотрели на них, на их жизнь, как на фантастическое, повторенное дважды свое собственное бытие, перенесенное на тридцать лет назад. Если и есть у человека шанс когда-нибудь вернуть свою молодость, то только таким путем!

– А как вы их отличали друг от друга?

– Мальчики имели одно и то же имя – Дик, а девочки – Арчи. Но у каждого был свой номер. Его мы нашивали им сзади, как это делают спортсмены. Вскоре мальчики начали ухаживать за девочками.

– Точно так же, как вы за своей будущей женой?

– Да-да! Возникла сложность с местом свиданий, потому что они всегда назначали одно и то же место. Но после они к этому привыкли.

– А они не путали друг друга?

– Представьте себе, нет.

– Любопытно, что же произошло дальше?

– Арчи жила на ферме до четырнадцатилетнего возраста, а я – до восемнадцати лет:

После Арчи уехала с родителями в Нью-Йорк. Поэтому, достигнув четырнадцати лет, девочки уехали вместе с Арчи в Нью-Йорк, чтобы там повторять курс жизни, который в свое время прошла Арчи. Это они сделали без труда, с большим успехом, и стали еще больше походить на Арчи в молодости. Они вернулись на ферму через два года, когда юноши достигли двадцатилетнего возраста. Они еще прожили на ферме по три года: И тут-то произошло несчастье.

– Какое?

– Моя жена. Арчи... повесилась: И ужас был не только в самом факте самоубийства. Скорее в причине трагедии.

– Может быть, не стоит об этом вспоминать?

– Стоит! Дело в том, что пока обе Арчи жили в Нью-Йорке, Дики немного к ним поохладели и стали наведываться на соседнюю ферму, к дочерям мистера Сольпа. У Сольпов всегда были большие семьи. В мое время у них было три дочери. И теперь их было три. И вот Дики к ним повадились в гости.

– Так почему же ваша жена:

– Однажды, вскоре после ее приезда из Нью-Йорка, мы ужинали у Сольпов и задержались до позднего вечера.

Я болтал со стариками Сольпами, а моя Арчи куда-то вышла. Вдруг ома вбежала в комнату вся в слезах, с безумными глазами. В ответ на вопрос, что случилось, она только еще сильнее заплакала.

По дороге на нашу ферму она не разрешила мне взять ее за руку, даже прикоснуться: За каких-нибудь полчаса мы вдруг стали совершенно чужими...

Только после ее самоубийства я догадался, вернее, понял, что случилось. Она, узнав, что в семье Сольпов гостят наши Дики, поднялась наверх и совершенно случайно подслушала разговор юношей с дочерьми нашего приятеля.

Мои сыновья клялись в верности и любви дочерям Содьпов и заверяли, что если те не станут их женами, то неизбежный брак с Арчи будет для Диков проклятьем всей жизни. Они говорили, что не любят этих холодных дурочек и только из уважения к старикам, то есть к нам, согласились на них жениться. Они предлагали дочкам Сольпов немедленно бежать:

– Это произвело впечатление на вашу жену?

– Еще бы! Она сразу поняла, что до нашего брака я ей изменял.

– То есть, – пробормотал я тупо.

– Мои парни повторили то же самое, что когда-то сделал я: Это было ужасно: Арчи поняла, что обманулась, веря в мою любовь и добродетельность. Она повесилась на одном из дубов, что растет у нас над ручьем: После этого я покинул ферму вместе со всем семейством и переехал сюда.

– Скажете, а юные Арчи знали о происходящем?

– Конечно, нет, они спали, как и моя Арчи в те далекие времена: Так вот, я переехал со всем семейством в Нью-Йорк. Мальчики поступили на биологический факультет колледжа, как когда-то и я, а девочки устроились телефонистками на центральной почте. Так они жили порознь, уже фактически без моего вмешательства до тех пор, пока однажды не встретились в кино. Это была радостная встреча. Их нежная дружба возобновилась: Будьте добры, который час? Хорошо, в нашем распоряжении еще пятнадцать минут: Кстати, они встретились и том же самом кинотеатре, и котором когда-то я встретился с Арчи.

– Удивительно!

– Я уже ничему не удивлялся. Я знал всю игру от начала до конца. Я точно знаю день я час, когда они переженятся: Если вы никуда не спешите, пройдемте в "Сперри-дансинг".

– Зачем?

– Вы их там увидите. Они сегодня придут туда на танцы... Я и Арчи тоже ходили.

– Господи, – воскликнул я. – А что же будет дальше?

– Это мы сейчас узнаем. Я просто дрожу от ожидания... Все, до мельчайших подробностей, должно повторяться!

Мы пошли по совершенно темной аллее, старик ощупывал дорогу палкой, а я слегка поддерживал его под руку. Теперь окна клуба "Сперри-дансинг" сияли, и оттуда доносилась музыка. Это был второразрядный клуб с дешевыми входными билетами. После темноты осеннего вечера глаза не могли привыкнутъ к яркому свету. Джаз ревел во всю свою латунную глотку. Затем музыка прекратилась, и вдруг две одинаковые пары бросились в нашу сторону.

– Папа! Папа Дик! Как ты узнал, что мы здесь?

Они кричали одновременно и, как мне показалось, в унисон.

Старик Дик вытащил носовой платок и вытер глаза. Я никак не мог понять, плачет он или у него жестокий насморк.

– Я догадался, что вы здесь.

– Удивительно! Ведь мы тебе об этом не говорили!

– Отцовское сердце. Знаете, оно всегда чувствует: Думаю, дай зайду.

– Мы очень рады тебя видеть. Ты у нас мудрый и можешь решить наш спор.

Мой собеседник как-то страшно съежился, как будто его собирались бить.

– Я вас слушаю.

– Мы говорили о том, что нельзя создать гармоническое общество из разных людей. Что ты на это скажешь?

Старик съежился еще больше.

– Об этом как-нибудь в другой раз.

– Нет, ты скажи свое мнение. А то мы будем так спорить без конца.

– Месяца через полтора вы придете к выводу самостоятельно. Тогда приходите ко мне.

– Мы пришли к выводу, что если из разных людей нельзя создать монолитное общество, то нужно попытаться:

В мот момент снова заиграл оркестр, и Дики со своими Арчи бросились танцевать.

Почти насильно я вытащил старика из зала:

– Послушайте! Я не могу допустить, что эти прекрасные девушки, которые вскоре станут женами своих Диков, будут рано или поздно болтаться на ветках дуба, что растет у вас на ферме Гринбол.

– А что поделаешь? – упавшим голосом сказал старый Дик.

– Нужно немедленно рассказать им о происшествии в семействе Сольпов!

– Думаете, мою Арчи не предупреждали? Она не верила нм единому слову: А когда я узнал имя одного ябеды, то:

– То что?

– В молодости я очень метко стрелял: Я имею в виду, что мои сыновья очень метко стреляют.

– Вы хотите сказать:

– Это еще будет. Не скоро.

В моем голове все начало путаться.

– Что вы сейчас намерены делать? – спросил я старика.

– Ничего. Я теперь уже не в состоянии что-нибудь сделать.

– Значит, все повторится?

– Все: Они придут к тому же выводу, что и я, и Арчи. Потом они ограбят аптеку:

– Ограбят аптеку?!

– Чтобы добыть химические реактивы, которые необходимы для выращивания людей по методу профессора Форкмана.

– Вы доставали реактивы таким путем?

– Да – Я был вынужден: А до того взорвал танкер с нефтью.

– Да вы с ума сошли!!

– Я был вынужден: Для проведения опыта мне нужны были деньги. Их пообещал один делец за то, что я подложу адскую машину в танкер с нефтью. Ему это было нужно для какой-то аферы:

– А почему вы ограбили аптеку? – нарушил я тяжелое молчанье.

– Потому что после завершения дела мой хозяин отказался платить и еще пригрозил тюрьмой.

– Нет, просто невероятно! Это нужно немедленно прекратить!

– Увы:

– Четыре Арчи! Да у вас на ферме скоро дубов не хватит, чтобы:

– К тому времени подрастут другие.

– Они разнесут все аптеки в стране. Потопят весь танкерный флот!..

– Почему вы замолчали? – прохрипел старик.

– Я себе представил, как в этом парке будет сидеть сто старых Диков, чтобы посмотреть на тысячу своих стандартных отпрысков. Я представил себе вашу ферму Гринбол, превращенную в фабрику стандартных людей. Ее так и назовут: ферма "Станлю". И там будут стандартно воспитываться тысячи, сотни тысяч вегетативных отпрысков. Нужно будет посадить целый лес дубов. Представляете вы себе все это?

– Я уже ничего не знаю:

До выхода из парка мы шли молча. Мне вдруг показалось, что я иду с самой неумолимой судьбой, с материализованным в форме уродливого старика кошмаром, который с неотвратимой неизбежностью должен повторяться во все увеличивающемся масштабе.

Я схватил старика за руку.

– Послушайте! Неужели вы действительно верите в эту чушь о стабилизации общества через стандартизацию людей?

– А если и нет – какая разница? Сейчас делу не поможешь.

–Можно! Нужно через полицию, через тайных агентов! Нужно предупредить ваших детей.

– Вы хотите, чтобы я за свое собственное преступление отомстил своим собственным детям? Нет, во всем виноват я, понимаете, я один! Я во всем виноват:

Сейчас он по-настоящему заплакал, хрипло, по-старчески, даже не закрывая лица руками.

– Стойте! У меня! есть к вам один вопрос. Очень важный вопрос.

– Я знаю ваш вопрос, – прохрипел старик, не переставая всхлипывать.

– Но вы не знаете, о чем я хочу вас спросить:

– Знаю. Прощайте... Прощайте:

Он быстро засеменил вдоль решетки парка, громко стуча своей тяжелой палкой по асфальту. Я застыл в нерешительности, глядя на удаляющуюся сгорбленную фигуру страшного старца, пока он не скрылся в темноте:

Я так и не спросил старика, передал ли он своим отпрыскам тайну профессора Форкмана. Если нет, тогда все будет в порядке и стандартных людей не будет. А если да?

Хотя все равно. Прав все-таки я. Как бы то ни было, нельзя переносить законы физики и химии на жизнь общества. * * *

С момента этой странной встречи прошло несколько десятков лет. И вдруг я стал замечать, что на моем пути стали часто попадаться очень похожее друг на друга люди, что они одинаково одеты и говорят об одном и том же. Очень похожие молодые мамаши нянчат одинаковых младенцев. С экранов кино на меня смотрят одинаковые актеры и актрисы. Почти тождественные лица и фигуры мелькают на обложках журналов и книг.

Как-то мимо меня промаршировала рота солдат, и я чуть было не вскрикнул, до того все солдаты были на одно лицо! "Рота Диков:", – прошептал я в ужасе. Целая толпа одинаковых девушек, Арчи, выступала в одном мюзик-холле:

Вот поэтому и еще по многим другим причинам я иногда думаю, что ферма "Станлю" существует и развивается, и, может быть, мое правительство даже оказывает ей всяческую поддержку.