Текст книги "Помнить или нет?"

Автор книги: Анатолий Балабуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Анатолий Балабуев
Помнить или нет?

– Товарищ капитан! Вы меня слышите? Товарищ капитан! Почему не отвечаете?

«Если б я даже имел возможность сообщить тебе, что этот рыжий недотепа грохнул рацию о камни и передатчик вышел из строя, тебе от этого легче стало бы?» – е досадой подумал капитан Авдеев.

Задача, казавшаяся ясной во время трудного спуска, когда главной заботой было уберечь от опасности детей и раненых, теперь осложнялась. Все три канала для сброса воды, лучами сквозь нагромождения скал разбегающиеся от подножия плотины, оттуда, сверху, представлялись тремя возможными путями для эвакуации. И когда при вспышке молнии удалось, наконец, разглядеть, что ни по одной из стен среднего канала силовой кабель не проходит, Авдеев на всякий случай распорядился сбрасывать воду по этому каналу, если не последует других указаний. Понял ли его лейтенант, теперь трудно было сказать с уверенностью, – этот тугодум отвечал так сбивчиво, что заставить его повторить приказ Авдеев так и не смог; впрочем, не исключено было, что передатчик отключился как раз в эти мгновения. Как бы то ни было, когда выяснилось, что кабель сворачивает в канал номер один, Авдеев приказал группе спасающихся следовать за ним именно этим путем, а сам с двумя товарищами устремился вперед, чтобы найти и устранить повреждение кабеля. Тогда там, наверху, заработают насосы, и можно будет избежать аварийного сброса воды.

Однако сейчас непредвиденные обстоятельства вынуждали капитана Авдеева менять план действий: бетонная стена, разделяющая первый и второй каналы, на протяжении метров десяти была почти до основания разрушена. Разглядеть это сверху мешали переходные мосты и другие сооружения. «Часть воды неминуемо хлынет из среднего канала сюда, в первый, – подумал Авдеев, – так что даже нам, трем здоровым мужикам, придется нелегко», – он нехорошо улыбнулся, представив себе, что может означать это «нелегко». А ведь там, с ними, дети.

– Бегом назад, – обратился Авдеев к худому жилистому сержанту. Передашь им мой строжайший приказ! идти по третьему каналу. И сразу возвращайся сюда.

Камни, перекатываясь, застучали под ногами удаляющегося сержанта.

– Пошли, – бросил Авдеев рыжему, похожему на медвежонка, парнишке.

Теперь они медленно передвигались по темному руслу канала. Свет фонарика скользил расплывчатым пятном по мокрой бетонной стене, игриво отражаясь от чешуйчатой обшивки кабеля.

– Товарищ капитан, почему вы не отвечаете, товарищ капитан? – бубнила рация голосом лейтенанта. «Надо найти повреждение», – думал Авдеев. Дождь между тем усиливался.

– Товарищ капитан! – тон лейтенанта сделался взволнованным. – Вода прибывает! Жду ваших распоряжений о сбросе! Товарищ капитан, почему не отвечаете?

«Значит, он все же не слышал моего указания», – мелькнуло в голове у Авдеева. Он остановился и обернулся. Черной громадой на фоне мерцающего непрерывными зарницами ночного неба возвышалась плотина. Где-то там, наверху, на насосной станции, отрезанные от остального мира водой, находились лейтенант с большой группой спасающихся. А гроза в горах свирепствовала с прежней силой. Ясно было, что еще пара мощных селевых потоков, и насосная станция исчезнет под водой.

– Товарищ капитан! Жду ваших распоряжений! Почему не отвечаете? – словно зациклившись от страха, повторял туповатый лейтенант.

– Да задай же ты хоть один вопрос, на который я смог бы ответить ракетами! – процедил сквозь зубы Авдеев.

Наконец рация замолчала на несколько секунд. И когда из динамика вновь донеслось «Товарищ капитан, вы меня слышите?», Авдеев вскинул вверх автомат-ракетницу и нажал на спуск. Огненная полоса ушла в небо, сужаясь. Красный уголек догорающей ракеты завис над плотиной, и, прежде чем он успел погаснуть, раздался торжествующий голос лейтенанта:

– Товарищ капитан, если это сигнал о том, что вы меня слышите, подтвердите еще раз ракетой!

– Авдеев подтвердил. Лейтенант ничего не ответил. Судя по всему, он сейчас пытался сформулировать самый главный вопрос.

В полумраке послышались частые тяжелые шаги. Шумно дыша, подбежал сержант.

– Передал? – спросил Авдеев.

– Передал! – прохрипел сержант, с трудом переводя дух.

– Товарищ капитан, давайте договоримся так, товарищ капитан, – вновь зазвучала в рации сбивчивая речь лейтенанта. – Жду ракеты. Если вы красную даете… если красную, то я пускаю воду по первому каналу. Если зеленую то по второму…

– Где ты, дубина, видел у меня зеленые ракеты?! – застонал Авдеев.

– А если вы никакую не дадите, – продолжал лейтенант, – то я, значит, сбрасываю воду по третьему.

– А если у меня и приемник только что испортился, и я ничего не слышал, ты что же, потопишь людей?! – не сдержавшись, закричал капитан Авдеев.

И вдруг он понял, что это цугцванг. Молчание – и в третьем канале погибают люди. Красная ракета – самоубийство. Сердце у Василия Авдеева болезненно сжалось. Неужели пропадать из-за этого безмозглого тупицы?! И следующая мысль: как изобразить зеленый цвет с помощью красных ракет? Какой-то истерично-веселый голосок из глубины сознания посоветовал: «По Допплеру! Красную – в лоб лейтенанту со скоростью света сто тысяч километров в секунду!» Но тут Авдеева осенило. Он вскинул ракетницу вверх под сорок пять градусов и пустил ракету по самой длинной траектории.

– Не надо!! – дико завопил сержант и бросился на Авдеева, пытаясь ему помешать. Но капитан ловким толчком ноги отшвырнул сержанта, ухитрившись при этом не выронить рации, повторил сигнал ракетой по длинной траектории и тут же выпустил еще две, но уже взяв пониже – с таким расчетом, чтобы они лишь по нескольку мгновений были видны с насосной станции.

– Идиот! – Это же буква «з» из морзянки! – крикнул он сержанту, катавшемуся по камням с лицом, искаженным от боли.

– Вас не понял, – заявил динамик растерянным голосом лейтенанта. Но, по-видимому, на насосной нашелся сообразительный подсказчик. – Вас понял! – лейтенант не скрывал своей радости. – Это буква «з»! Она означает «запрещаю»… Нет, «задержать сброс воды». Но ваши ракеты были красные. Это означает «первый канал». Значит, жду вашего сигнала: первая же красная ракета, и я пускаю воду по первому каналу!

Да что же это такое?! Словно злые демоны судьбы ополчились сегодня против него, Авдеева. Хуже истолковать его «з» было трудно! Ведь теперь у него полностью связаны руки.

– Встань! – рявкнул капитан, обращаясь к неудачливому нарушителю воинской дисциплины. – Бери фонарь. Будем искать повреждение.

Но Авдеев сам понимал, что это уже бессмысленно. Минута – и полный отчаяния голос лейтенанта подтвердил его худшие опасения:

– Товарищ капитан! Вода уже заливает станцию! Мы гибнем! Жду вашего сигнала!

«Это конец… И он готов был пожертвовать собой! Господи, насколько лживы такие слова! – подумал Авдеев. – Да ведь никто никогда не готов. Все мы не готовы… Но она когда-то придет. Смерть. И все мы не готовы… Но надо! Надо, капитан Авдеев! Там люди. Много людей. Там дети!» Рука с ракетницей стала подниматься вверх.

– Папочка, купи мне слоненка живого, – явственно прозвучало в ушах.

«Сигнал, Базилио!» – приказал себе Авдеев.

Внезапно он вспомнил о тех двоих, что были с ним. Да, они солдаты, это их долг. Но ведь они не манекены. Надо сказать им.

– Ребята, – начал капитан Авдеев, – там наверху люди гибнут. Среди них дети, женщины, старики. И мы обязаны…

– Не надо!! – взвыл сержант, падая на колени. – Подожди! Выслушай меня, капитан! Я ведь соврал! Они идут сюда! Я их не предупредил!

– Ты врешь! Врешь, трус! – зарычал Авдеев.

– Не вру! Тогда врал, а сейчас не вру! Испугался я, понимаешь! Не добежал до них. Испугался, что разминусь с ними, что пропаду там один. Судите меня! Наказывайте!

Капитан Авдеев отставил в сторону рацию, положил на нее ракетницу и достал из кобуры пистолет.

– Судить тебя не будут, – сказал капитан. – Я сам сейчас тебя расстреляю. Ты все равно умрешь, Так умри же как мужчина. Будь хоть сейчас честным! Подумай хотя бы о детях! От тебя зависит их жизнь.

– Клянусь, не вру! Вот последней собакой буду! – плакал сержант. – Да они уже идут сюда! Да вот же они! Я их вижу!

Можно было бы предположить, что сержант от страха лишился рассудка, если бы в свете внезапно и явно нарочно выглянувшей из-за туч луны не показались фигурки движущихся по дну канала людей. Тень досады скользнула в сознании Авдеева: ведь он уже решился, поборол в себе страстное желание жить. Но разобраться в собственных чувствах он не успел. Рыжеволосый парнишка, угрюмо молчавший с того момента, как уронил рацию, вдруг заорал истерически: «Врет он! Врет!», потом с неожиданным проворством цапнул ракетницу и, прежде чем Авдеев успел схватить его, отскочил назад.

– Брось ракетницу, стрелять буду! – крикнул Авдеев.

– Стреляй! Стреляй! Я все равно дам сигнал! – Парень отступил, размахивая ракетницей.

«Прихлопнуть его? – быстро подумал Авдеев. – Ведь если он даст сигнал, он все равно погиб. Вместе со всеми!»

– Отставить! Слушай мою команду! – по-казарменному пропел капитан Авдеев. – На счет «три» дашь сигнал ракетой!.. Раз…

Солдатик остановился и неуверенно поднял ракетницу, Авдеев выстрелил навскидку. Ракетница полетела на камни. Три длинных прыжка, и Авдеев уже держал ракетницу в руках. Впрочем, рыжеволосый и не пытался больше ею овладеть, он просто держался за простреленную руку.

А фигурки людей приближались.

И тут рация надрывным стенанием лейтенанта напомнила Василию Авдееву о той поистине неразрешимой моральной дилемме, которую ставила перед ним судьба:

– Това-а-рищ капитан! Мы погибаем! Надо сбрасывать воду!

О ужас! Какой страшный выбор! И по какому принципу выбирать?! Там люди и здесь люди. Там дети и здесь дети! Тех больше. Но кто сказал, что они от этого лучше?!! И разве дано ему, Василию Авдееву, брать на себя роль господа бога, чтобы решать, кому даровать жизнь, а кому смерть?!

– Лейтенант!!! – взревел Авдеев, яростно прибавляя самую лаконичную из нецензурных словесных конструкций. – Ну спроси меня: «По какому каналу пускать воду?», и я отвечу тремя ракетами!

Но в этот момент все было кончено. Раздался протяжный гул и вместе с ним истошный вопль лейтенанта: «Плотина рушится! Нас сносит!» И в то же мгновение в сиянии луны взору представилась жуткая в своем чудовищном великолепии картина: огромные массы воды, словно липкое тесто, стали медленно падать с трехсотметровой высоты. Вихрем пронеслись в душе Авдеева дикий животный страх… и внезапное облегчение. Ну конечно – нет больше моральной пытки! Погибать, так всем! И не он, Василий, в этом повинен. Но это ощущение длилось какие-то тысячные доли секунды – его сменило глубокое отчаяние от того, что гибнут люди, и от того, что в такой ужасный момент что-то личное могло иметь хоть какое-то значение! А потом все эти чувства вытеснила всеобъемлющая злоба, захлестнула душу так, что в глазах аж побелело. И на фоне этой белой злобы возникло вдруг, очень крупно, лицо профессора.

– Испытание окончено. Все в порядке. Авдеев, проснитесь.

Стены канала, рушащаяся плотина, массы воды, грозовые тучи в небе, все это окончательно поблекло, растворилось.

– Авдеев, проснитесь. Испытание окончено, – повторил профессор.

Василий ничего не соображал. Сердце его тяжело стучало. Потом он внезапно вспомнил все. И чувство бесконечной досады охватило его. Провалился! Не прошел. Рухнули все мечты. Столько лет напряженной подготовки – и все даром! Он выбрался из-под колпака гипногенератора, встал, угрюмо буркнул: «Теперь, надо полагать, я свободен», – и двинулся было к выходу, но профессор удержал его:

– Погодите, погодите, Авдеев. Да подождите, говорят вам!

– А чего там ждать? – сказал Авдеев. – Все и так ясно. Провалился!

– Не торопитесь с выводами! – рассердился профессор. – Учтите, что комиссия вовсе не ставит своей целью нанесение испытуемым душевных травм, поэтому спешу уведомить вас, что предложенная вам задача вообще не имеет решения. Так сказать, задача типа «цугцванг».

– Благодарю, профессор. Не надо меня утешать.

– Послушайте, голубчик, я, кажется, никогда не давал вам оснований сомневаться в правдивости моих слов, – холодно заметил профессор.

– Извините, если я был груб, но моя неудача оказала на меня…

– Опять вы свое! Вы обязаны мне верить! Задача не имеет решения!

– Ну пусть так, – Авдеев пожал плечами. – Но насчет вашего утверждения, будто вы не наносите душевной травмы…

– И это учтено, мой друг. Вот примите одну таблетку и посидите минут пять-шесть с закрытыми глазами. – На столе перед Авдеевым появилась продолговатая коробочка с надписью «Амнезин».

– Очиститель памяти! – усмехнулся Авдеев. – Но по логике вещей такой препарат, вроде, надо бы принимать до…

– Нет, его принимают после.

– И как сильно оно отшибает память, это ваше зелье?

– Видите ли, – сказал профессор, – на воспоминания о реальных событиях этот препарат почти не воздействует. Но только что увиденное сновидение он стирает из памяти начисто. А ваш гипнотический сон, несмотря на то, что там у вас сохранялась свобода воли, все же относится к сновидениям. Кстати, таблетки весьма приятны на вкус.

– Простите, я вас не понял, что, есть такое предписание? – осведомился Авдеев.

– Нет, нет. По вашему желанию.

Василий задумался. Потом решительно заявил:

– Я предпочитаю отказаться. – Он внимательно посмотрел ни профессора. – Вы знаете, в этом ведь есть что-то унизительное. Пусть это не настоящая реальность, а, как принято говорить, иллюзорное бытие. Но я все-таки жил там, действовал, ошибался, мучился, наконец, проиграл. А теперь: на тебе, деточка, сладенькую пилюлю – и все горести позабудутся! Нет уж, спасибо. Пусть все это останется со мной. Я могу быть свободен, профессор?

– Нет, вы пройдете в помещение, которое вам укажут, и там подождете, пока вам объявят результат экзамена. Это, кстати, предписание.

– Ну что ж, – Авдеев вновь пожал плечами, – раз таковы формальности… А насчет вашего амнезина… Честное слово, не по-мужски это как-то принимать также снадобья. По-моему, это даже хуже, чем напиться с горя.

Прошло несколько часов, а Василий Авдеев все так же сидел в мягком кресле в отведенной для него комнате отдыха. Телевизор он не включал. Книги и журналы лежали на столике не раскрытые. Шахматная доска была пуста. Все те же мысли не покидали капитана Авдеева. Где же он допустил роковую ошибку? Неужели это и вправду цугцванг? Всепобеждающий дух – вещь великолепная, но, черт возьми, нельзя забывать и об ограниченности своих возможностей! Верить в успех, помня, что не застрахован от неудач, – вот в чем вся штука! Как жаль все же, что нельзя держать этот последний экзамен заново. Тогда бы он победил. Непременно победил!

Дверь отворилась и вошел сам профессор. Он сразу же горячо пожал Василию руку и торжественно изрек:

– Товарищ капитан, поздравляю вас с назначением. Вы – командир экспедиции.

Василий не поверил своим ушам.

– Вы это серьезно? – спросил он.

– По-моему, я никогда не был похож на шутника, – сказал профессор.

Голова у Авдеева пошла кругом. От радостного недоумения.

– Простите, – сказал он, справляясь с волнением, – возможно, мой вопрос неуместен, но могу я все же узнать, почему именно я? Почему выбор пал на меня?

– В вашем желании знать истину нет ничего предосудительного. Все дело в том, что вы единственный из всех испытуемых, кто отказался от амнезина, ответил профессор.

– Тогда я тем более не понимаю. Ведь у меня по сравнению с другими должно быть сейчас психологически худшее… – Авдеев осекся. Он понял все. Он уже знал, что скажет ему сейчас профессор.

– Дорогой мой, – начал профессор, улыбаясь. А улыбался он редко. Никакого амнезина не существует, и надеюсь, что он никогда не будет изобретен. Негоже человеку открещиваться от своих воспоминаний, даже если они из области иллюзорного бытия. Я не хочу ничего плохого сказать о ваших товарищах. Все вы держались отлично. Все боролись до конца и были изобретательны. Все были готовы жертвовать собой. И все терзались моральной пыткой выбора. А потом, так же, как и вы, были уверены, что провалились. Все вы молоды и исключительно крепки здоровьем. Но молодости еще присущ, я бы сказал, излишний оптимизм. Этакий комплекс непобедимости. И, возможно, поэтому ни у кого, кроме вас, не хватило мужества отказаться от соблазна перечеркнуть воспоминания о собственном поражении. В вас оказалось, если хотите, больше зрелой мудрости. А в тех местах, куда вы вскоре отправитесь, все будет, по-видимому, далеко не так гладко, как на нашей матушке-Земле. Вот потому-то мы и остановили свой выбор – при прочих приблизительно равных достоинствах – на человеке, способном наиболее трезво относиться к возможным неудачам. Вот и все. А сейчас идите, отдыхайте. До завтрашнего утра вы свободны.

Через пару минут будущий начальник экспедиции капитан Василий Авдеев неторопливо шел по тенистой аллее весь под властью нового, неизведанного чувства. Ему казалось, что за один этот день он стал на несколько лет старше.