Текст книги "Дар убеждения"
Автор книги: Анатолий Арбузов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Пролог
Мужчина схватил ее за волосы и бросил на кровать. Она попыталась сопротивляться, но он ударил ее наотмашь по лицу, голова женщины запрокинулась, и она на минуту потеряла ориентацию.
Этого оказалось достаточно, чтобы он, будучи в неукротимой ярости, тяжело отдуваясь, взгромоздился на неё, схватил за горло и начал душить. Она царапала его руки и выкручивалась, как могла. Но мужчина не ослаблял хватку, а наоборот, все сильнее сжимал пальцы вокруг ее шеи. К тому же, он оказался вдруг неожиданно тяжёлым, и силы женщины быстро иссякали.
У неё выкатились из орбит глаза, и посинело лицо, ногти оставляли только слабые царапины на коже убийцы. Она выкручивалась и брыкалась. «Воздух! Нужен воздух!» – пронеслось в ее угасающем сознании. Мышцы легких судорожно сокращались, пытаясь сделать вдох. Хотя бы один глоток воздуха! Но сил не хватало, и она сопротивлялась все меньше, все слабее.
И вот, все было кончено. Тело женщины обмякло, а мужчина, для верности, еще некоторое время сидел на ней и держал за горло. Окончательно убедившись, что она мертва, он медленно слез и заботливо, даже стыдливо поправил полу ее дорогого красивого халата, в пылу борьбы откинувшуюся в сторону и обнажившую не менее дорогое кружевное белье.
– Тоже мне Отелло, блин… – устало проворчал он и полез в карман за телефоном.
Мужчина набрал номер 112 и подождал ответа оператора.
– Здравствуйте! – ему не понравилось, как хрипло и как будто жалко и неуверенно прозвучал его голос, и мужчина откашлялся. – Кажется, я убил человека…
Глава 1
В тот день Николай Петрович вышел из офиса довольно поздно. Он был старательным работником и заслуженно пользовался уважением коллег и руководства. Если другие клерки часто норовили увильнуть от скучной бумажной работы, то Николай Петрович не отказывал никому: ни своему начальнику, ни коллегам – рядовым сотрудникам, просившим его «по дружбе» оформить то «служебку», то письмо, то очередную форму договора. И делал он это отменно, без глупых ошибок и опечаток, и, что больше всего всем нравилось, очень быстро. Посторонний наблюдатель не преминул бы отметить, что Николай Петрович, должно быть, позволяет легко собой потакать, но только он сам твердо знал, что это не так. Просто Николай Петрович действительно любил свою работу и не считал ее скучной. К карьерному росту он никогда и не стремился и не желал его, поскольку в глубине души своей не был амбициозен. А денег на жизнь ему хватало.
До дома было недалеко, и он не торопился. Собственно, и спешить-то Николаю Петровичу было некуда и не к кому. Единственный дорогой ему человек – мама умерла лет восемь назад, а семьей Николай Петрович к своим пятидесяти годам так и не обзавелся. Вот потому-то ему и не хотелось возвращаться в пустую квартиру в старой хрущевке, оставшуюся ему от родителей. Его там попросту никто не ждал.
А вечер был уже по-весеннему теплый, хотя, местами, еще и лежал снег. Николай Петрович замедлил шаг, с удовольствием вдыхая воздух, который мог «вкусно» пахнуть вот так, как сейчас, только ранней весной.
По дороге Николай Петрович зашел в магазин прикупить кое-что из самого необходимого и теперь брел вдоль улицы, слегка покачивая в руке пакетом с продуктами. А вот и знакомый подъезд. Здесь, в этом доме Николай Петрович прожил всю жизнь, сюда он рассчитывал однажды привести девушку, которая стала бы его женой. Но вот не сложилось…
У Николая Петровича вообще никогда ничего не получалось с женщинами. В молодости он производил впечатление тихого нескладного «ботаника», а это совсем не тот типаж, что нравится девушкам. Все они либо презрительно кривили рот, когда он пытался пойти на сближение, либо смотрели на него с нескрываемой жалостью, что было, пожалуй, даже хуже. Впрочем, и те, и другие сразу же давали понять, что Николаю Петровичу ровным счётом ничего не светит. Где уж тут было ему найти спутницу жизни?
Иногда так бывает, что мужчина с возрастом становится солиднее, опытнее и благообразнее. Но и тут Николаю Петровичу не повезло. У него рано стала появляться лысина и отрастать «пивной» животик, хотя он вовсе не любил пиво из-за его горечи и почти никогда его не пил. Вдобавок, от природы, он был невысокого роста и по причине близорукости носил очки.
Да уж, красавцем назвать Николая Петровича могла бы только слепая. Да и прочими достижениями не мог он похвастаться. Не было у него ни блистательного ума, ни задорного чувства юмора, ничего такого, что обычно привлекает женщин в мужчинах.
Николай Петрович пытался знакомиться по объявлениям и назначал свидания. Но и здесь он натыкался на такие же презрительные и жалостливые женские взгляды, поэтому оплатив совместный ужин, обычно не предлагал повторную встречу и исчезал навсегда.
К сорока годам он осознал, что жениться ему не удастся и практически перестал следить за собой. Вечно ходил в мятых брюках и старом засаленном пальто. Николай Петрович понимал, какое впечатление он производит, но ничего не делал, чтобы исправить ситуацию. Просто было не зачем.
Однако на работе он был царь и бог. И руководство каждый год не забывало повышать ему зарплату, что было приятно и льстило его самолюбию.
Размышляя обо всем об этом в который раз, в свойственной ему манере – то есть, как всегда, неторопливо, Николай Петрович зашел в свой подъезд. Погруженный в свои мысли, он стал подниматься по лестнице на четвертый этаж, где была его квартира. Лифта, как это часто бывает в хрущевках, не было. А ему было все же за пятьдесят, поэтому подъем занимал довольно много времени, давая Николаю Петровичу время лишний раз поразмыслить о своей непростой судьбе. Не то, чтобы положение холостяка его сильно расстраивало. За долгие годы он к нему привык и не считал чем-то зазорным. Но каждый вечер, возвращаясь одним и тем же путем домой, он ощущал что-то вроде грустного сожаления.
Николай Петрович уже был между вторым и третьим этажом, когда его внимание привлекла какая-то возня. Шум раздавался на два пролета выше, между третьим и четвертым. Тихие мужские голоса периодически прерывались приглушенными женскими всхлипываниями, матерными словами и звуками борьбы. Николай Петрович замер и прислушался. Определённо, там наверху происходило что-то не очень хорошее. Женщина вскрикнула. Это был даже не крик, а скорее тихий писк. В ответ мужской голос что-то произнёс, неразборчиво, но настойчиво и, как показалось Николаю Петровичу, угрожающе.
Его прошиб холодный пот, рубашка тут же прилипла к спине. Но выхода не было, путь домой лежал мимо тех людей наверху. «Я просто пройду мимо», – сказал сам себе Николай Петрович и нерешительно двинулся вперёд. Ноги как будто налились чугуном, каждый шаг давался с трудом, и в эти мгновения Николай Петрович как никогда ощущал, что и на самом деле уже далеко не молод.
Все также потея и борясь со страхом, он поднялся на третий этаж и осторожно выглянул из-за перил.
Да, все было как нельзя плохо. Со своей позиции он увидел молодого парня, почти подростка, смутно показавшегося ему знакомым и такую же совсем юную девушку. Но проблема была не в них, а в трёх здоровенных «лбах», с бритыми затылками и в спортивных штанах. Одним словом, как раз таких, каких в народе обычно люди помоложе называют емким словом «гопники», а люди в возрасте Николая Петровича – просто-напросто «шпаной». Первый «лоб» стоял спиной к Николаю Петровичу, возле окна и прижимал лезвие своего ножа к горлу молодого человека. На его бычьей шее была татуировка, изображавшая череп с цепью, продетой прямо через глазницы. Череп свирепо щерился зубастой улыбкой. Второй деловито шарил в карманах парня, выгребая оттуда то ключи, то кошелёк, то еще какую-то мелочь. Каждую находку он сопровождал довольным хмыканьем и похлопыванием парня по щеке. Из всех троих он производил впечатление наиболее интеллигентного, настолько, насколько это понятие вообще может быть применено к гопникам.
– Ну вот, а ты говорил, ничего не, – почти отечески укорял «интеллигент» дрожащего парня. – Сейчас еще у девахи твоей глянем…
Третий стоял боком к Николаю Петровичу, издевательски скалясь. Ладонью одной руки он зажимал рот девушки, одновременно навалившись и удерживая ее локтем у стены, а другой нахально лапал промежность перепуганной насмерть «девахи», явно намереваясь расстегнуть ширинку на тонких обтягивающих джинсах. Завершала картину маленькая дамская сумочка, валявшаяся прямо на полу, уже кем-то выпотрошенная и чуть ли не вывернутая наизнанку.
Николай Петрович собирался было бесшумно ретироваться, но пока он разглядывал бандитов, девушка вдруг заметила его и послала ему полный отчаяния умоляющий взгляд. Так на Николая Петровича не смотрела ни одна женщина в жизни, и он оторопел, в растерянности переминаясь с ноги на ногу. На его лысеющей макушке явственно проступали капельки пота.
Наконец, решившись, он напустил на себя уверенный вид и пошел наверх, прямо к людям на площадке.
– В чем дело, граждане? – произнес он негромким, но твердым голосом, с напускным безразличием промакивая платком лоб.
Так мог бы сказать полицейский в форме, с дубинкой и пистолетом на поясе. Но вот беда: ни формы, ни дубинки, ни, тем более, пистолета у Николая Петровича в помине не было. Был только пакет с продуктами из магазина, который он все еще судорожно сжимал в руке, чувствуя, как ручка пакета уже стала намокать от стекающего по ладони пота.
Все трое нападавших повернулись к нему и смерили фигуру Николая Петровича недоумевающими взглядами. Впрочем, молодых людей они так и не отпустили. «Бык» с татуировкой на шее все еще держал нож у горла, а наглый тип так и стоял, привалившись к девушке и вдавливая ее в стену всем своим весом. «Бык» переглянулся с «интеллигентом» и многозначительно кивнул ему, мол, разберись.
– Тебе чего, дед? – «интеллигент» двинулся в сторону Николая Петровича. Выражение озадаченности на его лице теперь сменилось на недобрую ухмылку.
– Ничего… Ничего… Иду вот, иду… – забормотал тот, тем не менее, продолжая подъем и глядя при этом себе под ноги, будто что-то обронил.
– Идешь и иди. Мимо, – усмехнулся "интеллигент". – А в пакете у тебя что, а? Давай, подержу. Старшим надо помогать! – он потянулся к пакету.
– Да-да-да… – продолжал свое невнятное бормотание Николай Петрович. – Иду… Домой… Вот я иду… Поднимаюсь… К себе… Домой… Да…
Он уже был всего на одну ступеньку ниже «интеллигента» и смог оценить, насколько тот действительно огромный. «Метра два, не меньше», – мелькнула беспокойная мысль в голове Николая Петровича. При его низеньком росте здоровяк и вовсе казался великаном. Он стоял, широко улыбаясь, но улыбка эта не сулила ничего хорошего ни Николаю Петровичу, ни молодым людям на площадке.
– Да, иду… Мимо иду… Конечно… – Николай Петрович подошёл вплотную и вдруг посмотрел бандиту прямо в глаза снизу вверх. – И волнуюсь. А вот твоё сердце бьется ровно, спокойно, замедляется и останавливается, – отчётливо сказал он и, протянув свободную руку, слегка прикоснулся подушечками пальцев к груди «интеллигента». Движение было быстрым, но мягким, как прикосновение кошачьей лапки.
«Интеллигент» машинально проследил за рукой Николая Петровича взглядом, и улыбка вдруг медленно сползла с его лица. Он как-то весь осел и съежился, губы его побелели, а руки принялись царапать то место, куда только что прикоснулся Николай Петрович. «Что ты, сука, сделал?» – хотел было крикнуть он, но из горла вырвался только невнятный хрип. Здоровяк явно задыхался. Он сначала сел на ступеньку, а затем завалился на бок.
– Ах, ты падла, – «бык» наконец-то бросил парня и рванул к Николаю Петровичу.
– У тебя острый нож, – скороговоркой сказал Николай Петрович и более чётко добавил: – Ты спотыкаешься и падаешь на него животом.
Тут же «Бык» и правда, запутался в ногах, попытался схватиться за перила, но, споткнувшись о тело своего товарища, с грохотом покатился по лестнице мимо Николая Петровича. Тот разумно отошёл в сторону, не давая «быку» увлечь себя вниз. Вскрикнув в последний раз, «бык» выставил руку с ножом вперёд, пытаясь опереться на неё при падении, но и тут ему не повезло. Вместо того, чтобы повернуть лезвие вниз или вбок, он зачем-то выкрутил руку и выставил его прямо в свою сторону. В падении, гопник со всего маху натолкнулся на нож животом. Издав тихий стон, он затих. А из-под его тела медленно потекла струйка темной крови.
Оставшийся здоровяк почти с ужасом смотрел на Николая Петровича. Он даже отпустил девушку, и она, рыдая, пыталась отползти в сторону.
– Кто ты? – спросил он нахально и смачно выругался. Было похоже, что реальность с трудом укладывается в его медленно ворочающемся мозгу.
– Человек, – ответил Николай Петрович устало, а затем четко и уверенно продолжил: – Но ты меня не помнишь. И не помнишь этих молодых людей. Через пять минут ты вызовешь скорую и скажешь, что твои друзья подрались. Один убил другого, а потом испугался и умер от сердечного приступа. Стой и жди. Пять минут. Запомни.
Пока Николай Петрович говорил все это, он успел подняться на площадку, поднять с пола сумочку и теперь протягивал ее девушке. Она, не глядя ни на кого, судорожно выхватила сумочку из руки Николая Петровича.
– Нам с вами лучше уйти, – сказал он, обращаясь к парню. – Я живу тут, на четвёртом этаже, – и, немного подумав, добавил. – Можно переждать у меня.
Что именно переждать и зачем, он не стал уточнять. Но парень, похоже, его понял и без слов, молча кивнул, подобрал с пола свои вещи, брошенные туда «интеллигентом»во время обыска, и помог девушке подняться.
– Идем. Скорее, – сказал он, увлекая ее за собой и Николаем Петровичем, уже шагавшим дальше наверх, мимо нахала, так и стоявшего неподвижно с неживым остекленелым взглядом.
Минута, и за ними захлопнулась дверь квартиры. Теперь все было позади.
Глава 2
А примерно тридцатью годами раньше студент Коля Филиппов, которому еще только предстояло стать Николаем Петровичем, ехал домой из института. Был конец мая, почти лето. На улице стояла отличная погодка, светило солнце, было очень тепло, и все люди уже ходили без курток. Но, не смотря на это, настроение у Коли было отнюдь не радужным. Ведь впереди была сессия – печальная пора для любого студента.
Он возвращался с зачета, который не смог сдать, и теперь раздумывал над тем, как бы договориться с преподавателем о пересдаче. До экзаменов оставалось совсем немного времени, и отсутствие зачета могло означать недопуск.
Погруженный в горестные мысли, он столкнулся с цыганкой. Она перегородила ему дорогу и схватила за рукав. По правде говоря, на настоящую цыганку она была похожа только нарядом. Черты лица у неё были вполне славянские, и, плюс ко всему, щеки и нос были сплошь покрыты конопушками. Неподалеку околачивалось еще несколько цыган, кажется, среди них были дети, но они явно старались держаться подальше и не попадать в поле зрения Коли. Впрочем, обо всем об этом он подумал уже гораздо позже, а сейчас удивленно уставился на молодую женщину, разодетую в цыганский костюм, который смотрелся на ней несколько не к месту.
– Давай погадаю, – тут же предложила она Коле и схватила его за ладонь. – О, вижу я, ты будешь богатым и счастливым. Скоро любовь свою найдешь. Девушку-красавицу, каких мало. Все друзья завидовать будут. – Она увлеченно водила пальцем по Колиной руке, но при этом смотрела ему в глаза.
Коля, естественно, ей не верил, но растерянно слушал и разглядывал ее необычное веснушчатое лицо, периодически встречаясь с ней взглядом и тут же отводя его в сторону. Она была, пожалуй, лишь на два-три года старше его самого. И если б не веснушки, ее можно было бы назвать даже симпатичной. Все это он пронеслось в его голове, пока цыганка продолжала бормотать свое предсказание. Коля не прислушивался к ее словам и ничего не запомнил.
– …а ты дай, сколько не жалко за мои слова. На еду мне и моим детям, – продолжала меж тем цыганка, и к Коле постепенно стало возвращаться самообладание. Или ему это только казалось.
Коля суетливо потянулся в карман, сам не понимая, зачем он это делает. Там лежало пятьдесят тысяч одной бумажкой, не то чтобы большие деньги по тем временам, но все же не малые для студента. На эту сумму можно было спокойно купить проездной билет на месяц или пару полезных книг. Читать Коля любил и приберегал деньги как раз для такой покупки. Он вынул их из кармана, и цыганка тут же завладела банкнотой.
– Это много, – объявила она, по-прежнему честно глядя в Колины глаза. – Я их не возьму, но раз ты такой щедрый, то сделаю тебе заговор на деньги. Хочешь?
Коля неуверенно кивнул, не зная, что ответить и как себя вести. Она ловко вырвала несколько волосков с головы Коли, шустро и сноровисто завернула их в банкноту и, сложив руки лодочкой возле своего лица, что-то тихо пробормотала. Затем разжала ладони, взяла свернутую банкноту и сунула ее в нагрудный карман Колиной рубахи. Все это Коля видел собственными глазами и не забыл даже через много лет.
– Вот и все. А тебе спасибо, – она похлопала его по карману. – Не доставай, пока не придешь домой, – и цыганка растворилась в толпе, а вместе с ней исчезли и остальные цыгане. Все произошло так быстро, что Коля не успел заметить, куда они скрылись.
Он еще немного оторопело постоял на месте и пошел восвояси. Идти до дома было не долго, и, может быть, именно поэтому он впоследствии не помнил, как добрался. Цыганка, кто бы она ни была на самом деле, не шла у него из головы.
Коля привычным жестом положил сумку в коридоре и прошел в свою спальню. Он был один, родители еще не вернулись с работы. Коля уже напрочь забыл про несданный зачет, такое глубокое впечатление произвела на него встреча возле метро. Сев на кровать, он заглянул в нагрудный карман рубахи и удивленно обнаружил, что карман пуст, и никаких денег в нем нет. Он для верности сунул туда руку, но тут же убедился, что глаза его не обманывают – деньги бесследно исчезли.
Коля не ощущал ни расстройства, ни досады. Денег ему было не жалко. Самое главное, он так и не смог себе объяснить, зачем вообще рылся в кармане, доставал деньги и зачем вообще остановился и заговорил с той цыганкой. И хотя с тех пор, он никогда ее больше не встречал, этот эпизод навсегда изменил его судьбу. Но в тот солнечный майский день, Коля этого, конечно же, еще не подозревал.
Глава 3
Они стояли в полумраке квартиры Николая Петровича. Молодые люди, еще не веря своему спасению, а он, поражаясь самому себе. На правах хозяина, Николай Петрович щелкнул выключателем и предложил молодым людям раздеться и пройти в комнату.
При свете лампы он, наконец, вспомнил, где раньше видел этого парня. Звали его не то Рома, не то Гриша, и жил он на пятом, вместе с родителями. Николай Петрович помнил его еще ребенком, тащившим каждое утро тяжеленный рюкзак с учебниками в школу. Его всегда сопровождала эффектная с виду женщина, очевидно, его мать. Они часто сталкивались то в дверях подъезда, то на лестнице и всегда вежливо здоровались друг с другом. Иногда Николай Петрович встречал и отца мальчика. С ним он обычно ограничивался сухим кивком. Правда, отметил про себя, Николай Петрович, в последнее время его что-то не было видно, и он, по правде говоря, уже и не помнил толком, как тот выглядел.
«Рома, его зовут Рома», – вдруг осенило Николая Петровича. Как зовут родителей Ромы он никогда и не знал. Впрочем, парень и сам тут же подтвердил его догадку:
– Роман, – протянул он руку для пожатия.
– Николай Петрович, – ответил Николай Петрович, отвечая на приветствие.
– А это Ира, – указал на девушку Роман, – Вы нас просто спасли.
– Оч-чень п-приятно, – пролепетала Ира, еще не веря до конца в чудесное спасение. Она дрожала, и у неё лязгали зубы. По щекам текли струйки слез пополам с тушью.
– Умойтесь, – предложил Николай Петрович. – Ванная там, – он кивнул в сторону приоткрытой двери. Девушка, все еще дрожа, на ватных ногах поплелась в ванную.
– А мы прямо над вами живем, с мамой, – продолжал Роман, проводив взглядом Иру.
– Вы знаете, Роман, я вас хорошо помню. И вас, и вашу маму. Но что-то я давно не встречал вашего отца?
– Он умер, – Роман потупился. – Уж года три как.
– Примите мои соболезнования. Я не был с ним близко знаком, но мне все же очень жаль, – сказал Николай Петрович и, чтобы сгладить неловкий момент, предложил: – Не хотите ли чаю?
– Да… Да, пожалуйста, – ответил Роман после некоторого раздумья.
Из ванной вернулась Ира. От потеков туши не осталось и следа. Не смотря на немного опухшие от плача веки, ее личико преобразилось и предстало перед двумя мужчинами, пожилым и очень молодым, в своей привлекательности, дыша свежестью, свойственной только очень юным девушкам. Роман, не говоря ни слова, подошел к Ире и заключил ее в объятия. Она спрятала лицо у него на груди и замерла. Роман ласково погладил ее по голове. Николай Петрович снова почувствовал себя неловко и отвернулся.
Не зная, куда себя деть и что сказать, он сходил на кухню, вскипятил чайник, заварил чай и вернулся в комнату с чашками и блюдцами.
Пока он отсутствовал, его гости вполне освоилась, и даже Ира с интересом рассматривала фотографии на стене, медленно переходя по комнате от одного снимка к другому. Фотографии любовно развешивала еще мама Николая Петровича. В память о ней, он не стал ничего менять, хотя сам считал, что им не место на стене – одинокими вечерами они пробуждали в нем только тоскливые воспоминания о давно минувших днях.
– Это вы? – спросила Ира, показывая пальцем на одну из фотографий, где Николай Петрович, еще совсем юный, был запечатлён фотографом не то в армии, не то в стройотряде.
– Где? – переспросил Николай Петрович, отрываясь от разливания чая. Он подошел поближе к Ире. – А, да. Это я.
– А вы совсем не изменились, – польстила Ира и уселась за стол.
– Ну что вы… – засмущался Николай Петрович, от неловкости поглаживая лоб. И суетливо добавил: – Пейте чай.
– Нет, правда, – Ира явно решила сегодня быть великодушной. Она взяла в руки чашку и подула. – Спасибо, очень вкусно.
– Но вы же даже не попробовали, – усмехнулся Николай Петрович.
– А я по запаху чувствую, – лукаво улыбнулась в ответ Ира, строя Николаю Петровичу глазки.
Николай Петрович и вовсе растерялся, а Роман с заметным недовольством посмотрел на Иру. Но она, по-прежнему ни чего этого не замечала и продолжала беззаботно щебетать. Теперь по ее виду нельзя было сказать, что она только что пережила нападение и, чуть было, не подверглась изнасилованию.
– А где вы этому научились? – ни с того ни с сего спросил вдруг Роман, перебивая поток слов своей девушки. И пристально посмотрел на Николая Петровича.
– Чему? – тот притворился, будто не понимает вопрос, оттягивая время и лихорадочно соображая, что же ему ответить. – Готовить чай?
– Ну, этому… Тому, что вы сделали там, на лестнице? – Роман доверительно наклонился вперед. – Можете меня научить?
Николай Петрович оторопело смотрел на него, все еще сжимая заварочный чайник в руке. Он опять начал волноваться. «Юн, но не прост», – мелькнуло у него в голове.
