Текст книги "Мафия"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Солидарен, – кивнул я. – Но почему именно сейчас? Всегда была трагедия!

– Но сейчас особенно. За каждую такую трагедию взашей нужно гнать следователя, прокурора, судью! – распалялся Голованов. – Судить, всенародно! Чтоб другим было неповадно. Не так ли?

– Не будем обсуждать очевидное, – сказал я. – Но хочется заметить и другое: как всегда, мы перегибаем палку. Сейчас, может быть, надо больше думать о другой болезни, охватившей правоохранительные органы, – перестраховке. Это может обернуться страшной бедой для общества. Прежде всего резким ростом преступности. Что, кстати, уже видно невооруженным глазом. Один только пример. Вдумайтесь: из ста взяточников сегодня привлекается к ответственности лишь два!

– Откуда у вас такие цифры? – мрачно посмотрел на меня секретарь.

– Данные специалистов опубликованы, – ответил я. – Есть и другие показатели, не менее тревожные. Из правоохранительных органов скопом уходят квалифицированные кадры. Как правило, самые опытные и принципиальные. Боюсь, Валентин Борисович, если так пойдет и дальше, люди, чьи права и жизнь станут охранять такие, кто только думает, как бы подольше усидеть в своем кресле и оградить, простите, задницу от ударов прессы и начальства, пошлют нас всех подальше и сами возьмутся за борьбу с преступниками. Как это сделали в Горьком и других городах, где созданы рабочие отряды самообороны. Не хотел бы я дожить до этого…

– Ой, Захар Петрович, вы все время пытаетесь уйти от конкретного разговора. Скажите прямо: против Киреева есть доказательства или нет?

– Следствие ведет Прокуратура РСФСР, – показал я на Чикурова, не желая ущемлять его компетенцию.

– Ну и что вы скажете? – обратил свой начальственный взор на Игоря Андреевича Голованов.

– К сожалению, ничего. Тайна следствия, – развел руками Чикуров.

– Тайна?! – аж привскочил с места Валентин Борисович. – От партии? Вы… Вы понимаете, что, где и кому говорите?

– Понимаю, – сдержанно ответил Чикуров. – Но, во-первых, вы – это еще не партия, а во-вторых…

Но Голованов не дал ему закончить:

– Извините, товарищ следователь, в таком тоне продолжать беседу с вами я не намерен. Можете быть свободны.

Игорь Андреевич спокойно поднялся и, ни слова не сказав, покинул кабинет.

Все произошло так неожиданно и быстро, что я сразу и не сообразил, как реагировать. Тоже было поднялся, но секретарь остановил:

– Погоди. – Он зачем-то стал выдвигать и задвигать ящики стола, перебирать бумаги. – Ну и тип! Таким дай власть, дров наломают – страшно подумать! – все еще не мог прийти в себя Голованов.

– Ты тоже был не на высоте…

Говоря по правде, мне хотелось сквозь землю провалиться от только что разыгравшейся сцены.

– Своего защищаешь? – мрачно заметил секретарь.

– Этика есть этика.

– Всяк сверчок знай свой шесток! А товарищ зарвался. Кому он подчиняется?

– Прокурору республики.

– Понятно – многозначительно проговорил Голованов и снова принялся что-то искать. – Вот, – с облегчением сказал он, извлекая из завалов на столе листок.

Валентин Борисович встал, достал из холодильника, искусно скрытого в стене, бутылку боржоми, налил мне и себе.

– Охладимся… – перешел он на доверительный тон. – Послушай, Захар, ты ездил на прошлой неделе в Синьозеро?

– Да, забрал жену и дочь. У мамы гостили… Был всего субботу и воскресенье.

– А не надорвался? – усмехнулся секретарь.

– Не финти и выкладывай начистоту.

– Ладно, – вздохнул Голованов, вертя в руках стакан с играющей пузырьками минералкой. – Признайся, церковь помогал строить?

«Вот он о чем», – подумал я, а вслух сказал:

– Так она построена давно. Лет полтораста простояла. А когда рушили ее, каюсь, приложился к этому позорному делу. Одно хоть как-то утешает – несмышленышем был. Дурак, одним словом. А ведь меня там, оказывается, совсем младенцем бабка крестила. Мать наконец-то открылась…

– Тише ты! – цыкнул Голованов, испуганно оглянувшись, хотя мы были одни.

– Из песни слова не выкинешь, – развел я руками.

– Ну, за бабку ты не в ответе, а вот за свои теперешние проступки… – Валентин Борисович осуждающе покачал головой.

– Договаривай, договаривай.

– Это ты ответь: было?

– Было. Только не то, что ты думаешь. Помогал строить. Но не церковь, а склад. Колхозный.

– Э-эх! – постучал он глухо кулаком по своему лбу. – Ты в своем уме! Коммунист, областной прокурор, депутат!.. Склад-то нужен был, чтобы церковь освободить. Хочешь не хочешь, а вывод один: с попами связался.

– Этак можно договориться до черт знает чего! – разозлился я. – Лучше скажи, кто на меня телегу накатал.

– Не на тебя. На Якова.

– Твоего брата?

– Ну да! Жахнули прямо в ЦК, зам партийного секретаря возглавил кампанию за возрождение религии в колхозе. Так и написали. Яшку – в райком. Он сдуру и ляпнул: а чего такого, вон Измайлов повыше сидит и тоже строил. Первый секретарь райкома, лопух, нет чтобы посоветоваться со мной, звякнул по инстанции. Ну и засветил тебя. Видишь ли, бдительность проявил. Выслуживается, подлец…

– Мало ли еще карьеристов и дураков, – отмахнулся я. – Если на всех обращать внимание!.. Да и время вроде другое.

– Не скажи, – протянул Голованов, пристально глядя на меня. – Объяснение-то тебе придется писать.

– Что ж, напишу.

Секретарь зачем-то помедлил, открыл новую бутылку боржоми.

– Хочется тебя выручить, – проговорил Голованов со вздохом. – Очень. Ведь могут такую бодягу развести – не отмоешься. Что ли, взять на себя грех, замять? – многозначительно проговорил он. – Но уж больно ты негибкий. Напролом всегда прешь.

– Что ты имеешь в виду?

– Не пойму, что тебе Киреев? Карьеру на его несчастье хочешь сделать?

Я наконец понял, к чему он клонит.

– Ко всяким доносам мы уже привыкшие, – поднялся я, давая понять, что говорить на эту тему больше не собираюсь. – А насчет объяснения – завтра пришлю.

Простились мы сухо.

Вода из душа текла еле-еле. Хороший напор был только глубокой ночью, но Чикуров не решался мыться в столь поздний час, дабы не беспокоить людей в соседних номерах – слышимость чудовищная.

В самый разгар купания раздался телефонный звонок. Обернувшись банной простыней, Игорь Андреевич выскочил в комнату.

– Здравствуйте, – послышался в трубке женский голос. – Не узнаете?

– Да что-то никак не припомню, – извинительным тоном произнес Игорь Андреевич.

– Как же так, Игорь Андреевич, – грустно продолжали на том конце провода, – берег моря, вы непрошеным гостем появились на моем пляже…

– Эвника! – вспыхнул в голове Чикурова образ девушки. – Ради бога, простите. Коловорот людей, встреч…

– Понимаю. И в свою очередь прошу прощения, что звоню так поздно. Вы, наверное, уже легли?

– Нет-нет, что вы! Как говорится, детское время…

– Вы сейчас очень заняты?

– В общем-то дел нет, – неуверенно ответил следователь, глядя на лужицу воды, образовавшуюся у ног. – А что?

В трубке тяжело вздохнули, помолчали.

– Я вас слушаю, Эвника, – напомнил о себе Игорь Андреевич, чувствуя, что собеседница чем-то расстроена.

– Понимаете, мне нужно вам кое-что сказать. Очень серьезное, – наконец ответила Эвника.

– Говорите.

– По телефону неудобно… Короче, это все тот рисунок…

– Какой? – не сразу понял Чикуров.

– Который вы сделали с меня на пляже, – сказала девушка дрожащим голосом.

– А что в нем особенного? – удивился Игорь Андреевич.

– Для вас и меня нет, а вот для него… – всхлипнула Эвника.

– Для кого?

– Моего жениха… Как увидел, набросился с кулаками! Вы бы слышали, какими словами он обзывался! И проституткой и шлюхой…

– Господи! – вырвалось у Чикурова. – Как же так можно?

– Он… он… жутко ревнив. – Девушка уже плакала вовсю. – Я… Я даже не знала, что он… Следит повсюду… С фотоаппаратом… Угрожает.

– Вам? – всполошился не на шутку следователь.

– И вам тоже…

Неожиданно раздался стук в дверь.

– Эвника, ради бога, не бросайте трубку, я сейчас. Кто-то стучится.

– Хорошо, – тихо ответила девушка.

Положив трубку рядом с аппаратом, Игорь Андреевич подошел к двери, слегка приоткрыл ее.

– Извините за беспокойство, – проговорила стоящая в коридоре дежурная по этажу, – вам звонят откуда-то, никак не могут пробиться. Говорят, срочно нужны. – И она протянула ему бумажку с номером телефона.

Он поблагодарил и вернулся в комнату.

– И что дальше, Эвника? – продолжил Чикуров прерванный разговор.

– Игорь Андреевич, очень прошу встретиться. Хоть на минуточку.

– А где вы сейчас? – спросил он, размышляя о сложившейся ситуации.

– В телефонной будке рядом с гостиницей.

– Хорошо. Зайдите в вестибюль, я скоро спущусь.

– Спасибо, – еле слышно поблагодарила Эвника и повесила трубку.

Игорь Андреевич тут же позвонил по переданному дежурной номеру, назвался.

– Здравствуйте, – отозвался мужской голос. – Это я вам звонил, дежурный прокурор Иваненко. По поручению товарища Измайлова. Понимаете, из облуправления внутренних дел сообщили, что в автокатастрофу попал Агеев.

– Агеев? – переспросил Игорь Андреевич. – Директор магазина «Дары юга»?

– Да. Авария тяжелая. Машина упала в ущелье. Шофер погиб, сам Агеев без сознания. Его увезли на попутке в больницу.

– Где это произошло? Когда?

– Да минут двадцать назад, на седьмом километре горного шоссе. На место происшествия вызжает дежурная следственно-оперативная группа. Если желаете, вас могут прихватить.

– Конечно, желаю!

– Хорошо, товарищ Чикуров, за вами заедут. «Как неудачно получилось с Эвникой!» – досадовал

Игорь Андреевич, лихорадочно надевая форменный костюм.

Когда он спускался в лифте, раздумывал о том, почему так трагически складывается судьба свидетелей по Киреевскому делу. Скворцов умер от инфаркта, и вот теперь – Агеев…

С директором «Даров юга» Игорь Андреевич должен был встретиться завтра. Следователь допросил бы его и раньше, но Агеева не было в Южноморске, только сегодня вернулся..

Вестибюль гостиницы был по-ночному пуст. Но как только Чикуров вышел из лифта, от колонны отделилась девичья фигура и метнулась к нему.

– Игорь Андреевич, умоляю вас, – схватила его за руки заплаканная Эвника, – уезжайте! Ради всего святого!..

И тут откуда-то сбоку словно вспыхнула молния. Чикуров обернулся и увидел незнакомого бородатого молодого человека с фотоаппаратом.

Это был Вадим Снежков.

Фотовспышка осветила вестибюль еще раз, после чего Снежков угрожающе пошел на Игоря Андреевича. Эвника в страхе отскочила в сторону.

– Думаешь, если следователь, если из Москвы, то тебе все можно? – задыхаясь от гнева, прошипел молодой человек. – Чужую невесту голой рисовать, соблазнять?

От неожиданности Чикуров не знал, что и сказать.

– Молчишь, гад? – надвигался на него бородатый.

– Вы что?.. – только и успел вымолвить следователь.

В следующее мгновение Снежков схватился за лацканы чикуровского пиджака. Глаза у него были бешеные.

– А ну, руки! – Игорь Андреевич ребрами обеих ладоней резко ударил по запястьям Снежкова, освободившись от захвата.

Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в вестибюль гостиницы не вбежал старший лейтенант милиции, ища кого-то глазами. Молодой человек отпрянул от Чикурова, зло бросив:

– Еще встретимся!

– Ой, не советовал бы, – спокойно проговорил Игорь Андреевич и отправился навстречу старшему лейтенанту.

– Иди, иди, – огрызнулся Снежков.

– Товарищ Чикуров, – работник милиции узнал следователя по форме, – машина ждет.

Когда Чикуров садился в милицейскую «Волгу», сквозь стеклянную стену он увидел, как Эвника что-то доказывала своему жениху.

«Ну и в дурацкое же положение я попал», – подумал он.

От неприятных мыслей отвлек рассказ начальника следственно-оперативной группы по пути на место происшествия. Оказывается, он знал Агеева. Директор фирменного магазина был в городе заметной фигурой. Имел шикарную дачу в горах и, по всей видимости, направлялся как раз туда…

Катастрофа произошла на крутом повороте шоссе.

Когда прибывшие вышли из «Волги», то увидели «скорую», спецмашины ГАИ и мотоцикл. Среди гаишников Чикуров узнал лейтенанта Роговина, того самого, который расследовал аварию прокурорской «Волги». Игорь Андреевич поздоровался с ним, как со старым знакомым.

На что прежде всего обратил внимание Чикуров – асфальт был мокрый. А в центре Южноморска – ни капли не упало.

– Так у нас нередко бывает, – пояснил Роговин. – Возможно, из-за мокрого покрытия и произошло дорожно-транспортное происшествие.

– Или же шофер задремал, – высказал предположение кто-то другой.

– Или не вписался в поворот, – добавил третий.

– А где тело водителя? – поинтересовался Игорь Андреевич.

– Внизу, возле машины, – ответил Роговин. – Охраняют.

Чтобы добраться туда, нужно было спуститься по извилистой тропинке метров тридцать. Ее осветили переносками. Имелось и несколько электрофонариков. Роговин, уже побывавший внизу, взялся показывать Чикурову дорогу, предупреждая о всяких неожиданностях.

– Игорь Андреевич, а что вы не интересуетесь самосвалом, который вас чуть-чуть не того?.. – спросил лейтенант.

– Нашли бы – сообщили, – сказал следователь, цепляясь за влажные ветки кустов.

– Почему «бы»? – произнес Роговин, в голосе которого послышались обидчивые нотки. – Недооцениваете вы ГАИ.

– Действительно нашли?

– Еще вчера, – с гордостью сказал лейтенант. – Осторожно, левее возьмите…

– Кто же тот лихач?

– Увы, – вздохнул Роговин, – обнаружил пока только самосвал. По номеру. Молодец Асадуллин, ошибся только на одну цифру.

– Странно, где машина, там и шофер, по идее. Да еще у вас есть портрет.

– Вот за портрет он вас должен благодарить.

– Кто?

– Лучший водитель второй автоколонны. Если бы не ваш рисунок, трудно было бы ему отвертеться. Понимаете, по вашему портрету нарушитель похож на Олега Попова, а этот – передовик – Заза Кахиани. Как небо и земля: черные, как смоль, кудри, породистый нос…

– Выходит, самосвал угнали?

– Совершенно верно. Кахиани приехал домой в обеденный перерыв, оставил машину на улице. У него приличный особняк… Вышел через полчаса – нет самосвала… А нашли мы машину за городом, в чащобе, целехонькой и невредимой.

– В котором часу произошел угон?

– По словам Кахиани – около двенадцати. Именно в это время он обычно приезжал обедать.

Они добрались до дна ущелья. Резко пахло горелой резиной. Чикуров и Роговин подошли к группе людей. Среди тех, с кем он познакомился, был мужчина в белом халате.

– Судмедэксперт Хинчук, – представился он.

– Что скажете? – спросил Игорь Андреевич. Судмедэксперт подвел следователя к трупу водителя,

залитому кровью.

– Как видите, множественные ранения. Это оттого, что он выпал из машины, когда та летела по откосу. Я предполагаю, что причиной смерти явилась черепно-мозговая травма. Но окончательно покажет вскрытие.

Чикуров и Роговин решили осмотреть автомобиль. Он находился метрах в двенадцати. Это была «тойота». Вернее – все, что от нее осталось: голый обгоревший остов.

– Здорово рвануло, – сказал лейтенант. – Пламя озарило все ущелье. Поэтому и заметили с дороги…

Они помолчали. Сверху на них глядели огромные южные звезды. Великолепная природа дышала прохладой. Трудно было это сопоставить с тем, что меньше часа назад здесь произошла трагедия.

Вдруг неподалеку почти над самой землей бесшумно промелькнул силуэт крупной птицы и через мгновение раздался истошный, отчаянный писк.

– Это что? – тихо спросил Чикуров.

– Сова. Грызуна придушила.

– Мышкует, значит, в потемках, – задумчиво произнес Игорь Андреевич.

– Ой, не любит света, – подтвердил лейтенант. – Ночная хищница.

Николай Павлович Шмелев зашел ко мне со свертком в руках какой-то торжественный и грустный.

– По личному делу разрешите?

– Пожалуйста, присаживайтесь.

Шмелев развернул газету и, словно драгоценность, положил передо мной книжку в самодельном переплете.

– Никогда не делал подарки начальству, – произнес он смущенно, – но вам теперь можно…

Я не знал, как себя вести. Уж больно Николай Павлович вел себя необычно. Книга была старинная, с «ятями». Герцен, лондонское издание.

– Это же редкость, – сказал я. – Нет-нет, не могу принять.

– У меня еще один экземпляр. Не обижайте старика. Я знаю, что вы любите умные книги.

– А вы?

– Я истинный книголюб. В том смысле, что для меня важнее сам раритет, чем то, что в нем написано. И давно уже убедился: мудрость великих ничему не учит и не имеет к жизни никакого отношения.

– Разочаровались?

– Пожалуй, и не очаровывался… Разрешите перейти к делу?

– Слушаю, Николай Павлович.

– Две просьбы. Одна – дайте три дня отпуска без содержания. В Москву нужно, на свадьбу…

– Уж не надоела ли холостяцкая жизнь? – подтрунил я над ним.

– Господь с вами! – отмахнулся Шмелев. – Внучка замуж собралась. Только закончила медицинский и вот вчера ошарашила. Спрашиваю, что так скоропалительно? Оказывается, ее избранник – дипломат, а не женатиков для заграничной работы не оформляют… Отпустите?

– Раз такое дело…

Он протянул мне заявление, и я поставил разрешительную резолюцию.

– Ну а вторая просьба? Небось тоже отпуск, внеочередной?

– Бессрочный. Решил на пенсию. – Он протянул мне еще одно заявление.

– По-моему, спешите, Николай Павлович. Вот закончите дело Киреева…

– Нет-нет, – поспешно сказал Шмелев. – Так мне дадут прокурорскую пенсию, а это, сами знаете, сто шестьдесят рэ. Ну а если выгонят – всего сто двадцать плюс позор на всю оставшуюся жизнь.

– Что так мрачно? – удивился я. – Не верите в свои силы?

– При чем здесь силы? Ни одно мое дело не посылали на доследование. Никогда! И оправдательных приговоров по ним не было. Киреевское тоже шло нормально. А как приехал московский важняк – дело на глазах разваливается. Свидетели гибнут один за другим… Вот и Агеев…

– Как? – вырвалось у меня. – Скончался?

– Да. В больнице, не приходя в сознание. Если считать и его шофера, Суслова, выходит, еще двух потеряли. А вчера, представляете, допрашивал шашлычника. По оперативным данным, он буквально озолотил Киреева… Да, говорит," давал, но попробуйте доказать! Прямо в лицо смеется. Впервые почувствовал, что у меня нервы не выдерживают. Отработался, значит. Можете со спокойной совестью отпускать старого конягу. Проку от меня уже не будет.

– Конечно, вы имеете право, – сказал я невесело. – И так переходили семь лет. И все же я воздержусь от решения до вашего возвращения из Москвы.

– Бесполезно, – твердо сказал Шмелев. Я знал, что свое решение он не переменит.

– Чикуров где?

– У себя. Мрачнее тучи. Зачем-то еще раз ездил на место аварии машины Агеева.

– Скажите Игорю Андреевичу, что ко мне заглядывал спецкорр московской газеты. – Я глянул в свои записи. – Мелковский Рэм Николаевич. Хочет встретиться с Чикуровым и с вами завтра в три часа дня.

– Слава богу, я буду уже в воздухе, – поднялся Шмелев. – Можно идти?

– Да-да, идите, и счастливого вам пути.

– Спасибо, Захар Петрович. А Чикурову я скажу насчет корреспондента.

Николай Павлович вышел. Подарок так и остался у меня на столе. Я решил вернуть его при удобном случае.

Рэм Николаевич Мелковский появился в кабинете Чикурова ровно в назначенный час. Судьба уже сводила их. Лет пять назад Мелковский проходил свидетелем по громкому делу, которое расследовал Игорь Андреевич. Дело касалось убийства и хищения в особо крупных размерах. Можно было привлечь Рэма Николаевича к ответственности, но ему помогли могущественные заступники. Мелковский не только остался на плаву, но даже еще больше укрепил свое положение, особенно в последнее время. Его статьи широковещательного, программного характера все чаще появлялись на страницах крупнейшей центральной газеты. Тема – мораль и право…

Состоялась их встреча и после, уже как интервьюера и интервьюируемого. И вот – новая. Мелковский мало изменился с тех пор, разве что посолиднел, чуть располнел, но оставался таким же небрежно-элегантным, вальяжным.

– Вы здесь специально по мою душу? – спросил Чикуров после взаимного, довольно-таки официального приветствия.

– Зачем же только по вашу, – одарил собеседника обаятельной улыбкой журналист. – Редакция послала меня проверить письма и жалобы в отношении дела Киреева.

– И каковы ваши впечатления?

– Не скрою – не очень благоприятные для следствия. Однако я не спешу с выводами. Пока – одни эмоции. Я же всегда стою на позициях права: факты и ничего, кроме фактов. Надеюсь, что вы мне поможете…

– В чем?

– Объективно осветить в газете создавшуюся ситуацию. Но для этого мне надо ознакомиться с материалами предварительного следствия. Думаю, что мои полномочия не вызывают сомнений.

– Опять вы свое, Рэм Николаевич, – покачал головой Чикуров. – Уж в который раз говорим на эту тему…

– Да, раньше вы возражали. Но нынешний случай особый.

– У меня всегда один принцип: пока идет следствие, никакой информации для прессы.

– Поверьте, это в ваших же интересах, – сделал еще одну попытку склонить следователя к согласию Мелковский.

– Вы печатаетесь под рубрикой «Мораль и право». Но ни с тем, ни с другим ваша просьба не согласуется, поймите.

– Могу доказать обратное! – горячо возразил журналист.

– Зачем напрасно тратить время.

– Очень жаль, что вы остаетесь непримиримым противником печати. Прямо какая-то фобия.

– Это неверно. Зачитываюсь, как и все, статьями Шмелева, Попова, Нуйкина, Селюнина, Черниченко, Аверинцева… Господи, сколько появляется ярких, талантливых статей! Жаль, что времени не хватает для чтения.

– Межу прочим, те, кого вы назвали, смело вторгаются как раз в области, на которые совсем еще недавно налагалось табу, – сделал нажим на последнем слове Рэм Николаевич. – Почему же вы отказываете в этом пишущим на правовую тему? Ведь завалов тут не меньше, чем в сельском хозяйстве и промышленности. Или вы не согласны?

– Насчет? завалов – согласен. Но как это освещается некоторыми журналистами, в частности вами, – нет!

– Ну-ну, – усмехнулся Мелковский. – Интересно, в чем я согрешил? Не стесняйтесь, Игорь Андреевич, я, в отличие от вас, охотно выслушиваю критику.

– Почитаешь ваши статьи за последние года три, и получается, что в наших органах правопорядка одни изверги. Только тем и занимаются, что уродуют людские судьбы… Притом делают это умышленно…

– Позвольте, позвольте, уважаемый оппонент, – остановил его жестом журналист, – а витебское дело? Когда расстреляли невиновного? Тут уж, как говорится, ни убавить, ни прибавить.

– Я не собираюсь ни убавлять, ни прибавлять, урок страшный. Но если говорить всю правду, то не только для нас, юристов, но и для вас не меньше.

– В каком смысле? – насторожился Мелковский.

– Закрытость и вседозволенность – результат деятельности и нашей печати. Не хотелось бы напоминать, да сами напрашиваетесь… Вспомните ваш восторженный очерк об одном из героев в кавычках того витебского дела, следователе. Ну да, теперь вы клеймите его, а тогда?.. Помните? Чуть ли не икону из него сделали… Рэм Николаевич на мгновение смутился, но тут же взял себя в руки.

– Отрекаться глупо. Было. Как это делалось, вы отлично знаете. В Прокуратуре СССР дали материал, я, честно говоря, только художественно обработал. Но подобное – не вина прессы, а ее беда. Слава богу, времена изменились. Ныне, простите, за заезженное слово, – перестройка. И кто в первых рядах? Мы, журналисты. Первопроходцы! Приняли на себя первыми удары непонимания и, прямо скажем, саботажа со стороны аппарата.

– А если перестройка захлебнется? – с усмешкой спросил Чикуров. – Тоже будете в авангарде ее сворачивания?

– Зло шутите!

– Какие уж шутки, Рэм Николаевич, – вздохнул следователь. – Возьмите некоторых ваших коллег, пишущих на крестьянскую тему… Вчера взахлеб хвалили колхозный строй, а сегодня кричат о полном развале сельского хозяйства. Или международников: боже мой, как они расписывали нищету и произвол, царящие в капиталистических странах! А сейчас вовсю расхваливают тамошнюю жизнь! Интересно, что они запоют, если веяния переменятся? Впрочем, догадаться нетрудно…

– Но журналисты никогда и никого не убивали.

– Свинцом не убивали. А словом? Перечислю лишь некоторые имена: Зощенко, Ахматова, Платонов, Солженицын, Бродский… Их таланты хоронили заживо. Граждански убивали…

– А Бабеля, Мандельштама, Пильняка и тысячи других – самым натуральным образом: голодом в концлагере или выстрелом в затылок. И не мы, журналисты!

– Но под ваше восторженное одобрение. А часто – и с подачи публичных доносов в газетах!

– Это была пена на волнах террора, развернутого органами. Так что, чья настоящая вина, – известно, – победно посмотрел на следователя корреспондент и, глянув на часы, озабоченно произнес: – Рад бы продолжить дискуссию, но, увы, кроме вас у меня назначены встречи с генералом Руновым и первым секретарем горкома партии.

– У меня тоже дел невпроворот, – сказал Чикуров.

– И все же парочку минут я у вас еще отниму, если не возражаете.

– Конкретно по делу? – спросил следователь.

– Нет-нет! Разговор из области морали.

Мелковский открыл щегольской кейс, извлек из него фотографию большого размера и передал следователю.

Это был снимок чикуровского рисунка. Того самого, изображающего обнаженную Эвнику на берегу моря, который привел к ссоре между Чикуровым и ее женихом.

– Смотри-ка, мои скромные живописные упражнения имеют успех, – усмехнулся Игорь Андреевич. – Даже не поленились переснять.

– Значит, не отрицаете, что вы рисовали? – уточнил журналист.

– Не отрицаю. Сам подарил оригиналу, – спокойно сказал Чикуров.

– Удивляюсь вам, – покачал головой Мелковский. – Даже не знаю, что это, беспечность, освобождение от нравственных устоев?

Он достал еще две фотографии. На одной Чикуров стоял голым на пляже. Рядом с ним – Эвника в очень смелом купальнике. На песке – арбуз, фрукты, бутылка цинандали. Другой снимок запечатлел тот момент, когда девушка целовала следователя в щеку…

– Постойте! – вырвалось у Чикурова.

Но Мелковский не дал ему договорить, продемонстрировав надорванный конверт.

– Это еще не все, – сказал он торжествующе. – В этом письме подробно описаны ваши похождения в Южноморске в разгар бархатного сезона.

– Кто?.. Кто? – теряя самообладание, прохрипел Игорь Андреевич.

– Жених доверчивой девушки, которую вы пытались соблазнить, – холодно ответил Мелковский.

Чикуров справился с собой.

– Шантаж!

– Ну зачем же – шантаж, уважаемый Игорь Андреевич, – складывая в кейс фотографии и письмо, сурово ответил журналист. – Штрихи к вашему облику. – Он поднялся и, высокомерно кивнув на прощание, покинул помещение.

У меня в кабинете находился прокурор города Гарбузов, когда заглянул Чикуров.

– Проходите, что у вас? – пригласил я его.

– Очень кстати, что здесь товарищ Гарбузов, – сказал Игорь Андреевич, здороваясь с ним за руку. – Хочу кое-что спросить.

– Пожалуйста, спрашивайте, – ответил тот.

– Как идет расследование убийства в телефонной будке? Которое произошло в день хулиганского нападения на «Воздушный замок»?

– Пока глухо, – вздохнул городской прокурор. – Личность убитого не установлена. При нем не было никаких документов. Помните, Захар Петрович, что к вам звонил какой-то Ляпунов, назвавшийся корреспондентом? Так вот, одной из версий, что это и есть он, следователь занимался тоже. Но, увы… На всякий случай мы проверяли гостиницы, пансионаты, санатории. Ни о каком Ляпунове, тем более журналисте, там не слышали. Звонили и в Москву, в редакции, в Союз журналистов, – они такого не знают.

– А что, если бомж?

– Не похоже…

– Есть другие версии? – спросил Чикуров.

– Есть. Несколько. Работаем также по линии розыска. Местного и всесоюзного. Однако под описание пропавших убитый в телефонной будке не подходит.

– Неужели ни одной зацепки? – спросил я.

– Есть, – ответил горпрокурор. – Во-первых, пуля, извлеченная из стенки телефонной будки. Эксперты подтвердили, что именно ею был убит неизвестный. И еще – окурок сигареты. Вернее, два окурка. Но тут много неясностей.

– Насчет окурков слышу впервые, – сказал я.

– Понимаете, рядом с телефоном-автоматом на краю тротуара нашли окурок сигареты. Французская, «Галуаз». Фильтр длинный, сборный. Между прочим, в Южноморске такие сигареты не продавались. Даже в интуристовских торговых точках на валюту.

– Ну, иностранцев у нас бывает много, – заметил я. – А фарцовщиков – не меньше…

– Совершенно верно, – подтвердил Гарбузов. – Этот путь вряд ли что даст.

– А второй окурок? – нетерпеливо спросил московский следователь.

– Его передал за день до своей гибели оперуполномоченному ОБХСС Ларионову Пронин. Сторож платной стоянки у «Воздушного замка». По его словам, окурок бросил один из четверых мужчин, подозреваемых в совершении хулиганского нападения. И опять «Галуаз» с характерным фильтром.

– Значит?.. – оживился Игорь Андреевич.

– Обе сигареты выкурил один и тот же человек, – понял его мысль прокурор города. – Это подтвердило исследование слюны на окурках.

– Не убитый ли в телефонной будке? – спросил Чикуров.

– Нет, не он, – отрицательно покачал головой Гарбузов. – Перед захоронением трупа брали на анализ слюну. Не совпала…

– Телефонная будка далеко от «Воздушного замка»? – продолжал расспрашивать следователь.

– Километра полтора. Вы хотите сказать, связываем ли мы убийство неизвестного с той четверкой?

– Да, – кивнул Игорь Андреевич.

– Связь напрашивается, – ответил прокурор города. – Тем более что по времени совпадает. Но ведь окурок у будки мог оказаться случайно – проезжая, выбросили из машины. Хочешь не хочешь, а тем молодчикам пришлось следовать мимо телефона-автомата, другой дороги нет.

– А как насчет мотивов убийства?

– Ограбление исключается, – сказал Гарбузов. – В кармане убитого было около девятисот рублей, на руке дорогие швейцарские часы. Однако не позарились.

Он замолчал, ожидая еще вопросов, но Чикуров о чем-то глубоко задумался.

– Вижу, что вы заинтересовались убийством неспроста, – заметил прокурор города.

– Разумеется, – оторвался от своих размышлений следователь. – Сдается, и в вашем городе тоже «лев прыгнул»…

– Какой лев? – не понял Гарбузов.

– В «Литературке» была статья, – напомнил Чикуров. – О скором всплеске организованной преступности в стране. Сращение уголовного мира с правоохранительными органами, партийными и правительственными функционерами, разбой, рэкет и прочие «радости». Многие сомневались. Увы, сбывается…

– Недаром говорят, – усмехнулся прокурор города, – пока гром не грянет, мужик не перекрестится.

– Грянул, и давно, – недовольно произнес Чикуров. – А креститься пока и не думаем. Я все больше склоняюсь к мысли, что мы имеем дело со «львом». Следы его когтей на Пронине, на том неизвестном в телефонной будке, на Агееве с Сусловым. Карапетян вовремя опомнился, а то бы и его…

– Нужны факты, Игорь Андреевич, – сказал я.

– Будут, Захар Петрович, – твердо произнес следователь. – У меня к вам просьба, – обратился он к Гарбузову: – Если хоть что-нибудь появится новенького, дайте знать. Хорошо?