Текст книги "Парадокс Великого Пта. Фантастический роман"

Автор книги: Анатолий Жаренов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 6
ТРОСТОЧКА

Звякнула ложечка.

– Хороший кофе, – похвалил Диомидов. – А ты, значит, стала врачом?

– Зубным. Всего-навсего.

– Не скучно?

– Привыкла. Ко всему привыкла. И к работе… И к дому.

Диомидов усмехнулся. Сейчас в самый бы раз вспомнить Петьку Сивоухова. И он решил, что пора прервать затянувшийся разговор. Спросил про утреннее происшествие. Зойка сказала, что ездила на дачу к подруге. От станции пошла лесом. Когда вышла на поляну, увидела яму.

– Тут он на меня и кинулся. Я завизжала и укусила его за палец.

Диомидов заинтересовался подробностями. Зоя сказала, что очень испугалась, когда в яме вспыхнул свет и здорово тренькнуло в голове. Она решила, что это конец. Почему-то вспомнила вдруг про больного, которому лечит кариес. Пожалела, что не долечила.

– Был, значит, свет, – задумчиво откликнулся Диомидов.

Зоя кивнула. Он спросил, не видела ли она чего любопытного, когда этот свет вспыхнул. Зоя резонно заметила, что ей в это время было не до рассматривания любопытных подробностей.

– Н-да, – протянул Диомидов.

Он тоже видел свет. Когда полковник отогнал Беркутова от ямы, старичок врач показал ему дозиметр и сказал, что никакого намека на радиоактивность. в этой яме не содержится. Диомидов не успел ему ответить. Он увидел, как из ямы вдруг выплеснулся столб серебряного света. Словно вспыхнул прожектор. Столб вытянулся метров на сорок вверх и исчез. Это произошло как раз в тот момент, когда на поляну вынырнула еще одна машина. Из нее вылез старик в темном пальто и мохнатой шляпе. Диомидов узнал в старике известного академика Кривоколенова. Его молодые спутники вытащили из багажника приборы, и вся группа приблизилась к яме.

А там творилось что-то непонятное. На мерцающей черной поверхности появились серые точки. Одна из них стала расти. Она ползла от края ямы к центру и как бы вспухала, пока не превратилась в серое пятно, крутящееся, как земной шар на экране кинохроники. Затем на пятне замелькали тени, похожие на кубы и параллелепипеды.

И вдруг всплеск черноты. И снова от края к центру поползли точки. Снова возникло серое пятно. А на нем размытая тень, напоминающая человеческую фигуру с воздетыми вверх руками. Потом пятно вздрогнуло, и на нем появились глаза. Широко открытые, с прямоугольными зрачками. Видение продержалось несколько секунд и погасло.

– Салют из другого мира, – произнес кто-то из спутников Кривоколенова.

Старик сердито сказал молодому человеку, упомянувшему про салют:

– Вы бы лучше замеры сделали, чем про салюты распространяться.

– Приборы молчат, – развел руками молодой человек. – А явление заканчивается.

Диомидов бросил взгляд на яму. Яма осталась. Но странный черный лак исчез. На желтом глинистом дне лежал обломок диомидовского ножа. Потом академик придирчиво расспрашивал милиционеров об этом явлении, хмыкал иронически. И наконец уехал.

– Три сеанса было, – сказал Диомидову врач. – Я считал. И все время одно и то же…

А Зоя говорит, что был еще сеанс. Сколько же их всего было? И что это за чертовщина все-таки? Академик ни на один его вопрос не ответил. Уехал сердитый. Что-то ему в этой яме не понравилось.

– Ямы сперва не было, – сказала Зоя. – Поляна как поляна. Цветы там росли хорошенькие, голубенькие. Я хотела букетик нарвать. Наклонилась. И тут яма и раскрылась. А в ней лежал этот… этот убитый. Л палка валялась.

– Палка, говоришь? – перебил Диомидов. – А какая она из себя, эта палка?

– Не знаю. Хотя… На мундштук похожа. Знаешь, есть такие самодельные мундштуки из колечек. Красные, желтые, черные… А может, мне показалось? Может, там только красные… Я еще почему-то подумала про тросточку. Вот, думаю, гулял человек с тросточкой, а его и застрелили. Ну да. Это и была тросточка. С зеленым набалдашником. Но мне ведь некогда рассуждать было. Все смешалось в голове. Яма из ниоткуда… Убитый… А потом этот душить начал…

Зоя передернула плечами и замолчала. Диомидов отодвинул чашку и задумчиво пощелкал по ней ногтем.

– Лица его ты, конечно, не видела? – спросил он.

– Нет. Костюм у него, кажется, серый. А что это за яма?

Диомидов покачал головой. Зоя понимающе взглянула на него и сочувственно улыбнулась. Заметила, что он выбрал себе специальность не из лучших, но, наверное, интересную. Диомидов ответил неопределенно:

– Как тебе сказать? Уезжаем – приезжаем.

– Жена, вероятно, волнуется.

– Не женат я. Вроде тебя.

Зоя нахмурилась, потом засмеялась и сказала, что она женщина самостоятельная, а Диомидову жена нужна. Для разнообразия. Чтобы было к кому приезжать.

– Может, и нужна, – в тон ей откликнулся полковник и сказал, что он еще не успел познакомиться со своей будущей половиной.

– А ты познакомься, – посоветовала Зоя. – Это же легко.

– Кому как, – вздохнул Диомидов, вставая. – Спасибо за кофе, отличный он у тебя.

Пока Диомидов одевался, они еще поговорили немного. Федор Петрович рассказал Зое про кота, которого держит вроде живого талисмана. Зоя поинтересовалась, где Диомидов обедает. Закрывая дверь усмехнулась:

– Значит, уезжаем – приезжаем. А бывает, что и совсем уезжаем?

– Бывает, – согласился Диомидов и протянул руку.

– Пока, – сказала Зоя на прощанье. – Соскучишься – позвони. Поговорим о том о сем.

– Поговорим, – сказал Диомидов и шагнул к лестнице…

А утром он вылетел в Сосенск. Перед вылетом пригласил Беркутова и рассказал ему про трость. Майор махнул рукой, заметив, что мысль Федора Петровича ему понятна, но вряд ли из поисков владельца палки получится что-нибудь путное. Полковнику дело тоже казалось безнадежным, но привычка не пренебрегать даже самыми незначительными возможностями взяла верх. Беркутов ушел от него недовольный. Легко сказать: искать в Москве человека, у которого пропала трость. В том, что она пропала, Диомидов не сомневался. Раз был вор – значит, была и кража. Кроме того, эта вещь после убийства вора из ямы исчезла. Унести ее мог только убийца.

После ухода Беркутова Диомидов придвинул листок бумаги и занялся расчетами. Зоя сказала ему, что, выходя на поляну, взглянула на часы. Было пять тридцать. А в шесть к яме подошел грибник. Он утверждает, что никакой трости в яме не было. За тридцать минут вряд ли мог еще кто-нибудь подойти к яме. Значит, можно считать, что за тростью охотился убийца вора. Предположим, что вор выкрал эту вещь по договоренности с неизвестным. Встреча была назначена в лесу. Но вор был лишним. И незнакомец убрал его. Логично? Да. А что произошло потом? Появилась яма со всеми аксессуарами. Выстрел мог сработать как детонатор. Убийца растерялся. На поляну тем временем вышла Зоя… Стоп! Зойка вышла, когда на поляне ничего не было. Яма перед ней раскрылась внезапно. И в ней лежали труп и трость. Вот дьявольщина!

Диомидов забарабанил пальцами по крышке стола. Выходил какой-то мотив. Полковник прислушался и вспомнил песенку, которую Зойка распевала в школе.

 
Соловей кукушку долбанул в макушку,
Ты не плачь, кукушка, заживет макушка.
 

Он встал, отошел к окну. Поймал себя на том, что снова напевает дурацкую песню, и ругнулся. Попробовал сосредоточиться на мысли об утреннем происшествии. Была эта яма или не было ее? Значит, так. Выстрел. Вор убит. Упал. Незнакомцу нужна трость, и он делает шаг к яме. Нет. Никакой ямы нет. Какого черта? Сам же Диомидов видел эту проклятую яму. И Зойка. А может, Зойка путает? Загляделась на цветочки и не заметила, как подошла к яме. Если это так, то все становится на место. А если не так? Тогда где же в это время находился труп?

– Вот чушь! – вслух пробормотал Диомидов и снял телефонную трубку. Он решил еще раз переговорить с Зоей.

– Не было, – ответила она. – Нет, я понимаю, что говорю. Я наклонилась за цветком и увидела… Нет, я вполне вменяема сейчас… И тогда…

– Чушь!.. – прошептал Диомидов и тихо опустил трубку на рычаг…

Телега далеко не совершенный способ передвижения. Но выбора не оказалось, и Диомидову пришлось Добираться до Сосенска от аэродрома на этом виде транспорта. Самолет отнял два часа. Телега – три. Но как бы то ни было, в четыре часа дня Диомидов уже шагал по улицам городка. Хотелось есть. И прежде чем пойти к Ромашову, он решил завернуть в чайную.

По дороге Диомидов с любопытством рассматривал аккуратные домики с резными крылечками и удивлялся обилию животного мира на улицах. Перед чайной ему пришлось остановиться. Дорогу переходило стадо гусей. Диомидов давно не видел сразу столько белых птиц, важно переваливающихся с ноги на ногу Картина эта вызвала на его лице улыбку.

Сколько же лет прошло с тех пор, когда босоногому Федьке здорово попало от матери за соседского гусака? Ох и много!.. Впрочем, Веньке Гурьеву досталось не меньше. Но Федьку утешало хоть чувство победителя в споре. А Венька проиграл. Надо же было дураку додуматься, что гуси могут жить под водой. Ох и трепыхался же тот гусак, когда они вдвоем притопили его в речке! Птица все же выжила. А Венька проспорил тогда какую-то вещь. Свайку, что ли? И вот уже нет Веньки: война проглотила Веньку. А жизнь дальше бежит…

Гуси прошли. Диомидов отогнал пришедшие не к месту мысли и шагнул на крыльцо чайной. Долго читал меню, не зная, на чем остановиться. Наконец выбрал рубленый бифштекс и кофе. Заказывая обед, спросил официантку, есть ли в Сосенске гостиница.

– А зачем она нам? – удивилась востроносенькая девчушка. – Дачники, они вовсе на частных живут. А командировочные вроде вас, те как придется устраиваются.

– Неужто я не похож на дачника? – поинтересовался Диомидов.

– Какой же дачник в такую слякоть поедет? – искренне удивилась девушка. – Разве ненормальный какой. – И смутилась, заторопилась. – Заказывайте, гражданин. Не положено мне сейчас посторонними разговорами заниматься.

– Не положено, значит, – серьезно сказал Диомидов. И подумал, что в этом Сосенске трудно потеряться. Здесь, наверное, соседи наперед знают, что у кого на обед будет вариться. – Так, так. И давно дачники съехали?

– Да что вы, в самом деле, привязались? С месяц уж никаких дачников у нас нет. Опоздали вы малость.

– Это почему же я опоздал? – удивился Дио-мидов. – Может, я и есть тот самый ненормальный дачник.

Девушка прыснула. Ей определенно понравился этот широколицый дядька, по-видимому фининспектор. Кто же еще дачниками будет интересоваться? Непонятно было только, почему он так поздно приехал. Обычно фининспекторы приезжали в разгар сезона. Тогда в поселке поднималась тихая паника. Квартиросдатчики, державшие непрописанных жильцов и не платящие налогов, бегали от инспекторов, как мыши от кота. Кто-то все равно попадался, платил штраф. Но инспектор уезжал, и дела шли прежним порядком. Жители поселка к этим налетам привыкли как к неизбежному злу. А этот явно опоздал: наверное, еще неопытный.

Когда раздался телефонный звонок, полный джентльмен дремал в кресле.

– Да, – сказал он в трубку, – я жду вас, мой друг.

Все эти дни он с нетерпением ждал, чем кончится миссия худощавого, который отправился на вертолете прямо в эпицентр «фиолетовой чумы». И вот наконец тот благополучно вернулся. Кое-что он увидел. По поводу увиденного в его голове созрел ряд вопросов. Их нужно было обсудить.

– Да, – сказал полный джентльмен еще раз и положил трубку на рычаг.

На месте лаборатории Хенгенау худощавый джентльмен нашел груду дымящихся развалин. Ни старика, ни фиолетовых обезьян ему не удалось увидеть. В бывшей спальне ученого он обнаружил полуобгоревший сейф. Железный ящик был открыт. Ключ торчал в замке. Это навело худощавого джентльмена на размышления, которыми он и поделился со своим боссом.

– Я так и предполагал, хотя не понимаю, зачем это ему понадобилось, – сказал босс. – Впрочем, от этих немцев можно ждать чего угодно.

Худощавый покачал головой. Он тоже не понимал многого, хотя главное сомнений не вызывало: Хенгенау удрал. Об этом свидетельствовал не только ключ в дверце сейфа. Взорванная ограда террариума, испорченное оборудование – все это говорило о том что Хенгенау сознательно разрушил все мосты.

– Что ж, – произнес полный джентльмен после некоторого раздумья. – Мы поступим правильно, если постараемся извлечь из сельвы то, что там осталось.

– Там? – удивился худощавый. – Там, по-моему, ничего уже нет.

– Ну, ну, – сказал полный. – Есть специалисты, которые этим займутся. В Хенгенау вложено слишком много денег. Кстати, что значит это слово – «Маугли»? Странная фантазия.

– Хенгенау любил Киплинга.

– Я тоже его люблю. Почему Хенгенау не назвал это как-нибудь иначе?

Худощавый джентльмен заметил, что он никогда не задавал себе этого вопроса. Кодовые названия иногда бывают крайне причудливыми. Босс возразил, он сказал, что в этих символах часто скрывается очень глубокий смысл.

– Вспомните-ка, что нам говорили Хенгенау и Бергсон, когда предлагали свои услуги. Речь шла тогда о том, что Хенгенау, занимаясь газовыми камерами, открыл какое-то странное поле. А что получилось? – Полный джентльмен бросил взгляд на худощавого.

– Но ведь Зигфрид информировал нас об изменении характера работ.

– Он ничего не сообщал ни о «фиолетовой чуме», ни о цепной реакции.

– Вы хотите сказать, что они обманули нас?

– Хенгенау – да. Он и Зигфрида обманул. И Бергсона. Он оказался умнее, чем я предполагал. И по этому поводу можно только выразить сожаление.

– Очень сложно получается, сказал худощавый, покачав головой.

– Легкомыслие, мой друг, украшает только женщину, – сказал босс назидательным тоном. – А вот над названием «Маугли» стоит задуматься. Я придерживаюсь той мысли, что Хенгенау с самого начала водил нас за нос. Он вытряхивал из меня деньги на свою лабораторию и делал что-то совершенно другое. И, благополучно добравшись до конца, выпустил на мир обезьян. Да, оборудованием лаборатории следует заняться. И придется эту задачу вам взять на себя, мой друг. Теперь об Отто. Команда Бергсону дана. Условия связи отосланы. Конечно, Отто изрядно удивится, когда Бергсон сообщит ему наши директивы. Но что поделаешь? Выбирать ему не приходится.

– Мне кажется, удивлен будет Бергсон. Он ведь до сих пор уверен, что Отто мертв.

– Откуда у вас эти сведения?

– Бергсон сам говорил мне. Он рассказывал, как вместе с Хенгенау и Зигфридом присутствовал на похоронах Отто, погибшего якобы в автомобильной катастрофе.

– А он знал Отто в лицо?

– Нет.

– Что ж, Хенгенау надо отдать должное. Он умеет обделывать свои делишки. Но с нами у него это не пройдет. Устроил я все так, что Бергсон придет к Отто от Зигфрида. Зигфрид в свое время сообщил мне все пароли. А Хенгенау воображает, что Отто его человек.

Полный джентльмен позвонил и приказал лакею подать коктейли. Худощавый задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику кресла и спросил:

– Так что же это такое: «Маугли»? Вы меня заинтриговали.

– Я полагаю, мой друг, что вам не следует задерживаться в столице, – ответил полный. – Чем быстрее мы разберемся в обстановке, чем скорее извлечем остатки лаборатории Хенгенау из сельвы, тем скорее вы получите ответ на этот вопрос. Тем временем и фантастический жезл окажется у нас в руках. Между прочим, неплохо бы организовать поиски Зигфрида. Будет неприятно, если окажется, что он мертв. Ну а если он жив, то надо не допустить, чтобы с Зигфридом Вернером что-нибудь случилось Вполне вероятно, что он находится сейчас рядом с Хенгенау. Секретарь профессора не должен покидать своего хозяина. Однако кто знает? Хенгенау уже доказал нам, что он человек решительный. И если он подозревал своего секретаря…

Закончив эту длинную тираду, полный джентльмен поднес бокал к губам. Худощавый последовал его примеру. Но еще не все вопросы были выяснены. Сделав глоток, худощавый джентльмен медленно произнес:

– Не слишком ли мы оптимистично настроены? Ведь с этим Отто никто из наших людей никогда не связывался.

– Да, – вздохнул полный. – Но он жив и здравствует. Вот полюбуйтесь. – И он подал собеседнику книгу.

– Я ведь не читаю по-русски, – сказал худощавый.

– Это он. Видите, год выпуска нынешний. – И полный джентльмен прочитал: – «Ридашев. «Жажда».

– Он стал писателем?

– А что тут особенного? – откликнулся полный. – Каждый устраивается как умеет.

Джентльмены выпили коктейли и разошлись. На сегодняшний вечер с делами было покончено. Все вопросы решены, машина запущена. Оставалось ждать результатов.

Из того факта, что человек спит на девичьей кровати, не следует делать вывода, что ему снятся девичьи сны. Людвиг Хенгенау спал без сновидений. Его не мучили кошмары ни в молодости, когда он служил рядовым врачом в психиатрической лечебнице, ни потом, когда он производил опыты над заключенными в лагере смерти под Эльбой. Это был секретный лагерь. Целиком спрятанный в землю, он не привлекал внимания любопытных глаз. В обширных бункерах не было никаких производств. Только лаборатории и помещения для подопытных. И если в какой-нибудь лаборатории вдруг раздавался крик, то его гасили толстые бетонные стены.

Бергсон возглавлял охрану. Хенгенау руководил научными исследованиями. О характере работ даже Кальтенбруннер не имел представления, хотя они и проходили по его ведомству. Болтали, что Хенгенау ищет вирус шизофрении. Но это была, конечно, болтовня.

В 1944 году Хенгенау пожелал сделать личный доклад Гитлеру. Недоверчивый фюрер, напуганный заговорами, долго колебался. Наконец разрешение было получено. Гитлер принял Хенгенау в присутствии Бормана. Перед тем как впустить ученого в кабинет, его тщательно обыскали. Это было унизительно, но Хенгенау смирился. Он вытерпел даже запах потной руки чиновного эсэсовца, бесцеремонно обшарившего его рот.

Доклад длился час. Не было сделано ни одной записи. И сразу же начались работы по перевозке лаборатории в сельву. Во всех приказах операция называлась «Маугли». Что стояло за этим словом, никто не знал. Бергсон, хоть и был близок к Хенгенау, в существо дела не был посвящен. Личный секретарь Хенгенау Зигфрид Вернер знал немногим больше.

Когда кончилась война, Бергсон был принят полным джентльменом, который снисходительно выслушал его и перепоручил заботам худощавого. А немного спустя лаборатория в сельве стала получать оборудование и медикаменты с маркой одной из фирм босса. Транспортировкой занимался Бергсон.

Хенгенау к смене хозяев отнесся безразлично. Откуда текут деньги, его мало интересовало. Он спал спокойно, без сновидений. Он не видел снов ни в золотом Детстве, ни в юности, ни теперь. Как психиатр, он понимал, конечно, что человек не может спать без сновидений. Но он не помнил, что ему снится.

В то утро он проснулся, как всегда, рано. И решил окончательно: довольно, «Маугли» себя исчерпала.

Позавтракав, Хенгенау надавил кнопку звонка В дверях вырос толстый белокурый немец.

– Зигфрид, – сказал старик, не глядя в его сторону. – Зигфрид, сейчас вы отпустите всех цветных Рассчитайте их – и в шею.

– Хорошо, господин доктор. Как поступить с охраной?

– Охрану снимите. Пусть отдыхают. Завтра придет вертолет. Завтра они будут тискать мулаток в Рио. Мы кончили работу.

– А «эти», господин доктор?

– Что «эти»? «Эти» у себя дома. – Хенгенау усмехнулся. – Ну, ну, старина, не надо трусить. Их я возьму на себя.

Хенгенау пошел в центральную лабораторию. С грустью огляделся. Со всех сторон на него смотрели экраны приборов. Черные и зеленые ящики, усеянные кнопками, тумблерами и индикаторными лампами, стояли словно в ожидании. К одному из них, опутанному проводами, старик ласково прикоснулся рукой.

– Прощай, дружок, – тихо прошептал он. – Тебя я никогда не забуду. – И, резко повернувшись, вышел в другую комнату. Открыл дверцу сейфа, достал оттуда стеклянную ампулу, наполненную белыми кристалликами, и взвесил ее на руке.

– Жизнь, – усмехнулся он. – Ну что ж, поторгуемся, господа. Только предварительно я преподам вам урок вежливости.

Положив ампулу на стол, Хенгенау вытащил из сейфа пачку густо исписанных листов бумаги. Подошел к камину, чиркнул спичкой. И тщательно мешал горящие листы щипцами, пока они не превратились в золу.

– Теперь все, – вздохнул он и приблизился к окну. Отсюда было видно помещение охраны. «Двадцать, – размышлял старик. – Их двадцать, а я один. Плюс верный Зигфрид. Он уже, конечно, сделал все, что надо».

В окно было видно, что у домика охраны царит оживление. Группа разномастных людей что-то обсуждала. От толпы отделились двое и побежали через двор по направлению к складу с продуктами.

– Торопитесь! – пробормотал старик. – Я ведь тоже спешу. Но почему не видно Зигфрида? Хотя…

Он подождал еще. Те двое возвращались с корзинами в руках. Толпа встретила их радостным гулом. На свет появились бутылки. Старик взял бинокль и удовлетворенно хмыкнул.

Через полчаса он уже шел через двор. Перешагнув порог домика, остановился в дверях. На полу в разных позах лежали охранники. Двое сидели за столом, уронив головы. Хенгенау пересчитал их. Двадцать. Теперь надо найти Зигфрида, подумал он и закрыл дверь.

Но Зигфрид исчез. Старик два раза обошел дом, заглянул на склады, на электростанцию. Его верного секретаря и телохранителя нигде не было.

«Догадался, – подумал Хенгенау. – Ну да черт с ним! Никуда не уйдет. «Эти» бегают быстро».

Он снова пересек двор, но уже в другом направлении. Подошел к бетонной стене и отпер маленькую железную дверь. Спустился в узкий коридор, который привел его к другой двери. Он отпер ее и поднялся в маленькое помещение. Хенгенау оказался как бы внутри половинки яйца, поставленной краями на землю. Через три окна, похожие на амбразуры дота, он мог видеть почти всю территорию, огороженную высокой бетонной стеной. Это был террариум, предмет гордости Хенгенау. А сам он находился на наблюдательном пункте.

Так начинались события, потрясшие некоторое время спустя почти весь мир. И в оценке причин этих событий был в большей степени прав худощавый джентльмен, а не его босс. Но и босс не во всем ошибался. Старый Хенгенау не желал менять хозяев. Просто он решил дать им понять, что он стоит больше, нежели они думают. И нужно это было потому, что Хенгенау знал: скоро ему потребуется много денег на новые опыты. Он чувствовал, что стоит на пороге большого открытия. Такого открытия, какого еще не знал мир ни во времена Галилея, ни позже. Правда, ему еще далеко не все было ясно. Но детали Хенгенау не волновали. Его ум улавливал существо вопроса. А это было сейчас самым главным. Стоило думать, стоило жить, стоило выколачивать деньги. Хенгенау хотел быть так же велик, как Эйнштейн.