Текст книги "В поисках утраченной близости"
Автор книги: Анастасия Соловьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 6
– Мы тебя никуда не отпустим! Сейчас же садись за стол и хлеб давай сюда быстренько! Максим, принеси стул для Аллы.
– Спасибо, тетя Ир, я пойду.
– Никуда не пойдешь!
– Оставайтесь, тетя Алла, – в гробовой тишине попросила младшая Дашкина дочь, Танечка. – А помните, вы мне телефончик подарили? Он у меня до сих пор живет! И камера работает. Хотите, я вас прямо сейчас сфоткаю?
– Не надо, Танюш. Я на фотографиях получаюсь плохо.
Быстрым взглядом я окинула террасу второго этажа, на которой происходил семейный обед. Живое, слегка потемневшее от времени дерево, старинные оконные переплеты. На внушительных размеров овальном столе изобилие в духе сталинских кулинарных книг: заливная рыба с лимоном, салат оливье, селедка, бутерброды с икрой, буженина, сырокопченые колбасы. Водка – в запотевшем зеленоватом штофе. Графин цветного стекла с прохладительным напитком и такая же ваза с фруктами.
– Рыбку попробуй, – настаивает тетя Ира. – Это я приготовила по рецепту бабушки твоей.
Нет уж, ешьте сами! Я тороплюсь откланяться и поспешно сбегаю вниз по лестнице.
– Алла, подожди! – несется мне вслед бас тети Иры.
…А были ли за столом Дашка и Вова? Всех видела – а их нет. Женька – готесса, с ног до головы в черном. И волосы выкрасила в вороново крыло. Все-таки черное очень старит – Макс совсем как сынишка рядом с ней. Светленький, наивный. Хороший, должно быть, мальчик…
Почему же я не видела Дашку? Наверно, инстинктивно старалась не смотреть. Но даже если не смотреть, а просто находиться с ней в одном пространстве – все равно тихий ужас.
Я тяжело опустилась на топчан, выполнявший в моей избушке функцию спального места. Такая глубокая, прямо-таки смертельная усталость – всего за несколько минут, проведенных в обществе Дашки и ее благоверного! Надо уезжать. Уезжать! Это же не люди, а энергетические вампиры. А вдруг не только энергетические? В Москву, в Москву!..
Но я все продолжала недвижимо сидеть на топчане, чувствуя себя измученной и опустошенной. Мне еще ехать, машину вести, а глаза сами собой закрываются…
Из дремотного состояния меня вывели настырные теткины шаги.
– Алла, ну как не стыдно! Чего убежала?! Посидела бы с нами, водочки выпила бы!
– Прости, тетя Ир, мне нехорошо.
– Так ты же не ела ничего! Я принесла тут… Давай присаживайся. Сейчас покушаешь – лучше станет.
Уверенная, что с теткой лучше не спорить, я присела к столу и принялась жевать заливную рыбу, салат оливье и бутерброд с красной икрой.
– Да я вижу, – тетка сидела напротив, по-бабьи подперев щеку, и сокрушенно кивала, – вижу! Они насупились, как сычи! Могли бы сказать доброе слово, ну хоть одно! Вот ты и убежала! Даша-то не такая у меня. Это Вовка – поганый характер, а Дарья всегда заодно с ним. И то – старается подъехать к нему. Скажу тебе по секрету, перед праздниками они жутко поругались.
Я молчала, никак не обнаруживая интереса к обстоятельствам Дашкиной семейной жизни.
– Ты ведь знаешь, в последнее время он работает у нее… Ну, в клинике ее обычным ветеринаром. Зарплату получает, как прочие сотрудники. Ну и злится! Дерьма-то в нем больно много! Вот и надумал: уволюсь от тебя, говорит. Дарья – ни в какую! Любит она его, непутевого, вот беда. Просила-просила, потом уже согласилась: оставайся, сделаю тебя главврачом. Помирились кое-как… да все равно я вижу: Вовка недоволен… Ну, поела? Сейчас чай принесу.
После стакана крепкого сладкого чая мне стало уже совсем хорошо. В Москву, в Москву!
Я поблагодарила тетю Иру за ее заботы и приступила к сборам. Расчесала волосы, при помощи косметической салфетки, лосьона и тоника освежила лицо и слегка припудрила нос. Теперь дело за помадой. Помад этих по всем сумочкам у меня распихано видимо-невидимо. И даже в новой сумке нашлись целых две – малиновая и розовая. Чтобы добиться нужного цвета, я пользовалась помадами комбинаторно: сначала малиновый, затем нежно-розовый слой.
И вот, когда с малиновым слоем было покончено, на крыльце моей избушки снова послышались шаги.
О, ужас! Заметив мои сборы, тетя Ира решит, что я все-таки обиделась, начнет извиняться, грузить меня историями из Дашкиной жизни!..
– Прихорашиваетесь, Алла? Очень вовремя.
Я оглянулась и увидела Валентина.
Думаю, моя растерянность и даже смятение не укрылись от него, но он сделал вид, что ничего не происходит:
– Вот вырвался с работы, чтобы скрасить твое одиночество. Ты не возражаешь, если на ты?
– Не возражаю. Но мне пора.
– Куда пора?
– Домой.
– А что тебе там делать? Скучать?
А что мне действительно делать там? По риелторским агентствам звонить уже поздно…
– Давай для начала поближе познакомимся. – Не дожидаясь приглашения, он придвинул к столу колченогий венский стул, сел и выставил на стол бутылку темно-вишневой жидкости. – Вот рекомендую, домашнее черноплодное вино.
Я вспомнила, что домашним вином из черноплодки поила нас со Стивом Катя Башляева, и горько усмехнулась.
– Напрасно смеешься! Вино превосходное. Мне его преподнесли благодарные больные.
– Больные?
– А что ты удивляешься? Я врач! Санаторно-курортный доктор. Ну а ты кем работаешь, Аллочка?
– Консультантом.
– Продавцом-консультантом? В бутике?
– Ошибаешься, в издательстве.
– И кого же ты консультируешь, позволь узнать?
– Желающих приобрести учебники иностранного языка. Выбор большой, люди подчас теряются.
– Значит, ты имеешь отношение к иностранным языкам?
– Самое непосредственное. Я по специальности переводчица.
– Замечательно! Вот за это давай и выпьем! За случайную встречу двух интеллигентных людей. У тебя найдется, во что разлить?
– Посмотри в буфете.
– Здесь только чайные чашки.
– Другого нет.
– И чашки сойдут! Итак, за случайную встречу двух интеллигентных людей. За встречу, обещающую стать счастливой.
– Ты считаешь себя интеллигентным? – спросила я, придвигая к незваному гостю тарелку с оставшимся от Дашкиного праздника угощением.
– Интеллигент, – объяснил он, беря с тарелки кусочек буженины, – это всего лишь человек умственного труда.
– Ничего подобного! – возмутилась я. – Интеллигент не только хорошо образован – он непрестанно ищет истину, размышляет, сопереживает…
Господи, что это я несу? И всего-то с нескольких глотков домашнего вина?! В Москву надо было ехать, в Москву!
– Твоя непосредственность прелестна, Аллочка.
– Почему непосредственность?
– Дорогая, я совершенно согласен с тобой! А про умственный труд придумал Даль… Если хочешь, мы с тобой сегодня весь вечер будем искать истину, размышлять и сопереживать – как настоящие интеллигентные люди… Кому мы будем сопереживать?.. Алла, ну не молчи. Я и так распинаюсь все время, как конферансье какой-то. Отвечай, кому?
– Ну, давай попробуем друг другу.
– Прекрасно. Стоит за это выпить.
Памятуя об осторожности, я на этот раз лишь пригубила домашнего вина, а он опрокинул всю чашку, взял с тарелки бутерброд с икрой и продолжал, деликатно пожевывая:
– Чтобы лично я начал сопереживать кому-то, мне необходимо выяснить, в чем, собственно, состоят проблемы этого человека.
– Проблемы любого человека состоят в его обреченности. Ведь все люди смертны, и когда-нибудь… ну ясно, в общем. Далее: ни один человек не может быть до конца понят, и, следовательно, каждый из нас одинок.
– О, я хорошо понимаю… Отлично понимаю, что ты имеешь в виду.
– А что я имею в виду?
– Онтебя не понял.
– Кто это он?
– Человек, которого ты полюбила последней, отчаянной любовью.
– С чего ты взял?
– Ну, не запирайся, дорогуша! Необходима полная откровенность, иначе я просто не смогу сопереживать тебе. – Покончив с бутербродом, он стряхнул с рук хлебные крошки.
– А давай лучше я буду сопереживать тебе.
– Прекрасно! Просто замечательно! У меня созрел новый тост: за полную откровенность между нами! Пей до дна! Умница!
– Ну теперь рассказывай… – Я хитро улыбнулась: мол, не забыты, дружочек, твои обещания. – Рассказывай, что в этом мире угнетает тебя.
– Работа! Никакого сладу с ней нет!
– Так уволься. – Я отвечала коротко и безыскусственно, а он, наоборот, говорил подолгу и витиевато. Понемногу наш разговор начинал напоминать диалог хитрой лисы и грубоватого, прямолинейного мишки. Жаль, что у Крылова такой басни нет. Зато есть другая – «Лиса и журавль». Это о нас – о Стиве и обо мне…
– Уволься! Тебе легко говорить! Я отдал этому санаторию много лет. В известном смысле сделал карьеру.
– Значит, ты карьерист? Это недостойно интеллигента!
Я подняла вверх указательный палец правой руки, скроила серьезную физиономию и осуждающе покачала головой, но неожиданно расхохоталась, не выдержав нарочито серьезного тона.
– Слаб человек. – Валентин простодушно развел руками.
– И то верно!
Я радостно согласилась с ним, переживая полный восторг от всего происходящего. За окном в лучах заходящего солнца пламенела вишневая роща, и комната, озаренная теплым, закатным светом, стала вдруг такой родной и уютной! Идея продать дачу представилась мне в тот момент чем-то кощунственным.
– Как здорово! Слушай, Алла, мы пришли с тобой к полному единодушию и готовы простить друг другу наши маленькие слабости. – Валентин протянул руку к моей руке.
Я собиралась ее отдернуть, но не отдернула. А зачем? Его прикосновения показались мне неожиданно приятными.
…Простим друг другу наши маленькие слабости! И себе – поднатужимся и тоже простим. Себе-то прощать труднее…
– Ал-л-ла… – Сначала он перебирал мои пальцы, потом вдруг нежно пощекотал ладонь. – Алла, ты теряешь нить разговора. Отмалчиваешься. С тебя тост.
– Почему именно с меня? – спросила я, жеманно подергивая плечиком – он все еще продолжал нежно и щекотно исследовать мою руку, и постепенно это начинало действовать на меня.
– Потому что все предыдущие тосты были моими. Итак, Алла, просим – последний тост.
– Последний тост – это такое стихотворение у Ахматовой:
Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем
И за тебя я пью…
– Одиночество вдвоем – это же совсем не про нас! У нас – полная гармония и взаимопонимание! Да? Правильно я говорю?.. Давай лучше просто: за меня. Ну и за тебя.
Валентин встал и поднял вверх керамическую чайную кружку, и я последовала его примеру. Некоторое время мы молча стояли лицом к лицу, одурманенные вином и сумасшедшим закатным солнцем…
Глава 7
– За меня и за тебя!
Он дождался, пока я выпью вино до конца, и вдруг привлек меня к себе – уверенно и ловко.
– Перестань! – Пьяно рассмеявшись, я сделала неопределенное движение руками. – Ты думаешь, что я этого хочу?
– Думаю, думаю, – горячо зашептал он, обдавая меня каким-то особым – эротическим – жаром. – Я, как увидел тебя сегодня днем у станции, сразу подумал: она этого хочет.
– Да ты что?! Что ты говоришь! Это же просто неприлично.
– Могу поклясться тебе!
– Но-но-но! Что ты себе позволяешь? – Я попыталась сыграть праведный гнев.
– Но ведь ты хочешь, – продолжал гнуть свою линию Валентин. – Сейчас же, безотлагательно… – шептал он, как к брачному ложу ведя меня за руку к топчану. – Хочешь!.. – Расстегнув «молнию» на моей расшитой бабочками белой блузке, он положил руку мне на грудь.
И тогда я поняла, что хочу. Это было настолько очевидно, что я даже не попыталась скрыть своего желания от Валентина.
…Когда я открыла глаза, за окном уже редели сумерки.
– Слушай, у вас тут один выход? – деловито поинтересовался лежащий рядом со мной Валентин.
– Какой выход?
– Да с участка!.. И ты, и хозяева дачи пользуются одной калиткой?
– Они не хозяева…
– А кто же?
– То есть хозяева того большого дома. А мне принадлежит этот, маленький. А вообще-то мы родственники.
– Родственники? – Казалось, он неприятно удивлен. – То есть как родственники?
– Очень просто! Хозяйка большого дома – моя тетка.
– Ты мне этого не говорила.
– Не бойся, она не заставит тебя на мне жениться. – Я улыбнулась.
– При чем здесь это?.. Жениться! – Валентин с возмущенным видом поднялся с топчана.
– Так уж и ни при чем?
– Не вижу связи, честное слово! То, что этой ночью я доставил тебе удовольствие…
– А ты уверен, что доставил мне удовольствие? – спросила я, вложив в вопрос всю имеющуюся в моем распоряжении иронию.
– Уверен! Долгое время ты была лишена половых контактов, необходимых для поддержания твоего физического и психического здоровья, и поэтому…
– А ты сделал мне доброе дело?
– В первую очередь твоему организму. Он получил заряд гормонов, необходимых для дальнейшего полноценного функционирования. Я настоятельно советую тебе пересмотреть свои взгляды на половую жизнь. Нерожавшая женщина, к тому же не имеющая регулярного полового партнера, к сорока пяти годам рискует обнаружить у себя такие заболевания, как…
– Да с какой стати ты берешься советовать мне?! – воскликнула я, с трудом побеждая охвативший вдруг меня ступор.
– Как врач. Я ведь из практики говорю. Многие мои пациентки…
– Ах! Твои пациентки! Вот почему у санатория «Холщево» такая блестящая репутация! Всех пациенток там лечат одним, зато универсальным средством! Да для администрации ты просто кладезь! Тебя должны носить на руках!
– Ирония в этих вопросах неуместна, Алла. Ты ведешь себя как девочка пятнадцати лет. Обычно подростков пугает серьезный разговор о сексуальном здоровье, и они используют иронию как защиту. Но ты ведь не подросток! Лет через пять, когда ты достигнешь климактерического возраста, тебе еще вспомнятся мои слова… Откровенно говоря, я на тебя поражаюсь! На пороге пятого десятка голова у тебя забита романтической чепухой. И это в наше-то время…
– Ну хорошо. – Я снова перебила его. – Хорошо! Со мной все ясно. Я – доисторический элемент! Ну а ты? Тебя, как ты сам выражаешься, половые контакты интересуют только из филантропии? Или ты тоже получил какое-нибудь скромное удовольствие, которое ни в какое сравнение, конечно, не идет с удовольствием, доставленным тобой мне?
Мне показалось, он не ожидал, что наша беседа повернет в эту сторону. По его лицу даже промелькнуло что-то вроде замешательства, которое, впрочем, он тут же легко сумел победить.
– Видишь ли, это долгий разговор. Обычно при выборе партнерши я руководствуюсь несколькими критериями. Во-первых, возраст должен быть средним. Несовершеннолетние, по понятным причинам, меня не интересуют, но и с женщинами после сорока я тоже не вступаю в связь. Затем здоровье. Архиважно сразу исключить венерические и другие инфекционные болезни.
– И как же, интересно, ты их исключаешь? Ведь никто не носит с собой справок.
– У меня наметанный глаз, богатая практика. Малейшее сомнение – и я готов направиться на поиски другой партнерши. Наконец, женщина не должна быть чрезмерно испорченной, порочной. Но вот, допустим, ты продемонстрировала другую крайность.
– Что ты хочешь сказать?
– Мне пришлось изрядно потрудиться над тобой. Целый вечер болтал всякие глупости! Я даже в душ испугался тебя отправить.
– Что? – Я вспыхнула. – В душ? То есть я была… недостаточно чистой?
– Так и знал, что ты оскорбишься! И очень зря. Потому что соблюдение гигиены – залог сексуального здоровья. А ты уверена, что в такие минуты надо думать о чувствах и прочей чепухе.
– А тебя что-то не устраивает?
– Пойми, это напрягает. Тем более обманывать вообще не в моих правилах.
– Ты хочешь сказать, что у тебя ко мне не было никаких чувств?
– Никаких – в твоем понимании. Только здоровое мужское влечение… Но ведь то же самое было и у тебя. – Мое молчание он истолковал как согласие и продолжал крайне довольный собой: – Сегодня в четыре у меня заканчивается дежурство, потом выходные… Так, я буду здесь в следующую пятницу и, само собой, навещу тебя. Предупреди родственников.
– О чем?
– Что к тебе должен прийти мужчина. А то еще милицию вызовут.
– Нет… Я не могу.
– Ну ничего, я сам им все объясню.
– Не вздумай!
– Да ты мне просто не оставляешь другого выхода!
Помахав рукой на прощание, Валентин вышел из комнаты, а я еще долго смотрела на дверь, пытаясь осмыслить происшедшее. Но так и не сумела.
Ладно, видно, это дело не одного дня. Надо ехать в Москву, пока ничто не мешает.
Дома я первым делом направилась в душ отмывать свое бренное тело от Валентина. Я беспощадно терла себя грубой, жесткой мочалкой, то ли мыла, то ли наказывала, и, когда вытиралась, обнаружила, что кожа местами покрыта крупными красными пятнами.
– Будем надеяться, что эти пятна – наибольшее зло, которым наградил нас сей пылкий юноша, – произнесла я вслух, с повышенным вниманием разглядывая в зеркале собственное тело.
Я делала это не потому, что превратилась вдруг в нимфоманку. Мне до помрачения ума захотелось увидеть себя глазами Валентина. Итак, тело женщины на пороге пятого десятка. Грудь высокая и упругая, совсем еще не потеряла формы. Живот плоский – не поспоришь. Бедра… Как поделикатнее сказать? Округлые… Да, слишком округлые! И кожа кое-где тронута целлюлитом. Ну, целлюлита он мог, положим, и не заметить – свет мы в последний момент выключили. Но все равно с завтрашнего дня сажусь на диету. В spa-салон запишусь! Вот так!
Да что же это я? Неужели ради него? Ради этого?..
Даже Стив не вдохновлял меня на совершение подобных подвигов. Стив просто меня любил. Мою душу и мое тело. Неизвестно, что больше, а скорее всего, все в комплексе. Он не хотел дробить меня на душевную и физическую субстанции. Как теперь, должно быть, не хочет дробить свою Ингу. А этому только и нужно – тело. Тело без изъянов…
Ну ладно. Пусть. А он-то тебе нужен?
Парадоксально! Утром, выслушивая его рассуждения, я была готова поклясться: не нужен. Нет! Какое там нужен – быстрее бы убирался! Это просто слабость, одиночество, тоска по Стиву… Или распущенность? Ночь с Валентином – поступок из числа тех, о которых потом всю жизнь стесняешься вспомнить. Так или иначе, но о продолжении отношений и речи не может идти!
А с чего же тогда – бедра, диета, салон?!
– Все пройдет, – мягко, по-матерински успокаивала меня Светка. – У тебя солнечный удар – помутнение ума. Помнишь, у Бунина?
– У Бунина молодой офицер встретил на пароходе женщину, провел с ней ночь, ну и влюбился – как ему кажется, на всю жизнь. А как на самом деле – неизвестно.
– На всю жизнь – это слишком. Тем более этот твой Валентин, ты же понимаешь, не совсем тот человек… Но многим, наверное, в этой жизни суждено пережить солнечные удары.
– То есть, попросту говоря, кратковременное безумие?
– Вот слушай, что я тебе расскажу. Помнишь, когда я жила еще в Москве…
– Конечно, помню! Ты жила в Москве, мы с тобой учились в одной группе в институте…
– Нет, это было уже после института. Ты уже вышла замуж, уехала в Англию. Одним словом, на дворе стоял девяносто четвертый год. Алка, ты не поймешь, что это были за времена! Зарплаты хватало на неделю. Муж пил, Янка маленькая. А я после работы – четыре раза в неделю на лекции, второе образование получать! Два года проучилась: бросать жалко, а продолжать – сил нет. И вдруг неожиданно одна добрая тетя устроила меня в банк на работу. Через месяц меня отправляют в командировку. В Чехию. В Прагу. У меня, помню, было такое настроение, как будто не в Прагу – а в рай… Командировка-то эта – ерунда, вроде курьерского выезда. Я все в первый же вечер уладила, впереди целых два свободных дня и деньги в кошельке огромадные – по тем, конечно, моим понятиям. И вот я иду по вестибюлю гостиницы, такая вся из себя, и вдруг вижу – в холле на диване сидит мужик. Ничего особенного, Алка! Русые волосики. Серенькие глазки. Но когда наши взгляды встретились, я вздрогнула.
Вздрогнула… и пошла дальше. Не так нас воспитывали, чтоб посреди гостиницы на шею вешаться мужикам… Он у лифта догнал меня, молча со мной на этаж поднялся. И в номер вошел. Но все молча, молча…
Представляешь, я только утром узнала, что он по-русски не говорит!
– А как же вы?..
– Молча! Но так мне никогда не было ни с кем! Такого понимания, близости, нежности – я не знаю, чего еще.
– И с Кириллом?
– Ни с кем! Все не то. А с ним… я ведь даже не знаю его имени, мы оба были как после удара.
– Ну ладно, он не говорил по-русски. А по-английски, по-испански, по-французски?
– Нет. По-чешски. Попробовали по-немецки, ничего не вышло. Я немецкий учила один семестр, потом в испанскую группу перевелась… Он ушел вечером следующего дня, на прощание поцеловал мне руку. И все. Все… Нет, не все! Перед отъездом он разыскал меня, я сидела в ресторане – завтракала. Разыскал и подарил духи. Ты знаешь, я ими никогда не пользовалась – храню до сих пор… Потом мне так его не хватало в Москве. И главное – привычный кошмар моей жизни стал вдруг для меня нестерпимым: муж пьет, дочка капризничает и болеет, на работе – завал, опыта нет. Я только тем и спасалась, что о нем вспоминала. И позвонить некуда, и искать бесполезно… Но понемножку остыла – вылечила свой солнечный удар.
В очередной раз я позавидовала Светке. До чего же красиво живет человек! И карьеру сделала, и дом построила, и ребенка родила, и семью создала, и книгу о своем времени тоже напишет – можете не сомневаться! Не знаю, правда, посадила ли Светка дерево. Наверно, посадила. Или еще посадит. Все закономерно… Но надо же – она еще успела побывать героиней романтической истории! Я живо представила, какой по мотивам Светкиного рассказа мог бы получиться фильм. Фильм о любви. О чувствах, вспыхивающих в одно мгновение и не желающих гаснуть вопреки простым и грубым требованиям повседневности. Фильм с аншлагом обошел бы экраны всех кинотеатров мира, и миллионам зрителей надолго врезалось бы в память Светкино лицо – прекрасное, строгое, одухотворенное солнечным ударом…
Себя же я ощущала извалявшейся в грязи в буквальном смысле этого слова. Если Светкин солнечный удар – красивая мелодрама, то мой – убогая порнография. В главной роли – непрофессиональная актриса с подернутыми целлюлитом бедрами…
Немудрено, что остаток дня я снова провела в ванной, а с утра пораньше отправилась в бассейн и там опять долго и сосредоточенно мылась под душем.
В «Иероглифе» все почему-то решили, что за праздники я очень похорошела. И в самом деле, в некотором смысле я чувствовала себя обновленной. Главное – так много успела сделать! Съездила на дачу, полдня проплавала в бассейне, созвонилась с риелторскими фирмами, побывала в ремонтно-строительной компании «Титаны» и даже внесла аванс за ремонт. Меня словно закружил вихрь перемен. Однако прыткие издательские дамы мгновенно уловили суть самой существенной, хотя и тщательно скрываемой перемены и теперь косились в мою сторону с заинтригованным выражением лица.
На самом деле все вышеперечисленное имело исключительно поверхностный характер. По сути же майские праздники ничего не изменили в моей судьбе. Я по-прежнему оставалась одинокой, никем не любимой женщиной, вынужденной ради хлеба насущного таскаться на ненавистную службу.
Настоящие же – глобальные – перемены, как выяснилось вскоре, требовали олимпийского спокойствия, дьявольской хитрости и титанического труда.
Рискнув заявить о своем намерении продать дачу, я добровольно превратила себя в мишень для десятков, а может быть, и сотен безжалостных риелторов. Звонки настигали меня повсюду – на работе, в дороге, в постели и за ужином. Я засыпала и просыпалась под звон городского и мобильного телефонов.
– Продаете дом?.. Отлично. Сколько километров?
– Форма оплаты?
– Сколько соток?
– Имеется в поселке инфраструктура?
– Отопление какое?
– Когда просмотр?
– Дом какого года постройки?
Риелторы наперебой старались дать понять: моя дачка не самое лучшее из того, что выставлено на рынке, и, чтобы ее пристроить, им придется изрядно попотеть. За свой непростой труд риелторы хотели получить предоплату – пять процентов от стоимости дома, то есть приблизительно тысячу долларов. Я же, по понятным причинам, не торопилась раскошеливаться, чем навлекала на себя праведный риелторский гнев.
– Хотите, чтобы люди задаром бегали по вашим делам?
– Вы чё, совсем! Кому охота вкалывать бесплатно?
– Сами свою дачу и продавайте!
И это еще милые и корректные варианты! В основном мне приходилось выслушивать куда более суровые, а подчас и грубые отповеди.
Не лучше дела обстояли и с ремонтом. Получив аванс, сотрудники ремонтно-строительной компании решили истратить мои денежки по своему собственному усмотрению. Им очень хотелось убедить меня в необходимости перепланировки – они даже самовольно начали разрабатывать дизайн-проект. Мне дважды пришлось наведываться в офис и долго объяснять, что перепланировка интересовала меня на первом этапе, когда я ремонтировала прихожую, санузел и кухню. А в комнатах я ничего не собираюсь менять! Три просторные, изолированные комнаты нуждаются исключительно в косметическом ремонте! Мне хочется сохранить квартиру такой, какой она была при моих родителях!
– Зачем? – искренне недоумевает менеджер по работе с клиентами.
– Из сентиментальных соображений.
– А вы из сентиментальных соображений не ходите ли, часом, пешком? Не носите воду ведрами из колодца? Не сидите вечером при свечах?
– Нет, а какая связь?
– Вам ведь так нравится уклад жизни предков!
Почувствовав, что разговор может затянуться надолго, я поставила агентство перед дилеммой: либо они приступают к производству работ, либо немедленно возвращают мне мой задаток. Подивившись такой неслыханной косности, «Титаны», однако, приняли мои условия. И уже на следующий день у меня дома началась подготовка к ремонту: рабочие передвигали мебель, отдирали обои и плинтуса, гремели, стучали, хлопали дверью… Я предпочитала отсиживаться на кухне, будто в бомбоубежище, и, как никогда, радовалась мысли о том, что с утра поеду в «Иероглиф».
Первую половину рабочего дня я мирно провела в своем кабинете, обложившись для вида очередной партией учебников. Зато после обеда Анна Игоревна отправила меня в Институт усовершенствования учителей. По словам патронессы, там должен состояться семинар завучей английских спецшкол и гимназий и мне непременно нужно выступить на этом семинаре – прорекламировать новинки «Иероглифа».
Я решила сопротивляться. Во-первых, сегодня пятница. Семинар начнется в четыре часа и закончится не раньше половины седьмого. Во сколько же я приеду домой? Мне кажется, рабочий день у меня нормированный пока еще.
Во-вторых, завучи английских спецшкол – не наш контингент в принципе. В спецшколах давным-давно работают исключительно по британским учебникам.
В-третьих, зачем нам вообще школы? Мы выпускаем учебники преимущественно для взрослых. В-четвертых…
Но у Анны Игоревны ответы были приготовлены заранее:
– У школьных учителей не очень высокая зарплата. Они часто подрабатывают на взрослых курсах и, следовательно, могут заинтересоваться чем-нибудь из выпущенного нами.
Пришлось подчиниться и поехать на семинар.
Кочуя из пробки в пробку, я последними словами ругала Анну Игоревну. Потом спохватывалась, вспоминала, что со вчерашнего дня у меня дома развернулись ремонтные работы и находиться там все равно нет никакой возможности. В общем, вполне естественно, что в Институт усовершенствования учителей я входила в полном отупении. И это в некотором смысле спасло меня.
Завучи английских спецшкол смотрели на иероглифские поделки как в афишу коза. Специалистам не требовалось даже брать в руки наши издания – они и так понимали: перед ними халтура. Несколько человек демонстративно покинули аудиторию, не дослушав мой пламенный рекламный рассказ. Другие откровенно томились, ежеминутно поглядывая на часы.
Я догадалась, что выступаю на семинаре последней. Аудитория переутомлена, все мечтают разойтись по домам, но осуществлению этого законного желания мешает глупая рыжая балаболка! Одним словом, чисто психологически поведение завучей английских спецшкол было стопроцентно оправданно. И все-таки я тихо ненавидела их, а заодно и Анну Игоревну, отправившую меня на семинар как на заклание, и ремонтных рабочих, не дающих мне спокойно вернуться в собственный дом.
Правда, кроме дома у меня имеется еще дача. И сегодня, в пятницу, ко мне на дачу собирался наведаться санаторно-курортный доктор Валентин. Он ведь ничего не знает о моей банно-прачечной эпопее, и вообще свято убежден: его ласки глубоко запали мне в душу, а встречи с ним я жду не дождусь.
Наивный! На чистую физиологию не западет ни одна женщина в мире. Женщинам всегда нужно нечто большее, и кто знает? Возможно, в этом заключается их главная беда…
Однако… смотря для чего нужно! Для того, чтобы приятно провести вечер, мне, пожалуй, вполне достаточно будет его умелых рук, ласковых губ и бутылки домашнего вина из черноплодки… Ничего себе заявленьице! И ты… ты не стесняешься признаваться в этом? Но ведь признаюсь я в этом самой себе. Нет, не вижу ничего зазорного в такой откровенности !
Последние мысли я додумывала уже в дороге. Желтенькая «дэу» весело покатилась в направлении шоссе, ведущего в Холщево.
Чтобы немного скрасить не особо приглядные обстоятельства, сопутствующие нашей интрижке, я заехала в магазин Ikea и приобрела комплект полосатого постельного белья. А чем не шутит черт! Может, именно эти простыни (от них так и веет чем-то семейным, стабильным, добропорядочным) откроют в наших с Валентином отношениях новую эру.
Уж ты не замуж ли за него собралась, часом?
Конечно не замуж! А как знать…
Следующую остановку я сделала у павильона с вывеской «Кружевное белье для прекрасных дам». Не задумываясь о тратах (неискоренимая привычка, оставшаяся от счастливого детства!), я выбрала два комплекта кружевного белья. Если Валентин явится ко мне непоздним вечером, я встречу его в нежно-сиреневых кружевах. А если ночью (случается, что дела службы допоздна задерживают его в санатории), он найдет мое тело облаченным в ярко-красную ночную сорочку. Ну и пусть его интересует одно только тело! И телом можно заинтересовать, заворожить, закружить! Да еще как можно…
От сознания своей будущей власти над Валентином я почувствовала приятное головокружение. Он еще многократно раскается в том, что говорил мне неприятные, дерзкие слова!
Да ладно. Чего уж там! Зачем мне нужно его раскаяние? Просто я не могу жить без любви. И если настоящая любовь прошла мимо, пусть будет хотя бы ее суррогатный заменитель – эротический восторг. Пусть он восторгается мной и заставит восторгаться меня!
Все-таки я не совсем сумасшедшая и отлично понимаю: на большее с этим Валентином рассчитывать не придется.
