Текст книги "Поверь мне... (СИ)"
Автор книги: Анастасия Рул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
– Из нее будет замечательная мать, – загадочно произнесла Лена. Сергей промолчал. Он и сам это видел. Интересно, какими будут ее дети? Он почему-то представил себе Мальчика с серыми задумчивыми глазами, с русыми волосами и поперехнулся вином, поняв, на кого был похож воображаемый ребенок. На него самого. Марина торжественно внесла альбом и вручила его Лене.
– Вот. Приступаем к просмотру. Все сюда! Сергей чуть замешкался, чувствуя, как у него горят кончики ушей. Представив, как отреагирует Марина на его мысли, он усмехнулся. Вряд ли только пощечиной дело обошлось бы. Она его ненавидит всей душой, и презирает. Сергей поморщился от странной тоскливой волны, окатившей его сердце. Он медленно подошел к сгрудившейся куче возле фотоальбома.
– А вот это Слава со своими друзьями. – Марина указала на одну из черно-белых фотографий. На ней стояли четверо парней, в купальных плавках и дружески обнимающие друг друга за плечи. – Это самые близкие его друзья. Вот, например, Артем… И она запнулась. Сергей с удивлением смотрел на побледневшую Марину. Та резко захлопнула фотоальбом. Она встала, прошла к столу, налила себе вина и залпом выпила его, не замечая удивленные взгляды присутствующих. Слава передал фотоальбом своей невесте.
– Я тут подумал, – немного озадаченно глядя на свою сестру, заявил он, – почему бы нам не сходить всем вместе куда-нибудь? Скоро мы все породнимся. Нужно поближе узнать друг друга. Сергей усмехнулся.
– Я только за. Марина нервно налила себе еще вина. Наблюдая за ней, Сергей иронично добавил:
– Только не думаю, что все за эту идею. Марина залпом опустошила наполненный до краев бокал. Лена изумленно переводила взгляд со своего брата на марину. Одна явно была в сильном шоке, лицо другого же просто окаменело. Слава подошел к любимой и обнял ее.
– И все-таки, нам нужно всем подружится. Как насчет модного театра «Бенефис»?
– Неплохая идея, – согласился с ним Сергей, не сводя взгляда с Марины. Та уставилась куда-то в пространство, никого не видя и не слыша.
– Рин, ты как? – попытался вернуть сестру на грешную землю Слава.
– А? Что?
– Слава предлагает сходить всем в театр «Бенефис», – терпеливо повторила Лена.
– Угу. – Марина кивнула головой. Лена аккуратно положила просмотренный фотоальбом на диван.
– Насколько я знаю, это очень престижный театр, верно? – спросил Сергей, пытаясь все еще пытаясь вести светскую беседу.
– Да, – согласно кивнула головой Лена. – Его директор замечательный человек. Сам начинал с простого актера, но добился успеха. Вся его жизнь – это игра. Лет десять назад, точно не помню, открыл свой театр.
– Актера? – переспросила Марина, взгляд которой потихоньку начал прояснятся. – Какого?
– Самойлова А.В. Марина снова замерла. Она нервно сглотнула и вдруг забормотала:
– Вы уж извините все меня, но я не смогу пойти с вами. Только без обид, хорошо? Сергей стал мрачнее тучи. Глядя на него, Лена осторожно сказала:
– Мы, конечно, не обижаемся. Но почему? Слава нахмурил брови, ожидая ответа Марины. Всем своим видом он показывал: только попробуй не найти нормального объяснения. Марина слабо усмехнулась. Чуть ли не кулак показывал.
– Боюсь, я в ближайшие два-три дня буду занята. Расследую одно дело. А чуть позже – я вся в вашей власти. Но не завтра, и не послезавтра. Извините. А сейчас, боюсь, мне нужно бежать. Она стремительно подошла к дверям и махнула на прощанье изумленным гостям их дома. Сергей решительно встал:
– Я выйду на пару минут, – и быстро направился следом. Лена переглянулась со Славой:
– М-да… два сильных характера, – задумчиво произнес Слава.
– Лишь бы не спалили дом во время своих разборок. – согласилась с ним Лена.
– Думаю, что они увлечены друг другом. Только сами не понимают еще. – высказал вслух свои мысли Слава. Лена прижалась к своему любимому и, улыбаясь, спросила:
– Мне вот очень любопытна одна вещь.
– Какая? – поинтересовался он. Лена указала на свою дочь, вновь, усевшуюся за фортепиано.
– Откуда у вас фортепиано? Насколько я знаю, не ты, ни твоя сестра не играете на нем. Слава рассмеялся, с трудом произнеся:
– Это совсем другая история…
* * *
– Марина, подожди… те!!! – Сергей догнал ее у машины. Марина нетерпеливо остановилась, держа открытой ручку двери своей далеко не новой «девяточки».
– Ну? Что еще? Сергей протянул руку, пытаясь удержать ее за плечо, но, увидев, как Марина шарахнулась от него в сторону, нахмурился.
– Я знаю, мы друг друга просто на дух не переносим, но…
– Это еще мягко сказано. – Марина усмехнулась, облакотившись о раскрытую дверцу. – У нас с вами слишком разные взгляды на жизнь.
– Да, верно, – мрачно согласился Сергей, – и тем не менее я предлагаю установить хоть какую-то видимость нашей, хммм, лояльности друг к другу. Ради наших родных. Марина устало покачала головой:
– Улыбаться сквозь зубы, я еще пожалуй, смогу, ради брата и вашей сестры, но наедене с вами – уж увольте. Сергей засунул руки в карманы, сжав их в кулаки, и пристально взглянул в зеленые глаза Марины:
– Может, нам стоит принести друг другу взаимные извинения? Казалось, Марина серьезно задумалась. Она откинула голову, глядя в вечернее небо. По темно-серому полотно то тут, то там уже загорелась звезды.
– Красиво. – чуть слышно сказала она, не отрываясь от звездного неба. Сергей промолчал, показывая, что ее уловка избежать разборки отношений не удалась.
– Если хотите, я могу начать первым. Я прошу прощения, если своими словами обидел вас. Вы взрослый человек, и не мне решать, что вам делать, как вам жить, чем заниматься.
– Извинения приняты, – Марина усмехнулась, и ядовито спросила у чуть склонившегося над ней мужчины, – Про поцелуи, которых я не желала, предлагаете тоже забыть?
– Вас обидели мои поцелуи? – скептично поднял брови Сергей, – кажется, вам они также понравились, как и мне. Я не собираюсь извинятся за то, что доставило обоюдное удовольствие.
– Вы так считаете? – прошипела она, яростно вонзив свои коготки себе в ладошку. – В таком случае… Она резко остановилась, чувствуя, что сейчас скажет слова, о которых потом очень сильно пожалеет. Она глубоко вдохнула свежий прохладный воздух. Глядя на вырвавшийся из рта пар, она холодно произнесла:
– Ну что ж… Я тоже прошу прощения за те статьи, которые были сплошными выдумками. Кстати, я хотела завтра извинится перед вами через газету. В любом случае, завтра выйдет моя статья с опровержением всего, что я раньше писала. Вы, конечно, имеете полное право подать на меня в суд за клевету. Но я прошу прощения сейчас лично у вас. Сергей едва заметно кивнул, напряженно глядя в зеленые ледяные глаза. От всей красивой девушки так и веяло арктическим холодом.
– Но, – резко продолжила Марина, – я по-прежнему считаю, что вы слишком надменны, горды, эгоистичны. Эти качества я отношу к отрицательным, в отличии от вас. Так что, извините, но наедене с вами я не собираюсь притворятся, будто хорошо к вам отношусь.
Она со злостью захлопнула дверцу девятки и завела мотор. Сергей не сдвинулся с места, мрачным взглядом провожая вишневую ладу. Лишь когда машина исчезла с виду, он высказал вслух все, что думает по этому поводу, да так, что пролетающий мимо комар испуганно взвизгнул и поспешно скрылся из вида.
* * *
– Завтра последний день. Три дня слишком маленький срок, чтобы он смог что-нибудь предпринять. – Послышался звук наливаемого вина. Бокал, сверкнувший под полной луной золотистой искоркой, коснулся губ говорившего. – Как продвигаются дела с бумагами?
– С трудом. Думаю, только к вечеру главный пакет акций переедет к нам. – второй в комнате мужчина положил ногу на ногу и опустил руку на спинку кресла, в котором сидел его собеседник. – Думаю, мы скоро заживем по-старому.
– Верно. Но у нас мало времени. Все решится завтра. Ты уверен, что со стороны Игишева нам не ждать неприятностей? Мужчина в белом костюме равнодушно пожал плечами:
– Не совсем.
– Думаю, что завтра днем надо будет слегка поторопить его. Займемся его племянницей, мелкой. Мужчина в белом вдруг резко встал и нервно прошелся по комнате.
– Тебя что-то не устраивает? – спросил его собеседник. Тот резко остановился, подошел к зеркальному мини-бару и налил себе Мартини.
– Тревожно как-то, неспокойно. Не думаю, что использовать ребенка хорошая идея.
– С каких это пор тебе стало жаль дитя? эту мелкую букашку, которая только и умеет, что вытирать рукавом зеленые сопли. – и тем не менее. С ребенком слишком много хлопот.
– Зато эффектнее. Если уж совсем достанет ее визгливый голос, запишем на пленку, а саму отправим к праотцам. Все равно, если брать ее в заложники, прийдется убивать. Мужчина в белом сел на подлокотник дивана и нерешительно потер подбородок.
– К тому же… Эта вертихвостка, из журнала. Всюду сует свой нос. Ты, кстати, проследил за ней?
– Да. Ничего хорошего. Вот как если и надо убирать, так и ее. А то не ровен час…, – задумчиво произнес он, медленно глотая мартини. – где она была?
– Боюсь, она вышла на Бурношева В. А. Она ездила к нему в Заречный Оба замолчали, обдумывая, что могла эта журналистка узнать от старика.
– Старик в курсе всех дел. – мужчина в белом даже не спросил, он просто константировал факт, – так что эта сорока пишет, поди, сейчас очередную сенсационную статью про нас с тобой в главных ролях.
– Нет. У них сегодня встреча, съезд всех родственников, – съязвил его собеседник. Оба говоривших замолчали.
– У меня появилась идея! – щелкнула пальцами рука в белоснежном пиджаке. – В последнее время Игишев слишком много внимания уделял этой шлюшке. На улицах накидывался на нее с поцелуями. Видимо, она стала ему дорога. Почему бы ни заняться ею?
– Тем более ей все равно не жить. Хорошо. Но, учти, завтра к шести вечера ее труп должен лежать в морге, а бумаги с дарственной у меня на столе. Понял? И никаких следов. Мы – белые и пушистые, как – всегда. – мы рискуем. На этот раз даже слишком.
– Ты, кажется, кое-что забыл. я игрок, а ты сам согласился быть моей пешкой. Страсть к риску бурлит в моей крови. Ставить на кон последнее и рисковать жизнью, деньгами. Проигрывать, или выигрывать. Только рискуя всем можно оценить всю сладость жизни. Только делая ставку на нечто ценное, балансируя на краю пропасти, я живу. И от этого не отвязаться. Это как наркотик.
– Ты не в себе. – мужчина в белом передернул нервно плечами. Его собеседник лишь хрипло рассмеялся.
* * *
В фойе театра «Бенефис» всеми цветами радуги светилась огромная, из ста свечей люстра, наблюдая с высока, как там, внизу, степенно ходят мелкие фигурки людей в ожидании начала спектакля. Марина тенью скользнула к неприметной дверце служебного входа, стараясь не попадаться на глаза знакомым. А то затянут в беседу, начнут рассказывать совсем не смешные анекдоты, а то и еще хуже, напрашиваться на интервью. А времени оставалось совсем мало. Что-то ей подсказывало что времени у нее всего пара суток, может даже, меньше. Дойдя до двери с надписью «Самойлов А.В., директор», она без стука открыла двери. Сидящий за столом мужчина оторвался от бумаг на столе и поднял совсем лысую голову. Марина оглядела свою очередную жертву. Полный, очень полный мужчина, под которым чуть дышал несчастный стул. Одетый в невообразимую, ярко-желтую футболку и красные, широкие брюки. На толстых, коротких пальцах сияло штук восемь золотых перстней. Полные губы директора театра раздвинулись в заискивающей улыбке, он явно узнал вошедшую.
– Какая честь для нас! Марина, дорогая Марина! Наконец-то мы лицезреем вас в нашем театре! В порыве светлых чувств он встал со стола, безразмерным животом задев стол, отчего тот подпрыгнул вверх, отпуская лежащие на нем бумаги в свободное парение по кабинету. Антон Валерьевич даже не заметил досадного недоразумения, решительно направляясь к Марине. Опасливо покосившись на раскинутые руки, явно желающие ее обнять, Марина быстро скользнула на стул и с улыбкой невинного ангелочка, спросила:
– Вы не возражаете, если я присяду? Антон Валерьевич явно растерялась, поняв, что рыбка ускользнула из его объятий. Он медленно опустил руки, и все также слащаво улыбаясь, заверещал:
– что вы, что вы! Может быть, чаю? Или кофе? Он вернулся к своему месту и грузно сел. Стул в очередной раз жалобно скрипнул.
– Нет спасибо. У меня к вам есть несколько вопросов. Улыбаясь, как клоун, бывший актер закивал головой:
– С радостью отвечу на все ваши вопросы. Я действительно очень рад, что наш театр заинтересовал ваш журнал. Еще бы, хмыкнула Марина, наш журнал популярен во всем районе, и даже по области его любят читать. Тем, о ком рассказывали в журнале, популярность была просто обеспечена. Этакая бесплатная реклама. А то она нынче очень дорого стоит.
– Антон Валерьевич… Я к вам не совсем по поводу театра. Я к вам по другому делу.
– Какому? – переспросил лысый директор, улыбка которого слегка потухла. – Я вес в внимании. – хочу вам рассказать историю почти двенадцатилетней давности. Улыбка директора театра совсем завяла, глаза настороженно моргнули и чуть испуганно уставились на журналистку.
– Жил да был юноша, по имени Антон. Безумно честолюбивый, жадный до денег. Выучился наш мальчик на актера, мечтая о вечной славе и сундуках золота, вернее о счетах в швейцарских банках. Профессия актера, может, конечно все это подарить, но вот незадача! Ни внешности, ни таланта у нашего героя не было!
Единственное, чем он обладал, это скверным характером да безумными мечтами. Если бы у него хотя бы была выдержка и терпение, то через лет этак десять, он может и заимел бы счет в банке, только не в швейцарском, а в нашем, к примеру, В Сбербанке. Марина замолчала, не отрывая глаза от полной фигуры директора театра. Антон Валерьевич нервно задышал. Дрожащими руками он достал платок из карманы и вытер пот с блестящего лба. Как у человека еще не совсем отошедшего от наркоза, у него в панике забегали глаза. Марина удовлетворенно кивнула головой. Примерно такой реакции она и ожидала.
– И тут… Кто-то с чудовищным чувством благородства сверху сжалился над ним. И послал ему одну роль. Так, вроде бы пустяковую, но… За эту роль ему пообещали очень и очень кругленькую сумму. Наш Антоша недолго думая согласился. Такая шикарная возможность заиметь все сразу!
– Эт-то неправда! – чуть дрогнувшим голосом просипел Антон Валерьевич. Марина поморщилась, уловив запах пота от сжавшейся фигуры бывшего актера.
– Правда. Интересно, вас совесть потом не мучила?
– Как вы узнали? – Антон Валерьевич вдруг успокоился, и, прищурив глаза, не отрывал хищного взгляда от журналистки. Марина усмехнулась ему в лицо, и сквозь зевоту, ответила:
– Дорогой вы мой! Да любой налоговый инспектор перестал бы спать, если бы узнал что у бедного, нищего актера вдруг появились деньги на открытие собственного театра.
Антон Валерьевич рассмеялся. Он снова встал из-за стола, задев животом стол, и протопал к сейфу в кабинете. Достав оттуда хрустальные бокалы и бутылку виски, он широким жестом махнул на свой шикарный кабинет.
– А сами то как вы думаете, неужели я не подумал об этом? Марина наблюдала, как толстый мужчина налил виски в два стакана и бросил в янтарную жидкость пару кусочков льда.
– За ваше здоровье, Марина! Марина улыбнулась, чокнулась с бывшем актером, и отпила глоток виски. Ничего не скажешь, качественный.
– Давайте уж лучше поговорим о планах нашего театра на будущее.
– Поговорим, обязательно поговорим, но, – Марина допила остатки виски, поставила стакан на полированную поверхность стола и достала из сумки какие-то документы. Она бросила их перед Самойловым. Тот скосил взгляд на бумаги и медленно отставил свой бокал в сторону. Марина же, чувствуя себя хозяйкой положения, налила себе еще, вскользь подумав, что за сегодня это уже пятый или шестой бокал спиртного. Да еще и на голодный желудок. Она так была занята своей гениальной догадкой, что во время встречи с братом, с его невестой, и Сергеем, даже не осталась на ужин, убежав от них совершенно голодной и не совсем трезвой.
– Чуть позже. – закончила она. Антон Валерьевич углубился в чтение. Марина глотнула еще виски.
– Откуда это у вас, – подняв голову от бумаг, он чуть слышно прохрипел.
– Не могу сказать. – пожала плечами журналистка. – Хочу только предупредить, что это копии. Оригинал находится в надежном месте.
– Что вы хотите? – На позеленевшем лице директора не было ни кровинки. Марина даже испугалась, как бы тот перепугу не помер. Он ей нужен был живой, и только живой.
– Чистосердечного признания. Она поставила диктофон перед его нервно поддергивающимся носом.
– Сначала запись, а потом и на суде.
– Будет суд? – наивно, совсем как испуганный ребенок, переспросил бывший актер.
– Да. Пересмотр дела.
– Но… как же театр?
– А вы то сами как думаете? Антон Валерьевич медленно моргнул веками, совсем как жаба на кувшинке.
Протянул свои толстые пальцы к бутылке виски, и налил себе полный стакан. Марина последовала его примеру, снова подумав, что завтра ей обеспечено тяжкое похмелье. Она вообще-то редко выпивала…
*** Вот здесь вот это все и было. Двенадцать лет назад. Стояло солнечное утро. Золотая осень еще сияла своей красотой, радуя яркими красками и теплой погодой. Марина задумчиво брела по старой дороге, возле которой двенадцать лет назад произошло убийство. Старая дорога, не знающая за всю свою жизнь даже слова такого «асфальт», пролегала в стороне от центра города. По ней давно уже никто не ездил. Только народ, не боясь разросшихся кустов по бокам дороги да странной тишины без гула машин, ходил по ней вечерами, сокращая путь до дома. Марина подошла к тому месту, где произошло убийство, и задумчиво протянула руку к веточке акации. Колючая, подумала она, напоровшись на колючку. Как все чудовищно глупо произошло тогда. Нелепо, страшно нелепо и подло. Марина покачала головой. На что только не способны люди ради денег. Пройдут года, в той гонке станут первыми. Взойдут на пьедестал и, гордо вниз глядя, Увидят вдруг глазами, от прожитого нервными, Что рядом нет друзей. Тогда, на высоте стоя, Наградой им послужит ни деньги и не слава, Награда победителю – тоска и тишина. Слова современного поэта. Хорошие слова, только Марина забыла, кто их автор.
Смешно, почему– то автора самых ценных вещей в жизни так и умирают, безызвестные и всем чужие. Марина огляделась. Пустынная дорога, никого вокруг. Той ночью было также пусто, пустынно. А ей… Для пересмотра дела не хватало доказательств. Не хватало. Марина тоскливо раздвинула кусты и замерла. Открывшаяся ей картина была потрясающе прекрасна. За кустами акации, оказывается, открывалась захватывающая панорама на их город. Дорога шла вверх в гору. На том месте, где произошло убийство, находился самый пик горы. Затаив дыхание, Марина смотрела на маленькие, словно игрушечные дома, на золотистый крест их маленькой церкви, на деревья, растущие в беспорядке, и делающих картину еще более сказочной.
– Красиво, верно? – послышался восхищенный шепот из-за спины. Марина резко обернулась. Позади нее стоял незнакомый, пожилой мужчины и не отрывал взгляда от панорамы города. Еще не зная, кто он Марина поняла, что перед ней художник. Его седые волосы были стянуты в пучок, на тощую фигуру накинут непонятного происхождения потрепанный балахон. На ногах кеды пятилетней давности, если не больше. Типичный представитель этих странных, непохожих на других людей – художников. – доброе утро, – светло улыбаясь, поздоровалась Марина.
– Действительно, доброе, – пожилой незнакомец перевел восторженный взгляд на девушку. – Вы первый раз здесь, верно? Когда видишь впервые эту картину, чувствуешь только ошеломление. Ошеломление красотой жизни.
– Верно. Здесь чудесно. Странно, что никто не знает об этом месте. Это же просто подарок природы для влюбленных.
– Люди в большинстве своем слепы. Много вы знаете людей, которые идя утром по улице, обращают на буйство утренних красок на небе? Или вечером, возвращаясь с работы, видят красоту вечерних огней всегда живого, суетливого города? Марина задумалась. Что верно, то верно. Она сама вечно спешит куда-то, все в суете, в спешке, и в этой беготне не то что красоту окружающего мира, но и ближайшего к ней человека не замечает. Незнакомец усмехнулся себе в бороду и снова перевел взгляд на открывшейся пейзаж перед ними. Два чужих руг другу человека стояли под лучами осеннего солнца и молчали, глядя на город перед ними. Не было той тягостной тишины, что обычно возникает между двумя незнакомыми людьми. Было лишь спокойствие и красота.
– Хотите чаю, Марина? – вдруг спросил художник. – Я живу здесь, неподалеку.
– Вы знаете, как меня зовут? – удивилась она.
– Неверный вопрос. Вас знают все в этом городе. Было бы странным, если бы я не знал, кто вы. Марина смущенно покраснела.
– А Вы?
– Серафим Геннадьевич. – представился пожилой человек, чуть склонив голову. – Как вы уже догадались, я художник. Марина улыбнулась:
– Разве отказываются от такого предложения?
Дом был простой, деревенский, бревенчатый. С большими, деревянными воротами, с яблонями рядом с домом. Широкий двор, в углу которого находилась конура. Рядом с конурой, привязанный на цепи, лежал огромный пес неизвестной породы. Пес, увидев гостью, даже не сдвинулся с места, лишь зевнул, сказал:
– Гав! – и снова заснул, закрыв нос лапой и махнув хвостом. Марина рассмеялась, видя такое строгое приветствие и, через крыльцо, минуя сени, вошла в дом.
– Надеюсь, вы любите душистый чай из листьев клена???.
– Ни разу не пробовала, – честно призналась Марина, одевая домашние тапочки. Серафим Геннадьевич ушел на кухню. Через секунду от туда донеслось громыхание посуды и треск нагревающегося железного чайника. Марина прошла в комнату. На полу лежали паласы, сотканные на домашнем ткацком станке. Кружевные шторы на окнах, каких в продаже не было уже лет двадцать. Большая русская печь в углу, наверху которой виднелось что-то похожее на одеяло из ярких лоскутков. Старый шкаф, ручной работы и разрисованный во все цвета радуги. Стоящий у окна мольберт, запах красок вперемешку с запахом разогревающихся пирогов. И везде, на стене, на полу, прикрытые белой тканью, или наоборот, выставленные на самом виду, находились картины. Множественно картин. Портреты, пейзажи, и просто набор непонятных фигур. Марина зачарованно переводила взгляд с одной картины на другую. Чувствовалась рука мастера, талантливая, даже гениальная. Казалась, каждая картина жила своей жизнью, свойственной только ей.
– Ну как? Нравится? – спросил дед, подходя к ней и протягивая железную кружку с вкусно пахнущим чаем. У онемевшей от восторга Марины сил хватило только на то, чтобы закивать головой.
– Удивительно, как оказывается, наша жизнь прекрасна, – хрипло прошептала Марина. Сделав глоток неповторимого вкуса чая, она медленно пошла вдоль картин, рассматривая их.
– Мир удивителен, вы правы. Я порой застываю, когда вижу ничто прекрасное. Будь то взгляд влюбленной женщины, или радость ребенка при виде первого снега.
Или узоры на стекле в лютый мороз, или капли дождя на зеленых, весенних листьях.
Марина зачарованно шагала от одной картины к другой. Один портрет особенно привлек ее внимание. Лицо женщины, смутно знакомой. Тонкие брови, приподнятые в легком удивлении. Чистые голубые глаза, прозрачные до глубины. Русые волосы, заплетенные в косу и небрежно закинутые на плечо. Прямой носик, чуть вздернутый.
И улыбка… Увидев улыбку, Марина вздрогнула. Улыбка говорит о радости человека.
Но… Она всмотрелась. Все, как обычно. Уголки губ приподняты, обоятельные ямочки на щеках, но что-то безумное, непомерно жестокое почудилось ей в этой улыбке.
– Я вижу, вам понравилась эта картина. Можно узнать, чем? – с добродушной хитростью спросил художник. Марина помедлила:
– Даже не знаю, – она нерешительно подняла руку, будто желая коснуться красивого, но странно холодного лица на портрете. – Мне чудится, наверно, но в чертах этой женщины я вижу какое-то зло. Как же объяснить… Будто это лицо – маска, красивая маска чистого и светлого ангела, и в то же время эта маска, обладателя которой я бы не хотела на самом деле увидеть. Такое чувство, будто маска скрывает нечто до ужаса кошмарное, противоречащее всему светлому и чистому. Я путано объясняю? Серафим Геннадьевич задумчиво потер бороду:
– Наоборот. Вы – ценитель искусства. Редко кто видит истинный смысл этой картины. Вы его верно описали. Вглядевшись еще раз в лицо девушки, Марина вздрогнула. Она узнала, кто это.
– Вы рисовали портреты с натуры? – спросила она, находясь будто в тумане. Серафим Геннадьевич кивнул головой:
– Можно сказать и так. Хотите услышать историю, в которой я видел эту девушку?
Марина перевела взгляд на пирожок в своей руке. Отчего-то аппетит пропал. Даже этот вкусно пахнущий пирожок вызывал тошнотворные спазмы в животе.
– Пожалуй, – ответила она, пересилив себя и откусив кусочек. Художник провел ее на кухню и усадил за стол. Марина увидела в окно как мимо собаки, подняв величественно хвост прошел рыжий кот. Пес лишь на секунду приоткрыл один глаз и снова мирно засопел.
– Это было около десяти лет назад, может я ошибаюсь, но это было давно. Я мечтал написать наш город. Тот вид, что открывается с той горы, где мы с вами недавно были. Но проблема заключалась в том, что я хотела написать ночной город, в свете фонарей и огней жилых домов. При свете луны писать картины, конечно, романтично, но невозможно. Я решил сфотографировать его. А потом уже, по памяти да по фотографиям… Так вот, как то ночью я направился на гору с этой целью. Была чудесная ночь. Я дошел, начал фотографировать, как вдруг послышался шум из кустов. Я осторожно направился к источнику шума. Там, за кустами слышалась какая-то возня. Передо мной предстала странная картина: девушка, лежащая на земле, склонившийся над ней юноша, и еще один парень, стоящий чуть в стороне и, совсем как я, ошарашенно наблюдающий за происходящим. В какой-то момент времени в руке у девушки сверкнул нож и со свирепой жестокостью вонзился в юношу, склонившегося над ней. Она была совсем молодой, лет семнадцати, не больше. И красивой, той чистой красотой, присущей только исконно русским девушкам. Я запомнил выражение ее лица. Она было точно таким же, как на картине, что Вы видели.
Марина держала надкушенный кусок и не верила своим ушам. Художник же замолчал, погруженный в воспоминания.
– Страшно, когда такая молодая девушка убивает человека. Расчетливо, холодно, равнодушно. Конец истории. Занавес. Жидкие аплодисменты. Состояние Марины можно было описать, как состояние котенка, которого только что гладили, а потом вдруг выкинули в огромную бочку с ледяной водой.
– У меня были фотографии произошедшего. Я пошел с этими фотографиями в милицию, но… Пока я сидел в кабинет, ожидая, когда меня будет расспрашивать следователь, которому я показал фотографии. Якимов, кажется, у него фамилия. Так вот, я сидел и ждал. А ко мне явился начальника ОАО НЦБК, Бурношев Н.И. Он весьма вежливо сказал, что очень уважает меня как человека и посоветовал забыть об этой истории. Намекнул, что меня с нетерпением ждут в Москве, на международной выставке. Упоминул, что у меня есть маленькие внуки, которым жить да жить еще… Марина поднесла кружку к губам, наклонила, но, не дождавшись потока чая, с удивлением увидела, что кружка то пуста.
– Я ушел. Серафим Геннадьевич потер подбородок. Он посмотрел на нее прямым взглядом, не просящим прощение, не просящим понимания. А твердым взглядом немало пережившего человека.
– Вы можете меня осуждать, но я посторался выкинуть эту историю из головы. Мои внуки мне дороже. Марина поняла, что, как ни странно, она не осуждает этого художника. Все люди такие. Чувство справедливости есть у каждого, но она заканчивается там, где начинается любовь к своими родным и близким.
– Какая трогательная история!!! – разрушил молчание чей-то скрепящий от злости голос. Марина резко обернулась. На нее смотрел черный зрачок дула пистолета. Она медленно перевела взгляд выше.
– Какая встреча! Марина собственной персоной! Ямочки на щеках от лучезарной улыбки, русая, длинная коса через плечо. Это было бы смешно, если бы не оружие на взводе и нацеленное прямо в голову Марины. Художник опустил руки. Так и не съеденный пирожок выпал из рук Марины. Ольга хрипло рассмеялась:
– Если долго мучится, что-нибудь получится, – рассмеялась невеста Сергея. – Вот и вы. Отмучились, наконец-то, узнали финал этой истории. Но, боюсь, наслаждаться этим вам осталось недолго. Милый, иди сюда!!! Позвала она кого-то. Марина закрыла глаза, не желая увидеть ее компаньона. Страшная тяжесть свалилась к ней на сердце. Она не сможет посмотреть в глаза Сергея. Было больно, очень больно. Не было страшно, хотя ее жизнь явно висела на волоске, было только непереносимо больно. Сергей, жених Ольги. Он здесь. Он хочет ее убить. Тот человек, которого она полюбила больше жизни. Да, полюбила.
– Да открой ты глаза, трусиха! Что, так страшно? К мамочке захотелось? – издевалась над ней русская красавица. Медленно, нестерпимо медленно Марина открыла глаза. Мужчина в белом костюме. Тяжесть всей планеты свалилась с ее плеч. Не Сергей.
– Артем, ну что ты встал как пень! – разъярилась Ольга. Она подошла, не отрывая оружия от Марины, к Серафиму Геннадьевичу. – Где пленка? Она резко ударила пожилого человека по щеке. У того дернулась голова. Ручеек крови плавно заструилась из его носа и устремилась в недра его балахона.
– Я уничтожил ее, – тихо сказал художник.
– Не ври, старый пень! – взвизгнула Ольга, – Я слышала, как ты говорил, что у тебя она осталась. Я слышала всю твою лирическую исповедь, старый пердун!!!! Артем!!! Но Артем стоял без движения, смотрел, как кролик на удава, на Марину. А она… Она вспоминала, как он приходил к ним домой. У него всегда была припасена для нее шоколадка, или конфетка. Он называл ее маленькой принцеесой. Близкий друг ее брата. Служивший вместе с братом в Чечне. Подставляющий всегда свое плечо. Он приходил к ним домой, вытерал слезы, и говорил, что скоро она вырастит и прекрасный принц обязательно влюбится в нее. А брат смеялся, и шутил: «сам в нее потом не влюбись, принц с двойкой в дневнике по математике!»
– Артем! – истерично заорала Ольга, – Не стой, как пень! Сделай же хоть что-нибудь! Артем исчез в комнате. Через пять секунд оттуда донесся шум разгрома.
– Для начала мы найдем пленку двенадцатилетней давности. А дальше – на выбор. Либо Ты дед, первый отправляешься вслед за своей усопшей бабулькой, либо ты, шлюшка, в преисподнюю. Она говорила это спокойным тоном, будто рассуждала о погоде на дворе.
