Текст книги "Believer (СИ)"
Автор книги: Анастасия Быкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
========== Часть 1. ==========
Пустой и опустошенный – разные вещи. Опустошенный в своей жизни что-то потерял. У пустого же никогда ничего и не было. И непонятно, что хуже: жить с дырой в душе и лелеять воспоминания о ярком водовороте чувств, или жить с ней же, но иметь представление о чувствах только из рассказов окружающих.
Пустой ангел-хранитель. С рождения пустой, без надежды обрести покой и найти себя. Ведь даже «хранитель» ни к чему, если «хранить» некого, а его человека не существует.
– Алек, ты снова здесь? – голос сестры раздается так неожиданно, что мог бы испугать, вот только он и плечом не ведет. Знает, что Иззи всегда его найдет.
– Расскажешь? – глухо спрашивает он. Ангелам нельзя спускаться на Землю без дела, а Алеку нельзя спускаться в принципе, ведь никаких дел у него здесь быть не может.
– Ты вроде бы старший, но иногда такой глупый, – Изабель касается ладонью плеча брата, прежде чем сесть рядом с ним на крышу многоэтажного здания. Внизу – темные улицы и яркие фонари, внизу – только запозднившиеся прохожие спешат по домам, внизу течет жизнь. – Алек, ты только помни, что если все избегают смотреть на тебя, не значит, что они ничего не видят. Ты слишком часто прилетаешь сюда, и если кто-то заметит и донесет, наказание будет суровым.
Алек зло усмехается.
– Можно наказать сильнее, чем я уже наказан? – он смотрит вдаль и сжимает руки в кулаки. Чувствует, как с каждой минутой ветер начинает дуть все сильнее, пробираясь под одежду и вызывая неприятное покалывание по всему телу.
Кто сказал, что гнаться можно только за хорошими чувствами? Иногда важно, почувствовать хоть что-то.
Поэтому Лайтвуд и проводит так много времени на Земле, хотя и знает о последствиях. Он не сомневается, что когда-нибудь ему придется за это заплатить, но находиться на небесах, где от него прячут глаза и лживо улыбаются, где он чувствует себя, как в клетке, где все настолько идеально, что просто тошнит, он не может. Там считают, что Ангелы должны ловить каждую эмоцию своего человека, а не испытывать собственные. Там невозможно испытать ничего. Но Земля – другое дело, здесь все кипит, бурлит, и иногда кажется, что стоит только ступить на эту крышу, как душа перестает быть мертвой.
– Из, я побуду здесь еще немного, не волнуйся за меня, – Алек поворачивается к сестре и дергает уголками губ. – К тому же, если нас здесь заметят вместе, ты тоже попадешь под удар. Лучше слетай к Саймону, у него сейчас непростой период в жизни.
Лицо Изабель буквально начинает светиться, когда брат заговаривает о ее новом подопечном. Она перевела душу своего прежнего человека через границу не так давно, но почувствовала новый Зов даже раньше, чем отходила положенный траур. Саймон буквально ворвался в ее жизнь, моментально прирастая своей душой к ее.
– Да, когда режутся зубки – всегда непросто, – по губам Изабель скользит нежная улыбка, которая пропадает, стоит ей перевести взгляд на Алека. – Пообещай мне, что все будет хорошо, и ты не натворишь глупостей.
– Я уже сотни лет твой брат, и ты все еще считаешь, что я способен на глупости? Все будет хорошо, обещаю.
Изабель смотрит ему в глаза и старается понять, правду ли он говорит. И, прежде чем соскользнуть с края крыши и в падении раскрыть крылья, она тихо шепчет:
– Не просто так спрашиваю, Алек. Снова…
Лайтвуд смотрит на удаляющийся силуэт сестры, который почти сразу растворяется в воздухе и превращается в легкий туман, а потом переводит взгляд туда, куда она показала – на белое оперение своих крыльев. Почти белое.
На левом крыле черным пятном выделяется потемневшее перо.
Снова.
Алек почти любовно проводит по нему кончиками пальцев. Еще одно напоминание о том, что он неправильный. У ангелов крылья не темнеют, они – символ света их души. Вот только Алек уже несколько десятилетий подряд обнаруживает у себя черные перья; раньше они появлялись раз в год, потом все чаще и чаще… Последнее потемнело три недели назад. И вот опять.
Истеричный смешок срывается с его губ, а потом он с ужасом понимает, что уже не может остановиться. Смешок за смешком, и вот уже хохочет, подняв взгляд в небо.
Как же он устал. День за днем, год за годом, десятилетие за десятилетием. В его существовании не меняется ничего. Только тает глупая надежда, которая еще теплится в самых дальних уголках сознания. Надежда на то, что старейшины ошиблись. Что за бесконечно долгую жизнь он наверняка хоть раз услышит Зов.
Люди говорят, что время лечит, но Алек-то знает, что все это только болтовня. Со временем притупляются воспоминания, позволяют дышать спокойно, но что делать, если все вокруг – это одно большое напоминание о том, чего у тебя никогда не будет?
I was broken from a young age
Taking my soul into masses
Полный боли крик оглашает палату, и виной тому не участившиеся схватки, а скорбный взгляд врача и роковые слова:
– Плод мертв.
Write down my poems for the few
That looked at me
Полный боли крик, неслышимый для остальных, разносится над крышами домов. Алек кричит, кричит, кричит… До резкого кашля и хрипоты.
Ветер начинает бушевать, словно подхватывает настроение Алека.
Самое страшное, что никак нельзя это прекратить. Он ж и в. Дышит. Разговаривает с братьями и сестрой. Чувствует, как щемит сердце от перешептываний за спинами его родителей, как будто это они виноваты в том, что их сын не такой, как все. Он ж и в. Вот только не живет, а существует.
Алек кричит, чувствуя, как в груди становится горячо.
Singing from heart ache from the pain
В больнице медсестры поглядывают на часы в ожидании, когда их ночная смена подойдет к концу. По коридору проносится мужчина, спеша в самую дальнюю палату. Еще не знает, что его жена рожает мертвого ребенка.
Take up my massage from the veins
Голос срывается, и он сипло дышит. Лайтвуд же просто хочет быть кому-то нужным, чтобы хоть как-то заполнить эту пустоту в его сердце.
В груди становится еще горячее, и кончики пальцев начинает покалывать.
Алек закрывает глаза и снова тянет руку к темному пятну на крыле, чтобы отработанным движением вырвать перо.
…Он не видит, что перо, бывшее пару минут назад черным, начинает мерцать.
Speaking my lesson from the brain
Мужчина в белом халате ежедневно видит десятки разбитых сердец, но это не значит, что приносить плохие вести стало проще.
– Ребенок родился мертвым, мы ничего не смогли сделать.
Тяжело видеть, как блеск из глаз уходит, а плечи опускаются. По щекам мужчины, так и не ставшим отцом, текут слезы.
Seeing the beauty through the…
Перо, подхваченное порывом ветра, превращается в яркий свет, саму энергию, которая влетает в небольшую щелку приоткрытого окна.
pain.
Малыш, родившийся мертвым, открывает глаза, и палата оглашается детским плачем.
***
– Алек, расскажи мне о ней, о Земле, – Макс садится рядом с братом на скамейку и улыбается. Улыбается ослепительно ярко, улыбается, как тот, кто узнал, что скоро обретет своего человека. Несколько дней назад Старейшины пришли в дом Лайтвудов, и объявили, что первый подопечный Макса не заставит себя ждать.
Он был самым первым из их семьи, кто так рано получал подопечного. Жизнь ангела не бесконечна, хотя и исчисляется сотнями и сотнями лет, но по человеческим меркам младшему Лайтвуду было около четырнадцати. Изабель обрела первого человека в семнадцать, Джейс в шестнадцать, и Макс очень гордится тем фактом, что опередил их обоих.
– Ты же знаешь, что я там не бывал, – Алек улыбается краешком губ. Он не может быть серьезным, когда рядом Макс. Особенно сейчас, когда тот ведет себя вот так – подпрыгивает от нетерпения и излучает жизнь и энергию.
– Неправда, ты не спускался туда только в последнее время, а раньше часто там бывал, – мальчик говорит это, как само собой разумеющееся, и Алек думает, так ли хорошо он скрывал свои полеты на Землю, как ему казалось. – Не волнуйся, я никому не скажу, – Макс на секунду прикладывает палец к губам, а потом снова начинает болтать ногами и улыбаться.
– Тебе Изабель рассказала?
– Не-а, сам догадался. Ты всегда грустный. Но иногда, когда надолго улетал куда-то, возвращался веселый. И с Иззи или Джейсом говорил о Земле так, как будто бывал там, – Макс смотрит на Алека. – Только в последнее время ты снова грустный.
Алек знает, что Старейшины не ошибаются, и, если говорят, что ангел скоро услышит Зов, это значит, что он готов. Готов стать Хранителем, взять ответственность за чью-то жизнь, мудро распоряжаться вверенной ему властью. Но сейчас Алек в этом убеждается. Макс чертовски проницателен для своих лет.
Лайтвуд и правда давно не спускался на Землю. Пять человеческих лет или шесть. И эти годы должны были пролететь, как мгновение, ведь что для его долгой жизни такой незначительный срок? Но почему-то это не так, и каждый день в этом до скрипа зубов идеальном мире кажется бесконечно долгим.
– Думаю, ты скучаешь по Земле, – мальчик спрыгивает со скамейки и, обернувшись через плечо, улыбается брату. – Не бойся, Алек, я прикрою тебя сегодня.
***
Сильные порывы ветра треплют оперенье крыльев Алека, когда он ступает на каменную крышу. Он дышит глубоко, ловит запахи приближающегося дождя, булочек из кондитерской на первом этаже небоскреба, мятной зубной пасты, химикатов, выхлопных газов и… людей. Кажется, что Нью-Йорк совсем не изменился за последние годы, и Алека это радует. Он чувствует себя так, будто вернулся домой.
В одной из квартир снизу начинает плакать ребенок. В другой – Алек узнает это по скворчащему звуку масла на нагретой сковороде – кто-то готовит ужин; в третьей кот от скуки по хозяину рвет когтями обивку дивана; в четвертой папа маленькой девочки закрывает глаза и начинает считать до десяти, пока его дочь прячется за штору в гостиной; в пятой молодожены ссорятся впервые за время своего брака.
Лайтвуд улыбается. Люди настолько несовершенны в своей жизни, что вызывают лишь восхищение.
– Привет, – тоненький детский голосок раздается из-за спины Алека, и тот резко оборачивается.
Так и есть. Ребенок. Мальчик лет пяти сидит прямо на крыше, подложив газету под попу, и держит в руках блокнот и карандаш, с интересом разглядывая ангела.
Лайтвуд понимает, что у него начались галлюцинации, потому что такого просто не может быть. Что может делать человеческий мальчик на крыше небоскреба один? И как он может видеть ангела? Вот только после того, как Алек три раза зажмуривается и для пущей убедительности протирает глаза, ребенок никуда не исчезает.
– Привет, – отвечает Алек, пытаясь понять, что же здесь происходит. – Как ты оказался на этой крыше, малыш?
Мальчик хмурит брови и одаривает ангела осмысленным взглядом. Он захлопывает блокнот и начинает теребить карандаш в руках.
– Я не малыш. Мне уже пять, – ребенок вытягивает вперед растопыренную ладошку, давая понять, что ему действительно столько лет, сколько пальцев он показывает. – И я здесь, потому что мне сон приснился, что я должен прийти сюда и ждать.
Алек переступает с ноги на ногу, оглядывая мальчишку с ног до головы. Обычный ребенок – волосы в полнейшем беспорядке, ярко-желтая футболка и шорты цвета хаки. На коленях незаживающие ссадины. Такой же, как и все в его возрасте. Вот только почему он здесь, кого ждет, почему не боится?
Лайтвуд пробует представить сложившуюся ситуацию глазами мальчика: он сидит на крыше и рисует, и вдруг из-за облаков спускается ангел с белыми крыльями.
И почему этот ребенок выглядит так, словно такое с ним случается каждый день?
– У тебя крылья красивые, – мальчик завороженно разглядывает оперение.
– Как тебя зовут? – перебивает его ангел.
– Магнус. Магнус Бейн, – малыш старательно выговаривает свое имя. – А тебя?
– Я Алек. И почему ты сидишь здесь, а не дома с мамой?
Магнус смотрит укоризненно и всем своим видом показывает, что не считает Алека умным.
– Я же сказал – я должен быть здесь. Мне приснилось, что я должен ждать.
– Кого ждать, Магнус? – как-то незаметно напряжение спадает, и улыбка скользит по губам. Ситуация больше не кажется странной, словно какой-то внутренний голосок нашептывает ему, что все так и должно быть.
– Тебя, Ангел, – мальчик устало вздыхает, не понимая, почему он должен объяснять такие понятные вещи.
Алек выдыхает сквозь плотно сжатые зубы, и лишь краем сознания недоумевает, почему его не волнует эта ситуация. Ему только что сказали, что пришли сюда, потому что знали, что прилетит ангел, с которым надо встретиться. Ах да, еще мальчик мог видеть Алека. Вот только Лайтвуд смотрит на искорки в глазах Магнуса, и ловит себя на мысли, что улыбка на его губах становится шире.
– Иди сюда, – Магнус раскрывает блокнот и тыкает пальчиком в рисунок, словно намекает, что надо подойти и посмотреть.
Алек складывает крылья, садится рядом и берет протянутый блокнот. Ему требуется несколько секунд, чтобы понять, что изображено на каждой из нарисованных картинок.
Крылья. Белые крылья с крапинками черных перьев.
– Моя мама говорит, что я много мультиков смотрю. А еще она говорит, что ангелов невозможно увидеть. Папа иногда шепчет мне на ухо, что ангелов вообще не бывает, но если мама это слышит, то она не готовит ему вкусные блинчики на завтрак и заставляет есть кашу. Но я же вижу тебя, значит, ты настоящий, – победно улыбается мальчик, и кладет свою ладошку на плечо Алека. Ангел переводит взгляд на маленькие пальчики и чувствует, как кожа под ними начинает теплеть.
– Ты очень хорошо рисуешь, Магнус, – хвалит он, передавая блокнот обратно. На лице ребенка вспыхивает счастливая улыбка, и он зажмуривается от удовольствия.
Сегодня в Нью-Йорке прохладно. Солнце иногда выглядывает и обдает своим теплом, но в следующий момент скрывается за пухлыми облаками, которые приносят с собой порывы ветра. Мальчик рядом с ангелом передергивает плечами и сцепляет ладошки, стараясь согреться, но и не показать, что ему холодно. Лайтвуд с сомнением смотрит на тонкую футболку, рукава которой треплет ветер, и, подумав секунду, расправляет одно крыло.
Магнусу и не надо другого приглашения, он моментально ныряет Алеку под бок и касается холодным носом его плеча.
Алек снова поражается непосредственности мальчика, и хочет спросить, разрешает ли ему мама разговаривать с незнакомцами. Но вместо этого молча наблюдает за тем, как Магнус, привалившись к крылу, очень медленно поднимает ладонь и невесомо проводит по перьям.
Ветер усиливается, но никто из них не обращает на это внимания. Они сидят так около получаса, прежде чем Магнус грустно вздыхает и опускает глаза:
– Мне надо идти, мама уже волнуется. Она опять будет ругаться, что я задержался.
Он поднимается, отряхивает шорты от налипшей пыли, складывает газету, на которой сидел, и забирает блокнот с карандашом.
– Приходи завтра, Ангел. Я буду тебя ждать.
Магс убегает к двери, ведущей к жилым этажам, а Алек так и остается смотреть ему вслед. Он чувствует легкое покалывание по всему телу.
– Я приду.
В тот день Лайтвуд не обнаруживает ни одного почерневшего пера.
========== Часть 2. ==========
Алек складывает крылья за спиной и смотрит на счастливую улыбку Магнуса. Мальчик снова тут. Ждет его, как и всю неделю, что они знакомы.
Алек понимает, что не должен появляться здесь так часто, иначе об этом могут узнать Старейшины, только это выше опасений. Какая-то невидимая сила тянет к малышу с не по годам умным взглядом, который как никто умеет успокаивать.
С этой тягой бороться нет ни сил, ни желания.
Каждый вечер из последних семи дней он проводит на этой крыше и разговаривает с новым другом – наверное, единственным другом – обо всем и ни о чем одновременно. Алек уже знает, что тот живет на тридцать седьмом этаже этого же здания с папой, мамой и котенком, которого Магс притащил с собой из школы около месяца назад. Одноклассники (*1) пытались поиграть бедным животным в футбол, но мальчик встал на защиту кота и, хотя он позже и пришел домой с кровоподтеком на губе, в руках держал доверчиво прижимающийся пушистый комочек шерсти.
В самый первый вечер после их встречи миссис Бейн отругала Магнуса за то, что он ушел без разрешения, а Мяо за это время порвал диван и столкнул с подоконника любимый фикус мистера Бейна. После этого случая мальчик начал брать котенка с собой на крышу.
Еще Алек знает, что Магнус ходит на танцы, терпеть не может футбол, обожает рисовать, мечтает стать ветеринаром (хотя два дня назад хотел быть космонавтом), чрезвычайно любознателен, иногда может болтать часами, а иногда просто молчать и рисовать, порой улыбаясь сидящему рядом ангелу. Магнус – обычный мальчик. За исключением того, что общается с Алеком.
– Ты пришел сегодня раньше, Ангел, – он широко улыбается и убирает в сторону какую-то книжку, чтобы разложить рядом с собой газету.
Лайтвуд не признается, что последние несколько часов на небесах только и делал, что под вопросительными взглядами Иззи и Джейса бродил по парку от скамейки к скамейке и сетовал на то, что время течет медленно.
Он садится рядом с Магнусом и щурит глаза от яркого солнца, которое впервые одарило жителей Нью-Йорка по-настоящему летним теплом.
Мяо вальяжно растягивается под ласковыми лучами, помахивая хвостом, и даже ухом не ведет, когда прилетает Алек. Кот вообще принял ангела как-то слишком просто, хотя Магнус утверждает, что он не любит чужих.
Мальчик довольно жмурится, когда Лайтвуд расправляет крыло, чтобы Магсу было удобно сидеть.
– Миссис Крейг задала кучу домашней работы, – тяжело вздыхает он и кладет на колени отложенную ранее книгу. – Вот здесь надо нарисовать палочки, как в образце. Рафа сказал, что этих палочек очень много. Целая тысяча! А потом еще нужно с родителями прочитать вон ту книжку, – показывает ручкой на томик сказок.
– Давай сейчас мы с тобой нарисуем целую тысячу палочек, а потом я тебе почитаю?
– Давай, – золотисто-карие глаза светятся от удовольствия: мальчик явно надеялся на такое предложение.
С первой частью домашней работы Магнус справляется на удивление быстро. Он торжествующе отбрасывает карандаш и протягивает учебник Алеку на проверку. Мяо, наблюдающий эту картину, поднимается, подходит к хозяину и забирается ему на колени, всем своим видом показывая, что тоже готов слушать сказку.
– Молодец, – кивает Лайтвуд, отдает учебник обратно и забирает взамен книгу. Прежде чем открыть ее, он любовно проводит пальцами по потрепанным страницам. – В зарослях лопуха у одной старой усадьбы мама-утка вывела утят, но последний её птенец был не похож на остальных…
«Гадкий утенок» был одной из любимых сказок прошлого подопечного Изабель в детстве, и Алек как-то слышал эту историю. Но слышать от других и читать самому – совершенно разные вещи. Они с Магнусом с интересом погружаются в сюжет, рассматривают картинки, нарисованные почти на каждой странице, и даже Мяо пару раз сует свой нос в книгу.
У мальчика блестят слезы на глазах, и он прижимается щекой к плечу ангела, когда Алек читает про злоключения маленького утенка, оставшегося одиноким в суровую зиму. Лайтвуд быстро переходит к следующей странице, перепрыгивая через несколько предложений. Он не хочет, чтобы Магнус плакал.
– О таком счастье я и не мечтал, когда был обычным гадким утенком, – на последнем предложении он закрывает книгу.
Несколько минут на крыше стоит тишина – Алек с Магнусом обдумывают сюжет, а Мяо потягивается и широко зевает, поудобнее устраивая голову на коленях хозяина.
– А мне не жалко утенка. Нет, сначала было жалко. Но потом он стал очень сильным, справился со всем, с чем столкнулся на пути, – Магс задумчиво поглаживает Мяо за ухом. – Но в жизни не должно быть так, чтобы кого-то обижали за то, что он не похож на других?
– Не должно быть, – Алек смотрит на голубое безоблачное небо. – Но иногда бывает. Я надеюсь, что ты не столкнешься с этим, Магс. И никогда не будешь сам никого обижать.
Мальчик очень серьезно смотрит на него и кивает:
– Не буду. Обещаю тебе, Ангел.
– Магнус!
Громкий окрик заставляет их подпрыгнуть от неожиданности.
На крышу выходит высокая женщина в черных брюках и яркой фиолетовой блузе. Волосы заплетены в две тонкие косы и спускаются ниже талии. У нее очень нежные черты лица и добрые-добрые глаза, и Алек понимает, в кого пошел его маленький друг.
Мяо, как только миссис Бейн появляется в поле зрения, поднимается и направляется к ней. Кончик его хвоста мягко двигается из стороны в сторону.
– Снова ты сидишь один на крыше, малыш? – она улыбается сыну и подхватывает на руки кота. – Пойдем в дом.
Магнус поднимается и, собрав вещи, идет за матерью, на прощание помахав Алеку рукой.
__
*1 – некоторые американские дети учатся в начальной школе (нулевом классе) примерно с пяти лет.
***
– Тринадцать, – Изабель, как всегда, появляется внезапно. Она влетает в распахнутое настежь окно, садится на подоконник и сверлит брата недовольным взглядом.
Алек, наблюдающий за спящим мальчиком, прикладывает палец к губам.
– Я знал, что скоро ты придешь сюда, – он присаживается на край подоконника рядом с сестрой.
– Сначала ты прилетаешь на землю каждый вечер и проводишь время с мальчишкой и его котом, наплевав на все запреты, а сейчас уже тринадцатую ночь подряд не ночуешь дома… – гневно шепчет Иззи, и Алек знает, что она сдерживается из последних сил, чтобы не дать ему подзатыльник. – Я же волнуюсь за тебя.
Она резко выдыхает. Весь гнев покидает ее, и она прячет лицо в ладонях. Изабель хочет помочь, просто не знает, как. Хотя сам Алек на расспросы сестры и брата отвечает просто: «Меня тянет к этому мальчику», Иззи считает, что он знает намного больше, чем говорит.
Но она не может не отдать должное тому, как это общение влияет на Алека.
– Он не обычный мальчик, Иззи.
– Да, ты уже говорил. Но не думай, что от того факта, что Магнус может видеть тебя, мне становится легче.
Алек надолго замолкает. Луна за окном полная, яркая, ее свет попадает в комнату и вырисовывает в детской замысловатые тени. Только две фигуры, сидящие на подоконнике, словно не существуют и пропускают свет сквозь себя, как через пустоту.
Изабель мягко берет Алека за руку, и тот неуверенно поднимает на нее глаза. Он не знает, как начать этот разговор, и стоит ли начинать его вообще.
– Ты знаешь, что можешь рассказать мне все?
Сестра смотрит ему в глаза и улыбается, как сотни раз успокаивающе улыбалась в детстве, когда кто-то снова бросал вслед Алеку нечто обидное.
– Я кричал… – голос Алека хриплый. – Той ночью я кричал, Изабель.
Изабель растерянно смотрит на него, от удивления приоткрыв рот.
Ангелы не кричат, у ангелов не должно быть таких сильных эмоций. Даже теряя подопечных, они переживают горе молча, ведь слезы считаются признаком слабости.
Алек переплетает их пальцы и продолжает:
– Магнус родился в ту самую ночь. И мне кажется, что у нас с ним связь… – он старательно подбирает слова. Не знает, как выразить с помощью сочетаний букв и звуков то, что чувствует рядом с мальчиком. – Я ощутил это в то мгновение, как только ступил на Землю снова и увидел его.
– Связь?
– Я чувствую его. И я не могу быть долгое время вдали…
– Ты кричал, – ошарашенно выдыхает Изабель и не может сама поверить в то, что говорит. – Ты бросил Зов. Он – твой подопечный?
Алек грустно улыбается и смотрит на сестру:
– Иззи, это ведь именно я кричал тогда. И ты сама сказала, что Зов бросил я, – он опускает глаза в пол, впервые признаваясь кому-то еще в том, в чем сам себе признался еще в первую неделю знакомства с Магнусом. – Не он мой подопечный, а я его. Он – мой Ангел.
***
– Как же здорово! – Макс расправляет крылья и поднимает руки над головой, чтобы подставить ладошки теплым солнечным лучам и каплям дождя. – Я никогда не думал, что такое бывает.
Алек и Джейс обмениваются понимающими взглядами. Им самим всегда очень нравилась такая погода – грибной теплый дождик и лучи солнца, просачивающиеся сквозь пушистые тучки. Они знают, что чувствует Макс. Младший Лайтвуд спустился на Землю в первый раз и наслаждался всем, что видел вокруг. Его подопечный должен был родиться со дня на день, и Мариза с Робертом попросили Джейса показать брату место обитания людей, а тот позвал с ними Алека. Конечно же, не сказав родителям ни слова.
Макс делает несколько плавных взмахов крыльями и зависает на высоте в полметра от крыши. Он щурится, поднимая голову, и его губы растягиваются в улыбке от уха до уха.
– Я обязательно передам твоему подопечному, когда он вырастет, что его Хранитель радовался первому дождю, как маленький, – беззлобно подкалывает Джейс.
– А вот и не маленький! – Макс складывает руки на груди и показывает брату язык.
– О да, совсем не маленький, – посмеивается Алек. – Хотя знаешь, если Джейс сделает то, что обещает, то я поведаю тебе забавную историю о его первом прибытии на Землю.
Лайтвуд получает сильный тычок под ребра от Джейса, но лишь улыбается еще шире. Он сразу предупредил брата, что никогда не даст ему забыть ту неловкую ситуацию, включавшую его, одну порцию мороженого, одну шляпу на голове проходящей мимо женщины и одну лысую наглую кошку.
– Расскажи сейчас, – глаза у Макса загораются интересом, и Джейс хмуро смотрит на Алека.
– Не слушай его, Макс, он всегда что-то выдумывает. Давай лучше я научу тебя этому, – Джейс поднимает вперед правую руку и напрягается, собирая всю свою энергию на кончиках пальцев.
Мальчик удивленно ахает, когда капли дождя рядом с ладонью Джейса начинают двигаться в несколько раз медленнее, переливаются на солнце всеми цветами радуги. Алек закатывает глаза, а Макс восторженно хлопает в ладоши и подлетает к брату:
– Вау! Как ты это делаешь?
Джейс уже открывает рот, чтобы ответить, но тут дверь на крышу резко распахивается, и оттуда выбегает взлохмаченный Магнус. Одной рукой он держит за пузико Мяо, а в другой сжимает пакет больших красных яблок.
– Ангел, привет. Я знал, что ты здесь. Я могу чувствовать, когда ты прилетаешь ко мне, представляешь? – Магс говорит быстро, подбегает к Алеку и касается его перьев – стандартное приветствие. Лайтвуд нервно оглядывается на братьев, которые, кажется, даже дышат через раз, разглядывая маленького ребенка, так спокойно разговаривающего с одним из них.
Нет, конечно же, Алек не стал скрывать от них факт знакомства с Магнусом, а обо всех подробностях им все уши прожужжала Изабель. Но одно дело – услышать, и совсем другое – увидеть.
Магнус внимательно смотрит на Лайтвуда, а потом переводит взгляд за его спину, вглядываясь в пустоту:
– Ты здесь не один, да?
– Мои братья здесь, – кивает Алек и мысленно переводит дух: Магнус не видит других ангелов. Даже тех, кто связан с Алеком одной кровью.
– Привет, Джейс и Макс, – мальчик радостно машет рукой пустоте, а потом смотрит на Алека. – Спроси у них, хотят ли они яблок. Мама дала мне их, чтобы я мог угостить своего воображаемого друга, но мы ведь можем и поделиться.
Джейс и Макс кривятся, когда смотрят на человеческую еду. Даже сомневаются, что смогут взять ее в руки. Алек усмехается.
– Не думаю, что они хотят, Магс. Но спасибо тебе. И знаешь, мне кажется, что им уже пора, – Лайтвуд бросает взгляд за спину и успевает заметить, как одновременно братья закатывают глаза. Но затем все же кивают и взлетают в воздух.
– Они улетели, да? – без капли сомнений в голосе спрашивает Магнус и отпускает Мяо, садясь на свое обычное место.
– Ты это тоже почувствовал? – с интересом спрашивает Алек и опускается рядом с мальчиком.
– Понял по твоему взгляду, Ангел. Хочешь? – он протягивает красное яблоко, и Лайтвуд, помедлив лишь секунду, берет его и подносит к губам.
Яблоко оказывается неожиданно сладким и сочным, и глаза Алека удивленно распахиваются. Он точно знает, что не должен так сильно ощущать вкус человеческой еды, но ему это нравится.
Магнус вгрызается в свое яблоко и начинает рассказывать, как прошел день. Он говорит про родителей, нового знакомого Рафаэля, про Рагнора, про сложный элемент на уроках танцев и про добрые глаза учительницы по рисованию.
Лайтвуд чувствует себя абсолютно счастливым в этот момент.
– Алек… – вдруг тихо зовет Магнус, неожиданно прерывая разговор и пряча глаза. – Мама говорит, что воображаемые друзья бывают только у детей. Но ты ведь всегда будешь со мной? Будешь защищать меня и помогать?
Лайтвуд облегченно выдыхает и с улыбкой смотрит в карие с золотистыми крапинками глаза.
– Всегда.
***
Алек считает себя счастливчиком, ведь Магнусу уже одиннадцать, а ежедневные полеты на Землю так и остаются тайной. Возможно, этому способствует поддержка его родных. Даже родители видят улыбку сына и придумывают новые и новые оправдания для Алека перед Старейшинами. Братья и сестра тоже стали для него настоящей поддержкой, и он вновь благодарит Всевышнего за то, что он подарил ему такую семью. Хотя и лишил самого важного для Хранителя.
Хотя лишил ли?
Алек смотрит на повзрослевшего Магса, который все так же широко улыбается, стоит ангелу ступить на крышу, и понимает, что его судьба не так уж и плоха.
Все рушится в один момент, когда приходит Изабель и прячет глаза. Она говорит тихим срывающимся голосом, и Алеку хочется закрыть уши руками, чтобы не слышать, провалиться сквозь землю и не думать об этих словах.
Он вглядывается в лицо сестры, но не находит там ни одного намека на ложь.
– Алек, он часть твоей души, я понимаю, но ты ничего не должен делать или говорить ему. Думаю, тебе лучше держаться от Магнуса подальше.
Send a prayer to the ones up above
Магнусу уже исполнилось двенадцать, когда Алек снова прилетает на ту крышу, понимая, что больше не может находиться вдалеке от своего мальчика. Он готов ко всему: к расспросам, гневу, даже готов к тому, что крыша окажется пуста. Вот только Магнус все так же широко улыбается и не задает ни одного вопроса, когда расправляет рядом с собой еще одну газету.
All the hate that you’ve heard has turned your spirit to a dove, oh-ooh
Алек понимает предупреждение сестры почти сразу. Смотрит в ставшие родными глаза, когда мальчик гладит белые перья, и у него встает ком в горле от желания все рассказать. Вот только он не может. Не должен ничего говорить.
Молчание убивает быстрее, чем одиночество.
Алек машет крыльями снова и снова, улетает как можно дальше от крыши и Магнуса. Он летит до тех пор, пока не выбивается из сил. И сквозь дикую усталость чувствует, как его подхватывают неизвестно откуда возникшие Джейс и Изабель.
Your spirit up above, oh-ooh
Магнусу четырнадцать, когда Алек однажды спускается на Землю и понимает, что его больше не ждут.
В последнее время он старается быть здесь как можно реже. Навещает друга лишь тогда, когда разлука становится невыносимой, когда тонкая нить, связавшая их души, натягивается до предела и причиняет почти физическую боль. Лайтвуд думает, что так он сможет отучить Магса от привычки проводить с ним вечера, а у него самого получится не проговориться при взгляде в раскосые глаза.
