355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анастасия Монастырская » Этюд в багровых штанах » Текст книги (страница 16)
Этюд в багровых штанах
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 02:23

Текст книги "Этюд в багровых штанах"


Автор книги: Анастасия Монастырская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 31

Как тяжело карабкаться из черной дыры сна. Удушливая волна вновь и вновь сбивала с ног, и я с криком проваливалась в огненно-ледяную бездну, распарывая тело об ледяные иглы. Но крови не было. Затылок ломило от боли и дурных предчувствий. Из последних сил я подтянулась на кончиках ускользающих мыслей, и открыла глаза.

Зрачки резанул яркий свет в конце тоннеля. Боль усилилась, сделавшись почти невыносимой. Ко мне склонилась знакомая щербатая улыбка.

– Это рай или ад? – слова едва не застряли в пересохшем горле.

– Смотря для кого, – улыбка стала еще шире, закрыв собой острые блики света. – Для меня ад, для вас – рай.

– Почему?

– Как вам объяснить? – ветер нес нас сквозь миллиарды огней и теней, к концу сияющего тоннеля. – Я заперт здесь, вы же через мгновение получите свободу.

– Я умерла?

– Не думаю, – он бережно смахнул с моей щеки маленькое изогнутое перышко, похожее на лепесток хризантемы и вытолкнул навстречу слепящему свету. – С возвращением!

ГЛАВА 32

– С возвращением! – сказал молоденький врач и коснулся моего лба. – Вы там что-нибудь видели?

– Там это где?

– По ту сторону смерти.

Подумав, он с любопытством уточнил.

– Вы первый случай в моей практике, я имею в виду случай клинической смерти. Потому и спрашиваю, есть ли там что-нибудь интересное?

– Свет. Тоннель. Тени. Ангел.

– И все? – разочарованно спросил он.

– Все.

– Так об этом еще Моуди писал, – нелогично укорил меня врач. – Неужели нельзя было по сторонам посмотреть?

– Мне вернуться? – холодно спросила я.

Медработник испугался:

– Ну, что вы, мы и так вас с того света с трудом вытащили, отдыхайте.

Первым делом после его ухода я ощупала собственное тело. Руки, ноги на месте, голова пока соображает. Могло быть хуже. Грудь сдавила повязка, на которой проступили капельки крови. Я прислушалась к собственным ощущениям – боль медленно отступала, но дышать по-прежнему неудобно.

На прикроватной тумбочке лежало зеркало. Пора взглянуть на себя, любимую. Свет, мой зеркальце, скажи, кто на свете… Какой кошмар! Все-таки мужчины в массе своей грубые неотесанные мужланы. Испортить такую красоту! На правой щеке тонкий запекшийся след, под левым глазом очередной фингал. Любопытно, когда его мне умудрились поставить? Неужели после смерти? Если так и дальше пойдет, то вскоре мне потребуется пластический хирург со стажем.

Из коридора раздался женский визг:

– Мама!

Хм, это не мама. Это мои родственники пришли навестить бедную девушку, пережившую клиническую смерть. Причем в компании крокодила и жабы.

Обеспокоенные домашние ворвались в палату, сметая по пути медсестер, пациентов и врачей.

– Живая! – с облегчением констатировал дядя Фима мое плачевное положение. – Гип-гип, ура!

Хлопнули пробки от шампанского, золотой напиток приятно зашипел в одноразовых стаканчиках.

– Больным нельзя! – дед ласково, но твердо отвел мою руку. – Когда организм напичкан лекарствами, алкоголя нельзя, ни-ни!

Ласковые мучители осушили по стаканчику и стали изучать мой синяк под глазом.

– Знатный цвет получился, – отметил Фима тоном профессионала. – Били аккуратно, но больно. Дня четыре будет держаться.

– Ладно, тебе, над девочкой издеваться, она и так чуть копытца не отбросила, – Соня от души приложилась к бутылке. – Эх, хорошо пошло! Следующую открывайте.

– Не многовато ли? – подала голос уставшая Клара.

– Так ведь стресс снимаем, – стала оправдываться Соня, – Пока она тут на койке лежала, мы в приемном покое нервничали. Я на целый килограмм похудела.

– А я на полтора, – пискнула Ольга.

– Уволь от подробностей! – поморщилась Соня. – Твои личные проблемы никого не волнуют.

И они снова уставились на меня. Я гладила мурлыкающего Гену, лежащего у меня на животе. Жбан уютно устроился в декольте ночной рубашки.

– Ближе к делу, – Клара бесцеремонно встряхнула крокодила за хвост. – Мы тебе его принесли не случайно. Вот, гляди, – из кармана бабушкиной кофты появилась сложенная газета: – Сенсация! «Австралийские ученые разработали методику создания заместителя человеческой крови, в основе которого лежат… гены крокодила».

– То есть Гену вы принесли сюда для опытов? – уточнила я, аккуратно освобождая зеленый хвост из цепких бабушкиных рук.

– Не отвлекайся. Дело серьезное, – не поняла шутки Клара. – Продолжаю. «Столь необычный выбор „источника генов“ был сделан генетиками из Института ядерной науки и техники Австралии не случайно. Дело в том, что гемоглобин крокодила, в отличие от гемоглобина человека, можно вводить прямо в кровь (попытка переливания раствора человеческого гемоглобина приведет к нарушению функций почек). Кроме того, способность гемоглобина крокодила связывать кислород выше, чем у гемоглобина человека». Вот!

– Ну и что?

– То, что мы решили не делать тебе переливание обычной крови, – усмехнулся Фима. – Пусть Генка донором послужит. Каждый день жрет, спит и плавает, больше от него никакой пользы.

– От Жбана, надо полгать, тоже должна быть польза? – словно почувствовав, что речь зашла о нем, жабеныш, перекатываясь, забрался под одеяло: мол, не трогайте меня, если и я вас не трогаю.

– Твоя ирония неуместна, – дед откашлялся и достал свой газетный листок. – Где это я читал? А. вот! Слушай: «Во многих странах с жарким климатом, где водятся крупные земноводные, их мясо употребляют в пищу». Нет, не то. Ага! «Вполне съедобны и европейские лягушки, однако вследствие той огромной пользы, которую они приносят (так же, как жабы и другие земноводные), их нужно всячески охранять».

– Охранять, а не на опыты пускать!

– Не перебивай! Лежи и слушай! Кто-нибудь, подлейте дедушке шампусика! Итак, на чем мы остановились… «Земноводные уничтожают вредителей сельскохозяйственных культур, а также переносчиков и распространителей различных болезней человека и домашних животных (мух, комаров и др.). Лягушек очень широко используют в научных лабораториях для постановки опытов по медицине и биологии. Именно они оказались первыми позвоночными животными, которые в марте 1961 г. были подняты на советском космическом корабле и благополучно вернулись обратно». Поняла теперь всю важность земноводных?! То-то же. «Лягушек, жаб и тритонов используют в научных и учебных лабораториях всего мира в качестве подопытных животных для экспериментов по медицине и биологии. Учеными сконструирована электронная модель лягушачьего глаза – ретинатрон, различающая контур движущихся объектов. Ретинатроны вместе с радиолокаторами используются на аэродромах для обеспечения безопасности полетов авиалайнеров». Опять не то, авиалайнеры сейчас не к месту. Наконец-то: «Жабы и лягушки – великолепный материал для заживления ран. Правда, в силу бытовой неграмотности лягушка иногда вызывает у людей отвращение. Самое распространенное на этот счет мнение: прикоснувшись к ней, вы заработаете бородавку. Но не стоит забывать, что есть ведь и другие народные поверья. Издавна лягушку специально клали в молоко, чтобы оно сохраняло холод и не кисло. В русских народных сказках это неприглядное земноводное в итоге превращается в красивую и трудолюбивую царевну. В медицине же именно на лягушках и собаках ставится большинство научных экспериментов». Опять двадцать пять, покоя им не дают эти научные эксперименты. «Кроме того, в восточной мифологии лягушка едва ли не обожествлена. В христианстве же она вообще сравнивается с образом Христа, а коварная и злобная жаба – с дьяволом».

– Пафос в чем?

– Пафос в том, что жаба способна заживлять раны, – терпеливо объяснила мне Соня. – Положи ее себе на фингал и постарайся расслабиться.

Разве может больная, беспомощная женщина, побывавшая в самом сердце ада, сопротивляться силе и ловкости пятерых здоровых родственников?! После долгих пререканий ошалелого Жбана водрузили мне на лицо. Он недовольно квакнул и укоризненно уставился на меня своими выпученными глазками.

В этот момент открылась дверь в палату, и на пороге появился оперуполномоченный Федоров. Не один. С бутылкой шампанского и букетом цветов. Завидев серо-зеленый нарост на левой щеке обожаемой женщины, он выронил игристое и горько заплакал.

Ситуация усугубила Соня:

– Видишь, Эфа, любовь настоящего мужчины не знает границ. Федор Федорович – настоящий мужчина и полюбит тебя всякую… Не так ли, Федор Федорович?

В ответ раздался горький всхлип.

«У-у, как все запущено», – сказал Королев, наблюдая за стартом Юрия Гагарина.

ГЛАВА 33

– Переживает, – одобрительно прошептал Фима и сунул мне под нос принесенный Федоровым букет цветов. – Наслаждайся! Все для тебя! А мы пока пойдем, покурим, на косяки птиц посмотрим.

– Какие косяки птиц?

– Да это я так, для разрядки ситуации, – зачастил дядька. Негоже женщине смотреть на скупые мужские слезы. – И добавил: – Настоящие мужчины плачут редко, мало и в одиночку. Ничто так нас не украшает, как скупая слеза, – и надрывно продекламировал:

Улиткой соленой скользит по щеке

мужская слеза.

Я плачу.

По мне, слезы Федорова, скорее, напоминали плач Ярославны у Ниагарского водопада. Но разве кто-то захочет выслушать мнение бедной женщины, прикованной к больничной койке голодным крокодилом, пересушенным жабом и снопом воняющих цветов?! Разумеется, нет. У родственников появился магнит попритягательней: дед и Фима изо всех сил сдерживали любопытный напор женской половины нашей семьи. Бабоньки действительно вошли в раж: когда еще увидишь рыдающего оперуполномоченного на осколках любви и шампанского?! Бабушка старательно гладила Федора по намечающейся лысине, Соня подталкивала крутым упругим бедром к двери, а Ольга рвала на груди кофточку. Смысл последнего действа так для меня и остался загадкой. Но как ни странно, именно это и привело Федорова в чувство: увидев шарообразные прелести, Федоров икнул и попятился к выходу. За ним устремились остальные. На полу остались цветные шарики, пластиковые стаканчики и пустые бутылки от шампанского.

От полной безнадежности я принялась разглядывать подаренное чудо флористики. В середине цветочной композиции красовалось нечто, внешне напоминающее мутирующий ананас – красно-зеленого цвета с отвратительными прожилками и сушеным ирокезом. Ананас обнимали веточки с игольчатыми листьями. На каждом листочке сидело по божьей коровке. Божьи коровки, все без исключения, гнусно улыбались. Общее впечатление скрашивали парочка сморщенных роз и редкие кустики ярко-красной гвоздики. В качестве вспомогательных аксессуаров неизвестный мне мастер использовал птичьи перья, выкрашенные в кислотный цвет и гофрированную упаковку с огромным бантом. На банте болталась маленькая открытка: «Пусть этот букет выразит мои чувства к тебе».

Народ безмолвствует. Безмолвствует народ. Я еще раз внимательно изучила креативное творение. М-да, чувства, впрочем, как и вкус, у моего бывшего явно хромают. Ты сказать-то что хотел, милый друг?! Что, к примеру, означают перья и божьи коровки? С первыми у меня ассоциируется только местная птицефабрика, со вторыми – детская считалка. Языка цветов, я, можно сказать, и не знаю. Воспринимаю флору чисто интуитивно, хотя полным профаном себя не считаю. Помню, к примеру, что роза во все времена считалась королевским цветком. В Древней Индии и Египте пользовалась особым почетом. У индусов даже существовал закон, по которому каждый принесший царю розу мог просить у него все, чего только пожелает. Как представлю эту картину, сразу бегу в цветочный магазин. Закупать розы. Во времена царствования Нерона разведением роз занимались сотни садовников. Император обожал пиры, где его гостей осыпали лепестками роз. В древнегерманских сагах роза посвящалась царице неба Фригге, во многих местностях до сих пор ее называют Фриггадорн. Рвать ее позволялось только в пятницу – день, посвященный Фригге. По другим легендам, роза росла на местах, где прежде были капища и где совершались кровавые жертвоприношения. С чайной розой все понятно – измены, разлуки и нахрапистость отечественного шоу-бизнеса. Голубая роза перестала быть мечтой, а стала японской реальностью.

Нет, чтобы мне подарить голубую розу! Вручил ананас и красные гвоздики. Ананас, бог с ним, к нему претензий не имею: штука полезная и вкусная, даже в таком неприглядном виде. Но вот гвоздика… Цветок революций и похорон. Ай да, Федор Федорович, уважил!

С трудом дотянувшись до телефона, я набрала номер Ляльки, продавщицы цветочного бутика «Орхидея в заснеженном саду». Лялька отозвалась так быстро, словно сидела и ждала моего звонка.

– Привет, Эфа! Какими судьбами? – затараторила она.

– Да вот, вернулась с того света и решила позвонить.

– Как там погода? – совершенно серьезно спросила подруга.

– Холодно. Ветер. Темнеет рано.

– У нас также, – проинформировала она меня. – И еще дождь.

– Осень, – подытожила я содержательную беседу. – Ты в языке цветов разбираешься?

– А то! – с воодушевлением воскликнула Лялька. – О них я могу говорить часами. Знаешь, что искусство дарить цветы появилась около двух тысяч лет назад?

– И тогда же люди придумали гофрированную упаковку?

– Опять шутишь! Особое отношение к цветам существовало почти во всех странах, кроме России.

– Опять мы позади планеты всей!

– Эфа! В Китае, к примеру, был культ пиона. А в Японии уже в XII веке устраивали празднества в честь цветения сакуры, хризантем, других цветов. В Стране восходящего солнца даже высший орден носит название цветка – орден Хризантемы. О как! Только вдумайся – орден Хризантемы. А уж об искусстве икебаны не слышал только ленивый. Японскими теоретиками икебаны разработана сложная концепция, элементы которой заимствованы флористами всего мира.

– Вот-вот, с этого места поподробнее, – попыталась я перебить подругу. Но Лялька уже закусила удила и мчалась по цветочным Европам галопом:

– Более двух веков назад на одном из домов Амстердама появилась плита с надписью: «Этот дом в 1634 году был куплен за три луковицы тюльпанов». Представляешь, один дом за три луковицы!

– Не представляю. У нас дом не купишь и тонну луковиц, хоть каких: тюльпановых или репчатых. Мне про тюльпаны не надо! Мне надо про язык цветов.

– Вот я и говорю, любой образованный человек должен знать все о тюльпанах.

– Опять двадцать пять!

– Молчи и слушай. В свое время тюльпанная лихорадка охватила голландцев всех сословий. Люди продавали имущество, давали расписки за луковичку тюльпана, которую можно было посадить осенью, а весной разбогатеть. За одну луковицу платили до 13 000 гульденов. Из Голландии тюльпаномания перекинулась на соседние страны и «расползлась» по Европе.

– Давай поближе к нашей стране, – взмолилась я, изнывая от любопытства. Черт побери, что же означает этот кошмарный ананас?

– Ни в языческой, ни в христианской Руси почтения к цветам не было. – Лялька выстрелила новой порцией цветочной информации. – Садовники в царских дворцах появились лишь в XVIII веке. Поэтому у нашего народа не сложилось ни традиций, ни вкуса. В доме – буржуазная герань. В офисе – кактус с наклеенными глазками, в подарок – исключительно километровые розы.

– Ляля! Повешу трубку!

– Ну, хорошо, хорошо, – снизошла подруга. – В прошлом веке существовал целый «язык цветов». Каждый цветок отождествлялся с какой-то фразой, например: «Вы, прекрасно поете», «Когда мы встретимся?», «Оставьте меня в покое» и т. д. например количество колокольчиков на веточке ландыша указывали время любовной встречи. Незабудки гарантировали хорошую память дарителя. В наше время основные правила забыты. Есть только некоторые условности.

– Какие?

– Розы принято дарить только женщинам, мужчинам – гвоздики. И вообще, цветы мужчинам вручают редко – исключительно на юбилеи. Ярких, огненно-красных цветов, как правило, не дарят пожилым и замужним женщинам: когда-то такой подарок расценивался как пылкое признание в любви. Невестам часто вручают белые букеты – символ чистоты и невинности. Хотя в последнее время приоритет стал отдаваться красным розам. Видимо, с чистотой и невинностью в стране наметилась напряженка. Некоторые предпочитают не дарить желтые цветы, символ измен и разлук. Не дарят каллы – цветы смерти. Хотя, на мой взгляд, это тоже условность.

Так, что там у нас еще… Количество цветов в букете, согласно традициям, должно быть нечетным. Дарить букет можно в целлофановой или бумажной обертке, корзинках, а также в горшках. Получивший должен развернуть цветы сам. Если в гости приходит пара, цветы хозяйке следует вручать мужчине.

Гармоничными цветовыми сочетаниями в букете считаются: желто-фиолетовый, красно-зеленый (листья), оранжево-голубой. Более или менее допустимы такие сочетания, как желто-красный, сине-красный, желто-синий, фиолетово-оранжевый. Белые цветы отлично смотрятся с любыми другими. Очень красивы бывают букеты из растений одного цвета, но разных оттенков, например, из роз – от темно-вишневых до бледно-розовых. Во всех случаях я рекомендую букеты, составленные из цветов одного вида. С другой стороны, некоторые цветы нельзя объединять вместе. Например, розы не выносят чужого присутствия и в этом случае погибают очень быстро. А вот такие цветы, как ландыши, нарциссы, резеда, душистый горошек, наоборот, губительно воздействуют на своих «соседей». Что касается гвоздик, то они тоже не терпят чужаков: и сами погибнут, и соседа изведут. Размещать цветы в букете нужно не слишком густо. Головки цветов не должны касаться друг друга. Более крупные и темные цветы должны располагаться ближе к центру букета, чем мелкие и светлые. При составлении букета можно использовать не только цветы, но и листья, травы и даже плоды.

– О! Наконец-то мы подобрались к самой сути, – прошипела я, выдергивая букет из пасти крокодила. – Что означает ананас?

– Ананас? – задумалась подруга.

– Слушай, у меня в середине букета торчит то ли фрукт, то ли овощ, отдаленно схожий с ананасом. Что сие означает?

– Сие надо понимать буквально, – ответила подруга. – Тебе надо худеть. Ананас ведь идеальное средство для похудания.

– Сволочь! Это я не тебе. А чертополох что символизирует, на нем еще божьи коровки приклеены.

– Сколько божьих коровок? – деловито переспросила Лялька.

– Тринадцать, – после секундного замешательства ответила я.

– Черт его знает. О! Поняла! Чертова дюжина да еще на чертополохе. Намек на твой отвратительный характер.

– А птичьи перья кислотно-голубого цвета?

– Ты можешь быть ангелом, но не в этой жизни.

– Еще и издевается, гад! Тут еще две чахлые розы неопределенного оттенка и ярко-красные гвоздики.

– С этим все понятно: розы означают любящие сердца, вынужденные пребывать в разлуке, а гвоздики – мятежный дух дарителя.

– А в комплексе?

– Понятия не имею, – вздохнула Лялька. – Сейчас такие идиоты приходят. Вот сегодня один такой для своей любимой женщины попросил составить романтический букет. Спрашиваю его: мол, какой характер, внешность. Он в ответ: характер идиотский, внешность ведьмы. Ну, я и составила. У нас еще с прошлой презентации валялся «ananasys vulgaris», немного подпорченный, весь в прожилках, обвила чертополохом, божьих коровок налепила для смеху, гвоздик жутких и перышек добавила. В общем, убойный вариант получился. Мы с девчонками потом так смеялись. Вот повезло кому-то! Романтический букет…ОЙ!

– Ляля!

– Эфа, я не хотела… Честное слово…

– Когда найдешь в себе аргументы для извинений, позвони, я тебя выслушаю.

Букет отправился в мусорное ведро. Крокодил в реанимацию – бодрить безнадежных больных, а жбан – в лабораторию, руководить опытами. Я же, с трудом передвигаясь, побрела на поиски родичей.

Посетители обнаружились в ординаторской в ответственный момент спаивания медперсонала. Молоденькие сестрички прижимались к Федорову, Ольга пыталась охмурить толстого главврача, остальным дед показывал карточные фокусы.

– А вот и Эфа! – неестественно воскликнул Федоров, стряхивая с колен миниатюрную сестричку. – Знакомьтесь, девочки… наш засланный казачок. Мы ее… это самое, ик, в берлогу к убийце засунули…, ик, то есть в логово… то есть в агентство…

– Как романтично! – прошептала одна из девиц. – Прямо как у Агаты Кристи.

– Не, лучше, – протянул Федоров. – Как у братьев Вайнеров.

Может, мне в обморок упасть? Тогда и внимание на меня обратят!

– Так вот, – продолжал Федоров, кося на меня масляным взглядом. – Есть такое понятие «на живца». Вот Эфа и стала живцом. Вывела нас на секту. А мы их и повязали… Прямо на месте преступления. Если бы вы знали, девочки, как она была хороша: полуобнаженная, у горла кинжал…

– У груди, – внесла я важную поправку.

– Сначала у груди, а потом уже на горле, – не смутился Федоров.

– Как бы я хотела быть на ее месте, – медсестричка в притворном испуге прижалась к рассказчику.

– Значит, ты все знал, – я смотрела на него упор.

Федоров покраснел:

– Почти, – и заторопился в объяснениях: – Я знал, что в «Эдеме» не все чисто. Три трупа за полгода – не шутка. Но как бы я раскрыл убийство Ани? У меня нет ни людей, ни времени, ни средств. А ты бы все равно туда влезла, что я, тебя не знаю! Ведь влезла же… Я специально оставил ключи от Аниной квартире, при обыске мы не тронули ее папку с расследованиями. А потом оставалось следить за каждым твоим шагом. Ты сама привела нас к убийце. И за это огромное тебе человеческое спасибо.

– Огромное тебе человеческое пожалуйста. Ты был в зале, когда меня собирались убить! Был и ничего не сделал!

– Я бы сорвал операцию! – Федор сорвался на мужской визг. – Тебе ничего не угрожало. Ну, остался бы шрам на шее или на груди. Зато мы их всех взяли. С поличным.

– И маркиза?

– И Маркиза! – он кивнул на газету в руках у врача. – Вот он, во всей своей красе.

Меня била слепая ярость: мало того, что этот гад подарил мне букет, составленный из вторсырья, так он из меня сделал посмешище. Про «живца» я и вовсе молчу:

– А ну-ка, девочка, слезь! – сестричка безропотно покорилось. Иногда со мной лучше не спорить. Я подошла к Федорову и, взяв, его за ворот, рывком подняла с места. В груди снарядом разорвалась дикая боль. Притянув ошарашенного Федорова к себе, я нежно поцеловала его в губы:

– Это тебе за блестящее раскрытие убийства.

Он улыбнулся:

– Я всегда говорил, что ты умная женщина…

– Когда женщине говорят, что она умная, подразумевают, что она круглая дура, – подала голос Ольга.

– Эфа – не дура, она умная, человечная и очень красивая, – расслабился Федоров, решив, что все плохое уже позади.

– А еще она идиотка и ведьма, – спокойно добавила я и дала ему пощечину: – А вот это тебе от меня. За все хорошее.

Боль в груди раздирала на части, с трудом повернувшись, ковыляя и мысленно поскуливая, я направилась к выходу, но на мгновение остановилась:

– Знаешь, Федоров, а он даже в чем-то лучше тебя, – я кивнула на газету. – По крайней мере, он не обещал ничего невозможного: он просто хотел меня убить.

С фотографии по-прежнему беззаботно улыбался Станислав Корнилов, еще один мужчина, которым пусть и на минуту, но я позволила себе увлечься.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю