Текст книги "Старая шкатулка"

Автор книги: Амиран Кубрава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Приехав на работу, я позвонил Евгению.

– Вот и тронулся лед, – сказал он.

– Мне кажется, он еще больше затвердел. Срочно допроси Перегудова. Лишь после этого сможем сказать, тронулся ли.

– Его-то допрошу, но нужен акт экспертизы, Зураб. Думаю, иначе он и рта не раскроет.

– К тебе едет работник милиции с актом и протоколом изъятия парабеллума у Учавы, – сказал я.

На следующий день Женя позвонил сам.

– Зураб, Перегудов признался, что пистолет ему передал Шоуба.

– Замечательно! – воскликнул я.

– Подожди, не торопись, – охладил он меня. – Перегудов сказал, что не знает, почему Шоуба подговаривал его убить Дроганова, и какую цель преследовал, передавая пистолет.

– Значит, Шоуба подстрекал Перегудова?

– Да. Маленький просвет в твоем деле уже есть. Но возникает вопрос: почему Шоуба был заинтересован в убийстве Дроганова? – задумчиво проговорил Женя и добавил: – Долго Перегудов мучил меня, но добил-таки его акт экспертизы, особенно фотоснимок пистолета. Шоуба уже не должен отвертеться.

…Протокол допроса Перегудова, который привез работник милиции, мне ничего нового не дал. Все то, что там прочел, я знал со слов Жени, но вкратце. Перегудов размахнулся на несколько страниц, тогда как все это можно было вместить в одну. Самое главное, что я вынес из протокола, то, что Шоуба подстрекал Перегудова на убийство Дроганова и передал ему за несколько дней до этого пистолет системы парабеллум.

Я доложил обо всем Владимиру Багратовичу и прокурору республики, который подписал постановление об аресте Шоубы.

Я допрашивал Шоубу в кабинете Шоты Гагуа. Ахра еще не вернулся из командировки.

– Вот что, Алеша, раньше ты еще мог водить нас за нос, но сейчас я располагаю такими данными против тебя, что ничего возразить не сможешь.

Шоуба молча и внимательно слушал. Было видно, что он заметно похудел.

– Будь благоразумен и расскажи все, без утайки, пока я не сталприводить доказательства. – Я положил ладонь на папку с делом по убийству Лозинской.

– О чем должен рассказать?

Я почувствовал, что Шоуба держится только усилием воли, и пожалел его.

– О многом, Алеша, – сказал я тихо. – Начни сам, пока не стал напоминать.

– Напоминайте, – махнул он рукой.

После этих слов исчезла всякая жалость к нему.

– Знаешь ли ты Учаву? – загнул я палец.

– Впервые слышу эту фамилию. Вы думаете, я знаком со всеми, кто вас интересует?

– Та-ак… О Перегудове мы говорили в прошлый раз. Надеюсь, не забыл наш разговор?

– Нет. До гроба буду помнить.

– И слава богу. Не забыл, что Перегудов убил Дроганова?

– Ну, убил так убил. Зачем об этом напоминать?

– А затем, что Перегудову пистолет передал ты!

Я думал, что пошлю Шоубу хотя бы в нокдаун, но он удержался на ногах.

– Ну-у, скажете тоже! – протянул он осторожно.

Я молча вынул из папки протокол допроса Перегудова и положил перед ним:

– На, читай.

Шоуба быстро прочел написанное. Его фамилия была подчеркнута несколько раз, и не понять, о чем в протоколе речь, было нельзя.

Шоуба посмотрел на лицевую сторону протокола, и, убедившись, что показания принадлежат Перегудову, сказал:

– Это могли сочинить и сами. Мне нужен живой Перегудов. Хочу на него посмотреть. А бумага что? Она все стерпит!

– Она-то все стерпит, но почему ты испытываешь мое терпение?

– Что делать? – пожал он плечами, – Знаю, что доставляю хлопоты, но все это так серьезно, что не могу поступить иначе. – Он вновь заговорил нормально. – Поймите меня правильно.

– Значит, Перегудову пистолет не передавал?

– Нет,

– Ну что ж… Тогда прочти это и распишись. – Я протянул ему постановление об аресте.

– Ого! – сказал он, прочитав лишь заголовок. – Это за какие заслуги?

– Прочти до конца, узнаешь… Впрочем, ничего нового для тебя там нет.

– Читать его не хочу, подписывать – тоже.

– Поступай, как знаешь. Но учти, чтоб это не вышло тебе боком.

Я взял постановление, сделал отметку об отказе от подписи и вызвал конвой.

– Мой тебе совет, – сказал я напоследок, – подумай на досуге, может, пойдет на пользу.

Шоуба ничего не ответил, а когда появился милиционер, с независимым видом поднялся и направился к выходу.

В тот день прокурор республики подписал постановление об этапировании Перегудова к нам.

Несколько раз приходила мать Шоубы, плакала, а я тихо и вежливо успокаивал ее. Появились и другие ходатаи, которых подняла на ноги бедная женщина, но и они ушли ни с чем.

После доставки Перегудова, я допросил его: он упорно держался прежних позиций.

И тогда я устроил встречу Шоубы и Перегудова. Задавая традиционный вопрос, знают ли они друг друга и в каких взаимоотношениях находятся, заметил, что Шоуба сделал какой-то знак Перегудову.

– Шоуба, – сказал я строго, – добьетесь того, что посажу вас спиной ко всем.

Он сомкнул губы и, показалось, с ненавистью посмотрел на меня.

– Перегудов, – не меняя тона, спросил я, – подтверждаете ли вы показания, данные ранее?

– Да, – он поправил очки на переносице.

Я следил за Шоубой, чтобы тот не выкинул еще что-нибудь.

– Тогда расскажите, как и при каких обстоятельствах совершили убийство Дроганова? – Я умышленно не задал вопрос, какую роль при этом сыграл Шоуба.

Перегудов кончиком пальца вновь поправил очки, но отвечать медлил.

Неужели и этот задумал какую-нибудь каверзу? Я уже был сыт по горло выходками Шоубы, и, если нечто подобное последовало бы от Перегудова, не знал, как вести себя дальше.

– С самого начала? – спросил, наконец, Перегудов.

– Да, – ответил я, подумав, что никакого неожиданного хода он не предпримет.

И не обманулся. Перегудов стал негромко рассказывать о взаимоотношениях между Дрогановым, ним и его женой, о своей ревности, о том, что Шоуба еще больше разжег ее, а потом передал пистолет…

– Что? – вскинулся»Шоуба, и такая ярость появилась в его голосе, что я испугался, как бы это не повлияло на Перегудова.

– Тихо! – приказал я. – Значит, он дал вам пистолет, – обратился к Перегудову. – А марку помните?

– Да. Парабеллум. Об этом пистолете я читал только в книгах,

но видеть не приходилось. Ведь он немецкий, верно?

Шоуба сидел уже спокойно, но побелевшие костяшки сцепленных пальцев выдавали его волнение. Гагуа прохаживался по кабинету, стараясь быть поближе к Шоубе.

– Я спросил у Шоубы, – продолжал Перегудов, – зачем мнепистолет, а он говорит: «Как зачем? А Дроганова пальцем убьешь?» Тогда я сказал, что у меня и в мыслях не было его убивать. Шоуба рассердился, назвал меня тюхой и… это обозлило меня. Три дня мучился, хотел даже вернуть пистолет Шоубе, но он снова появился, как злой дух, и – тогда я решился… Дальше вы знаете.

– Но Шоуба не слышал вашего рассказа.

– Как? Я передал ему пистолет и все выложил! – недоуменно произнес Перегудов.

– Да, но сейчас, на очной ставке, он еще раз хочет услышать об этом.

Перегудов поморщился, но пересилил себя:

– Я решил начистоту поговорить с Дрогановым и пошел к нему на квартиру. Он был один, под хмельком. Я выложил все, что о нем думаю, но он засмеялся и заявил, что Полина сама сделала выбор и, кажется, не ошиблась. Да и ему она нравится… Тогда я не выдержал и… выпустил в него несколько пуль. Он упал, а я ушел, хлопнув дверью. Отыскал Шоубу, вернул пистолет и обо всем рассказал. Он положил оружие в карман, сказал, что я настоящий мужчина, и мы разошлись.

– Скажите, с какой целью Шоуба склонял вас к убийству Дроганова? Почему он в этом был заинтересован?

– Не знаю, – ответил Перегудов и опустил голову.

– Значит, если бы не Шоуба, вы не совершили убийства Дроганова?

– Нет.

Я не уследил за Шоубой: его словно что-то подбросило вверх. Перегнувшись через стол и чуть не лежа на нем, он обеими руками схватил Перегудова за шею и стал душить. До этого, со слов работников милиции, знал, что Шоуба – неуправляемая личность и может вытворить что угодно, поэтому очную ставку проводил в присутствии Гагуа, который еле оторвал руки Шоубы от горла Перегудова. Очки Перегудова упали на пол, но, к счастью, не разбились. Иначе пришлось бы прекратить очную ставку: без них Перегудов не годился никуда.

Шоубу била мелкая дрожь. А с Перегудовым словно ничего и не случилось: он надел поданные Гагуа очки, а потом два-три раза потер шею и успокоился на этом.

– Возьмите себя в руки, Шоуба, – сказал я, видя, что его все еще продолжает трясти. Было ясно, что это не со страху, а от ярости.

Я встал, прошелся, вернулся к столу и спросил Шоубу:

– Ну, как, будем продолжать?

– Как вам будет угодно! – наконец, хрипло произнес он.

– Тогда ответьте: подтверждаете ли вы показания Перегудова?

– Нет. Его показания с самого начала ложь, провокация и… – употребил нецензурное слово Шоуба, но стыдить и призывать его к порядку я не стал. – Перегудов сам мне говорил, что убьет Дроганова, а я отговаривал… Так же было, ты, четырехглазый?!

– Нет.

– Ух!.. – по-абхазски выругался Шоуба. – Ты тонешь, зачем нужно меня тянуть на дно? Скажи следователю, что пошутил.

– Я не шучу, а говорю всерьез.

– Вы не передавали Перегудову пистолет и не подговаривали его убить Дроганова? – спросил я Шоубу.

– Нет.

Когда очная ставка была окончена, милиционер увел Перегудова. Шоубу я оставил в кабинете – были еще вопросы.

– Будешь дальше запираться?

– Я сказал святую правду. – Шоуба немного пришел в себя, развязный тон вновь вернулся к нему.

– Ой ли?

– У вас такая профессия – не верить никому.

– Почему же? Я всегда верил и буду верить честным людям. Ну ладно… Во время последней беседы…

– Не беседы, а допроса, – тихо перебил Шоуба.

– Так вот, во время того допроса я упоминал об Учаве… Интересная получается вещь: он сейчас сидит, знаешь за что?

Шоуба не проронил ни слова.

– У него изъят… – я помедлил, – парабеллум…

– Какое я имею отношение к какому-то Учаве?

– Самое прямое. То, что я сообщил, только присказка, а сказка впереди – Дроганов убит из этого парабеллума. – Я стал раскуривать сигарету.

– Да-а, головоломка! – протянул Шоуба, но я понял, что он насторожился.

– Ничего подобного! – воскликнул я. – Никакой головоломки нет. Все ясно, как божий день. Перегудову пистолет передал ты, а после убийства Дроганова, он вернул его тебе. Учава в Краснодар не ездил и не знает, кто такие Перегудов и Дроганов – это нами доказано. Да к тому же во время убийства Дроганова Учава лежал в больнице – ему удалили аппендикс… Что из этого следует? А ну, пораскинь-ка мозгами! Ответ напрашивается сам собой: пистолет сослужил вам службу, – я нарочно употребил последнее местоимение во множественном числе, – он жег руки и надо было от него избавиться. Выбрасывать жаль, и он перекочевал к Учаве, горячо возжелавшему иметь оружие… Ну, как? Продолжать?

В кабинете стояла тишина. Шоуба молчал, а Гагуа углубился в чтение какого-то документа.

– Это был неверный ход, Алеша. Пистолет надо было уничтожить сразу, но жадность ваша, – я вновь употребил множественное число, – помешала. Она сгубила многих, в том числе тебя, и… Хатуа. Скажешь, не знаешь Хатуа? Не смеши меня, пожалуйста! Отрицать очевидное – глупо и, что главное, пагубно… Я нарочно не задавал вопроса о Хатуа, думал, сам его вспомнишь… Итак, что связывает тебя с Хатуа? Только быстро! Учти, правдивость принесет тебе лишь пользу. Ну, начали!

– Допустим, знаком я с Хатуа… Что дальше?

– Алеша, если стану приводить доказательства, будет хуже…

– Ничего я не знаю, – скривился он.

Я некоторое время смотрел на него, но Шоуба уставился в стол, упрямо сомкнув губы.

– Читай это. – Я положил перед ним акт экспертизы по пистолету.

Он прочел и глухо произнес:

– Об этом знаю с ваших слов…

Сейчас наступило время задать тот вопрос, который давно вертелся у меня на языке.

– Где ты находился в октябре прошлого года?

Он вскинул голову:

– Как – где? В Краснодаре, в институте. Грыз гранит науки!

– Целый месяц грыз?

– Да.

– В октябре прошлого года ни разу не пропускал лекции или не выезжал куда-нибудь? – уточнил я.

– Нет, – мотнул он головой.

– Тогда читай это! – На стол легла справка из института, где он учился, подписанная ректором. Она была получена от Жени давно, но я решил не показывать ее Шоубе до поры до времени, ожидая подходящего момента. И вот сейчас такой момент наступил. Справка гласила, что студент Шоуба А. Р. в октябре прошлого года отсутствовал двадцать дней без уважительной причины, а раньше у него таких продолжительных пропусков не было. В ней, хотя она и не была характеристикой, имелся крайне отрицательный отзыв о Шоубе.

– Прочел? – спросил я, когда с побледневшим вдруг лицом он вернул справку.

Шоуба ничего не ответил и неожиданно зевнул. Я понял, что зевота напала на него не от равнодушия, совсем наоборот. Я иногда замечал у людей такое состояние.

– Именно в те дни, Алеша, когда ты отсутствовал в институте, в Сухуми была убита Лозинская Наталья Орестовна, – не давая ему опомниться, сказал я и почувствовал, что должен, наконец, наступить перелом. – Ну, что скажешь?

– Дайте подумать. – Снова судорожный зевок скривил его рот, который на этот раз он прикрыл ладонью.

– Только полчаса, – сказал я жестко, – и – ни минуты больше!

– Говори правду, парень, – подал голос до сих пор молчавший Гагуа. – Это же тебе зачтется!

– Ладно, – Шоуба поднялся, – пусть меня уведут…

Что через полчаса скажет Шоуба? Я боялся, что он снова выкинет какой-нибудь фортель. Полупризнание, если бы оно последовало от него, было ни к чему. Я хотел, чтобы Шоуба выложил все. Ведь я так мало знал! Свою беседу с ним строил лишь на домыслах и предположениях и опасался допустить ошибку.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Когда Шоубу вновь привели ко мне, он некоторое время молчал, а потом угрюмо произнес:

– Ладно, так и быть, расскажу все, что знаю… Но учтите, я сам… – Он пошел на торг, и это уже было хорошо.

– Конечно, – ответил я. – Но если расскажешь все, до конца. Если же остановишься на полпути, или же свернешь в сторону, – пеняй на себя!

Шоуба согласно кивнул, кашлянул, прочищая горло, а затем сипло произнес.

– Вы меня не перебивайте… Ладно?

– Договорились, – ответил я.

Шоуба опять кашлянул и, перейдя на нормальный язык, стал рассказывать историю, которая в общих чертах давно созрела в моем воображении. По его словам, выходило, что Дроганов, показав рисунок, объяснил, кто его нарисовал и что крылось за ним, а затем предложил поехать в Сухуми и узнать, действительно ли существует такая старуха, у которой имеются драгоценности, изображенные на рисунке. При этом Дроганов заявил, что его идея стоит денег, но поехать вместе с Шоубой отказался, – завертится карусель, выйдут на него, сразу узнают, что он ездил в Сухуми, а там уж не отвертишься… Дроганов также сказал, что ему нужно быть осторожным, поскольку ни сестра, у которой тайком стянул рисунок, ни Полина ничего не знают о его намерении, а в таких делах всегда нужно быть подальше от женщин.

– Хотя рисунок был у меня в руках, – проговорил Шоуба через силу, – я все-таки сомневался в существовании старухи с драгоценностями и сказал об этом Дроганову. Он ответил, что, мол, поезжай в Сухуми, разузнай, правда ли это, а потом уж решай, как быть дальше… В Сухуми, – Шоуба на мгновение умолк и посмотрел на меня беспомощными глазами, – я нашел… Валеру Хатуа, рассказал ему все и показал рисунок. Валера вытаращил глаза и обещал узнать, так ли это. Через день нашел меня и сказал, что такая старуха на самом деле существует, но есть ли у нее драгоценности, не знает… Мы разработали… план – решили установить, есть ли люди, которые знают о старухе и ее драгоценностях, и наткнулись на одного врача…

– Ганиева, – невольно вырвалось у меня.

Шоуба вновь беспомощно улыбнулся:

– Да, Ганиева Игоря Филипповича… Вы все, конечно, знаете, так зачем выпытываете?

– Продолжай.

– У Валеры талант быстро находить общий язык с людьми, и Ганиева он обхаживал недолго. А потом так получилось, что мы пригласили его в ресторан. Врач оказался разговорчивым и за рюмкой водки признался, что у старухи хранится шкатулка с драгоценностями… О рисунке мы, конечно, не говорили, иначе он мог докумекать, кто мы такие.

– С какой стати Ганиев так разоткровенничался? – Я не смог скрыть удивления.

Шоуба же не сумел сдержать улыбки;

– Валера ведь хохмач, и представился, что мы – работники нашего музея. Сказал, что музей за такие драгоценности отвалит кучу денег, что нахождение их в частных руках – грех великий, и все такое прочее… И назвал такую сумму, что у меня потемнело в глазах, а Ганиев чуть слюну не стал пускать…

Я сделал усилие, чтобы не засмеяться: наконец-то понял суть и помыслы Ганиева – перед ним забрезжила надежда стать совладельцем большой суммы. Лозинская, продав государству драгоценности, уже не могла унести их в могилу, и деньги достались бы ему, Ганиеву.

– Но она – крепкий орешек, – предостерег нас Ганиев. Валера ответил, мол, сделает так, что она сама принесет драгоценности в музей. Он, дескать, через неделю заявится в гости к старухе вместе с экспертом-ювелиром, который оценит вещи и составит бумагу. Врач пообещал не говорить старухе ничего, и на этом мы разошлись… Закурить можно? – неожиданно спросил Шоуба.

– Пожалуйста. – Я пододвинул пачку сигарет и зажигалку.

Шоуба осторожно вынул сигарету, щелкнул зажигалкой, прикурил.

Затем медленно, без стука, опустил зажигалку на стол и, отгоняя дым рукой, вновь изобразил на лице улыбку, означающую, наверное, что наше примирение состоялось:

– Мы с Валерой убедились, что у старухи на самом деле имеются ценные вещички и есть чем поживиться, и решили ее обокрасть, Валера проник к ней на квартиру днем. Я стоял на стреме. Через полчаса он вышел. Увидев меня, плюнул и пошел по улице. Я догнал его. «Зачем я рисковал? – спросил он. – Там, кроме пыли и мышей, ничего нет». «А ты везде пошурудил?» Он посмотрел на меня, как на идиота, снова плюнул и ответил; «Не первый раз, знаю, как делается». Мы разошлись, а через три дня Валера сам прибежал ко мне; «Старуху кто-то убил!» – «Откуда известно?» – «Да весь город говорит… Ты что, глухой?» А потом предупредил; «Смотри, никому не проговорись, а то могут подумать, что я убил старуху. Нужна она мне сто лет…»

Рассказ Шоубы был настолько неожидан, что я растерялся. Услышав начало, предвкушал победу, но конец сбил с панталыку. Рушилось здание, которое возводил с таким трудом.

– Значит, Хатуа не убивал старуху и ничего из ее квартиры не брал?

– Нет, могу поклясться. – Шоуба коснулся рукой левой стороны груди. – Когда Валера проник в квартиру, старухи не было. Она куда-то ходила, я даже проводил ее взглядом. После этого Валера и двинул туда… И он ничего не взял, иначе я бы увидел. Так что до сих пор не знаю, были ли у старухи драгоценности, – сделал свое заключение Шоуба.

– Дальше? – спросил я машинально.

– Я поехал в Краснодар и сказал Дроганову, что ничего не вышло, – Шоуба опустил голову, немного помолчал. – Он не поверил, стал кричать и махать кулаками. Я не выдержал, дал ему по морде, сам получил…

– Между вами была драка?

– Да, – подтвердил Шоуба. – У Дроганова, – он немного помялся. – Маховик оказался – будь здоров… Он так изукрасил мою физию, что несколько дней я не выходил из общежития, а об институте и говорить нечего… С тех пор его не видел, а потом узнал, что в Краснодар приехали вы… Дроганов прибежал ко мне с этой вестью. Он был сам не свой и хныкал, что влип в историю с географией – от Полины узнал, что старуха убита. «Чего ты боишься?» – спросил его. «Как – чего? – взвился он. – Я с тобой пошутил, а ты убил ее, старуху эту… Зачем?» Я ответил, что не убивал ее. «Ври больше, – кричал Дроганов, – я так и поверил! Учти, если возьмутся за меня, сразу все выложу: скрывать мне нечего. А то могут подумать, что я все и организовал. А ты знаешь, что за это светит?..» Я не стал его разубеждать. Понял, он сдуру ляп нет такое, что потом не расхлебаешь, и все будут думать: убийство старухи – наших, моих и Валеры, рук дело… И вы так думаете, верно?

Наши взгляды встретились, но я ничего не ответил.

– Молчание – знак согласия, – расценил по-своему мое поведение Шоуба, но я не стал ни подтверждать его умозаключение, ни опровергать его.

– Я вновь поехал в Сухуми, – продолжал Шоуба, – и нашел Валеру. Он тоже запаниковал, и мы стали думать, что нам сделать такое, чтобы Дроганов не свалял дурака, но ничего придумать не смогли. «Хорошо, если меня посадят за попытку кражи, – сказал Валера, – я к этому уже привык, но если еще и убийство приклепают, тогда что? Это – вышка!» Я ушел от него, так и не решив, что делать с Дрогановым…

– Продолжай.

– Я приехал в Краснодар, – вздохнул Шоуба, – и узнал, что меня хотят исключить из института… А виноват Дроганов, ведь из-за бес цельных разъездов по его вине я пропускал занятия, и тут мне в голову ударила моча…

Я поморщился, и Шоуба это заметил:

– Ну-у… решил его угрохать: он ведь мог выдать нас… Но, как говорят, подвалил фарт – в одной забегаловке встретил Перегудова. Он был пьян в стельку. Я давно знал, что Дроганов – любовник Полины, но, увидев Перегудова, понял, что он дошел до точки… Я так, шутки ради, сказал ему, что лучший выход из положения – хлопнуть Дроганова, мол, на Кавказе настоящие джигиты именно так и поступают. Соврал, конечно. А он: «Сколько мне дадут за это?» Говорю: «Не больше восьми лет». «А не расстрел?» « Да ты что, чокнутый? – ответил я. – Расстрел, знаешь, что такое и за что его дают? Посмотри кодекс!» Он глянул на меня, и я заметил, что он плачет. Потом сказал, что убьет Дроганова… Я подумал, что это пьяный треп, не больше. И ушел. А через три дня Перегудов нашел меня. Был он как помешанный, твердил, что Дроганов оскорбил его. «Я убью его, я убью его!» И дернула меня нелегкая спросить: «Тогда чего ждешь?» – «А чем – пальцем? – ответил он. – Если имел бы что-нибудь, убил бы, как собаку!» Тогда я достал из карма на пистолет… – Шоуба умолк и, вынув платок, неслышно высморкался. – Он сразу стал серьезным, а потом сказал, что не умеет с ним обращаться. Я объяснил… Через три дня Перегудов отдал мне оружие, сказав, что одной сволочью на земле стало меньше.

– Перед убийством ты подходил к дому, где жил Дроганов? – спросил я.

– Да, несколько раз… Хотел узнать, когда он один будет в квартире. Перегудов об этом просил. Сам он ждал за углом. Я подкараулил, когда Дроганов приехал домой в обеденный перерыв, сказал Перегудову, а сам дал деру. В тот день Перегудов его и… – Шоуба щелкнул языком и, вытянув указательный палец правой руки, несколько раз согнул его, словно нажимая на невидимый курок.

– Если вы, как ты говоришь, не воспользовались драгоценностями Лозинской, то, скажи, откуда тогда у Дроганова автомашина? Да и по ресторанам, говорят, он стал похаживать в последнее время… Как это понять? Одно не вяжется с другим! – Интересно было знать, какой ответ даст Шоуба.

– По-моему, он промышлял наркотиками. – Шоуба высморкался в платок, – Вокруг Краснодара, в колхозах, растет много конопли, и из нее делают гашиш, кокнар…

– Откуда знаешь об этом? – перебил я. – Случайно, не был его клиентом?

– Да нет, – пряча глаза, ответил Шоуба. – Говорят, что и Полина снабжала деньгами, магазин ведь у нее, – добавил он как-то уж слишком быстро, и я подумал, не снабжал ли его самого наркотиками Дроганов для сбыта их в Абхазии? – Я решил поделиться с Валерой и поехал в Сухуми… «Да, наделали мы делов из-за ерунды», – сказал он. Я отдал ему пистолет.

– Где это было? На морвокзале?

– Нет, в другом месте.

– Предлагал ли Хатуа убрать Дроганова?

– Нет. Клянусь прахом отца, он просто сказал, чтобы я как-то успокоил его… И вот что из этого вышло!

– Успокоили… навсегда, – докончил я за Шоубу. – Зачем ты передал пистолет Хатуа?

– Он сам попросил…

– Не знаешь, зачем ему нужно было оружие?

– Нет, – как эхо, отозвался Шоуба.

– Учаву на самом деле не знаешь?

– Неужели вы еще не убедились в этом? – как-то укоризненно произнес Шоуба.

– Ты сам откуда взял пистолет?

– Помните, я говорил, что у меня умер дядя? Так вот, он привез этот пистолет с войны и хранил с тех пор. Я его выкрал и носил с собой. Дядя, правда, поднял шум, узнав о пропаже, но я так и не раскололся.

– Да, ты тоже крепкий орешек, – полупохвалил я Шоубу, вспомнив его рассказ о том, как Ганиев выразился о Лозинской. – Патронами где разжился?

– Патроны в двух обоймах при пистолете. Он был весь в солидольчике… Дядя, видимо, даже не стрелял из него, но регулярно чистил.

Вошел Шота Гагуа, который словно дожидался конца нашего разговора. Только сейчас я понял, что он надолго отлучался из кабинета, но тогда не обратил на это внимания – оно было направлено лишь на Шоу-бу.

Когда Шоубу увели, Шота сказал:

– Могу поздравить: Хатуа нигде нет. Пока ты допрашивал Шоубу, я наводил справки. Словно испарился…

Не заезжая на работу – был поздний вечер – усталый и голодный, я поехал домой.

– Что у тебя под глазами? Посмотри на себя! – встретила меня тревожно жена.

Я подошел к трюмо. На меня глядело почерневшее и ставшее словно чужим лицо. Темные круги под глазами, как синяки.

Приняв душ, поужинал и направился к двери.

– Куда ты? – спросила Манана.

– На работу.

– Но ведь рабочий день кончился! Отдохни, книгу, наконец, почитай. Преступники подождут!

Но дела не ждали. В кабинете по телефону связался с Ганиевым, попросил приехать.

– Уже поздно, – капризно протянул он. – И притом, я не сова, а жаворонок…

– Приезжайте!

Ганиев явился через полчаса. Выглядел так, словно собрался на званый вечер.

– Что, нашли убийц? – спросил он, усаживаясь.

– Ищем, – коротко ответил я.

– До каких пор? – Он уже перешел в наступление.

Я постарался взять себя в руки, но не смог:

– Мешает что-тo, или, вернее, кто-то!

– Кто же именно?

– Например, вы!

– Вы с ума сошли, – негромко произнес он. – Я мешаю следствию? С чего вы это взяли?

– Я располагаю сведениями, – во мне всё кипело, – что два парня еще до убийства Лозинской расспрашивали вас о драгоценностях, и вы подтвердили, что таковые имеются… Было это или нет?

У Ганиева опустились плечи:

– Да, помню такой разговор. Я им рассказал об этом, совершенно не придавая значения… Они представились мне сотрудниками Абхазского государственного музея. Эксперта-ювелира обещали привести… Неужели они, а?

Я не ответил.

– Да не похожи они на преступников, клянусь честью! – Лицо Ганиева покраснело. – Вежливые такие, аккуратно одеты…

– Вы думаете, Игорь Филиппович, преступники ходят в звериных шкурах, с дубиной в руке или с ножом в зубах? – с плохо скрытой насмешкой спросил я. – В дальнейшем вы видели кого-нибудь из них?

– После убийства Натальи Орестовны встретил на улице одного из них… Он отвел меня в сторону и сказал, что если я выну изо рта язык, то отрежет его вместе с головой.

– Поэтому вы и молчали на следствии?

– В основном, да. Знаете, у меня дети, внуки, наконец…

Ганиев сейчас бил на жалость, но я решил не поддаваться чувствам.

– Сможете опознать их?

– Да. – Голос его прозвучал обреченно.

– Тогда берите вот этот протокол и напишите всё, что сейчас

говорили. Укажите приметы парней. И подробно.

После допроса я повел Ганиева на опознание. Ганиев уверенно опознал Шоубу и заявил, что во время того памятного разговора в ресторане этот человек молчал, зато без умолку говорил другой.

Я показал Ганиеву несколько фотоснимков.

– Вот он и вел переговоры, – сказал Ганиев, указав на фотографию Хатуа. – И он после убийства Лозинской угрожал расправой, если кому-нибудь расскажу о встрече с ним.