Текст книги "Гаспар из тьмы. Фантазии в манере Рембрандта и Калло"
Автор книги: Алоизиюс Бертран
Жанры:
Поэзия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
[ВТОРОЕ АВТОРСКОЕ] ПРЕДИСЛОВИЕ
У искусства всегда два противоположных облика: это медаль, одна сторона которой напоминает, скажем, черты Пауля Рембрандта, другая – черты Жака Калло. – Рембрандт – белобородый философ, замыкающийся в своем убежище, погруженный в размышления и молитву, смежающий глаза, чтобы сосредоточиться, беседующий с духами красоты, мудрости и любви и пытающийся любой ценой проникнуть в таинственные символы природы. – Калло, наоборот, игривый, хвастливый ландскнехт, важно расхаживающий по площади, горланящий в таверне, ласкающий цыганских девушек, полагающийся только на свою рапиру и мушкет и заботящийся лишь о своих усах, – И вот сочинитель сей книжечки взглянул на искусство с этих двух точек зрения; но он не слишком ограничивал себя: наряду с манерой Рембрандта и Калло тут встретятся и очерки в духе ван Эйка, Луки Лейденского, Альбрехта Дюрера, Питера Неефа, Брейгеля Бархатного, Брейгеля Адского, ван Остаде, Джерарда Доу, Сальватора Розы, Мурильо, Фюзели [51] [51] Ян ван Эйк (ок. 1390 – 1441) – известный нидерландский живописец и миниатюрист; Лука Лейденский (1494 – 1533) – нидерландский живописец и гравер; Питер Нееф (1578 – после 1656) – фламандский художник, мастер интерьера; Брейгель Бархатный (1601 – 1673) – Ян II Брейгель, по прозвищу Бархатный, внук Питера Брейгеля Старшего, или Мужицкого, фламандский художник, работавший в области жанровой живописи и пейзажа; Брейгель Адский, Питер (1564 – 1638) – сын Питера Брейгеля Мужицкого, фламандский живописец, в чьих картинах получили развитие демонологические мотивы Иеронимуса Босха, духовного учителя его отца; Адриан ван Остаде (1610 – 1685) – живописец голландской школы, уроженец Гарлема; Джерард Доу (1613 – 1675) – голландский художник-жанрист; Сальватор Роза (1615 – 1673) – итальянский живописец, поэт и композитор; Бартоломе Эстебан Мурильо (1617 – 1682) – испанский художник, автор религиозных сцен, трактованных в реалистической манере; Джон (Иоганн) Фюзели (1741 – 1825) – поэт и живописец, уроженец Швейцарии, работавший в Англии. Фюзели, как и Вильям Блейк, был одним из предтеч европейского романтизма, и немудрено, что иные из его полотен и впрямь кажутся иллюстрациями к стихотворениям Бертрана: в них господствует тот же тревожный и загадочный колорит, обстановка полусна-полуяви, а тонкий лиризм соседствует с горькой иронией.
[Закрыть] и многих других мастеров различных школ.
А если у сочинителя спросят, почему он не предварил свою книжечку какой-нибудь броской литературной теорией, то придется ответить, что господин Серафен не объяснил ему механизм своих китайских теней [52] [52] Речь идет о французском театральном деятеле Доминике Серафене, который открыл в 70-е годы XVIII в. в Версале театр марионеток, впоследствии переведенный в Париж и просуществовавший там до середины XIX в. Марионетки в театре Серафена были усовершенствованы по сравнению с народным кукольным театром, что вызывало восторг и удивление зрителей.
[Закрыть] и что Полишинель скрывает от любопытной толпы ниточку, которую приводит в движение его рука. – Он ограничится тем, что подпишет свою книгу:
Гаспар из Тьмы.
Господину Виктору Гюго [53] [53] Первый эпиграф взят из «Стихотворений» Шарля Брюньо (1798 – 1831), близкого друга А. Бертрана, поэта, переводчика и журналиста, сотрудника дижонских листков «Провинциал» и «Зритель». «Стихотворения» Брюньо вышли в Дпжоне в 1831 г., через два месяца после смерти их автора.
Об отношении Бертрана к Виктору Гюго и о его участии в литературном кружке «Сенакль» см. статью Н. И. Балашова в настоящем издании.
[Закрыть]
К жилищу моему для славы путь неведом,
За песней жалобной она не мчится следом;
Та песнь мне одному мила
Ш. Брюньо. Ода
На проказы ваших блуждающих духов, – сказал Адам, – я обращаю не больше внимания чем орел на стаю диких гусей, все чти твари разбежались с тех пор, как в храмах стали проповедовать достойные пастыри и народ услышал святые истины.
Вальтер Скотт. Аббат, гл. XVI
Милую книжечку твоих стихов через сто лет будут, подобно нам, лелеять, как драгоценность, владелицы замков, щеголи и менестрели, она останется декамероном любви и будет служить обитателям поместий утехой их благородных досугов.
Зато книжечка, которую я посвящаю тебе, позабавив, быть может, одно утро двор и горожан, которых порою забавляет какой-нибудь пустяк, к тому времени претерпит то, что суждено всему обреченному на смерть.
Тогда пусть неведомый библиофил извлечет из могилы эту заплесневевшую, трухлявую книжицу, и он на первой странице прочтет твое прославленное имя, которому моего имени не спасти от забвения.
Любопытный высвободит легкий рой моих духов, после того как столько времени серебряные застежки продержат их в пергаментной темнице.
И для него эта находка будет не менее ценной, чем для нас находка какой-нибудь легенды, записанной готическими буквами, с гербом в виде единорога или двух аистов.
Париж, 20 сентября 1836 г.
ФАНТАЗИИ ГАСПАРА ИЗ ТЬМЫ
ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ ПЕРВАЯ КНИГА ФАНТАЗИЙ ГАСПАРА ИЗ ТЬМЫ
ФЛАМАНДСКАЯ ШКОЛА
I. Гарлем [54] [54] Гарлем (Haarlem) – город в Голландии, славный своими художественными традициями, родина знаменитых живописцев Филиппа Воувермана (1619 – 1668), Адриана ван Остаде (1610 – 1685), Якова ван Рейсдаля (ок. 1628 – 1682), Бартоломеуса ван Хельста (1613 – 1670) и др. Особо отметим уроженца Гарлема Питера ван Лаара (1595 – 1642), проведшего большую часть жизни в Италии и прозванного там за свой причудливый нрав «Непоседой», «Прыгуном» («Bamboccio»). Он создал своеобразный вид жанровых картин из народной жизни с комическим оттенком, которые в его честь стали именоваться «бамбочадами». Отсюда французское слово «bambochade» («забавная картинка в народном вкусе»), выбранное Бертраном для первоначального названия своего произведения.
[Закрыть]
Как только амстердамский золотой петух пропоет –
Гарлемская золотая курочка снесет яичко.[55] [55]Нострадамус – латинизированная фамилия Мишеля де Нотр-Дам (1503 – 1566), французского естествоиспытателя, инженера, поэта, придворного врача и астролога французских королей. В своих «Центуриях», весьма странных по форме и загадочных по смыслу четверостишиях, он якобы предсказал все грядущие события вплоть до «конца света». Книга Нострадамуса по сей день является объектом всевозможных, подчас взаимоисключающих толкований. Однако в тексте «Центурий» отсутствует двустишие, приводимое Бертраном: здесь, как и во многих других местах своей книги, поэт прибегает к мистификации, призванной подчеркнуть иронический характер стихотворения.
[Закрыть]Нострадамус. Центурии
Гарлем, восхитительная картинка народной жизни, заключающая в себе всю сущность фламандской школы; Гарлем, писанный Яном Брейгелем, Питером Неефом, Давидом Тенирсом и Паулем Рембрандтом [56] [56]Давид Тенирс Младший (1610 – 1690) – знаменитый фламандский живописец. Пауль Рембрандт – Бертран либо намеренно, либо случайно приписал Рембрандту имя Пауль.
[Закрыть];
И канал, где зыблется синяя вода, и храм, где полыхает золотой витраж, и балкон, где на солнышке сушится белье, и крыши, увитые зеленым хмелем;
И аисты, кружащие вокруг городских башенных часов, вытянув шею, чтобы поймать клювом капли дождя.
И беспечный бургомистр, поглаживающий свой двойной подбородок, и влюбленный садовник, чахнущий оттого, что не в силах оторвать взор от тюльпана;
И цыганка, разомлевшая над мандолиной, и старик, увлеченный игрой на роммельпоте [57] [57]Роммельпот– музыкальный инструмент, нечто вроде примитивной волынки: обтянутый бычьим пузырем горшок с воткнутой в него тростинкой.
[Закрыть], и мальчик, надувающий бычий пузырь;
И бражники, курящие трубки в подозрительном кабачке, и служанка с постоялого двора, вывешивающая за окно тушку фазана.
II. Каменщик [58] [58] По свидетельству Фредерика Бертрана, младшего брата поэта, в стихотворении описывается осада немецкого города Мангейма имперскими войсками в 1635 г., во время Тридцатилетней войны. В этой миниатюре, как и в ряде других, сказалось намеренное тяготение Бертрана к анахронизмам: образ средневекового каменщика, строящего готический храм, соседствует в ней с «треуголками, аксельбантами и кокардами» имперских солдат. С Мангеймом связано имя Ф. Шиллера: он жил там в 1783 – 1784 гг., а в 1782 г. в городском театре Мангейма состоялось первое представление его «Разбойников». Стихотворение до публикации неоднократно читалось автором в кругу друзей и имело такой успех, что самого Бертрана прозвали «Каменщиком» («Масоном»).
[Закрыть]
Каменщик. Взгляните на эти бастионы, контрфорсы: кажется, будто они сооружены в расчете на вечность.
Шиллер. Вильгельм Телль
Каменщик Абраам Кнюпфер, с мастерком в руке, распевает, взгромоздясь на воздушные леса – так высоко, что может прочесть готическую надпись на большом колоколе, в то время как под ногами у него – церковь, окруженная тридцатью аркбутанами [59] [59]Аркбутаны – наружные опорные арки готических соборов, верхним концом упирающиеся в стену, а нижним – в контрфорсы.
[Закрыть], и город с его тридцатью церквами.
Он видит, как потоки воды сбегают по черепицам и каменные чудища [60] [60] Во французском оригинале ta-rasques dе pierre – «каменные тараски». Тараск – легендарный шестилапый дракон, обитавший вблизи города Тараскона и укрощенный одной из местных, девушек. В честь этой победы тарасконцы вплоть до начала ХХ в. устраивали карнавальные шествия, все время которых по городу носили ярко раскрашенное изображение чудовища.
[Закрыть] изрыгают их в темную бездну галерей, башенок, окон, парусов, колоколенок, крыш и балок, где серым пятном выделяется неподвижное продолговатое крыло ястреба.
Он видит крепостные сооружения звездоподобных очертаний, цитадель, которая пыжится, как запеченная в тесте курица, видит дворы роскошных особняков, где водометы иссякают от палящего солнца, и монастырские сады, где тень ползет вокруг колонн.
В пригороде расположились имперские войска. Вот один из всадников бьет в барабан. Абраам Кнюпфер различает его треуголку, красные шерстяные аксельбанты, косичку, перевязанную лентой, кокарду и позумент.
А еще видит он солдат; в парке, под сенью величественных деревьев, на привольных изумрудных лужайках, они стреляют из пищалей по деревянной птичке, привязанной к вершине майского дерева [61] [61]Майское дерево – сохранившийся со времен язычества обычай празднования прихода весны. В Венском художественно-историческом музее хранится картина Д. Тенирса «Стрельба по майской птице в Брюсселе в 1652 г.»
[Закрыть].
Вечером же, когда прекрасный неф храма уснул, сложив руки крестом, он со своей лесенки увидел на горизонте деревню, подожженную солдатней и пылавшую словно комета в лазури неба.
III. Лейденский школяр [62] [62] Впервые издано в 1842 г. под названием «Капитан Лазар» («Capitaine Lazar»); текст первопечатного варианта заметно отличается от рукописного. Стихотворение навеяно одним из сюжетов, распространенны) в нидерландской и фламандской жанровой живописи, – сатирическим изображением скаредного менялы. Начиная с XV в. этот сюжет разнообразно трактовался целым рядом замечательных живописцев, включая Д. Тенирса («Меняла и его жена» из Лондонской национальной галереи).
[Закрыть]
В наше время надо быть сугубо осторожным, особенно с тех пор, как фальшивомонетчики обосновались в здешних местах.[63] [63]Берг-оп-Зоом– город в Голландии, в северном Брабанте. Выдержал ряд осад, в том числе осаду испанских войск под предводительством Амброзио Спинолы в 1622 г. (об этой-то осаде, вероятно, и говорится в эпиграфе). Был взят французами в 1747 г.
[Закрыть]«Осада Берг-он-Зоом»
Уткнув подбородок в брыжи из тонких кружев, мессир Блазий располагается в кресле, обитом утрехтским бархатом; видом своим он напоминает жареную дичь, которую повар разложил на фаянсовом блюде.
Он садится за конторку, чтобы отсчитать сдачу с полфлорина; а я, бедный лейденский школяр в потертых штанах и дырявой шапке, стою перед ним на одной ноге, как журавль на частоколе.
Вот из лаковой шкатулки с мудреными китайскими человечками вылезают юстирные весы [64] [64] Легкие рычажные весы для взвешивания драгоценных камней и металлов.
[Закрыть] – словно паук, собирающийся, поджав длинные лапки, укрыться в чашечке пестрого тюльпана.
Когда видишь, как у мастера вытянулось лицо, как он худыми дрожащими пальцами перебирает червонцы, – разве не скажешь, что это вор, пойманный с поличным и вынужденный, под дулом пистолета, возвратить богу то, чем он поживился с помощью дьявола?
Мой флорин, который ты недоверчиво рассматриваешь в лупу, куда менее подозрителен и темен, чем твои узкие серые гляделки, коптящие, словно плохо затушенная плошка.
Весы снова спрятались в лаковый ларчик с яркими китайскими человечками, мессир Блазий привстал со своего кресла, обитого утрехтским бархатом, а я, бедный лейденский школяр в дырявых чулках и обуви, пячусь к выходу, кланяясь до самой земли.
IV. Борода клином
Лишь тот, чья борода кудрява,
Кто статен, горд, в осанке прям
И ус закручивает браво,
Заслуживает одобренъя дам.
Стихотворения [65] [65] Эпиграф взят из «Стихотворений» Шарля-Куапо д'Ассуси (1605 – 1677) – французского поэта, прозаика и музыканта, автора бурлескных поэм «Суд Париса» (1648), «Благодушный Овидий» (1650), «Похищение Прозерпины» (1653) автобиографической повести «Приключения сьера д'Ассуси» (1677), в которой проза перемежается стихотворными отрывками.
[Закрыть]д'Ассуси.
В тот день в синагоге был праздник; во тьме, как звезды, блистали серебряные светильники, и молящиеся в телесах [66] [66]Талес – ритуальное иудейское одеяние, надеваемое во время молитвы: полосатый плащ с кистями на концах.
[Закрыть] и очках прикладывались к своим молитвенникам, бормоча, гнусавя, поплевывая и сморкаясь – кто стоя, а кто сидя на скамьях.
И вот вдруг среди этого множества округлых, продолговатых, квадратных бород, пушистых, курчавых, благоухающих амброй и росным ладаном, была замечена бородка, подстриженная клином.
Ребе Заботам во фланелевой ермолке, сверкавшей драгоценными каменьями, поднялся с места и сказал: «Кощунство! Среди нас – борода клином!».
«Лютеранская борода! [67] [67]«Лютеранская борода!» – Намек на острую бородку швейцарского реформатора Жана Кальвина (1509 – 1564). Ортодоксальные иудаисты считали грехом подстригать бороду.
[Закрыть] – Куцый кафтан! – Смерть филистимлянину!» [68] [68] Здесь иносказательно. Филистимляне (от древн. евр. «пелиштим») – народ, поселившийся в ХИ в. до н. э. на восточном побережье Средиземного моря; место их поселения названо в Библии Пелишит, отсюда современное название страны – Палестина. Войны иудеев с филистимлянами, продолжавшиеся вплоть до VII в. до н. э., нашли отражение в исторических частях Библии, в том числе в сказаниях о силаче Самсоне, который однажды побил ослиной челюстью тысячу филистимлян (Книга судей, XV, 15).
[Закрыть] – И правоверные зашумели на скамьях и затрепетали от ярости, а главный раввин вопил: «Одолжи мне, Самсон, свою ослиную челюсть!».
Но тут рыцарь Мельхиор развернул лист пергамента, скрепленный имперской печатью. «Приказываем, – прочитал он, – задержать мясника Исаака ван Хека, повинного в убийстве, и повесить оную израильскую свинью между двумя свиньями фламандскими».
Из темного прохода тяжелым шагом, бряцая оружием, выступили тридцать алебардщиков. «Плевать мне на ваши алебарды!» – злобно усмехнувшись, воскликнул мясник Исаак. И, устремившись к окну, бросился в Рейн.
V. Продавец тюльпанов
Ни звука – если не считать шелеста пергамента под пальцами ученого мужа Гейльтена, который отрывал взор от Библии, испещренной старинными миниатюрами, лишь с тем, чтобы полюбоваться золотом и пурпуром двух рыбок, заключенных в тесном сосуде.
Створки двери распахнулись: то был продавец цветов; держа в руках несколько горшков с тюльпанами, он попросил прощения, что помешал читать столь премудрой особе.
– Господин! – сказал он, – вот сокровище из сокровищ [70] [70] Голландия с XVII в. славилась разведением тюльпанов; цена за одну луковицу сорта «Semper Augustus» доходила до 13 тыс. флоринов.
[Закрыть], чудо из чудес! Такая луковица зацветает лишь раз в столетие в серале Константинопольского императора!
«Тюльпан! – вскричал разгневанный старик, – тюльпан! Символ похоти и гордыни, породивших в злосчастном городе Виттенберге мерзостную ересь Лютера и Меланхтона! [71] [71] В глазах мэтра Гейльтена, фламандца, живущего под властью католической Испании, тюльпан является символом протестантской Голландии. Виттенберг – немецкий город, где в 1517 г. Мартин Лютер (1483 – 1546) выступил со своими знаменитыми тезисами против продажи индульгенций, положив тем самым начало Реформации. ' Меланхтон, Филипп (1497 – 1560) – немецкий гуманист, соратник Лютера, ставший после его смерти во главе Реформации.
[Закрыть]»
Мэтр Гейльтен сомкнул застежки Библии, убрал очки в очешник и раздернул занавеску на окне; луч солнца осветил страстоцвет с терновым венцом, губкою, плетью, гвоздями и пятью ранами Спасителя.
Продавец тюльпанов, не ответив на слова, почтительно поклонился; его привел в замешательство пристальный взгляд герцога Альбы, изображение коего – совершенное творение Гольбейна [72] [72] Здесь Бертран допускает то ли намеренную неточность, то ли непредумышленную ошибку. Великий немецкий живописен Ганс Гольбейн (1497 – 1543), близкий к гуманистам и деятелям Реформации (известны его портреты М. Лютера, Ф. Меланхтона, Эразма Роттердамского, Ж. Кальвина, Т. Мора), работавший при дворе английского короля Генриха VII, который порвал с католицизмом и объявил себя главой так называемой англиканской церкви, никак не мог быть автором портрета Альбы, испанского политического деятеля и полководца, ярого католика, кровавого наместника Фландрии в 1567 – 1573 гг. Наиболее известные портреты герцога Фернандо Альвареса Альбы принадлежат кисти Антонио Моро, голландца по происхождению (его настоящее имя – Антониус Мор ван Дасхорст, ок. 1519 – ок. 1575).
[Закрыть] – висело тут же на стене.
VI. Пять пальцев руки
Почтенная семья, в которой никогда не было ни несостоятельных должников, ни повешенных.[73] [73] Эпиграф носит иронический характер. Жан Монморанси, сир де Нивель (1422 – 1477), французский политический и военный деятель; во время междоусобной войны между Францией и Бургундией (1465 – 1477) изменил Людовику XI и перешел на сторону бургундского герцога Карла Смелого. За это отец проклял де Нивеля, лишил наследства и обозвал псом.
[Закрыть]«Родня Жана де Нивеля»
Большой палец – это фламандский кабатчик, озорник и насмешник, покуривающий трубку на крылечке, под вывеской, где сказано, что здесь торгуют забористым мартовским пивом.
Указательный палец – это его жена, бабища костлявая, как вяленая вобла; она с самого утра лупит служанку, к которой ревнует, и ласкает шкалик, в который влюблена.
Средний палец – их сын, топорной работы парень; ему бы в солдаты идти, да он пивовар, и быть бы жеребцом, да он мужчина.
Безымянный палец – их дочка, шустрая и задиристая Зербина; дамам она продает кружева, зато поклонникам не продаст и улыбки.
А мизинец – баловень всей семьи, плаксивый малыш, вечно цепляется за мамашин подол, словно младенец, подхваченный клюкою людоедки.
Пятерня эта готова дать при случае оглушительную оплеуху, запечатлев на роже пять лепестков левкоя – прекраснейшего из всех, когда-либо взращенных в благородном граде Гарлеме.
VII. Виола да гамба [74] [74] Стихотворение отмечено непосредственным интересом Бертрана к итальянской комедии дель арте и французскому народному театру. В то же время в нем очевидно влияние рисунков и гравюр Жака Калло.
[Закрыть]
Он с полной уверенностью узнал бледное лицо своего закадычного друга Жана-Гаспара Дебюро, знаменитого ярмарочного клоуна, взиравшего на него с непередаваемым выражением лукавства и добродушия.[75] [75] Эпиграф взят из сборника повестей французского писателя-романтика Теофиля Готье «Молодая Франция» (1833). Прототипом героя повести «Онуфрий, или Фантастические невзгоды некоего поклонника Гофмана» является сам Алоизиюс Бертран. Готье нарисовал весьма достоверный портрет своего друга и единомышленника и дал характеристику его душевного мира: «Это был молодой человек лет двадцати-двадцати двух, хотя на первый взгляд ему можно было дать куда больше. Но, всматриваясь в черты его бледного и усталого лица, вы начинали замечать, что в них сквозит нечто неопределенное, нечто детское, какое-то неуловимое сочетание ребячества и дряхлости. Чело серьезного и задумчивого старца никак не соответствовало окаймленному едва заметным пушком рту с голубоватыми тенями в уголках розовых губ, а бродившая по ним юная улыбка не уживалась со странной бледностью щек и всего лица…». «Онуфрий, как я уже говорил, был не только поэтом, но и живописцем… Единственное его чтение составляли сборники таинственных легенд, старые рыцарские романы, мистические поэмы, трактаты по кабалистике, немецкие баллады, колдовские книги и демонологические сочинения. Находясь в самой гуще реальной и кипучей действительности, он умудрялся с помощью этих книг создавать свой собственный мир, полный экстатических видений, куда нелегко было проникнуть непосвященному. В самых обычных вещах он привык искать их сверхъестественную сущность, и нередко какая-нибудь банальная и незначительная деталь обретала под его пером фантастический смысл.» (Gautier Th. Les Jeunes-France. Paris, 1875, p. 30, 32).
[Закрыть]Теофиль Готье. Онуфрий
На дворе стемнело.
Мой дружок Пьеро,
У меня есть дело,
Дай-ка мне перо!
Догорела свечка,
Огонек погас.
Надо мне словечко
Написать сейчас.
Народная песенка
Едва регент [76] [76]Регент (от лат. Regens chori) – лицо, ведающее церковным хором.
[Закрыть] коснулся смычком гулкой виолы, как она ответила ему потешным урчанием, руладами и бульканьем, словно страдала расстройством желудка, нередким у персонажей итальянской комедии.
Началось с того, что дуэнья Барбара кинулась с бранью на дурака Пьеро, потому что он, растяпа, выронил из рук шкатулку с париком господина Кассандра и рассыпал всю пудру по полу.
Бедный господин Кассандр нагнулся, чтобы подобрать парик, а тем временем Арлекин дал старику пинок в задницу; Коломбина [77] [77]Барбара, Пьеро, Кассандр, Арлекин, Коломбина – персонажи ренессансного народного театра. Барбара – наперсница Коломбины. Пьеро первоначально изображал крестьянского парня – простофилю, глупого и незадачливого. Позже, в XVIII в., его образ видоизменяется: Пьеро становится трагикомическим персонажем, мужем Коломбины, вечно страдающим от ее измен. Кассандр – отец Коломбины, глупый, упрямый и вздорный старик, которому достается от выходок Арлекина. Арлекин – любовник Коломбины, озорной и насмешливый проныра, полная противоположность своему другу Пьеро. Любопытно отметить, что итальянское слово «Арлекино» происходит от старофранцузского «Эллекен» (Haillequin). Эллекен – предводитель «адской охоты», неистовый демон бурь и гроз. Коломбина поначалу воплощала в себе тип веселой и предприимчивой крестьянской девушки, впоследствии превратилась в изящную, лукавую и остроумную субретку.
[Закрыть] смахнула слезинку, наплывшую от безудержного смеха, а набеленное мукою лицо Пьеро исказилось улыбкой, и рот у него вытянулся до самых ушей.
Но вскоре, когда взошла луна, Арлекин, у которого погасла свечка, стал просить своего друга Пьеро впустить его к себе и дать огонька; таким образом предателю удалось похитить девушку, а вместе с нею и ларчик старика.
* * *
«Черт бы побрал лютника Иова Ханса, продавшего мне эту струну!» – воскликнул регент, укладывая пыльную виолу в пыльный футляр. – Струна лопнула.
VIII. Алхимик [78] [78] Стихотворение свидетельствует об интересе Бертрана к «тайным наукам» вообще и алхимии в частности. Говоря о библиотеке Бертрана, его биограф Г. Спритсма упоминает среди прочих книг «Смятение философов» («Turba philosophorum»), сборник алхимических трактатов различных авторов, вышедший в XVIII в., а также рукописную копию одного из сочинений знаменитого французского алхимика Никола Фламеля (XV в.), заглавие, которой небезынтересно привести целиком: «Сия книга есть подлинная книга Никола Фламеля, плод его мудрости и опыта, каковая книга изведена и переписана с пергаменного подлинника, запечатлевшего его собственную руку, относительно подлинной науки алхимии, а также эликсира мудрых».
Стихотворение Бертрана является поэтической парафразой картины Д. Тенирса, известной под названием «Мастерская алхимика», около двадцати реплик которой хранится в музеях Дрездена, Гааги, Лондона, Мадрида и других городов. Изображенный на ней алхимик сидит в своей лаборатории, заставленной диковинными приборами; в одной руке он держит ветхую книгу, другой раздувает с помощью мехов огонь в алхимической печи, «атаноре». И картина Тенирса, и миниатюра Бертрана носят иронический характер, ибо живописуют злоключения искателя-одиночки, не прошедшего «учения у мастера» и не получившего «откровения и внушения свыше». Он вынужден пробираться к цели с помощью «зело темных и запутанных книг», беспрестанно раздувая гаснущее пламя «атанора». Таких алхимиков-эмпириков презрительно именовали «суфлерами» (от франц. глагола souffler, одно из значений которого – «раздувать мехи») в отличие от «адептов», озаренных «откровением и внушением свыше».
[Закрыть]
Нашу науку постигают двумя путями, сиречь путем учения у мастера – из уст в уста и никак не иначе – или благодаря откровению и внушению свыше; а не то так при помощи книг, но они зело темны и запутанны; дабы в оных отыскать смысл и истину, надлежит быть зело проницательным, терпеливым, прилежным и бдительным.[79] [79] Эпиграф, по всей вероятности, является плодом фантазии Бертрана. Нам неизвестен алхимик, носивший имя Пьера Вико.
[Закрыть]Пьер Вико. Ключ к тайнам философии
Опять неудача! – И зря целых три дня и три ночи, при тусклом мерцании светильника, я перелистывал сокровенные труды Раймонда Луллия [80] [80]Раймонд Луллий (ок. 1223 – ок. 1315) – испанский философ, богослов, поэт, знаток иудейской и мусульманской теологии, проповедник христианства в Северной Африке, где, по преданию, претерпел мученическую смерть. Основное его сочинение – «Ars Magna» («Великое искусство») – не имеет ни малейшего отношения к алхимии, как впрочем, и остальные его труды. Но поскольку в средние века выражение «Ars Magna» употреблялось для обозначения алхимического процесса, «великого дела», Раймонд Луллий обрел посмертную славу алхимика. До нас дошло немало приписываемых ему трактатов.
[Закрыть].
Да, неудача, если не считать, что сквозь гудение раскаленной реторты слышался издевательский смех саламандры [81] [81] Здесь саламандра является символом не столько огненной стихии, сколько «творческого горения». См. также примечание к стихотворению «Саламандра».
[Закрыть], которая забавляется тем, что не дает мне погрузиться в размышления.
То она подвешивает хлопушку к волоску моей бороды, то пускает из лука огненную стрелу мне на кафтан.
Или же начинает чистить свои доспехи – тогда пепел из очага сыплется на мою рукопись и летит в чернильницу.
А реторта, все более и более раскаляясь, запевает ту же песенку, что насвистывает дьявол, когда святой Элигий [82] [82] Святой Элигий (ок. 588 – 658) – святитель Фландрии, был по профессии золотых дел мастером; обычно изображается с молотком и клещами в руках.
[Закрыть] у себя в кузнице терзает ему нос раскаленными щипцами.
Как-никак опять неудача! – И вновь три дня и три ночи придется мне, при тусклом мерцании светильника, перелистывать сокровенные труды Раймонда Луллия!
IX. Сборы на шабаш [83] [83] Это стихотворение также является поэтической парафразой одноименной картины Д. Тенирса (известно более десятка реплик и вариантов). Вариант, хранящийся в музее г. Дуэ (Франция, деп. Нор), изображает сцену у камина, вокруг которого расположились нечистые духи и колдуньи. Одна из них помешивает костью варево, бурлящее в котле, другая натирает волшебным составом спину своей товарки, третья слушает чтение служивого, который «дьявольски развернул на столе колдовскую книгу», четвертая, оседлав помело, уносится в каминную трубу. На заднем плане через раскрытую дверь видна сцена шабаша. Сходным образом трактует этот сюжет Франц Франкен Младший (1581 – 1642) в картине «Сборище ведьм» (Вена).
[Закрыть]
Ночью она встала и, затеплив свечу, взяла склянку и натерла себе тело салом; затем прошептала какие-то словеса и понеслась на шабаш.[84] [84] Эпиграф взят из Жана Бодена (1529 – 1596) – французского юриста, профессора прав в Тулузе. Главное его сочинение – «О бесовской одержимости колдуний» (1580, перевод на латынь – 1581) выдержало к концу XVI в. десять изданий. В нем Боден, несмотря на свои кальвинистские симпатии, выказывает себя прямым преемником инквизиторов Инсисториса и Шпрангера, авторов печально знаменитого «Молота ведьм». Пафос его книги – в оправдании самых жестоких методов расследования во время ведовских процессов. «Ни одна ведьма из миллиона, – пишет он, – не была бы обвинена и наказана, если бы к пей применялась обычная судебная процедура; подозрение является достаточным оправданием для пытки, ибо слухи никогда не возникают на пустом месте».
[Закрыть]Жан Воден. О бесовской одержимости колдуний
Их собралось с дюжину, и они хлебали варево из браги, и каждый держал в руке вместо ложки кость из плеча покойника.
Очаг был раскален докрасна, свечи множились в густом чаду, от мисок же несло, как весной из выгребных ям.
А когда Марибас смеялась или плакала, казалось, будто это смычок стонет, касаясь трех струн сломанной скрипки.
Но вот служивый при свете сального огарка дьявольски развернул на столе колдовскую книгу, и на страницу упала опаленная муха.
Муха еще жужжала, когда на край магического фолианта вскарабкался паук с огромным мохнатым брюхом.
Но колдуны и колдуньи уже вылетели через трубу верхом кто на помеле, кто на каминных щипцах, Марибас же – на ручке от обыкновенной сковороды.
Здесь кончается первая книга Фантазий Гаспара из Тьмы
ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ ВТОРАЯ КНИГА ФАНТАЗИЙ ГАСПАРА ИЗ ТЬМЫ
СТАРЫЙ ПАРИЖ
X. Два еврея
Ты сварлив, муженек,
Ты ревнив, муженек,
Но меня все равно
Не запрешь на замок.
Старинная песенка
Два еврея, остановившись у меня под окном, загадочно отсчитывали по пальцам часы медлительной ночи.
– Есть ли у вас деньги, ребе? – спросил младший у старшего.
– Кошель мой – не погремушка, – отвечал тот.
Но вот из соседних закоулков шумно хлынула ватага молодцов, и окно у меня задрожало от выкриков, словно на стекла посыпалась дробь из духового ружья.
То были озорники, весело бежавшие на Рыночную площадь, откуда тянуло горелым и ветер гнал искорки от пылавшей соломы.
– Эй, эй! Держи карман шире! Мое почтение сударыне Луне! – Сюда, чертова братия! Два жида в неурочный час! – Бей, бей! Жидам – день, бродягам – темь!
А с высоты, с готических башен храма святого Евстафия несся перезвон дребезжащих колоколов: «Динг-дон, динг-дон, пусть вам будет сладок сон, динг-дон!».
XI. Ночные бродяги
Холод мучит,
Ветер крючит,
Голод пучит.
Песенка бродяги
– Эй, посторонитесь-ка, дайте погреться!
– Не хватает тебе только сесть верхом на очаг! У парня ноги все равно что каминные щипцы.
Уже час ночи! – Ветер лютый! – А знаете ли, совиное племя, отчего луна так ярко светит? Оттого, что там жгут рога обманутых мужей.
– На рдеющих угольях неплохо бы мясца поджарить! – Как пляшут над головешками голубые огоньки! Эй, какой же это срамник побил свою срамницу?
– У меня нос отмерз! – У меня поножи испеклись! – А тебе, Шупий, ничего в пламени не мерещится? – Алебарда мерещится. – А тебе, Жанпуаль? – Мне – глаз.
– Расступись, расступись, место господину де Ля Шуссери! – Какой на вас, господин стряпчий, для зимней стужи теплый мех, перчатки какие! – Еще бы, жирные коты лапок себе не отмораживают!
– А, вот и господа из ночного дозора! – У вас сапоги дымятся. – А что с ворами? – Двоих мы застрелили из одной пищали, остальные бросились вплавь через реку.
Так мирно беседовали вокруг костра ночные бродяги, стряпчий, искавший себе подходящую девицу, и стражники, которые степенно описывали подвиги своих дрянненьких пищалей.
XII. Фонарь
Маска. Какая темень! Одолжимне свой фонарь.
Mеркурио. Как бы не так! Котам фонарь заменяют собственные глаза.
«В карнавальную ночь»
Ах, и зачем только вздумалось мне, крошечному блуждающему огоньку, в тот вечер укрыться от грозы в фонаре госпожи де Гургуран!
Я потешался, слыша, как какой-то нечистый дух, застигнутый ливнем, жужжит вокруг освещенного домика и никак не может найти дверь, через которую мне удалось туда забраться.
Бедняга совсем продрог и охрип, но тщетно взывал он ко мне, моля позволить ему хотя бы зажечь от горевшей у меня свечи огарок, чтобы ему легче было выбраться на дорогу.
Вдруг желтая бумага фонаря вспыхнула – ее прорвал порывистый ветер, от которого на улице стонали вывески, болтавшиеся наподобие знамен.
– Господи! Смилуйся! – воскликнула монашка, осеняя себя крестным знаменем. – «Черт бы тебя побрал, колдунья», – вскричал я, раздув пламя, что твой фейерверк.
Увы! А я-то еще утром мог потягаться нарядом и осанкой со щеглом господина де Люина, гордым своей малиновой грудкой!
ХIII. Нельская башня [85] [85] Стихотворение навеяно легендами, окружавшими Нельскую башню, входившую некогда в систему оборонительных укреплений Парижа. Она была возведена в ХШ в. на левом берегу Сены, напротив Лувра, по указу короля Филиппа 11 Августа. Несколько позже рядом с ней построил себе особняк Амори де Нель, именем которого она была со временем названа. В 1308 г. король Филипп Красивый купил у него особняк и вместе с башней подарил своей жене Жанне Бургундской. Согласно легендам, получившим распространение с XV в., башня была местом оргий невесток короля или самой его жены, которые заманивали туда приглянувшихся им прохожих, а потом топили их в Сене. Говорили даже, что одним из незадачливых посетителей Нельской башни был французский философ Жан Буридан (ок. 1300 – ок. 1358). В своей «Балладе о дамах былых времен» Франсуа Вийон меланхолически вопрошает:
«Где королева, чьим веленьем Злосчастный Буридан казнен, Зашит в мешок, утоплен в Сене?… Но где снега былых времен?»
(Пер. Ф. Мендельсона)
В 1660 г. башня была срыта, но перед тем Жак Кал-ло успел увековечить ее в нескольких своих рисунках и гравюрах.
[Закрыть]
– «Валет крестей!» – «Дама пик! Моя взяла!» Тут проигравший стражник так ударил кулаком по столу, что ставка его полетела на пол.
А мессир Гуг, начальник дозора, плюнул в железную жаровню и скорчил при этом рожу, словно босяк, вместе с похлебкой проглотивший паука.
– «Мать честная! Неужто колбасники стали отваривать свиней по ночам? Э» черт возьми! Да Это баржа с соломой полыхает на Сене!»
* * *
Пожар, поначалу всего лишь безобидный блуждающий огонек, трепетавший в речном тумане, вскоре обернулся разъяренным дьяволом, неистово палил из пушки и отпускал из пищалей залпы вниз по течению реки.
Несметное скопище бродяг, калек, оборванцев сбежалось на берег и отплясывало жигу на фоне извивающихся языков пламени и клубов дыма.
А друг против друга высились освещенные заревом Нельская башня, из которой, с мушкетом на плече, вышли стражники, и башня Лувра, где у окна стояли король с королевой и, скрытые от толпы, наблюдали за происходящим.
XIV. Щеголь
Он фанфарон, он щеголь.[87] [87] Эпиграф взят из «Стихотворений» Поля Скарроиа (1610 – 1660) – французского поэта, романиста и драматурга, выступавшего против догм классицистической Эстетики, создателя бурлескной поэмы «Перелицованный Вергилий» (1648 – 1652), в которой он пародировал прециозных поэтов, переносивших галантные нравы светских салонов в эпоху античности.
[Закрыть]Скаррон. Стихотворения
Мои лихо закрученные усы похожи на хвостик сказочного пугала, белье мое в чистоте не уступает трактирной скатерти, а камзол у меня не старее королевских шпалер.
При взгляде на мою нарядную внешность кто подумал бы, что голод, притаившийся в моем брюхе, терзает меня, затягивая петлю, которая вот-вот меня удавит, как висельника?
– Ах, если бы из окошка, где светится огонек, упал мне на шляпу не этот увядший цветок, а жареная перепелка!
На Королевской площади нынче вечером такое множество фонариков, что светло, как в часовне с бесчисленными свечами! – Расступись, дорогу носилкам! – Студеный напиток! – Неаполитанские макароны! – А ну, малыш, дай-ка я пальцем попробую твою форель с подливкой! Ах ты, плут, рыбка-то твоя обманная, пряностей маловато!
– Не Марион ли Делорм [88] [88]Делорм, Марион (1611 – 1650) – знаменитая французская куртизанка; среди ее поклонников упоминают поэта Дебарро, писателя Сент-Эвремона, принца Конде, маркиза Сен-Мара, кардинала Ришелье и короля Людовика ХШ. Выведена в драме В. Гюго «Марион Делорм» (1828) и в романе А. де Виньи «Сен-Map», по мотивам которого была написана одноименная опера Ш. Гуно (1877).
[Закрыть] идет там под руку с герцогом де Лонгвилем [89] [89] Генрих II де Лонгвиль (1595 -» 1663), французский политический деятель и полководец, одно время близкий оппозиционным к королевской власти деятелям Фронды, которые собирались в салоне Марион Делорм.
[Закрыть]? За юной куртизанкой бегут, тявкая, три болонки; в глазах у нее – дивные алмазы. А у старого придворного на носу – дивные рубины.
И щеголь разгуливал, лихо подбоченясь, расталкивал мужчин и улыбался дамам. На обед денег у него не хватало, поэтому он купил себе букетик фиалок.
XV. Вечерня
Когда под Рождество, в полумраке ночей Наполнят хром шаги и язычки свечей…
Виктор Гюго. Вечерние песни
Переворачивая страничку за страничкой Псалтыри – такой же грязной, как и их бороды, – тридцать монахов славили господа и поносили сатану.
«Сударыня, ваши плечи подобны букету лилий и роз». Кавалер склонился к даме и острием шпаги невзначай попал в глаз своему слуге.
«Насмешник! – проронила она жеманно, – вам вздумалось отвлечь меня?» – «Вы читаете „Подражание Христу" [91] [91]«подражание Христу» – анонимный трактат, приписываемый Фоме Кемпийскому (1380 – 1471), своего рода «учебник благочестия». Был переведен с латыни на все европейские языки (известны французские переводы, сделанные П. Корнелем и Ф. Ламенне) и до сих пор пользуется известной популярностью не только в клерикальной, но и в светской среде.
[Закрыть], сударыня?» – «Нет, – „Игру любви и волокитства" [92] [92]«Игра любви и волокитства» («Brelan d'Amour et dе Galanlerie) – книга под таким заглавием не обнаружена ни в одном из авторитетных указателей французских анонимных изданий; можно предположить, что речь идет о распространенных в XVII – XVIII вв. произведениях, повествующих о „красоте, о сердце, об уме, о знаках любовных, о нападении и защищении, о размолвке и примирении“, т. е. об умении вести любовные интриги. Русскому читателю подобного рода сочинения известны по рассказу И. Бунина „Грамматика любви“.
[Закрыть]».
Но вот вечерня отошла. Дама закрыла молитвенник и поднялась со скамьи. «Теперь домой, – молвила она, – на сегодня достаточно молиться».
* * *
А мне, паломнику, стоявшему на коленях в сторонке, под органом, почудилось, будто ангелы тихо нисходят с небес.
До меня донеслось нежное благоухание ладана, и господь даровал мне радость подобрать на ниве богача несколько колосьев, оставшихся в удел бедняку.
