Текст книги "Небо (рай) и ад. Божественная справедливость с точки зрения спиритуализма"

Автор книги: Аллан Кардек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 11. О запрещении вызывать умерших

1. Церковь нисколько не отрицает факта проявлений духов; она их признает, но только приписывает их исключительно вмешательству демонов. Но напрасно прибегают некоторые к Евангелию, чтобы запретить эти проявления: Евангелие о них не говорит ни слова. Высший аргумент, которым пользуются как доказательством этого, следует назвать запрещение Моисея: «Не обращайтесь к вызывающим мертвых и к волшебникам не ходите, – говорится в книге Левит, – и не доводите себя до осквернения от них» (19:31). «Мужчина или женщина, если будут они вызывать мертвых или волхвовать, да будут преданы смерти; камнями должно побить их, кровь их на них» (Левит, 20:27). И в книге Второзакония (гл. 18): «9 Когда ты войдешь в землю, которую даст тебе Господь Бог твой, тогда не научись делать мерзости, какие делали народы сии: 10 не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою через огонь прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, 11 обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; 12 ибо мерзок перед Господом всякий делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего».

2. Если строго рассматривать закон Моисея в этом пункте, точно так же надо его рассматривать и во всех других, иначе – какое же основание считать его хорошим во всем, что касается вызывания духов, и утратившим силу в других частях? Надо быть последовательным; если мы соглашаемся с тем, что его законы не гармонируют больше с нашими нравами и нашей эпохой в некоторых частях, то почему же они могут гармонировать в данном вопросе о запрещении?

Надо к тому же воспоминать о мотивах, вызвавших это запрещение, мотивах, которые тогда имели смысл, но которые не существуют теперь. Еврейский законодатель хотел, чтобы его народ порвал со всеми обычаями, взятыми у египтян, где вызывание духов было распространено и сделалось предметом злоупотреблений, как показывают слова пророка Исайи: «И дух Египта изнеможет в нем, и разрушу совет его, и прибегнут они к идолам и к чародеям, и к вызывающим мертвых и гадателям» (19:3).

3. К тому же, израильтяне не должны были завязывать отношений с иностранцами, а те же обычаи они встретили бы у народов, которых должны были покорить. Моисей должен был из политических соображений внушать еврейскому народу отвращение ко всем обычаям, которые могли бы стать точками соприкосновения, если бы они их усвоили. Для того чтобы мотивировать это отвращение, надо было представить чужеземные обычаи отвергнутыми Самим Богом, потому Моисей и говорит: «Мерзок перед Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего».

4. Запрещение Моисея было тем более оправданно, что духов вызывали тогда не из уважения и любви к ним, не из чувства набожности. Это было просто гадание, имеющее смысл предсказания, которое эксплуатировалось шарлатанством и суеверием. Но что бы он ни делал, он не мог с корнем уничтожить этой привычки, сделавшейся промыслом, что показывают следующие слова того же пророка: «И когда скажут вам: обратитесь к вызывателям умерших и к чародеям, к шептунам и к чревовещателям, – тогда отвечайте: не должен ли народ обращаться к своему Богу? Спрашивают ли мертвых о живых?» (Исайя, 8:19). Который (Господь Бог) делает ничтожными знамения лжепророков и обнаруживает безумие волшебников, мудрецов прогоняет назад и знание их делает глупостью» (Исайя, 44:25).

«Пусть же выступят наблюдатели небес и звездочеты и предвещатели по новолуниям, и спасут тебя от того, что должно приключиться тебе. Вот они, как солома: огонь сожег их, – не избавили души своей от пламени; не осталось угля, чтобы погреться, ни огня, чтобы посидеть перед ним. Такими стали для тебя те, с которыми ты трудилась, с которыми вела торговлю от юности своей. Каждый побрел в свою сторону, никто не спасает тебя» (Исайя, 47:13-15).

В этой главе Исайя обращается к вавилонянам в образе девицы, дочери халдеев, он говорит, волшебники не воспрепятствуют падению их монархии. В следующей главе он обращается прямо к израильтянам: «3 Но приблизьтесь сюда вы, сыновья чародейки, семя прелюбодея и блудницы! 4 Над кем вы глумитесь? против кого расширяете рот, высовываете язык? не дети ли вы преступления, семя лжи, 5 разжигаемые похотью к идолам под каждым ветвистым деревом, заколающие детей при ручьях, между расселинами скал? 6 В гладких камнях ручьев доля твоя; они, они жребий твой; им ты делаешь возлияние и приносишь жертвы: могу ли Я быть доволен этим?» (Исайя, 57:3-6).

Эти слова недвусмысленны. Они показывают ясно, что в то время вызывания имели целью предсказания и что из них делали торговлю; они были принадлежностью магии и колдовства и сопровождались даже человеческими жертвами. Не прав ли был Моисей, запрещая такие вещи и говоря, что они мерзостны перед Богом? И подобное суеверие практиковалось вплоть до средних веков; наконец, теперь здравый смысл осудил их, и спиритизм пришел показать самые возвышенные, моральные, религиозные и успокоительные цели общения с незримым миром. Итак, спириты не приносят в жертву маленьких детей и не делают возлияние в честь своих богов; не вопрошают звезды, не спрашивают мертвых и прорицателей, чтобы узнать будущее, которое Бог так премудро скрыл от людей; отвергают всякую торговлю теми способностями, которыми некоторые из них одарены для общения с духами; они не побуждаемы ни любопытством, ни алчностью, но только набожным чувством, только желанием учиться, совершенствоваться и успокаивать страждущих. Очевидно, что запрещение Моисея ни с какой стороны их не касается, и те, кто ссылается на него для того, чтобы осудить спиритов, увидели бы это сами, если бы они вникли поглубже в смысл библейских слов; они узнали бы, что не существует ни малейшей аналогии между тем, что происходило у евреев, и спиритическими принципами; более того: что спиритизм осуждает именно то, что мотивировало запрещение Моисея; но ослепленные желанием найти аргумент против новых идей, они и не заметили, что эти аргументы ошибочны.

Гражданские законы наших дней наказывают все злоупотребления, которые хотел обуздать Моисей. Если он произнес смертный приговор против преступных, так это оттого, что недисциплинированный народ требовалось вести более суровыми мерами. Наказание смертью имеет широкое применение в законах Моисея также и потому, что он не имел большого выбора в способах наказания, у него не было в пустыне ни тюрьмы, ни исправительных домов, и его народ не был склонен подчиняться страху наказаний чисто дисциплинарных, Моисей не мог разделить свое законодательство на такие градации, как это делается в наши дни.

Итак, напрасно опираются на строгость взыскания, чтобы доказать степень виновности вызывания умерших. И почему с такой настойчивостью восстановляют эту статью закона Моисея, обходя столько других, может быть, еще более важных.

5. Законодательство Моисея разделяется на две части, которые отчетливо различаются: собственно закон Божий, обнародованный на горе Синай, и гражданский закон, или дисциплинарный, соответствовавший нравам и характеру народа.

Один – неизменен, а другой изменяется в зависимости от времени, и никому не может придти в голову, чтобы мы в настоящее время могли руководствоваться теми же мерами, какими руководствовались евреи в пустыне. Кто стал бы восстанавливать, например, следующую статью закона Моисея: «Если вол забодает мужчину или женщину до смерти, то вола побить камнями и мясо его не есть; а хозяин вола не виновен» (Исход, 21:28 и сл.)

Тем не менее эта статья, представляющаяся нам абсурдной, не имела целью наказывать вола и оправдывать хозяина: она просто имела смысл конфискации имущества за случившееся, чтобы обязать владельца усилить надзор. Потеря вола была наказанием хозяину, наказанием достаточно чувствительным для пастушеского народа; но никто не должен был пользоваться им, поэтому налагалось запрещение есть его мясо. Другие статьи постановляют такие случаи, где хозяин ответственен.

Все имело свое значение в законодательстве Моисея, потому что все там предвиделось до мельчайших деталей; но все, как форма, так и сущность, было соответственно времени. Без сомнения, если бы Моисей снова пришел на землю для того, чтобы составить свод законов культурной европейской нации, он не дал бы ей еврейских законов.

6. На это возражают, что все законы Моисея Божественны, как и возвещенные с Синая. Если считают их все исходящими из одного источника, то почему же заповеди ограничиваются одним десятисловием? Потому, вероятно, что их различают; если все они исходят от Бога, все – одинаково обязательны; почему же их так не рассматривают? Наконец, почему, например, не сохранили обрезание, которое Господь не уничтожал и Сам подвергся ему?

Христос приходил также смягчить законы Моисея и дать свой закон христианский. Не говорил ли Он: «Вы слышали, что сказано древним... а Я говорю вам...» и т. д. А касался ли Он синайского законодательства? Ни в каком случае; Он санкционирует его, и вся Его доктрина есть развитие и разработка этого законодательства. И все Его нравственное учение есть только развитие этого закона. Также нигде не говорит Он о запрещении вызывать умерших, хотя это был настолько важный вопрос, что Он не мог бы выкинуть его из Своих поучений, тогда как рассматривались вопросы более второстепенные.

7. Сказать короче, дело здесь в том, признает ли церковь закон Моисея выше Евангелия, т. е. причисляет ли она себя к еврейскому вероисповеданию или христианскому? Следует заметить, что из всех вероисповеданий иудейское менее других восставало против спиритизма и даже не приводило против общения с умершими закон Моисея, на который опираются все христианские исповедания.

8. И если Моисей запретил вызывать духов умерших, значит, они могут приходить, иначе его запрещение не имело бы смысла.

Если они могли приходить в его время, они могут приходить и теперь; если это духи умерших, значит – не исключительно демоны. К тому же Моисей вовсе не о них говорит. Итак, очевидно, что в этом случае нельзя логически опереться на закон Моисея по двойной причине: потому, что он не руководит христианством, и потому, что он не соответствует нравам нашей эпохи. Но, оставляя даже за ним ту авторитетность, которую некоторые ему приписывают, он все же, как мы видим, не может быть применим к спиритизму.

Правда, Моисей признает, что мертвых можно вызывать, но только как вопрос второстепенный, как принадлежность колдовства. Само слово вопрошать, поставленное в одном ряду с предсказаниями и гаданиями, показывает, что евреи вызывали только для этой цели; но спириты не вызывают умерших для запрещенных сообщений, а для того, чтобы получить от них добрые советы и доставить успокоение страждущим. Без сомнения, если бы евреи пользовались сообщениями из иного мира только для этого, то Моисей не только не запрещал бы им, но стал бы их поощрять, потому что это смягчило бы их нравы.

9. Если некоторым критикам-шутникам и недоброжелателям захотелось представить спиритические собрания как сборища клоунов и гадателей, а медиумов – как предсказателей будущего; если некоторые шарлатаны примешивают имена медиумов к тем смешным случаям, от которых откажется всякий из них, то все же есть много людей, которые хорошо понимают значение высоконравственных собраний серьезных спиритов. Доктрина, изложенная для всего мира, достаточно протестует против всякого рода злоупотреблений, и клевета падает на того, кто ее заслужил.

10. Говорят, вызывание есть неуважение к мертвым, прах которых не надо тревожить. Кто это говорит? Противники двух противоположных лагерей, подающие друг другу руки: атеисты, которые не верят в душу, и те, которые, хотя и верят, но уверяют, что она не может придти и что приходят одни только демоны.

Когда вызывание совершается с чувством религиозным, сосредоточенно, не из любопытства и с полным уважением, при искреннем желании учиться и сделаться лучше, – нельзя сказать, что вызывать людей после смерти – преступнее, чем вызывать их при жизни. Но есть еще один решительный ответ на это возражение – это то, что духи приходят добровольно, а не насильственно; что они приходят даже неожиданно, без зова; что они всегда довольны общением с людьми и часто жалуются на то, что их забывают. Если бы их спокойствие было нарушено, если бы они были недовольны нашим зовом, они сказали бы это или перестали бы приходить. Они свободны, и если приходят, значит, они не против этого.

11. Приводят еще следующий довод: «Духи пребывают в жилище, определенном для них справедливостью Божией, т. е. в раю или в аду»; таким образом, те, которые в аду, не могут из него выйти, предоставленные демонам; те, которые в раю, всецело предаются блаженству; они слишком высоко над миром, чтобы заниматься им, и слишком счастливы, чтобы снова приходить на эту несчастную землю, интересоваться родными и близкими, которых они оставили на ней. Они, значит, как те богатые, которые отвращают взоры от бедных, чтобы не испортить себе пищеварения... Если бы это было так, они были бы мало достойны высшего блаженства, которое было бы таким образом ценою эгоизма. Итак, остаются только духи, находящиеся в чистилище, но они, страдая, прежде всего думают только о своем спасении. Следовательно, если ни те, ни другие не могут придти, вместо них приходят демоны. А если они не могут придти – нам нечего бояться нарушить их покой.

12. Но здесь представляется другое затруднение. Если души, пребывающие в блаженстве, не могут покинуть свое счастливое место пребывания, чтобы придти на помощь смертным, почему церковь призывает святых, которые должны в еще большей степени пользоваться блаженством? Почему повелевает она верным принимать их во время болезни, скорбей и всяких бедствий? Почему святые и Сама Пречистая Дева приходят к людям совершать чудеса? Они оставляют небо, чтобы придти на землю, почему же не могут сделать этого души, находящиеся в менее высоких условиях блаженства?

13. Что неверующие отрицают явление душ, это понятно, потому что они не верят в душу; но что поистине странно, так это видеть тех, верование которых опирается на ее существование и на ее будущность, видеть, как ожесточенно они восстают против доказательства ее существования и силятся убедить, что это невозможно. Казалось бы, естественнее, наоборот, что наиболее заинтересованные в ее существовании должны бы принять с радостью и как милость Провидения возможность поколебать неверующих неопровержимыми доказательствами. Они беспрестанно оплакивают утрату верных, которых уносит наводнение атеизма, а когда представляется самое могущественное средство его победить, они его отталкивают с большим упорством, чем сами неверующие. Потом, когда явные свидетельства бьют через край, не оставляя уже никакого сомнения, тогда прибегают как к высшему аргументу к запрещению, и чтобы его удостоверить, идут разыскивать статью Моисеева закона, который никому не приходил в голову и в котором, во что бы то ни стало, хотят видеть неприложимое к данному случаю применение. Этим открытием так осчастливлены, что не замечают даже, что статьи закона Моисеева только подтверждают спиритическую доктрину.

14. Все мотивы, приводимые против сношения с духами, не выдерживают строгой критики; по тому же ожесточению, которое примешивается к этому вопросу, можно заключить, что он имеет большой интерес, иначе он не вызывал бы такую настойчивость. Видя эти выступления всех культов против проявления духов, можно подумать, что они их боятся. Наиболее серьезным мотивом, конечно, может быть страх, что духи, вследствие своей проницательности, могут осветить людям те загадочные места, которые старательно оставляются в тени, и расскажут им всю правду о том, что существует по ту сторону мира, и каковы на самом деле условия для того, чтобы быть там счастливым или несчастливым. Так же, как пугают детей, говорят и взрослым: «Не зовите духов, это дьяволы». Но пусть говорят; запрещая людям вызывать духов, не запретят духам приходить к ним и раскрывать им истину.

Верование, которое будет абсолютно правдиво, не будет бояться света, потому что он заставит еще ярче выступить истину, которую демоны не могут превозмочь.

15. Отталкивать сообщения из загробного мира – это значит отталкивать могущественное средство для познания, получаемое каждым через посвящение в таинство будущей жизни, через примеры, которые они нам доставляют. Кроме того, опыт научает нас тому добру, которое можно сделать, отвращая от зла несовершенных духов, помогая страдающим отделиться от материи и совершенствоваться. Запрещать все это – значит лишать несчастных той помощи, которую мы можем им доставить.

Следующие слова духа прекрасно выражают те следствия общения с духами, которые практикуются ради высоких целей милосердия: «Всякий страдающий скорбный дух расскажет вам причину своего падения и те увлечения, которым он поддался; он поведает вам о своих надеждах, борьбе, своих ужасах, угрызениях совести, горе, отчаянии; он вам покажет Бога во гневе Его, карающего грешника со всею Своей справедливой строгостью. В вас шевельнется сочувствие и страх за ваше собственное будущее; следя за ним в его жалобах, вы увидите дальше, с какой заботливостью Бог не теряет его из вида, ожидая раскаяния, протягивая ему руку при первом движении сердца. Вы увидите успехи виновного и будете счастливы – слава содействия принадлежит также и вам; вы будете заботливо следить за ним, как хирург следит за успехами заживления раны, которую он перевязывает». (Бордо, 1861)

Часть вторая. Примеры

Глава 1. Переход

1. Вера в будущую жизнь не исключает страха перехода от этой жизни к будущей. Многие боятся не самой смерти, а момента переселения. Страдают или не страдают при переходе? Вот что, собственно, их беспокоит. Об этом стоит подумать, тем более, что этого никто не избежит. Можно отказаться от земного путешествия, но тут все, как бедный, так и богатый, должны совершать этот переход, и как бы он ни был тягостен, ни знатность, ни богатство не усладят его горечи.

2. Достаточно видеть спокойную и тихую смерть некоторых и ужасные муки агонии других, чтобы судить, что чувства и ощущения не всегда и не у всех в эту минуту бывают одинаковы. Но кто может научить нас в этом отношении? Кто опишет нам физиологический процесс отделения души от тела? Кто расскажет нам свои впечатления в эту великую минуту? На этот счет как наука, так и религия остаются безмолвны. А почему? Да потому, что как той, так и другой, недостает знания тех законов, которые управляют взаимоотношениями духа и материи. Одна останавливается на пороге жизни духовной, другая – на пороге жизни материальной. Спиритизм же есть грань, соединяющая то и другое; он один может сказать, как происходит переход как более точным определением, которое он дает о свойствах души, так и рассказами тех, которые уже покинули земную жизнь. Знакомство с флюидической связью, которая соединяет душу и тело, есть ключ к этому явлению, как и ко многим другим.

3. Инертная материя нечувствительна, это несомненный факт. Одна только душа испытывает ощущения удовольствия и скорби. Во время жизни все, что испытывает тело, отражается на душе, вызывая в ней всевозможные впечатления. Страдает душа, а не тело; последнее есть только орудие страдания, а душа-страдалец. После смерти тело, отделенное от души, может быть безнаказанно изрублено; оно ничего не чувствует. Душа, отделенная от него, не получает впечатления от ран, наносимых телу; она имеет свои собственные ощущения, которые не исходят из осязаемой материи. Перисприт – есть флюидическая оболочка души, от которой она не отделяется ни до, ни после смерти и с которой она составляет одно целое; потому что одно не может быть постигнуто без другого. В продолжение жизни периспритный флюид проникает в тело во всех его частях и служит проводником физических ощущений души; через этого же проводника душа влияет на тело и направляет его деятельность.

4. Пресечение органической жизни ведет к отделению души от тела посредством флюидических связей, которые их соединяли. Но это расставание никогда не бывает резко; периспритный флюид отделяется постепенно от всех органов, так что отделение бывает полным и совершенным только тогда, когда не остается уже ни одного атома перисприта, связанного с мельчайшей частицей тела. Болезненное ощущение, которое душа испытывает в это время, зависит от количества точек соприкосновения между телом и периспритом и от большей или меньшей легкости или медленности отделения во время перехода.

Итак, не надо скрывать от себя, что смерть, в зависимости от обстоятельств, может быть более или менее тяжелой; и вот эти-то различные обстоятельства мы и намерены рассмотреть.

5. Но прежде всего примем в качестве основных следующие четыре случая, которые можно рассматривать как крайние положения, между которыми есть множество оттенков:

а) Если в момент прекращения органической жизни отделение перисприта совершилось вполне, то душа решительно ничего не почувствует.

б) Если в этот момент связь или сцепление двух элементов было в полной силе, то происходит что-то вроде раздирания, что болезненно отражается на душе.

в) Если сцепление слабое, отделение происходит легко и без потрясения.

г) Если по окончательном прекращении органической жизни остается еще много точек соприкосновения между телом и периспритом, душа может чувствовать разложение своего собственного тела до тех пор, пока связь не порвется окончательно.

Из этого следует, что страдания, сопровождающие смерть, зависят от силы сцепления тела и перисприта и что все, что способствует уменьшению этого сцепления и скорости отделения, делает переход менее тягостным. Наконец, если отделение происходит без всякого затруднения, душа не испытывает никакого неприятного чувства.

6. При переходе от жизни телесной к жизни духовной происходит еще один феномен значительной важности – это беспокойство, смущение духа. В это время душа испытывает оцепенение, которое парализует ее способности и чувства. Она пребывает как бы в каталепсии и поэтому образом почти никогда не бывает сознательной свидетельницей последнего вздоха. Мы говорим почти никогда, потому что есть случаи, когда она может быть в сознании, как мы это увидим сейчас. Итак, смущение может быть рассматриваемо как нормальное состояние души во время смерти; его продолжительность неопределенна: она колеблется от нескольких часов до нескольких лет. По мере того как смятение рассеивается, душа как бы просыпается от глубокого сна; мысли спутаны, неопределенны, представления не ясны, она видит все как бы в тумане; но мало-помалу, наступает просветление, возвращается память, и наконец дух приходит в себя. Но пробуждение это бывает различно, в зависимости от индивидуальности: у иных оно покойно и производит чудное ощущение; у других оно полно ужаса и тревоги и производит впечатление страшного кошмара.

7. Момент последнего вздоха, стало быть, не самый трудный, потому что обыкновенно душа находится тогда в бессознательном состоянии; но перед этим она страдает от разложения материи в продолжение агонии, а после – от мук смятения. Поспешим сказать, что это состояние не общее. Сила и продолжительность страданий, как мы уже говорили, находится в зависимости от сродства, существующего между телом и периспритом. Чем больше это сродство, тем большее усилие должен сделать дух, чтобы освободиться от связей, и тем мучения его сильнее и продолжительнее. Но у некоторых связь эта так слаба, что освобождение происходит само собою и безболезненно. Дух отделяется от тела, как спелый плод падает с ветви, – это случай когда смерть покойна и пробуждение мирно.

8. Нравственное состояние души больше всего влияет на легкость освобождения. Сродство между телом и периспритом зависит от привязанности духа к материи. Оно всего сильнее у людей, чьи помыслы сосредоточиваются на материальной жизни и ее наслаждениях; но почти отсутствует у тех, чья чистая душа заранее слилась воедино с жизнью духовной. Медленность и трудность расставания зависит от степени чистоты и дематериализации души, и от каждого зависит сделать это отделение или переход по возможности легче и безболезненнее.

Итак, установив это положение и теоретически, и как результат наблюдения, нам остается рассмотреть влияние разного рода смерти на ощущения души в последнюю минуту.

9. В случаях естественной смерти, которая происходит от истощения жизненных сил болезнью или летами, освобождение происходит постепенно; у человека, душа которого дематериализована и мысли оторвались от всего земного, освобождение почти полностью происходит еще до смерти; тело живет еще органической жизнью, а душа уже вошла в жизнь духовную и держится на такой тонкой связи, что она без труда прерывается при последнем биении сердца. В таком положении дух может уже обладать всем своим ясновидением и быть сознательным свидетелем прекращения жизни своего тела, от которого он рад избавиться; для него смятение очень непродолжительно: это минута спокойного, тихого сна, от которого он пробуждается с чувством несказанного, счастья и надежды. У человека материального и чувственного, который жил больше телом, чем душой, для которого духовная жизнь – ничто, даже не действительность, в его представлении все способствовало укреплению связи, которой он был привязан к материи, и ничто не помогало ее ослаблению при жизни. С приближением смерти отделение происходит также постепенно, но с большими усилиями. Судороги агонии – признак борьбы духа с материей: иногда он сам хочет разорвать связи, которые ему сопротивляются; иногда же хватается за тело, чтобы удержаться; но неодолимая сила отрывает его по частям с огромными усилиями.

10. Дух тем более цепляется за телесную жизнь, что он ничего не видит после нее; он чувствует, что жизнь от него уходит и хочет ее удержать, и вместо того, чтобы свободно отдаться движению, которое его увлекает, он сопротивляется всеми силами и может продолжать борьбу целые дни, недели и даже месяцы. Без сомнения, в это время дух не пользуется ясным сознанием: смутное состояние началось задолго до смерти, но он от этого страдает не меньше, и хаос, в котором он находится, неуверенность, что с ним будет, еще прибавляет смертельную тоску. Смерть наконец приходит, но не все еще кончено: смятение продолжается, он чувствует, что он жив, но не знает, что это за жизнь – материальная или духовная. Он продолжает борьбу до тех пор, пока не порвутся последние нити прикрепления перисприта. Смерть положила конец фактической болезни, но она не остановила последствий ее; пока еще существуют точки соприкосновения между телом и периспритом, дух продолжает чувствовать их воздействие и страдает от того.

11. Совершенно иное бывает с духом, уже отрешившимся от материи при жизни, даже при самых тяжелых болезнях. Флюидические связи, соединяющие его с телом, слабы и обрываются незаметно; потом его вера и надежда на будущее, которое он уже видит мысленно, а иногда даже реально, позволяют ему смотреть на смерть как на избавление; а на страдания – как на испытание. Отсюда нравственное спокойствие и покорность высшей воле, которые смягчают его страдания. Так как эти нити порываются в самый момент смерти, то он не испытывает никакой болезненной реакции: он при своем пробуждении чувствует себя свободным, радостным и освобожденным от тяжелого бремени.

12. В случаях насильственной смерти условия не таковы. Никакое частичное разъединение не могло подготовить предварительного отделения перисприта от тела; органическая жизнь в полной своей силе внезапно останавливается; освобождение перисприта начинается только после смерти и в этом случае, как и в других, не может произойти мгновенно. Дух, захваченный врасплох, как бы ошеломлен, но, чувствуя, что он продолжает думать, уверен, что он еще жив, и иллюзию эту сохраняет до тех пор, пока не даст себе отчета в своем положении. Это промежуточное состояние между жизнью телесной и духовной всего интереснее для наблюдения, потому что представляет странное зрелище духа, принимающего свое флюидическое тело за материальное и испытывающего все ощущения органической жизни. Оно представляет бесконечное разнообразие оттенков, в зависимости от характера, знаний и степени морального развития духа. У возвышенных душ оно непродолжительно, потому что освобождение совершилось у них заранее, и смерть, хотя бы даже внезапная, только ускорит его окончание; у других переход этот может продолжаться годы. Это состояние встречается очень часто даже в случаях обыкновенной смерти и для некоторых не представляет ничего тяжелого, в зависимости от качеств духа. Но для других это состояние ужасно. Оно ужасно, в особенности у самоубийц. Тело соединено с периспритом всеми своими фибрами, и все его судороги передаются душе, которая испытывает страшные страдания.

13. Состояние духа в момент смерти можно вкратце описать так: дух страдает тем больше, чем медленнее освобождается перисприт; быстрота освобождения зависит от степени нравственного совершенствования духа; для духа, свободного от материи, совесть которого чиста, смерть есть соя нескольких мгновений, свободный от всякого страдания, а пробуждение полно сладости.

14. Чтобы трудиться над своим очищением, исправлять свои дурные наклонности, побеждать свои страсти, нужно понимать все преимущества совершенствования в будущем; чтобы освоиться с будущей жизнью, иметь на нее надежду и предпочитать ее земной жизни, нужно не только в нее верить, но и понимать ее; нужно себе представить ее в том виде, который мог бы быть принят разумом, который был бы логичен, согласен со здравым смыслом и с тою идеей, которую имеешь о величии, благости и справедливости Божией. Из всех философских учений спиритизм в этом отношении оказывает самое могущественное влияние той несокрушимой верой, которую он дает. Истинный спирит не ограничивается простым верованием: он верит потому, что понимает и что верование это доступно его рассудку; будущая жизнь для него – реальная жизнь, которая постоянно развертывается перед его глазами; он видит и, можно сказать, осязает ее, и сомнение не имеет доступа к его душе. Ограниченная земная жизнь исчезает для него перед жизнью духовной, которая и есть настоящая, действительная жизнь. Оттого-то убежденный спирит и придает так мало значения случайностям пути и с покорностью переносит все превратности жизни: он понимает их причину и их пользу. Душа его возвышается в непосредственном общении с невидимым миром; флюидические связи, привязывающие его к материи, ослабляются, и таким образом происходит первое частичное освобождение, которое облегчает переход этой жизни к загробной. Смутное состояние при освобождении весьма непродолжительно, потому что тотчас после перехода душа сознает свое состояние; ничто ей не чуждо, и во всем она себе отдает полный отчет.