Текст книги "Хлебушек (СИ)"

Автор книги: Алька Белкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  Однажды Валера проснулся и понял, что он – хлебушек. Казалось бы, совсем недавно отпраздновал своё тридцатипятилетие, как натуральный человек. А этим утром – хлебушек.

  Первой в комнату забежала его жена – некогда красивая, ныне же увядающая крашеная брюнетка. Она начала кричать:

  – Валера, ты проспал! Валера, тебе надо бежать на работу! Вставай, Валера.

  – Не могу, – прошептал Валера. – Я хлебушек. Хлебушки не встают и не работают. Но их можно укусить за бочок. Смотри, какой он у меня золотистый, ароматный, хрустящий. Мажь маслом и откусывай.

  – Валера, не издевайся надо мной, – зашипела жена. – Живо встал и пошёл!

  – Как же я встану, – Валера заплакал. – Я же хлебушек. Ни ручек, ни ножек нет. Одна сладенькая корочка и упругая мякоть. Съешь меня, пожалуйста, пока я не зачерствел.

  Жена странно посмотрела на него и ушла, хлопнув дверью. Валера посмотрел ей в след, тихо вздохнул и продолжил лежать, ожидая, когда же его съедят.

  Следующим зашёл незнакомый мужчина в белом халате, поверх которого была накинута куртка. Чёрные его волосы были аккуратно зачёсаны под белую шапочку, на носу сверкали стеклом круглые очочки, а на подбородке красовалась пушистая козлиная бородка.

  – Здравствуйте, Валерий Митрофанович, – бодро зачесал с порога он. – я – Эдикт Платонович. Психотерапевт в десятом поколении и невролог в третьем. Рассказывайте, батенька, как там ваше самочувствие?

  – Хорошее у меня самочувствие, – улыбнулся Валера. – Замечательное.

  – А как поживают ваши руки и ноги? – Не унимался врач.

  – Какие руки и ноги? – Удивился Валера. – я хлебушек, а у хлебушков не бывает рук и ног.

  – А что же это тогда? – Эдикт Платонович всплеснул руками и похлопал по одной из конечностей пациента ладошкой.

  – Это? – Валера нахмурился, скосил глаза, но так и не разглядел, чего там касался врач. – Это часть моего хлебушкового тела. Очень вкусная, кстати. Попробуйте.

  – Вот те на, – Эдикт Платонович поправил сверкнувшие очочки. – Вот так так! А шеей пошевелить можете?

  – Что такое шея? – Валера растерянно заморгал.

  – Так, так, – Врач выставил вперёд бородку. – А вы знаете, что у хлеба глаз не бывает и говорить он не может. А вы вон как моргаете и губами шевелите.

  – Такой вот я особый хлеб, – вздохнул Валера. – съешьте меня уже. Жуть как устал ждать.

  – Валерий Митрофанович, вы разве не боитесь смерти? – Эдикт Платонович склонил голову к плечу. – Ведь если вас съедят, вы умрёте.

  – Умру, – тихо ответил Валера. – Только понимаете, в том-то и смысл всех хлебушков. Так умереть. А без этого и смысла-то нету. Вот у вас, например, какой смысл?

  – Мой смысл напомнить вам, что вы человек, а не хлеб, – врач поднял указательный палец к потолку. – И человек – это звучит гордо!

  Валера на эту тираду только горько вздохнул. Похоже, сегодня его не съедят.

  После этого Эдикт Платонович начал навещать Валеру каждый день. Он увещевал пациента, ходя из угла в угол, сгибал его конечности, сладко хрустя суставами, и даже помогал кормить его с ложечки. Валера страдал. В него заливали супчик – он переживал, что размякнет. В него запихивали кашу – он терзался, что из хлебушка придётся стать булочкой (срам-то какой!) с начинкой. На все возражения мучители лишь отмахивались.

  И вот настал тот ужасающий день, когда Валеру поставили на ноги и заставили пройти несколько шагов на негнущихся ногах. Бедолага не удержал ускользающего равновесия и весь в слезах рухнул на пол. Из чрева его полились горестные звуки испуганного хлебушка. Как так – у него и ноги? Ещё и на пол упал, запачкался. Кошмар какой.

  – Ну, ну, батенька, не плачьте, – Эдикт Платонович потирал белые ручки с длинными, как лапы у паука-сенокосца пальцами. – Первые шаги – они же самые сложные. Дальше всё пойдёт лучше. И вы пойдёте тоже.

  Валера всхлипнул и тихо заскулил. Объяснять очевидное этим извергам он уже устал.

  Шаг за шагом, день за днём он учился ходить. Поддерживала его ускользающие силы только мысль, что уж снаружи-то, за стенами квартиры люди не такие жестокие. И обязательно его съедят. Даже мечтал иногда вечерами, щурясь от удовольствия – вот выйдет он на улицу, а там на него сразу со всех сторон налетят детишки, да голодные студенты и вмиг крошки на крошке от него не оставят. А может, даже есть магазины, куда привозят людей-хлебушков и они лежат там, на деревянных ребристых полочках, красуясь золотистыми хрустящими корочками и похваляясь душистой мякотью. И кто хочет приходит в тот магазин и покупает себе хлебушек на обед.

  Реальность разочаровала. На улице в его сторону никто даже не взглянул. И волшебного магазина по пути не попалось. А через несколько дней и вовсе случилось непоправимое – Валеру посадили на старый, пропахший выхлопами и маслом вахтовый автобус и привезли на завод, на котором человек-Валера когда-то работал. Завод, дымящий небо трубами, и тогда казался ему мерзким, а теперь и вовсе виделся противоестественным. Валера-хлебушек хотел вернуться, только вахта уже уехала. Хлебушек стоял на остановке, обдуваемый холодными вонючими ветрами.

  – Лерыч-Валерыч, – Валеру приобняли за плечи. – я слышал, ты болел.

  Валера-хлебушек скосил глаза и увидел Диму Потина, старого друга и лучшего пятничного собутыльника Валеры-человека.

  – Я не болел, – прошептал Валера. – я хлебушек.

  – Слышал, слышал, – с умным видом закивал Дима. – ну, хоть отдохнул месяцок ото всего этого. А теперь Лерыч-Валерыч, пошли работать. А то кто ж, если не ты жену кормить будет.

  – Я пытался, но она меня не ест, – горько вздохнул Валера.

  – От ты придумал, – сказал Дима, отсмеявшись и смахнув слезу.

  И потащил его на завод. Валера поник и даже не плакал. Только тихо скулил, когда ему вручили перчатки и заставили работать с облитыми машинным маслом деталями.

  Обед наступил неожиданно и был как глоток свежего воздуха посреди ада беспробудного.

  – Вот ты прав, Лерыч-Валерыч, – разглагольствовал Дима Потин, сидя за столом с гнутыми металлическими ножками и фанерной столешницей. Перед ним стояла тарелка с борщом и стакан ярко-розового киселя. – вот хлеб – это же тема! Он и голова всему и желудок. И хорош по-всякому. Свежий или сухарик. Просто ломоть или бутерброд. С солью или сахаром. А корочка, натёртая чесночком? А маслице сливочное? А шматочек сальца да с лучком? Ах, хлеб-хлебушек. Счастье, как оно есть.

  Валера замер, поражённый гениальной по своей сути мыслью.

  Ведь что получается-то. Он-хлебушек немного зачерствел, вот от него носы-то и воротят. А что делают с зачерствевшим хлебушком? Правильно! Натирают корочку чесночком для аромата и сливочным маслом для красоты. Обрадовавшийся Валера-хлебушек схватил и того и другого, разделся, обнажая подчерствевший, посеревший бок и как давай натираться. Он аж зажмурился от счастливого предчувствия – вот сейчас его захотят, обкусают и съедят. К тому же обед.

  Открыл глаза, а люди разбежались. Даже Дима Потин с грохотом упал вместе со стулом и, как раненый партизан, пополз прочь из столовой, не сводя глаз с бывшего друга.

  И понял тогда Валера, что всё безнадёжно. Прогорк, размок, местами (срам-срам) начинка выпирает. Кто его такого страшного есть захочет? Упал Валера на колени и зарыдал по своему утерянному предназначению.

  Так и пошло дальше. Валера-хлебушек из дома, где его испортили, ехал на работу, на которой им все брезговали. А потом обратно. Постепенно пропитывался он всякой гадостью и становился всё менее аппетитным. И лишь иногда снилось ему счастливое – магазин хлебушков и он на полочке свежий, румяный, да хрустящий.