Текст книги "Завещание Магдалины Блэр. Сборник рассказов"

Автор книги: Алистер Кроули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Майор Гласс, лежавший недвижно, стал ужасающе тучен. На него было страшно смотреть: огромный живот, впалая грудь, жирное измученное лицо. Четыре обрубка конечностей только добавляли отвращения. Очень легко было подстрекнуть ребенка на гадкие шутки. Теперь Ада уже сбросила маску лицемерия; она открыто подначивала сына и насмехалась, она изливала на мужа реки ненависти, давая ему понять, что вовсе не скучает по обществу в Бате и рада, что он сможет прожить еще полвека, потому что только сейчас впервые познала удовольствие. Она подстрекала мальчика втыкать длинные булавки в беззащитное тело. "Ты даже больше не свинья, – смеясь, сказала она как-то вечером. – Ты – подушечка для булавок!" И Джошуа со злодейским смехом встал, услышав ее слова, воткнул три булавки в напряженный живот и радостно кинулся к матери, подражая невольным корчам страдальца.

Эта игра возобновлялась каждый вечер. Были и промежутки, но только в предвкушении новых гнусностей. Гласс давно уже вслух молился о смерти, теперь он стал просить Аду помочь ему умереть.

– Если бы ты по-другому распорядился деньгами, я, может, об этом бы и подумала. В конце концов, мне стоило бы снова выйти замуж.

Он ответил неожиданным тоном:

– Я облегчу твою задачу. Как-нибудь вечером, когда начнется метель, спустись с Джошуа к соседям. Сделай вид, что ты больна и останься на ночь. Оставь дверь открытой, когда будешь уходить; думаю, я умру от холода. А я так хочу умереть! – Слабость его духа пробудила в ней злорадство. – Если поклянешься на Библии сделать это, – продолжал он, – я открою тебе страшную тайну. – Немедленно, почуяв нечто очень важное, она стала внимательно его слушать. – Когда я был в Испании, – продолжал Гласс, – мы расположились в замке, принадлежавшем одному гранду. Это был старик, парализованный и столь же беспомощный, как я сейчас. Его жена в первый день вторжения закопала фамильные сокровища в тайном месте. Брильянты, золотые монеты и много дорогих украшений. Как-то ночью они рассказали мне все при необычных обстоятельствах… – его голос сорвался. – Дай мне воды! Я чуть не потерял сознание! – Она принесла воды. Он продолжал окрепшим голосом: – Однажды нас атаковали французы, отряд разведки. Замок был окружен. Отступать было некуда, я и несколько человек готовились защищать себя и наших хозяев до последнего. Приходилось сдавать этаж за этажом. Но один из моих солдат, тяжелораненый, остававшийся внизу, решил пойти на крайность. Ему удалось заползти в подвал, где хранились дрова и поджечь их. Перепуганные французы поспешно бежали, я и несколько моих бойцов преследовали их до ворот. Сомнительно, что огонь смог бы разгореться всерьез, но к этому моменту плюмажи наших драгун уже исчезли вдалеке. Французы вскочили на коней и были таковы. Я вернулся в замок, и нам быстро удалось потушить пожар. Я вынес хозяйку на свежий воздух; двое моих солдат спасли старого графа. День хозяева замка провели в долгих совещаниях, а вечером сказали, что решили поведать мне о сокровище.

Если с ними случится несчастье, я должен поклясться передать письмо, которое они мне доверили, их единственному сыну, сражавшемуся в нашей армии. Я охотно согласился. Через несколько дней я поддался дьявольскому искушению и вскрыл конверт. Это был набор бессмысленных чисел, шифр; но у меня был к нему ключ. Я расшифровал письмо и пошел на отмеченное место. Там было сокровище. Но мое сердце терзало меня: не пристало совершать грех хуже Аханова! [21]21
  грех хуже Аханова – Ахан совершил грех, взяв заклятую одежду (Иисус Навин, 7:1).


[Закрыть]Я снова засыпал все землей, вернулся и всю ночь молился об очищении совести.

Вскоре нам пришлось сменить расположение, мы отступали. Во время следующего наступления я решил нанести визит нашим добрым хозяевам. Но увы! Их убила банда разбойников. Как повелевали обстоятельства, я стал искать сына, но вновь было слишком поздно: он погиб в бою на третий день нашего наступления.

Я крепко хранил тайну; единожды преодолев искушение, я так и не прикоснулся к сокровищу, хотя теперь оно было моим, равно как и чьим угодно. Но ныне мною повелевает нужда, я больше не способен вынести пытку… – Его голос вновь сорвался. – Я сообщу тебе ключ, если ты сделаешь, как я сказал; и, когда я умру, ты сможешь спокойно отыскать сокровище.

Ада Гласс немедленно приняла решение. Она была нетерпелива. В конце концов, на свете есть и другие удовольствия, чем… то, чем она наслаждалась.

– Возьми Библию, – сказал Гласс, и поклянись! – Она повиновалась, не дрогнув. То был обет совершить убийство, но шотландский ум это не способно смутить.

– Хорошо, – сказал майор. – Теперь посмотри в сундучке, где лежит моя форма: шифр зашит в мундире, он в подкладке левого рукава.

Его жена покорно распаковала вещи. В ее руке оказалась маленькая карта, покрытая иероглифами.

– Теперь скажи мне ключ!

Гласс едва дышал, голос его ослаб.

– Воды! – прошептал он. – Она принесла ему полный стакан, он выпил и счастливо вздохнул. – Ключ – это слово.

– Что? Я тебя не слышу. – Она подошла поближе.

– Ключ – слово. Оно в Библии. Я вспомню, если ты прочитаешь отрывок. Я отметил его в книге. Это где-то в Книге Судей. – Он явно старался говорить как можно громче, но она все равно с трудом разбирала его слова. Она принесла Библию, но для чтения было слишком темно, так что она зажгла лампу и поставила рядом с ним на пол.

– Кажется, восьмая глава, точно не помню.

– Какая глава?

– Кажется, восьмая.

– Восьмая?

– Да. – Это был тишайший шепот. Гласс был очень слаб уже несколько дней, но только сейчас это встревожило ее: а вдруг он умрет, не успев открыть тайну? Она налила немного виски и дала ему выпить.

– Ах, вот оно, – сказала она. – О Самсоне на мельнице? Тут отмечено красным.

– Да, – он по-прежнему говорил очень тихо. – Читай с этого места.

Она села у изголовья и принялась читать. После каждого стиха она спрашивала его, но он показывал, чтобы она продолжала. Наконец, она дошла до стиха "И сказал Самсон: умри, душа моя, с филистимлянами!"

– Это тут, – произнес он. – Это… – его голос совсем сник.

– Ты ведь не болен, правда? – крикнула она встревожено.

– Я умираю, – с трудом выговорил он.

– Скажи мне слово! – закричала она. – Ради Бога, не умирай прежде!

– Это… – и снова его голос сорвался.

– Ну, скажи же, скажи! – она поднесла ухо к самым его губам. Мгновенно, с молниеносной быстротой, его железная челюсть, точно тиски, сомкнулась на ее ухе. Она попыталась вырваться, вопя, но с тем же успехом она могла стараться оторвать бульдога. Вместо этого она помогла ему повернуться к лампе. Удар культей, и пылающее масло хлынуло на соломенную подстилку.

Вопли умирающей матери разбудили Джошуа. Он вскочил с постели, вбежал в комнату и увидел два корчащихся в огне тела. Он радостно захлопал в ладоши и выскочил в метель.

– Да, жуткая история, – вскричал Джек Флинн, который и заставил ее рассказать, – но не могу понять, какое отношение все это имеет к вам и спасению Хемлок-клуба?

– Потому что, мой юный друг, у вас, как обычно, не хватило терпения выслушать до конца. События, которые я так старательно описывал, происходили во времена узурпатора Георга Третьего, так называемого. – (Таков был обычай в клубе: всегда называть Георгов узурпаторами.) – Моя часть начинается в 1850 году.

В феврале этого года в одном известном издательстве, позабыл его название, вышла анонимная книга, озаглавленная "Ревнивый Бог". Она произвела волнение в религиозных кругах. Автор, очевидно авторитет в теологии, опирался на учения викторианской науки, а главной целью его работы было завершить разрушение деизма. Он настаивал на жестокости и глупости природы, указывая, что все попытки снять за это ответственность с Творца неизбежно завершаются манихейством или другой формой дуализма; и затем интерпретировал мудрость Бога, как Его способность обманывать Своих созданий, Его силу, как Его способность унижать и пытать их, а Его славу – как победоносное созерцание мучений и ужаса жертв. Стоит особо указать, что автор, хоть и анонимный, указывал, что он член Плимутского Братства. [22]22
  член Плимутского Братства – фундаменталистская секта, к которой принадлежали родители А. Кроули.


[Закрыть]

Оригинальному еретику было предложено членство в нашем клубе, а я стал младшим членом комитета, назначенного для изучения вопроса. Я инстинктивно невзлюбил неизвестного автора и изо всех сил сопротивлялся его приему. Я доказал, что книга совершенно ортодоксальна и продолжает Иоанна III:16. [23]23
  продолжает Иоанна III:16 – «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную».


[Закрыть]Я отметил, что Чарльз Хэддон Сперджен [24]24
  Чарльз Сперджен (1834-92), английский баптистский проповедник.


[Закрыть]подтвердил основной ее вывод, и что евангелические священники по всей Англии проповедуют то же самое, с незначительными отличиями, но все равно остался в меньшинстве.

– Тогда мы решили узнать, кто же является автором книги, и обнаружили, что его имя Джошуа Гласс.

Волна ужаса прокатилась по слушателям старика.

– Я отказался снимать свои возражения. Я провел расследование и выяснил факты, которые сегодня изложил вам.

– Но в правилах нет ничего против вещей такого рода! – вскричал один из присутствующих.

– Вы не позволили мне закончить!

– Прошу прощения.

– Я самым тщательным образом изучил все обстоятельства; я хотел выяснить истоки феноменов, проявленных всеми участниками истории. В конечном счете, я пришел к заключению: я начал думать, что в этом случае может существовать физическая параллель с проявленным ментальным и моральным состоянием…

– И что же? – перебил Джек Флинн восторженно, с блеском в глазах.

– Я настоял на физическом обследовании. Я обнаружил уродство столь необычное и чудовищное, что, несмотря на его человеческое происхождение, невозможно было назвать Джошуа Гласса представителем нашей расы.

Наступила долгая пауза полного изумления. Старый маг открыл коробку, вынул длинную сигару и закурил.

– Кому-нибудь со мной по пути? – спросил он, вставая.

– Мне, если позволите, сэр, – охотно откликнулся Флинн. – Я бы хотел поговорить часок о мистицизме, а то во рту остался неприятный привкус.

Перевод Д. Волчека

Рассказ из цикла о расследованиях Саймона Иффа. Кроули опубликовал его под псевдонимом Эдвард Келли в журнале International (N12, февраль 1918). Журнал был закрыт цензурой за прогерманскую пропаганду, большая часть тиража номера с этим рассказом была уничтожена.

ТО, ЧТО НАЗЫВАЮТ АЛЛЕГОРИЕЙ

Маленький черный демон ухмылялся в своем углу. На улице жабы устроили жуткий пир возле той вещи, ужасной вещи, что валялась в тени старого собора, вещи, которая еще недавно была живым, полным сил существом, а ныне превратилась в темный, раздутый, уже начинающий разлагаться труп. И вот, труп лежал в тени старого собора, а маленький черный демон сидел в своем углу, освещенный затихающим красным огнем, облизывал узкие губы, гримасничал и кривлялся, ухмылялся и что-то бормотал. Затем он громко расхохотался и отпрянул назад, напуганный своим адским весельем. И тяжелый черный лондонский туман скрыл загадочную сцену кошмарной пеленой.

Потом настало утро, если его можно назвать утром, когда черное сменилось оранжевым, липким желтоватым цветом смерти, и в тени собора появился человек в синем. И тогда эта вещь была обнаружена. И пришли другие люди, пробравшиеся сквозь дневной мрак, и понесли ее по забитым народом улицам – улицам, где за улыбками скрывается черная ненависть, улицам, где не может жить ни один честный мужчина, где ни одна порядочная женщина не может заработать на кусок хлеба, где Дьявол царствует под одним из своих излюбленных имен, под именем Злата. И лжецы, утоляющие жажду новостей, преодолели все преграды, чтобы сообщить "правду об этой вещи". И они назвали это Убийством. Как будто Убийство – новость для Лондона, где надежды юных душ день за днем попирает золотое копыто Мамоны. И, слушайте! Оранжевое вновь стало черным, а улицы города опустели. И маленький черный демон, бормотавший и смеявшийся в своем углу, поднялся и выбрался на волю. И он ухмылялся зловеще своим возлюбленным сестрам, пробираясь по Хеймаркету, отмечая гниение под их румянами, Смерть под их краской. И он гоготал, минуя своих возлюбленных братьев, шнырявших в переулках. Ха! Как он злорадствовал! И вот он уже в темной пустой аллее, а туман гуще и темней, чем обычно. И вот он пляшет безмолвно – да! – теперь он пляшет – он так рад! – на улицах и подзывает к себе женщину, стоящую в тени. И она подходит, и он прыгает на нее и лижет ее черным языком, покрытым смердящей испариной. И она падает в тени. А он лижет и лижет ее черным языком, и одежды разлагаются на ней там, где язык касается их. А он все лижет и лижет, пока тело не превращается в черную зловонную массу, в три раза больше, чем Господь создал его, покрытую лепрозными струпьями мертвой белизны. И вот дело сделано, и жабы, вскарабкавшись на труп, устраивают жуткий пир. И опять все скрыто черным туманом. А маленький черный дьявол вновь в своей нише, сидит и бормочет.

И так было день за днем, и людей охватил ужас. И обманщики насочиняли горы лжи и надавали тьму советов, столь причудливо сформулированных, что ничего невозможно было понять. И маленький черный дьявол все так же ухмылялся в своем углу.

Но минуло семь дней, и все прекратилось. И обманщики позабыли об этом и принялись сочинять новую ложь о других вещах. И жизнь продолжалась.

В то время жил в этом городе человек, пользовавшийся большим почетом. Его имя было благородным, а деньги бесчисленными. Но не было у него чести и еще меньше добродетелей. За это его почитали еще больше. И был он знаком с женщиной, у которой не было ни знатного имени, ни денег, но зато чести и добродетелей было столько же, сколько и у него. И великодушный мир полагал, что последние две вещи поважнее первых двух, и благодаря им она может получить и благородное имя, и деньги. И это удалось ей, и теперь мужчины ее почитали. А женщины ненавидели ее. И вот уже долгое время она держала этого знатного господина в рабстве, но он (не отличавшийся никакими достоинствами), устал от нее. И его друзья говорили: "Избавься от этой женщины, но каким-нибудь гнусным способом, ты останешься самым уважаемым человеком, и все будет хорошо". Ведь люди в Лондоне думают, что из-за тумана Око Всевышнего не видит, что творится в этом городе. Так что этот человек завел себе другую женщину. И та, первая, пошла за советом к своему Отцу. И тот, пылая в вечном огне, предложил ей не горевать. В комнате было темно, и женщина похолодела и ссохлась как труп, в ней не осталось больше никаких следов жизни. И сердце выпрыгнуло из ее груди и вылетело наружу. И этот труп, что лежал в тени собора святого Павла, был телом ее соперницы… Так еще одно дитя ненависти было убито, и вновь на семь дней. И семь дней спустя сердце возвратилось, вернулось в ее грудь, и женщина воскресла, и ушла, и продолжала жить.

И так прошел год, пока не наступила годовщина первого дня этого рассказа. И эта женщина веселилась за ужином и напилась. И, потеряв рассудок, вышла на улицу, стала буянить на рыночной площади и рвать на себе одежды. И человек в синем подошел и забрал ее. Все мужчины в Лондоне пьют, да и женщины тоже, но на людях они говорят, что это ужасно, и арестовывают бедняков, пьющих на улице. И этот мужчина в синем знал, что женщина небогата, и заставил ее пойти с ним. И, когда настало утро, ее привели к тому, кто должен был судить ее. Но судья опоздал, потому что сам накануне напился и теперь страдал от головной боли. Но все же он пришел и говорил громко и витиевато, даже прочитал длинную лекцию о вреде пьянства. И пока он говорил, женщина вновь похолодела и съежилась, и из нее, как прежде, улетучилась жизнь. И лжецы немало насочиняли об этом. Ее сердце выскользнуло, как и в тот раз, высунуло черный язык, и принялось лизать и убивать. И лжецы немало насочиняли и об этом тоже. Прошло семь дней, женщину похоронили, и на ее могиле начертили знак Креста. А знатный человек, догадавшийся, что это она, поставил на могиле мраморный крест. И, когда минуло семь дней, маленький черный дьявол перестал бормотать, вернулся и искал ее. Но не смог найти, а, отыскав могилу, не сумел миновать крест. И он принялся скитаться по злачным местам, но ничего не обрел. И тогда он направился к Патриарху падших душ Лондона. Тот был печален, потому что, объяснял он, "мое дитя выросло, и мне нечего делать. Я больше не нужен здесь". "Давай улетим? – предложил маленький черный демон, бормоча и гримасничая. – Давай улетим куда угодно?" "Да, – взвыл старый Патриарх, с ужасным грохотом хлестнув разветвленным хвостом, – прочь из этого тумана". Ведь жирный черный туман по-прежнему окутывал город. "Давай отправимся туда, где мы сможем уничтожать добро?" И они взлетели и помчались по темным улицам все дальше, и дальше. И унеслись очень далеко.

Перевод Д. Волчека

Рукопись рассказа хранится в архиве Эдварда Ноэля Фицджеральда, получившего ее от брата первой жены А. Кроули Джеральда Келли. Вероятно, это самый ранний из сохранившихся рассказов Кроули (1903–1904). Впервые опубликован Дженезисом Пи-Орриджем во втором издании сборника Кроули «Военная хитрость и другие рассказы» (Temple Press, 1990).

ВСЕГО ЛИШЬ СОБАКА

Собака даже не была его собственной. Он говорил, что она лает, что у нее чесотка. Почти все собаки лают; да если бы у нее была хоть десятая часть болезней, которыми страдал он, было бы милосердным ее убить. Но что за дело старику до этой собаки? Это ведь был пес ее брата, любимец ее матери.

Анна поднялась в мой номер в гостинице. Я объяснил правду (Божескую, а не человеческую) портье, так что проблем не возникло. Кроме того, в Америке можно решить любой вопрос, если говоришь с английским акцентом. Она принесла мне письмо от своей матери. Я ничего не знал о Джоке – так звали пса – только слышал, что с собакой какие-то проблемы. Теперь все выяснилось. Х – ее муж (правда, супружеские обязанности он исполнять не мог, был раза в два ее старше и полный инвалид) – ненавидел всё и вся, и себя самого заодно. Он слегка походил на графа Генези, только без всякого благородства чувств. Было в нем что-то и от Гвидо Франческини [25]25
  Граф Гвидо Франческини убил свою юную жену Помпилию и ее родителей и был казнен в 1698 году в Риме. Его истории посвящена поэма Роберта Браунинга «Кольцо и книга».


[Закрыть]– и, признаться, это-то меня больше всего и пугало. Теперь его ненависть обрушилась на собаку. Обманщик и трус, он долго скрывал правду, утверждал, что за собакой присматривают или что он кому-то ее отдал – О! он готов был изобрести любую пристойно выглядящую ложь. Но теперь всё открылось: в конце концов, он признался Анне, что убил собаку. Так что Анна пришла прямо ко мне. Бедный маленький Джок. Если он и вправду лаял, что с того? Через несколько дней старик все равно бы уехал – на Запад, кажется – и, молюсь Богу, никогда бы не вернулся.

Конечно, он сумасшедший. Порой я подозревал размягчение мозга. Смерть брата в прошлом году оказалось для него сильным потрясением. Ему чудилось, будто брат зовет его – это, сомнений нет, признак безумия. Без всякого повода он впадал в гнев или начинал рыдать.

На редкость мерзкий старик. Он даже пытался затащить в постель сестер Анны (а мне угрожал судом за аморальное поведение). Конечно, в этом все и дело: он сумасшедший. Соседи были готовы дать показания; да если он хоть что-то против нас предпримет, мы отправим его в лечебницу или куда-нибудь еще. Тогда Анна без малейших колебаний сможет с ним развестись. Единственное, что ей мешало до сих пор – чувство долга. Добрая душа! Она лучше будет страдать сама, чем причинит боль злейшему врагу. Вот она и оказалась в плену этого монстра, и я столь ценил ее чистое сердце, что не стал убеждать ее поступить по-другому. Но мои-то руки ничем не связаны: я могу ее освободить (Боже! Боже! Молю Тебя о ее свободе). Пока же я не причиню ему зла. Хочу лишь покончить с его несчастьями. Он ведь ничтожество, как и всякий, кто исполнен ненависти. Когда она встретила меня и полюбила (с первого же взгляда), а потом вернулась к нему, он сразу же догадался, что она счастлива и возненавидел ее еще больше. Боюсь только, что безумец решится на насилие, что он может убить ее, как убил бедную собачку.

Не знаю, кто из нас заплакал первый. Я сидел в большом кресле, Анна стояла у стены, сжав руки за спиной. Она рассказала мне всё – просто и печально. Да, наверное, я заплакал первый, потому что она подошла ко мне, увидела, что я борюсь со слезами, опустилась возле меня на колени, обняла, ласкала и утешала – нам было так горько. Мы оба потеряли над собой контроль, и минут десять плакали, обнявшись. Мне было так стыдно, глупо ведь плакать из-за собаки, которую даже не видел ни разу. Но вся это история была столь жестокой и бессмысленной, что казалось притчей о самом мироздании. В наших слезах таилась мировая скорбь, это точно.

Пришла пора мне взять себя в руки и утешать ее – Господь дал мне силы это сделать. Amor vincit omnia. [26]26
  Любовь побеждает всё (лат.)


[Закрыть]Но я до сих пор потрясен злодеянием старика; даже теперь, несколько месяцев спустя, не могу думать об этом без боли в сердце. Но была и капля блага среди всего этого зла: Анна понимала, что у меня нежное детское сердце, и я нисколько не стыдился того, что плачу. Скорее, стыдно было бы не заплакать. К тому же этот случай помог ей найти в себе силы, когда наступил настоящий кризис.

Старик собирался уезжать, вроде бы через неделю, так что ее сестра и я готовы были безотлучно находиться дома, чтобы не упустить шанс. Вот и Джок, который был всего лишь собакой, и лаял, и страдал чесоткой, нашел тех, кто готов был за него отомстить.

Но все же странные создания эти женщины! Мать Анны написала полное слез письмо, такое простое, такое страстное: "Где моя собака? Верните мою собаку". Но собаки уже не было на свете. Анна ответила, что монстр во всем сознался, и тогда мать решила преуменьшить трагедию – она написала, что в конце концов, Джок был "всего лишь собакой".

Но я не таков; я не забуду Джока до конца своих дней, хотя никогда его не видел, и если Господь не отомстит за него, тогда это сделаю я. Всего лишь собака!

Перевод Д. Волчека

При жизни Кроули рассказ не публиковался. По мнению исследователей, сюжет связан с отношениями Кроули с Жанной Фостер (Soror Hilarion, «Кошка»), мужем которой был пожилой инвалид. В 1915 Кроули совершил путешествие на поезде из Нью-Йорка в Калифорнию в компании супругов Фостер. Рассказ впервые был издан в 1987 году отдельной брошюрой.