Текст книги "Измена. Тени доверия (СИ)"

Автор книги: Алиса Зорина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Они не торопились. Касались шрамов – физических и невидимых. Говорили шёпотом, смеялись над глупостями: как Алексей путал названия трав в чае, как Марина вязала ему свитер, который вышел на два размера меньше.

Потом лежали в темноте, слушая тиканье часов – тех самых, что они купили на первую годовщину.

– Мы могли бы начать с малого, – сказала Марина, рисуя узоры на его груди. – Например, завести тот самый кактус, который ты всегда боялся поливать.

– Или научиться танцевать тут, а не ждать дождя на мосту.

Он обнял её, и они заснули, как когда-то: сплетённые, с ногами, запутавшимися в простынях, и Полиной, которая под утро прокралась к ним, устроившись между ними, как живая запятая в их предложении.

Глава 10. Грани

СМС пришло утром, когда Марина разбирала архивные снимки.

«Сегодня в 20:00. «Ла Виоль». Платье, которое ты надела на нашу первую годовщину. Не отказывайся. А.»

Она почти отказалась. Но потом увидела, как Полина, не поднимая глаз от учебника, нарисовала на полях тетради три фигурки, держащиеся за руки.

Платье – тёмно-синее, с открытой спиной – всё ещё сидело идеально. Алексей когда-то сказал, что в нём она похожа на ночное небо. Марина провела пальцем по линии декольте, ловя дрожь в груди. «Не думай, просто чувствуй», – прошептала себе, подбирая туфли.

Алексей ждал у подъезда. В чёрном костюме, без галстука, с букетом роз. Его глаза загорелись, когда она вышла.

– Ты ослепительна, – протянул цветы.

Ресторан «Ла Виоль» – место их прошлых побед и ссор. Сегодня столик стоял в укромной нише, затянутой бархатом. Приглушённый свет свечей скользил по хрустальным бокалам, а в воздухе витали ноты сандала и ванили.

Они говорили о Полине, о планах перекрасить гостиную, смеялись над старыми шутками. Его рука нежно касалась её пальцев, когда он наливал вино. Каждое прикосновение оставляло на коже жар, как будто через них проходили невидимые нити.

Он не спрашивал. Просто протянул ключ-карту, когда такси остановилось у «Этуаль».

Номер был залит мягким светом: сотни свечей отражались в зеркалах, а на столе ждала та самая склеенная ваза с одной алой розой.

– Чтобы напомнить: даже в идеальном есть место чему-то настоящему, – он коснулся её запястья, и её кожа вспыхнула.

Он начал с шеи. Губы скользили по чувствительной коже, оставляя следы от щетины. Его пальцы растегнули молнию на платье, и ткань упала на пол.

– Ты так прекрасна, – его дыхание смешалось с её, когда руки обвили талию.

Он целовал её медленно, исследуя каждый изгиб, будто впервые. Губы нашли шрам на её плече – место, где когда-то обожглась. Язык скользнул вдоль рубца, и она вскрикнула, вцепившись в него.

– Не торопись, – прошептал он, опускаясь на колени.

Его пальцы скользили по внутренней стороне бёдер, раздвигая их, а губы шли следом. Она задрожала, когда его язык коснулся самого чувствительного места. Каждый вздох, каждый стон растворялся в тишине комнаты, нарушаемой лишь трепетом свечей.

Он поднял её на руки, уложив на простыни, и вошёл в неё медленно, будто боялся пропустить миг, когда их тела станут одним целым. Их ритм был как старый танец – знакомый, но новый. Каждое движение говорило больше слов: «Прости», «Спасибо», «Люблю».

Она впилась ногтями в его спину, чувствуя, как его мышцы напрягаются под пальцами. Его губы прижались к её уху, шепча что-то нечленораздельное, пока волны наслаждения не накрыли их обоих.

После первого, неспешного раза, напряжение между ними не улеглось, а лишь набрало силу, как прибой перед штормом. Алексей пристально посмотрел на Марину, его пальцы впились в её бёдра, переворачивая на живот.

– Не двигайся, – его голос звучал низко, почти рычанием.

Она почувствовала, как его зубы смыкаются на её лопатке, а ладонь шлёпнула по мягкой плоти – не больно, но достаточно, чтобы кожа вспыхнула.

– Ты этого хотела, – не спрашивал, а констатировал, прижимая её запястья к простыне.

Его движения стали резче, глубже, сильнее, она вцепилась в подушку, подавляя крик, но он вырвался, когда его пальцы схватили её волосы, откинув голову назад.

– Кричи, – приказал он, и она подчинилась, теряя контроль.

Он перевернул её снова, подняв ноги на свои плечи. Его глаза, обычно сдержанные, горели диким огнём. Каждый удар был точным, расчётливым, будто он стремился не просто к наслаждению, а к тому, чтобы стереть границы между болью и наслаждением.

– Смотри на меня, – рычал он, и она не могла отвести взгляд, даже когда волны перехлёстывали через край.

Её тело выгнулось, ногти оставили красные полосы на его спине. Он не останавливался, продолжая даже после её кульминации, пока её стоны не смешались с мольбами.

– Ещё, – требовал он, и она, захлёбываясь, кивала, не в силах вымолвить ни слова.

Когда он наконец позволил себе кончить, его рык слился с её криком. Они рухнули на мокрые простыни, грудь вздымалась в унисон, а в ушах звенело.

Солнечные лучи пробивались сквозь жалюзи, рисуя полосы на полу. Марина потянулась, ощущая тепло его тела рядом. Алексей спал, его рука всё ещё покоилась на её талии. Она осторожно приподнялась, но его пальцы сжали её чуть сильнее.

– Ты никуда не уйдёшь, – прошептал он, не открывая глаз, и губы коснулись её плеча.

Она рассмеялась, выскользнув из объятий:

– Только в душ. Присоединяйся, если осмелишься.

Струи воды окутали её, смывая остатки сна. Пар заполнил пространство, превратив стеклянную дверцу в мутное полотно. Она закрыла глаза, вдыхая аромат цитрусового геля, когда дверь приоткрылась.

Муж прижал её к холодной плитке, вода стекала по его напряжённым мышцам. Его руки подняли её, ноги обвили его талию, а губы слились в голодном поцелуе.

– Ты выдержишь? – спросил он, входя в неё резко, без прелюдий.

Ответом стал её стон, заглушённый его губами. Ритм был неистовым, вода хлестала по спине, а её пятки впивались в его поясницу, подстёгивая.

Он кончил, прикусив её плечо, оставив след, который она будет прятать под платьем ещё неделю.

Глава 11. Доверие – это мост

«Реальность не прощает побегов. Она ждёт за порогом, сложив руки, и улыбается: "Ну что, попробуем снова?"»

Полина встретила их на пороге с подозрительно невинным видом. В руках – фотоаппарат, подаренный Дмитрием.

– Вы тут без меня не шалили? – щёлкнула она кадр, ловя их спутанные волосы и намёк на след от укуса на шее Марины.

Алексей фыркнул, пряча лицо в коробке с круассанами из отеля, а Марина потянула дочь в объятия:

– Мы просто… вспоминали, как быть семьёй.

– Слишком громко вспоминали, – Полина показала им голосовое сообщение от бабушки: «Соседка снизу стучала в потолок. Говорит, у вас там слоны танцевали».

Все рассмеялись, но смех был нервным, как будто они вернулись в клетку, где воздух всё ещё пах старыми ссорами.

Марина разбирала почту в галерее. Среди писем – заказ на серию фото для журнала. Тема: «Семья: правда без фильтров». Она замерла, глядя на пустой экран. В ящике лежал снимок Алексея, спящего на полу в окружении чертежей. «Неидеальный. Настоящий», – подписала она файл, но не отправила.

Алексей в это время стоял на стройплощадке нового моста. Инженер показывал трещину в опоре:

– Надо переделывать. Иначе не выдержит.

– Значит, ломаем и строим заново, – он снял каску, вытирая пот. «Как и всё остальное».

Марина мыла посуду, наблюдая, как Алексей учит Полину геометрии. Его рука дрожала, когда он чертил линии.

– Пап, ты всё перепутал! – засмеялась девочка. – Это же не треугольник, а квадрат!

– Видишь, даже я ошибаюсь, – он взглянул на Марину. – Но это не конец света.

Она отвернулась, пряча улыбку. В голове звучали слова из отеля: «Мы продолжим». Но здесь, под люстрой с пыльными плафонами, это казалось наивным.

Он застал её в гостиной, где она рассматривала старые свадебные фото.

– Ты жалеешь? – спросил он, садясь на пол.

– О чём? О том, что осталась? Или о том, что позволила тебе вернуться?

– Обо всём.

Она закрыла альбом, пододвинув к нему вазу.

– Я жалею, что мы не научились ломать раньше. Может, не пришлось бы склеивать.

Он взял её руку, касаясь пальцами шрама от ожога.

– Давай не прятать трещины. Ни в чём.

Полина застала их на кухне. Марина в его футболке, он – с растрёпанными волосами. На столе – чертежи моста и её фотографии.

– Что это? – девочка ткнула в схему.

– Наш проект, – Алексей обнял Марину за талию. – Твой мамин мост между прошлым и будущим. А я… строю опоры.

Марина добавила в папку снимок: они втроём, обнимающиеся на фоне рассвета. Подпись: «Неидеально. Живо».

Марина ночами сортировала фотографии в галерее. Снимки «Невидимые» превратились в исповедь: женщины с усталыми глазами, руки, сжимающие осколки чашек, пустые стулья за семейными столами. Куратор настаивал:

– Нужен центральный экспонат. Что-то личное, шокирующее.

Она перебирала кадры, остановившись на фото Алексея, спящего на полу с чертежами. «Слишком личное», – подумала, но всё же добавила в папку.

Всю неделю Алексей задерживался. «Срочные совещания», «проблемы с фундаментом». Марина звонила, но он сбрасывал, обещая перезвонить. В трубке иногда слышался смех – женский.

Она заехала на стройку, чтобы отдать забытый им ланч-бокс. Увидела, как он стоит с инженером Леной – молодой, в каске и с планшетом. Она что-то показывала на чертежах, их плечи почти соприкасались.

– Алексей, ты… – начала Марина, но голос дрогнул.

– Лена, дай минутку, – он подошёл, вытирая руки. – Это не то, о чём ты думаешь.

– Я ничего не думаю, – она сунула контейнер ему в руки. – Ужин в холодильнике. Если успеешь.

По дороге домой она представила, как Лена смеётся над его шутками. Как он, возможно, поправляет ей каску. Как однажды поправлял ей прядь волос.

Вечером он пришёл в десять. Полина уже спала. Марина сидела на кухне, листая переписку с куратором.

– Ты даже не спросишь, как прошёл день? – он открыл холодильник.

– Ты бы ответил? – она закрыла ноутбук с щелчком.

Он вздохнул, сев напротив:

– Лена – просто коллега. Она помогла с расчётами.

– И ты целый день не мог ответить на звонок?

– На объекте был шум. Не слышал.

Она встала, задев вазу. Осколки разлетелись по полу.

– Вот и метафора, – фыркнула она, собирая черепки. – Снова склеивать?

Утром дочь разбудила их рано:

– У нас в школе конкурс семейных проектов. Нужно построить макет моста. Вместе!

Алексей посмотрел на Марину:

– Я могу перенести совещание…

– Не надо, – она налила кофе. – Стройте без меня.

Но Полина упёрлась руками в бока:

– Нет! Все трое. Или я сдам рисунок «Семья, которая вечно занята».

Они сидели за столом, склеивая спичечные мостики. Полина болтала, а Марина ловила взгляды Алексея. Он смотрел на неё, как будто просил без слов: «Дай мне время».

– Мама, держи! – Полина протянула ей клей. – Тут нужно аккуратно.

Марина взяла тюбик, их пальцы коснулись. Алексей внезапно засмеялся:

– Помнишь, как мы клеили обои и прилипли к стене?

– А ты сказал, что это наш «стиль», – она невольно улыбнулась.

Они достроили макет к полуночи. Полина заснула на диване, а Алексей проговорил впервые за неделю:

– Прости. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя невидимкой.

В день открытия Марина стояла у центрального экспоната – разбитой вазы, склеенной золотым клеем. Рядом висело фото Алексея с подписью: «Строитель. Муж. Человек, который учится».

Он вошёл в зал с Леной. Марина замерла, но Полина дернула её за рукав:

– Смотри!

Лена подошла к фотографии и улыбнулась:

– Вы знаете, ваш муж носил этот снимок в планшете целую неделю. Говорил: «Это мой главный проект».

Алексей взял Марину за руку:

– Прости. Я пытался быть идеальным. Но…

– Но мы не идеальны, – она сжала его пальцы. – И это нормально.

Глава 12. Волны под мостом

«Даже самый прочный мост проверяют на ураган. Но если его построили вместе, ветер становится лишь напоминанием: они всё ещё держатся».

Марина проснулась от запаха кофе. Алексей уже ушёл, оставив записку: «Сегодня важная встреча по новому проекту. Вернусь поздно. Люблю». Она смяла листок, глядя на фото в рамке – тот самый снимок его спящего лица, проданный в частную коллекцию. «Любит, но не может остаться», – подумала, собирая Полину в школу.

На столе лежал каталог выставки. Её фамилия красовалась на обложке, но внутри – интервью с Леной. «Инженерное искусство – это как брак: если нет доверия, трещины неизбежны». Марина швырнула каталог в мусорку.

Алексей стоял на краю стройплощадки. Проект моста через каньон был его мечтой, но теперь, с бюджетом в миллионы и командой из двадцати человек, он чувствовал груз ответственности. Лена подошла, протянув планшет:

– Геологи нашли пустоты в скале. Нужно менять конструкцию.

– Значит, строим арку, а не прямую, – он провёл линию в воздухе. – Как радугу после дождя.

Телефон завибрировал: сообщение от Марины. «Полина заболела. Температура. Можешь приехать?». Он набрал номер, но услышалг удки. Лена положила руку ему на плечо:

– Я справлюсь тут. Езжай.

Полина металась в жару, бормоча о школьном проекте. Марина прикладывала холодный компресс, чувствуя, как тревога сжимает горло. Дверь хлопнула:

– Как она? – Алексей сбросил куртку, пахнущую холодом.

– Я написала три часа назад, – Марина не обернулась.

Он сел к дочери на кровать, обняв её. Полина открыла глаза:

– Пап… ты построил мост?

– Ещё нет, солнышко. Но я здесь.

Марина вышла на кухню, сжимая раковину до побеления костяшек. Он подошёл сзади, но не решался прикоснуться:

– Прости. Я должен был…

– Перестань говорить, что ты «должен»! – она резко обернулась. – Ты должен быть здесь, когда мы нужны друг другу!

Он молчал, глядя, как её глаза наполняются слезами. Полина позвала из комнаты:

– Мам… пап… я хочу воды.

Их взгляды встретились. В этом «мы» ещё была надежда.

Они дежурили у постели Полины попеременно. Алексей принёс чай, поставив кружку рядом с Мариной. Их пальцы случайно соприкоснулись.

– Помнишь, как она родилась? – прошептал он. – Ты сказала: «Похожа на бойца».

– А ты плакал, уронив мою руку, – она улыбнулась впервые за день.

Он взял её ладонь, прижимая к губам:

– Я не испорчу все снова. Но… буду возвращаться. Каждый раз.

Она не ответила, но и не отняла руку.

Полине стало лучше. Алексей ушёл на рассвете, оставив на столе чертёж нового моста. Марина разглядывала изгибы арки, пока дочь щебетала:

– Мам, папа нарисовал тут сердечко! Смотри!

В углу схемы, среди цифр и расчётов, было крошечное сердце с буквами «М+А».

Алексей задержался на стройке, но вернулся раньше полуночи. Марина сидела на диване, завернувшись в плед, и смотрела на фотографии с выставки. Включённый телевизор тихо бормотал о чём-то, но звук заглушался стуком дождя по окнам.

– Прости, я… – начал он, но она подняла руку, останавливая.

– Не надо слов. Сегодня.

Он снял мокрую куртку, подошёл и опустился на колени перед ней. Его пальцы дрожали, доставая из кармана маленькую бархатную коробочку.

– Это не предложение. Это обещание.

Внутри лежало кольцо – простое, с изогнутой линией, напоминающей реку. На внутренней стороне гравировка: «Сквозь трещины».

– Я не могу стереть прошлое, – прошептал он. – Но могу построить новое. Вместе.

Марина прикоснулась к кольцу, чувствуя, как холод металла смешивается с теплом его кожи.

– Надень его завтра, если захочешь. Или никогда. Но знай: я здесь.

Она не ответила. Вместо этого её пальцы вцепились в его рубашку, притягивая к себе. Их губы встретились грубо, как будто пытались выжечь боль прошлого огнём настоящего. Он срывал пуговицы, она царапала спину, но в каждом движении была не ярость, а отчаянная мольба: «Останься. Не исчезай снова».

Он поднял её на руки, неся в спальню, где свет луны пробивался сквозь шторы. Сбросив одежду, они упали на простыни, сплетаясь в танце, где ведущим была не страсть, а потребность доказать: они живы.

– Ты видишь меня? – спросил он, целуя её шею, грудь, живот. – Не того, кем я был. А того, кем пытаюсь стать.

Она не отвечала, лишь впилась ногтями в его плечи, когда он вошёл в неё. Медленно, как будто боялся сломать. Каждый толчок был обещанием: «Я люблю. Я не предам».

Её ноги обвили его талию, пальцы вцепились в волосы. Они двигались в унисон, словно их тела помнили ритм, который забыли души. Когда волна накрыла её, она закричала, не сдерживаясь. Он последовал за ней, уронив голову на её грудь, а её руки обняли его, не отпуская.

Проснувшись, Марина обнаружила кольцо на своём пальце. Алексей спал, прижавшись лбом к её плечу. Она повернула руку, наблюдая, как оно блестит в первых лучах солнца.

– Я надену его, – прошептала она, хотя он не слышал. – Но не прощаю. Пока.

Она прижалась к нему, слушая стук сердца. За окном дождь кончился, и мост, который он строил, высился в дымке, как символ хрупкой надежды.

Волны под мостом. Продолжение

Кольцо на пальце Марины сверкало в свете кухонной лампы, пока она готовила завтрак. Алексей вошёл, пахнущий холодом и ментолом, с чертежами под мышкой. Взгляд на её руку заставил его замереть на секунду.

– Заказчик назначил встречу сегодня, – проговорил он, ставя папку на стол. – Если не убедить его в надёжности арки, проект закроют.

Марина протянула ему чашку кофе. В её глазах читалось понимание, но и усталость:

– Ты вернёшься к ужину?

Он хотел соврать, но кивнул:

– Постараюсь.

На стройплощадке Лена встретила Алексея с новыми расчётами. Её лицо было напряжённым:

– Геологи нашли пустоты. Арка может не выдержать.

– Тогда укрепим опоры, – он провёл рукой по чертежу, оставляя след от мокрой ладони. – Как мы с Мариной.

Лена заколебалась, затем выдохнула:

– Я ухожу с проекта. Чтобы ты не отвлекался на… сомнения.

Он не стал останавливать её. В кармане лежало фото Марины, сделанное на выставке. «Настоящее важнее», – подумал он.

Марина сидела в гостиной, листая каталог выставки. На обложке – её фамилия, а внутри интервью с куратором: «Искусство – это мост из ран в исцеление». Дверь открылась, и Алексей вошёл, сбрасывая мокрые ботинки.

– Прости, я… – начал он.

– Не надо, – она подняла руку, останавливая. Кольцо блеснуло. – Ты здесь. Это главное.

Он достал из сумки старую фотографию: они с Полиной строят спичечный мост.

– Я хочу, чтобы мы…

– Построили новый? – она перебила, касаясь снимка. – Не из страха, а из желания.

Он обнял её, и в этом объятии было больше слов, чем за все месяцы молчания.

Полина спала, а они сидели на кухне при свете одной лампы. Алексей вынул из кармана бархатную коробочку:

– Это не заменяет «прости». Это знак, что я учусь.

Внутри лежало кольцо – серебряное, с трещиной, заполненной золотом. Надпись внутри: «Сквозь нас».

– Бабушка говорила, трещины делают нас сильнее, – Марина надела кольцо. – Но я рада, что ты не стал ждать её советов.

Он рассмеялся, целуя её ладонь. Потом повёл в спальню, где их тела снова заговорили на забытом языке. Нежность смешивалась с яростью, страх – с надеждой. Каждое прикосновение было вопросом и ответом.

– Я вижу тебя, – прошептал он, когда они лежали, сплетясь в темноте. – И хочу, чтобы ты видела меня.

Заказчик в конференц-зале стучал кулаком по столу:

– Ваша арка – авантюра!

– Жизнь – авантюра, – Алексей положил перед ним фото семьи на фоне моста. – Но я готов ручаться за неё. Как за них.

Лена, уже в Барселоне, прислала расчёты на почту: «Арка выдержит. Проверено».

Марина в это время вешала в галерее новый экспонат – кольцо в стеклянной колбе. Подпись: «Любовь: ремонт без гарантий».

Глава 13. Ошибки

«Даже самый крепкий мост рухнет, если в его основании лежит ложь. А любовь, смешанная с предательством, – самый ненадёжный фундамент»

Кира появилась внезапно, как гроза среди ясного неба. Она пришла на стройку моста в тот день, когда Алексей остался в очередной раз допоздна. Дождь стучал по металлическим балкам, а её красное платье, мокрое от воды, облегало фигуру, будто брошенный вызов.

– Ты так и не научился беречь себя, – она подошла, закрывая его зонтом. – Все это время я ждала. Ждала, когда ты поймёшь, что твой дом – не с ней, а со мной.

Алексей отступил, но её рука легла на его грудь, там, где под рубашкой прятался след старого шрама – память о их первой ссоре.

– Уходи, Кира, – его голос дрогнул. – Мы закончили.

– Закончили? – она рассмеялась, поднимаясь на цыпочки. – Ты до сих пор вздрагиваешь, когда я касаюсь тебя.

Он хотел оттолкнуть её, но запах духов – тех самых, что она носила в их лучшие дни – парализовал волю. Её губы коснулись его уха:

– Помнишь, как мы прятались от дождя в пустой мастерской? Ты дрожал не от холода…

Его руки, будто против воли, обвили её талию. Это был поцелуй-призрак, поцелуй-предательство. Короткий, но жгучий, как удар ножа.

И в этот момент громыхнула дверь.

Марина стояла на пороге, с зонтом в руке и контейнером с ужином. Капли дождя стекали по её лицу, смешиваясь со слезами.

– Марина… – Алексей отпрянул, но было поздно.

Она не кричала. Не бросала контейнер. Просто повернулась и ушла, оставив дверь распахнутой. Холодный ветер ворвался внутрь, унося последние обломки доверия.

– Ты доволен? – Кира поправила смятое платье, улыбаясь. – Теперь она никогда не поверит тебе.

Алексей схватил её за руку, голос хриплый от ярости:

– Это ты всё подстроила. Ты знала, что она придёт!

– Я лишь показала ей правду, – она высвободилась. – Тыхотелэтого.

Он бросился за Мариной, но её след давно растворился в ливне.

Дома горел свет. На столе лежало кольцо – то самое, с гравировкой «Сквозь трещины». Рядом – фотография Полины, перечёркнутая красным маркером.

– Марина, прошу, дай объяснить! – он вломился в спальню, но комната была пуста. Шкафы распахнуты, чемоданы исчезли.

На зеркале губной помадой было выведено:

«Ты разбил нас. Теперь живи с осколками».

Глава 14. В пустоте

«Иногда прощение – это не финал, а тихий закат, после которого уже не будет рассвета»

Конверт с документами о разводе пришёл по почте. Алексей разорвал его, но собрал обрывки ночью, склеивая скотчем, как когда-то склеивал вазу. В графе «Причины» Марина написала: «Непримиримые разногласия». Он смеялся, пока слёзы не размыли чернила.

Первая неделя – тишина. Вторая – телефонный звонок. Полина, сквозь шум ветра:

– Пап, мы живём у моря! Тут чайки кричат громче твоих машин!

Он умолял поговорить с Мариной, но в трубке звучал щелчок.

Полина звонила раз в неделю. Рассказывала о школе у маяка, о ракушках, которые собирает в ведро, о том, как мама учит её фотографировать волны.

– Мама говорит, ты занят мостом, – как-то обронила она.

– Это не правда, – Алексей сжал телефон. – Я думаю только о вас.

Марина не брала трубку, но иногда он слышал её шаги на фоне. Однажды – шёпот: «Полина, хватит».

Алексей начал коллекционировать открытки. Полина рисовала их фломастерами: рыжий кот у их дома, маяк с трещиной, мама в платье цвета морской пены. На обороте – штампы: «Самое синее море», «Город ветров». Все названия вымышленные.

Полина перестала говорить о море. Вместо этого – тихие «нормально» и «скучно».

– Мама плачет по ночам, – прошептала она однажды. – Говорит, что ты нас больше не любишь.

– Это неправда! – он ударил кулаком по стене. – Скажи ей…

Щелчок. Марина оборвала звонок.

Алексей стоял на готовом мосту, когда телефон завибрировал. Полина, задыхаясь:

– Пап, мама упала с лестницы… Её забрала скорая… Я одна…

– Где ты?! – крикнул он, но связь прервалась.

В трубке остался лишь шум прибоя и детский плач.

Бабушка позвонила в четыре утра. Алексей, привыкший к ночным кошмарам, схватил трубку с дрожью в пальцах.

– Больница № 12, – голос старухи был как наждак. – Марина попросила не звонить, но… Полина плачет.

Он мчался по пустым улицам, повторяя про себя: «Успею. На этот раз успею». Полгода назад он потерял их. Сегодня хотел вернуть хотя бы частичку.

Палата пахла антисептиком и детским страхом. Полина спала, прижав к груди потрёпанного плюшевого дельфина – подарок на её пятый день рождения. Марина сидела у окна, в синем халате, с перебинтованной рукой. На столе – документы с печатью.

– Упала с лестницы, пока несла коробку с твоими старыми вещами, – сказала она, не оборачиваясь. – Полина пыталась помочь.

Он шагнул к дочери, но Марина резко встала, заслонив кровать:

– Не трогай её. Ты потерял это право.

– Я… – он потянулся к её руке, но она отдернулась, словно от огня.

– Подпиши. Или я исчезну навсегда. – Она бросила на стол папку. – Даже бабушка не узнает, где мы.

Глава 15. Осколки памяти

«Смерть свела их на краю пропасти, которую они так и не смогли перейти. Иногда последний мост между людьми – это гроб, накрытый цветами»

Дождь лил как из ведра, превращая кладбищенскую землю в грязное месиво. Алексей стоял под чёрным зонтом, наблюдая, как гроб опускают в яму. Марина держала Полину за руку, её лицо скрывала вуаль, но по тому, как дрожали её пальцы, он понял: она плачет. Бабушка лежала в гробу в своём любимом сиреневом платье, с венком из полевых ромашек. Такими же она когда-то украшала их свадебный стол.

Полина, повзрослевшая за год, бросила в могилу ракушку – ту самую, что он подарил ей в день, когда всё рухнуло. Ракушка ударилась о крышку гроба с глухим стуком. Звук эхом отозвался в его груди.

После церемонии они молча сидели на кухне, где пахло чабрецом и старой древесиной. Марина разливала чай из бабушкиного сервиза с трещинами. Полина перебирала коробку с пуговицами, которые та коллекционировала полвека.

– Она завещала тебе дачу, – Марина поставила перед ним ключ, обмотанный жёлтой лентой. – И это.

В конверте лежала фотография: Алексей чинит крыльцо, Марина смеётся, держа на руках годовалую Полину. На обороте бабушка вывела: «Семья – это не те, кто не ругается. Это те, кто чинит, даже если трещины уже не скрыть».

Алексей потянулся к её руке, но она одёрнула её, словно обожглась:

– Подпиши документы. Сегодня.

– Ты всё ещё боишься, что я снова подведу? – спросил он, не поднимая глаз.

– Я боюсь, что ты уже сделал это, – она указала на окно, за которым маячил силуэт моста. – Ты построил его, чтобы соединить берега, но забыл, что мы – не берега. Мы люди. А люди устают ждать.

Алексей приехал туда под утро. Дверь скрипнула, как в день, когда они купили это место. На столе лежал альбом: фото Полины с первого сентября, Марина на пляже с камерой, он – пьяный, спящий на стройке. Бабушка подписала снимки: «Жизнь – это не то, что мы теряем. Это то, что у нас украли, пока мы чинили то, что нельзя починить».

В углу он нашёл вазу – ту самую, разбитую год назад. Бабушка склеила её рыболовной леской, обмотав вокруг горлышка лоскут от платья Марины. Внутри лежала записка: «Любовь не должна быть тюрьмой. Отпусти, если не можешь удержать».

Марина застала его на крыльце. Он сидел, сжимая вазу, а первые лучи солнца бились в осколки, как мотыльки в стекло.

– Забери её, – он протянул сосуд. – Бабушка хотела, чтобы она напоминала тебе…

– Она напоминает мне, как ты разбил нас, – перебила Марина. – Я не собираюсь тащить это за собой.

Полина вышла из дома, неся корзину бабушкиных яблок. Увидев отца, остановилась, словно наткнулась на невидимую стену.

– Мы уезжаем, – сказала девочка, глядя куда-то за его плечо. – Мама нашла работу в другом городе.

Алексей встал, и ваза выскользнула из рук. Она упала на ступени, расколовшись на части, которые уже нельзя было собрать.

Глава 16. Плоды

Бутылка виски на столе полупуста, но её уже хватило, чтобы мир распался на осколки: резкие, неровные, готовые ранить. Он не помнил, как оказался в этой квартире, в этой постели, с этой женщиной, чьё имя не осталось в памяти. Её смех, густой и липкий, как дым сигарет, резал уши. Руки цеплялись за его плечи, ногти впивались в кожу, но он не чувствовал ничего, кроме тяжести в груди.

– Ты же любишь жёстко, да? – прошептала она, но Алексей уже не слышал. Он двигался механически, будто пытался вытолкнуть из себя ту пустоту, что разъедала его изнутри. Всё смешалось: хриплые стоны, скрип кровати, запах алкоголя и пота. А потом тишина. Женщина закурила, сказала что-то о «завтра», но он уже одевался, швырнув на комод пачку купюр.

На улице моросил дождь. Алексей шёл, не разбирая пути, пока не упёрся в закрытый магазин. В отражении витрины увидел себя: помятое лицо, глаза, словно выжженные пустыни."Марина…" – имя сорвалось с губ само, как проклятие. Но он вырубил телефон. Нет. Не сегодня.

Офис давно опустел, но её настольная лампа всё горела. Пальцы стучали по клавиатуре, цифры в таблицах плясали, подчиняясь ритму, который не давал думать ни о чём другом. Коллеги давно шептались: «Съехала», «Робот», «Сердце из камня». Пусть. Так проще.

– Марин, может, задержимся вместе? – Игорь из соседнего отдела подошёл слишком близко. Взгляд настойчивый, голос мягкий.

– Нет, – ответила она, даже не подняв головы. – У меня работа.

Он засмеялся, но звук был сухим:

– Ты хоть помнишь, как жить без этих отчетов?

Она помнила. Помнила смех на кухне в хрущёвке, запах кофе, который варилон. Помнила, как его руки обнимали её за талию, пока она пыталась готовить завтрак. Как он шептал: «Брось, проспимся ещё час». Теперь по утрам была только тишина.

– Уходи, Игорь, – сказала она резко.

Дверь захлопнулась. Марина потянулась к верхнему ящику стола, где лежал старый снимок: они на мосту, он смеётся, ветер треплет её волосы."Почему ты всё ещё здесь?" – спросила бы она, если б хватило смелости. Но вместо этого закрыла снимок обратно, загнала дрожь в кулаки.

Алексей проснулся от собственного кашля. Пустая квартира, разбитый графин на полу. В голове – обрывки вчерашнего. Он поднял телефон: ни звонков, ни сообщений. Зашёл в её Instagram. Марина в чёрном платье на корпоративе, улыбка идеальная, глаза пустые.

"Ты тоже сломана, да?"

Он швырнул телефон в стену.

А Марина в это время стояла у окна, смотря, как дождь смывает город. В руках – кольцо, которое так и не сняла.

Они оба не знали, что где-то в этом городе их боль, как магнитные полюса, тихо тянулась навстречу.

Глава 17. Отражения

Галерея открылась в старом здании с высокими окнами, где солнечный свет цеплялся за пыль, как за воспоминания. Марина стояла перед фотографией, которую не решалась выставить годами: тот самый мост, снимок, сделанный в день, когда всё ещё казалось вечным. Рука дрогнула, поправляя табличку – «Недостроенные истории. Архивный проект Алексея Громова». Его фамилия резанула тишину.

– Мама, ты опять здесь? – Полина замерла в дверях, держа в руках кофе. В её движениях уже не было детской неуклюжести, только лёгкая настороженность, будто она всё ещё проверяла, можно ли подпустить к себе мир.

– Решила добавить старые работы, – коротко ответила Марина, отводя взгляд.

Дочь молча подошла, в её глазах мелькнуло что-то знакомое – то же упрямство, что когда-то было унего.

– Ты же говорила, что не хочешь его вспоминать.

– Иногда прошлое нужно отпустить публично, – Марина провела пальцем по стеклу, за которым застыл мост. Или поймать за хвост, – но это она оставила при себе.