Текст книги "Любовь без цензуры (СИ)"

Автор книги: Алиса Рудницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Где-то в начале второго тома

В Красном общежитии царила угнетающая, сводящая с ума жара, подкрепленная страшной духотой. Фрино не мог уснуть уже несколько часов. Мучаясь в этой душегубке – на Вэйдане, в Орне, всегда было пасмурно и прохладно – Фрино последними словами крыл двух своих соседей. Полоумная Текка как тепличный цветок нуждалась в тепле. Вместе с ней мерз и этот полудраконий выродок, что водился с проклятой простолюдинкой.Впрочем, за слово «простолюдинка» Фрино заодно одарил ругательствами и себя. Нет, он и сам теперь никто. Даже более никто, чем она. К тому же от одного воспоминания о Яне Фрино начинал чувствовать себя странно...«Нет. На этот раз я тебе не дам себя заткнуть», – сказала она.«Я просто хочу сказать, что мне действительно очень жаль», – сказала она.«Есть что-то, что я могла бы сделать, чтобы искупить вину?» – спросила она.Каждая из этих фраз была подобна капле яда в чай. Кап-кап-кап, и ты уже очень болен, а может и мертв. Кап – Фрино жалкий, не может выгнать даже какую-то дурочку, которая должна его бояться. Кап – она что, идиотка, почему она извиняется? Кап – она это серьезно, она действительно хочет помочь, или просто издевается?И то, как она ползает уставшая, сонная. Как все друзья шепчутся о кошмарах, которые преследуют ее. Как она пытается выдержать его взгляд, но всегда отводит глаза. Даже то, как она смотреть – без единой искры страха, но с жалостью, с сожалением. Взгляд, полный чувства вины. Как она глазами находит его первым, входя в аудиторию, а уже потом ищет своих друзей.Фрино закусил губу, прокатился по ней зубами.И этот ошарашенный взгляд, когда он...«Зачем ты это сделал, Фрино? Почему ты, посмотрев на ее губы, так захотел их? Почему? Ведь она чуть не убила тебя. Ведь она изранила твое тело, заклеймила тебя как паршивую скотину. Ведь она выколола тебе глаз, втоптала тебя в грязь, уничтожила все твои планы. Почему, Фрино, ты так жадно прижался к ней? И почему тебе хочется еще?»Жара давила, духота не давала дышать. Казалось, стало еще даже жарче, но Фрино понимал – это не так. Это его личный жар. У него жар. Он болен, болен, болен, и не знает, как излечиться. Потому что она, эта девушка, не идет у него из головы. Он помешался на ней. Помешался после первой же ее попытки извиниться. Смотрел на нее и не мог оторваться. Смотрел и думал – вот ходит моя смерть, вот ходит моя убийца, вот ходит та, что сильнее. Не только физически, но и морально. Ведь она его не боялась. Все боялись. Все смотрели с ужасом и ненавистью. А она была настолько сильной, настолько смелой, что позволяла себе вместо страха испытывать жалость.Воистину, странная.Он пытался найти в ней что-то. Смотрел, смотрел, смотрел не переставая. Будто она окончательно сломала в нем то, что давно было надломлено.А теперь он еще и думал о ней.«Фрино, ты же хочешь ее, признайся. Ты же хочешь еще раз ее губы, ее дыхание, ее кожу и ее руки. Прикоснуться к ней, слиться с ней, познать ее. Понять ее».Будь Фрино в Орне, он бы схватил ее. Он бы поймал ее, прижал, изнасиловал. Он поставил бы на нее метку, и она стала бы его и только его. Приковал бы ее к постели, раздел и наслаждался каждым изгибом ее тела, каждым ее вздохом, каждым взглядом или движением...«Что же ты делаешь, Фрино, почему твоя рука скользит по твоему животу вниз?»Эти фантазии, впервые посетившие парня сегодня, после этой их короткой встречи, будоражили. Зубы снова прокатились по нижней губе, болезненно нажимая. Когда в последний раз он так кого-то хотел? Хотел ли вообще когда-нибудь? Дома у него всегда были рабыни. Впрочем, к рабыням он относился иначе. Папа, папа, хочу вот эту красивую живую куклу. И его страсть к ним ограничивалась страстью и легкой благодарностью. Но что теперь? Как хотеть ее, Яну? Как хотеть девушку, которая способна тебя убить?Фрино не знал. Но хотел. Фантазия о том, что было бы, будь он в Орне, вдруг показалась неприятной, дурной фальшивкой. Рука застыла поверх ткани коротких шерт, под которыми давно уже образовался стояк. Застыла, а потом уползла обратно на живот.«Хаха, Фрино, какой же ты жалкий. Ты только что чуть не решил подрочить на собственную смерть. Это так мерзко, Фрино. Она даже не посмотрит на такого отвратительного, грязного подонка как ты».Да, парень понимал – она на него не посмотрит. Все, что останется между ними – это ее жалость и один единственный поцелуй, в который он даже не смог распробовать ее губы. Поцелуй, от воспоминаний о котором ему хочется наплевать на собственную гордость и все же закончить то, что начал.Но просто удовлетворить себя – механически, полагаясь только на желания своего тела – не хотелось. Хотелось другого. И Фрино осторожно, убрав руку, вытащив ее из под шкур на воздух, начал думать. Как бы это было, если бы случилось в реальности? Что бы он сделал, чтобы она стала его без грубой силы, такой ненадежной? Как бы он сделал это с ней, и, желательно, не один раз? Украсть и спрятать – не вариант, это будет работать исключительно до того момента, как их найдут. Да и разве она, заплаканная и ненавидящая его, доставит ему удовольствие?«Ты неправильно думаешь, Фрино. Неправильно. Тебе надо убить в себе Сентро. Ты должен перестать быть им, чтобы понять, что тебе делать. Ты должен перестать жить в Орне. Ты больше не Сентро, ты больше не Фрино, ты больше не ты... кто же ты тогда?»Перевернувшись на бок, Фрино открыл глаза и глянул на зарешеченное окно. За ним горели тускло, почти незаметно, фонари. Отсвет падал на стену. За стеной живет выродок, который вечно ластится к Яне. Что он делает, чтобы нравится ей, или хотя бы быть ее другом? Таскается за ней, это Фрино заметил. Катает ее, но у Фрино нет крыльев для этого. Еще он принес ей конфеты, когда она болела. Он стоял над ее кроватью и смотрел на нее. Он разговаривал с ней. Улыбался ей, когда их никто не видел."Фрино, ты смог бы ей улыбнуться? Если бы ты подошел к ней и заговорил, что бы ты ей сказал? Привет, Яна, я сожалею о том, что я поставил твой подруге клеймо на щеку и издевался над тобой. Прости меня идиота".Это даже не смешно, к тому Фрино не чувствовал толком раскаяния. Он хотел раскаяться... и не мог. Страстно желал, но, кажется, та часть, что отвечала у него за чувство вины давно уже пришла в негодность. Или не хотела работать, боясь не выдержать нагрузки. Ведь раскаяться Фрино было за что. Было за что себя винить и даже ненавидеть. Такие мысли посещали его в последние недели... и сейчас они угнетали больше обычного. Он ведь понял. Понял, за что его так. Понял, в чем была его ошибка.Но все же Фрино представил. Вот она сидит на паре. Ее подруга не пришла и она совсем одна. Вот он подходит к ней и впервые садится не за ее спиной, а рядом. Она смущается, мнется, отводит глаза. Втягивает голову в плечи. О, этот жест, такой беспомощный, Фрино хорошо изучил. Вот идет урок, и он осторожно, глупо, коряво пишет на краешке ее тетради:«Я хочу поговорить с тобой. Пожалуйста. Прошу. Мне это очень нужно».Она удивленно вскидывает лицо, смотрит на него ошарашенно и испугано. Пишет в ответ:«Хорошо, тогда давай прогуляемся после пары».И они действительно идут. Все смотрят на них как на сумасшедших, а они уходят в сад. Что бы Фрино сказал? Ну, пожалуй, он сказал бы ей что вовсе на нее не злится, и что она зря так о нем беспокоится. Сказал бы, что она ничего не должна делать, чтобы искупить вину. Пояснил бы, что он понимает – получил по заслугам. К тому же ничего страшного, зато теперь, впервые в жизни, он нашел в себе силы пойти против отца. Он теперь очень смелый. Он сбежит, спрячется там, где отец никогда его не найдет. Пусть это очень трусливая смелость, но если бы не она, Яна, у него не было бы и ее.Фрино будет смотреть, как она успокаивается от его слов. Как она перестает грустить. И он, возможно, даже пошутит как-нибудь глупо. Он же совершенно не умеет шутить. А потом они уйдут глубоко в сад, где давно разрослись колючие розовые кусты. Эти кусты спрячут их. Он возьмет ее за руки и скажет, как сходит по ней с ума. Объяснить, насколько он помешался на ней. О, она очень удивится этим словам, и еще больше удивится, когда он притянет ее к себе. Настоящая Яна убежала бы... но эта Яна только его. Эта Яна – лишь плод его воображения. Она ответит взаимностью.«Ты отвратителен, Фрино. Посмотри на себя. Как жадно ты облизываешь свои губы и как кусаешь их, имитируя поцелуй. Как ты сможешь дальше уважать себя после этого? Как ты сможешь смотреть на нее помня, как целовал ее в своем воображении раз за разом?»И эта Яна, воображаемая, шепнет ему на ухо – я тоже. Я тоже хочу тебя, я тоже схожу по тебе с ума, я тоже люблю тебя. Она шепнет это тебе, и ты... ты... ты...Застонав, Фрино запрокинул голову. Его рука, будто не принадлежащая ему, забралась снова под шкуры. Палец – будто не его, чужой, скользнул под резинку шорт. Оттянул, провел под ней, выбрался, повторил это снова, дразня и сводя с ума.Что было бы после? Да, они бы пошли в красное общежитие. На глазах этого чертова драконьего выродка, у которого все равно есть белобрысая подружка, они бы вошли в эту самую комнату. Они бы сплелись крепко в один возбужденный комок. Они бы целовались, целовались, целовались – страстно, до потемнения в глазах. До тех пор, пока их губы не заболели бы.«Фрино, твои губы и так уже болят. Ты ободрал их своими желаниями, ты обглодал их, ты растерзал сам себя. Остановись, не позорься еще сильнее. Потому что завтра она увидит тебя, и твои искусанные губы сдадут тебя. Она узнает о том, что ты вытворял с ней в своем воображении. Увидит, узнает и посмеется».Однако Фрино уже не слышит голоса разума. Он уже не здесь. Ему жарко от чужого тела, которое, кажется, уже в его руках. Ему жарко, ему невыносимо, ему приятно. Он хочет ее, а она не против. Потому это не он мнет через ткань свой член, болезненно желающий ласки, а она трется об него. Потрясающая смесь стыда и желания, какой-то ненормальный экстаз. Ведь Фрино, пожалуй, удовлетворял сам себя лишь когда был глупым мальчишкой. Тогда он даже не понимал толком что делает, и почему от этого так приятно. Но сейчас он дрожит, обхватывая пальцами свой собственный член. И от этого так сумасшедше хорошо, что на долго его не хватает.Какое-то время Фрино лежал оглушенный развязкой, не мог и пальцем шевельнуть. Так быстро. Он даже двух минут не продержался. Позорно быстро. А ведь со своими рабынями-близняшками он занимался этим ночи напролет, по очереди доводя обоих до экстаза. А что теперь? Лишь мираж, лишь воображаемая тень настоящей девушки заставила его кончить через каких-то две минуты. Заставила его опуститься до такой низости. Заставила губы распухнуть, не касаясь их.«Ну все, Фрино, ты умер. Умер в собственных глазах. Ты наркоман, Фрино. Ты подсел на нее. Она – твой наркотик. И что ты будешь делать после этого? Пойдешь и осуществишь этот дурацкий план? Нет. Потому что ты жалкий трус. Все что ты можешь – это лишь воображать ее. Раздевать ее. И забывать ее лицо в ослепительной вспышке собственной развязки. Разве можно пасть еще ниже? Ты хотел бы клеймить ее как рабыню, но...»Фрино встал и поплелся в ванную. Отмывая испачканную руку, он чувствовал себя уничтоженным, мертвым, униженным. Однако ему стало чуть легче. Совсем немного. По крайней мере теперь он настолько измучился, что мог бы уснуть. Заглянув в зеркало он увидел свое истощенное худое тело. Увидел свои разные по тону глаза, в одном из которых от темноты и возбуждения сильно расширился зрачок. Увидел свой шрам на животе. Увидел... и сумасшедше, глупо усмехнулся.Сбегал в спальню, схватил баночку черной краски, вернулся к зеркалу. Свинтил крышку. Макнул палец в краску и...Бам.На лбу появилась черная, уродливая клякса.«Ты сам ее раб, Фрино, – подумал он с каким-то облегчением. – Ты зависим от нее. Она может делать с тобой что ей взбредет в голову, а вот ты с ней – нет. Потому пока что, пока ты не придумаешь что получше, ты – ее раб. А раз ты раб, то и веди себя как раб. И не смей... не смей говорить с ней пока она сама этого не захочет».И, понимая, что нашел пусть и глупый, но выход из положения, Фрино смыл краску. На коже остался темный след, который он прикрыл намокшей челкой. Прикрыл, вытер полотенцем, вернул баночку с краской на место и, скользнув под шкуры, уснул. На этот раз без сновидений.

Где-то в конце второго тома

Фрино куда-то запропастился. Эби искала его и в столовой, и в библиотеке, и в общежитии, но парень как сквозь землю провалился. Это было странно. Обычно он сидел запершись в своей комнате и никуда не выходил. По крайней мере, раньше она всегда находила его там, но сегодня, не обнаружив, забеспокоилась. Да что там... запаниковала слегка.

На самом деле Эби страшно боялась, что Фрино убьют. Пусть отца парень уже не боялся, но это не мешало тому висеть над ним мрачной тучей проклятия. Да и к тому же теперь его боялась уже Эби. А вдруг кто-то из студентов, которые с той памятной драки не казались уже такими милыми и дружелюбными, убьет его по чужой указке, под контролем или давлением? Просто тихонько подсыплет яд в пищу, а потом унесет бездыханное тело куда-нибудь? Да хоть в находящееся под ними бескрайнее небо скинет, чем не способ уничтожить улики?

Потому Эби боялась, мучилась и искала его, стараясь делать вид, что просто гуляет. И нашла в совершенно неожиданном месте – за старым общежитием. Парень лежал на траве с закатанными по локоть рукавами и испачканными в земле руками. Рядом с ним возвышалась небольшая горка рыхлой земли. Глаза его были закрыты и он, казалось, дремал.

«Ну и напугал же, – подумала Эби. – Если пошел куда-то, то мог бы позвать меня с собой. Хотя... я сама виновата. Паникерша».

– Привет, – окрикнула она его, подойдя поближе.

Фрино вздрогнул и открыл один глаз – тот, что был его родным, не стеклянным.

– Не стоит так подкрадываться, – проворчал он.

– Прости, – улыбнулась ему Эби. – А что... ты тут делаешь?

Украдкой глянув на свои грязные руки, Фрино сел. Его старенькая серая рубашка на спине пропиталась травяным соком, под ногти забилась грязь. Помедлив немного, он с неохотой сказал:

– Ну... скажем так, я устроил здесь небольшие похороны.

– Похороны? – ужаснулась Эби. – Боюсь спросить, кого ты хоронишь!

– Не волнуйся, я никого не убил, – фыркнул Фрино. – Хотя в их смерти все же есть часть моей вины. Наверняка мой отец пристрелил их сразу после того, как узнал о моем позоре.

– О ком ты? – спросила Эби, а потом до нее дошло. – О своих рабынях, да?

– А ты догадливая, – невесело усмехнулся парень. – У меня были пряди их волос, их я и похоронил. Они мне вручили этот глупый подарок перед тем, как я уехал учиться. Это было так мило, что я даже наказывать их не стал. Интересно, что сделал отец с их телами? Даже думать об этом не хочу...

Присев рядом с ним на траву, Эби уставилась на небольшую кучку земли. Ей стало как-то горько от вида этой безымянной могилки. Как-то раз она видела из окна, как служанка хоронила в шляпной коробке умершего кота. Даже тогда могила была больше. От осознания этого факта Эби стало как-то горько. Однако не копать же действительно настоящую могилу из-за пары прядей волос. Или копать?

– Они?... – пытаясь выкинуть эту навязчивую мысль из головы, спросила Абигейл. – А сколько их было?

– Две, – хмыкнул Фрино. – Сестры-близняшки. Не думал, что тебя интересуют такие вещи.

– Я бы хотела узнать хоть немного больше о твоей прошлой жизни. Расскажешь? Какими они были? И в каких вы были отношениях?

– Отношениях, – скривился Фрино. – Не задавай глупых вопросов. Мы были в отношениях рабынь и хозяина. Они делали то, что я им говорил, я старался держать их на расстоянии. Я вообще не хотел их брать поначалу...

– Почему? – спросила Эби, удивленная таким заявлением.

– Ну что ж... вдаваться в подробности не буду, скажу коротко. До них у меня был другой раб, и с ним все закончилось плохо. Потому, когда мне притащили эту парочку на день рождения, я приложил все усилия, чтобы отвертеться...

***

– И вы смеете предлагать мне эту... эту... пакость?! – скрежеща зубами, осведомился Фрино. – Откуда я знаю, что этот мешок жира, которого вы называете вашим сыном, не лапал их своими мерзкими пальцами?

Чувствуя, как внутри все клокочет от гнева, страха и смятения, Фрино стоял посреди зала. У владельца самого модного в городе ресторана действительно был тучный, мерзкий на вид сынок. Этот самый сынок сейчас старательно прятался за шторой и наивно думал, что Фрино не видит красной, прыщавой морды этого убожества. Впрочем, и отец этого мерзкого создания был не лучше – часть его зада, не помещавшегося на стул, отвратительно свешивалась вниз. Фрино бы обоих прогнал ко псам со своего праздника, да отец бы не позволил.

Кстати отец явно наслаждался, глядя на то, как его сын закатывает сцену. Что ж, они играли в эту игру уже давно. Игра называлась: «Угадай, дорогой сынок, что ты должен сделать, чтобы я не разозлился». Но сейчас – редкое совпадение – его желания совпадали с желаниями самого Фрино.

Две совершенно одинаковые девушки, испуганно прижавшись друг к другу, стояли перед ним на коленях. Как и полагается рабыням, они опустили головы, но Фрино все равно ловил на себе их короткие взгляды из под ресниц. На вид – немного младше его, лет по восемнадцать. И, что самое неприятное – симпатичные. Самый лучший эскорт для будущего наследника, даже у его отца таких игрушек не было. И Фрино понимал где-то внутри – согласиться ему придется, хотя и не хочется взваливать на себя рабынь – первых после смерти Кая. Но сначала он намеревался от души поскандалить.

– Господин, не гневайтесь, – одышливо засипел хозяин ресторана. – Ни я, ни Карл и пальцем их не коснулись. Они... х... специально... х.... для вас, господин.

– Да неужели, – брезгливо фыркнул Фрино. – И где же вы их взяли? Не поверю, что близнецов никто еще не забрал себе в коллекцию. Поди выкупили шлюх из борделя и притащили. Спасибо, мне такая дрянь не нужна. И гости, которые приносят мерзость мне в подарок, тоже не нужны! Убирайтесь, пока я вам магией не вывел.

– Прошу вас, господин, поверьте мне, – рухнул на колени мужчина. – Мы нашли их в глухой... х... деревни. Но они девственницы, клянусь вам собственным сердцем и законом! Они невинны и чисты как снег на вершинах гор.

– Чем докажешь, смерд? – с сомнением спросил Фрино.

На самом деле его подозрения были совершенно не беспочвенными. Красивых рабынь было днем с огнем не сыскать, а тут две такие милашки. Оправдания про деревню звучали здраво, но все же...

– Дознание, я проводил дознание, господин, – залебезил мужчина. – Магическое.  Они обе невинны, невинны, господин. Велите казнить меня, если на простынях не останется крови после ночи с ними.

Фрино украдкой глянул на отца, будто прося совета. Увидев на высохшем, покрытом жесткими морщинами лице довольную ухмылку, убрал нити магии, которыми уже тянулся к хозяину ресторана. Пестро наряженные гости тоже смотрели на развлечение с интересом и одобрением. От этих взглядов Фрино затошнило. Сынишка первого человека в стране показывает зубы, что может быть приятнее глазу и слуху тех, кто ниже по статусу? Идиоты.

– Головой отвечаешь, – зло выплюнул Фрино владельцу ресторана. – Подарят мне какую-нибудь болячку – сгною и тебя, и твою жену, и твоего паршивого выродка в темнице.

– Спасибо, господин, спасибо, – залебезил мужчина. – Это честь для меня... х.... честь!

– Да-да, – чуть рассеянно ответил Фрино, переводя взгляд на девушек.

При взгляде на близняшек внутри у него все возмутилось. Он должен был их взять, но он не хотел этого. Ведь это эскорт. Он – алмаз, а они – золотая оправа. Их нужно воспитывать так, чтобы они были шелковые. Воспитывать, но при всем при этом держать подальше от себя, не сближаться. Фрино знал, что рано или поздно у него будет второй тест, и понимал – вот он. Отец будет пристально следить за тем, чтобы сын правильно играл с этими куколками. И если Фрино ошибется, то не отделается выговором.

На какую-то секунду в ухмылке отца ему почудилось нечто хищное.

Иногда Фрино казалось, что никакой он не наследник...

...а всего лишь еще одна игрушка, которую однажды сломают потому, что она надоела, и закопают в теплице под розовым кустом.

***

– Твой отец ужасный человек, – покачала головой Абигейл. – Хотя я не могу не понять тебя. Мои родители тоже мало считались с моим мнением. Я тоже постоянно боялась их...

– Не думаю, что ты боялась так же сильно, как я, – горько усмехнулся Фрино. – Когда я совершил ошибку в тот раз, с первым своим рабом, отец привел меня в пыточные. Привел и начал водить от одной страшной машины для уничтожения человека к другой и расписывать мне в красках, что он сделает со мной, если я не буду вести себя правильно. Потом он притащил одного из своих рабов и начал делать с ним то, что предрекал мне, заставляя на это смотреть. Крики до сих пор в ушах стоят, но и этого ему было мало...

– Прекрати, – не выдержав, закрыла лицо руками Эби. – Это ужасно...

– Да, ты права, – невесело улыбнулся Фрино. – Извини, я не должен был тебе этого рассказывать...

– Лучше скажи, что было дальше с близняшками? – попыталась перевести тему Эби. – Мне, честно сказать, интересно...

– А что именно ты хотела бы знать? – прищурился подозрительно Фрино. – Постой, ты хочешь, чтобы я сказал, спал я с ними или нет? Разумеется спал. Знаешь, на Орне считается, что в домах высших по статусу должно быть прохладно. Тупая традиция, ничего нет в этом хорошего. И уже много столетий высшие спят в компании своих рабов чтобы не мерзнуть. Даже если бы мне, по сути, не нужно было бы с ними спать чтобы удовлетворить ожидания отца – попробуй удержись, когда у тебя под боком две голые девушки лежат.

– Извращенец, – надулась Эби.

– Я мужчина, – фыркнул Фрино. – Если бы я сказал, что я с ними не спал за три года ни разу, что бы ты обо мне подумала?

Эби задумалась. Ну да, как-то это показалось бы ей странным, наверное. Она бы даже подумала, что у него не все в порядке со здоровьем. Видно, прочтя это в ее взгляде, Фрино кивнул и отвернулся.

– Послушай, – осторожно спросила Эби, – я немного не понимаю, зачем вообще нужны рабы? Ты ведь вроде говорил, что у вас были слуги.

– Ну, скажем так, это показатель власти, – хмыкнул Фрино. – Роскошь. Традиции. Некоторые, кто победнее, держат их в качестве прислуги. С рабом же ведь просто – пошел, поймал какого-нибудь простолюдина на улице, поставил метку – и он твой, что хочешь с ним, то и делай. Однако те кто побогаче держат платную прислугу, обученную, потому что могут себе это позволить.

– Вот оно как, – хмыкнула Эби. – Хорошо, традиции, но что с рабами вообще делать?

– Эби, не строй из себя наивную дурочку, – взмолился Фрино. – С ними делают все, что в голову взбредет. Это человек, который целиком и полностью в твоей власти. Вещь. Брошка, сережка, статуэтка – сравнивай с чем хочешь. Они и личные слуги своих хозяев, и игрушки в постели, и посыльные, и просто красивые домашние животные, на которых так приятно смотреть...

Эби опустила взгляд, а Фрино добавил сверх всего этого.

– Так считают на Орне. И в этом мое главное от них отличие. Я никогда не мог заставить себя так думать.

***

Фрино клонило в сон. Он встал сегодня рано, постоянно был на ногах и даже не успел за день ни разу толком поесть – ограничивался маленькими, не насыщающими перекусами. Впрочем, Фрино редко ел досыта, предпочитая всегда оставаться немного голодным. Ведь когда ты голоден, то думаешь о собственном пустом желудке больше, чем о проблемах. Ко всему прочему, что огромная редкость, с празднования своего дня рождения он вернулся совершенно трезвым.

Так что голодный, сонный и уставший, он восседал в мягком красном кресле, стараясь не дремать. Это кресло стояло на покрытом отделочным камнем полу ванной. Было тепло, почти жарко, и от пара тяжело дышалось.

За полупрозрачной розовой занавеской, в большой круглой купальне отмывались близняшки. Они старались стыдливо прикрываться, но Фрино все равно все видел. Тоненькие смуглые тела, такие маленькие и худые, маленькие груди, покрасневшие от тепла и смущения приятные лица. Одинаковые лица. Только сейчас Фрино оценил подарок по достоинству – симпатичные, покорные, скромные. Видно, даритель даже потратил немного времени на то, чтобы разъяснить им правила этикета. По крайней мере девочки вели себя весьма исправно.

Впрочем, Фрино не только смотрел, но еще и прощупывал магией. Девушки не ощущали этого, но нити давно уже окутали их тела. Рисковать было нельзя, потому Фрино внимательно проверил их на предмет болезней, но ничего страшнее небольшого насморка не нашел. Осталось проверить только одно – девственность. Впрочем, к этому у Фрино было особое отношение.

С одной стороны он понимал, что девственница – это для многих очень и очень вкусная конфетка. Еще бы, никем до тебя не тронутая девушка. С другой стороны девственница же ничего не умеет толком, учить придется всяким постельным премудростям. А это время и нервы. И, пока ты ее не научишь, все, чем она может быть – это бревном. С третьей стороны, как не посмотри – научить легче, чем переучить. Ведь можно этих девчонок воспитать как тебе нравится. Но мороки...

В общем, сомневался Фрино по поводу того, нравится ему эта перспектива или нет. А вот сами девочки без сомнения нравились. Если бы не дикая усталость, наваливающаяся с каждой секундой все сильнее, он бы не только посмотрел на своих новых рабынь, но еще бы и потрогал. Сейчас же все, чего он хотел – это выспаться. А уж завтра с утра, на свежую голову, можно будет и поэкспериментировать.

– Давайте пошустрее, – решил поторопить девушек Фрино. – Иначе я залезу к вам в ванную и помогу. Только не халтурьте. Будете плохо пахнуть – выставлю в коридор спать. Надеюсь, вы помните, как там холодно?

Оценив перспективы, близняшки испуганно на него зыркнули и приняли тереть свои тела с удвоенным усердием.

***

– Не понимаю, как можно спать друг с другом без любви, – хмыкнула Эби. – Как от этого можно получить удовольствие?

– Запросто, – пожал плечами Фрино, а потом, придвинувшись к своей девушке поближе, шепнул ей на ухо. – Правда, его будет гораздо меньше, чем я получаю с тобой. Это совсем, совсем другое. И я благодарен тебе за то, что ты показала мне разницу...

Эби смутилась, но приобнять себя позволила. А Фрино, касаясь носом ее уха, добавил:

– К тому же тогда я был тем еще подонком. Не уверен, что сейчас исправился, но... я с тобой плавлюсь как масло над огнем. Ты делаешь меня мягким, и, кажется, я таким и останусь. И уж тем более никогда не сделаю ничего без твоего на то разрешения...

– А с ними ты... – закусила губу Эби, стараясь скрыть смущение, – их ты заставлял, да?

– Не поверишь, но нет, – горячо шепнул ей Фрино. – Там, у меня дома, каждый с пеленок знает – если на тебе стоит метка, то лучше не дергаться. Но эти девочки как-то раз сказали мне, что даже рады были попасть в мои руки.

– П... почему? – еле дыша от того, как они близко, спросила Эби.

– Потому что в отличие от многих других хозяев я не был уродцем, – Фрино осторожно, нежно прикусил мочку ее уха. – Да и в постели я к ним относился снисходительно. Не имел каких-нибудь неприятных пороков... не душил, не бил, не пытался взять силой. А что до нашей первой ночи... что ж, тот, кто мне их подарил, крепко вдолбил им в головы, что они должны меня соблазнить. Я хотел оставить все до утра, но они так ластились ко мне, так липли, что сами напросились...

***

– Вам что, особое приглашение требуется? – осведомился Фрино у близняшек. Девушки нерешительно топтались у его кровати – маленькие, милые, в одинаковых белых сорочках похожие на привидений. Худенькие до торчащих ребер – вот она, полуголодная деревенская жизнь. Фрино уже взял на заметку, что надо бы их откормить. Не баловать, но дать отъестся. К тому же они так жадно набросились на еду, тарелку с супом хлебом вычистили. Даже самому Фрино поесть вдоволь глядя на них захотелось.

Смущенно опустив головы, девушки забрались под плотные одеяла и устроились по обе стороны от своего хозяина. Их чуть трясло от холода – еще бы, ранняя осень, топить еще рано, но уже прохладно. Фрино порадовался тому, что девушки легли чуть на расстоянии – спать хотелось до головокружения.

Он собирался уже провалиться в сон от усталости, как одна из сестер осторожно заворочалась и, будто случайно, прижалась к его боку. Это Фрино насторожило, но он спустил все на тормозах – может просто холодно ей? Но спустя пару минут точно так же прильнула к нему и вторая, пугливо положив руку ему на грудь. И опять Фрино решил не реагировать, к тому же ему стало тепло и приятно, сознание почти уплыло в лиловые облака междумирья... но тут одна из сестер наглым образом закинула на него ножку.

Фрино стало жарко. Головы девушек как-то потихоньку, ненавязчиво, оказались на его плечах. Одна женская ладошка лежала на груди Фрино, вторая – на животе. Еще и груди девушек упирались ему в бока... мягкие надо сказать, пусть и спрятанные под нежной белой тканью. Попробуй тут сохрани самообладание. Борясь с собственным организмом, который резко передумал спать, Фрино все же попытался успокоиться. Ага, размечтался. Носик одной из девушек уткнулся в его шею.

Вот все, по сути, Фрино мог вынести. Ножку – мог, ручку на животе – мог, грудь, утыкающуюся в бок – мог. Но не поползновение на свою тощую шею. Он к ней вообще никого не подпускал обычно, уж больно чувствительно место.

– Это еще как называется? – не выдержал он. – Я думал мне подарили скромных девушек, а не бессовестных мерзавок. Вы мне поспать дадите или нет?

– Простите, господин, – залепетала одна, тут же отшатнувшись.

– Нам сказали, что так обязательно надо, господин, – отстранилась и вторая. – Мы больше так не будем.

– Да нет уж, подождите, – подгреб их к себе Фрино. – Давайте разберемся, каким образом этот мешок жира вам это объяснял. Приставал?

– Нет-нет, господин, не приставал!

– Он позвал нас в комнату и показывал, как с ним это делают его рабыни. Мы просто смотрели, господин.

– А еще он сказал, что с рабынями спят, вот мы и...

– Хозяин спит с рабынями тогда, когда сам этого хочет, а не когда им приспичит, – фыркнул Фрино. – Невинные девушки еще называются. Ну, и что нам теперь делать? Я хотел оставить это до завтрашней ночи, но вам, видно, не терпится? Кто первая будет отвечать за свои поступки, м?

Девушки испуганно сжались. Фрино только тяжело вздохнул – вот дурехи! Сначала сами лезут, потом пугаются. Или они надеялись, что все это начнется как-то само собой, тихо и молча? Вариант, конечно, для них был бы идеальный, но Фрино им не парень, а хозяин. И хозяин должен начинать, а не рабыни. Надо сразу показать, кто здесь главный и кто решает что делать.