Текст книги "Личная жизнь моего мужа"
Автор книги: Алиса Берг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Но пойдем дальше, как говорят, по списку. После эпохи творческого энтузиазма наступила эпоха творческого успокоения. Я еще посещала театр и видела уже другого мужа. Он по-прежнему много и хорошо работал, но того созидательного огня уже не было, он горел спокойным, ровным пламенем, почти без вспышек. Можно предположить, что именно тогда у него начался роман с Яценко. Непонятно даже, зачем он его затеял, с далеко не самой красивой, талантливой актрисой и не самой умной женщиной. По большому счету, с серой мышкой. Вряд ли она была лучше меня в сексе, в отличие от Аллы я вообще ее не очень представляю с моим мужем в одной постели. Все равно, что туда положить крокодила или жирафа. Хотя будет большой ошибкой все сводить исключительно к сексу. Более того, в этом случае я даже думаю, что со стороны супруга секс играл второстепенную роль. Весьма вероятно, она привлекала его чем-то совсем иным. Чем?
Давайте подумаем вместе с вами. Я тогда стала постепенно отходить от театра, у меня было полно дел в банке. До того же момента значительная часть хозяйственных забот были взвалены на мои хрупкие плечи. Но когда я перестала ими заниматься, возникла пустота. А муж такие скучные дела не любил, ему приходилось принуждать себя уделять им внимания. И если мое предположение верно, то ему понадобился человек, способный взвалить это бремя на себя.
Я постаралась припомнить то время. В памяти вдруг зазвучали слова мужа. Какой-то период, он, в самом деле, жаловался на то, что приходится много заниматься административной и хозяйственной работой в ущерб творческой. Но с какого-то момента эти жалобы внезапно прекратились. Мне бы удивиться тогда этому обстоятельству, а я дура обрадовалась, что он перестал доставать меня своими причитаниями. А ведь это был сигнал, да только он пролетел мимо моего убогого сознания.
Итак, согласно моему предположению, муженек решил вступить в связь с Яценко, исходя из хозяйственных соображений. Я в очередной раз напрягла память. И не напрасно, она выдала нужную информацию; кажется, он мне тогда говорил, что призвание Яценко быть завхозом, а не актрисой. У нее это получается гораздо лучше. Разумеется, в тот момент я пропустила и эту фразу мимо своих маленьких, но весьма элегантных ушей, но, как оказалась, она все же застряла в моих извилинах, и через много лет вернулась ко мне.
Ладно, будем считать, что с этим периодом личной жизни моего мужа я более или менее разобралась. Но как протекала она дальше?
Я снова погрузилась в воспоминания. Еще недавно мне казалось, что большая их часть безнадежно позабылась, целые пласты нашей жизни ушли в небытие. И уже никогда не воскреснут. Да и зачем? Но теперь выясняется, что на самом деле очень многое сохранилось, просто переместились на дно. И лишь надо было проявить усилие, чтобы все эти картины прошлого вернулись и вновь ожили.
Что-то случилось через какое-то время с мужем, он вдруг стал раздражительным, предъявлял мне необоснованные претензии. Кажется, тогда в театре наступил первый кризис, что-то не заладилось с очередной постановкой. Если моя теория верна, и это напрямую связано с женщиной, то, что же тогда происходило в этом плане? Надоела ли ему до ужаса Яценко, расстался ли он с ней, находился в поиске новой кандидатуры? Или дело заключалось в чем-то еще? Как бы то ни было, но в его жизни явно что-то было не в порядке, было нечто, что не устраивало его. Отсюда проблемы, творческие неудачи.
В мою душу вдруг прокрались сомнения. А не слишком ли я тесно я увязываю творческие взлеты и падения супруга с отношениями с женщинами? Не может же творчество зависеть и питаться исключительно от одного источника, должны быть и другие, не менее возвышенные. И не могут же неудачи быть связаны только с любовными, а то и сексуальными проблемами? Как жаль, что мы с какого-то момента перестали с мужем обсуждать важные вопросы, каждый жил в своей ореховой скорлупе. Даже по косвенным его высказываниям можно было бы о многом судить.
Ладно, проскочим через этот период, а что случилось дальше? Честно говоря, не совсем понятно, моя теория начинает пробуксовывать. У него появляется Алла – талантливая актриса, красивая, эффектная женщина. Разумеется, мне не ведомо, какова она в постели. Но что-то мне подсказывает, что и здесь она на высоте. Достаточно заглянуть в ее ореховые глаза, увидеть их блеск, чтобы ощутить могучие токи сексуальной энергетики. Но именно тогда, когда у мужа разворачивается этот роман, начинается самый долгий и самый глубокий период его творческого застоя. Как-то одно не вяжется с другим. Вот бы спросить благоверного, что же с ним такое приключилось, почему дает сбои моя блистательная теория? Интересно, когда-нибудь нам удастся поговорить на эту тему? Или так это все и останется вечной загадкой, как улыбка Моны Лизы?
Но пойдем дальше. Итак, у мужа возникает связь с красивой, сексуальной женщиной, но при этом его творчество переживает явный застой. И вдруг мощный всплеск, блистательная работа. Возникает закономерный вопрос: что послужило источником этого взлета? Получается, что не Алла? Или все же Алла?
Я попыталась мысленно прокрутить наш разговор. Звучала в нем какая-то интонация, которая должна была навести меня на какие-то важные мысли. Внезапно ко мне пришло любопытное предположение: Алла всегда славилась умом, к тому же, она хорошая актриса. И если я права, что она мне что-то хотела подспудно сказать, то сделала это тонко и ненавязчиво. Догадаюсь – молодец, нет – вини себя за тупость. Насколько я помню, это вполне в ее манере, она и раньше любила говорить, точнее, играть в двусмысленность. То ли она, таким образом, пыталась чего-то добиться, то ли ей просто нравилась так себя вести, пудрить своим собеседникам мозги. В конце концов, у каждого человека должна быть своя забава, без нее жизнь становится чрезмерно пресной, лишенной азарта. А Алла всегда до ужаса боялась скуки, для нее она сродни тяжелой болезни. Вот и разыгрывала разные многоходовки. Хотя с другой стороны мне показалось, что чем-то она все же действительно то ли недовольна, то ли расстроена. Может, не все у них благостно с моим мужем. Он человек не простой, да и излишней верности не только жене, но и любовнице не проявляет. Ох уж мне эти творческие люди, вечно у них все не так, как у всех. Если уж завел себе любовницу, то хоть ей будь верен, хотя бы ее сделай счастливой, если нет желания сделать счастливой законную вторую половину. Но нет, они всегда думают только о себе, как же, они же творцы, избранники Бога. Так однажды, когда мы только поженились, он сказал о себе. И я уверена, что с тех пор у него это мнение о своей персоне нисколько не поколебалось.
Ладно, я чувствую, что уже утомила вас своими рассуждениями. Поэтому кратко подведем итоги. А они таковы: если мои выводы верны, то муж сейчас переживает важный, даже может быть драматический момент в своей жизни. И, скорей всего, Алла знает об этом. А может быть, и не только она. Но пока он остается скрытым от меня плотным занавесом. Попробуем его приоткрыть. Хотя с другой стороны совсем не исключено, что лучше жить в вечном неведении.
Глава 14
Я решила посетить с мужем театр. Но не его, а другой. В город приехал всемирно известный режиссер; я отлично помнила, что несколько лет назад супруг восхищался им, считал его образцом для подражания. Он привез очень известный спектакль, которым восторгался чуть ли не весь мир. По крайней мере, не самая худшая его часть. При этом он давал всего одно представление, из чего легко представить, какой гигантский овладел всеми ажиотаж. Ладно, что цена билетов достигала космических величин, так ведь не достать. Все мои попытки оказались безуспешными, хотя я решила денег не жалеть. Даже если придется залезть в долги до конца моих дней. Впрочем, слава богу, с моей зарплатой это мне не грозило.
Оставалась последняя надежда на Гороховского, у которого имелись связи повсюду, разве только отсутствовали в патриархии. Хотя совсем не исключено, что были и там. По крайней мере, однажды я видела в его кабинете какого-то священнослужителя, с которым он разговаривал почти как со старым приятелем. И, судя важности манер и дороговизне рясы служителя Бога, то был далеко не рядовой священник. Но это так, к слову пришлось.
Набравшись то ли храбрости, то ли наглости я направилась к своему шефу. В последнее время мы виделись часто, но в основном мельком, решали текущие вопросы и расходились как в море корабли. Я знала, что он хотел бы иметь со мной более длительные контакты, но, если говорить честно, мне было совсем не до него. Дела семейные и не только семейные так поглощали мое внимание, что уделять ему время не было ни сил, ни желания. Хотя я понимала, что поступаю не правильно. Но я так редко поступаю правильно, что мне простительно такое поведение. По крайней мере, в собственных глазах, хотя не исключаю, что вы, может быть, и другого мнения.
Я пришла под конец рабочего дня, когда схлынул поток бесконечных дел, и можно было немного расслабиться. Что сибарит Гороховский и делал, он развалился в мягком кресле, перед ним на столе стоял бокал с коньяком. Я знала некоторые его привычки, поэтому эта картина меня нисколько не удивила. Даже обрадовала; когда он в таком настроении – с ним легче беседовать. Ох, как я, дуреха, ошибалась.
– Как здорово, что зашла, – обрадовался он. – Мы с тобой уже давно не виделись.
– Я сегодня в твоем кабинете была дважды.
Гороховский взял в руки бокал с коньяком и сделал такой широкий жест, что напиток частично пролился на его жутко дорогие брюки. Но он даже не взглянул на пятно, образовавшееся на самом интересном месте. Более подробную географию пятна, позвольте мне не указывать.
– Это не считается, это по делу. Я даже тебя не замечаю, только бумаги. Бумаги и переговоры, от этого можно обалдеть.
– Ты сам выбрал себе такую жизнь.
Сергей посмотрел на меня.
– А тут ты ошибаешься, это такая жизнь меня выбрала. Будь моя воля, я бы выбрал совсем другое.
– А могу я узнать, что именно?
Гороховский вылил остатки коньяка, но на этот раз не на себя, а в себя.
– Я бы выбрал тебя. И посвятил жизнь тебе.
Я почувствовала себя неуютно. Он и раньше намекал на свое отношение ко мне, но впервые заявил об этом прямым текстом. Был ли в этом виноват коньяк или что-то еще, я не знаю. Но я растерялась столь сильно, что просто замолчала. Да и что тут скажешь, учитывая все попутные обстоятельства?
Сергей же неожиданно встал и направился прямым ходом ко мне. Я же, словно загипнотизированная, смотрела на его пятно на том самом интересном месте. И что я так на него уставилась?..
Гороховский положил руки мне на плечи, словно проверяя их на прочность. Ну а дальше… Думаю, вы сами догадываетесь, не дураки же. Но я все же изложу последующие события не из желания покрасоваться перед вами, а так как они имеют некоторое отношение к основной канве повествования.
Его губы внезапно (хотя внезапно ли) прижались к моим губам, настойчивый язык начальства проник в мой рот. Не стану лукавить, поцелуй был что надо, и я отдалась ему целиком. В нем была подлинная страсть, в отличие от театральных лобзаний мужа. Руки президента банка, через которые проходило столько денег, в данный момент жадно блуждали по моему телу. Сергей был охвачен подлинной страстью и желанием; будучи женщиной, я не могла в этом ошибиться. Да и во мне самой оно вспыхнуло почти мгновенно, я уже почти ни о чем не могла думать. В конце концов, имею и я право на маленькое счастье? Почему мужу можно, а мне – нет?
От прелюбодеяния меня спас мобильный телефон. Когда Сергей уже начал при моем полном попустительстве меня раздевать, из кармана его брюк раздался звонок. Он чертыхнулся, но сказалась привычка банкира, прервал свои манипуляции со мной и приступил к манипуляциям с телефоном.
Но после того, как он быстренько закончил, а точнее скомкал, разговор, диспозиция изменилась принципиально. Я немного успокоилась и привела в порядок одежду. Гороховский решил продолжить с прерванного места, но я мягко отстранила его.
– Не будем, Сережа, – мягко сказала я. – Это была с моей стороны маленькой ошибкой. Я пришла к тебе совсем не за этим.
– А зачем?
Я замялась. После отказа продолжить любовную прелюдию, мне было не совсем удобно обращаться к нему с просьбой. Как чуткий человек он это понял.
– Да уж ладно, говори, зачем пришла.
Набравшись наглости, я изложила ему просьбу.
– Но это абсолютно невозможно! – мгновенно воскликнул он.
– Для тебя нет ничего невозможного в этом городе. – Конечно, это была лесть, но и в какой-то степени и правда.
Он задумался.
– Пойдешь с мужем?
– С кем же еще?
– Мало ли с кем? – красноречиво взглянул он на меня.
– Только с мужем.
– Быть верной женой – сейчас это уже не добродетель, это случай, который достоин быть занесенным в красную книгу.
– Значит мне туда. Спасибо, что указал мне направление, куда идти.
Гороховский какое-то время смотрел на меня, после чего вернулся на свое место за роскошным столом.
– Не знаю пока как, но билеты я тебе достану.
Был прекрасный вечер. Если хотите, дам краткое его описание. Слышу вашу дружную реплику: не хотим описания прекрасных вечеров, начитались в других романах. В таком случае не стану злоупотреблять правом автора писать текст, который хочет писать он, а не читать читатель. Да, если честно, я только этому рада, признаюсь, большого желания заниматься изображением этой картины я не испытываю. И не только в силу ограниченности красок в моей литературной палитре, но и потому, что ничего из того, что меня окружает, меня в данный момент не интересует. Я вся поглощена общением с мужем. Да, да, не только в вашей, но и в моей жизни случаются такие счастливые моменты. Хотя счастливые ли? Как обычно, предлагаю это решать вам. Но ведь не каждый же раз он мне предлагает:
– А давай оставим пока машину в покое, и погуляем. Может, даже где-нибудь посидим.
Конечно же, я с радостью соглашаюсь, погулять с мужем и даже, если жутко повезет, где-нибудь с ним посидеть. То, что для любовницы привычное дело, для жены – редкая удача.
Муж сосредоточенно молчит. Я не мешаю, я знаю, ему надо переварить впечатления. Их много и у меня, а у него – на порядок больше.
– Спасибо тебе большое, что ты меня привела на этот спектакль. Как ты сумела достать билеты?
Любящая жена способна и не на такое. Так я хотела бы ответить, но не могу позволить себе такую роскошь – зачем создавать для него неловкое положение. Поэтому отвечаю правду, хотя она звучит и не так замечательно:
– Сергей Гороховский достал. Для него нет ничего невозможного.
– Передай ему большую благодарность.
– Обязательно.
– Я должен был это посмотреть.
– Поэтому я тебя и привела.
– Знаешь, для меня было важно понять, тем ли путем я иду. Я давно его искал и все никак не мог найти. А когда, наконец, отыскал, то засомневался, а туда ли направляюсь. А теперь вижу, что интуиция меня не подвела, мы идем с ним в одну сторону.
– Я это сразу поняла: то, что ты сделал, и то, что сделал он, находится в одном русле. Но сейчас я хочу тебе кое-что сказать не как жена, а просто как зритель. Если, конечно, не возражаешь.
– Твое мнение для меня всегда важно.
Не будь вечер так хорош, а беседа столь задушевна, я бы усмехнулась. Но сейчас даже и тени усмешки не появилось на моем лице. Даже если это неправда, то это приятная неправда. И пусть она еще некоторое время потешит мой слух.
– Твой вариант мне понравился больше. Причем, значительно больше. Он ярче, глубже, выразительней. А тут как-то все смазано, не доведено до конца. А у тебя отточен каждый жест, акцентировано каждое произносимое слово. Из вас двоих я безоговорочно отдаю предпочтение тебе.
Ответом на мою реплику последовало долгое молчание. Я не торопила его с ответом, так как сознавала, что мои слова требовали некоторого обдумывания. Для вас же скажу, что в них не было никакого корыстного мотива, я действительно так считала.
– Как ни странно, но когда я смотрел спектакль и сравнивал со своим, то, как профессионал понимал, что мой лучше. И именно по тем категориям, которые ты перечислила. Знаешь, я думал, ты совсем порвала с театром, перестала его понимать. А сейчас вижу, что, по большому счету, ничего не изменилось, ты прекрасно во всем разбираешься.
Даже передать вам не смогу, каким бальзамом на мою измученную душу стала для меня эта похвала. Давно он не говорил мне ничего хорошего.
Но я решила показать себя скромницей.
– Я уверена, что такой вывод сделал бы любой, кто бы сравнил оба спектакля. Это очевидно и не для профессионалов.
– Ты полагаешь? – посмотрел он на меня.
– Это я говорю от имени зрителей.
– Может, ты и права, вот только будут ли они? Как подумаю, что мы можем не дожить до премьеры, становится так тяжело, как еще не было ни разу в жизни. А сегодня мне главный бухгалтер доложила, что пришли счета на оплату. А платить нечем. – Он с надеждой посмотрел на меня.
Я почувствовала себя в ловушке. Конечно, деньги на оплату счетов найти было проще простого, достаточно было их попросить у Гороховского. Для него это не сумма. Но что тогда будет с наказанием мужа? Он мне изменяет уже столько лет, а я стану повторять подвиги Дон Кихота. Уж извините меня, дамы и господа, нетерпеливо ожидающие такого же поведения от меня, но пока я к нему не готова.
Чтобы укрепить свою волю, я вызвала в своем воображение образ Аллы Молотковой. Да не просто ее соблазнительный лик, а усугубила ситуацию, представив этих голубков в постели.
Эта кривая напряженная кривая моего воображения достигла своей цели, я ощутила, что могу сопротивляться давлению мужа и гнуть свою линию. Ведь не случайно я предприняла столько усилий, чтобы попасть с супругом на этот спектакль, а перед нашим походом прочитала о режиссере и об его постановке все, что смогла найти. И поняла: это то, что мне нужно. Для супруга это станет дополнительным ударом, он поймет, как многое может потерять вместе с гибелью театра.
– Я еще не изучала финансовое состояние театра, – ответила я на его призыв. – Может быть, мы найдем какие-нибудь средства и погасим самые спешные платежи.
– Но ведь это не решит проблему, – с горечью произнес супруг. – Сейчас, если и погасим, то в следующий месяц все будет то же самое, снова настанут эти проклятые платежи. А денег больше не станет.
– Денег больше не станет, – подтвердила я. – Но, знаешь, как говорится: нам бы день продержаться, да ночь простоять.
– Продержимся, простоим, а дальше? Чтобы творить и заставлять других это делать, вести их за собой мне нужно видеть хоть какую-то перспективу. Вот как ему – у него гастроли расписаны на два года вперед. А я не представлю, что будет завтра. Придет судебный пристав и все опишет.
– Каждому свое, дорогой, – сочувственно произнесла я.
И сразу же пожалела о своих словах. Муж почувствовал в моей интонации скрытое недоброжелательство, его взгляд, дабы проверить свою догадку, замер на моем очень даже симпатичном лице. Я же в тот момент очень надеялась, что оно было столь же непроницаемым, как у Будды.
– Что ты хочешь этим сказать? – настороженно спросил супруг.
– Только то, что не стоит думать о том, что и как складывается у других. Это все равно не помогает, только разжигает зависть. Каждый человек должен идти своим путем и как можно меньше обращать внимания на то, как идут другие.
– Ты так идешь? – недоверчиво спросил муж.
– Если бы, – вздохнула я. – Я как раз оглядываюсь на других. Хотя иногда, – я задумалась, – мне кажется, что я действительно иду своей неповторимой дорогой. Только боюсь в это уверовать. Девяносто девять процентов, что это иллюзия.
– И что же тебе надо, чтобы ты уверовала?
Конечно, я могла ответить на этот вопрос, но вряд ли мои слова были бы сейчас уместны. Каждому овощу свое время, а для этого оно еще не подоспело.
– Я еще сама не решила. Но когда решу, непременно тебе скажу. Но сейчас не обо мне речь.
– Как знать? – как-то странно протянул муж. – Впрочем, ты права, у меня мысли забиты моими делами. Ты даже не представляешь, как я хочу выбраться из этой выгребной ямы. Особенно после того, как увидел сегодня спектакль. Иногда мне кажется, что я готов ради этого все отдать.
– Ты уверен? Все это не слишком много?
Он посмотрел на меня долгим взглядом.
– Уверен. А почему ты в этом сомневаешься?
– Иногда человеку даже ради большой цели жалко расстаться, в общем-то, с пустяком, без чего он вполне способен счастливо прожить. И это губит все дело.
– Со мной такого не случится, я готов на жертвы.
Посмотрим, дорогой, на что ты готов, на какие жертвы. Все мы обещаем чем-то пожертвовать до тех пор, пока не пробивает этот жертвенный час. И вот тогда оказывается, что желания делать это, нет ни малейшего.
– Будем надеяться, что жертвы тебе не понадобятся. Но на всякий случай помни о своем обещании.
– У меня хорошая память. – Мне показалось, что в его голосе прозвучало немного удивления. В самом деле, я иногда говорю такие странные вещи, что сама изумляюсь, откуда они появились во мне.
Глава 15
Мне позвонила Эммануэль Кобарер и попросила о встрече. Причем, голос ее звучал столь тревожно, что мы встретились уже в обед. Я сорвалась с работы, хотя у меня было пара срочных дел, прыгнула в машину и помчалась в кафе.
– Извините, что побеспокоила вас, Мария, но у меня из головы никак не может выскочить наш последний разговор.
– А что в нем такого особенного? Обычный бабский треп.
– Не лукавьте, Мария, я же не наивная девочка, поняла, что речь идет о вас.
Ее слова меня не слишком порадовали, получается, что измена моего мужа выходит на международный уровень. Не слишком ли ему много чести? Впрочем, послушаем, что будет дальше.
– Не буду лукавить, дорогая Эммануэль, речь действительно идет обо мне.
– Так я и думала. Мне, конечно, очень неудобно перед вами, что я вмешиваюсь не в свое дело. Но я считаю, что мы с вами подруги.
– И я так считаю. И раз мы кое-что прояснили, давайте говорить друг с другом без стеснения.
– Именно этого я и хочу больше всего.
– Начинаем.
– Я вдруг испугалась, что вы можете не выдержать этого удара. Я знаю случаи, когда женщины крайне тяжело переживали измену мужа. Одна моя знакомая попала в психиатрическую клинику, другая ушла в монастырь.
– Могу вас заверить, Эммануэль, у меня таких грандиозных планов нет. Как говорится в таких случаях: не дождетесь.
Француженка улыбнулась.
– То, что у вас не пропало чувство юмора, это обнадеживает.
– И все же, извините меня, но я не совсем понимаю тему нашей беседы, – заметила я. Обед стремительно приближался к концу, еще предстояла дорога до офиса по закупоренным пробками дорогам, а мы почти не продвинулись ни на шаг, все еще на стадии предисловия.
– Простите, понимаю у вас работа, надо спешить, но не получилось начать так сразу. Но теперь обещаю быть краткой. Я вам уже говорили, я католичка, для меня развод невозможен. Поэтому однажды я поняла, как важно для меня выработать правильное отношение к таким делам. Я стала уделять этому вопросу много внимания. И мне кажется, кое-чего добилась. Вот и подумала, а не поделиться ли с вами моими достижениями. Вдруг они и вам пригодятся?..
Я почувствовала, что растрогана. И стало стыдно, что сердилась на нее, на то, что она отнимает у меня драгоценное время не понятно зачем. Кто бы мог подумать, что она так сильно проникнется моими бедами? Нет, чтобы ни говорили, существует все же женская дружба и солидарность.
– Спасибо, Эммануэль, я непременно буду у вас. И мы проведем сеанс психотерапии для обманутых жен.
– Тогда я жду вас сегодня? – вопросительно посмотрела гостья из Франции на меня.
– Хорошо, я приеду.
Хотя мы дружили довольно давно, но порог квартиры Эммануэль я перешагнула впервые. И она произвела на меня неизгладимое впечатление, в ней действительно царил французский шарм, умение создавать неповторимую атмосферу какой-то легкости, изящества, непринужденности. Чтобы понять, что я имею в виду, нужно, как минимум, снабдить это повествование иллюстрациями. Но так как это скорей всего по ряду причин невозможно, то прошу поверить мне на слова.
– Мы сейчас одни, – снабдила Эммануэль меня с самого начала полезной информацией. – Чувствуйте себя совершенно свободно.
– Постараюсь, – пообещала я. И в качестве доказательства без разрешения села в понравившееся мне кресло. Будем считать, что с этого начинается моя свобода в этом доме.
Обычно немного чопорная, строго, как полагается верной католичке, и элегантно, как положено истиной француженке, одетая, сейчас хозяйка дома выглядела несколько иной. На ней было простое обтягивающее трико, которое рельефно подчеркивала ее зрелые формы. Будь я мужчиной, то не осталась бы равнодушной к этому волнующему зрелищу. Но, будучи женщиной, лишь бросила на них беглый взгляд и сразу же забыла.
Эммануэль неожиданно села не в кресло, а рядом со мной на пол, точнее на ковер. Некоторое время она смотрела на меня.
– Не знаю, помогут ли вам мои слова, но я много размышляла на эту тему. Однажды мне показалось, что у мужа кто-то есть, я так перепугалась, что не находила себе места. Тревога оказалась ложной, точнее, дальше самой первой стадии дело у них не пошло, он остановился на этом рубеже. Но я поняла, что нужно быть готовой ко всему, нельзя так легко поддаваться чувствам. Я задумалась, в чем корень зла. И меня в один момент осенило: не надо ощущать себя жертвой. Ни при каких обстоятельствах. Бог хочет, чтобы мы всегда ходили с высоко поднятой головой. Вы согласны?
– Что хочет Бог, мне неведомо, он со мной не делился своими замыслами. Но вот то, что вы только что сказали… – Я задумалась. – Это действительно очень простая и очень ценная мысль: когда ты изначально ощущаешь себя жертвой, то проигрываешь партию уже с первого хода. И ничего не поможет ее выиграть.
– Именно так, – обрадовалась моему пониманию предмета моя подруга из Франции. – Я была уверена, что вы сразу меня поймете. Я очень верующая, но ощущение себя жертвой не имеет ничего общего со смирением. Наш Господь принес себя в жертву, чтобы взять на себе все наши грехи, а мы же в таком случае эти грехи только усиливаем. Мужчина, видя, как мы страдаем, чувствует свою безнаказанность и еще больше грешит. А если он видит, что женщина не ощущает себя несчастной, ведет свою партию уверенно, он теряется, не знает, как поступать. И тогда мы оказываемся на равных.
– Прекрасная программа, – согласилась я, – но давно замечено, что чем лучше программа, тем меньше шансов ее воплотить в жизнь. Когда нежданно-негаданно узнаешь такую новость, испытываешь столь большой стресс, что все дальнейшее происходит уже помимо твоей воли. Мне даже кажется, что женщина вообще изначально является жертвой всех этих любовно-семейных отношений. Что-то вроде жертвенного животного, обреченного на заклание в храме. У мужчин есть свобода маневра, да они вообще не слишком парятся по поводу всех этих измен. Едва что-то у них засвербит в одном месте, то без долгих раздумий начинают действовать. И плевать им на жен, детей. Я бы даже сказала: на все мироздание. У них на уме только одно, и это самое для них главное. Вожделение довлеет и правит буквально всем.
Мною вдруг овладела ярость, я и сама не ожидала, что она вдруг появится сейчас словно бы ниоткуда. Мне-то по наивности грезилось, что я уже успокоилась, даже где-то философски смотрю на вещи. А вместо философии я вся раскраснелась, зрачки расширились, кулаки сжались… Не стану дальше описывать эту неприглядную картину, вы без труда можете вообразить это зрелище. Я приготовилась продолжить свою филиппику, как внезапно ощутила слабое, но нежное прикосновение к своей руке.
– Успокойтесь, Мария, – произнесла Эммануэль. – Вы немного утратили контроль над собой. Хотите что-нибудь выпить?
– Хочу!
Она налила мне что-то из пузатенькой бутылки, я залпом выпила. Что я тогда выпила, я так никогда и не узнала, но это нечто было очень крепким и жутко противным. Как ни странно, но меня действительно это пойло быстро успокоило. Я отрешено сидела в кресле и тупо смотрела перед собой. Надо же, как можно быстро изменить наше внутренние состояние, иногда достаточно всего несколько глотков. Теперь понятно, почему люди лечат свои душевные раны алкоголем.
Кобарер заглянула мне в лицо.
– Вспышка прошла? – спросила она.
Я кивнула головой.
– Что это было? Почему она так внезапно возникла?
– Вы слишком нестабильны внутри, втайне вы не верите в свои силы все это пережить без больших потерь.
– А это можно пережить без больших потерь? – недоверчиво посмотрела я на нее.
– Можно пережить вообще без потерь.
– Не верю. – я, в самом деле, не верила, что это можно пережить, не причинив себе урон.
– Пойдемте со мной, – предложила француженка.
Я послушно встала и последовала за ней. То, что я увидела, повергло меня в шок. Мы оказались в небольшой комнате, пол которой был устлан… Чем бы вы думали? Ни за что не догадаетесь. Мелким битым стеклом.
Я изумленно посмотрела на Кобарер. Та перехватила мой взгляд.
– Идете по краю, на другую половину комнаты.
Там нет стекла. Я последовала ее совету, а Эммануэль последовала за мной.
– Вы удивлены увиденным? – поинтересовалась она.
– Более чем, – честно созналась я. – Никогда не могла представить, что в вашей квартире может быть нечто подобное.
– Это мой способ укрепить уверенность в себе, не чувствовать себя жертвой ни при каких обстоятельствах. Советую и вам его использовать.
– Каким образом?
– Пройтись босиком по стеклу.
Меня аж передернуло от ужаса.
– Да мои нежные ступни превратятся в кровавое месиво.
– Так многие думают, потому что сами не испытали этого. Смотрите.
Кобарер быстро скинула туфли и осталась босиком. И пошла по стеклу. Я внимательно наблюдала за ней, но она шагала спокойно, явно не испытывая никакой боли.
Эммануэль снова встала рядом со мной.
– Посмотри на мои ноги, ни одного пореза. На самом деле, это вполне безопасно. Попробуйте.
Еще минуту назад я была твердо уверена, что никогда не сделаю ничего подобного. Но мало ли о чем думают женщины. Я скинула туфли и ступила на стекло. И даже зажмурилась от страха перед болью.
Но никакой боли не было, хотя не могу сказать, что ощущения были самые приятные, мои ступни слегка покалывало. Несколько минут я ходила по стеклу, затем вернулась на нормальный участок пола. Села на стул и внимательно осмотрела ногу. Несколько мелких осколков врезались в мою кожу, но никаких особых порезов не обнаружила. Чудо да и только!
– Убедились?
– Да, – сказала я. – Не могу поверить своим глазам.
– Видите, вполне можно ходить по стеклу, если вы уверены, что не порежетесь. То же самое и в жизни – опасности ничуть не больше. Когда будете испытывать в очередной раз неуверенность, приходите сюда, и походите по этому полу. И уверенность к вам вернется.