Текст книги "Венерин башмачок"
Автор книги: Алина Знаменская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
ГЛАВА 9
Оксана приехала в этот город сразу после окончания техникума. По распределению им предложили несколько городов, условно называемых «почтовыми ящиками». Оксана выбрала тот, что подальше от дома. Когда она явилась в отдел кадров предприятия, указанного в направлении, ее встретил серьезный взрослый мужчина, который не отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, а расспросил подробно о семье, о техникуме, о подругах. Даже какие книжки Оксана читает, спросил. А потом объяснил, что теперь Оксана будет работать на оборонном предприятии и поэтому должна дать подписку о неразглашении секретной информации. Оксана выслушала мужчину, прикидывая на себя возлагаемую ответственность. Честно подумала – сможет ли держать язык за зубами? Решила: труд но будет, но выполнимо в принципе. Глубоко вздохнула и подписала документ. Потом подвинулась поближе, оглянулась на дверь и сказала:
– Рассказывайте.
– Что? – опешил мужчина.
– Вашу секретную информацию.
Потом по заводу долго гулял этот анекдот. На Оксану приходили специально посмотреть. Так она и с Игорем познакомилась – он тоже пришел посмотреть на чудачку, требующую выдачи военной тайны.
Они не очень долго встречались. Поскольку у Оксаны в городе не было родных, она была не прочь создать семью, стать женой и матерью. Стать женой получилось Им сразу дали комнату в общежитии, с соседями по этажу они стали дружить семьями. А вот стать матерью почему-то не удавалось. Многие ее подруги не спешили стать мамами. Они и Оксане советовали пожить для себя, но она не понимала – как это «для себя»? Зачем? Раз поженились, нужна полноценная семья: муж, жена, ребенок. Или два ребенка. Свекровь подливала масла в огонь – требовала внуков.
И Оксана начала обследоваться. Мнения врачей не совпадали. Каждый находил свою причину, каждый предлагал свой метод лечения, и Оксана терпеливо проверяла все эти методы на себе.
Не очень-то все это было приятно. Вспыхнувшая вдруг надежда сменялась приступами безнадеги. Она чувствовала себя уязвленной, неполноценной. Хотя Игорь делал все, чтобы она на этом вопросе не зацикливалась.
У нее было то, о чем пишут в женских журналах: утренний кофе в постель, цветы по поводу и без повода. Игорь приходил встречать ее с работы, если их смены не совпадали. Ему ничего не стоило вымыть полы в общем коридоре, когда наступала их очередь.
Оксане и в голову не приходило, что это может кого-то раздражать, вызывать зависть. Она поняла это позже. А в то время ее интересовал лишь один вопрос: почему она не может забеременеть? Вопрос стал больным.
И однажды сотрудница рассказала ей о враче, который интересуется вопросами бесплодия и консультирует семейные пары. Врач очень хороший, старой закалки, энтузиаст. Работает не ради денег, а из интереса. Живет и работает в областном центре, смотрит и консультирует сразу обоих – жену и мужа. Знакомая знакомой консультировалась у него, и вот теперь она – мамаша очаровательных двойняшек.
Оксана с Игорем немедленно записались на прием к этому врачу. Врач, крупный дядька с густыми черными бровями и сочно блестящей лысиной, слушал их с неподдельным интересом. Его неравнодушие обнадежило Оксану. Игорь терпеливо и последовательно сдавал все анализы, пачку направлений на которые щедро подписал доктор. То заключение, что дал врач, получив результаты анализов и снова осмотрев пациентов, обескуражило обоих. Дело было не в ней, Оксане. Дело было в Игоре. А она, Оксана, здорова! Она может иметь детей хоть сейчас. Хоть сегодня! Кровь бросилась в голову Оксане, и она плохо слышала врача, который разъяснял им причину бесплодия Игоря. Да и не бесплодие оно как таковое, а недоразумение, и причину надо искать в детских годах Игоря. Был у мальчика фимоз, воспаление такое. И болезнь имела последствия. Нужно было до двенадцати лет сделать ему операцию, но вопросу не придали значения. А теперь Игорь вроде бы и может иметь детей, на процент положительного результата невелик. Лысый доктор предложил им искусственное оплодотворение.
Возвращались домой молча. Игорь, понятное дело, приуныл и призадумался. Кому приятно услышать о себе такое? Зато Оксана ликовала. Она здорова! У нее будет ребенок! Искусственным путем или естественным, какая разница?
Врач дал им адрес лаборатории и взял с Оксаны слово сообщить ему о результатах. Как она воодушевилась! Она сбросила тяжелый груз вины, чувства собственной неполноценности, что носила на себе много месяцев, У нее будто крылья выросли. Она бы занялась решением вопроса немедленно, но ее отправили в командировку. И в командировку Оксана уехала в том же состоянии эйфории, которое вселил в нее доктор. Ей казалось, что весь мир засиял цветными красками. С делами она справлялась шутя.
Улыбка не сходила с ее лица – ей хотелось обнять весь мир и смеяться! Она готова была поклясться, что уже чувствует себя беременной. Оксана где-то читала, что такое бывает у женщин, излишне сосредоточенных на этом вопросе. Неудивительно, что на нее, такую, стали обращать внимание мужчины. И ее сосед по этажу в гостинице, приехавший в командировку так же, как она, проходу ей не давал. Крупный, настоящий русский богатырь, Илья Муромец, ухаживать не умел и знаки внимания оказывал неуклюже-откровенные. Оксана всю неделю хохотала над ним, а в последний вечер, когда он притащился к ней в номер с бутылкой водки и батоном сырокопченой колбасы «Губернаторская», не прогнала его, а оставила травить байки и анекдоты, которыми он почти отравил ее за неделю. А что еще было делать? Соседи по номеру ушли в ресторан с узбеками со второго этажа, Оксана в их компанию не вписалась. Вот и пришлось пить водку и слушать анекдоты. Впрочем, до анекдотов дело не дошло. Хлопнув полстакана «Президентской» и закусив шматком «Губернаторской», Илья Муромец уставился на Оксану откровенно несытыми глазами. Оксане было весело. Ее забавляло, что мужики вдруг стали на нее смотреть так. Она попыталась кокетничать, но это было излишним. Илья Муромец галантностью не обладал, зато напор у него оказался довольно беспардонный.
Долго потом Оксана помнила эту ночь в гостиничном номере, и долго эти воспоминания обдавали горячей волной, заставляя ее краснеть.
Но что было – то было. Она вернулась домой, стараясь не вспоминать о командировке, гостинице и Илье Муромце. Это было нетрудно – работа, дом, заботы. Приближался юбилей свекра – провожали на пенсию. Оксана помогала свекрови приводить в порядок квартиру, выбирать рецепты для праздничных блюд. К тому же нужно было сдавать анализы по новому кругу – теперь для лаборатории, рекомендованной новым врачом.
Анализы Игорь с Оксаной сдавали вместе, а получать результаты поехала Оксана одна, в свой выходной. Вот там-то, в белоснежном кабинете лаборатории, и пришлось озадачиться. Анализы показали, что она, Оксана Киреева, беременна. И в услугах лаборатории не нуждается. Ей бы радоваться, скакать и прыгать – вот оно, долгожданное. А она вышла из прохладных коридоров, как пыльным мешком накрытая. Что-то ей мешало торжествовать и радоваться. Какая-то тень лежала на всем этом, и необходимо было немедленно поделиться с кем-нибудь.
И она отправилась к бровастому врачу с сочной лысиной. Дядька был не дурак, сразу смекнул, что к чему.
– Вы мне, Оксан очка, честно скажите, как на духу. Я в эти сказки о непорочном зачатии давно уже не верю. Было у вас с кем-нибудь?
Оксана честно призналась. Врач все-таки. Доктор ничуть не удивился, мораль читать не стал. Ни одна из его густых бровей не дрогнула тенью осуждения. Он присел на кушетку напротив Оксаны и заглянул ей в глаза.
– Вот что, дорогая моя. Теперь послушай совет человека бывалого. Мужу – ни под каким смертным страхом! – в измене не признаваться! Это его ребенок, и он будет ему рад так же, как и ты. И еще: о том, что произошло, – никому. Никому и никогда. Уяснила?
– Да что же я – враг себе? – удивилась Оксана. Врач пожал плечами и руками развел:
– А вот это, милушка, жизнь покажет, враг ты себе или нет.
Вот такой попался доктор. Все знал про нее и все предвидел. И оказалось – враг она себе. Держать язык за зубами оказалось труднее, чем забеременеть.
Нет, с мужем получилось как раз все очень просто. Игорь обрадовался новости как ребенок. Груз-то какой с души свалился! А что врачи сплошь и рядом ошибаются – это никого уже удивить не может. У них будет ребенок, как у других. Ерунда, что не получалось – ведь получилось же в конце концов!
Всю Оксанину беременность Игорь выхаживал вокруг нее, как заботливый скворец. Огурцов захотела – мчался за огурцами. Семечек ночью? Всю общагу перетрясет, а семечек среди ночи достанет. Кроватку сам делал. Выпиливал фигурные завитушки, шкуркой затирал все деревянные округлости, лаком покрывал. Кроватка получилась просто чудо.
Когда Юльку из роддома привезли, налюбоваться на дитя не мог. Впрочем, стояли возле кроватки вдвоем, с разных сторон, и комментировали:
– Чихнула!
– Морщится!
– Палец! Палец в рот засунула!
– А ручки! Ручки-то сложила!
И носил ее на руках, и песни пел, хоть слуха никакого; и пеленки гладил. Юлька была в радость.
Радость и гордость Игоря усиливала свекровь. Имея единственного сына, свекровь очень хотела внучку. Угодили бабке.
И когда свекровь самоуверенно утверждала, что Юлька вся в них, в Киреевых, Оксана мужественно молчала и своего в дочери не выпячивала.
В Киреевых так в Киреевых. Пусть тешатся. Да она бы и молчала, не занимай столько места в ее жизни подруги. С семьей своей прежней Оксана практически не общалась, у нее и раньше-то не было теплых отношений с матерью, а теперь их разделяли километры. А все-таки необходимость в близких людях в нас очень велика. Тем более Оксана – человек общительный. У нее было много подруг. И первой тайну Оксаны узнала Лариса. Юльке было года три. Оксана могла бы похвалить себя за молчание. Но к ней пришла Лариса после очередного курса лечения и в слезах поведала об очередной неудаче. Лариса месяц лечилась грязями. Она только что не ела эту грязь, все остальное было с грязью. Утро начиналось с грязевых процедур, вечер заканчивался ими же. У нее все белье было испорчено лечебной грязью. А эффект – ноль! Причем была задержка полторы недели. И Лариса носилась с этой задержкой, как курица с яйцом. Но все кончилось очень прозаично. Как всегда. И Стасик, разочарованный, ушел в свою нотариальную контору и потом три дня молчал. Три дня молчал! Этот факт потряс Оксану до самой глубины ее женской сущности! Этот Стасик, этот сытый, лоснящийся пузырь, которому в страшном сне не снилась вереница малоприятных процедур, через которые пришлось пройти его жене, молчал разочарованно и откровенно! Хам.
Оксана, стуча пятками, промаршировала на кухню, открыла холодильник и достала початую бутылку «Гжелки». Из закуски нашла только сыр. Она налила себе и подруге. Потом сказала сникшей, шмыгающей носом Ларисе:
– Найди себе мужика и дай ему!
– Что? – Лариса захлопала мокрыми ресницами.
Оксана покачала головой: иногда эти учителя бывают такими тормозами…
– Чего! Того самого!
Оксана налила еще водки. Лариса не сопротивлялась. Выпила и зажевала колбасным сыром.
– Ты думаешь… это решит мою проблему? – серьезно спросила Лариса.
Оксана знала Ларисино состояние. Она бы в красках могла описать все чувства, что роились у подруги в душе. Комок подкатывал к горлу от сострадания. И все-таки она заставила себя улыбнуться:
– Ну, мою-то решило…
До Ларисы не сразу дошло. Она жевала сыр, задумчиво щипала листик петрушки. И вдруг уставилась на Оксану, и вид у нее стал самый дурацкий. Оксана расхохоталась. Ей было смешно наблюдать потрясение подруги. Она чувствовала себя в чем-то старше Ларисы, мудрее. Хотя на самом деле была младше на несколько лет. И потом – у Ларисы было высшее образование. Хотя в этом вопросе образование не играет никакой роли. Лариса еще не оправилась от потрясения, а Оксана уже вываливала на нее подробности. Хотя подробностей от нее никто не требовал. Но Оксане было приятно, что удалось все-таки отвлечь подругу от грустных мыслей. В конце они даже посмеялись немного. И Оксана дала подруге несколько полезных советов. Правда, уходя, Лариса сказала, что вряд ли когда-нибудь воспользуется советом подруги. Во-первых, потому что не умеет флиртовать с мужчинами, безумно любит Стасика. Во-вторых, даже если ее, Ларису Захарову, и пошлют в командировку по работе, то там, известное дело, будут одни женщины. Так что – шансов никаких.
Поболтали и забыли. Или – не забыли? Могла Лариса в порыве откровенности выболтать горячо любимому мужу чужую тайну? Почему-то Оксана совсем не подумала о муже. Почему? А о чем она вообще думала-то? Ну Ларисе рассказала и успокоилась бы. Но ведь нет! Словно черт дергал Оксану за язык снова и снова.
Ровно два раза после разговора с Ларисой Оксану потянуло на подобные откровения. Тайна угнетала ее, что ли? С соседкой Ниной они любят обсуждать свекровей Как соберутся вчетвером – они с Ниной и их мужья, – так первую, официальную, часть проводят вместе, поддерживают общий разговор. А после они с Нинкой удаляются курить на балкон и сплетничать про свекровей. У них как соревнование – у кого более лютая. Иногда Оксану даже зло берет – ну никак ей не удается переплюнуть Нинку в этом вопросе. По всему выходит, что Нинкина свекровь лютее. И Нинка, конечно, изощреннее Оксаны в плане мести. Тогда Оксана возьми да и ляпни свекруха, мол, в Юльке души не чает, ищет сходство г собой да со своей родней, с Киреевыми. А Киреевыми там и не пахнет. Она у нее вообще, возможно, не от Игоря. Только это строго между нами.
Вот уж где она Нинку припечатала! Такого фокуса та при всей ее бурной фантазии придумать не смогла!
Только утром следующего дня Оксана проснулась с нехорошим чувством. Что-то царапало ее изнутри. Наверное, о таком вот состоянии говорят: кошки скребут. Правда. Нинка к этому разговору больше не возвращалась. И Оксана мужественно продержалась еще год. А потом все-таки раскололась и убедилась окончательно и бесповоротно: она Оксана Киреева, дура беспросветная. И теперь обо всем этом она должна была рассказать Инне Викторовне, то есть выдать свою тайну в четвертый раз. Впрочем, тайны-то уже не было. А что осталось? И можно ли склеить то, что осталось?
* * *
Андрей перешагнул через халат жены и присел на краешек дивана. Он присел на краешек не потому, что имел обыкновение сидеть вот так, на манер гимназисток, нет. Просто остальное пространство было занято сухим неглаженым бельем, третий день занимавшим полквартиры. Кристина сидела за компьютером в трусиках и маечке и играла в автогонки.
Больше всего Андрея бесило не белье, не раскиданная по всему дому одежда, не гора грязной посуды, вечно громоздящаяся в раковине. Нет. Больше всего его убивало вот такое использование компьютера. К компьютеру Андрей привык относиться как мыслящему собеседнику, он мог часами работать за компьютером. Но – играть?
– Я хочу есть, – напомнил Андрей.
Кристина кивнула, не отрываясь от монитора, взвизгнула (ей удалось спасти гонщика от столкновения) и сказала:
– Там остались две сосиски, свари себе.
Андрей молча проглотил ее —предложение, встал и направился в кухню. И вовремя – над плитой скакали Кристинины термобигуди. Он метнулся к плите, выключил газ. Бигуди, с кипящим в них воском, еще некоторое время пытались покинуть раскаленный ковшик. Вода давно выкипела, одна бигудина треснула, кафель был заляпан воском. Андрей почувствовал, как внутри его тоже-что-то закипает, и попытался изменить точку зрения на проблему. Найти в ней что-нибудь смешное. Ну действительно – разве не смешно: молодой ученый, аспирант, приходит домой поужинать, а на кухне скачут бигуди! Как ни крутил Андрей точку зрения, веселее не становилось. И есть хотелось все больше. Он открыл холодильник и пошарил в нем. Кроме обещанных двух сосисок, там действительно ничего стоящего не оказалось. Он сварил их, подумал вытряхнул из бутылки остатки кетчупа. Подумал еще, от крыл банку консервированной кукурузы и разместил желтую горку рядом с сосисками.
Андрей держал тарелку в руках, когда в комнате взвизгнула Кристина. Она заорала самым истошным голосом Он, выставив вперед тарелку, помчался на крик.
– Андрюшка! Лиза звонит из Африки! Скорей! Андрей завернул из коридора в комнату. Собственно, руки его уже были в комнате, а сам он все еще оставался в коридоре, потому что запнулся обо что-то и заскользил на линолеуме.
– У нас все хорошо! – весело докладывала Кристина, стоя посреди кромешного бардака в одних прозрачных трусиках и маечке-тельняшке. – Только жарко очень. Ой! – Кристина забросила брови под челку. – Что я про жару-то? У тебя там вообще – Африка!
Андрей запутался ногами в расставленных ловушках Кристининых босоножек и упал-таки, подбросив сосиски, вымазанные кетчупом, прямо на гору свежего белья.
– Андрюшка! – заорала Кристина, видя, как сосиски скатываются с горы белья, оставляя за собой следы кетчупа.
Андрей выхватил у нее из рук трубку и прижался к ней щекой.
– Лиза? Ты плачешь?
Ему показалось, что там, в трубке, раздался явный всхлип. Явный-явный.
– Ты скучаешь, – догадался он и добавил: – И мы все тут по тебе соскучились. Как ты себя чувствуешь?
Лиза была беременна, и Андрей много раз слышал, что у беременных такое изменчивое настроение, что им надо угождать и все такое. Лиза звонила часто, но в таком состоянии он слышал ее впервые. Вообще Лизка не была плаксой или нытиком. Поэтому Андрей сразу насторожился:
– Вы с Умару поссорились?
– Да, – всхлипнула Лиза.
Андрей почувствовал, что дело серьезное. Из-за пустячной ссоры Лизка не станет лить слезы в жилетку брату, находящемуся на другой половине земного шара. Не такая у него сестра. Лизка – не Кристина.
Кристина стояла возле горы белья, которую его мать перестирала еще в субботу, и доедала сосиску.
– Лиза, ты же знаешь, я никому ничего не скажу. Мне ты можешь доверять. Он изменяет тебе? Он не дает тебе денег? Или ты все придумала про большой двухэтажный дом, а на самом деле вы живете в хижине, в племени чернокожих дикарей?
Андрей пробовал шутить, но краем сознания боялся попасть в точку. Мать, например, давно успела взрастить в душе манию всяких ужасов, подстерегающих дочь в Африке. Недавно ее угораздило наткнуться на статью о русской девушке, вышедшей за африканца и теперь живущей в типичной африканской деревне, без воды и нормальной кровати. После этой статьи мать подпрыгивала целую неделю. Поэтому Лизка со своей проблемой звонит не матери, а брату! Что-то серьезное…
– Или… что-нибудь… с ребенком? – От пришедшей внезапно мысли затылку стало горячо. Как он не подумал! Там же другой климат!
– Н-нет, – выдавила Лиза и заговорила быстро, словно боялась, что в комнату зайдут и помешают ей: – Ты понимаешь, Андрей, я не говорила вам. Это так ужасно… Я никак не могу к этому привыкнуть. Я не одна у Умару! У него уже, оказывается, есть жена. Старшая жена, представляешь? Он ничего не говорил мне. А когда мы приехали, то… Я сначала думала, что это какая-нибудь двоюродная сестра или еще там кто-нибудь. У них в доме живут все родственники, я долго не могла запомнить, как кого зовут. Мы жили со всей его родней. А потом, когда на нашей половине закончили ремонт, мы туда переехали, и… и она – с нами! Я только тогда поняла, в какое положение попала, Андрюша! Я уже была беременна. Она, все время на меня так смотрит…
У Андрея сжалось сердце. Пересохло во рту. Господи, ну почему это случилось с его сестрой?! Так банально и пошло, что хоть кричи. Что он может сказать ей?
– Лиза! Лиза, ты говорила с ним? То есть, я хочу сказать, он там что себе думает?
– Понимаешь, Андрюша… Тут все по-другому… У них свои правила. Он вообще не понимает, в чем проблема. Он считает, что я капризничаю и что меня избаловала мать.
– Тебя – избаловала… – Внутри у Андрея словно запрыгали термобигуди. Ну, попадись ему этот Умару! Это Лизку-то избаловали? Да ему бы Кристинку, она бы их табор быстро разогнала! – Почему она живет с вами9 Неужели ничего нельзя сделать? Он же говорил, что разведен?!
– Ну да. У нее детей нет, и он говорит, что я принесу ему первенца и буду главной женой. А если я рожу много, то он больше не женится…
– Много? Много – это сколько? – Андрей тщетно пытался представить Лизкину многодетную африканскую семью. На том конце провода что-то невнятно пробормотали. – Лиза! Ты там не поддавайся! У тебя есть семья, у тебя есть дом, ты об этом помни! Если тебе там плохо, прилетай домой! Наплюй на эту Африку, мы вырастим твоего ребенка сами!
Все свое кипение, весь свой пыл Андрей постарался вложить в эти слова. Если бы он мог приехать в эту Африку и оградить сестру от страданий! Если бы мог!
– Спасибо, Андрюшка, – остановила его сестра. – Ты только, пожалуйста, маме не говори ничего, а? Поцелуй от меня Кристину… Мне правда полегче стало, как с тобой поговорила…
И в разговор вклинились противные длинные гудки.
Андрей попытался представить сестру. Как она сидит в своей спальне в большом белом доме, в окна видны верхушки финиковых пальм, а посреди двора бьет фонтан.
* * *
…Лиза сидела на белом шелковом покрывале. Оливковый телефон смотрел на нее сочувственно, но – беспомощно. Что он мог?
Сквозь решетку жалюзи и паутину москитной сетки она видела полосы пальмовых листьев и длинную рыбину автомобиля Умару. Все казалось сном, от которого нельзя проснуться. Разговор с братом окончательно обессилил ее. Она прилегла на покрывало, щекой ища прохладу. Но даже шелковые простыни не давали ей этого ощущения. Ребенок вовсю шевелился, он всегда чувствовал, когда она нервничает. Она закрыла глаза. Ну что ж, ей и правда полегче. Часть груза она переложила на брата, теперь он знает и будет переживать за нее. Пусть. У Умару здесь столько родни, свои отношения, нарушить которые – ни Боже мой! И они горой друг за друга. А она – одна, совсем одна в чужой стране. Ни родни, ни подруг… Ну что ж, у нее есть брат, который теперь все знает…
Лиза почувствовала, что ребенок поверил в ее расслабленность и тоже размяк, затих. Они задремали.
Она даже не поняла, успела она заснуть или нет, только из полудремы ее выдернул звук. Почти неуловимый звук, подобие шороха. Но Лиза тотчас вынырнула из дрожащей мари полусна и поплыла назад, в явь. Она не открыла глаз, а только сделала шторку из ресниц и за полупрозрачной, рифленого стекла стеной увидела силуэт. Не нужно было обладать богатой фантазией, чтобы догадаться, кто это. Осторожная грация пантеры, прямая спина гордая постановка головы.
Первая жена Умару стала Лизиным кошмаром и вполне могла присниться, но Лиза твердо знала, что это не сон. Под ногами грациозной Адамы скрипнула циновка. Лиза видела, как Адама протянула руку. Неужели она подвинет дверь и войдет к Лизе в спальню! Только этого не хватало! Эта женщина чувствовала себя хозяйкой и расхаживала по всему дому, командуя прислугой благо та плохо понимала Лизин английский. Но войти Лизе в спальню!
Лиза не пошевелилась. В ней боролись страх и любопытство. Что станет делать Адама в ее спальне? Дверь бесшумно отъехала. Черная пантера помаячила в проеме двери и двинулась вдоль прозрачной стены, стараясь не шуметь. Нужно отдать ей должное, она была бес шумна, как кошка, ей и стараться было не нужно. Она и родилась с этой дикой грацией и манерами ласковой хищницы.
Адама обошла кровать, и Лиза сразу почувствовала дуновение прохлады. Не открывая глаз, поняла: Адамка включила кондиционер. Какая забота! И это после их утренней стычки! Лиза не собиралась с ней разговаривать и поэтому лежала, наблюдая за соперницей из-под полуприкрытых ресниц.
На стуле возле кровати лежал кремовый пеньюар, который Лиза надевала по утрам, провожая Умару на работу. Пеньюар Лизе очень нравился. И нравился, видимо, не только ей. Адама остановилась и, секунду помедлив, потрогала пальцами оборку. Лиза почему-то была уверена, что Адама сделает какую-нибудь пакость. Например, выльет на пеньюар пузырек зеленки или отрежет завязки. Но Адама сделала другое – она взяла пеньюар и выскользнула с ним из комнаты. Лиза чуть не вскрикнула ей вслед. Но – сдержалась. В широкий дверной проем ей хорошо было видно, что происходит в соседней комнате. Адама накинула на себя Лизин пеньюар и стала смотреться в зеркало. Зеркала в комнате висели повсюду, поэтому Лизе были видны ее отражения. Смуглая кожа Адамы казалась еще чернее, оттеняемая кремовым. Лиза должна была признать, что негритянка красива. Своей, местной, африканской, красотой. На Лизу она смотрит как на заморскую экзотическую птицу и не прочь примерить чужое оперение.
Адама запахнула на себе пеньюар, прошлась, повернулась, производя руками свои характерные движения, и прищелкнула языком. Лиза собралась было «проснуться», прервать спектакль, но услышала раздававшийся на лестнице голос Умару. Он поднимался.
Адама замерла в позе обманчивого кошачьего равнодушия, и Лиза замерла, а точнее сказать – съежилась. Она и сама не смогла бы объяснить своего состояния. Она как бы попала в чужую игру и не могла поймать момент, чтобы выйти из нее.
Умару поднялся и увидел Адаму в Лизином пеньюаре. Он что-то коротко сказал своей первой жене, а может, спросил. Та ответила негромко, махнула рукавом пеньюара в сторону спальни. Лиза испугалась. Она испугалась, что увидит какую-нибудь интимную ласку между ними. Вдруг он решит, что Лиза спит, и подойдет и обнимет Адаму? Лиза точно знала о себе: она этого не переживет. Она не сможет это проглотить. Как проглатывает молчаливая Адама с глазами-маслинами и грациозной шеей.
Умару что-то сказал Адаме и направился в сторону спальни. Пеньюар полетел ему вслед. Адама стремительно спускалась по лестнице.
Лиза сидела на кровати, ее колотила дрожь.
– Я не могу, не могу так! Не могу так больше! – повторяла она, чувствуя приближение слез.
Умару подсел, обнял ее большими руками и стал качать из стороны в сторону, как в ритуальном танце – равномерно и монотонна.
– Зачем она пришла на мою половину? Зачем?!
– Она включила тебе кондиционер. Видела, что ты страдаешь от жары, а спросить стесняешься. Она пришла с добрыми намерениями.
– Но зачем, зачем она берет мои вещи?
– Лиза! Не будь такой… жадиной. Адама видит, что ты – другая. И ты ей интересна. Она хочет подружиться с тобой.
– Она? Подружиться со мной? Да ты что?! Может быть, когда ребенок родится, она отнимет его и сама будет нянчить?
Умару пожал плечами. Он не видел в этом ничего особенного. Лиза была на грани отчаяния.
– Лиза, у Адамы нет детей. У нее дважды рождались мертвые дети, и она совсем отчаялась. Будь с ней помягче. Она хорошо к тебе относится!
– Я только это и слышу! – Лицо Лизы покрылось бисеринками пота. – Я не могу так жить! Я вышла за тебя замуж не для того, чтобы делить тебя с кем-то! Я не собиралась в гарем! Я не готова к этому! Если бы я знала, что у тебя гарем, я ни за что бы не поехала сюда!
– Где ты видишь гарем? – рассмеялся Умару. – Я недостаточно богат, чтобы содержать нескольких жен. Вот видишь, предстоят новые расходы. Теперь придется Адаме покупать пеньюар, чтобы она не трогала твой.
– Ты смеешься? – возмутилась Лиза. – Тебе весело? Так знай же: или я, или она! Если она останется здесь, я уеду домой!
Умару озадаченно смотрел на Лизу. А Лиза отвернулась, но ей все равно мерещились глаза Адамы – иссиня-черные, как маслины.
