Текст книги "Пока живу, люблю"
Автор книги: Алина Знаменская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 6
– Что ты там опять натворила?
Звонила Марина. Вика покосилась на часы. Надо же! Успел нажаловаться жене! Похоже, он шага ступить не может без Марины.
– Выбирала себе тряпки и опоздала в автошколу, – пробурчала Виктория в трубку радиотелефона. – Я тебя предупреждала: в магазине я себя чувствую как в чужом огороде – не могу быстро сориентироваться.
– Ничего страшного не произошло. Просто запомни это – место, где столкнулась с Максом. Там находится его адвокатское бюро. В следующий раз обходи это место стороной.
– Постараюсь, – пообещала Вика, поражаясь тому, что успела в подробностях рассмотреть Максова брата и умудрилась не заметить табличку с обозначением офиса. Хуже того – она не запомнил это место. Она ведь была в это время в Париже, на улице Риволи.
– Ну ты хоть купила что-нибудь?
– Купила, – вздохнула Виктория и покосилась на разбросанные по кровати тряпки. Разве она отважится показаться в этом перед хозяином? Легче голой выступать в стриптиз-клубе. Там хоть тебя никто не смеряет ледяным взглядом и не примется отчитывать как школьницу. Марина что-то подробно вещала ей в трубку, но Виктория думала о своем. Одна мысль о том, что она должна напялить на себя лимонную блузку с сердечком впереди и предстать перед хозяином, вызывала у нее ужас.
Марина выцарапала у подруги обещание не робеть и положила трубку. Вика еще некоторое время постояла, прижимая трубку к груди и обреченно глядя на себя в зеркало. Одно дело – размечтаться, поддавшись минуте, разыграть перед простоватым продавцом светскую львицу. Другое дело – ломать комедию перед Марининым мужем. Из тяжелой задумчивости ее вывел приход Александры. Вернее, не приход, а прилет. Ибо актриса впорхнула, по своему обыкновению, на лету выпрыгнула из сапог и вцепилась в пылесос. «Пора собираться за девочками, – вспомнила Вика. – А так хочется поболтать с Александрой!»
Вика уже стояла в плаще, когда Александра закончила убирать кабинет.
– Ты что сегодня такая хмурая? – поинтересовалась домработница.
– Знаешь, я совершенно деревенею, когда приходится общаться с хозяином, – призналась Вика.
Актриса вышла в коридор. То, что она оставила в покое пылесос, Вику несколько взбодрило.
– Ты не правильно к нему пристроилась.
– Что?
– У нас, актеров, есть такое понятие – «пристройка». Вот например, ты собираешься пойти к начальнику попросить что-то для себя.
– Ну?
– Вошла и сначала смотришь, в каком он настроении. И пристраиваешься к его настроению. Если добрый – в одном тоне разговариваешь, если злой – в другом.
– По-моему, – наш хозяин всегда в плохом настроении.
– Еще бы! Да ему так удобнее. Чтоб ты его боялась. Он тебя раскусил.
– Все равно не понимаю. Что я не правильно сделала?
– В жизни у нас сплошные пристройки. Порой бывает – с самого начала не правильно к человеку пристроишься, и все. Так и будешь мучиться.
– Ничего себе!
– Ну вот представь, ты на вокзале. Ищешь кого-то. Обращаешься к буфетчице, милиционеру, к бомжу. Со всеми будешь одинаково разговаривать?
– Наверное, нет.
– Вот именно. К кому-то пристроишься «сверху», будешь говорить снисходительно, с достоинством. А кому-то будешь в глаза заглядывать. Это пристройка «снизу». А с кем-то наравне.
– Что же мне, можно перестроиться?
– Можно, только это нужно быстро сделать. А если затянешь, а потом вдруг сделаешь, это будет воспринято как хамство. Уяснила?
Виктория пожала плечами. Александра только руками всплеснула:
– Господи! Она еще мнется! Да ты должна сделать так, чтобы это он к тебе пристраивался, поняла? Тебя ведь его жена нашла! Не он. Не дрейфь! Ишь нашли рабыню Изауру! Ты у них днюешь и ночуешь, никакой личной жизни. Крепостное право какое-то. Дождешься, он тебя на конюшие начнет пороть!
Вечером, после спорткомплекса и прогулки, Вика мыла девочек в ванной. Именно в эти часы общения с детьми Виктория могла побыть сама собой. Напряжение таяло без следа, ощущение покоя и радости заполняло ее. Девочки нравились обе – каждая по-своему. Обаятельная малышка Карина умиляла своей нарочитой взрослостью и одновременно шаловливостью. Рената была интересна любознательностью и разнообразием внутреннего мира.
Вику трогала тень печали, затаившаяся в глазах старшей девочки, и она всячески старалась разогнать эту тень.
Пока Виктория занималась Кариной, Рената стояла рядом и держала полотенца. Когда подошла очередь Ренаты, Карина, уже тщательно вытертая, одетая в пижаму, прыгала на одной ноге и норовила подцепить на ладошку кусочек пены.
– Уйди, Карина! – ругалась Рената, норовя полностью завладеть вниманием Виктории. Ей хотелось поделиться впечатлениями дня, но, пока сестра рядом, это практически невозможно. Эта болтушка не даст сказать ни слова. Сама-то уже выложила все сегодняшние новости и пересказывала вчерашние.
– Карина, детка, ты сумеешь найти в шкафу пижаму Ренаты? – озабоченно поинтересовалась Виктория. – А то у меня руки мокрые.
Тон был выбран правильно – Карина, получив ответственное задание, серьезно кивнула и отправилась в детскую.
– Мне ужасно интересно, чем закончилась вчерашняя эпопея с записками? – шепнула Виктория, и лицо Ренаты просияло.
– Сейчас расскажу!
Наслушавшись Ренаткиных школьных историй, вымыв девочек и уложив их спать, Виктория решила сполоснуться сама. Едва она влезла в ванну, услышала шум в коридоре, голоса – пришел хозяин со своим гостем. Виктория одеревенела прямо в ванне. Еще больше ее сковало, когда она поняла, что они прошли на кухню и расположились там.
В ванной горел только настенный светильник с матовыми стеклами, так что с кухни совершенно не видно, что здесь кто-то есть. А поскольку Виктория сидела в мыльной пене совершенно деревянная и не производила звуков, то и догадаться, что она там, никто не мог. В кухне хлопнули холодильником, звякнула посуда. Она в ужасе подняла глаза к потолку: окно, выходящее из ванной в кухню, было приоткрыто! Виктория обречена теперь сидеть в ванне, пока эти двое не покинут кухню. Шевелиться и обнаруживать себя было поздно – теперь это будет выглядеть по меньшей мере смешно. А она не собирается давать этим типам повод смеяться над собой.
Из кухни потянуло кофе.
– Ты, конечно, можешь жить у меня сколько угодно, – услышала она голос хозяина. – Марины нет, а девочки будут рады. А когда остынешь…
Виктория расслышала сдавленный смешок Протестанта.
– Ты не понял, Макс. Я больше не вернусь к Наталье. Я ушел совсем.
– Ты что, серьезно? Да ты спятил!
– Не бери в голову. Это давно надо было сделать.
– Не могу поверить! Да это единственное, что ты сделал правильно – женился на Наталье. Если тебя что и примиряло с семьей, то это твоя жена.
– О да, тут я согласен – она больше ваша, чем я.
Протестант захохотал, он даже поперхнулся – так брат его развеселил. Макс что-то пробурчал себе под нос.
Виктория подобрала коленки к подбородку, вытянула шею. Ей стало интересно.
– Ну, допустим, ты оставишь Наталью. Но как.., где ты будешь жить? – поинтересовался Макс и тут же уточнил:
– Я имею в виду потом, не сейчас.
– Я тебя понял.
Из кухни потянуло дымком – там курили.
– Я собираюсь заняться дедовым домом. Кстати, ты не надумал продавать свою половину?
– Дедов дом? Ты серьезно? Запрешься в эту глушь?
Что-то шумно передвинули на столе. Виктория начала мерзнуть, но включить горячую воду не решилась. Интересно получилось бы, если б в разгар разговора эти двое услышали в ванной журчание воды.
– Датам, наверное, летучие мыши поселились. Там ведь практически не жил никто.
– Теперь стану жить я.
– У меня пет слов! – Макс шумно поднялся, отодвинул стул.
Виктория не слышала, что ответил Кит, но с облегчением убедилась, что братья покидают кухню. Их голоса недолго доносились из гостиной, а затем все звуки поглотил кабинет. Стуча зубами, она вылезла из ванны и завернулась в полотенце. На цыпочках пробралась к себе и залезла под одеяло. Когда уже проваливалась в сон, услышала скрип дивана в малой гостиной, недолгую возню за стеной, и в приоткрытую дверь ее комнаты вполз чужой запах. Резко обозначенный, как и его хозяин. Запах кожи, сигарет и бензина. Виктория повела носом – так и есть, бензина. Ну и соседство! Вскоре Протестант ровно засопел, зато сон Виктории растворился, как и не было. Она ворочалась, переживая внезапное вторжение. Почему-то она приняла сторону хозяина и тоже осуждала Протестанта. Она сразу отнесла его к тем людям, которые любят выпендриваться по поводу и без повода.
Утром она проснулась от шума в малой гостиной. Хрипловатый голос Протестанта смешивался с повизгиванием Ренаты и хохотом Карины. Виктория поднялась и стала приводить себя в порядок. Настроение было паршивое, и хотелось поворчать. Присутствие нового лица создавало для нее большие неудобства. Чтобы выйти умыться и по другим своим делам, она должна пройти через малую гостиную. В конце концов, Макс мог бы разместить своего родственника и в большой гостиной или же отдать ему свой кабинет. Но вероятно, родственные чувства столь «сильны», что чем дальше друг от друга, тем лучше. А такие мелочи, как соседство малой гостиной с комнатой гувернантки, в расчет не берутся. Зачем? Виктория со злостью выгладила новую лимонную блузку и юбку с разрезом на боку. Нацепив все это на себя, решительно взглянула в зеркало. Не обращая внимания на зверское выражение лица, подобрала волосы заколкой и открыла дверь.
– Дядя Кит, побудь слоном! – кричали девочки в два голоса.
Малая гостиная оказалась перевернутой вверх дном. На полу валялись диванные подушки, плед, вещи Протестанта. Сам он в одних джинсах и босиком бегал на четвереньках из детской в гостиную и назад, а девочки носились за ним, пытаясь оседлать. Вероятно, он изображал бешеного мустанга. «Похож!» – с ядом подумала Виктория. Но его настоятельно упрашивали стать слоном.
– Доброе утро, Виктория Викторовна! – прокричали девочки, проносясь мимо нее.
– Доброе утро, – ответила Виктория, не без интереса созерцая происходящее.
– Бонжур, мадам!.. – Мустанг остановился на пороге, ничуть не смутившись, тряхнул головой и.., превратился в слона! Девочки с готовностью оседлали его, и процессия прошествовала мимо.
Бессовестно окинув Викторию своими шоколадными глазами, нагло играя мускулами голого торса, Протестант провез сестер в детскую. Виктория рванула прочь из гостиной и в коридоре чуть не сшибла хозяина.
– Хотите кофе? – изобразив самую сладкую улыбку на лице, спросила она.
– Не откажусь, – буркнул Макс, заглядывая через ее плечо в детскую. Но процессия уже скрылась там и, вероятно, неторопливо шествовала по улицам знойной и душной Индии.
Пока хозяин плескался в ванной, Виктория орудовала кофемолкой. Технику она освоила и теперь управлялась со всеми этими штучками даже не без некоторого изящества. Она сварила кофе для Макса, как ее учила Марина. Неторопливо поставила на стол чашку, вазочку с печеньем, сливочник и сахарницу. Она стойко выдержала пристальный взгляд хозяина, когда наливала ему кофе.
На лице ее тщательно была нарисована безмятежность. Она даже мурлыкала себе под нос негромко. Хозяин пил кофе и поглядывал на нее. Изучал ее новый имидж. Пристраивался, как говорила Александра. Почему-то присутствие в квартире Протестанта непонятным образом разряжало обстановку. Виктория впервые не чувствовала себя скованной в присутствии хозяина. И она догадывалась почему!
Если Макс считает ее деревенщиной, недотепой и вообще сумасшедшей, то кто он сам, имея такого брата? Его родственник Никитушка даст ей сто очков вперед! Виктории до него ого-го как далеко… Так что нечего зря время тратить на комплексы.
– Послушайте, Виктория, – с ноткой некоторого замешательства заговорил Макс, наблюдая, как она протирает стаканы. – Мой брат поживет у нас какое-то время…
– Прекрасно.
– В отличие от меня он, наверное, будет обедать дома. И ужинать.
– Замечательно.
– Конечно, вы не обязаны готовить для него… – Чувствовалось, что подобный топ был для Макса внове и он с трудом в него попадал. – И он мог бы сам что-нибудь себе готовить, но…
– Что вы! Мне совсем не трудно. Все равно я ведь готовлю для девочек и для себя.
– Правда? Вы меня очень обяжете. А то я опасаюсь, что брат по рассеянности устроит пожар.
Последнюю фразу Макс произнес безо всякого напряжения и с явным облегчением отодвинул чашку. Он вышел из кухни, в ту же минуту забыв о Виктории, о брате и обо всем домашнем. У Вики возникло ощущение, что он сложил их всех в ящик своего стола и с шумом задвинул туда безо всякого сожаления. Она невольно оглянулась, чтобы проверить свое ощущение, когда он в облаке дорогого парфюма наводил последний глянец на ботинках. Макс аккуратно прикрыл за собой дверь, ни разу не обернувшись.
Сложные мысли копошились в голове гувернантки, но все они моментально вылетели оттуда, едва она обернулась, чтобы позвать девочек к завтраку: грачиный глаз Протестанта насмешливо косил в ее сторону!
Глава 7
Приглашение на юбилей театра, в котором работала Александра, получили все, начиная с Карины и кончая Протестантом. По настоянию Марины Вика сходила к ее личному парикмахеру и подстриглась. Теперь она то и дело натыкалась в зеркале на свое новое отражение. Она не могла решить: идет ей стрижка или нет? Чувство неуверенности снова бесцеремонно занимало обжитое место в ее душе.
Театр был битком набит. После спектакля, когда Вика вывела детей в фойе, где должен был продолжаться праздник, лавина, вылившаяся из зала, чуть не потопила их и не разбросала как щепки. Вика подхватила Карину на руки, а Ренату держала глазами. Сначала она не обратила внимания, что девочки кому-то усиленно машут. Углядели кого-то знакомого в толпе. А когда народ понемногу рассеялся, заполнив собой ниши и кулуары, она поняла, кого увидели девочки. Здесь был Кит. Вел он себя довольно странно. На груди его болталась фотокамера с огромным объективом, а в правой руке имелась еще одна. Он неторопливо бродил средь толпы, лениво и скептически (как со стороны казалось) рассматривал работы юных художников на стенах. Но! Его темный грачиный глаз хитро косил в сторону, и неожиданно вылетала вдруг рука с камерой. Ослепляя на миг свою жертву, включалась вспышка, жертва делала большие глаза, иногда даже вскрикивала от неожиданности. Кит смеялся. И плелся дальше…
«Рисуется», – неприязненно подумала Виктория и забыла о нем. Но Кит не замедлил напомнить о себе – ее тоже ослепила его вспышка. Вика нахмурилась и услышала откуда-то сбоку: «Бонжур, мадам!»
Выбросив длинную конечность с будто приросшей к ней камерой к потолку, Кит выстрелил вспышкой в Карину и Ренату, и те успели состроить в объектив потешные рожицы.
Щелкнув напоследок камерой, висевшей на животе, Протестант растворился в толпе.
– Некрасиво кривляться, – одернула Виктория своих воспитанниц.
– Мы позируем, – возразила Рената.
– Ваш дядя просто балуется. Разве вы не поняли? Мне кажется, у него и пленка давно кончилась в фотоаппарате.
– Балуется?! – Девочки в недоумении уставились на нее.
– Что вы, Виктория Викторовна, он совсем не балуется! – В глазах Ренаты мелькнуло осуждение.
– Дядя Кит – великий фотограф! – с обожанием поддержала сестру Карина. И отодвинулась от Виктории.
Вика не стала спорить. Разберись-ка в этих родственных отношениях. Всерьез заявление девочек она, конечно, принять не могла, но чтобы проверить ощущения, решила понаблюдать за Никитой. Толпа тусовалась. Все занимались тем, чем и положено заниматься в антракте, – дети пили лимонад и лопали пирожные, взрослые закусывали в буфете, собирались кучками. Журналисты брали интервью. Кит бродил среди тусовки и фотографировал. Но как! Он не искал удобных ракурсов, не присаживался на корточки и не пристраивался к освещению. Казалось, он вообще не думает о кадре. Он даже успевал потрепаться со знакомыми. Стоит так беззаботно, болтает, и вдруг откуда-то сбоку вылетает его рука с камерой, ничего не подозревающего человека, шедшего мимо по своим делам, ослепляет вспышка, снимок сделан. Фотограф, вполне довольный добычей, усмехается. Его длинная конечность с будто приросшим к ней фотоаппаратом вылетала то тут, то там, вызывая суматоху. Люди не подозревали, что являются объектами его внимания, и оставались естественными. Было полное впечатление, что Кит балуется, шалит, жонглирует своими камерами ради показухи. Как раз накануне Виктория с девочками смотрели телепередачу о животных. Там показывали хамелеона. Сидит он тихонько, окраска под цвет окружающей среды. Бабочка мимо летит, ни о чем не подозревает. Хамелеон не производит ни малейшего движения в ее сторону. Сидит себе и сидит. Но вот в мгновение ока его язык пулей выпрыгивает изо рта, разворачивается резинкой, длинным шнуром и хватает бабочку! Секунду спустя хамелеон сидит как ни в чем не бывало. Будто он ни при чем и бабочки не ел. Сейчас, в фойе театра, Вика поняла: Кит – хамелеон. А вся тусовка, включая ее, Викторию, – скопище разноцветных бабочек. Макс на юбилее театра так и не появился. А вечером пригласил ее к себе в кабинет. Виктория набрала в легкие побольше воздуху, расправила грудь, припудрила нос и поплыла в кабинет. Она решила не обращать внимания на косящий в ее сторону грачиный глаз Никиты. Кто он такой? По крайней мере ей нет до него никакого дела. Его чрезмерное любопытство – только признак невоспитанности.
Вика колыхнула бедром и невозмутимо прошествовала мимо Протестанта.
– Я слушаю вас! – Она остановилась перед Максом, сияя улыбкой.
Он оторвался от компьютера, с трудом соображая, зачем она явилась. Но Викторию это не выбило из седла. Она продолжала улыбаться, как именинница.
– Ах да! – Глаза его «включились». – Я хотел сказать, что завтра вы свободны. Девочек заберет к себе моя мать. На выходные. Да, и еще…
Виктория, ни слова не говоря, подбоченясь, продолжала смотреть на хозяина. Он выдвинул верхний ящик стола, порылся там и извлек из недр глянцевый белый листок.
– Вот. Это абонемент в филармонию. Жена сказала, что вам это может быть интересно.
Вика схватила абонемент, как заядлый филателист – редкую марку. Быстро проглотила взглядом название концерта. Ростропович! О Боже! Она впилась глазами в Макса:
– А вы пойдете?
– Нет, что вы! У меня важная встреча с клиентом. Отдыхайте.
Напоследок он изобразил вполне любезную улыбку.
Виктория выпорхнула из кабинета, двумя пальцами держа драгоценный абонемент.
В гостиной, едва прикрыв за собой дверь, она подпрыгнула. Замахала абонементом, как знаменем победы, едва подавив готовый вырваться наружу писк восторга. Ура! Она идет па Ростроповича! Все ее коллеги впадут в транс, когда узнают! Ее место в партере! Она… Виктория не выдержала – закружилась волчком на месте, взвыла не голосом, а нутром, так, что где-то в животе у нее что-то загудело и ухнуло. Изобразив руками только ей одной понятный кульбит, Вика наткнулась взором на изумленные шоколадные глаза Протестанта. Он сидел на полу в коридоре и откровенно наблюдал за ней. И улыбался. Помахав перед его носом листком абонемента, Вика протанцевала на кухню. Он молча проводил ее взглядом. Весь следующий день Вика бездельничала. Она часа три провела в салоне, занимаясь собственной внешностью. Потом пообедала пиццей в открытом кафе, побродила по пустынным залам художественного музея, прислушиваясь к тонко звенящему внутри ее предчувствию. Предвкушению праздника. Она приехала к филармонии за час до концерта. Сидела на скамейке в сквере, наблюдая за подъезжающими к парадному подъезду автомобилями, и фантазировала по поводу каждого вновь прибывшего лица. Потом, когда она сочла для себя приличным войти внутрь, прошла и, сдав в гардероб свой плащ, стала бродить по зеркальным залам и уютным кулуарам филармонии, наслаждаясь каждым мгновением пребывания в этих стенах.
Во время концерта Виктория забыла обо всем. Душа рождалась с первым звуком произведения и умирала с последним. Каждая мелодия вспугивала в ней рой ассоциаций и вызывала в воображении множество картин.
Концерт закончился поздно. Возвращаясь в полупустом трамвае домой, она все еще находилась во власти музыки. Когда она открывала своим ключом дверь, обрывки концерта витали где-то рядом, разбавляя чинную тишину элитного дома. Стараясь не шуметь в прихожей, Вика разделась при свете ночника и уже собралась пошарить в холодильнике, когда поняла, что в большой гостиной настежь открыт балкон. Вероятно, хозяин уснул, оставив явный непорядок. Что бы они без нее делали… Все еще храня в себе трепетное состояние, рожденное концертом, Вика на цыпочках прокралась в гостиную, приблизилась к балконной двери и.., услышала стоны.
Вика прислушалась. Первая мысль была о Марине. Макс привез жену на выходные, и той стало плохо. Но эта мысль быстро улетучилась. Стоны доносились из кабинета хозяина и сопровождались шумами. Тут присутствовал какой-то скрип, чье-то тяжелое неровное дыхание и невнятное бормотание. Нет. Это, похоже, женские стоны, но не Маринины. Когда до Виктории дошло, в чем дело, она одеревенела прямо посреди гостиной. Стояла, слушая возню в кабинете, и была не в состоянии сделать даже шага в какую-либо сторону. Внутри все загорелось, как если бы она хлебнула сильно наперченного супа. Сознание того, что Макс, отправив ее и детей, привел даму и трахает у себя в кабинете, ударило Викторию по голове так сильно, что она почувствовала боль в затылке. Сама мысль никак не желала сразу уместиться в голове, а стучала сверху, ритмично и больно. Виктория бессознательно схватилась за первый же подвернувшийся вариант: возможно, это не Макс вовсе, а наоборот, его наглый братец Никита. А что? Воспользовался отсутствием домочадцев и привел женщину. На него это похоже. От подвернувшейся мысли несколько полегчало. Стоны в кабинете участились и теперь сопровождались свистом, как если бы находившиеся там бежали длинную дистанцию и им не хватало воздуха.
Виктория на цыпочках попятилась назад, стараясь не шуметь. Поскольку она пятилась спиной, то, добравшись до двери, она протянула назад руку, чтобы не налететь на косяк. Ее пальцы нащупали в темноте что-то прохладное и живое. Виктория взвизгнула и тотчас же ощутила на губах чужую ладонь – ей зажали рот! От ладони пахло мужчиной. Викторию стиснула мускулистая рука.
Девушка активно заработала локтями, отпихивая нападающего. Мужчина, чертыхаясь, тащил ее в глубь прихожей. Отчаянно сопротивляющуюся Викторию впихнули в малую гостиную и толкнули на диван.
«Вот при каких неромантических обстоятельствах мне предстоит лишиться невинности», – успела подумать Виктория, прежде чем больно ударилась локтем о напольную вазу. Свет настольной лампы, вспыхнувший в кромешной темноте, заставил ее зажмуриться. Когда она все же сумела открыть глаза – увидела Протестанта. Он стоял перед ней, тяжело дыша. С голым торсом, поросшим на груди темной растительностью. Его грачиные глаза смеялись. Не долго думая, Вика вскочила на ноги и влепила ему пощечину. Грачиные глаза моментально выросли до размеров совиных. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать Виктории, но из большой гостиной послышались женский смех и голос Макса.
Виктория была до того зла, что не отдавала себе отчета в своих действиях. Муж Марины нагло изменяет ей в ее же квартире, а его сумасшедший брат набрасывается на гувернантку как дикий зверь! Куда она попала? Скопище маньяков!
Виктория вскинула руки, чтобы оттолкнуть Протестанта, прошипев первое подвернувшееся: «Придурок!» – но он опередил ее. Пантерой метнулся к лампе и по пути толкнул Викторию в угол дивана. Она приземлилась мягко, не наделав шума, а свет погас прежде, чем Макс и его гостья достигли территории прихожей.
«Что происходит?» – хотела крикнуть Виктория, но успела выплюнуть только короткое «что». Кит кинулся в ее сторону – ее обдало острым запахом его тела – и вдавил ее в диванные подушки. Кит был везде – ее руки были зажаты его цепкими конечностями, его ноги, обтянутые джинсами, как плоскогубцы сдавили Викины бедра.
Но Виктория не собиралась так легко сдаваться. Набрав в легкие побольше воздуха, она вознамерилась позвать на помощь. Но Кит и здесь опередил ее: впился горячими и сильными губами в ее рот, перекрыв ей тем самым все пути к сопротивлению.
Ощутив на своем теле чужую, совершенно бессовестную силу, Виктория начала слабеть. Поцелуй Протестанта, сначала вызвавший в ней целую бурю возмущения, вдруг начал включать неведомые доселе лампочки. Они загорались одна задругой. Вскоре вся Вика могла бы мигать, как новогодняя елка. Кит раздвинул ее губы и языком проник внутрь ее рта. Виктория ощутила мурашки за ушами. Они защекотали шею, побежали вдоль позвоночника, собрались около груди в единый горячий ком и потоком ринулись к животу.
Руки Никиты ослабили хватку и поползли вниз, как бы с удивлением обнаруживая на своем пути что-то мягкое и упругое. Там, где проползала сухая и немного шершавая ладонь Протестанта, у Виктории начинало гореть как после утюга. Достигнув бедра, рука Никиты дошла до разреза на юбке и, перебирая пальцами, двинулась было дальше, но наткнулась на жесткое, обтянутое джинсой колено. Виктории казалось, что она хорошо соображает. Трезво. Она отчетливо слышала, как в ванной зажурчала вода, как Макс и его спутница хлопают дверью холодильника, как потом закрылись в ванной, а через открытую балконную дверь донесся скрип тормозов. Но все эти звуки существовали сейчас сами по себе, без Вики. Как если бы она умерла и душа плавно отлетела бы от тела. Само тело вело себя нехорошо. Предательски. Оно сдавало позиции без боя, и в глубине мечущейся души медленно зрел бунт. Когда пальцы Кита достигли разреза и потрогали Викину ногу в капроновых колготках, а его жесткое колено поехало в сторону, освобождая путь руке, душа Виктории стремительно вернулась в ослабевшее тело. Вика собрала себя в кучу и с непросчитанным усилием толкнула Никиту кулаками в грудь. Он, совершенно не ожидая такого маневра, отлетел к самой стене, неслабо долбанувшись по пути о кресло. Вика вскочила и шустро нашарила на столике выключатель. Теперь она стояла посреди малой гостиной вполне готовая к бою.
– Ты что, маньяк? – без церемоний спросила она.
Его голая грудь покрылась бисеринками пота, и от этого он казался еще более бесстыжим, чем минуту назад. Виктория понимала, что не должна смотреть на него, распластавшегося на полу и совершенно не смущенного ситуацией. Но смотрела.
– Тихо, тихо, – еле сдерживая рвущуюся наружу веселость, шептал Протестант. – И выключи, пожалуйста, свет.
– Сейчас! – гаркнула Виктория, с досадой отмечая, как легко и безошибочно он «пристроился» к ней. Они уже на ты! И в этом повинна только она сама! Не сумела сразу взять правильный тон! – Ты вообще нормальный? В детстве головой не ударялся? – поинтересовалась она.
Кит поднялся с пола, потирая ушибленный бок.
– А сама-то!
– Что ты хочешь этим сказать? – Виктория опешила. Ну и наглость!
Он невозмутимо проковылял мимо нее и выключил лампу.
– Я буду кричать и разобью окно, – пообещала Виктория, отступая в свою комнату.
– Слушай, Виктория, – примирительно начал Никита, – никто не собирается к тебе приближаться, если ты, конечно, обещаешь сидеть тихо.
– Что?!
– Ты же не хочешь, чтобы тебя уволили?
– Это за что?! – Она была совершенно сбита с толку.
– Ну а как бы ты поступила на месте хозяина, если бы нанятая тобой гувернантка начала следить за твоей личной жизнью, вмешиваться в нее? Лично я предпочитаю не диктовать брату, как ему жить и с кем спать. Мне это все равно. И я бы давно спокойно спал, если бы ты не заявилась посреди ночи и не начала бы шарахаться по квартире. Да если бы я тебя не остановил, представляю, какой бы тут произошел эксцесс! Спорить готов, ты собиралась вызвать пожарных или отряд омона, услышав возню в кабинете.
– И это ты называешь «остановил»?! Ничего себе – остановил! Да ты набросился на меня, как тигр на антилопу!
– Хороша антилопа! – хмыкнул Никита. – Ты меня чуть по стенке не размазала! Надо признать, ты, Виктория, далеко не Дюймовочка, хотя в этом, конечно, есть своя прелесть…
До Виктории начало медленно доходить, что на самом деле произошло. Этот ненормальный испугался, что она сломает кайф его чопорному братцу, и поэтому применил к ней те методы, что оказались ближе его вздорной натуре. Господи, да как же Марина жила все эти годы в подобном окружении? Не мудрено заболеть. Семейка что надо.
– И что же, мы должны теперь сидеть в темноте, как воры? – прошипела она туда, где, по ее предположениям, должен был находиться Протестант.
– Зачем же сидеть? – отозвался он. – Можно лечь. Лично я не против.
Виктория с силой толкнула дверь и с ходу вписалась в пианино. Инструмент дрогнул и издал жалобный утробный звук.
– Да шучу я, – успокоил Кит. – Хотя, конечно, если ты начнешь крушить все вокруг, мне придется прибегнуть к силе.
– Убирайся, – посоветовала Виктория, – я буду переодеваться.
Протестант кашлянул на полу. Виктория догадалась, что он уселся на пороге ее комнаты.
– Раздевайся. Все равно ни шиша не видно. Мне нужно у тебя кое-что спросить.
Виктория уже убедилась, что разговаривать с ним как с джентльменом – дохлый номер. Она открыла дверцу шкафа и отгородившись таким образом от Никиты, начала переодеваться. Если он попробует приблизиться к ней, она жахнет его зонтиком. Тот висит прямо на створке шкафа.
– Говори, – разрешила она, натянув ночную рубашку.
– Я подозреваю, что ты, Виктория, появилась в этой квартире не случайно. И тобой движет какой-то интерес, – проговорил он. – Разубеди меня, если я не прав.
Виктория на секунду замерла, превратившись в античную статую, и похолодела. Но, впрочем, быстро справилась с собой, прошла и села на кровать.
– А какое право ты имеешь, любезный, лезть мне в душу? – Виктория забралась под одеяло.
И в этот момент ее всю – от пальчиков ног до волос на голове – как паром горячим обдало: а что, если он сейчас в свойственной ему манере кинется к ней под одеяло? Что она сможет? Как она вообще себя поведет? Виктория не была готова ответить на эти вопросы. Она тихо стянула с прикроватной тумбочки ножницы и сунула их под подушку.
– Я считаю, что имею некоторые права, – возразил Никита, и Виктория услышала, как он щелкнул зажигалкой. Пламя на миг осветило его смуглое лицо. Виктория наблюдала, как он подносит сигарету к четко очерченным губам.. – Ведь Макс – мой родной брат.
Виктория только хмыкнула в ответ.
– Тебе не мешает дым? – спросил он некоторое время спустя, выпуская прозрачную пелену в сторону гостиной.
– Ничего, потерплю, – ответила Виктория, с паникой обнаруживая, что вся ситуация – и запах табачного дыма, и сам дым, и призрачный силуэт мужчины на пороге ее комнаты – странным магнетическим образом воздействует на нее. – А в чем я, собственно, провинилась? – поинтересовалась она, кляня тот злосчастный день, когда Никите приспичило уйти от жены и поселиться у брата. Ведь предчувствия подсказывали ей! Почти сразу возникло ощущение, что Протестант видит ее насквозь. Как рентген.
