Текст книги "Экзистенциальный анализ. Экзистенциальные подходы в психотерапии"

Автор книги: Альфрид Лэнгле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Альфрид Лэнгле
Экзистенциальный анализ. Экзистенциальные подходы в психотерапии

Alfried Längle

EXISTENZANALYSE

Existentielle Zugänge der Psychotherapie

facultas

Рекомендовано Советом тренеров Ассоциации экзистенциально-аналитических психологов и психотерапевтов (АЭАПП) в качестве учебного пособия по курсу «Экзистенциальный анализ»

Перевод с немецкого

Е. Б. Амбарнова

© Когито-Центр, 2020

© Alfried Längle, 2015

© facultas Verlags– und Buchhandels AG facultas Universitätsverlag, 1050 Wien, Österreich, 2016

© Е. Б. Амбарнова, перевод, 2020

20 лет служения российской психологии

Читатель взял в руки фундаментальную, во многом подводящую многолетние итоги, книгу известного российского экзистенциального психолога и психотерапевта.

Каждый, кто знаком с современной психологией личности, скажет, что в предыдущей фразе допущена либо типографская опечатка, либо оговорка (по Фрейду или кому угодно) автора предисловия, ведь Альфрид Лэнгле – австрийский ученый и терапевт, коренной житель Вены, президент Международного общества логотерапии и экзистенциального анализа (GLE-International), вице-президент старейшей Международной федерации психотерапии (IFP), основанной еще Юнгом, профессор университетов Вены и Инсбрука, организатор и председатель многих международных конгрессов, автор сотен научных публикаций и прочее и прочее. Так с какой же стати называть его (к тому же не говорящего по-русски) российским психологом?

Но судите сами. В 1986 г. в Москву с лекциями приезжает основатель экзистенциальной терапии Виктор Франкл. Для его тогдашних слушателей (среди которых был и автор данного предисловия) это было явлением куда большим, нежели просто встреча со знаменитостью. Он был, по сути, первым среди психологов вестником другого, свободного мира науки, который ранее был отделен от нас – ученых так называемого «социалистического лагеря» – «железным занавесом». Самая большая аудитория факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова не вместила тогда всех желающих услышать и увидеть «живого Франкла». Пришлось срочно открывать еще и другую аудиторию, в которую стали транслировать лекцию.

По возвращении в Вену Франкл много рассказывал об этой встрече своему сотруднику и ученику Альфриду Лэнгле. И когда через 13 лет, в 1999 г. (уже после смерти учителя), самому Лэнгле предложили приехать в Москву с лекциями, он охотно согласился. Но то была уже другая страна: ушла в прошлое советская власть, распался социалистический лагерь, упал железный занавес, открылись границы. Что касается психологии, то вслед за Виктором Франклом нас посещали такие звезды западной психологии, как Карл Роджерс, Вирджиния Сатир, Станислав Грофф и др. На этом фоне приезд Альфрида Лэнгле был важным и отрадным, но уже достаточно рядовым явлением. Альфрид приехал с женой Сильвией – тоже замечательным психологом и психотерапевтом – и с детьми. В планах были проведение лекций, мастер-класса, а в свободное время – посещение консерватории, Третьяковской галереи и возвращение домой к своим трудам и заботам.

Однако первое, что сразу поразило А. Лэнгле в этой поездке, это слушатели. Позже он говорил, что нигде (а до этого он успел объехать многие страны и города) не встретил такого внимания и такого глубокого внутреннего отклика на то, что он говорил. Кроме того, практически все слушатели имели богатый опыт экзистенциальных переживаний, страданий, потерь, чем явно отличались от более благополучных в то время западных людей. Повлияли ли эти факторы или другие, но Лэнгле после первого же посещения задумал «невозможное» – создать в России самостоятельную и действенную школу экзистенциального подхода к человеку. А если говорить более глубоко, в культурно-историческом плане, то воссоздать, возродить этот подход в России.

Последнее требует некоторых пояснений. Экзистенциальная философия имеет в России глубокие корни. Достаточно назвать имена Н. А. Бердяева, С. Л. Франка, Л. И. Шестова и др. Все они остро чувствовали, говоря словами Франка, нарастающее в ХХ веке «глубокое противоречие между страстью, с которой люди стремятся осчастливить себя всякими техническими и общественными реформами, между упорством и напряженностью, с которыми они ищут правильных средств для достижений своих целей, – и полным равнодушием в деле уяснения самих этих целей». Таким образом, продолжал Франк, «человек, гордый своим знанием природы, странным образом отрицал свое собственное существование». Экзистенциализм и был философской попыткой вернуться к человеку, к целостному переживанию им полноты своей жизни. Тогдашняя психология, опирающаяся в основном на естественно-научные образцы, этого уровня не касалась, и недаром Л. С. Выготский характеризовал ее словами одного из персонажей пьесы А. П. Чехова: «Человека забыли!».

Появление реальных гуманистических направлений в психологии относится лишь к концу 50-х годов прошлого века. Человечество пережило к тому времени катастрофу Второй мировой войны, которая не философски и абстрактно, а с невиданной жесткостью и абсолютно конкретно поставила вопросы о том, возможно ли отныне существование (и, если возможно, то в какой форме) самого человека, а также искусства, науки, идеалов, ценностей, веры – вообще культуры – после Освенцима и Майданека, после чудовищной бойни и уничтожения миллионов ради призрачных целей внешних социальных переустройств, классовой гегемонии или представлений о превосходстве одной нации над другими.

В поисках своих ответов на эти беспощадно поставленные вопросы психология подтянулась (по крайней мере, потянулась) к философии, потому что уже задыхалась в рамках своих прежних воззрений. И это сближение и даже «стыковка» открыли новые возможности и пути, в общем соразмерные вопросам. Так, в частности, экзистенциальная философия, начавшаяся во многом, как уже говорилось, с русских философов серебряного века, после войны соединилась с психологией. Пробы такого соединения можно найти и ранее, например, в работах Л. Бинсвангера 1930-х годов, но как значимое и заметное направление оно состоялось в 1950—1960-х годах – прежде всего благодаря авторитету Виктора Франкла.

Но вернемся к Альфриду Лэнгле. С 1999 г. он начинает систематическую работу в России. Страна только что пережила дефолт, следствием которого стало очередное обнищание народа, продолжались неустройства «лихих 90-х», и Лэнгле начал с того, что резко, в 10 раз (!), снизил плату за свои лекции и стал вести их, по сути, на благотворительных началах. «Деньги, – сказал он, – не должны быть препятствием к изучению экзистенциального анализа». При этом он поставил задачу подготовки из своих слушателей полноценных, на уровне международных стандартов, психотерапевтов и консультантов, что требовало не просто отдельных лекций и семинаров, но постоянной, систематической учебной работы и общения на протяжении ряда лет, причем работы и общения персональных, не перекладываемых на ассистентов и учеников. Это означало необходимость регулярных приездов Лэнгле в Москву и чтения всех лекций и проведения всех практических занятий с первым набором его учеников, так называемой первой московской группой (группой М-1), лично, персонально, с передачей накопленных знаний – формальных, а главное, неформальных – из рук в руки, от души к душе.

Я познакомился с Альфридом в один из его первых приездов в Россию и, надо сказать, с известным скепсисом отнесся тогда к его просветительскому энтузиазму. Его лекции и семинары были великолепны, но задача привить сложную экзистенциальную культуру набранным по объявлению слушателям казалась утопической. Но вера и спокойное, я бы сказал, мягкое упорство («упрямство духа») Альфрида были неисчерпаемы. До меня это дошло после одной из бесед с ним на кафедре общей психологии факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова (15 июня 2001 г.). Он только что выступил на факультете с лекцией, которую прочитал по моему, заведующего кафедрой, приглашению. Лекция была, как всегда, блестящей. За дружеским чаем я высказал несколько скептические соображения о перспективах у нас экзистенциальной психологии. На что он убежденно ответил: «У вас здесь в России существует больше традиций европейской истории и в особенности экзистенциальной психологии, и вы идете еще дальше, чем в Австрии и Германии. Вы – наша надежда!»

Можно было бы теперь сказать, что результаты подвижнических трудов не заставили себя ждать. Но нет – они нередко заставляли себя ждать годами, испытывая терпение участников процесса, требуя от них постоянного напряжения сил. Только спустя 5–7 лет после многостороннего обучения и стажировок были вручены первые полноценные, подтвержденные Международной ассоциацией дипломы экзистенциальных психотерапевтов. Лишь тогда, в свою очередь, появилась возможность для Альфрида переложить часть педагогической нагрузки на своих уже подготовленных к тому времени в России учеников и сотрудников.

В 2002 г. был создан Российско-австрийский институт экзистенциально-аналитической психологии и психотерапии, учредителями которого стали Международное общество логотерапии и экзистенциального анализа, Альфрид Лэнгле и группа его российских учеников. С 2004 г. Институт стал осуществлять сертификационное постдипломное образование. В 2009 г. выходит первый номер периодического журнала (бюллетеня) «Экзистенциальный анализ».

Тем самым спустя десять лет после первого приезда Альфрида Лэнгле появились все необходимые для конституирования самостоятельной научной школы атрибуты: регулярная учебная и научная деятельность, семинары и конференции, свой печатный орган. Стали выходить книги, публиковаться статьи, появились диссертационные работы. Надо признать, что в разных городах страны за эти годы появились и другие, не связанные с деятельностью Лэнгле, исследовательские группы и издания экзистенциальной тематики, но, несмотря на все достигнутые ими успехи, ни одна из них не достигла уровня и требований самостоятельной научной школы.

В предисловии к первому номеру русского бюллетеня «Экзистенциальный анализ» Лэнгле с полным правом писал: «Ранее мы могли только мечтать о подобном оживлении экзистенциального анализа в русской культуре. И вот, это произошло!» И, смотря уже в будущее, продолжал: «Мне также очень интересно будет узнать, насколько подтвердится тот факт, что экзистенциальный анализ соответствует русскому гуманизму и приходит из души этой многовековой традиции к своему расцвету».

Разумеется, согласно русской пословице «один в поле не воин», этих впечатляющих результатов Альфрид Лэнгле достиг не один – вокруг него сплотились талантливые ученики. Но очевидно, что такого динамического, живого движения, самостоятельной школы экзистенциального подхода не сформировалось бы за столь исторически короткий период, если бы не этот житель Вены, чье имя, личность, статьи, книги, лекции настолько хорошо известны профессиональным психологам и психотерапевтам нашей страны, что он теперь без преувеличения может считаться и российским ученым.

Понятно, что для осуществления миссии в полной мере потребовались талант, знания, опыт, воля, феноменальная работоспособность Альфрида Лэнгле, но всего этого было бы недостаточно без проявленных им широты сердца и высоты духа. История Лэнгле в России показывает, сколь необходимым было это сочетание для становления школы экзистенциальной психологии и психотерапии. Впрочем, оно необходимо для становления любой ответственной психологии и психотерапии, которые в конечном итоге имеют дело с живой душой. А какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?

Книгу, к которой сейчас приступит читатель, Альфрид Лэнгле в разговорах со мной называл не иначе как компендиум, т. е. сокращенное изложение основных положений дисциплины «Экзистенциальный анализ» – направления, целью которого является усиление и развитие персонального, человеческого начала в человеке, потенциала Person. Так что книга очень серьезная, и она постоянно будет нужна всем, кто считает себя причастным к экзистенциальной психологии, а для представителей иных направлений понадобится как важный ознакомительный и справочный материал. С радостью рекомендую к изучению этот фундаментальный труд выдающегося австрийско-российского психолога и психотерапевта, моего друга Альфрида Лэнгле.

Проф. Борис Братусь

Москва, ноябрь 2019

Вступительное слово

Мы живем в такое время, когда люди сталкиваются со все большим усложнением процессов, происходящих в обществе. В промышленной, экономической, информационной, религиозной, политической, бюрократической и других сферах многие люди борются за то, чтобы упростить «мир» до понятной схемы. Однако при этом слишком часто из фокуса внимания выпадает существенное. Еще десятилетия назад Виктор Франкл описал глобальный кризис смысла и ценностей следующими словами: «В противоположность животному, никакие инстинкты не говорят человеку, что он должен делать, и, в противоположность прежним временам, никакие традиции больше не диктуют, что ему следует делать, – и теперь кажется, что он уже не знает, чего, в сущности, хочет»[1]1
  Frankl V. E. Die Sinnfrage in der Psychotherapie. München: Piper, 1981. S. 24.


[Закрыть].

Сейчас, во втором десятилетии XXI в., ориентация на существенное представляется мне гораздо более трудной задачей. Значительно возрастающая сложность мира, обусловленная экономическими последствиями глобализации и когнитивным «растворением» в социальных сетях, все больше лишает людей уверенности в том, что они могут создать что-то осмысленное и ценное, – наоборот, связь между действиями в сложноорганизованных системах и распознаваемой «ответной» реакцией осознается человеком лишь в редких случаях, что приводит к такой констелляции, которую Мартин Зелигман назвал «выученной беспомощностью». Кроме того, слишком часто людям приходится в первую очередь всего лишь функционировать – экономно и бесперебойно, в связи с чем собственная позиция, осмысленное развитие и согласованные с ними действия едва ли оказываются востребованными и даже скорее рассматриваются как помеха.

Психотерапия также оказалась затронута этим процессом в двух аспектах. С одной стороны, она должна помогать людям разбираться с нарастающими в этом контексте симптомами. Несомненно, всегда существовали разнообразные неблагоприятные условия и соответствующие патологические (т. е. наполненные страданием) процессы, но некоторые сегодняшние формы и динамика депрессии, эмоционального выгорания (burn-out), расстройств адаптации или страхов все больше связаны с этими, обозначенными в общих чертах, общественными процессами. Однако, с другой стороны, сама психотерапевтическая деятельность также подвержена влиянию глобализации и экономизации мира: в области медицины и психотерапии все также начинает измеряться лишь с точки зрения краткосрочно рассчитываемой экономической эффективности. Стремление к наиболее простым ответам стало также характерным для административных и бюрократических учреждений, которые управляют психотерапией как сферой деятельности, структурируют и определяют ее общие условия.

Если стремление людей к «сворачиванию и упрощению» мира еще можно понять как своего рода копинговую реакцию на бросающую вызов сложность, то для профессиональной терапии это становится проблемой. Такое терапевтическое воздействие, с помощью которого всего за несколько сессий достигается определенная цель и подтвержденный результат, например, восстановление работоспособности человека, с точки зрения духа времени, кажется, без сомнения, более эффективным, чем другие способы действия терапевта, для которых потребовалось бы большее количество сессий. Речь идет о таких терапевтических целях, которые не поддаются простой операционализации, так как они имеют более глубокие корни и поэтому переплетены со всем комплексом жизненных событий.

Становится слишком заманчивым уклоняться от всестороннего обсуждения сложного вопроса, что именно служит выздоровлению больных людей, и ориентироваться на «результаты», легко выявляемые в краткосрочной перспективе. В таком случае психотерапия понимается, рассматривается и оценивается на основании сильно редуцированной системы измерения ее эффективности.

Простым решением для такой оценки кажется использование исследовательских моделей, которые удовлетворяют требованиям «золотого стандарта» randomized controlled trials[2]2
  Рандомизированнные контролируемые испытания (RCT) – экспериментальные статистические исследования эффективности метода лечения, основа современной доказательной медицины. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] (RCT): когда в чистых лабораторных условиях можно экспериментально проверить, имеют ли ясно определяемые причины так же ясно определяемые следствия и достигаются ли измеримые результаты при преодолении ясно определяемых нарушений. «Объективно» зафиксированные результаты исследования можно таким образом свести к «научно вычисленным» показателям. Такая точка зрения подводит к мысли, что можно было бы отказаться от длительных дискуссий о действенности психотерапии и, вместо того чтобы разбираться с разнообразием взглядов на жизнь и представлений о человеке, которые в конечном счете существенны для оценки важности и качества отдельных процессов психотерапии, нужно только лишь указать на «факты» и «итоговые показатели». И выбор того, что терапевты должны изучать и что они имеют право делать, при таком подходе можно по-научному правильно рассчитать.

В подобной логике «эффективными» кажутся преимущественно такие терапевтические подходы, которые в своем клиническом способе действия следуют за соответствующим методическим исследовательским образцом (или по меньшей мере подчиняются ему для оценки). Через призму и с помощью инструментария определенной исследовательской методологии можно научно доказать превосходство подобным образом измеряемой эффективности применения операционализируемых, снабженных «руководством по применению» терапевтических программ, проводимых в лабораторных условиях.

Но на практике психотерапия осуществляется не в лабораторных условиях. И жизнь пациентов в еще гораздо меньшей степени может быть охвачена под таким узким углом зрения. Уже в аспекте горизонта времени и развития можно критически противопоставить обозначенному выше RCT-подходу то, что человеческая жизнь простирается на большие периоды времени, чем это отображается в обычных катамнестических исследованиях, – более того, она даже длится значительно дольше, чем годы трудовой деятельности. Для таких временных рамок практически не существует исследований, которые позволили бы собрать достоверные научные данные о долгосрочной эффективности процесса психотерапии. И еще меньше мы знаем о том, какие методы применительно к жизненному пути человека в целом действительно являются наиболее эффективными. У нас даже нет серьезных моделей, позволяющих вычленить из комплексности жизненной динамики и многообразия влияний такой изолированный аспект, как эффективность проведенной психотерапии.

В отличие от экспериментально-научной точки зрения, в контексте психотерапевтической перспективы можно, однако, поставить вопрос гораздо более принципиально: хотим ли мы вообще «понять» человеческую жизнь, т. е. являются ли «понимающие» позиция и способ действия действительно единственными, самыми адекватными или наиболее полезными подходами, которые психотерапевты применяют в своей работе с пациентами? Или же развитие человека вплоть до его выздоровления и трансформации паттернов переживания, причиняющих ему страдание, могло бы с тем же или даже с большим успехом заключаться в активизации его возможностей отвечать на общие и конкретные вопросы жизни, в том числе ответственно занимать позицию? И не существует ли антропологически обоснованных фундаментальных мотиваций в жизни человека, которые подразумевают на таком пути исцеления взаимодействие человека с его способом «быть в мире»? При таком рассмотрении в центре внимания оказываются не только принципы и знания из накопленного в нашей культуре опыта других людей (в том числе приобретенного многими поколениями). Скорее, речь идет о встрече человека с человеком, в рамках которой может осознаваться и, соответственно, обсуждаться собственный сущностный потенциал личности и то, кем она стала.

Поставленные вопросы позволяют также найти другие ответы и способы рассмотрения того, что является важным для психотерапии, в отличие от первоначальной ориентации на лабораторную эффективность определенных способов действия. И здесь мы можем обратиться к данной книге Альфрида Лэнгле: в спектре полезных с психотерапевтической точки зрения подходов, характеризующихся соответствующими специфическими способами понимания и действия, он показывает подход к психотерапии, направленный на экзистенциальные вопросы, – экзистенциальный анализ.

Лэнгле отчетливо разъясняет, что первым наиболее существенный вклад в развитие такого экзистенциального подхода к психотерапии внес Виктор Франкл. Однако мы должны быть обязаны Лэнгле тем, что на этой почве, не в последнюю очередь посредством расширения и дифференциации аспектов разработанного им «персонального экзистенциального анализа», он развил направление психотерапии, которое привлекло большое внимание во всем мире. Как это характерно для современных психотерапевтических подходов, с одной стороны, экзистенциальный анализ может рассматриваться в качестве самостоятельного подхода, который в значительной степени повлиял также на другие подходы и дал толчок их развитию. С другой стороны, при постановке вопроса о соотнесении экзистенциального анализа с основными психотерапевтическими направлениями, которые играют важную роль в некоторых дискурсах, правильнее отнести его к спектру гуманистических подходов психотерапии – и при этом данный вопрос имеет скорее академический характер, а не ставит в центр внимания задачи терапевта и пациента.

Настоящее издание представляет собой расширенную и переработанную часть книги, в которой почти десятилетие назад Альфрид Лэнгле дал системное описание своего экзистенциального анализа[3]3
  Längle A., Holzhey-Kunz A. Existenzanalyse und Daseinsanalyse (Bd. 3 der Reihe: «Psychotherapie: Ansätze und Akzente» / Hrsg.: Jürgen Kriz, Thomas Slunecko). Wien: Facultas/UTB, 2008.


[Закрыть]. Публикация этого материала в качестве самостоятельного произведения отвечает запросам многих студентов и коллег, желающих более детально разобраться в этом подходе с учетом актуальных изменений. Ведь именно среди психотерапевтов растет критика в адрес обозначенного выше доминирования психотерапии, ориентированной только на логику RCT-исследований, – при всем уважении к успешному применению таких программ в ограниченных условиях, когда такой подход не претендует на исключительность. В области психосоциальной профессии растет желание следовать за потребностью многих пациентов и предлагать им основательную помощь в прояснении экзистенциальных вызовов жизни.

Рассмотренный в этой книге феноменологический способ восприятия и обусловленные им методы экистенцанализа приглашают к тому, чтобы не обобщенно, а индивидуализированно смотреть на человека с его потенциалом и его страданием, выделяя при этом уникальное, личностное и неповторимое. Это активное применение феноменологии характерно для дальнейшего развития экзистенцанализа Лэнгле и исходной концепции Франкла.

Предложенное Альфридом Лэнгле в этой работе введение в основные вопросы и способы действия экзистенцанализа дает всем интересующимся возможность обратиться к основополагающим вопросам человеческого бытия. Уже по этой причине, а также для корректировки современного ошибочного развития в нашей профессии, я желаю, чтобы книга получила широкое распространение, а идеи, изложенные в ней, стали стимулом для интенсивного обсуждения спектра и предпосылок психотерапевтической деятельности.

Проф. Юрген Криц

Оснабрюк, сентябрь 2015