355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Альфред Хейдок » Страницы моей жизни. Воспоминания, рассказы, сказки, эссе » Текст книги (страница 1)
Страницы моей жизни. Воспоминания, рассказы, сказки, эссе
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 14:51

Текст книги "Страницы моей жизни. Воспоминания, рассказы, сказки, эссе"


Автор книги: Альфред Хейдок



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Альфред Петрович Хейдок
Страницы моей жизни

Предисловие

Певец любви и радости

Кто он – Альфред Петрович Хейдок? Впервые о нём многие узнали по появившимся публикациям, что прорвались в нашу прессу в начале 90-х годов прошлого века (журналы «Даугава» № 12, 1989 и № 1, 1990; «Сибирские Огни» № 1, 1991; газета «Литературная Россия» 14 июля 1989), или по фильму «Карма», который прошёл на телевизионных экранах страны в июне 1990 года [1]1
  Затем в 1994 году в Риге был издан сборник его рассказов «Радуга чудес». – Ред.


[Закрыть]
.

Хейдок – замечательный, талантливый писатель. Тема любви пронизывает всё его творчество. Добрую книгу можно собрать из его рассказов и повестей, объединённых этой темой. «Песнь Торжествующей Любви» – так и называется одна из его повестей.

Вот что пишет читательница из г. Красноярска, которой удалось познакомиться с рукописями некоторых его рассказов: «…Во время написания светлого “Мотылька” А.П.Хейдоку было уже 67 лет, а посмотрите, какой дерзостной звенящей молодой романтикой веет от рассказа! И этот ищущий дух молодости пронизывает всё его творчество. Словно бы Альфред Петрович говорит нам: “Неважно, сколько тебе лет, главное – чтобы душа была молодая и не переставала искать!” У многих из нас было такое, как у Айвара (героя рассказа): рюкзак за плечи и вперёд, точно не зная куда. Да разве только у нашего поколения? А возьмите русские народные сказки – там ведь тоже это ощущение неудовлетворённости, неуспокоенности души героев, оттого и близость рассказов А.П.Хейдока в некоторых моментах к устному народному творчеству – стиль, слог, атмосфера сказочности и тайны. А если брать глубже, так, по-моему, дух исканий вообще характерен для русского народа. И в этом он соприкасается с индийским народом. “Жемчуг исканий” – поиски истины делают эти два народа совершенно близкими… Жизнеутверждающий оптимизм рассказов покоряет…»

В трудных жизненных ситуациях были потеряны многие произведения писателя. Его ранние произведения, созданные ещё в эмиграции, были изданы в виде сборника «Звёзды Маньчжурии». Это 16 рассказов, к которым предисловие написал Николай Константинович Рерих. Перу Хейдока принадлежат циклы «Россыпь чудесного» (65 правдивых историй) и «Радуга чудес» (более 70). В последние годы жизни на Алтае он перевёл многие крупные книги и небольшие очерки теософской тематики; им написано более 40 эссе.

Родился А.П.Хейдок в 1892 году в одном из живописных уголков Латвии – недалеко от реки Амата на хуторе Долее в семье владельца мастерской по ремонту сельскохозяйственного оборудования.

В сентябре 1989 года в автобиографической заметке Альфред Петрович писал: «Как живы и прочны детские воспоминания. Мне скоро сто лет, но я по-прежнему помню во всех деталях бревенчатый домик с пристроенной к нему кузницей… Лес, скрывающий какую-то волнующую и притягательную для меня тайну… Лес, который моя фантазия населяла всеми персонажами прочитанных сказок. (Обратите внимание, с какой теплотой Хейдок пишет дальше о матери и отце. – В.К.) Хозяйством, в котором имелась лошадь, несколько овец, корова и прочая живность, управляла моя мать – изумительная женщина, о которой я всегда вспоминаю с благоговением. Ласковая, добрая, с раннего утра до позднего вечера всегда в движении, в труде. С руками в мозолях и трещинах, она не огрубела от тяжёлой работы, но сохранила светлую устремлённость ко благу и красоте. Каждую весну она находила силы и время, чтобы насажать большие клумбы цветов. Она любила природу, любила животных.

Помню, как она позвала меня, ещё маленького, на луг и, раскрыв ладонями высокую траву, показала птичье гнёздышко, полное маленьких пёстреньких яичек. Они были восхитительно красивы, но мать, прежде чем показать, взяла с меня слово, что я не буду дотрагиваться до гнезда, не буду дышать на него, иначе птичка-мать не вернётся, бросит его.

Мои отец и мать прожили долгую трудовую жизнь. Всегда в полном согласии, всегда советуясь перед каждым важным шагом. Отравленный развратом мир скользил перед их глазами, не касаясь и не волнуя их, чистых и устремлённых ко благу. И оба они любили музыку…»

Далее Альфред Петрович вспоминает, как отец играл на трубе в сельском духовом оркестре, а позднее на берегу Волги они музицировали вдвоём с матерью на гармонике и кларнете лютеранские хоралы. В связи с этим Хейдок описал ещё один удивительный случай: «Их любовь к музыке, а, вернее говоря, к той красоте, которую несут в себе гармоничные звуки, выразилась несколько необычно даже в смертный час, когда после тяжёлой болезни умирал мой отец. Вокруг собрались близкие, а мать стояла у изголовья умирающего, и вдруг он внятно произнёс:

– Я слышу пение, – и, обратив гаснущий взор к жене, сказал, – пой и ты.

Мать запела. Может быть, никогда в своей жизни она не вкладывала в пение столько чувства, столько любви, как в эти последние минуты. И под пение моей матери скоро и тихо отошёл мой отец…»

Удивительно легко и быстро овладел маленький Хейдок чтением и письмом. «Смешно сказать, – пишет он, – но, едва начав выводить детские каракули, я уже мечтал стать писателем». И, конечно, любимым предметом в школе была литература. Также поразительно легко он овладел русским языком. За зиму познакомившись с основами языка, он взял в библиотеке книгу на русском и прочитал её, хотя мало что понял. Затем взял другую, третью и без всякого словаря стал всё понимать. Он объясняет эту лёгкость тем, что в прошлых жизнях уже был русским, и надо было только вспомнить давно забытое. Он быстро перечитал всю школьную библиотеку, все книги дома и у соседей. Это была в основном классика, так с детства он полюбил Гоголя и Лермонтова особенно.

Когда Хейдоку исполнилось 16 лет, к ним приехал родственник по материнской линии – дядя Карл и пригласил всю семью принять участие в возведении нового лесопильного завода в Тверской губернии. Размеренно-спокойная жизнь детства кончилась, – впереди неизведанные дали, которые непреодолимо влекут к себе душу будущего писателя. Хейдок написал: «Я ликовал!»

Как в калейдоскопе замелькали дальнейшие события его жизни: мобилизация на Первую мировую войну, сначала в военно-санитарную организацию великой княгини Марии Павловны; затем – Красный Крест на Западном фронте; революция; женитьба; скитания по Дальнему Востоку и Китаю. Именно в русско-эмигрантском Харбине, который он описал во многих рассказах, он почувствовал и на себе испытал, что «Зов Родины» – не пустое понятие. Кем только он не был за годы, проведённые в Харбине и Шанхае, от сторожа угля на барже до преподавателя русского языка в Медицинском колледже и Гиринском университете.

В 1926 году он опубликовал в журнале «Рубеж» свой первый рассказ «Человек с собакой», который привлёк внимание читателей. С тех пор молодой писатель стал постоянным сотрудником журнала и харбинских газет.

В Китае же, в апреле 1934 года, произошло важнейшее событие его жизни – встреча с Николаем Константиновичем Рерихом, который во время Маньчжурской экспедиции приехал в Харбин. На его призыв к культурному строительству откликнулись многие люди, организовалась сплочённая группа, ставшая ядром Харбинского общества Рериха. Двоих из него Н.К.Рерих выделил особо, приняв их в свои ближайшие ученики, – это были Б.Н.Абрамов и А.П.Хейдок. Им он вручил кольца, переданные из Великого Гималайского Братства.

В двух очерках «Встреча с Учителем» и «Учитель Жизни» [2]2
  См. сборник А.П.Хейдока «Радуга чудес» (Рига: Виеда, 1994). – Прим. ред.


[Закрыть]
Хейдок рассказал об этом чрезвычайно интересном моменте его жизни и описал своё удивительное ощущение при беседе с Н. К. Рерихом – необычайной близости и родства, как будто они давным-давно были знакомы…

С того времени для Хейдока начался новый отсчёт времени, новая жизнь, полная глубочайшего смысла.

После отъезда Николая Константиновича из Харбина контакты с семьёй Рерихов не прекратились. Так, 27 сентября 1946 года Елена Ивановна Рерих писала члену шанхайского кружка И.И.Ельцову: «Ценными могут быть советы А.П.Х. Передавайте мой сердечный привет А.П.Х., его нежная душа нам близка…» И далее в том же письме: «Любите А.П.Х., Н.К. и я очень ценим и любим его».

А вот напутствие Рериха «дорогому Аввакуму на страже», как он называл Хейдока, в письме от 24 мая 1947 года: «Всегда нужна заботливость о друзьях, а теперь (в дни Армагеддона Культуры или за Культуру) особенно. Вот и Вы к Вашему кругу выказывайте душевную внимательность. Всем им трудно, каждому по-своему. Как называть Вас? Да пусть и называют каждый по-своему, а Вы будьте большим другом, сердечным другом для всех них».

В этом же 1947 году, получив советский паспорт и телеграмму-благословение от своего Учителя, Альфред Петрович вернулся на Родину. Поселился сначала в Североуральске. Преподавал английский язык; был наблюдателем за гидравлической машиной, юрисконсультом и, конечно, всегда и везде старался писать.

1950 год обрушился на писателя целой серией тяжёлых испытаний: потерялась связь со старшим сыном; был арестован младший сын Валентин; не пережила этого верный друг и помощник писателя, жена Евгения Сергеевна. В октябре Хейдок сам был арестован органами ГПУ. В течение зимы – долгие ночные допросы и одиночная камера.

В одном из рассказов Хейдок упоминает, какую радость он испытал, когда его, наконец, перевели в камеру, где было 15 человек. По традиции каждый вновь прибывший должен был рассказать всем присутствующим интересную историю из своей жизни или придумать что-то. Вскоре Хейдок сочинял уже истории за каждого, кто не знал, о чём рассказать, или в те дни, когда никого нового не было.

1951 год – лагерь в Заполярье, на станции Абез. 10 лет без суда и следствия с конфискацией имущества «за переписку с буржуазией», которая выражалась в одном-единственном письме Н.К.Рериху.

Но в мае 1956 года его освободили по состоянию здоровья. Сначала Хейдок поселился у вдовы старшего брата Янав Латвии. Осенью переехал в город Балхаш (Казахстан) к младшему сыну, который раньше его был выпущен на свободу. Добился полной реабилитации и даже материальной компенсации. Но бесследно исчезли все его рукописи, а также бесценная телеграмма-благословение Н.К.Рериха. Каким-то чудом Альфред Петрович во всех этих испытаниях сохранил кольцо, данное ему им.

Хейдок на свободе проработал шесть лет библиотекарем в научно-исследовательском институте. С июня 1981 года жил на Алтае, там, куда его всегда манило. Но испытания не кончились. Как рассказывает Людмила Ивановна Вертоградская, его секретарь и помощница: «…в январе 1987 года нашу квартиру (в г. Змеиногорске) посетила группа работников правоохранительных органов…» Изъяли рукописи оригиналов и переводы, бумагу, пишущую машинку; взяли расписку, чтобы впредь ничего не размножали и не рассылали… Полтора года продолжалась борьба за архив писателя, к которой подключились все друзья, и окончилась победой – всё, или почти всё, было возвращено.

Этот случай имел и некоторую положительную сторону – многие издательства, работники телевидения обратили внимание на творчество и жизнь Хейдока. Тогда же с некоторыми из них были заключены договоры.

И ещё одно трудное испытание в это же время обрушилось на писателя – полная потеря зрения. Надо отдать должное Л.И.Вертоградской за её заботу и помощь ему в это время. И хотя она уверяет, что главная причина потери зрения – напряжённая работа над переводом многих объёмных трудов – «Писем Махатм», «Разоблачённой Изиды», третьего тома «Тайной Доктрины» Е.П.Блаватской и многих небольших заметок и статей, но, вспоминая его рассказ «Переодетые» [3]3
  Опубликован в сборнике А.П.Хейдока «Огонь у порога» (Магнитогорск: Амрита-Урал, 1994). – Прим. ред.


[Закрыть]
, а также сказанное в одной из книг Живой Этики: «Уже наблюдали, как при известном напряжении зрения можно видеть лики прежних воплощений. Можно ясно убедиться, как перестраивается облик нынешний в облик минувших веков… Частые такие опыты могут повредить зрение, но наличность таких физических ясновидений чрезвычайно важна» (Аум, § 250), – можно смело утверждать, что Хейдок развил в себе этот вид ясновидения ценой собственного зрения.

Альфред Петрович в уже преклонном возрасте бывал во многих городах страны. Он любил повторять вслед за Рерихом: «Путешествие всегда полезно». Так, в 1984 году, он встретился со Святославом Николаевичем Рерихом в Москве. В 1989 году, несмотря на полную потерю зрения, принял участие в конференции, посвящённой 110-летию Елены Ивановны Рерих, в новосибирском Академгородке. На этой конференции он прочитал доклад «Подвиг Матери Агни Йоги» [4]4
  Очерк А.П.Хейдока опубликован в сборнике «Радуга чудес» (Рига: Виеда, 1994). – Прим. ред.


[Закрыть]
, где смело, во весь голос сказал о важности нашего времени, времени перехода к Новой Расе, и о Первопроходцах – Рерихах.

Людмила Ивановна Вертоградская свидетельствует, что до последних дней писатель сохранял бодрость и оптимизм, продолжал трудиться, воспевая высокую Радость и Любовь, Любовь-Победительницу. Закончим строками из его письма к внучке в 1989 году: «Я веду трудную жизнь, борюсь со своими недугами, с бессонницей и ищу радость в творчестве, стараюсь радоваться, где только это возможно, и тебе советую – ни в коем случае не унывай, а старайся радоваться. Радость даёт силу!»

В 1990 году его не стало.

г. Кемерово


В.Г. Климов
От составителя и редактора

А.П.Хейдок (1892–1990) прожил долгую жизнь. Про него говорили, что её хватило бы на пятерых. О превратностях своего пути, наблюдениях и размышлениях Хейдок рассказал в своих повестях и эссе. Предисловие к первому его сборнику «Звёзды Маньчжурии» написал Н.К.Рерих, встретивший молодого писателя в Харбине. Сам же Хейдок свой сборник посвятил Учителю, написав: «Моему Великому Учителю Н.К.Рериху, чьи произведения, как кисти, так и пера служили мне светлыми маяками в оглушающем мраке жизни, с благоговением преподношу свой скромный труд». Будучи белым офицером, Хейдок эмигрировал в Китай в 1920 году.

Устные рассказы А.П.Хейдока были записаны на магнитофонную плёнку с 24 февраля по 8 марта 1989 года. Двенадцать дней… и долгая жизнь. Затем они были опубликованы в журнале «Дельфис» (2001–2007 гг.), а ныне помещены в данном сборнике, в котором собраны его рассказы и эссе, не вошедшие в его известные и не раз изданные сборники «Звёзды Маньчжурии», «Огонь у порога» и «Радуга чудес». Эти ценные рукописи были предоставлены издательству «Дельфис» учеником и глубоким почитателем А.П.Хейдока О.Б.Булыгиным.

Устные рассказы Хейдока раскрывают нам не только неизвестные страницы биографии самого автора и некоторые черты его характера, но и события начала XX века, мастерски рассказанные, со многими деталями, важными для понимания эпохи. Мы видим их «изнанку»: будучи их участником, А.П.Хейдок описывает их как бы изнутри. Это очень живые рассказы, полные множества подробностей, порой, казалось бы, и не очень значительных, но столь красочно рисующих обстановку и атмосферу в нашей стране тех лет. Писатель мастерски подмечает детали характеров людей и «лепит» их образы. А главное, это повествование рисует нам и образ самого Хейдока – человека удивительно искреннего и открытого, неспособного покривить душой, что-то умолчать или приукрасить.

Эти устные беседы рассказывают нам и о том, чем интересовались люди в конце XX века, избравшие путь духовных искателей. Это тоже – черты эпохи, и потому они бесценны.

В главу «Страницы моей жизни» мы поместили также несколько рассказов писателя: «Змеиногорск» (1981), «У Сергия Радонежского» (1984) и «Моё путешествие на запад» (1986), так как они являются автобиографическими и также не вошли ни в один из его сборников.


Н.А. Тоотс

Страницы моей жизни

Из устных рассказов
События, время, люди

Узловых событий в моей жизни было, конечно, много. Она полна разных переворотов, опасных переходов и трудностей. Жизнь была трудная, и это очень хорошо. Сказано: «Только сильному духу даётся трудная жизнь». В благополучии человек духовно разлагается. Для того, чтобы духовно прогрессировать, нужно отягощение обстоятельствами. Мы растём на препятствиях. А в благополучии из нас получились бы души Обломовых, описанные в романах Гончарова. В моей жизни два светила играют основную роль – Венера и Уран. Особенностью Урана является неожиданность переворота в жизни.

Я хочу рассказать вам о небольшом таком перевороте в моей жизни. Но он, так сказать, всё же показательный. Когда меня мобилизовали на Первую мировую войну, в конце концов, меня признали нестроевым по зрению и зачислили в военно-санитарную организацию Её Императорского Высочества великой княгини Марии Павловны и в качестве простого солдата отправили сперва в Питер. Там мы только переночевали, потом дальше поехали в Москву, где и остановились в казарме. И из нас формировали конный транспорт, который должен был возить раненых и больных на фронте, на двуколках.

На всё это формирование ушло довольно много времени. У нас был начальник конного транспорта и его помощник. И нас – 60–70 солдат, большинство побывавших на фронте, раненых и таких, нестроевых, как я, которые ждали, когда будут получены двуколки, лошади и можно будет ехать на фронт. А этот помощник нашего начальника, молодой человек, миллионером оказался, одним из членов Варваровского акционерного общества, которому принадлежала гостиница «Националь» в Москве. И жил сам этот молодой человек, его фамилия Лепёшкин, в «Национале». Эта гостиница в то время считалась лучшей в Москве. Там помещался Английский клуб, останавливались послы государств. Шикарнейшая гостиница, она и сейчас существует и работает. А мы стояли в Крутицких казармах – далеко от центра, а этот молодой человек, этот Лепёшкин, очень «корчил» из себя офицера. Он-то офицером строевым не был, а был чиновником нашей военно-санитарной организации, носил форму, в точности похожую на офицерскую, и погоны офицерского образца, только вензеля М. К. сверху. Приезжает он в Крутицкие казармы, вызывает нас на плац и командует нами, проводя строевые учения. Мы убеждаемся, что он не умеет командовать, не умеет перестраивать нас и т. д.

И вот однажды выстроил он нас, покомандовал, потом построил в один ряд и обходит его, тщательно всматриваясь в каждое лицо. Наконец, подходит ко мне. Я был откомандирован из запасного батальона и там мне выдали самое паршивое обмундирование, какую-то шинель из чёртовой кожи и вдобавок ещё с прожжённой дырой. Шапка не шапка, сапоги не сапоги, ну, в общем, чучело огородное! Но на носу у меня было пенсне с золотой переносицей. Его носили, так сказать, как признак интеллигентности, что ли.

Лепёшкин останавливается передо мной и грозным голосом спрашивает: «Ты кем был до мобилизации?» Я отвечаю: «Управляющим лесопильным заводом моего дядюшки». Лепёшкин, получив ответ, обратился к фельдфебелю, показывая на меня: «Завтра этого солдата пришли ко мне в “Националь”», – и уходит. Зачем я ему?

Назавтра везти меня в «Националь» в таком обмундировании стыдно, фельдфебель занимает у других солдат шинель, одевает меня более-менее сносно, даёт мне проводника, и мы отправляемся в гостиницу. Приехали на трамвае, входим и просим лакеев отвести нас в тот номер, где живёт Лепёшкин. Мой проводник уходит, лакей отводит меня на второй этаж, открывает какую-то дверь, и я вхожу. Лепёшкин, оказывается, только что встал. Спал он в пижаме и сидел, спустив ноги с кровати на пол. Я являюсь к нему так, как полагается по уставу того царского времени: «Честь имею явиться, Ваше благородие!»

И вдруг этот Лепёшкин говорит: «Опустите руку», – и спрашивает: «Как вас зовут по имени-отчеству?» Я отвечаю: «Меня зовут Альфред Петрович». Он мне: «А меня Василий Семёнович. Хотите ли вы быть моим личным секретарём?» Я говорю: «Очень хочу, Василий Семёнович!» Он удовлетворённо кивает: «Прекрасно!» – и добавляет: «Между нами: в этой комнате я для вас Василий Семёнович, вы для меня Альфред Петрович!»

«Так вы завтракали сегодня?» – спрашивает меня. «Нет!» – он нажимает звонок, приходит лакей.

Он с лакеем, латышом, кажется тоже в близких отношениях… Он ему приказывает: «Рейнольд! Это мой личный секретарь. Отведи его и хорошенько накорми!» Рейнольд ведёт меня в специальный зал для личных секретарей. Понимаете, господа в большом зале ресторана завтракают, а для личных секретарей другой зал отведён. Ну и конечно, Рейнольд заказал прекрасный завтрак. Отводит он меня обратно к Лепёшкину. Тот уже одет и приказывает подать ему автомобиль. Мы с ним спускаемся вниз, садимся в автомобиль, и теперь он меня возит по магазинам и одевает. Гимнастёрку, брюки, сапоги, шинель, папаху, кожаные перчатки и шарф, который совсем и не полагается по форме, и ещё такой ящичек из крокодиловой кожи, дорогой, для походной канцелярии, – ведь теперь я личный секретарь. И когда мы выходим из последнего магазина, то я уже одет как офицер, только погонов не хватает. Он велел мне завязать длинный шарф вокруг шеи, а концы его перебросить через плечо, и оно прикрывается. На улице солдатики, судя по форме, мне стали честь отдавать.

Едем обратно в гостиницу, там уже для меня приготовили номер. Он состоял из одной прекрасной комнаты и при ней – комната с ванной, со всеми удобствами, ковры. Когда я лёг спать, а я уже привык спать на солдатской циновке, то постель показалась мне такой мягкой, что плохо засыпалось, и я даже порывался лечь на пол, но удержался, в конце концов. И вот так началась моя жизнь у Лепёшкина.

На другой день он дал мне деньги, 600 рублей, и сказал: «Вы будете делать для меня покупки, оплачивать мои счета». Я, привыкший с деньгами обращаться очень аккуратно, всё записывал, что тратил, везде брал расписку, счета, и когда 600 рублей были израсходованы, составил отчёт, приложил расписки и принёс его своему патрону.

Он выслушал мой отчёт, смотря мне в глаза, взял из моих рук этот отчёт и изорвал его на мелкие клочья, сказав: «В другой раз такой глупости не делайте, никакого отчёта не надо».

Приходит суббота, он вручает мне 25 рублей и говорит: «Идите к девочкам». Я к девочкам, конечно, не пошёл, а деньги мне очень пригодились, я кое-какие книжки купил.

На Трубной площади помещался Манеж любителей верховой езды. Там у Лепёшкина содержались три верховые лошади. Чтобы я мог сопровождать его верхом, он велел мне обучаться верховой езде. В Манеже этому учил меня старый татарин Нурахматов. Нужно сказать, что я очень быстро овладел искусством верховой езды.

* * *

Если вы хотите иметь представление о днях, когда разваливался фронт Первой мировой войны, и, с одной стороны, беспрепятственно шли вперёд немцы, а с другой – революция, я вам расскажу несколько эпизодов. Слушайте.

1918 год, последние числа февраля. Место действия – железнодорожная станция Замирье, находящаяся на полпути между Минском и Барановичами. А дальше, вёрст на 10 вперёд, шла линия фронта, где располагались наши и германские войска. Станция Замирье являлась тылом и была заполнена интендантскими складами с различным имуществом: фуражом, мукой, сахаром, винтовками, оружием. Между прочим, до моего появления здесь К. Паустовский тоже по этим местам ходил… От станции Замирье в четырёх-пяти вёрстах находился город Несвирь – старинный город с Радзивилловским замком. А от станции Замирье в трёх вёрстах в сторону располагался фольварк, то есть имение… в котором был расположен 97-й грузовой транспорт Красного Креста Второй Армии, начальником которого я и состоял. А в городе Несвиже находилось управление Красного Креста Второй Армии.

И был момент, о котором я хочу вам рассказать. Тогда с места начальника 97-го грузового транспорта я был переведён начальником хозяйственного отдела на склад Красного Креста на станции Замирье, полного имущества. Продуктов, двуколок, сбруй и всякой всячины там находилось на миллионы.

Склад этот снабжал госпитали Красного Креста, разбросанные по Западному фронту. Из госпиталей приходили к нам приёмщики, получали продукцию. Так вот в это время большевистская революция уже состоялась. В управлении Красного Креста Второй Армии уже сидит не бывший начальник, а присланный большевик, кстати, мой старый знакомый. И всё прежнее начальство сменили выбранные руководители.

В какой-то день мы получаем вдруг известие, что немцы спокойно, без всякого сопротивления идут вперёд и скоро будут на станции Замирье. Дело в том, что наши солдаты не хотели больше воевать, бросали фронт и без всякого разрешения отправлялись домой. С винтовками и без них шли на железнодорожную станцию, садились на поезд, а если его не было, требовали подать поезд, угрожая оружием. И нам приходится решать, как быть и что делать. Громадный склад немцы могли взять, значит, его надо сжечь. А может, бросить и самим удрать, чтобы не взяли в плен? Мы не знали, что делать.

Начальник склада говорит, что мы являемся служащими Красного Креста и по международной конвенции не имеем права никуда бежать, а немцы не должны рассматривать нас как пленных, мы и у немцев должны служить раненым и больным, как служили для русской армии. Распоряжение начальника склада мне страшно не понравилось, потому я приготовил себе верховую лошадь, кавалерийский карабин, седло, чтобы в случае, если немцы подойдут ближе, ускакать.

Решено было запросить по телефону управление Красного Креста. Телефон не работает. Тогда начальник склада и все остальные чиновники посылают меня на коляске с двумя лошадьми поехать в Несвиж, в управление Красного Креста, и требовать там инструкций. Зная мой немножко авантюристский характер, начальник склада берёт с меня честное слово, что я возвращусь и доложу обстановку.

Скрепя сердце, я дал честное слово. Приезжаю в управление. Оказывается, новый большевистский начальник Красного Креста уже бежал, бросив всё, не дав никаких распоряжений, а оставшаяся команда из нескольких санитаров и нескольких чиновников на общем собрании избрала временного руководителя, который мне говорит: «Поступайте как знаете, мы сами ничего не понимаем». Еду обратно мимо фольварка в Копенец, в котором я раньше был начальником и где теперь на моём месте мой бывший помощник. Вижу, что три воза и несколько человек из Копенца выезжают на дорогу, по которой я должен ехать. Среди них оказывается мой бывший помощник. Он увидел меня, идёт с распростёртыми объятиями и говорит: «Только тебя не хватало! Как хорошо! Мы удираем от немцев. В три воза положили тулупов, одежды, продуктов, какие были. Тут самые лучшие санитары, есть винтовки. И на твою долю найдётся. Бросай всё и садись, поедем в Слуцк».

И, действительно, на подводах солдаты мне все знакомые, и со всеми-то я в дружеских отношениях. Большое искушение было поехать с ними, но я вспомнил своё честное слово и отказался, а им сказал, что поеду на склад, а там у меня верховая лошадь приготовлена, постараюсь их догнать на слуцкой дороге. На том мы и распростились.

Еду к складу мимо станции, а на ней происходит грабёж. Солдаты, охрана складов, – все удрали, склады брошены. Крестьяне из окружающих сёл на подводах наезжают и грабят имущество складов: сахар, муку. Мальчишек много набежало, они любят оружие. Вижу, как один вытащил две винтовки, обмотал себя пулемётными лентами. Время от времени он останавливается и стреляет по сторонам. Постреляет, пойдёт дальше, остановится, опять постреляет…

Подъезжаю я к нашему складу, а вокруг него также подводы крестьян. Но чиновники мои и я успеваем подъехать. Выйдя к ним с винтовками, приказываем им уматывать скорее отсюда.

Я пересказал своим сотрудникам всё, что видел, а когда закончил, немцы пришли к нам. Всего несколько человек. Фельдфебель приставил немецкую стражу – двух человек, чтобы не разграбили склад. Немцы очень вежливо сказали нам, что не будут запрещать нам пользоваться продуктами со склада. В первую же ночь, когда наш повар приготовил еду, нашим начальником склада немцы были приглашены к обеду. Те пришли и поставили на стол со своей стороны вино. А к начальнику склада жена приехала. Перед ней, как перед единственной дамой, немцы вскакивали – сама вежливость. В то время немцы были совершенно другими, чем во Вторую мировую войну, они были людьми, хотя, конечно, сволочей между ними было также немало. На второй день я видел, как пришёл немецкий офицер и забрал коня у беженцев. Жена беженца вцепилась в коня с плачем, а он её оттолкнул. Немцы сказали нам, чтобы мы продолжали работать, как и раньше, а сами пошли дальше.

Мы пожили день или два, и, наконец, начальник склада и все мы соображаем: «Так что же это, мы остались на службе у немцев? Нас ведь могут, в конце концов, обвинить в этом. Надо уходить, уехать хотя бы в Несвиж, поселиться на частных квартирах и не служить у немцев». Мы попросили разрешения уехать у немецкого начальства. Они разрешили нам взять имущество. Мы собрали свои чемоданчики, продуктов набрали с собой и переехали в Несвиж. Мои друзья поселились в гостинице, а я снял комнату в квартире.

Прошло несколько дней. Да, я был заведующим хозяйственным отделом склада, а химическим отделом лекарств заведовал студент Миша (забыл его фамилию). Мы с ним дружили. Ходим мы с ним по Несвижу, Миша говорит, что скоро на Волге лёд пойдёт, а он был из Симбирска, и хорошо бы туда. Я отвечаю: «Миша, давай побежим из оккупационной зоны, занятой немцами». Хорошо. Когда? Ну, чего ждать. Сегодня подготовимся, завтра с утра, говорю, приходи к девяти часам в гостиницу, я буду тебя ждать. Так мы с Мишей решили.

Приготовил я рюкзак, снял с мундира всякие знаки отличия. На мне был френч, хорошая кожаная куртка и поверх неё дождевик, который всё закрывал, сапоги, в подкладку одного я спрятал прихваченный со склада хирургический нож – острый, как бритва, на случай, если меня арестуют, так прирезать часового. Готов был на всё, отчаянный был. К рюкзаку прицепил маленький чайничек, кружечку. Там продукты, пара ботинок. Рюкзачок за спину, и в девять часов прихожу в гостиницу. А Мишка за ночь передумал. И другие говорят: «Куда ты пойдёшь?» Но я пошёл.

…Стоит немецкий часовой. У меня удостоверение на двух языках: немецком и русском, что я чиновник. Меня пропустили.

Подошёл к станции Столбцы, там немцы. Один солдат продаёт сигары немецкие. А я в то время курил. Купил у него сигары, кое-как объяснился с ним по-немецки, я немножко учился немецкому в детстве. Немец ко мне отнёсся доброжелательно, тем более что я у него и сигары купил. Я осведомился, нельзя ли проехать из Столбцов по железной дороге в Минск? И этот немец согласился мне помочь. Подходит пассажирский поезд, и мой немецкий солдат ведёт меня в вагон, где сидят немецкие солдаты, сажает с ними рядом, как своего «комрада». Я сажусь и спокойно так приезжаю в Минск. Сотню вёрст не надо пешком идти, я уже ближе к границе!

Минск занят немецкими солдатами. А на вокзале много русских, по-видимому, таких же беглецов, как я, но никто из немцев ими не интересуется. Смотрят на них, как на частных пассажиров. Я их тоже не рассматриваю, собираюсь пешком идти дальше, в Россию, через Оршу (как по железной дороге). Но мне говорят, что мост через реку взорван, что там нельзя пройти. И я всё никак не могу придумать, каким же путём мне двигаться дальше.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю