Текст книги "Галактика М-33, туманность Андромеды"

Автор книги: Альфред Элтон Ван Вогт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Он кончил. Наступила гнетущая тишина, потом кто-то выдохнул:

– Пять лет…

Это был почти вздох, и он подействовал как сигнал. В зале задвигались, зашумели.

– Земных лет, – напомнил Гроувнор.

Он особенно выделил слово «земных», намеренно выбрав это обозначение, так как, переведенное в звездный отсчет времени, оно выглядело короче. Звездное время с его двадцатичетырехчасовым днем, стоминутным часом и годом в триста шестьдесят дней предложили психологи. Привыкнув к более длинному дню, люди не замечали, на сколько больше прошло времени на самом деле по земному календарю. И Гроувнор полагал, что людям будет легче, когда они поймут, что их добавочное время составит что-то около трех звездных лет.

– У кого будут замечания? – спросил Кент.

– Честно говоря, я не могу согласиться с доводами мистера Гроувнора, – с сожалением сказал фон Гроссен. – Я питаю к нему огромное уважение за все сделанное им, но он просит нас принять на веру то, что, я уверен, мы могли бы понять, представь он нам более весомые доказательства. Кроме того, я отвергаю некзиализм как явление, интегрирующее все науки, и не согласен, что только индивидууму, прошедшему особую подготовку, свойственно глубоко проникнуть в суть проблем и взаимосвязей.

– Не отвергаете ли вы слишком поспешно то, в чем не дали себе труда разобраться? – резко спросил Гроувнор.

– Возможно, – пожал плечами фон Гроссен.

– Вот как я представляю себе это, – вступил в разговор Зеллер. – Суть сказанного состоит в том, что мы потратим много лет и усилий лишь для того, чтобы получить косвенные и неопределенные доказательства осуществления нашего плана.

Гроувнор сомневался, стоит ли ему продолжать говорить, лишний раз вызывая неприязнь, но понял, что другого выхода нет: слишком большое значение имел предмет обсуждения. Он не мог считаться с их чувствами и твердо заявил:

– Я буду знать, идет ли все, как задумано, и если кто-нибудь из вас решится прийти в отдел некзиализма и познакомиться с нашей техникой, он тоже поймет это в свое время.

– Нравится мистеру Гроувнору учить нас, чтобы стать ему ровней, – угрюмо заметил Смит.

– Какие еще будут замечания?

Это был Кент. Голос его звучал пронзительно и резко – он чувствовал себя победителем.

Все предпочли промолчать. Тогда он предложил:

– Чем зря терять время, давайте приступим к голосованию, чтобы определить наше отношение к проекту мистера Гроувнора. Уверен, все мы больше всего хотим общего согласия.

Он медленно прошел вперед. Гроувнор не мог видеть его лица, но в его манере держаться явно был вызов.

– Прошу поднять руки тех, кто принимает и поддерживает методы мистера Гроувнора, которые требуют пяти дополнительных лет пребывания в космосе, – сказал он.

Не поднялось ни одной руки.

– Хоть бы дали немного подумать, – проворчал кто-то.

Кент не стал спешить с ответом и, выдержав небольшую паузу, сказал:

– Нам важно составить мнение, мнение лучших ученых корабля, – он остановился, затем воскликнул: – Теперь прошу поднять руки тех, кто «против».

Все, кроме троих, подняли руки. Воздержались Корита, фон Гроссен и Маккэнн. Чуть позднее Гроувнор увидел, что не поднял руки и капитан Лич, стоявший рядом с Кентом.

Гроувнор обратился к нему:

– Капитан Лич, сейчас настал именно тот момент, когда вы, опираясь на конституционное право, можете требовать контроля над кораблем. Опасность очевидна.

– Мистер Гроувнор, я непременно сделал бы это, если бы видел врага, – медленно ответил капитан. – А так я могу действовать только руководствуясь советом ученых, экспертов.

– На борту корабля есть только один такой эксперт, – холодно заявил Гроувнор. – Остальные – всего лишь горстка дилетантов, которые барахтаются на поверхности моря фактов.

Заявление Гроувнора, казалось, ошеломило большинство в зале. В первый момент послышались возмущенные выкрики, но вскоре все погрузились в мрачное молчание.

– Мистер Гроувнор, я не могу разделить ваше голословное утверждение, – сказал капитан Лич.

– Теперь вы знаете истинное мнение о нас с вами этого человека, – не удержался от ехидства Кент.

Он, по-видимому, не воспринял слова Гроувнора, как оскорбления в собственный адрес и адрес ученых, забыл и о том, что как исполняющий обязанности директора должен поддерживать атмосферу корректности и вежливости.

Мидер, руководитель отдела ботаники, сердито напомнил ему:

– Мистер Кент, не понимаю, как вы можете оставить без внимания подобные оскорбления.

– Все это верно, – согласился Гроувнор, – отстаивайте свои права. Пусть вся Вселенная на краю гибели, зато удовлетворите свое чувство собственного достоинства.

Впервые с тревогой в голосе заговорил Маккэнн.

– Мистер Корита, – обратился он к археологу, – если существует цивилизация, которую описал Гроувнор, то как она согласуется с цикличностью истории?

– Боюсь, никак, – покачал головой японец. – Можно постулировать примитивные формы жизни, – он оглядел аудиторию. – Меня гораздо больше огорчило то, что мои друзья и коллеги своим поведением подтвердили правильность теории циклического развития: им доставляет удовольствие нанести поражение человеку, который вселил в нас тревогу из-за обширности своих знаний. А этот человек, решив, что он преуспел больше других, позволил себе проявить эгоманию, – он с упреком посмотрел на изображение Гроувнора. – Мистер Гроувнор, ваше заявление разочаровало меня.

– Мистер Корита, – с горечью ответил Гроувнор, – если бы я избрал другую линию поведения, то, уверяю вас, я не имел бы чести выступить перед высокочтимыми мною джентльменами, многими из которых я искренне восхищаюсь.

– А я убежден, – сказал Корита, – что члены экспедиции сделают все необходимое, даже невзирая на личные жертвы.

– В это трудно поверить, – возразил Гроувнор. – Необходимость оставаться в космосе лишних пять лет во многом определила их выбор. Признаю, это жестокая необходимость, но другого выбора, уверяю вас, у нас просто нет, – голос его стал жестче: – По правде говоря, я ожидал подобного результата и готовился к нему. Джентльмены, вы вынудили меня к акциям, о которых, уверяю вас, я сожалею больше, чем мог бы выразить это словами. Выслушайте меня внимательно. Вот мой ультиматум.

– Ультиматум?! – воскликнул, вдруг побледнев, Кент.

Гроувнор не обратил на него внимания.

– Если к десяти часам завтрашнего дня вы не примете мой проект, я беру в свои руки управление кораблем. Каждый, кто находится на борту корабля, будет делать то, что я прикажу, хочет он того или не хочет. Я, естественно, подумал и о том, что ученые постараются использовать свои знания, чтобы помешать мне. Но любое сопротивление будет тщетным.

Поднявшаяся тут буря восклицаний и ругательств еще продолжалась, когда Гроувнор отключил связь.

5

Прошло около часа после совещания, когда Гроувнора вызвал Маккэнн.

– Я бы хотел подняться к вам, – сказал геолог.

– Давайте, – весело пригласил Гроувнор.

Лицо Маккэнна выразило сомнение.

– Коридор-то вы, наверно, заминировали?

– Ну-у-у, предположим, что-то в этом духе, – согласился Гроувнор. – Но вас это не должно тревожить.

– А если я иду к вам с тайным намерением вас убить?

– Здесь, в моих помещениях, – с уверенностью, которую должны были почувствовать все, кто слышал его, проговорил Гроувнор, – вам не удастся сделать этого даже дубинкой.

Маккэнн с сомнением хмыкнул.

– Я сейчас поднимусь к вам, – все же сказал он и выключил связь.

Вероятно, он находился где-то поблизости, потому что не прошло и минуты, как спрятанные в коридоре детекторы известили о его приближении. А вот его плечи и голова показались на экране коммуникатора, и главное реле переключилось на исходную позицию – сработало автоматическое оборонительное устройство. Гроувнор вручную отключил его.

Через несколько секунд в дверях появился Маккэнн; потоптавшись у порога, он заявил:

– Несмотря на ваши уверения, у меня все время было ощущение, будто на меня направлены дула орудий. Но я при этом ничего подобного не заметил, – он впился в Гроувнора испытующим взглядом. – Уж не блефуете ли вы?

Гроувнор медленно проговорил:

– Я и сам немного обеспокоен, Дон, вы поколебали мою веру в вашу добропорядочность. Честно говоря, я не ожидал, что вы придете сюда с бомбой.

– Я – с бомбой? – Маккэнн растерялся. – Если ваши приборы показали… – Он замолчал, снял куртку и стал себя ощупывать. Вдруг движения его замедлились, лицо побледнело. Он вытащил серый предмет толщиной с вафлю и длиной около двух дюймов. – Что это? – удивленно спросил он.

– Устойчивый сплав плутония.

– Радиоактивный?!

– Нет, он не радиоактивен, по крайней мере в таком положении. Но его можно превратить в радиоактивный газ – лучом из высокочастотного передатчика. В результате мы с вами получим радиоактивные ожоги.

– Гроув, клянусь, я ничего не знал об этом!

– Вы говорили кому-нибудь, что собираетесь ко мне?

– Конечно… Весь этот отсек заблокирован.

– Другими словами, вам необходимо было получить разрешение?

– Да, у Кента.

– Прошу припомнить. При разговоре с Кентом у вас не было ощущения, что в помещении слишком жарко?

– Э… да, кажется, да. Теперь я вспомнил. Мне даже показалось, что я задыхаюсь.

– Сколько времени это продолжалось?

– Секунду, чуть больше.

– Хм, это значит, что вы пробыли без сознания минут десять, – заключил Гроувнор.

– Как? – Маккэнн хмуро посмотрел на него. – Черт меня побери… Этот негодяй подсунул мне таблетку.

– По анализу крови я мог бы точно определить, какую дозу вы получили.

– Пожалуйста, сделайте анализ. Он докажет…

Гроувнор покачал головой:

– Он докажет только, что вы приняли таблетку. Он не докажет, что сделали это принудительно. Я убежден в вашей искренности скорее потому, что ни один здравомыслящий человек не согласится, чтобы в его присутствии был распылен Пуа-92. А согласно показаниям моих автоматических аннуляторов, они уже в течение минуты пытаются это сделать.

Маккэнн совсем побелел.

– Гроув, отныне я порываю с этим стервятником. Да, в какой-то мере я был против вас и даже согласился передать ему суть нашего разговора с вами, но я намерен был предупредить вас об этом.

– Хорошо, Дон. Я верю вам, – улыбнулся Гроувнор. – Присаживайтесь.

– А что делать с этим? – Он протянул ему серый кубик.

Гроувнор взял его и отнес в контейнер, где хранились радиоактивные материалы. Затем он вернулся и сел.

– Думаю, на нас сейчас будет произведено нападение. Причем Кент в свое оправдание скажет, что нас необходимо спасти от ожогов, вовремя оказав нам медицинскую помощь. Давайте посмотрим на них.

Гроувнор включил экран.

Начало атаки первыми заметили «электронные глаза» – детекторы. На приборном щитке вспыхнули огоньки, загудел зуммер. Потом на большом экране показались сами атакующие. Около дюжины людей в скафандрах появились из-за угла и двинулись вдоль по коридору. Гроувнор узнал фон Гроссена и двух его помощников, четырех химиков, троих связистов от Гурли и двоих офицеров. Позади трое солдат катили перед собой маневренный вибратор, передвижной огнемет и большой газовый бомбометатель.

– А здесь есть еще выход? – в замешательстве спросил Маккэнн.

Гроувнор кивнул.

– Он тоже под охраной.

– А пол и потолок? – Маккэнн показал вниз и вверх.

– Над нами складские помещения, а внизу – кинозал. О них я тоже позаботился.

Оба замолкли. Потом, когда нападавшие остановились в коридоре, Маккэнн заговорил снова:

– Меня удивляет, что среди них фон Гроссен. Мне казалось, что он восхищен вами.

– Я его обидел, как и всех, когда назвал дилетантами, и он решил сам посмотреть, чего я стою.

Нападающие тем временем совещались.

– Что все-таки привело сюда вас? – поинтересовался Гроувнор.

Маккэнн не отрывал глаз от экрана.

– Я хотел, чтобы вы знали, что не так уж вы одиноки. Несколько человек просили меня передать, что они с вами.

Он в смущении остановился, потом попросил:

– Давайте не будем сейчас об этом, по крайней мере пока.

– Какая разница, когда мы будем говорить?

Маккэнн, казалось, не слышал его.

– Не понимаю, на что вы надеетесь, – грустно сказал он. – Они так вооружены, что способны снести все ваши стены.

Гроувнор ничего не ответил. Маккэнн посмотрел ему в лицо.

– Буду откровенен: меня разрывают сомнения, – сказал он. – Я чувствую, что вы правы. Но ваши методы… они для меня не слишком этичны.

Он даже не заметил, как отвлекся от экрана.

– Есть еще один тактический прием, – сказал Гроувнор, – провести выборы и прокатить Кента. Он ведь всего лишь исполняющий обязанности директора и не был избран законным путем. Я мог бы добиться проведения выборов в течение ближайшего месяца.

– Почему же вы не делаете этого?

– Потому что, – Гроувнор содрогнулся, – я боюсь. Эти чужаки… там, в космосе… практически истощены до смерти. И они в любую минуту готовы рвануть в другую галактику, очень может быть, в нашу. Нам нельзя терять и дня.

– И все же, – нахмурился Маккэнн, – по вашему плану мы должны увести их из этой галактики, и на это нам понадобится целый год.

– Вы когда-нибудь пытались отобрать пищу у плотоядного животного? Оно крепко держится за нее, не так ли? Даже готово драться за свой кусок. Моя идея состоит в том, что, пока это существо разберется в наших намерениях, оно будет гнаться за нами столько времени, сколько сможет.

– Понимаю, – согласился Маккэнн. – И все равно ваши шансы победить на выборах практически равны нулю. Согласитесь.

Гроувнор отрицательно качнул головой.

– Я бы непременно победил. Вы можете не поверить мне на слово, но тот факт, что люди, подверженные собственным удовольствиям, волнениям и амбициям, очень легко поддаются внушению, непреложен. И мне не пришлось бы изобретать новой тактики, она известна столетиями. Но до недавнего времени связь физиологии с психологией была сугубо теоретической. Некзиализмом разработана методика их взаимосвязи.

Маккэнн молча обдумывал услышанное, наконец он спросил:

– Каким вы видите человека будущего? Вы считаете, что все мы должны стать некзиалистами?

– Те, кто находится на борту корабля, непременно. Для всех же людей это было бы нереально и непрактично. Но в далеком будущем, возможно, всякому станет непростительно не познать то, что ему доступно. Почему он должен стоять под небом своей планеты и смотреть в него дурацким взором из-за своего невежества и предрассудков и по этим же причинам всегда оставаться в дураках? Погибшие цивилизации древней Земли как раз и свидетельствуют о том, как плохо приходится потомкам, когда человек слепо реагирует на ситуацию или полностью зависит от авторитарных доктрин, – он поморщился. – А сейчас перед нами не такая уж тяжелая проблема: надо вселить в людей скептицизм. Крестьянин с острым, хотя и неразвитым умом, который ничего не принимал на веру, – вот кто является предком ученого. На каждом уровне понимания скептик частично возмещает отсутствие в знании, требуя: «А ну, покажи! Я готов принять новое, но то, что ты говоришь, не может убедить меня само по себе».

Маккэнн сидел, глубоко задумавшись.

– Уж не собираетесь ли вы, некзиалисты, опрокинуть теорию цикличности в историческом развитии? Не на это ли вы замахнулись?

Гроувнор ответил не сразу.

– Признаюсь, до встречи с Коритой я не придавал ей большого значения. А здесь я был поражен! Теперь мне кажется, что теория может претерпеть множество изменений. Такие слова, как «кровь» и «раса», по сути своей бессмысленны. Но шаблон – как раз то, что для нее подходит.

Маккэнн тем временем снова обратил внимание на нападающих.

– Мне кажется, – сказал он озадаченно, – они слишком долго собираются. Пора бы и начать! Наверно, они должны были иметь какие-то планы, прежде чем зайти так далеко…

Гроувнор промолчал. Маккэнн внимательно посмотрел на него.

– Минуточку, не напоролись ли они на ваши оборонительные устройства? – предположил он.

Хотя Гроувнор опять не ответил, Маккэнн вскочил, подошел почти к самому экрану и вперился в него. Он вглядывался в двоих, что почему-то стояли на коленях.

– Что они там делают? – удивился он. – Отчего они не двигаются?

– Они пытаются удержаться, чтобы не провалиться сквозь пол, – объяснил наконец Гроувнор, голос выдавал его волнение.

Он еще никогда не применял на практике этих методов, хотя и давно знал о них. Тут он использовал знания из самых разных областей науки, а к тому же еще и импровизировал в зависимости от обстоятельств. Все сработало! Впрочем, он в этом и не сомневался. Тем не менее осуществление замыслов развеселило его, хотя он заранее был готов к этому.

Маккэнн вернулся и сел на место.

– Что, пол под ними действительно провалится?

Гроувнор отрицательно покачал головой.

– С полом ничего не случится. Но они тонут в нем, могут и совсем погрузиться, – он вдруг прыснул от смеха. – Хотел бы я видеть лицо Гурли, когда его помощники доложат ему об этом явлении. Это тот самый «воздушный шар», телепортация, прокол гиперпространства, а еще и геология нефти…

– А при чем тут геология? – начал было Маккэнн, но остановился. – Ах да, будь я проклят, вы же имеете в виду современный способ добычи нефти без бурения, – он нахмурил вдруг брови. – Но, минутку… Существует еще фактор…

– Существует с десяток всяких факторов, друг мой, – сказал Гроувнор. – Повторяю, это комбинированный процесс, все составляющие которого тесно взаимосвязаны на ограниченном участке, и энергии тратится очень мало.

– Почему же вы не использовали все эти ваши трюки против кисы и алого чудовища?

– Я же говорю: все это сделано наспех, к данным обстоятельствам. Много бессонных ночей ушло на создание этого оборудования – при встрече с нашими прежними врагами я о нем еще и не мечтал. Поверьте, если бы управление кораблем находилось в моих руках, мы бы не понесли таких потерь ни в одном из этих инцидентов.

– А почему вы не взяли управление в свои руки?

– У меня не оставалось времени на это, кроме того, корабль был построен до того, как возник Некзиалистский центр. Счастье еще, что нам удалось внедрить отдел.

– Не представляю себе, как вы собираетесь завтра захватить корабль, ведь для этого вам придется покинуть вашу лабораторию, – Маккэнн взглянул на экран и едва слышно произнес: – Они притащили антигравитационные плотики. Теперь они пролетят над вашим полом.

Гроувнор не ответил: он уже заметил это.

6

Антигравитационные плоты действовали по тому же принципу, что и антиускорители. В поле антиускорителя электроны слегка сдвинуты с орбит. Это создает молекулярное напряжение. В результате происходит повсеместная, хотя и незначительная перегруппировка в его структуре. Измененная материя становится невосприимчивой к изменениям скорости. И корабль, оснащенный антиускорителем, может встать как вкопанный даже при скорости движения в миллионы миль в секунду.

Атакующие погрузили оружие на длинные, узкие плоты, взобрались на них сами, включили магнитное поле требуемой частоты и с его помощью поплыли по коридору к открытой двери, которая находилась примерно в ста футах от них.

Они продвинулись футов на пятьдесят, когда движение плотов замедлилось, затем прекратилось и наконец их понесло назад, а потом они снова остановились.

Гроувнор, который все это время был чем-то занят у приборной доски, возвратился и сел рядом с потрясенным Маккэнном.

– Что вы сделали? – спросил геолог.

– Как вы видели, они продвигались вперед с помощью направленных магнитов, вмонтированных в стены коридоpa. Я создал отталкивающее поле, что само по себе не ново. Но этот его вариант является частью того же температурного процесса, с помощью которого поддерживается температура в нашем теле. Теперь им нужен либо реактивный двигатель, либо пропеллер, либо хотя бы, – он рассмеялся, – обычные весла.

Маккэнн, не сводя глаз с экрана, угрюмо сказал:

– Это их нисколько не смутило. Они собираются применить против нас огнеметы. Лучше закрыть дверь!

– Стойте!

Маккэнн сглотнул слюну.

– Но нас же здесь живьем зажарят!

Гроувнор покачал головой.

– Я же говорил вам – часть моих приготовлений была рассчитана и на применение огня. Получив новую порцию электроэнергии, все металлические конструкции вокруг будут стараться сохранить равновесие… Впрочем, смотрите.

Передвижной огнемет побелел. Маккэнн тихо выругался:

– Черт! Да это же иней! Как…

Полы и стены в коридоре постепенно покрывались льдом. Огнемет поблескивал в своей ледяной шубе, а холодный воздух уже пробрался сквозь открытые двери. Маккэнн вздрогнул:

– Температура… – пробормотал он. – Более низкий уровень.

Гроувнор поднялся.

– Самое время им отправляться по местам, я не хочу, чтобы с ними что-то случилось.

Он направился к устройству, что стояло у стены в аудитории, и опустился в кресло перед его компактной клавиатурой. Клавиши были разноцветными. Их было по двадцать пять в каждом из двадцати пяти рядов.

Маккэнн подошел поближе и рассматривал прибор.

– Что это? – спросил он, – Не помню, чтобы я видел нечто подобное.

Быстрыми, едва заметными и будто небрежными движениями Гроувнор пробежал по семи клавишам, потом слегка коснулся главного рубильника. Полилась чистая, нежная музыка. Звуки какое-то время дрожали в воздухе после того, как основная нота уже отзвучала.

– Какие ассоциации они у вас вызвали? – Гроувнор вскинул взгляд на Маккэнна.

Тот ответил не сразу, на лице его появилось странное выражение.

– Перед моими глазами возник играющий в церкви орган. Потом картина резко сменилась, и я очутился на политическом митинге, где кандидат использовал быструю, стимулирующую музыку и каждый чувствовал себя счастливым, – он вдруг остановился и озабоченно спросил: – Так вот как вы собирались победить на выборах?

– Это лишь один из методов.

Маккэнн насторожился.

– Господи, какая же жуткая сила у вас в руках!

– На меня она не действует.

– Но вы контролируете ее. Вы же можете управлять всей человеческой расой.

– Дитя, начиная ходить, уже подготовлено к этому. Почему бы не проводить повсеместно такую подготовку путем гипноза, используя пищеварение, химические реакции? Это было возможно уже столетия назад и предохранило бы человека от множества болезней, от сердечных заболеваний и от катастроф, которые возникают из-за неумения использовать в полной мере собственные плоть и разум.

Маккэнн снова заинтересовался установкой с клавиатурой.

– Как он работает?

– Это набор электропроводящих кристаллов. Электричество способно изменять кристаллические решетки. Закладывая определенный образец, мы имитируем ультразвуковые вибрации, которые, минуя ухо, воздействуют прямо на мозг. Играя на этом инструменте, я создаю нужный мне эмоциональный настрой, слишком сильный для того, чтобы неподготовленный человек мог ему сопротивляться.

Маккэнн, побледнев, вернулся на свое место в другой комнате.

– Вы меня напугали, – тихо сказал он. – Уж простите, но я считаю это неэтичным. И ничего тут не могу с собой поделать.

Гроувнор посмотрел на него, потом наклонился, что-то подрегулировал в инструменте и нажал кнопку. На этот раз звук был печальнее, лиричнее. Какое-то бесконечное дрожание билось в воздухе вокруг них, хотя сам звук давно затих.

– А что вы чувствовали сейчас? – спросил Гроувнор.

– Я подумал о маме. У меня возникло страстное желание вернуться домой. Я захотел…

– Это слишком опасно, – нахмурился Гроувнор. – Если я усилю это внушение, люди могут сильно пострадать от очень глубокого потрясения. – Он еще раз что-то перенастроил. – А если так?

Он стремительно включил новую мелодию. Раздался звук, похожий на колокольный, он становился все приятнее и мягче.

– Я был ребенком, – сказал Маккэнн, – и укладывался спать. Да, но я не хочу спать!

Казалось, он не заметил, как вернулся в настоящее время. Он невольно зевнул.

Открыв ящик стола, Гроувнор достал два пластиковых шлема. Один из них он протянул геологу.

– Наденьте на всякий случай.

Другой шлем он надел сам. Маккэнн с ворчанием натягивал шлем.

– Похоже, из меня не получился Маккиавелли. Ведь весь этот спектакль вы устроили, чтобы определенным образом воздействовать на чувства людей.

Гроувнор, возившийся над установкой, ответил не сразу:

– Люди делят свои поступки на этичные и неэтичные в зависимости от ассоциаций, возникающих в данный момент в их сознании, или рассматривая проблему в перспективе. Это не значит, что этические системы не заслуживают всяческого уважения. Сам я склоняюсь к тому, что этическим мерилом может быть то, что приносит пользу подавляющему большинству при условии, что это не сопряжено с каким-либо унижением или ограничением прав индивидов, которые не смогли к этому приспособиться. Общество должно научиться спасать больных и учить невежественных, – теперь он был полон решимости и продолжал: – Заметьте, я никогда ранее не использовал этот инструмент, исключая случай, когда Кент захватил мой отдел. Но сейчас я намерен его использовать. С самого начала нашей экспедиции я мог воздействовать на людей, но я этим не занимался. Почему? Потому что Некзиалистский центр имеет свой этический кодекс с разными градациями. Я могу нарушать некоторые условия, но с огромными сложностями.

– А сейчас вы допускаете нарушения?

– Нет.

– Тогда ваш кодекс представляется мне слишком гибким.

– Так оно и есть. Когда я твердо убежден, что мои действия оправданны, а сейчас я в этом твердо убежден, для меня перестают существовать спорные или эмоциональные проблемы. Вы, наверно, видите во мне диктатора, силой устанавливающего демократию. Но это неверно, ведь на корабле во время экспедиции вообще возможна лишь псевдодемократическая форма правления. А вот когда путешествие закончится, меня призовут к ответу.

– Допускаю, вы правы.

Маккэнн посмотрел на экран.

Гроувнор проследил за его взглядом. Люди в скафандрах пытались продвинуться вперед, отталкиваясь от стен. Но казалось, что их руки буквально тонут в них, и результаты были ничтожны.

– Что вы собираетесь делать сейчас? – снова спросил геолог.

– Усыпить их – вот так. – И он чуть тронул рычажок.

Звон колокола, казалось, был не громче прежнего, но люди в коридоре повалились на пол.

Гроувнор встал.

– Это будет повторяться каждые десять минут. Резонаторы так расставлены по всему кораблю, что подхватят и передадут сигнал. Пошли.

– А куда?

– Я хочу установить прерыватель в главной осветительной системе корабля.

Он зашел в свою студию, взял там прерыватель, и они вышли в коридор. Где бы они ни проходили, им везде попадались спящие люди. Сначала Маккэнн шумно удивлялся, потом стал все угрюмее озираться по сторонам. Наконец он не выдержал:

– Ужасно, как беспомощен может быть человек!

– Еще беспомощнее, чем вам кажется, – покачал головой Гроувнор.

Они уже пришли в центр управления. Гроувнор поднялся на нижний ярус. Ему не понадобилось и десяти минут, чтобы подсоединить прерыватель к электрическому реле. Он молча спустился, ничего не объясняя Маккэнну.

– Никому не говорите об этом, – попросил он. – Если они узнают, мне придется прибегнуть к еще одному варианту.

– Вы собираетесь разбудить их?

– Да. Как только мы доберемся до моего отдела. А сейчас попрошу вас помочь мне доставить фон Гроссена и его компанию в их спальни. Я хочу, чтобы у них возникло состояние возмущения собственными действиями, только не знаю, получится ли у меня.

– Полагаете, они сдадутся?

– Нет.

– Вы уверены в этом.

– Вполне.

Его утверждение оказалось верным.

Итак, в десять часов следующего дня он переключил рычажок у себя в отделе, направив электрический ток через установленный им прерыватель.

По всему кораблю замигали постоянно горящие светильники, оказывая гипнотическое воздействие на людей – некзиалистский вариант райимянских фокусов. Гроувнор стал играть на своем клавишном инструменте, он сосредоточился на понятиях «мужество» и «самоотверженность», «исполнение долга перед своим народом в случае опасности». Он даже ввел сложное эмоциональное восприятие времени, ускорив якобы его ход вдвое, а то и втрое.

После этого он включил сигнал «Всеобщий вызов» на коммуникаторах и отдал основные команды и распоряжения. Он ввел пароль, исключив его из памяти людей, – отныне каждый будет отзываться на него, не зная, из каких слов он состоит, или вспоминая их после произнесения. Потом он заставил их забыть и сам гипнотический сеанс. Спустившись в центр управления, он снял прерыватель. А вернувшись в свой отдел, разбудил там всех и вызвал Кента.

– Я отказываюсь от своего ультиматума и готов сдаться. Я понял, что не могу идти против воли большинства. Прошу собрать другое совещание, на котором я буду присутствовать. Но я по-прежнему настаиваю на ведении войны против неизвестной формы жизни этой галактики.

Его не удивило странное единодушие собравшихся, которые заявили, что после серьезных размышлений пришли к согласию в том, что доказательства нависшей над Вселенной опасности вполне убедительны.

Исполняющий обязанности директора Кент получил указание преследовать врага неуклонно, не считаясь с удобствами обитателей корабля.

Гроувнор стоял в стороне и с угрюмым удовлетворением наблюдал, с какой неохотой признал Кент необходимость действовать.

Теперь должна была разразиться великая битва между человеком и чуждым разумом.

7

Анабис существовал в виде бесформенной, необъятной массы, разместившейся в пространстве всей галактики. Он льнул к миллионам планет от нестерпимого, неутолимого голода и мириадами своих трепещущих частиц тянулся к ним, где ценою собственной жизни организмы давали жизнь ему.

Но этого уже не хватало. Его пронизывало страшное чувство нависшей над ними угрозы голода. Через всю бесконечность его разреженных клеток поступали сигналы о том, что пищи слишком мало.

До Анабиса постепенно доходило, что он или слишком велик, или слишком мал. Бесконтрольный рост в молодые годы был роковой ошибкой. Тогда будущее казалось нескончаемым. Галактическое пространство, где он развивался, действительно растянулось до бесконечности. Он расползался в радостном возбуждении примитивного существа, все больше утверждавшегося в уверенности, что ему уготована судьбой неограниченная возможность.

А примитивным он был от рождения. В своем начале он был лишь газом, поднимающимся с поверхности болот. Он не имел ни запаха, ни вкуса, но обладал какой-то динамической комбинацией. И в ней была жизнь.

Сначала он напоминал всего лишь облачко над невидимым туманом. Он охотно носился над теплыми темными водами, породившими его; извиваясь, ныряя и расширяясь, непрестанно и все с большим удовольствием добивался одного – быть и при этом кое-что… кое-кого убивать.

И вся жизнь его была посвящена одному – смерти других.

А происходило это не оттого, что он сознавал всю сложность и исключительность процессов, благодаря которым получил жизнь. Им двигало только удовольствие и желание жить. Какую он испытывал радость, налетев на двух насекомых, жужжащих в яростной борьбе. Еще бы: окутать их и ждать, дрожа каждой газообразной частичкой, когда энергия жизни несчастных жертв перейдет в его собственные непрочные субстанции.