Текст книги "Короли вечерних улиц"

Автор книги: Алевтина Чичерова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Рождение личности

Только поздно ночью Микаэль вернулся домой. Блуждая по улицам ночного города, вдали от своего родного района, Мика нисколько не жалел о своем отказе от предложения подвезти его, однако чтобы, наконец, добраться до дома, ему пришлось изрядно пройтись пешком. Он ужасно измотался за сегодняшний день; немного болела голова, во всем теле чувствовалась тяжесть, ноги гудели, а потому, попав в квартиру, Мика прямиком направился в свою комнату и, без сил рухнув на кровать, обхватил подушку руками, зарывшись в нее лицом. В квартире было темно и тихо, только за стеной слышалось похрапывание отца Микаэля. Судя по всему, родители снова заправились очередной порцией и уже который час были в бессознательном состоянии, и им было плевать – когда и куда ушел их сын, вернулся ли он или его убили где-то какие-то маньяки? Что с ним и как? Пребывая в своем алкогольном забвении, они не отвлекались на такие мелочи как проживание с ними, в одном доме, их собственного ребенка, которому желательно иногда уделять внимание и пытаться обеспечить благополучное существование.

Лежа на постели, Мика глядел в окно на усыпанное звездами небо. Все его мысли и тогда, когда он блуждал по малознакомым улицам, и тогда, когда заходил в подъезд, и теперь, оказавшись в своей комнате, были заняты человеком с серебристыми волосами. Этот человек проявил к нему внимание, выказал свой интерес и даже сделал то, что доселе не делал никто – он сказал ему о его силе, настоящей внутренней силе, которая куда важнее физической. Этот человек увидел его. Его настоящего. Он понял, каким является Мика всего за несколько минут их непродолжительной встречи, а другие, в том числе и собственные родители, которые «растили» его вплоть до тринадцати, зная его много лет, даже не попытались разглядеть в нём сильную личность.

Почему? Как этот человек смог увидеть это? Может, он сказал это лишь для того, чтобы утешить его и на самом деле этого нет? Ведь столько лет все навязчиво твердили ему об обратном, а тут… Нет. Но тогда… Почему? Почему другие не хотели видеть этого в нём? А наоборот угнетали и презирали. Мика всегда считал, что проблема исключительно в нем самом, а тут получается нет… Он не виноват, он обычный, такой же, как и другие…

Сотни вопросов вертелись в голове Шиндо, и с каждой следующей минутой их возникало все больше.

Мысленно возвращаясь к размышлениям о незнакомом мужчине, Мика ловил себя на мысли, что он ужасно заинтересовал его. Он был таким уверенным, загадочным, ужасно авторитетным и захватывающим. Он очень отличался от других людей, которых Мике доводилось встречать прежде, и он с огромным удовольствием встретился бы с ним еще хоть один раз. Пусть ненадолго, всего на пять минут.

Закрыв глаза, Мика вспоминал эту встречу, и невольно легкая улыбка тронула его губы, а в следующий момент исчезла, так как он понял, что этого человека он вряд ли когда-нибудь увидит. Встретиться в таком огромном городе людям с таким разным социальным положением просто невозможно. А потому необходимо выбросить дурные мысли из головы и сосредоточиться на своей унылой повседневности, не тешить себя глупостями и иллюзиями, а жить и верить, что всему этому когда-то наступит конец.

Сев на постели, спустив босые ноги на пол, Мика обратил потухший взгляд своих синих глаз на стену, отделяющую его спальню от спальни отца с матерью.

«Почему, чем я не устраиваю вас? Почему чужой, посторонний человек отнесся ко мне лучше, чем вы? Неужели вы настолько ненавидите меня? Неужели я настолько вам противен? Мама, папа…»

Потерев рукой лоб, он встал и, подойдя к окну, приоткрыл его, чтобы пустить в затхлую, проспиртованную квартиру хоть немного свежести, а потом направился в ванную. О том, что будет завтра в школе, как будут вести себя его одноклассники – игнорировать или пытаться побольней ужалить, что скажет ему учительница из-за отсутствия учебников и прочее в том же духе, Мика не думал, даже не пытался. Единственное, чем он упивался, согревая свою душу и одновременно раня ее, это случайной встречей с незнакомым взрослым человеком.

Пусть Мика и устал, и горячий душ окончательно расслабил его, однако спать ему совершенно не хотелось. Протерев запотевшее зеркало, он взглянул на себя, и чуть повернувшись к нему спиной, оценил ушиб на плече, оставленный несколько часов назад, при этом облегченно вздохнув, поскольку иссиня-черное пятно никто не увидит – школьная форма надежно скроет от досужих глаз его очередное увечье – и будет меньше поводов для насмешек.

– Эй, Шиндо, мы тут с ребятами подумали, – сбитый, темноволосый парень с маленькими глупыми глазками и с издевательской ухмылкой, пряча что-то за спиной, подошел к Мике, в то время как небольшая группа парней сидели в стороне и ухмылялись, – твои родители бухают как лошади, а бутылки ты наверняка бегаешь, сдаешь, зарабатывая тем самым. Так вот это тебе, – держа сквозь тряпку за ручки, он поставил на парту перед Микой, грязный, источающий смрад, пакет с несколькими бутылками внутри.

– Немного грязноват, но тебе не привыкать к помойкам, – сузив и без того маленькие глазки, насмешливо сказал парень. – Сдай их и купи своим родным пособие о вреде алкоголя и о том, как это отражается на детях, они становятся полными кретинами и тряпками.

И он рассмеялся своей якобы остроумной шутке, и его с радостью подержали товарищи, залившись смехом на весь класс.

– Чертов ублюдок! – не выдержав, прошипел Мика и, вскочив с места, схватил со стола пакет и запустил им в обидчика. – Забирай эту дрянь!

– Ай, черт! – получив довольно тяжелым пакетом, парень отшатнулся, попутно мусор, высыпавшийся из него, вперемешку с грязью, потек на форму, полностью запачкав ее. – Фу, твою мать! – брезгливо отбрасывая от себя пакет, взвыл темноволосый и с ненавистью посмотрел на Мику.

– Ах ты, мразь! Как ты посмел? – сжав кулаки, он стал приближаться к Микаэлю, – уж лучше бы ты молчал и дальше, а теперь держись.

– Эй, Тсунаеши, училка идет, – бросив взгляд в сторону открытой двери и завидев идущую по коридору Саюри, быстро произнес один из дружков Тсунаеши.

– Повезло тебе, – зло сверкнул глазами парень на Мику.

– Тебе повезло, – огрызнулся Шиндо.

– Грёбанная овца, наконец, заблеяла, – зло ухмыльнулся Тсунаеши, уже зная, как лучше использовать ситуацию.

– Что здесь за ужасный запах? – принюхавшись, спросила Ханаёри, когда вошла в класс. – Что это за мусор? – она поглядела на валяющийся на полу пакет и на парня, залитого грязью. – Что здесь произошло?

– Это он свои вещи принес, а я вежливо попросил унести это из класса, потому как запах отвратительный, а он взбесился и бросил его в меня, – мигом подбежав к учительнице, начал объяснять Тсунаёши. – Теперь я даже не знаю, что мне делать с формой – мой отец за такие деньги ее купил.

– Это правда? – она строго посмотрела на Мику, который отрицательно покачал головой.

– Это не я сделал.

– Он, он. Мы были здесь и все видели, – стали поддерживать Тсунаёши друзья, подтверждая правдивость сказанных другом слов.

– Хорошо, мальчики, я все поняла, – спокойно сказала Саюри, жестом останавливая ребят, и обратила холодный взор на Мику. – Убери всё, что принес и разбросал и извинись перед одноклассником.

– Я не буду это убирать, я этого не приносил. И извиняться не буду, он сам полез ко мне, пусть он и забирает эту дрянь отсюда, – без колебаний твердо заявил Мика, сам не понимая, что на него нашло, осознавая, что лучше остановиться.

– Во-первых, не смей говорить со мной в таком тоне, – нахмурила брови девушка, – а во-вторых, ты обязан делать всё, что тебе говорит твой учитель.

– Ничего я не обязан, – огрызнулся Микаэль. – А раз Вы ничего не видите, то… – он замолчал, не считая больше нужным продолжать объяснять свою невиновность человеку, который никогда не пытался понять его и заступиться, игнорируя или гнобя его, только не так открыто, как все остальные. Схватив со стула свою сумку, он быстро направился к выходу.

– Стой, куда ты собрался?! – строго взглянула на него Саюри, остановив, положив руку на плечо. – Если сейчас посмеешь уйти, завтра серьезно пожалеешь о своем поступке.

– Мне плевать! Не трогайте меня! – высвободился Мика и быстро оставил класс, не обратив внимания на учительницу и посмеивающихся парней, предвкушающих завтрашнее наказание для Шиндо.

«Достали, как же они меня все достали»

Быстрыми шагами Мика шел прочь от здания средней школы по тенистой аллее. Он до сих пор не мог понять, что с ним произошло. Откуда вдруг у него появилась такая уверенность и силы. Как он смог решиться на это и суметь заступиться за себя и, что самое главное – успешно. У него получилось. Не важно, как будут обстоять дела завтра, послезавтра, через неделю, месяц, год, ведь именно сегодня, в этот самый день, он перестал быть робким, молчаливым предметом для унижений и насмешек со стороны этих ублюдков. Он смог в одиночку постоять за себя и не пойти на пресмыкание даже перед учителем. Хотя возможно об этом он в скорости и пожалеет, да и плевать. Это произошло.

Пусть родители и ушли на работу, изрядно закинувшись с утра, и, тем не менее, возвращаться домой желания не было никакого, и Мика просто без дела шатался по улицам, обдумывая свой поступок. Широкая аллея, витиеватые улицы привели его в парк. После вчерашнего ливня на дорогах все еще стояли лужи, искрясь под лучами майского солнца. Не спеша прогуливаясь по парку, Мика остановился около детской площадки.

Привалившись плечом к стволу дерева и коснувшись твердой, шероховатой коры головой, он с тоской смотрел на резвящихся, играющих друг с другом или катающихся на ярких, цветных качелях в сопровождении взрослых, счастливых малышей. Родители улыбались и восхищались, глядя на своих веселящихся детей, что-то говорили им, приносили лакомства, обнимали, уводили домой, обещая, что по возвращению их ждет приятный сюрприз и много другого, светлого и хорошего. Созерцая всю эту счастливую картину, сердце Мики больно сжималось в груди от осознания, что с ним такого не происходило никогда. Он только и помнил своего пьяного отца, от которого терпел жестокие побои и гневные крики, даже не понимая, в чем он провинился и почему с ним так обращаются, не получая ни толики ласки взамен. Мать тоже его не касалась, она только безучастно смотрела на все происходящее, иногда раздавая строгие указания. Чтобы хоть раз из ее уст вырвались нежные слова или она попыталась приласкать его, нет… Мика такого не помнил. В лучшем случае строгий, отчужденный или снисходительный взгляд карих глаз, вот, что он получал от нее.

Почему его родители не были такими как у этих детей? Почему его родители не заботились о нем? Он их не устраивал? Но, чем? Своей слабостью? Ну, да… Именно… Именно этим… Но тот человек, он сказал Мике, что он не слаб. А наоборот… Он увидел то, что не сумели или не хотели видеть в нем другие. Почему не он его отец? Если у него есть дети, то они, наверное, самые счастливые в мире…

В этот момент, какой-то малыш, желая поскорей покататься на одной из качелей, вырвав ручку из руки матери, побежал, однако споткнулся и упал, расшибив коленку. Мика вздрогнул, ему стало жаль мальчика, к которому в тоже мгновенье подбежала и склонилась мать и взяв его на руки, принялась успокаивать расплакавшегося ребенка.

Резко развернувшись, Микаэль ушел прочь с детской площадки, не в силах больше видеть всё это. Слишком больно и обидно.

Удаляясь от парка, Шиндо уже не блуждал по улицам, как до этого, он целенаправленно шел в одно место. Через некоторое время, пройдя по другой стороне улицы мимо злосчастного минимаркета, где вчера его чуть не поймали за кражу и сегодня могли узнать, он остановился напротив высотного здания, чуть ли не прорезающего само небо своей вершиной, отбрасывающего огромную, длинную тень. Перейдя улицу на светофоре, Мика немного покрутился у входа в это здание, в котором располагались одни лишь офисы, а потом отошел в сторону и присев на каменный выступ около клумбы, положив голову на скрещенные на коленках руки, принялся смотреть на проходивших людей, надеясь увидеть среди всей этой толпы лишь одного человека. От сотен мелькающие перед взором мальчика мужчин, женщин разных возрастов, в самых разных одеждах, у него вскоре запестрило в глазах и, закрыв их, он вздохнул.

Понимая, что сидеть тут бессмысленно, вряд ли он снова появится здесь, Мика продолжал ждать. Но с другой стороны, почему бы и нет, возможно, он работает тут, тогда непременно рано или поздно, должен пройти мимо. А что же будет, если он появится? Что Мика ему скажет? Впрочем, это не столь важно. Важно увидеть его, а там будь, что будет. Лишь бы только он появился здесь.

Часы шли, огромная тень от высотки укорачивалась, открывая доступ палящему солнцу. Когда Мике надоедало сидеть, он вставал и прохаживался, продолжая следить за каждым входящим и выходящим из здания человеком, попутно оглядывая проходивший по улице народ. Так Мика провел весь день, и только когда уже начало смеркаться, смирившись с мыслью о невозможности этой встречи, он, усмехнувшись самому себе, направился домой. Он устал, жутко хотелось есть и пить, а там, может, удастся урвать себе что-то со стола, ведь если отец и мать уходили на работу, то вполне могли по дороге обратно прикупить что-нибудь съестное, у них то деньги были, в отличие от Микаэля.

Еще издали, вывернув из-за соседнего дома, Мика увидел свет в окне четвертого этажа, и сразу же в голову стукнула мысль – подождать, пока он не погаснет и тогда спокойно зайти в квартиру, будучи уверенным, что ему не прилетит от отца, который явно уже без сознания или просто спит, и тогда преспокойно похозяйничать в квартире под покровом темноты. Однако если рассматривать ситуацию с другой стороны, далеко не факт, что его родные еще бодрствуют. Вероятность того, что они уже спят, велика, так что можно пойти проверить.

Осторожно отворив дверь, Мика заскользнул внутрь. Принюхиваясь, заслышав чарующий запах яичницы еще с лестничной клетки, он не мог поверить, что слышит его тут. От этого запаха желудок заурчал и болезненно сжался. Наспех сняв кроссовки, бросив сумку на пол, Мика метнулся на кухню, в душе умоляя всё сущее, чтобы сейчас на сковородке хоть что-то осталось, и чарующий аромат был не единственным, жалким остатком вечерней трапезы его семьи. Влетев на кухню, Мика так и замер в дверях, завидев сидящего за обеденным столом отца. На плите стояла сковородка, и в ней красовалось некоторое количество омлета.

– Где ты шлялся? – строго покосился на сына Шиндо, поигрывая в руке стаканом с прозрачной жидкостью.

– Я был в парке, – тихо ответил Мика, опустив взгляд. Весь азарт и надежда мигом испарились, оставив в сознании лишь нехорошее предчувствие.

– Весело тебе, да, прогуливаешься? – губы искривились в ироничной усмешке, глаза смотрели холодно. – Пока ты там прохлаждался, лазил черти где, нам с матерью пришлось краснеть из-за тебя перед твоей учительницей, которой ты нахамил.

– Я не хамил ей, – дрожащим голосом попытался возразить Мика, сопротивляясь от этого действа, всем естеством, однако слова сами рвались наружу. Уж слишком сильна была несправедливость. – Просто она…

– Ты еще рот смеешь открывать, паршивец?! – стукнул тяжелым кулаком по столу Шиндо. – На какой хрен ты принес в класс помои? Хочешь совсем нас опозорить, чертово отродье? Мы думали, ты тряпка, но хоть жалоб на тебя нет, а ты посмел еще устроить такое в школе! Ханаёри нам все рассказала о том, как ты вначале облил этой дрянью своего одноклассника, чуть было не побив, а потом еще и ей нагрубил и, ослушавшись, удрал из школы, подставив ее, ведь она отвечает за вас!

– Папа, я ничего не устраивал! Клянусь! – не выдержав, выпалил Микаэль. – Это всё Тсунаёши, это он принес эту дрянь, а не я. Он специально это сделал, потому что они все издеваются надо мной и унижают, а эта дура их только поддерживает! Я ни в чем не виноват, они сами нарвались!

– Закрой рот, – зло зашипел Шиндо и, поднявшись с места, начал подходить.

– Папа, – испугавшись, поглядел на него Мика, – ты же сам хотел, чтобы я стал сильнее и мог постоять за себя. Пожалуйста, не надо… – пятясь назад, сдавленно выдавил он.

– Уметь постоять за себя и от нехрен делать нарываться на скандалы и неприятности – две разные вещи. Иди сюда, – ледяным тоном проговорил старший Шиндо, которого сейчас гораздо больше бесило то, что Мика отступает, нежели когда он стоял и смиренно ждал своей участи.

– Я пытаюсь стать таким, как ты хочешь. Но ты отказываешься это видеть! Тебе плевать! Ты просто так избиваешь меня, ради удовольствия, а потом еще требуешь, чтобы я мог заступиться за себя! – в отчаянии крикнул Мика, когда уперся спиной в стену.

На секунду он отвел взгляд от отца, а в следующую тот больно схватил его за подбородок, впившись пальцами, и, развернув к себе, нанес сильный удар по лицу, так что у Мики даже потемнело в глазах. Не удержавшись, он упал на пол. Инстинктивно, по привычке, выработанной за долгое время, прикрывая руками голову, не издавая ни звука, сжимаясь всем телом как можно сильнее, дабы удары были менее ощутимыми, трясясь от боли, бессилия и жгучей обиды, он терпел, пока ему безжалостно наносили увечья. Не выбирая. Куда придется. Не скупясь.

Оставаясь лежать на полу и всхлипывая, чувствуя, как все тело полосует тупая боль, Мика, полуприкрыв глаза, сквозь застящую взор пелену, почти лишаясь сознания, смотрел на отца, который подошел к плите и, взяв сковороду, высыпал ее содержимое в окно, как в дополнение к основному наказанию, оставив сына еще и без ужина, а после с грохотом поставив ее обратно, прошел мимо сжавшегося у стены Микаэля.

Алая струйка крови сочилась из разбитой губы. Подняться казалось невозможным после перенесенного, однако для Мики это было привычно и не настолько сильно, как бывало в другие дни, а потому, полежав еще немного, он с трудом, но все же сел. Привалившись спиной к стене, мальчик невидяще смотрел перед собой в никуда. Струящиеся по щекам солёные слезы попали на рану, отчего она немного запекла, только на фоне израненной души и побитого тела, это было незначительно, и, перемешавшись с кровью, они стекли по подбородку, бледно-розовыми каплями упав на рубашку.

Сейчас он не хотел ни о чем думать. Мысли мешались, путались и растворялись в голове, словно затягиваемые в бездонный, черный омут. Он мог только чувствовать. Чувствовать боль. Чувствовать безысходность. Чувствовать немочь перед родителем.

Он был полностью разбит и подавлен. Ничего, такое случалось и ранее, и Микаэль каждый раз ощущал себя так плачевно и ужасно, однако, потом это забывалось. Он быстро восстанавливал силы, как моральные, так и физические и продолжал бороться со своими тяготами в одиночку. А теперь, после того, что случилось вчера, после той встречи, он уже не мог позволить себе раскиснуть. После того как в нем оценили его внутреннюю силу, он уже не мог спасовать и снова стать прежним. Что-то уже мешало ему, надежно подчиняя новому правилу, которое гласило – я больше не позволю над собой издеваться. Не знаю, как и сколько времени и сил я на это потрачу, но я добьюсь того, что меня больше никто не посмеет обидеть. Я сам буду решать за себя. Я больше не буду молчать. Я слишком устал терпеть. Я стану тем, кого он увидел во мне…

С этими мыслями лежа в постели, в конечном счете, Мика и предался забытью.

Стирая границы

«Когда-то я слышал, что без еды человек способен выдержать месяц, без воды – неделю, а сколько может выдержать человек, которого избивают? Двадцать, тридцать лет? Как долго тело может продержаться? Говорили, от ударов можно заболеть и умереть, потому что внутри появится какая-то опухоль. Она будет разрастаться и медленно убивать тебя… А может и быстро. Например, за полгода. Интересно, это больно? Насколько мучительно? Сколько продержится человек, если его будет разъедать изнутри болезнь, пока он не умрет?»

Подперев голову рукой, Мика, сконцентрировав внимание на одной точке за окном, абстрагировавшись от всего вокруг, сидел за партой. Слушать преподавательницу Мике не хотелось, он вообще не знал, зачем явился сюда сегодня. По привычке? Просто так, от нечего делать? Покончив с размышлениями на тему продолжительности жизни в неблагоприятных условиях, мальчик потянулся и, скрипнув стулом, забрав сумку, направился к выходу. Учительница Саюри бросила в его сторону неодобрительный взгляд, но промолчала, продолжая вести урок. Постоянный обидчик Микаэля Тсунаёши обратил на Мику взгляд полный безразличия и лишь ухмыльнулся. Парень, являющийся инициатором всех конфликтов в их классе, но имеющий влиятельную семью, а потому остающийся безнаказанным, да и к тому же, будучи по натуре весьма ушлым, он в открытую почти никогда не нарывался, только в самых крайних случаях, предоставляя разборки своим друзьям, а сам при этом оставаясь в тени.

С определенного момента, точнее после одного конкретного случая, Мику перестали трогать его одноклассники. Принимать его в свою компанию также пока никто не горел желанием, но, тем не менее, полное игнорирование устраивало Шиндо куда как больше чем постоянные нападки и придирки. Он просто стал тенью, на которую никто не обращал абсолютно никакого внимания. Классный руководитель тоже предпочитала не обращать на него внимания, после некоторых разборок с родителями и директором школы, она избрала позицию полностью не вмешиваться, что навязывала и ученикам. Микаэля такое положение вовсе не задевало, ему всегда было плевать на них, и сейчас это положение только укоренилось. Почти две недели назад он честно заслужил свое право быть не тронутым…

Микаэль открыл глаза. Точного времени он не знал, по освещению в комнате трудно было что-либо определить, но можно было сделать лишь одно заключение – сейчас не раннее утро. Болезненно шипя, ибо тело ужасно саднило после вчерашнего, Мика поднялся и сел на кровати. В глазах потемнело и, закрыв их руками, мальчик некоторое время выжидал, пока всё не восстановится, а затем, коснувшись кончиками пальцев разбитой губы, нащупав запёкшуюся кровь, попытался сковырнуть корочку, но процесс оказался неприятным, и он оставил его, вместо чего встал и, неуверенной походкой подойдя к двери, прислушался. Тишина. Похоже, он в квартире один. При этой мысли Мика облегченно выдохнул, поскольку в эти минуты он никого не хотел видеть, а особенно не желал сталкиваться со своими «родителями», и если бы он заслышал хоть какие-то намёки на их присутствие в доме, то ни за что бы не покинул свою скромную обитель, а так, Шиндо вышел из комнаты.

Настенные часы показывали начало двенадцатого, когда Мика вошел на кухню. В голове не было ни одной мысли, кроме самой низменной. В душе и сознании всё было словно выжжено. Пустота. Голая равнина, по которой свободно гуляет ветер, унося вместе с собой серый пепел. После вчерашнего столкновения с отцом, который якобы добивался от него все эти годы решительности и смелости, а стоило хоть немного их проявить, он тут же избил его, Мика находился в полной растерянности. Он уже не понимал, чего от него ожидают, вероятнее всего – абсолютно ничего, и слова, сказанные вчера, были более чем верны – отцу просто нравилось издеваться над ним, и тут не нужен был повод. А раз так, раз он не нужен им ни плохим, ни хорошим, Мика больше и не будет пытаться быть кем-то. Возможно, до этого момента он и испытывал к своим родным теплые чувства, коря себя, оправдывая их, однако же сейчас он не чувствовал к ним ничего. Они добились своего. Они стали ему безразличны. Оба. Отец – ненавидящий его и воспринимающий только как мальчика для битья, и мать – которая ни разу не попыталась заступиться за своего сына…

Видимо, старший Шиндо не особо старался выскрести всё до грамма из сковороды, а Мика был уже не в том состоянии, чтобы добираться и выяснять, не осталось ли чего-нибудь съестного. Ему хватило сил лишь на то, чтобы добраться до своей комнаты и заснуть, погруженным в рассуждения, и сегодня, с радостью обнаружив в сковороде остатки омлета, несколько кусочков хлеба и еще чего-то в холодильнике, Мика устроил себе превосходный завтрак.

Набрав в кране воды, он сделал несколько глотков из стакана и, подойдя с ним к окну, глядя сквозь стекло во двор, задумался над тем, как ему поступить. Остаться дома отлежаться или пойти в школу? Первый вариант в его случае был самым предпочтительным, но учитывая произошедшее накануне, не прийти, значит, показать себя трусом, который спасовал. Зная заранее, что его ожидает разборка, решил эту проблему, просто не явившись в школу. Подобных инцидентов ранее не происходило, и то, он являлся в школу, понимая, что его там будут гнобить, а он будет молча всё сносить. Теперь же, когда он твёрдо все для себя решил, не прийти было бы уже чересчур позорно, пусть ему и плевать на мнение одноклассников, но необходимо было доказать это самому себе. А потому собравшись, наспех застирав бледное пятно крови на школьной форме и решив, что высохнет по дороге, Микаэль отправился в школу.

– О! Смотрите, ребята, кто выбрался из своего клоповника.

Услышал Мика издевательский голос Тсунаёши, когда был уже в школьном дворе. Обернувшись, он увидел своего одноклассника, прислонившегося спиной к дереву в окружении своих дружков.

– Надо же, Шиндо, а мы думали, ты после вчерашнего не осмелишься сюда явиться или, может, ты хочешь извиниться?

– Ты хочешь, чтобы я извинялся перед таким уродом как ты, – хмыкнул Мика. – Не дождешься.

– Ты чё сказал, козёл? – сузив глаза, он выпрямился.

– Что слышал, – с вызовом бросил Микаэль, подходя ближе, понимая, что именно этим должно всё завершиться.

– Слушай, ты, – закипая от злости при столь дерзком поведении их школьной «овцы», которая, похоже, конкретно распоясалась и требовала срочного лечения, он приблизился к Мике, который был на полголовы ниже и куда слабее внешне. – Если вчера тебе повезло, это не значит, что сегодня легко отделаешься. На этот раз тебя никто не спасёт, – он зло усмехнулся, оглядевшись по сторонам, где кроме них поблизости никого не было. – Так что лучше извинись и останешься цел.

– Я сказал, я не собираюсь извиняться. Странно, ты всегда казался мне умнее, а ты такой тупой, что элементарных слов не понимаешь, – разочарованно протянул Мика, прямо глядя в глаза обидчика.

– Тебе пиздец, – не выдержал такого унижения перед своими товарищами Тсунаёши, все еще помня свою злость за вчерашнее, и со всего размаху молниеносно ударил Мику кулаком по лицу.

Тот, не успев увернуться, получил прямой удар, но даже не упал, а лишь отшатнулся.

– Получил, ублюдок! – сверкнул глазами Тсунаёши. – Теперь беги и жалуйся, хотя тебе и некому, хах. Ты никому не нужен. Поэтому, просто вали отсюда!

Сплюнув алую кровь, Мика усмехнулся:

– Черт, ты меня разочаровываешь. Сиори бы меня и то больней ударила.

Вспомнив свою самую слабенькую одноклассницу, парень окончательно взбесился, особенно услышав позади смешки своих же друзей. Потерять авторитет? Здесь? Не допустимо.

Он рванулся к Микаэлю, снова занося тяжелый кулак для удара, но в этот раз Мика ловко увернулся. Адреналин, разгулявшийся в крови, заглушил собственную боль, азарт возобладал над разумом. За свою жизнь Мика ни разу не вступал в драки, соответственно, опыта борьбы не имел, но какой-то инстинкт диктовал его телу движения, и он неплохо уворачивался, успевая наносить ответные удары, которые были все же слабее, чем у его противника. Но это ни коим образом не мешало Шиндо продолжать. Принимая удары от Тсунаёши, он только сильнее входил в раж, ибо когда тот попадал на и без того болезненные участки тела Шиндо, Мику бесило это еще больше, придавая сил, вынуждая ловчее изворачиваться, делать свои удары все более точными и болезненными, поскольку по своему личному опыту он знал особые точки. Также спасало Мику и то, что он привык к побоям, его тело приспособилось к постоянным нападкам, гораздо более сильным со стороны его отца, чего нельзя было сказать о Тсунаёши, которому удары Микаэля приносили куда больший урон.

В конечном счете, зарядив с ноги в живот Тсунаёши, Мика, когда тот скрючился и завыл от боли, нанес второй удар ногой, завалив того на землю и прыгнув сверху, с остервенением стал колотить противника по лицу. Со всей дури, словно выплескивая накопившуюся за много лет обиду на всех, на него, на его друзей, на одноклассников, на учителей, на родителей.

– Остановись, придурок! Помогите, уберите его! – закрывая лицо руками, завизжал Тсунаеши, и тогда подключились его друзья. Оттащив взбешенного Микаэля, который словно сошел с ума и рвался добить, они удерживали его, пока он не успокоился, после чего отпустили. Тяжело дыша, Мика рухнул на колени, опершись руками о землю. Он слушал, как бешено стучит его сердце в груди, чувствовал, как тело начинало болеть по мере того, как успокаивалась закипающая в жилах кровь. Он не видел и не слышал ничего вокруг. Он только улыбался. Это была улыбка победы. Победы над самим собой. Во рту ощущался металлический привкус, и это было сладко. Сладкий вкус победы.

– Отвали. Сам справлюсь, – гыркнул Тсунаёши кому-то из своих друзей, который протянул руку, чтобы помочь тому подняться. Оказавшись на ногах, он взглянул на Микаэля, поднявшего на него залитое кровью лицо. Непроницаемый и решительный взгляд синих глаз был устремлен на него.

– Пошли отсюда, он какой-то чокнутый. Ну его на хрен, этого психа, – вытирая рукой такое же залитое кровью лицо, сказал Тсунаёши и, прихрамывая, двинулся в сторону школы, а за ним следом, как верные псы, пошла и его компания.

Растянувшись на зеленой траве, Мика, жадно втягивая носом свежий воздух, полуприкрыв глаза, невзирая на боль во всем теле, засмеялся, ощущая себя как никогда великолепно. После, он поднялся и, окинув оценивающим взглядом свою порванную, окровавленную и запыленную одежду, встал и медленно, с чистой совестью направился обратно домой.

Когда Мика оставил классную комнату, в ту же минуту прозвенел звонок. Из классов стали выходить ученики, наполняя коридоры учебного заведения привычным галдежом. Уроков до окончания занятий оставалось еще два, но мальчик решил забить на них, а потому, спустившись по лестнице на первый этаж, вышел из центрального входа на улицу, где майское солнце щедро одаривало всех своими тёплыми лучами. Отныне Шиндо не часто посещал уроки, являлся на один-два и вскоре уходил, или же в какой-то день вовсе не приходил, ведь перед ним была задача куда важнее всех этих глупых уроков, домашних заданий и чёртового коллектива с глупой классной руководительницей, трясущейся над учениками из приличных семей. Нет. Сейчас Мику волновало и занимало совершенно иное. В дни пропуска занятий он целый день ошивался возле высотного здания, не похоронив своего стремления еще раз встретить того человека.