Текст книги "Еврейка"

Автор книги: Алеся Ранимая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Бат Ям

Вдоль по набережной идёт дворник. Громыхает жёлтая мусорная корзина на тачке, потрёпанный веник служит и костылём, и орудием пыток. Завидев его, со стороны заплёванной, осквернённой бумажками, обёртками, огрызками и объедками детской площадки срывается и бежит трёхлетняя девочка. Бух – обнимает дворника за ноги!

– Эмили, фу, дядя грязный! – несётся откуда-то издалека, несётся и теряется по пути, сметается возмущённым морским ветром.

Девочка обнимает дворника за колени, зарывается носом в видавшие виды рабочие брюки, отталкивается белыми ручками, поднимает к нему смеющееся лицо.

– Дядя, дядя, ты ведь сделаешь нам красиво, пожалуйста!

И сразу становится видно, как все бесы на букву С: беспросветно, беспутно, бессмысленно, и все бесы на букву З: бездетно, бездумно, безвестно, безответственно и бесы с именами глупо, бездарно, бесполезно, болезно и больно, и горько, и одиноко – расступились, рассыпались, ахнули и попытались улизнуть.

Вика и Дос

«Время пятнадцать часов двадцать две минуты. Шесть ракет было выпущено по территории Израиля за истекший час. Их падение зафиксировано в районе Хайфы и близлежащих городов. Жертв и разрушений нет. Министр Обороны Британии заявил: военные действия Израиля на территории южного Ливана совершенно оправданы. Нападение на мирных жителей и нанесение им ущерба, конечно, ужасная вещь сама по себе, но Израилю не оставили выбора».

Шестое августа 2006 года. Центральная автобусная станция. Иерусалим. Пятница. Время – два часа до захода шабата. Это значит, что все, кто находится на станции, мечутся в предпраздничном угаре в попытке запихнуться в любой, желательно всё-таки свой автобус и свалить из треклятого города куда подальше. Успеть. Успеть. Успеть. Главное – успеть доехать до дому, до гостей или куда ещё, прежде чем вся страна замрёт в богоугодном порыве. И никакая собака не двинется. Шабат – йом ха-кодеш. Суббота – день святости. Показатели святости живут в ультрарелигиозных районах Иерусалима, в оплоте иудаизма – Цфате и вообще где угодно, кучно и слаженно, как пингвины, подставив безбожному миру свои чёрные спины, огородившись Торой, защищённые ёмким словом «Бог». Среднестатистический еврей вспоминает о Последнем в лучшем случае всуе, в худшем – после инсульта или перед инфарктом, когда сердце сжимается в последнем усилии, или перед розыгрышем Лото на 20 миллионов. В большинстве других случаев – когда хорошо, или когда очень хорошо, или когда выбрасывает на встречную полосу – в таких случаях вспоминаются «черт», «член» и «пизда». Но Бога все боятся, потому как не знают, кто он такой. А эти – пусть разрозненные (более 20 общин и конфессий, которые то и дело поливают друг друга грязью), пусть устаревшие (браки по сватовству и прочие пережитки, которым завидуют некоторые старые девы), пусть вечно потные (традиционная одежда скорее подходит под климат Финляндии), пусть противные, и неработающие, и не служащие в большинстве своём в армии – эти с Богом на короткой ноге. А если и нет, то они хорошо прикидываются. Так хорошо, что Бог и все отношения с ним из рамок интимных и личных расползлись на уровень общественный, хотелось бы сказать – общенациональный, но не могу соврать. Ко всему прочему была война. Израиль воевал с Ливаном. Но это было далеко от иерусалимской автобусной станции.

«Пятнадцать часов двадцать пять минут. Прямое попадание ракеты в дом в Кирьят Бялике. Жертв нет».

В зал вошла девушка. Она тащила два плоских монитора в ярких оранжевых коробках и прозрачный пакетик с пачкой дисков. В каждой руке по монитору, на бёдрах – красная сумка-пояс. Обтягивающие бриджи, шлёпанцы на каблуках. Незаметная маечка с глубоким вырезом. Девушка перебирала каблучками, а за ней мерно вышагивал человек с дорожной сумкой через плечо. Человек был высок, худ и элегантно одет. На его шее болтался красивый шёлковый шарфик. Здесь придётся сделать небольшое отступление.

Автобусная станция построена по-еврейски. Значит так, входишь в неё с улицы и попадаешь на первый этаж. Логично. Внизу имеется ещё один "минус первый" этаж, а под ним ещё несколько непонятно каких этажей стоянки. Автобусов нет ни на первом, ни на одном из минусовых. Чтобы добратся до автобуса, как это ни удивительно, надо подняться на третий этаж. Проехать на эскалаторе два торговых зала, два этажа, сесть на автобус и мило спуститься обратно на землю, на первый этаж.

Значит, поехала девушка по эскалатору.

– Я же тебе говорила, отличный фильм!

Она говорила вперёд, сама себе, но человек, следующий за ней по пятам, как будто и привык. Отвечал как ни в чём не бывало – в спину.

– Ну, хорошо хоть в кино у нас вкусы совпадают.

– Почему это "хоть"? Мы идеальная пара! У нас всего-то три пункта для разногласий! Животные: кормить – не кормить, подбирать – не подбирать. Люди: любить – не любить, жертвовать – не жертвовать. И ещё что-то…

– Книги? – снова в спину. Тык-тык тык – каблучки стучат – новый эскалатор, и она повернулась.

– Книги? То, что у тебя дурной вкус в литературе – это ещё не повод для ссоры.

– Дурной вкус?!

– О, извини, я не могла не ляпнуть ради красного словца, вырвалось.

Эскалатор кончился. Он обогнал её и отмерил пять шагов в сторону Макдональдса. Тык-тык-тык – еле поспела, кричала в спину:

– Ну ты же меня знаешь, я как что-то ляпну!

Никакой реакции. Ладно, зайдём с тыла:

– Ты джентльмен или нет? Помоги даме, я устала это всё тащить!

Он остановился и дал ей налететь на свою спину. Повернулся.

– Ты же меня знаешь. Я (с ударением на Я) совсем не джентльмен…

Они стояли и смотрели друг на друга.

– Ладно, проехали. Будешь мороженое?

– Ну ты ваще, и куда я его себе воткну?! В карман?

Она стояла перед ним, расставив руки – по монитору в каждой, и нагло смотрела. "Ну ты ваще даёшь! – говорили её глаза. – Я тут тащу всю эту байду, хоть она, в общем, и моя, конечно, ты, блин, не помогаешь ни хрена, обижаешься, как баба, да ещё мороженое тычешь! Капец!"

А он смотрел на неё и думал: "Вот, только жениться собрался…" Нет, он так не думал, он всего лишь хотел помириться.

Джентльменом он действительно не был, так что развернулся и пошёл за мороженым. Она же, выдержав небольшую паузу, развернулась – "Ах так? Ну и не надо!" – и пошла на платформу автобуса номер 437, обдумывая, как бы и когда бы укоротить себе язык и при этом незаметно помириться. Когда дошла, поставила свои мониторы, покрутила головой, оценила толпу, которая собралась. Тут надо кое-что добавить по поводу маршрута 437. Маршрут Иерусалим – Ашкелон, тот, что у моря, возле Газы. Полтора часа езды в хорошую погоду. Идёт не идёт – петляет, мать его так, собирает и развозит толпу народа. В общем, никуда не сворачивает, но останавливается у каждого столба: где колхоз, где посёлок, где городок. Всех надо собрать, перевезти, обслужить.

Девушка, кстати сказать, её звали Викой, нервно вглядывалась в толпу, всё ещё надеясь, что он притащит два мороженых и всё уладится, но его не было даже видно. К платформе в это время подкатил автобус. Толпа дрогнула и зашевелилась. Он подошёл в последний момент, когда водитель, завершив все денежные копания и приготовления, начал яростно сигналить, разгоняя людей. В руках у него (у Саши, его звали Саша) имелось всего одно мороженое. Надо было быть такой наивной и грубой дурой, как Вика, чтобы надеяться, что посланный тобой на хуй человек вернётся оттуда с мороженым. На лице у Вики отразилось разочарование, которое сразу, на расстоянии, сквозь снующих людей, было считано. У человека был опыт, что тут говорить.

– Ну что? Волновалась?

– Да пошёл ты.

Вот и помирились.

В автобус они зашли вместе, изрядно потолкавшись, но мест уже почти не осталось. Саша, как истинный не-джентльмен, прошёл вперёд и сел на свободное место в начале салона, у прохода.

– Вон там в конце, на заднем ряду, можно сесть вместе.

Саша повернулся всем телом и посмотрел назад. Оценил перспективу.

– Нет уж, спасибо. Меня стошнит там.

«Господи, что-то надо ответить, но что?!» А люди толкают сзади и пытаются пройти и утащить за собой коробки с мониторами, и диски, и всё, что только можно оторвать.

Вика сдалась и пошла; без малейших колебаний уселась на среднее сиденье последнего ряда. Задняя скамья возвышается над всем салоном и имеет 5 сидений, среднее из них выходит в проход. Так Вика смогла поставить мониторы в этом самом проходе и положить на них вытянутые ноги. Королева. Она мысленно попросила Бога повернуть Сашину голову в свою сторону. Бог ответил упавшим с ноги шлёпанцем. Пришлось вставать, перелазить через мониторную баррикаду и искать его на четвереньках. Автобус тем временем заполнялся. Справа от Вики уселись две религиозные девчонки в длинных юбках, грязных сандалиях на босу ногу, из бесформенных сумок которых сразу были вынуты дневники, ручки и прочие писули – ни одно впечатление не должно быть забыто. Слева возле окна сидел какой-то мальчик. Сиденье рядом было пока свободно. Слева же, двумя рядами впереди, пыталась упаковаться религиозная француженка с ребёнком в коротких штанишках. Религиозные француженки выглядят весьма своеобразно: они соблюдают все требования – закрыто до щиколотки, до локтя и до шеи, а на голове шляпа, но всё такое обтягивающее и сексуальное, что хоть умри, а молитвы в голову уже не лезут. Она может и рта не раскрывать, только по одному её виду можно понять – недавно переехавшая в Израиль француженка. Она уселась на свободное крайнее сиденье и укладывала все свои пожитки, в то время как ребенок стоял в проходе и ждал своей очереди взгромоздиться на мамины ручки.

В это время в салоне автобуса появился ещё один религиозный человек. Это был толстый, очень толстый, почти уродливый человек. Одет он был традиционно для умеренно религиозного еврея. Чёрные брюки, белая рубашка, плотная жилетка, кипа, жидкая, чем богаты, тем и рады, бородка, сквозь которую просвечивалась белёсая кожица. Человек продирался сквозь стоящих и собирающихся сесть пассажиров с необыкновенной яростью. Места быстро занимались, и религиозный кидался от сиденья к сиденью, пока его взгляд не сфокусировался на задней скамейке. Вика не могла поверить, что этот тип собирается усесться рядом с ней. Насколько ей было известно, разнополые религиозные не садятся рядом. То ли из скромности, то ли берегут честь женщин, которые, может быть, не замужем или замужем за другими – Вике это не было известно. Ей было точно известно, что законы соблюдаются, когда-как и когда-кем – и понять, для кого и какие законы именно, в еврейском многоцветии было сложно. Религиозный, отвратный, толстый, потный, мерзкий тип добирался до заднего ряда. Вика съёжилась от отвращения. Боясь, как бы кто не вынырнул из-под пола и не занял последнее место, Религиозный, или на местном жаргоне просто Дос11
  Дос – насмешливое определение религиозного еврея, используемое только светскими израильтянами, происходит от искажённого ашкеназского произношения слова דת [dat] (иврит) религия – דוס [dos].


[Закрыть], казалось, потерял всякие приличия. Не дожидаясь, пока растерянная француженка поднимет ребёнка на руки, Дос протащил своё тело через него и вмял последнего в боковушку сиденья. Ребёнок принял муку молча. Когда последняя волна жира освободила задыхающегося младенца, первая докатила до Вики, а с нею и одуряющий запах августовского пота. Дос повис на поручнях, натянул своё тело и, прытко перенесясь через мониторы, втиснулся между Викой и молодым человеком. Потная рубашка Доса была порвана в двух местах, а на шее в глубокой царапине запеклась кровь. Дос сладко вздохнул, снял с плеча маленькую сумочку и положил её на колени. На сумочку он тут же водрузил свои белые-белые руки. Руки досов надо видеть. Эти руки не держали ничего тяжелее ложки или стакана. И немудрено – ведь основным предназначением еврейского мужчины является изучение Торы – святой книги. А книга… Это вам не картошку копать.

На уродство можно смотреть так же долго, как и на красоту, или на огонь, или на воду. Вика не могла оторвать глаз от пары рук, мирно лежащих одна на другой. Белые – не то слово, пальцы, пухлые, сужающиеся к ногтю – конусообразные. Было ощущение, что эти руки вегда холодные, как лягушки – холодные и влажные от пота.

Автобус к этому времени наполнился до предела. У задней двери, это в центре салона, примостился ультрарелигиозный парнишка лет пятнадцати. На нём была большая чёрная шляпа, из-под которой свисали длиннющие пейсы, завитые по всем правилам в аккуратные локоны «Если такое намокнет, достанет до колена», – подумала Вика, по локону у каждого уха. Длинный чёрный лапсердак, а на ногах, хоть и не было видно, так как парнишка спустился на три ступени и погрузился почти до подбородка – на ногах обязательно должны были быть бриджи, белые чулки и штиблеты – всё из 19-го века, как сквозь машину времени. Несчастный отвернулся от автобусного содома, уткнулся в окно глазами, в дверь носом и принялся шептать и покачиваться. А за спиной, вне его мира, остались религиозные всех направлений и манер, светские мужчины и полуодетые женщины, солдаты и солдатки, автоматы М-16, или эм-извините, так как очень длинные – постоянно всех бьют куда ни попадя, Голани и Гивати22
  Голани и Гивати – мотопехотные бригады Армии Обороны Израиля.


[Закрыть], пистолеты, сумки, крики, дети, бабки, дедки и поверх всего этого почти индийского гама – радио, война, репортажи с мест событий.

«Ты-ды-ды– пи-и-ип. Итак, время шестнадцать часов ноль ноль минут и с вами Новости на волнах армии. Шестнадцать ракет Катюша упало на территории Израиля за истекший час. Жертв нет. Министерство здравоохранения Ливана официально заявило о гибели еще 5 ливанских граждан, наступившей в результате действия Израильской армии. За истекшие сутки по территории Израиля было выпущено 112 ракет типа Град. 16 раз звучали сирены в северной части страны. 14 человек пострадали и были доставлены в больницы с повреждениями различной степени тяжести. Госсекретарь Соединенных Штатов Америки Кандолиза Райс заявила…»

«Хорошенькое дело, ты сидишь с ногами на мониторах, этого придурка, чтоб его стошнило в начале салона, даже не видно, сбоку сидит никчемная глыба жира в жидкой бородке и с короткими пейсами, а кругом идёт война! ну не кругом» …

У Доса зазвонил телефон. Автобус в это время уже выкатился с третьего этажа, проехал подземелье и вырулил на улицу Иерусалима. Ещё минута и конец дурацкому городу, прощай, толкотня и истерика, здравствуйте, просторы, крутые спуски, дорога, а там, глядишь, народ раскидают и будет свободнее.

– Алло, – на чистом русском. – Да, мама, я еду домой. Да, уже еду. Да, последним автобусом, да, он проходит. Кто звонил? Девушка? Какая девушка? Какой голос? На хер её. На хер, на хер, на хер. Ты слышала?

«Уж слышала» … – Вика скосила на Доса не только глаза – пол её лица скособочилось в попытке попялиться на него, не выходя за рамки приличия. А тот как ни в чём не бывало громко, но спокойно, даже методично, можно сказать, посылал какую-то девушку на хер, да ещё через собственную мать.

– Не знаю, чего она хотела? А ты? Ну на хер. На хер. Да, я еду домой. Да. До свидания, мама.

Дос посмотрел на табло телефона, аккуратненько закрыл его, ещё раз посмотрел на него и так же аккуратненько положил в нужный, совершенно для этого подходящий карманчик сумочки. Поверх сумочки Дос сложил вышеупомянутые ручечки. Потом он повернулся к Вике и мило, вежливо и совершенно отстранённо улыбнулся, мол, извините, покричал, но вы же всё равно по-русски ни хрена не понимаете, так что я очень даже приличный молодой человек. А он был молод – Викин ровесник, может, на пять лет старше? Тридцать, тридцать пять? Борода отвратная, прости Господи!

Автобус вырулил из города. Последний светофор остался позади, и начался весёлый, лихой спуск из Иерусалима.

«Время шестнадцать часов двенадцать минут. Новая сирена прозвучала в Хайфе и Кирьят Шмона. На данный момент нет данных о падении ракет на территории. Премьер-министр Ольмерт сказал на пресс-конференции международной прессе…»

Опять телефон. Дос, как на перематывающейся назад киноплёнке – с той же последовательностью разложлил ручечки, открыл сумочку и так далее.

– Алло. Да, я еду домой. Да, последним. Да, проходит. Нет, не получилось. Да-да, ты знаешь, у меня дома где-то в сарае есть такой инструмент, не знаю, зачем он нужен, короче с одной стороны это топор, а с другой стороны – молоток, так надо было мне его с собой взять. И мочить этих сук, мочить, мочить!!!

Вика зафиксировала взгляд на панораме слева, так как поворачивать голову к Досу было опасно, он плевался.

– Мочить! Суки. Суки! Они закрылись в своей кладовке, за стальной дверью, суки!!! Мы пытались, – с азартом орал Дос, но шум автобуса, кондиционера, гул голосов и радио заглушал его и под волной впечатления оказались только Вика и молодой человек у окна, да и тот, судя по наушникам, ничего особо не слышал и не понимал уж точно. «Он что, совсем дурак? На мне написано: рус-ска-я».

– Мы пытались взломать, но что сделаешь голыми руками! Бляди на хер! Суки! Если бы был какой-нибудь топор! Бляди! В следующий раз им не уйти, сукам, на хуй! Им не жить, сукам! Мочить их, гнид! Мочить сук! – И как ни в чём не бывало: – Да, я еду домой. Да, через часик позвоню. Да нет, одна царапина. Да, спасибо. Пока.

И опять двадцать пять: посмотрели, сложили, посмотрели, положили, застегнули сумочку и сложили ручечки. И улыбнулись невинной улыбкой человека, уверенного, что его никто, ну никтошеньки не понял. «Вот гнида, а, и не стыдно ему людей мочить и орать так… сука, а ещё религиозный, с Богом общается, добрые книжки читает, а людей не любит, тварь».

«Время шестнадцать часов сорок минут. Сто сорок ракет упало на территории Израиля с утра и до этого часа. Госсекретарь Кондолиза Райс заявила: никто не желает, чтобы Израиль оставался на южной территории Ливана, включая сам Израиль, но моментальное прекращение огня недостижимо при данных условиях».

Автобус опустел. Сиденья справа от Вики освободились, но она не пересела на них по двум причинам. Во-первых, ногами она удерживала мониторы от падения, во-вторых – из центра она наблюдала за Сашей, который спал как ни в чём не бывало, свесив голову набок. Сиденья в левом ряду тоже потихоньку освобождались. Французский малыш вскарабкался на свободное кресло, повернулся лицом к Вике и принялся строить ей рожи. Вика ответила ему взаимностью. Малыш хохотал, прятался за спинкой кресла, делал «ку-ку», а Вика делала «ой боюсь». В конце концов малыш осмелел настолько, что перекочевал на свободное справа от Вики сиденье. Француженка забеспокоилась и позвала на иврите: «Иди сюда, Нимрод, кому говорю!»

«16:43. Сигнал сирены прозвучал в районе Западной Галилеи».

Нимрод хоть и был мальчиком, судя по имени, имел две шикарные косы, которые ниспадали из-под шапочки и доставали почти до пояса. Одет он был в шортики, что однозначно говорило о том, что он всё-таки Нимрод, мальчик, а не девочка. Всё это Вика уже знала: «Вот мамаша, сама одета, как Памела Андерсон, даром, что закрыта до пят, а ребёнок по всем правилам шариата».

Нимрод лихо перескочил через мониторы, оставил несколько синяков на Викиных ногах и взгромоздился на сиденье перед Досом. Теперь он строил рожи им обоим, и Вике, и Досу, объединив их таким образом в пару развлекающих малыша родителей. Дос растрогался и заговорил на иврите, обращаясь неизвестно к кому:

– Какая хорошенькая девочка!

Нимрод улыбался, Вика молчала, а Дос продолжал:

– Какая девочка славная. Маму любишь? Молодец. Красивая девочка.

– Это мальчик, – не выдержала Вика и вставила, тоже на иврите.

– Нет, это – девочка.

Пауза. Два придурка, говорящих на иврите с русским акцентом. Вика всегда говорила на том языке, с которого была начата беседа. Иногда потому, что могла ошибиться в происхождении акцента, а в основном из-за того, что не раз нарывалась на русских, которые принципиально отказывались говорить по-русски, и ей всегда было неприятно, когда они читали ей морали, что, мол, в чужой монастырь со своим языком и надо любить родину и отказываться от старого и лишнего и так далее, фашисты еврейские.

– Это мальчик. Сто процентов, – отчеканила Вика, не поворачивая головы.

– Не может быть, – телеграфировал в ответ Дос, так же, как и Вика, не глядя на собеседника.

Вика не удержалась и повернулась, посмотрела на него свысока. «Да что ты, блин, говоришь! Людей надо любить людей надо любить, я людей люблю… придурок».

На взгляд Дос отреагировал почти мгновенно. Он перегнулся через сиденье и позвал француженку:

– Простите великодушно, это девочка или мальчик? Извините, что беспокою.

– О, нет пгоблем, это мальчик. Нимрод, поди сюда (на фр.)

Дос плюхнулся на своё место.

«17:00. Семеро госпитализированных после тяжёлого проишествия у деревни Гилади до сих пор остаются в больницах. Один из них в очень тяжёлом состоянии, один – в тяжёлом, трое в среднем. Сосотояние остальных определено как лёгкое».

– Нет, ну надо же! – обратился Дос к Вике на иврите с истинным восхищением. – Как вы узнали? У неё же косы до пояса!

– У него, – продолжила чеканить слова Вика. – Во-первых, женщина, его мать, одета как религиозная еврейка. И кто, как не вы, должны знать, что религиозные никогда не одевают девочек в брюки. Это первое. Второе, кто, как не вы, должны знать, что религиозные и даже просто соблюдающие традиции не обрезают мальчикам волосы до трёх лет? А ребёнок едва тянет на три года. Пацану повезло с волосами, а она просто заплела ему косы, как девочке, чтоб не мешали. Это два, а три – это то, что я слышала и обратила внимание на то, как она его называет: Нимрод – мужское имя, и обращалась она к нему в мужском роде. Вот и всё.

Шах и мат, блин.

– Ой, вы знаете, это всё женская проницательность. Это всё потому, что вы женщина. У вас, у женщин, очень развиты все чувства, вы знаете? Вы очень умные.

– Неправда всё это. Я просто слушала и обращала внимание. Вот и всё!

– Нет, нет, это ваши чувства. Вы чуете вещи, как сыщики. Я знаю.

– Да нет же, я вам говорю. Я просто знаю некоторые вещи, как и что они надевают. Странно, что вы…

– Да знаю я, знаю. Но именно вы обратили внимание. Я увидел косы, значит, девочка. А вы смотрели и делали выводы. Удивительно!

Дос зашёлся от восхищения. Вика даже отстранилась от него на максимально возможное расстояние. «Он заигрывает со мной?»

– Так, всё, хватит. Вы меня смущаете вашими комплиментами.

– Извините, я не хотел, – смутился в свою очередь Дос и перевёл взгляд на Викины ноги, которые покоились на мониторах. Между ногами был зажат пакетик с дисками. Проследив взгляд Доса, Вика по-настоящему вспыхнула. "Нет, ну это невыносимо!" Дос, как будто почувствовав её смущение, поспешил себя объяснить:

– Это обычные диски или ДВД?

– Обычные.

– По семьсот или восемьсот мегабайт?

– Что? – Вика перешла на русский. Она была смущена, запутана и не знала, что говорить. – Диски? Не знаю. По семьсот, по-моему.

Дос так же плавно перешёл на русский.

– И сколько вы дали?

– Сорок шекелей за пятьдесят штук.

– А, ну недорого, хорошо. В Иерусалиме?

– Ну да, в магазине KSP.

– Ну да, ну да, я знаю это место. Да, а скажите, а как вы узнали, что я говорю по-русски? Вы вот так запросто перешли на русский. Опять ваше женское чутьё, да?

Вика набрала полную грудь воздуха. «Сказать или нет? Да ну его, заслужил!»

– Да нет, никакое это не чутьё.

– Нет? – удивился Дос. – А что же?

– Да я просто слышала, как вы говорили по телефону.

Дос замер на долгую минуту.

Получите!

Затем полилось:

– Если бы я только мог предположить, что вы понимаете… да если бы я знал, я никогда бы не позволил себе такой непростительной грубости в вашем присутствии.

Вика перекрыла фонтан категоричным жестом:

– Хватит, хватит. Я взрослая девушка и много чего слышала.

– Но все равно вы девушка, а говорить так, как я себе позволил, просто непозволительно.

– И всё-таки интересно было бы знать, каких таких сук вы хотели мочить?

– Так гомосеков, кого ж ещё.

– Кого, простите?

– Гомосеков.

Вика действительно впервые слышала такое название, и хоть и догадалась, о ком идёт речь, продолжила строить из себя дуру, желая поиздеваться над Досом как можно дольше.

– Выражайтесь яснее, кого вы хотели мочить?

– Да гомосеков, гомиков, пидоров, педрил говняных, – выложил Дос тоном научного сотрудника, читающего лекцию о разновидностях бабочек.

– А-а-а-а, гомосексуалистов!

– Ну да, их самых, сук вонючих.

Вика повела бровью. «Ну да, извините, простите, при даме, суки вонючие».

– И за что, позвольте поинтересоваться.

Дос как будто бы и не чувствовал подвоха со стороны Вики.

– Как за что? За то, что они хотели провести Парад Гордости33
  Парад Гордости – акция, в основном принимающая форму шествия, задачей которого является защита прав человека и гражданского равноправия вне зависимости от сексуальной ориентации. В столице Израиля Иерусалиме проводился с 2002 года (в Тель-Авиве с 1998), но всегда сопровождался возмущениями со стороны религиозных общин, нападениями и дважды убийствами участников.


[Закрыть] в Иерусалиме – святом городе.

– Что за чушь, они всегда проводят свой парад в Тель-Авиве! – Вика была действительно удивлена и не верила ни слову.

– Ну да, но в этом году они планируют провести два парада – и в Тель-Авиве, и в Иерусалиме.

– Не верю! Я четыре года жила в Тель-Авиве, и они всегда его проводили там! Да где же ещё его проводить!

– Ну да, но в этом году суки решили-таки показать, что они имеют право на Иерусалим.

– Ну и что с того?!

«Время 17:15. Представитель Маген Давид Адом (Скорой помощи) сообщает: трое пострадавших от последнего удара ракетами доставлены в ближайшие больницы. Их состояние определяется как средне-тяжёлое. ВВС Израиля вернулся в Ливан и в данный момент атакует район Дахия в Бейруте».

Дос заквохтал как курица:

– Как что с того?! Как что с того?! Да вы не понимаете! – Дос замахал руками в сторону орущего радио. – Вы понимаете, что наша страна переживает сейчас тяжёлые минуты, в которые…

Вика перебила его, как отрезала:

– Не распыляйтесь. Я знаю, какие минуты переживает наша любимая страна. Короче.

– Короче? – Он захлебнулся. – Короче, эти суки решают провести в святом для каждого еврея городе свой греховный парад!

– Но они же не знали, что начнётся война! Они наверняка его перенесут до окончания военных действий. Что же они, в армии не служили, что ли? Тут все служили, все понимают!

«Кроме тебя, лицемер поганый… и меня… но когда я приехала, мне было уже двадцать»!44
  Девушки, репатриировавшиеся в Израиль в возрасте старше 20 лет, не призываются в армию.


[Закрыть]

– Ну и что, что переносят! Переносят! Какое мне дело! Это недопустимо вообще!

– Ладно, пожалуй, я тоже считаю, что в Иерусалиме Парад Гордости – лишнее дело, но вы сказали «мочить сук»?!

– Ой, если бы я только знал, если бы я мог предположить!

– Да ладно вам. Хватит. Зачем убивать? Вы религиозный человек, верующий в Бога, как вы можете говорить об убийстве людей?

– Да они не люди!

– А как же!

– Нет, они не люди, – выразительно сказал Дос совершенно спокойным тоном.

– Простите?

– Они не люди. Я сказал – они не люди и их можно убивать.

– И где же это сказано? В Торе, что ли? – неуверенно спросила Вика.

Дос улыбнулся, как кот на сметану, сложил ручки и приступил:

– В Торе? Тора … Впрочем, вы … вы меня опять-таки извините, ведь, я не ошибаюсь, вы человек невежественный в этих вопросах?

– Бесспорно.

– Простите, может быть, впрочем, вы даже сказок Ветхого Завета не читали?

На этот раз Вика замялась и попыталась хоть как-то оправдаться:

– Ну мы учили несколько рассказов в классах по ивриту, про Тамар, там… – Вика осеклась и замерла. «Господи, да это же Булгаков в чистом виде. Явление Героя. Лечебница. Мастер и Иван. Любимая книжка»!

Дос тем временем продолжал озабоченным тоном:

– Ну вот, ну вот… неудивительно! Я так и думал. – Он задумался. В это время Вика встрепенулась и подобрала вожжи.

– Так что же, в Ветхом Завете так и прописано: мочите гомиков, они не люди?

Дос поднял на неё свои умные, замученные глаза.

– Ну да. Гомики не люди. Так и написано. Это звучит… в общем, их можно предавать смерти. Не то чтобы преследовать, но убивать вполне можно. Я не буду вдаваться сейчас в подробности, это, смею предположить, совершенно излишне.

– И вы вышли сегодня на охоту за гомиками, да?

– Ой, нет. Оставьте этот тон. Но если бы представился случай, я бы убил одного или двух и перед Богом я бы не чувствовал себя виноватым, ни в чём. Перед Богом, – проникновенно сказал он. – Перед собой. Понимаете?

«17:30 Информационное агентство „Рейтер“ официально признало, что его сотрудники использовали специальные графические программы для зрительного увеличения количества дыма, поднимающегося над Бейрутом после атак израильских ВВС. По данным различных информационных агентств пятеро солдат пострадалина территории южного Ливана во время взрыва неопределённого происхождения».

Водитель увеличил громкость и без того орущего радио. Вика увидела, как Саша встаёт и подходит к водителю. Дос, впавший было в задумчивость, проследил за её взглядом.

– Ну вот, и здесь они.

– Кто?

Вика опешила. И в самом деле Сашку вполне можно было принять за гея. Особенно с этими его дурацкими шарфиками! Высокий, худой, всегда элегантный и дорогой, на последние деньги, но чтоб красиво, с этими его вычурными жестами и снисходительным, как будто братским взглядом на женщин – ну вылитый гомосексуалист. «Только этого мне не хватало!»

Дос приподнялся над своим сидением.

– Простите, я потревожу вас на минуту.

Вика не ожидала от себя подобной прыти. Вместо того чтобы убрать ноги и сдвинуть мониторы, освобождая тем самым проход, она вскинула правую ногу и положила её на сиденье левого ряда, перекрыв Досу дорогу.

– А вот ходить никуда не надо.

Мальчик возле окна насторожился.

– Простите?

– Я сказала: никуда не надо ходить.

Дос навалился своим весом на Викину ногу.

– Да что вы, в самом деле, делаете?!

Вика налегла на Доса и вдавила его в сиденье. Дос пытался протестовать и встал во весь рост. Вика зашипела:

– Сидеть, я сказала, жирный член! – В этот момент автобус дёрнулся, и Дос действительно повалился на сиденье.

Он перевёл дух и торжественно, но тихо произнёс:

– Я вижу, вечер перестал быть томным.

– А я вижу, мы ещё и фильмы смотрели.

Вика кинула взгляд на Сашу, который, ни о чём не ведая, возвращался от водителя на место. Увидев позу, в которой находилась Вика, Саша только поднял брови. Ну да, хорошенькое дело, когда твоя девушка обнимает ногами непонятно кого.

Дос снова совершил попытку встать. Вика, как человек, которому нечего терять, надавила на него всем своим весом:

– Ещё двинешься в этом направлении – я тебе ухо откушу, понял? И сожру, и не подавлюсь, сука.

Непонятная тень нависла над ними. Вика вздрогнула и повернула голову. Дос поднял глаза. Мальчик отключил наушники. Ближайшие соседи повернули головы. Над парой Вика-Дос качался, как дух отца Гамлета, суперрелигиозный молодой обладатель непомерных пейсов. Вечер действительно перестал быть томным. Супер-Дос смотрел на Просто-Доса. Гипнотизировал.

– Встань, – произнёс он на иврите. – Встань и уйди.

Вика попыталась успокоить юного Зорро.

– Я в порядке, вам нечего беспокоиться.

Супер-Зорро-Дос не отреагировал никак.

– Встань и уйди, – повторял он как мантру. Волнение ходило по его лицу в виде судороги.