Текст книги "Целые сутки кошмара"

Автор книги: Алекси Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Андреев Алекси
Целые сутки кошмара

Алекси Андреев

Целые сутки кошмара

– Эй, Коста, а ну-ка пробей билет!

– Тю-ю... Засмотрелся на каштаны-так красиво расцвели, и надо же, чуть не забыл! – пробормотал Костадин Такев, достал билетик и закомпостировал его. Потом резко обернулся, стрельнул взглядом туда-сюда. Странно: автобус пустой. Кто же напомнил ему пробить билет и даже по имени назвал? А-а-а, это же бай Насо, шофер из их дома, он как раз на этой линии работает. Костадин заглянул в кабину водителя. Нет, не Насо. Там совсем незнакомая девушка.

Автобус остановился. В распахнутые двери ворвался многоголосый гам, и вслед за ним – ребятня со школьными портфелями. Автобус тронулся, притормозил и снова набрал скорость. Такев прилип к кабине, любуется девушкой. Молоденькая, а как ловко вертит баранку. А ручки какие беленькие...

– Перестань таращиться на девушку – ты ей в отцы годишься! Кроме того, ты уже проехал свою остановку, – раздалось в ушах.

Костадин оглянулся, но тут двери распахнулись и он спрыгнул на тротуар.

Странно, чертовщина какая-то. В автобус вошли только дети, а голос, который опять резанул по нервам, был баритоном. И если бы не этот металлический, как у дешевенького транзистора, тембр, он бы сказал, что это его собственный баритон.

Костадин шел по обыкновению медленно, с достоинством и, естественно, опоздал на работу. Вахтер открыл журнал. Только было собрался Костадин написать в графе "час прихода" 7.25, как его остановил тот же странный голос:

– Пиши, сколько на твоих часах: семь сорок...

Бросив испытующий взгляд на вахтера, Такев спросил:

– Слушай, ты слышал голос?

– Какой еще голос? – подивился вахтер и в свою очередь посмотрел на Такева, спустив очки на нос. – Никто и словом не обмолвился!

На бесхитростном лице вахтера отразилась такая неподдельная искренность, что все сомнения Костадина Такева рассеялись: да, голос исходил из него самого и слышался только ему. Нацарапав в графе "7.40", Такев стал подниматься по лестнице. "Ну, вот, уже и голоса слышу, – сказал он себе, – а это, как известно, первая стадия шизофрении".

У себя в кабинете Такев закурил, расслабился и понемногу успокоился. Да и дела навалились: то нужно было что-то втолковать подчиненному,подписать документы, а тут еще донимали телефонные звонки. Настроение заметно улучшилось, теперь уже можно было заняться сводкой для объединения. Меньше чем за час все было проверено. Такев уже было собрался отправиться с докладом, но...

– Стой! – остановил его металлический голос. -Ты несешь на подпись документ, а ведь тебе прекрасно известно, что данные в нем фиктивные и что это самое что ни на есть очковтирательство!

Костадин хотел ответить, дескать, не пойман -не вор, но тут зазвонил телефон:

– Алло, кто-кто? – но, узнав голос в трубке, он изменил тон. – О, Ванек, привет! Ну, чем порадуешь? Ничем? Слушай, друг, я прекрасно знаю, что участок дан во временное пользование. Так что достань мне разрешение на строительство дачи, а то другие, вон, уже дворцы отгрохали...

– Это нечестно! – раздался металлический голос.

– Да замолчи же ты! Нет, это я не тебе,Ванек, как ты мог подумать? Кто-то встревает в разговор. .. Ты меня хорошо слышишь? А я тебя не слышу... Ну, бывай, я потом тебе перезвоню...

Такев бросил трубку. Зашагал из угла в угол. Нет, так не может продолжаться. Завтра же надо пойти к психиатру.

Обуреваемый черными мыслями, Такев вдруг заметил, что время обеда уже прошло. Впрочем, какая теперь разница, подумал он. Лучше пойти в буфет и выпить кофейку, может, полегчает.

Действительно, ароматный горячий кофе взбодрил Костадина, вернул ему радость жизни. За окнами бурная весна, деревья цветут, птицы заливаются, а какая травища вымахала на холме у стен старого монастыря. Надо бы позвонить Сийке, встретиться после работы...

– Старый бабник! – возмутился голос.

– Кто? – недоуменно спросил Такев.

Наглый голос не замедлил с ответом, и между ним и Костадином завязалась перепалка.

– Полсотни стукнуло, оглох на одно ухо, а все никак не угомонишься. Надка, Тинчето, а сейчас Сия...

– Но речь идет о взаимных чувствах.

– Интересно, почему-то все твои пассии только из числа подчиненных? Почему бы тебе не попробовать с начальницей, ты же сам отмечал ее привлекательность?

– Да заткнись в конце концов!

После работы Костадин Такев вернулся домой пораньше, оставил жене записку, чтобы никто его не беспокоил, и лег спать. Долго вертелся, пыхтел, уговаривал себя, что надо постараться заснуть, а на утро все станет на свои места. Но все случилось как раз наоборот. Едва заснув, Костадин погрузился в пучину кошмарных сновидений.

Вот какой-то милиционер вводит его в зал, на двери которого висит табличка:

ГОРОДСКОЙ СУД

уголовные дела по фиктивным отчетам

В зале судьи, публика, съемочная группа с телевидения.

"Подсудимый Такев, – раздается торжественно -строгий голос председателя, – поклянитесь, что вы будете говорить только правду!"

Костадин открывает рот, чтобы сказать "клянусь", но тут раздается трубный голос, словно усиленный десятками динамиков: "Не верьте его клятвам, он все равно будет говорить только то, что ему выгодно! Позвольте мне ознакомить вас с фактами – я знаю его много лет..."

Лицо Такева искажается судорожной гримасой.

"Камера!" – кричит режиссер.

...Вот Такев у себя дома, он говорит сыну и дочери: "Запомните на всю жизнь – всегда нужно думать о своих личных интересах. Природа, создавая человека, позаботилась об этом. Стоит ребенку появиться на свет, а он уже сжимает кулачки, словно говорит: это мое! Пять пальцев у нас на руке, и все пять загибаются вовнутрь, к себе!" А сын и дочь смотрят на него в ужасе: вместо головы у отца на плечах торчит огромная рука, разжимающая и сжимающая пальцы в кулак – к себе, к себе...

...Вот Костадин почему-то оказывается в психиатрической больнице. Его встречают два санитара-великана и протягивают какую-то робу. "Что это?" спрашивает он.

"Смирительная рубашка", – отвечают ему.

"Но я не ношу готовой одежды!"

Великаны насмешливо переглядываются и принимаются напяливать на него робу.

"Вы за это ответите! – сопротивляется он. – Да вы знаете, кто я? Я зам. начальника Такев!"

Утром Костадин проснулся подавленным, оглушенным. Что за чертовщина! А может, это не сон и он уже умер? Нет, живой. Такев ощупал себя, тепло разливалось по всему телу. Потянувшись, Такев чуть было не свалил термос с ночной тумбочки. Это жена, прежде чем уйти на работу, сварила ему кофе и поджарила гренки. Не переставая размышлять,

Костадин сел завтракать. Может, не ходить сегодня на работу, позвонить, что нездоровится. Или сначала сходить к врачу, хотя, впрочем, этим утром таинственный мучитель не давал о себе знать. Нет, надо сначала побриться, а уж потом решать, что делать. Такев встал, натянул брюки, сунул в правое ухо улитку слухового аппарата и снова потянулся.

– Хватит валандаться, – внезапно зазвучал в нем противный голос, – и без того опоздал на работу! Где же...

Такев схватился за голову, потер глаза, подергал себя за волосы. Улитка выпала из уха и повисла на проводке. Машинально вставив ее в ухо, он тут же услыхал голос:

– Где же личный пример, о котором ты так любишь говорить?

Такева пронзила страшная мысль.

– Ах, негодяй! – закричал он.

Через минуту Такев уже несся по бульвару. Задыхающийся, небритый, в пижаме под плащом, ворвался он в мастерскую.

– Ах, это вы, – любезно встретил его мастер. -Знаете, вчера я второпях нечаянно спутал аппараты. Прошу прощения.

– Как это? – сердито спросил Такев.

– У меня был точно такой, как ваш, но только экспериментальный. Внося некоторые коррекции в схему, я пытаюсь приспособить его для усиления голоса человеческой совести. Понимаете, встречаются люди, у которых он совсем заглох, другие же просто не желают к нему прислушиваться...

– Послушайте! В нашем обществе эксперименты на людях абсолютно запрещены!

– Извините, но ведь в вашем случае об эксперименте не может быть и речи! – улыбнулся мастер. – Ставлю тысячу против одного, что вы честный и почтенный человек.

Такев смягчился, пробормотал что-то вроде "да-да, конечно", взял свой аппарат и вышел.

А весна уже вступила в свои права. Благоухали цветы, пели птицы, ярко зеленела трава. Особенно на холме, у стен запустелого монастыря...