Текст книги "Ветер полыни"

Автор книги: Алексей Пехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Большинство волшебников так и не поддержали главу, даже, несмотря на соблазн долгой жизни. Века ненависти и вражды с темными сделали свое дело. Маги боялись нового, не верили, что оно может принести благо. А еще многие из них опасались потерять места в Совете, уступить их сильнейшим и более способным. Тем, кто сможет одновременно раздувать обе «искры». Маги выразили сомнение в разуме Скульптора. И почти тут же попытались сместить его. Но Целитель, как оказалось, был готов к подобному повороту событий. Попытавшиеся оказать ему сопротивление, были уничтожены им и его немногочисленными сторонниками прямо в зале Совета, где мы с тобой совсем недавно находились. Оставшихся распустили. Однако, Скульптор допустил ошибку, посчитав, что победил, и оставил в живых многих из тех, кто высказался «против». Это его и погубило. Случился мятеж.

После этих слов я от удивления открыл рот.

– Да. Ты не ослышался, – усмехнулась Лаэн. – До Темного мятежа были и другие. Просто Башня не считает нужным рассказывать о них посторонним. Не думаю, что сейчас это кому-нибудь известно. В последние века в некоторые отделы библиотеки имеет право входить только смотритель. Для всех остальных Ходящих дорога туда закрыта. После Темного мятежа маги не наступают на одни и те же грабли дважды. Стали осторожнее. Но давай о мятеже. Скульптора убили во сне.

– Так просто? Не думал, что столь сильного мага можно легко убить. А как же бессмертие?

– Никак. Когда тебе в сердце всаживают артефакт, оставшийся еще со времен войн Силы, бессмертие бессильно. Помнишь стрелу, с помощью которой ты отправил в Бездну Ходящую? Тогда применили нечто вроде такого оружия. Оно убивает не только тело, но и дух. Гасит «искру» в одно мгновенье. После него не оправиться даже Скульптору. Когда погиб Целитель – пришел черед его сторонников. Мятеж, в отличие от Темного, получился крайне удачным. Выступившие против главы Башни управились за половину ночи. Сохранили незыблемость основ и подхода к магическому обучению, но потеряли множество тайн, канувших в Бездну вместе с великим магом. В том числе, оказался утрачен и секрет создания Лепестков Пути. Если Скульптор и успел передать его кому-то из своих учеников, то это оказалось бесполезным поступком. Всем его ученикам не удалось пережить ту ночь.

– Это правдивая история?

Лаэн посмотрела на меня неожиданно строго, а затем неохотно сказала:

– Не знаю. Так мне рассказывали. Не веришь?

– И да. И нет. Не люблю Башню, но чтобы такое…

– Ходящие тоже умеют ненавидеть, бояться и лгать. А в тот раз Башня солгала. Никто за ее пределами не знал, как и почему умер Скульптор. А впоследствии волшебники постарались стереть даже память о том, что случилось. Как видишь – они преуспели.

– А из Скульптора сделали эдакую святую непогрешимость и символ Башни.

– А чего ты хотел? – хмыкнула Лаэн. – Они же умные люди. Упускать такую возможность устроить все наилучшим образом… Сам видишь, что из этого получилось. Девочкам и мальчикам, у которых находят «искру», вбивают в головы легенды о нем. И те мечтают, что вырастут такими, как Скульптор, и будут защищать Башню и Империю. Всем требуется вера в то, что они все делают правильно и идут по верному пути. А Целитель – это маяк, на который ориентируются Ходящие. Ты прав – он стал символом, хотя при жизни был совсем не таким, как о нем рассказывают сейчас.

– А при чем тут Проклятые? – я тоже, как и она, сел на пол, по-восточному поджав ноги.

– Я как раз подошла к этой части рассказа. После гибели Скульптора все затихло. Конечно, несколько раз среди Ходящих появлялись желающие попробовать запретный плод, но у них ничего не получалось. Те, кому удавалось выжить после таких экспериментов, обычно попадали в лапы Башни, и их убивали свои. А те, кто умирал в ходе ритуала, предавались проклятию. Недалеко отсюда есть дом, прозванный Черным. Там одна из Ходящих пыталась пробить себе выход в Бездну. С тех пор туда никто не рискует заходить.

Я кивнул. О Черном доме не слышал только глухой.

– Началось то, что называют Великим упадком. Каждое новое поколение магов рождалось слабее предыдущего. О том, чтобы, как предки, создавать горы и осушать моря, даже речи не шло. Волшебники начали забывать и терять заклинания. И в этот самый момент в Совете появилась группа людей, полагающая, что можно вернуть утраченное знание, силу и влияние, которое Башня потеряла за прошедшие со времен смерти Целителя века. Они считали, что для этого нужен приток новой крови. Новая магия. Новая сила. Эти волшебники понимали, что если ничего не изменить, то магия утратит последнее, что у нее есть. Двадцать-тридцать поколений, и Башня деградирует полностью. Ходящие забудут все, что раньше считалось обыденным, а теперь – чуть ли не сказкой. Эти маги считали, что все получится, потому что угроза потери искусства – для каждого, естественно, должна быть страшнее всего остального. Поэтому они решили повторить путь Скульптора и обрести точно такое же могущество, как он. А затем полностью изменить школу в Радужной долине. Обучать новичков обеим сторонам Дара. Хотели превратить Белое не в Черное, а в Серое. Только так, по их мнению, можно было остановить затянувшийся упадок.

– Как они хотели этого добиться? Мятежом?

– Нет. Вначале ни о каком мятеже не было и речи. Они искренне верили, что правы, и что как только научатся, объяснят и покажут открывающиеся перспективы, вся Башня согласится с их доводами.

– Наивные, – усмехнулся я.

– Да нет. Они все правильно просчитали. В то время положение уже было отчаянным, и многие бы их поддержали. Но реформаторы не учли того, что Матерью неожиданно для всех станет Сорита. Она славилась властолюбием и ненавистью к сдисским некромантам. Мать очень быстро перетащила на свою сторону многих из тех, на кого рассчитывали заговорщики, и начала укреплять Башню всеми возможными способами. Отступники замешкались и упустили время. Потом поняли, что теперь против них выступит уже не часть ослепших дураков, а все. Им пришлось затаиться и ждать благоприятного случая. Когда недовольство властью Сориты всколыхнет Башню. Такой случай им представился только через десять лет.

– Подожди! – перебил я ее. – Ты не сказала, как Проклятые получили силу Бездны.

– Ну, тогда они еще не были Проклятыми. Чтобы рассказать тебе об этом, мне придется вернуться назад. В тех самых апартаментах, что раньше принадлежали Скульптору, жила одна из Ходящих, которая входила в Совет и была наделена очень большой властью. Ее звали Черкана. Не знаю как – скорее всего, по воле случая – она применила Дар на одну из стен. Там оказалось изображение арки. Точно такое же, как на шпилях старых храмов Мелота – личная печать Скульптора, открывающая устроенный им тайник.

Я понимал, о чем она говорит. Мы бывали в таких местах.

– Что она обрела? – затаив дыхание, спросил я.

– О! Всего ничего. Пару грязных, исписанных корявым неразборчивым почерком, стен в маленькой полутемной кладовой. Буквы выступали на них, если использовать рядом Дар. После Темного мятежа Ходящие нашли эту каморку и выжгли плетение, чтобы больше ни у кого не возникало соблазна. Так вот. На стенах Целитель приводил свои опыты по освоению темной «искры». Черкана сразу же смекнула, какое богатство попало в ее руки. Она была достаточно тщеславна, чтобы попытаться овладеть Даром, недоступным больше никому из Башни. Но ничего не получилось. Она не могла контролировать темную «искру», потому что, чтобы ухватить ее, требовался совсем другой подход. Поэтому ей понадобилась помощь того, кто мог бы понять особенности некоторых плетений Скульптора. А кто лучше всего поймет Целителя как не другой Целитель?

– Проказа!

– Совершенно верно, дорогой. Только тогда ее звали Тальки. Она была близкой подругой Черканы, и та нашла в себе смелость довериться. Вдвоем они смогли распутать плетения, зашифрованные Скульптором. И начали осваивать новую для себя магию вместе. И, разумеется, втайне от других. В те времена никто даже и не думал проверять «искру» друг друга, и скрыть секрет не составляло особого труда. Черкане и Тальки крупно повезло. Целительница была не только сильна, но и умна. Обучение шло полным ходом. Им потребовалось чуть больше двадцати лет, чтобы стать настоящими мастерами в этом искусстве. Постепенно две сообщницы начали переманивать на свою сторону других Ходящих. Они присматривались, оценивали, прощупывали и лишь спустя долгие месяцы, а то и годы, после начала наблюдения, предлагали кандидату силу. И, заметь – ни разу не ошиблись в своем выборе. Все, кто получил подобное предложение, согласились обучаться запрещенной магии. Конечно, у каждого из них были свои особые причины присоединиться к преступившим. Но большинство видело, какие возможности открывает перед Башней темная «искра», сплетенная в единую нить со светлой. О! Это был огромный шаг вперед. Новая магия. Дверь в новую эпоху.

– В Бездну, – не удержался я.

– Не говори ерунды! – резко бросила Лаэн. – Я, по-твоему, выходец из Бездны?

Я тут же прикусил язык.

– Когда Сорита пришла к власти, часть Совета уже владела запрещенным искусством. Среди этих людей было и четверо очень влиятельных Ходящих – Черкана, Тальки, Осо и Гинора. По силе они могли поспорить с Матерью. Кроме них в Совете было еще пятеро отступивших. А сколько простых Ходящих и Огоньков – я даже не знаю. Гинора не сочла нужным мне это рассказывать, но, как я поняла, умевших владеть тьмой и тех, кто не одобрял политику Башни, видя, что она вырождается, оказалось много. Очень много. Чуть меньше половины волшебников. Так что мятеж все-таки состоялся.

– И это произошло через десять лет после того, как на престол взошла новая Мать.

– Да. Сорита была… не слишком любезна со многими. И сделала достаточно такого, чего не стоило делать. Неразумные политические шаги… – Лаэн потерла мочку уха. – Но она сколотила вокруг себя крепкий кулак. В основном опиралась на тех, кто обучал новичков в Радужной долине. Тогда этим занимались только лучшие из лучших – способные противостоять любому, носящему в себе темную «искру». Серьезная сила. Да и в Башне, чего кривить душой, имелись те, кто не дал бы так просто потрясти сформировавшиеся за две тысячи лет устои. В тот день многие из Ходящих и Огоньков, что поддерживали Сориту, с помощью Лепестков Пути отправились в Радужную долину. На ежегодное посвящение выпускников в полноправные маги. Мятежников в Башне оказалось больше, чем сторонников Матери. И случилось то, что уже давно стало историей. О том наре говорят разные вещи… Кто-то уверен, что резня и убийства начались сразу же. Кто-то утверждает, что поначалу заговорщики не собирались применять силу и просто хотели поговорить. Убедить. Но Мать не стала их слушать. Так что, кто бы ни начал первым – случилась страшная бойня. Магические схватки разгорелись по всему Высокому городу, да и в некоторых других частях Альсгары тоже. Небольшая часть магов находилась в Корунне, но в столице о мятеже узнали лишь через несколько дней. Так что все решалось здесь. В этой Башне. Магов, вставших на сторону отступников, оказалось гораздо больше, чем многие думали. Говорят, Башня визжала от проходящей через нее мощи, а камень местами плавился, и тек, словно вода. С обеих сторон погибли многие. Сорита, Черкана, Осо, Шана. Совета больше не существовало. Из верхушки уцелели лишь Гинора, Тальки и Лейна – Ходящая, поддерживающая Мать. Впоследствии она заняла ее место. К позднему вечеру этого длинного, кровопролитного дня мятежники начали одерживать победу. Она уже была у них в руках, но к сторонникам Сориты пришло подкрепление. Боевые маги. Никто не мог даже предположить, что они прибудут столь быстро, да еще и без помощи Лепестков Пути.

– Не понимаю, – нахмурился я. – Как всего за половину дня они смогли преодолеть расстояние от Радужной долины?

– Никак. Они путешествовали и возвращались из Золотой Марки. Кто-то наудачу вызвал их по «Серебряному окну». Всего лишь одно из совпадений, сказавшихся на истории. …Мятеж провалился.

– Ты знаешь, – осторожно сказал я, взвешивая каждое слово. – Что-то не сходится.

– Не понимаю…

– О Сорите и Лепестках Пути. Ведь она их усыпила, когда начался мятеж. Это все знают. Так?

– Конечно.

– И меня эта легенда нисколько не смущала до тех пор, пока ты не рассказала про случившееся совсем не так, как глашатаи Башни. Либо Сорита была самой настоящей сумасшедшей, либо вся ее роль в разрушении порталов – большая ложь.

– И снова я тебя не понимаю, Нэсс.

– А ты задумайся. Сторонники Матери с утреца отправляются в Радужную долину. На церемонию. Там же, в долине, находятся самые сильные маги-воспитатели. Они тоже поддерживают Сориту. Таким образом, ее основные силы оказываются далеко от Башни. Будь они в Альсгаре – мятежников перебили бы за несколько наров. И вместо того, чтобы послать с помощью Лепестков за подмогой и «держать» порталы, чтобы через них как можно быстрее прибыли союзники, Мать усыпляет творение Скульптора. Лишает себя всякой поддержки. Не кажется ли тебе это странным?

Мое солнце выглядела ошеломленной:

– Ну, знаешь ли… Я наверное ослепла, раз никогда ничего подобного не замечала. Действительно… странный шаг.

– Сорита, судя по всему, дурой не была, иначе не владела бы десять лет Синим пламенем. Она ни за что не стала бы уничтожать порталы. Это все равно как запереть себя в горящей комнате. Здесь явно какой-то провал.

Ласка долго-долго молчала, а затем неохотно сказала:

– Считается, что их усыпила Сорита. Об этом говорит Башня. Об этом мне рассказала Гинора – значит, Проклятые считают точно также. Если бы Лепестки заблокировали мятежники, то почему не разбудили их после? Знаешь… Давай не будем гадать. Мы все равно вряд ли что-нибудь поймем. Если какая-то тайна была, теперь нам ее не узнать. Лучше я дорасскажу о мятеже.

– Конечно.

– К заходу солнца, после такого огромного числа поединков у заговорщиков не было сил сражаться с новыми бойцами. Это был страшный разгром. А ночь оказалась еще ужаснее, чем день. Сияние Башни было видно даже по ту сторону Устричного моря, и к утру из мятежников уцелело лишь восемь человек. Они смогли покинуть Альсгару. Их не стали преследовать, потому что оставшиеся не были уверены, что уцелеют, если бросятся в погоню. Те, кого позже стали называть Проклятыми, доказали, что будут сражаться до последнего, а магов, пришедших на помощь Башне, выжило не так уж много.

– Не знаю насчет благих намерений, но, впоследствии, Проклятые убили тысячи людей и погрузили страну в пучину страшной войны.

– Их загнали в угол. Только не думай, что я кого-то оправдываю, – поспешно добавила она. – Это не так. Многого я просто не знаю. Но, думаю, у каждой из сторон были свои причины и оправдания для поступков. Ходящие убивали не меньше Проклятых. И мы теперь никогда не узнаем всю правду.

– Зато узнаем, что благими намерениями выложена дорога в Бездну. Ты до сих пор не рассказала мне про Гинору. Как?

– Очень просто. Она не умерла.

– Что?!

– Не смотри на меня так, словно я сошла с ума. Я не вру.

– Но всем известно, что она погибла в Войну Некромантов!

– Люди верят в то, во что хотят поверить, дорогой. Возможно, это звучит невероятно, но она не хотела войны. Даже предлагала товарищам уйти далеко на юг и организовать свою школу. Отличную и от имперской, и от сдисской. Но остальные хотели вернуть Башню, завершить то, что было задумано. Холере не оставалось ничего другого, как к ним присоединиться.

– Поэтому она начала убивать, – хмыкнул я. – Насколько я помню, ее еще называли Бичом Войны, и вместе с Чумой она едва не дошла до Корунна, а половина севера оказалась выжжена.

– Я не собираюсь никого обелять, Нэсс. Что было, то было. Возможно, мне наврали. Говорю только то, что знаю. Когда под Брагун-Заном армия Проклятых потерпела поражение и начала отступать к Лестнице Висельника, Гинора поняла, что ей представился последний шанс выйти из игры. Она отвлекла часть имперских войск и увела за собой на восток, тем самым, облегчив участь своих компаньонов. Им удалось достичь перевала и перебраться через горы на юг. Ее расчет оправдался. Многие из имперских военных жаждали уничтожить Бич Войны. Да и Ходящие тоже в стороне не оставались. Армию Холеры преследовали по пятам и загнали к болотам Эрлики. Возле них Гинора дала последний бой. Говорят, небо рыдало огнем, а земля пропиталась кровью на несколько ярдов в глубину. Трупов было не счесть, и те, кто погибал, вставали на сторону Чумы, чтобы сражаться против своих товарищей.

– Я слышал это, – кивнул я. – Но все-таки Холера проиграла.

– Да. Для того чтобы никто не понял, что она задумала, ей пришлось стоять насмерть и лишь в самый последний момент отступить с бегущими войсками прямо в болота. Никто из тех, кто сражался за нее, не выжил. Тот, кто не попал в трясину, угодил в плен и был казнен победителями. А она сыграла в смерть.

– И ей поверили? Не стали искать?! Странная беспечность для Ходящих.

– Отчего же? Искали. Но в самое сердце болот даже они заходить не рискнули. К тому же, Гинора облапошила всех. Помнишь Даббскую Плешь?

Еще бы я забыл! Горящие дома, крики запершихся горожан и толпы несущихся по улицам покойников. Мы вырвались из городка каким-то чудом.

– Конечно.

– Мертвецы. Много мертвецов, – Лаэн сделала большие глаза. – Мы ведь совсем чуть-чуть подпортили шкуру Тиф и выбросили ее из мира живых. Помнишь, что в Плеши сказал Гис? О старых легендах, относящихся к Войне Некромантов? Когда носитель сильного Дара умирает насильственной смертью, то после его ухода часть магии не исчезает, а растворяется в мире. Она вызывает дождь. После Темного Мятежа, Альсгара местами была залита по крыши.

– Помню-помню, – прервал я ее. – Это работает для тех, кто носит в себе светлую «искру». У тех, кто якшается с тьмой, все несколько по иному. Во время гибели Лихорадки и Холеры в землях Империи оказалось полно вылезших из земли мертвяков.

– Верно. Выплеск дыхания Бездны после гибели сильного волшебника очень силен. Нежить так и валит. Именно поэтому никто не смеет убивать магов в Сдисе. Себе дороже. Ходящие, конечно же, знали о свойстве темного Дара – призывать покойников. Гинора тоже. Поэтому она инсценировала свою смерть. Устроила выплеск, отдав почти все, что у нее на тот момент было. Наставница пыталась мне объяснить, как она такое проделала, но это оказалось выше моего понимания. Слишком сложное плетение, замешанное на собственной «искре». Вряд ли кто-то из магов смог бы это повторить.

– Даже Проказа?

– Даже она. Гинора умела импровизировать. Все ее плетения не похожи на классические формы, принятые в то и в это время. Можешь поверить – мне в обучении пришлось нелегко.

Я ответил на ее усмешку и спросил:

– Таким образом ей удалось надуть и Ходящих, и Шестерых. Они почувствовали ее силу, увидели покойников и списали со счета?

– Да.

– И все пятьсот лет Проклятая пряталась в болотах?

– Нет. Хотя она и провела там какое-то время. Выброс забрал у нее силы и восстанавливать их пришлось больше сорока лет. Без Дара выходить из топей было опасно. Если бы кто-то ее узнал, она не смогла бы защититься.

– Что потом?

Лаэн пожала плечами:

– Начала жить, как обычный человек. Вокруг болот после войны и по сей день страшная глушь. Небольшие деревушки в десятках лиг друг от друга. Никаких городов, никаких оживленных трактов. Она протянула лет восемьдесят, дожидаясь, чтобы умерли те, кто мог ее помнить, а затем отправилась в дорогу. Хотела скрыться в Грогане, а, может, где и поюжнее. Но ничего не вышло. С половины пути пришлось вернуться.

– Почему?

– То плетение. Выброс силы, который всех запутал, сработал не так, как она хотела. Чем дальше Гинора удалялась от болот, где сотворила это заклинание, тем слабее горела ее «искра».

– Она оказалась прикована к одному месту! А что было бы, если бы «искра» погасла совсем?

– Проклятые живут, благодаря Дару. Как только он исчезнет – они умирают. Поэтому ей не оставалось ничего иного, как поселиться недалеко от болот Эрлики. В лесах Рейнерварра.

Глухое местечко. И темное. Непролазные дебри, опасные существа и прочие радости жизни. Там спокойно можно спрятать целый город, и никто его днем с огнем не найдет. Это, пожалуй, одно из немногих мест в Империи, куда стараются не лезть без видимой причины. И совсем близко к топям, так что Гинора могла там прятаться до скончания веков.

Но это еще не все. С каждым годом она теряла силу. Проклятая смогла обмануть всех, притворившись мертвой, но последствия обмана оказались куда более суровыми, чем она могла предположить. С каждым прожитым десятком лет ей становилось все тяжелее и тяжелее касаться потока Дара. Рано или поздно «искра» должна была погаснуть.

– Не повезло, – сказал я, впрочем, не испытывая какого-либо сочувствия. Змея так нахитрила, что укусила собственный хвост. – Во всяком случае, она прожила достаточно, чтобы ты смогла с ней встретиться. Как это произошло?

Лаэн встала с пола, отряхнула синюю юбку и, не глядя на меня, ответила:

– Случайно. Я жила в одной деревушке. Не так далеко от Рейнерварра, как бы хотелось, но зато с крестьян не брали налог по закону необжитых земель. Не скажу, что там было плохо, но и приятного мало. Мать никогда не отпускала нас с сестрами далеко. Лес был рядом, и в нем водились не самые добрые существа.

Я слушал, не перебивая. Лаэн впервые на моей памяти нарушала наш негласный договор и рассказывала о своей прошлой жизни и семье. Я не знал, что у нее есть сестры.

– Моя «искра», даже по меркам Ходящих, вспыхнула довольно рано. Мне не исполнилось и года. Конечно же, никто из нас не знал об этом ничего и не понимал, что это такое. Она просто была, и все. Самое ужасное – я не могла ее контролировать. Слава Мелоту, Дар проявлялся редко, и когда никого, кроме родичей, не было рядом. Но мне исполнилось тринадцать, и это стало напоминать вулкан. Однажды все увидели, чтоя могу делать.

– Они позвали Ходящую?

– Ходящую? – Лаэн горько усмехнулась. – Если бы это было так, возможно вся моя жизнь пошла по другому пути, и я никогда не встретилась с тобой. Нет. Почти сотня лиг по пустым и небезопасным краям. Какой дурак отправится в столь долгое путешествие, чтобы найти и привести в деревню мага? Бросить дом, семью и невспаханное поле? Пока новость дойдет до Ходящих, пройдет не один месяц. А затем понадобится время, чтобы они появились в нашей глуши. Так что никто палец о палец не ударил.

– Насколько я знаю, закон Империи ясно гласит – при обнаружении ребенка с волшебным даром, следует тут же сообщить любым властям. Они осмелились утаить такое, несмотря на обещание суровых кар?

– Ты, кажется, забываешь, что речь идет о Диком крае. О каких суровых карах можно говорить, когда солдат видят в лучшем случае раз в пять лет? Там каждый сам себе власть и сам себе правосудие. Это давно стало привычным и воспринимается, как должное. К тому же, можешь поверить мне на слово, никому из жителей не только не пришло в голову, что надо позвать кого-то из Башни, но они попросту не поняли, что у меня проявляется Дар. Гораздо проще было назвать перепуганную девчонку выкидышем из Бездны, обвинить во всех смертных грехах и оставить на съедение диким зверям!

Последние слова она выкрикнула.

– Проклятье! – с чувством сказал я, жалея, что затеял этот разговор и, подойдя к ней, обнял. – Прости. Не стоило мне…

– Я должна рассказать. Хоть кому-то, – прошептала она, вцепившись мне в плечи так, что это причиняло боль. – Слишком долго держала в себе. Ты выслушаешь?

– Конечно. Они отказались от тебя?

– Родители? – поняла она. – Нет, что ты. Когда толпа раззадорила себя настолько, что набралась храбрости придти, отец не дал меня в обиду. Они убили его. Со страху, я думаю. А затем всех других. Мать и старшую сестру. И братишку. До сих пор думаю – его-то за что? Он ведь только родился. Я с младшей сестренкой пыталась убежать, но нас без труда догнали. Что могли сделать две девчонки против здоровых озверевших мужиков? Литу убили сразу. А меня побоялись, – ее голос ожесточился. – Старухи запугали, что проклятье Бездны тогда падет на всю деревню.

– И что они сделали? – спросил я и затаил дыхание, испугавшись ответа.

– Всего лишь избили, – ровным голосом ответила она. – Сломали ребра и обе руки. Скоты, которых мой отец считал друзьями. Я едва помню, как они оттащили меня к лесу, а когда подвесили к дереву – потеряла сознание от боли. Очнулась, когда их и след простыл. Тут же вновь впала в забытье. Потом помню глубокую ночь. Было больно и ужасно страшно. Очень хотелось пить. И я вновь потеряла сознание. Такой меня и нашла почувствовавшая «искру» Гинора. Она не только спасла меня, но выходила и начала учить Дару. Конечно, не сразу, но однажды такой день настал. Она разожгла меня и попыталась дать все, что смогла. Следующие годы я изучала магию в самом сердце Рейнерварра. В какой-то момент Гинора рассказала мне, кто она, но мне уже было все равно. Она была моей единственной семьей и наставницей. Я не боялась.

– Не думал, что в одной из Восьми вдруг проснется доброта к сироте.

– Не поднимай ее уж слишком высоко. Она не скрывала того, что взяла меня к себе только из-за моей «искры». Жить ей оставалось не так много, и Лиса не желала, чтобы весь ее опыт и знания исчезли вместе с ней. Я стала тем сосудом и той надеждой, которые давали Холере хоть какую-то цель. Возможность оставить бесценный Дар для других. Даже спустя века, она грезила о том, что однажды кто-нибудь из моих учеников создаст серую школу, где обе стороны Дара будут сплетены воедино. Но за всю свою жизнь я так и не смогла найти человека со свободной «искрой».

– Ты закончила обучение?

– Нет, – Ласка выскользнула из моих объятий и подошла к дальнему от нас портрету. Я остался на месте. – Мне дали все, что успели. И могу сказать, что за шесть лет, проведенных вместе с Проклятой, я получила гораздо больше, чем Ходящие в Радужной долине за пятнадцать.

– Почему ты не завершила начатое?

– Моя учительница умерла, когда мне исполнилось девятнадцать. Ее «искра» погасла.

– Мне жаль, – я не знал, почему это сказал, но мне, действительно было жалко, что так получилось.

– Пустое, – тихо проговорила она, продолжая смотреть на картину. – И я, и она, знали, что рано или поздно это случится. Когда Гиноры не стало, я оказалась предоставлена сама себе. Находиться там – не могла. Остальное ты знаешь. Большой мир, город, ты… Наверное, надо было раньше рассказать. Еще в Песьей Травке, но… нам было так хорошо вместе. Я ужасно боялась, что после этого разговора, ты…

– Перестань, – мягко сказал я. – Мы уже обсудили это. Я не собираюсь шарахаться от тебя.

– Иди сюда, – попросила она. – Я познакомлю тебя со всей Восьмеркой. Полотна писали еще до Темного мятежа. Расскажу, что говорила мне Гинора.

Я подошел к первому портрету. С него смотрела молодая женщина. Немного раскосые карие глаза, в которых отражалось пламя свечи, идеально прямой нос, полноватые губы, золотистая кожа и две черные тяжелые косы, уложенные вокруг головы в сложную прическу. Однажды я уже встречался с этой дамой. И даже едва не отправил ее в Бездну.

– Тиа ал’Ланкарра. Тиф, – негромко сказала Лаэн. – Ученица, а затем и убийца Сориты. Изначально она не была среди заговорщиков, но владеть темной «искрой» ее научил Ретар. Говорят, они были любовниками. Когда начался мятеж, она была вместе с Матерью в зале с подснежниками. От Лихорадки Дочь Ночи знала, что должно произойти, но так и не предупредила Ходящую. Колебалась. А когда пришли Митифа и Ретар, ей пришлось выбирать. Сорита без труда скрутила Корь, но когда в бой вступил Альбинос, Тиа перестала колебаться и ударила главе Башни в спину. Возможно, если бы Митифа тогда справилась с Матерью, мир никогда бы не узнал госпожу ал’Ланкарру так, как знает ее теперь.

– Подлая девочка, – хмыкнул я, впрочем не испытывая от ее поступка никакого негодования. На ее месте я бы поступил точно таким же образом. Судя по всему, Сорита была дрянью, и получила то, что заслужила – удар в спину.

– Тиф талантлива, опасна, злопамятна, порой жестока, но с ней можно договориться. Остальные ее не слишком-то жалуют, и, думаю, давно бы избавились, если бы не боялись не справиться. Южанка из той породы волчиц, что могут убить, даже будучи смертельно ранеными. Я не знаю, почему она взяла такое прозвище – Тиф. Возможно, посчитала, что оно похоже на ее имя. Для нас Убийца Сориты – самый опасный враг. Если не считать Цейры Асани.

На следующем портрете миловидная девушка, по внешнему виду ровесница Тиф, смущенно улыбалась художнику. Великолепная грива черных волос и глаза запуганной всеми волками мира овечки. На бледных щеках горел яркий румянец смущения.

– Кто эта тихоня? – не удержался я.

– Эта, с твоего позволения «тихоня», никто иная, как Митифа Данами. Она же Корь. Именно благодаря ей в Империю нагрянули нынешние гости. До Темного мятежа – ученица Проказы делала только то, что скажет ей Тальки. Она всегда предпочитала держаться в тени покровительницы и не высовываться в первые ряды. По потенциалу – самая слабая из Проклятых. Во время Войны Некромантов лишь один раз проявила себя в полной мере – отлично порезвилась с воспитанниками первой ступени в Радужной долине. Убила всех детей. Явно с испуга. Поэтому и получила имя – Корь.

Теперь девица не казалась мне такой уж милой.

– Но в боях Митифа участия практически не принимала. Больше помогала Тальки. Поддерживала ее и служила ширмой для всяких делишек. С другими Проклятыми старается не связываться. Понимает, что силенками не вышла. Тиф ее люто ненавидит и не трогает лишь потому, что тогда придется иметь дело с Тальки.

– Что за кошка между ними пробежала?

– Насколько я знаю, Митифа во время Войны Некромантов попала впросак у Альсгары, когда войска Проклятых пытались штурмовать город. Тиф и Лихорадка были ближе всех, попытались исправить положение, и в итоге Ходящим удалось отправить Ретара в Бездну. Дочь Ночи считает, что если бы не Корь, ее любовник никогда бы не погиб.

Я подошел к третьей по счету картине.

– Северянин?! Один из Проклятых был северянином??!

– Удивительно, правда? Обычно, носители «искры» рождаются в кланах крайне редко. Перед тобой Лей-рон. Но его всегда звали Леем. Он же – Чума. Огонек погибшей во время Темного мятежа Черканы.

Это был уже пожилой, но все еще крепкий мужчина. Тяжелая нижняя челюсть, пышные рыжие усы, коротко стриженые волосы с едва заметной сединой на висках. Глубоко посаженные льдисто-голубые глаза под густыми кустистыми бровями. Крючковатый, похожий на клюв грифа, нос сломан, а губы сжаты в одну прямую суровую линию.