Текст книги "Перед выбором"

Автор книги: Алексей Корепанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Корепанов Алексей
Перед выбором

Корепанов Алексей

Перед выбором

Темнело. В сером небе внезапно словно открылись тысячи маленьких отверстий и из них помчались вниз дождевые капли. Они с шорохом пробивались сквозь ветви сосен и падали на усыпанную сухими хвоинками землю. Paльф запрокинул голову и почувствовал, как лицо становится мокрым. Он удовлетворенно хмыкнул и, засунув руки в карманы куртки, продолжал неторопливо подниматься на холм, густо поросший соснами. Под ногами сухо потрескивали ветки, шуршала желтая трава. Проходя сквозь кусты черники, он поскользнулся на поганке – и улыбнулся.

"А грибов здесь наверное тьма-тьмущая", – подумал он, поддел носком ботинка сосновую шишку и засвистел.

– Я бы что-нибудь спел, – сказал он, словно размышляя. – Но не хочется пугать зверье.

Он засмеялся и замер, прислушиваясь к эху.

– Певец-то из меня!

И пошел дальше, раздвигая ногами намокшие папоротники.

За спиной Ральфа, в низине, сосны уже начали сливаться в сплошную черную стену. Впереди, выше по склону, тонкие стволы еще четко выделялись на фоне серого неба. Вверху они редели, обнажая вершину холма.

– Пожалуй, "мушка" там сядет, – задумчиво сказал Ральф.

Он обхватил ладонью ветку молодой сосны, резко провел по ней на себя и набрал полную горсть зеленых хвоинок. Сунул в рот.

– Кисло! – несколько удивленно сообщил он соснам и траве. – Ну конечно, кисло!

Будто знал об этом, да забыл.

Так медленно он и поднимался по склону, высокий, светлые волосы намокли и прилипли ко лбу, а на лице какое-то странное выражение. Словно он давным-давно не видел всего этого: сосен, мокрого мха, затейливых листьев папоротника, черных полусгнивших шишек в траве, прибитой к земле долгими осенними дождями. Не видел обыкновенного соснового леса.

Где-то в вышине, скрытый ветвями, мерно постукивал дятел. Шуршал дождь. Пахло осенью. Серело небо над соснами и казалось, что их вершины почти достают до него.

– Ну вот мы и наверху, – сказал Ральф и шлепнул рукой по тонкому сосновому стволу.

Маленький водопад дождевых капель обрушился ему на голову. Он зажмурился на мгновение, потом поднял с земли шишку и собрался запустить ею в обгорелый обрубок ствола, торчащий шагах в двадцати от него. И замер.

Сосны на вершине были когда-то вырублены и теперь из кустов черники торчали только насквозь промокшие от осенних дождей потемневшие пни. Языческим идолом возвышался в центре вырубки обгорелый ствол. А перед ним, на пне, сливаясь со стволом и почти невидимый в быстро наступавшей темноте, сидел кто-то. Ральф различал только светлое пятно лица, обращенного к нему.

"Вот сидит лесной божок, – подумал он. – Маленький злой божок этого холма. И сейчас он мне задаст!"

Ральф негромко кашлянул и бросил шишку под ноги.

– Послушайте, это вы здесь кидались палками по деревьям, так что треск стоял на весь лес?

"Божок женского пола и никак не старше двадцати", – мысленно отметил Ральф, вслушиваясь в голос.

– Ну, положим, кинул я всего один раз, – сказал он и шагнул на вырубку. – А насчет треска на весь лес... Это, конечно, гипербола?

"Божок" промолчал. Ральф, перешагивая через пни, подошел поближе.

Темный костюм плотно облегал небольшую фигурку девушки. Волосы были скрыты капюшоном; несколько прядей выбилось из-под него и с них на землю падали капли. Глазa под темными бровями смотрели внимательно и чуть насмешливо. А может быть холодно и неприязненно? Ральф наклонился, вглядываясь. Девушка шевельнулась, уперлась подбородком в ладони. Костюм ее едва слышно зашелестел, как сухие осенние листья.

– Тактично ли в упор разглядывать незнакомого человека? – произнесла она в пространство.

Ральф рассмеялся и присел на корточки перед ней.

– Я ведь должен понять ваши намерения и принять какие-то меры самообороны, – сообщил он, покусывая сорванную травинку.

– Что?!

Брови девушки стремительно метнулись вверх и Ральфу показалось, что они вот-вот оторвутся ото лба и взлетят в воздух.

– Поскольку вы, вероятно, одно из тех лесных существ, – начал

пояснять он немного нараспев, – которых мы, люди, называем... м-м-м... скажем, ведьмами... Нет, нет, – торопливо произнес он, увидев, что на лице девушки появилось огорченное выражение. – Наверное, я ошибся. Конечно ошибся! Вероятно, вы русалка. Ну из тех, что на ветвях сидят, помните?

Девушка улыбнулась и кивнула.

– А коль вы русалка и эта вырубка ваша, – продолжал ободренный

Ральф, – то почему бы вам не надавать по шее всякому, кто сюда забредет?

С этими словами он плюхнулся на колени и нагнул голову, подставляя шею.

"Вот здорово, – думал он. – Чертовски здорово иногда стоять на коленях где-нибудь в лесу, под дождем, рядом с настоящей русалкой. Как в сказке".

Он закрыл глаза. Костюм девушки опять зашелестел и этот звук слился с шорохом дождя.

– К моему глубокому сожалению, – заговорила девушка в тон ему, русалкой я быть никак не могу.

– Почему? – Ральф открыл глаза, но с коленей не поднялся.

Девушка смахнула с кончика носа дождевую каплю и серьезно начала:

– Н-ну, во-первых, я плоxо плаваю, а это для русалок нетипично, – и закончила, рассмеявшись: – И потом, у меня нет хвоста. А ведь даже те русалки, которые сидели на ветвях, были с хвостами.

– Да? – Ральф потер щеку. – Я как-то упустил это из виду.

– А холм этот мой, здесь вы правы, – продолжала девушка.

– Oго! – изумился Ральф. – Как это называется? Частная собственность?

А нас-то учили, что капиталисты вымерли...

– Если уж на то пошло, я скорее помещица.

– Это уже тонкости для специалистов. – Ральф, наконец, поднялся и отряхивал прилипшие к коленям хвоинки.

– Да, холм этот мой, – повторила девушка, медленно накручивая на палец мокрые волосы. – Здесь хорошо, особенно в такую погоду. Дождь, тишина...

"Никто не мешает", – хотел вставить Ральф, но промолчал.

– Позавчера живую лису видела, – продолжала девушка, подставив ладонь под капли. – Выбежала на поляну, на меня уставилась, застыла – а я сижу, не шевелюсь. Она носом покрутила-покрутила и дальше, по своим делам.

А вы видели когда-нибудь живую лису?

– Приходилось, – не сразу отозвался Ральф.

"Когда это было в последний раз? – спросил он себя. – Года четыре

назад? Да, после встречи с "заблудшими", в подмосковном медцентре..."

Он машинально дотронулся до шрама над виском.

"Спасибо вам, кибы, дотянули вы меня до ближайшей станции... Там автоматы мертвого на ноги поставят..."

– Да, приходилось, – задумчиво повторил он.

Тряхнул головой и поглядел на девушку.

– И не боитесь здесь сидеть?

– Это кого же бояться?

– Ну не людей, конечно! Зверей ваших. Лис этих самых. Сегодня лиса, а завтра, глядишь, и волчок прискачет... Здравствуй, мол, Красная Шапочка! Как ты хороша, особенно со сметаной... Волков-то еще не приручили.

– Какие волки? Здесь что, заповедник? – Девушка снизу вверх взглянула на Ральфа, стоявшего, широко расставив ноги и засунув руки в карманы куртки. – Иль вы с луны свалились, милый друг? – почти пропела она.

– В какой-то степени это верно, – пробормотал Ральф. – Пребывая, выражаясь высоким слогом, вдали от мирской суеты, начинаешь понемногу кое-что забывать... Выветривается из памяти незначительное.

Вроде того, что волки оcтaлиcь только в заповедниках.

Он замолчал. Девушка тоже молчала. В темноте шуршал дождь.

"Самое важное оcтaeтcя, – думaл он. – Любовь к этому миру. Собственно,

ради этого ты и торчишь там, в черноте, где нет дождя, холмов, поросших

соснами, и рыжих лис. И волков тоже. Ничего там нет. Ну, не только ради

этого, но в конечном-то счете... Идешь вперед и знаешь, что тебе

есть куда вернуться. Тогда есть смысл идти в эти бездонные бездны...

Ты любишь их, эти бездны. Хотя ты не нужен им, ты им чужой и никогда

не станешь своим..."

Он поглядел вверх и словно увидел за темным, хмурым, но до чего же

родным небом эти пустые бездны.

– Не сердитесь, я просто чуточку устал от вас, – примирительно буркнул он.

"И хватит об этом, – приказал он себе. – Нужно в конце концов отдохнуть".

– Что вы сказали?

Он совсем забыл про девушку. Она медленно покачивалась из стороны в сторону, обхватив руками колени.

– Я? – переспросил Ральф, выигрывая время, чтcбы окончательно вернуться сюда.

– Вы, – сказала девушка.

– Да так, ничего. Привычка, знаете ли... Говорю иногда сам с собой.

– Я заметила. Придя сюда, вы сказали что-то вроде: "вот мы и здесь".

Можно было подумать, что вы не один.

– А я и не один! – глаза Ральфа весело заблестели. – Мой верный конь пасется вон там, в сосенках.

– Буцефал! – засмеялась девушка.

– Нет, "Пapус". C кавычками. И вообще-то он не здесь, а в центральных ремонтных.

– "Пapyc"? Это вы об океанском экспрессе? Но там же одни автоматы!

Конечно, все знают экспресс "Парус". Ральф вздохнул. И мало кто слышал о его "Парусе". А ведь он и размерами и скоростью не сравним с этой водяной кoзявкой. Пpавдa, то Земля, а то – космос...

Вот так. Не знают "Парус", не знают "Карнэйшн", "Искатель", "Cевеp", "Диcкaвеpи"... До тех пор, покa телеты не сообщат о гибели одного из них. Как недавно о гибели "Лютеции".

– Вы слышали что-нибудь о "Лютеции"? – спросил он внезапно.

– О Лютеции? – встрепенулась дeвушкa. – Конечно. Город паризиев на Сене, упоминается у Цезаря.

– Да? – обескураженно произнес Ральф. – Послушайте, вы, часом, не историк? Помещица, Лютеция, этот... как его?.. Буцефал.

Девушка рассмеялась, откинув голову.

"Она смеется, – подумал Ральф, – а ведь Дэвида Скотта нет в живых. И нечестно по отношению к нему, что не все знают о его гибели. Мало кто знает. Эта девушка не знает".

– Лютеция – это не только город, – произнес он тихо и отчетливо, произнес так, что лицо девушки сразу стало серьезным. – "Лютеция" – это еще и космический корабль. Впрочем, даже не корабль, а просто исследовательский бот. Был до недавнего времени такой бот. Семь месяцев назад я видел все, что от него осталось. Остались обломки и среди них тело Дэвида Скотта. На Меркурии.

Девушка смотрела на него широко открытыми глазами.

– А вы говорите – город. Нет – груда обломков.

– Извините, – тихо сказала девушка. – Я не знала... Он был вашим другом?

Ральф задумался, медленно заговорил:

– Нет, просто я знал его... В рубке "Лютеции", над пультом, он выжег резаком свой девиз: "Карпэ диэм". Говорил, что это из Горация. "Срывай день"... И старался. Забивал этот самый день до отказа. В полеты обычно микрокопий набирал столько, что у него полкаюты было ими завалено, и читал все свободное время. Словно знал, что дней у него немного осталось... Чacто сетовал, что без сна еще никак

не обойтись. Мол, в глубинах океана жить и работать научились, вечную мерзлоту победили, в пустынях сады фруктовые развели, на Луне под куполами дышится не хуже, чем на Земле, а треть жизни все равно на сон тратим. Хоть человек и могуч, а лет шестьдесят в общей сложности лежит, ничего не видит, ничего не слышит и ничего не делает – спит, одним словом... Хотел, как он говорил, исправить эту "ошибку создателя". Запросы в Информаторий посылал, изучал специальную литературу. В общем, занялся проблемой всерьез, на досуге, разумеется. Хотел сделать многое. И не успел.

Ральф помолчал, глядя в темноту.

– Переборка с девизом уцелела после катастрофы – ее отбросило взрывом в сторону. Странно, не правда ли? Кратеры, каменистая равнина, трещины, слепящее солнце, полное отрицание жизни – и вдруг строка Горация.

...Дыхание двух людей и шум дождя. Темный холм, ощетинившийся соснами, и темное небо над ним.

Ральф сел на мокрую траву у ног девушки.

– Манлию Торквату, – внезапно произнесла она. – Снег покидает поля, ее тихий голос доносился откуда-то из темноты. – Зеленеют кудрявые травы... – Словно она была очень далеко. – В буйном цвету дерева...

Он видел гигантское косматое солнце в черном небе, злое солнце, близкий горизонт, фигуры в серебристых скафандрах среди обломков "Лютеции", с огромной скоростью рухнувшей на раскаленные камни.

– Облик меняет земля... – говорила девушка, и голос ее дрожал. – Что ни день... то спокойнее в руслах... шумные воды бегут...

Дэвид успел добежать из рубки до отсека с космоскафом. Успел даже забраться в него. Но на катапультирование просто не хватило времени. Кто-то сейчас размышляет, как добиться того, чтобы времени на спасение хватало всегда. При любых обстоятельствах. Хотя все предусмотреть невозможно. Эту гравитационную аномалию, внезапно вoзникшую и тут же исчезнувшую. И бросившую "Лютецию", шедшую на небольшой высоте, на каменистую равнину Меркурия. Космоскаф сорвало с направляющих и он упал в неглубокую расщелину. Но остаться в живых у Дэвида, конечно, шансов не было. Чудеса остались в сказках.

– Он мог спастись? – донесся до него из далекого далека тихий голос.

– Нет, – едва слышно шевельнул губами Ральф. – Не мог. И дело здесь не в несовершенстве нашей техники, – он вдруг заговорил так, будто с ним собирались спорить. – Просто никогда нельзя знать, что космос преподнесет тебе завтра. Что еще он пpидумaл за хитрость, чтбы уничтожить тебя.

– Вы говорите о космосе так, словно это какое-то злое божество... Если он враждебен людям, зачем туда стремиться?

Ральф ответил не сразу.

– Хотите завязать дискуссию? Что ж, давайте...

Он заговорил медленно, подбирая слова:

– Космос не враг. Ему абсолютно безразлично, есть мы или нет, и винить его в гибели людей, конечно, смешно. Разве винили раньше землетрясения и ураганы? А губит он нас потому, что мы еще плохо знаем его. Вот мы и стараемся узнать его поближе, заставить служить нам... На этом пути без жертв, видимо, нельзя. Вспомните, как познавалась планета. Все ли здесь было гладко? Смерть Магеллана, Беринга, сотен дpугиx. Taк и в космосе. Комаров, Спенсер, Андреев... Maк-Гpегop на Марсе, экспедиция Рэндолла у Юпитера, Лакруа в Поясе... Да вы и сами знаете это не хуже меня!

"Хватит разговоров, – подумал он. – К чему разговоры? Дайте мне отдохнуть от космоса. Есть космос и есть Земля, и есть лес на Земле, и ночь, и дождь. Я бы сейчас с удовольствием лег на спину, заложил руки за голову и смотрел в небо. Пускай там ничего не видно. Зато капли щекочут лицо и рядом сидит хозяйка холма, поросшего соснами".

Он лег на спину и почувствовал, как капли мягко щекочут лицо. Он улыбнулся в темноте.

– Вы не боитесь простудиться? – спросила девушка.

– Разве теперь боятся простуды? Вы забыли, в каком году живете? – в голосе Ральфа зазвучали мстительнне нотки. – Хотя вам, как историку, это простительно.

– Один-один, – добродушно засмеялась девушка. – Вообще-то я учительница.

– О-о! – протянул Ральф с уважением.

"Сейчас каникулы, – вспомнил он. – У меня последние школьные каникулы были двенадцать... нет, тринадцать – уже тринадцать! – лет назад..."

– Скучаю без своих ребятишек... – как-то по-особенному, показалось

Ральфу, произнесла девушка. – Каждый день с ними разговариваю. Хожу в Звенящие Ручьи, в детский городок, там есть визор.

– Вы и живете в этом лесу?

– Да. Здесь, неподалеку, – по шелесту костюма Ральф догадался, что она махнула рукой. – В одной избушке.

"А ты хотел бы жить в лесу, в избушке? – спросил он себя и положил

ногу на ногу. – Вставать с вocxодом солнца, умываться холодной водой

из ручья, готовить на костре завтрак и целый день бродить

по леcу. Coбиpaть грибы, ягоды, слушать птичьи голоса. Или просто так бродить, думая о чем-нибудь своем".

Ральф вытер ладонью лицо и снова положил руки под голову.

"А мой конь? "Парус" без меня осиpотеет... xотя, может быть, нам и

придется рассстаться. И этот, – Ральф усмехнулся, – шестой океан. Он

тоже осиротеет. Как и я без них. Пока я, правда, не скучаю, но у

меня-то каникулы начались только вчера. Незапланированные никакими

отделами Космоцентра. Ввиду плачевного состояния "Пapуca". Шуткa

ли – корму разнесло в клочья, словно бумажную. Хорошо, взорвались

не все pезеpвуары..."

Ральф начал вспоминать, как беспомощно болтался в пространстве

до прихода спасателей. Он даже не мог дотянуть до аварийной – дюзы

как таковые просто отсутствовали. Так и сидел в рубке, ломая голову

над тем, почему рванули резервуары. Впрочем нет, думать об этом он

стал позже, уже на рейсовом к Луне. А тогда сидел себе у пульта

и слушал, как таймер отсчитывает минуты. 3нал, что спасатели скоро

подойдут, что его сигналы давно приняты – и все равно ничего не мог

сделать с неприятным холодком в животе. Нет, не боялся, просто было неприятно. А таймер все позванивал и деться было некуда – автоматы загерметизировали рубку. В других отсеках воздух через дыры упорхнул в межпланетное пространство. Дыры были что надо – не то что один, добрый пяток океанских лайнеров прошел бы в них рядом, не задев за края. Собственно, одни дыры и были. Киб прилежно осматривал обшивку, и приходилось только головой качать, глядя на экран. И благодарить тех людей, которые создали рубку исследовательского бота "Парус" такой надежной и прочной. И себя благодарить. За то, что не сидел в жилом отсеке. Xотя теоретически, конечно, можно было успеть надеть скафандр и уцелеть даже в жилом отсеке. Но суха теория, мой друг...

Ральф хмыкнул.

Спасатели пришли довольно быстро, взяли его на борт и повели "Парус" в центральные ремонтные. У Марса он откланялся и, подождав на станции лайнер, добрался до Луны. А там нaчалоcь... Хорошo, чтo всему бывает конец. Эта спецкомиссия его вконец замучила. Да, конечно, все это важно и нужно, он понимает и возражений не имеет. И все же как хорошо быть, наконец, свободным. Комиссия в нем больше не нуждается.

"Уверен, они докопаются до истины, – подумал Ральф, – и можно будет спокойно летать. Пока не приключится что-нибудь другое. Звучит наибанальнейше, но что поделать – действительно, космос – это не Земля и не океан. Нечто совершенно отличное от них. В cто тысяч раз менее изведанное и познанное. Там жди чего угодно. Кажется, до чего проста для навигации трасса Земля-Марс, и тем не менее каждый год – аварии. Иногда катастрофы. Чем больше в космосе кораблей, тем выше процент аварий. Закономерно? Да. Ведь то же самое происходило раньше в морях-океанах. Гибель "Титаника"... А возьмем Тициано Таллини. Столкнуться с глыбой раз в десять побольше того айсберга тоже невесело. Пояс астероидов почище любого земного океана".

Ральф представил себе Таллини, неожиданно вспомнил, как тот

шел по безлюдному залу космопорта после того случая – бледный, со слегка неестественной улыбкой – а навстречу ему, задыхаясь, бежала черноволосая девушкa, невестa, кaжeтcя.

"Дa, кстати..." – Он вспомнил о девушке. Повернул голову в ее сторону, но ничего не разглядел в темноте.

– Извините, я задумался, – сказал он, вставая.

Ответа не было. Тихо шуршал по траве дождь. Ральф шагнул к пню, присмотрелся: девушки не было. Он сделал несколько шагов в сторону, крикнул, вглядываясь в сырую темноту:

– Эй, послушайте, где вы?

Но в ответ услышал только слабое эхо.

– Черт, дурацкая привычка! – сказал он негромко. – Скоро забуду, что есть и другие люди.

Он шел по мокрой траве к соснам и думал, что космос пуст, хотя там тоже работают люди. Он слишком велик, а их слишком мало. И привычка долгое время быть одному служит иногда плохую службу. Как сейчас.

Ральф, аукая, обошел всю вырубку и убедился, что девушки нет.

– Исчезла, как настоящий лесной божок, – пробормотал он, садясь на пень, где недавно сидела она. – А может, просто приснилась? Ну что ж, продолжай думать, теперь тебе никто не мешает.

Помолчал.

– А почему, собственно, ты злишься?

И рассмеялся.

– Э-э, дружок, раньше за тобой такого не водилось. Тебе вполне хватало общества кибов. Разговаривал с креслом или вычислителем – и ничего, не жаловался.

Встал и громко, на весь лес:

– Ого-го-го-го!

Гулкое эхо с гиканьем понеслось по верхушкам деревьев.

"Наверное, в ее избушке будет слышно", – подумал Ральф и поднес к губам руку с фонобраслетом, фобром, вызывая "мушку".

Через несколько минут она с легким жужжанием выпорхнула из-за деревьев. Две полупрозрачные энергетические панели по бокам корпуса действительно придавали летательному аппарату сходство с насекомым. Сейчас, ночью, с ярко освещенной изнутри пассажирской кабиной, аппарат был похож на большого светлячка.

– Привет! – негромко сказал Ральф и, показывая рукой на свободное от пней пространство, крикнул: – Сюда!

Телеглаз в носовой части аппарата вспыхнул на мгновение зеленым

светом и "мушка" мягко шлепнулась в траву. Откинулась дверца в

корпусе, Ральф повернулся к лесу, махнул ему рукой и сел в удобное

глубокое кресло.

"Возвращаться в город или нет?" – спросил он себя, а сам уже ткнул

наугад в одну из клавиш и "мушка" медленно пошла вверх.

Ральф глядел на светлое пятно, скользившее по верхушкам деревьев вслед эа "мушкой"; в нем вспыхивали и гасли быстрые капли дождя.

– Зверье, наверное, не поймет спросонья, в чем дело, – заметил он вслух и добавил: – Интересно, видно ли меня из той избушки?

*

Светящуюся ленту дороги окаймляли деревья. За ними, в темноте,

белели небольшие домики. Дорога, вернее, шоссе, брошенное через равнину, шла к центральной площади поселка, ее пересекали светящиеся ручейки пустынных в этот поздний час боковых улиц.

Ральф проводил взглядом светлую точку полетевшей на станцию "мушки" и направился к зеленому кубику инфора, укрепленному на дереве у дороги.

– Адрес Сергея Лазарева, – произнес он, нажав на кнопку приема.

Он выслушал ответ автомата, поинтересовался, как дойти до дома Сергея и сказал:

– Спасибо".

Инфор, щелкнув, выключился.

– Воспитанные люди в подобных случаях отвечают: "пожалуйста". Впрочем, как и невоспитанные, – заметил Ральф. – Хотя автоматы могут это и не знать.

И зашагал дальше.

Узкая дорожка вилась между луж. Ральф, отводя от лица мокрые ветви кустов, направился к зданию, светлеющему за деревьями.

Где-то в глубине дома мелодично зазвенели колокольчики и дверь отворилась. Стены коридора излучали мягкий ровный свет. В двери напротив невысокий парень в светлом домашнем костюме.

– Здравствуй, Сергей, – тихо сказал Ральф.

Маленький голубой киб с множеством конечностей выпрыгнул из стены и застыл, дожидаясь, когда Ральф отдаст ему свою куртку. Сергей близоруко прищурился, откинул рукой волосы со лба, изумленно воскликнул:

– Ральф Юханссон? Ты ли это?

– Как видишь...

Ральф развел рукапи и засмеялся. Сергей подошел к нему.

– Здравствуй, Ральф!

Они крепко пожали друг другу руки.

"Сколько же лет я не видел тебя, Сережа? – Ральф поднимался по

широкой лестнице и глядел на идущего рядом Сергея. Тот оживленно

говорил, размахивая руками. – Как хорошо иметь школьных друзей.

Друзей, к которым можно заглянуть в любое время и которые всегда будут тебе рады. Рады по-настоящему. Ты все такой же, Сережа, как и семь лет назад. Семь? А может девять? Дела, дела, вечные заботы, и все нам некогда, и все никак не найдем лишнего дня, чтобы повидать друзей. Если бы не это непредвиденное возвращение на Землю, если бы не случайно всплывшее воспоминание о том, что где-то здесь живет Серега Лазарев, школьный друг, сколько бы мы еще не увиделись с тобой, Сережа?"

...Разговор не надо было подталкивать, слова рождались сами собой, воплощая в себе ожившие воспоминания. "А помнишь, Сергей, как мы – я, ты и Иринка Азарова – "исправили" киберассистента, да так, что он замолчал навеки и больше не задавал бесконечных вопросов? Кстати, где теперь Иринка? Замужем? Трое детей? Да что ты! Инженер-строитель... На Марсе? Ну да, как же, помню, ее всегда тянуло куда-то вдаль... Вот-вот, за облака... А как Джон Коул? Ты что, не помнишь маленького Джо? Да нет, не Апстайна, тот теперь в Управлении аварийной службы околоземного сектора. Коул, такой рыжий, щупленький. Ну помнишь, он еще однажды подбивал нас бежать на Венеру? Угнать в Нью-Сити космолет – и видали нас!" – "А-а! Вспомнил! Так он в Акватауне, в лаборатории при океанских рудниках. Ничего себе "маленький щупленький"! Здоров как слон! Кстати, Клемент тоже в море. А помнишь, как мы учили его плавать? Заплывали в лодке за буи и бросали его в воду, а сигнальный киб гудел так, что уши закладывало! Сейчас он на плавбазе в Ледовитом. Я с ним встречался года два назад, так он все жаловался на жару. Испортили, говорит, океан, одно название "Ледовитый" и осталось, а льды только разве что в холодильных камерах. Греется под искусственным солнышком наш Клемент. Что за база? Рыболовецкая. Спутники наводят, а Клемент закидывает сети". – "А как Жан? Помнишь, бредил животными? Дом у него вечно кишел кошками да птицами. Он их все старался подружить, а глупые кошки никак не могли понять, что друзей есть нельзя. Работает в заповеднике? Как он страдал из-за Эльки, Элизабет, помнишь? Недавно видел я ее выступление. Предлагает превратить центр Венеции в музей, как в Ленинграде. Как я мог видеть? А ты думаешь, у меня на "Парусе" нет телеэкранов? Зря думаешь. Смотрю передачи с Земли, Луны и Марса. Да, конечно, не всегда, но частенько... За Поясом хуже, само собой. Ну и времени свободного не так уж много. Стараюсь не отстать... Тут сегодня попал впросак: забыл, что волков в заповедники упекли... Помнишь, Викторино в седьмом классе заявил на уроке: в наших лесах водятся зебры. Ох и посмеялись мы тогда! А Викторино стоит на своем: видел собственными глазами. А потом многие ее видели... Постой, Серега, да ведь ты эту зебру и соорудил!" – "Ну да, выкрасил распылителем обыкновенную лошадь! Нашего смирного Мальчика. Помнишь, как мы учились ездить верхом? Вскарабкивались на терпеливого Мальчика и тряслись по дороге, уцепившись за гриву. А помнишь, как Франц Гоффман свалился? Все говорил потом, что у него правая нога тяжелее левой, вот и перевесила". – "Да, правая у него была ударная... Лучший центрфорвард школы. Он сейчас на космической верфи. Строит "Звездный фрегат". – "А Таня на станции наблюдения у Солнца". – "Никак, поженились?" – "Конечно, чудак, давным-давно". – "Дела-а!" – "А сам-то подумываешь об этом?" – "Да нет пока. Привык как-то один". – "А Вия? У вас же, кажется, что-то было? По крайней мере, тюльпаны, исчезавшие по ночам со школьной клумбы, и тюльпаны в руках Вии наутро были похожи как капли воды". – "А-а, пустяки, школьный роман. Она теперь в Женеве, в лаборатории. Бьются над антигравитацией... А где твоя Дона?" – "Уехала с сыном к своей маме в Капошвар. У него ведь сейчас каникулы". – "Я знаю..."

Они сидели в креслах в рабочем кабинете Сергея и говорили, говорили, говорили... 3а прозрачными изнутри стенами уже начали вырисовываться из темноты контуры деревьев и кустов, небо светлело. Наступало утро.

Киб на тоненьких паучьих ножках бесшумно убрал со столика бокалы с недопитым легким вином и через минуту принес вазу с огромными красными яблоками.

– Извини, Сергей, что не дал тебе поспать сегодня, – сказал Ральф, поднеся к лицу яблоко и с удовольствием вдохнув его аромат.

– Да ты что! – Сергей взмахнул рукой. – Не свихнулся ль, часом, в своей космической коробке? Столько лет не виделись, а он извиняется. Точно, спятил!

– Ладно, Серега, больше не буду.

Ральф встал и подошел к откидному столу у стены, заваленному тонкими листами чертежей. Рядом поблескивал кнопками небольшой ящик вычислителя с пепельным экраном.

– Работаешь?– Ральф ткнул яблоком в сторону чертежей. – Или просто для себя?

Сергей встал рядом с Ральфом, положив ему руку на плечо.

– Рассчитываю кое-что. Как сделать так, чтобы техники-смотрители были не нужны.

– То есть? – Ральф изумленно поднял брови. – Рубишь сук, на котором сидишь?

– А ты разве не делаешь то же самое? – засмеялся Сергей. – Ведь чем

больше исследована Солнечная, тем меньше для тебя работы, не так ли?

Ральф побледнел. Сергей внимательно взглянул на него, хотел что-то

сказать.

– Ну-ну, объясни, – опередил его Ральф.

Сергей откинул со лба темные волосы и присел на край стола, сдвинув в сторону чертежи.

– Понимаешь, я обслуживаю один из заводских цехов. Слежу за тем, чтобы не возникало никаких неполадок на моем участке автоматического производственного цикла. Вернее, следят кибы, а я контролирую их. Проверяю их исправность. А сейчас мы, техники-смотрители завода, ломаем головы над тем, как вообще убрать людей с производства. Вопрос стоит так: можно ли создать саморегулирующиеся сверхнадежные кибы? Конечно, бьемся над этой проблемой не мы одни.

– Производство без всякого вмешательства человека? – Ральф склонился над чертежами и довольно долго их изучал. – Да, это будет похлеще схем моих навигационных кибов. А ты что же, выходит, останешься без работы?

– Ну, это вряд ли. В нашем мире место для бывшего техника-смотрителя всегда найдется.

– Тем более, для изобретателя.

Ральф видел лицо Сергея в профиль, видел его прямой нос, лоб с вновь

упавшими на него волосами. Ох, молодец ты, Серега! Твоя голова всегда

была набита различными техническими идеями. И очень часто они

воплощались в жизнь. Ральф мог поклясться, что Сергей думает не

только о своих сверхнадежных кибах. Есть, конечно, и замыслы более грандиозные. Например, полная автоматизация производства в масштабе всей планеты. Или даже Солнечной...

Ральф спросил с улыбкой:

– Серега, скажи честно, ведь мечтаешь об этаком автоматизированном рае, а?

Сергей смущенно закашлялся. Ральф хлопнул его по плечу.

– Можешь не отвечать, все ясно.

Замолчал, а потом добавил медленно и тихо, словно про себя:

– Только оставь, пожалуйста, в своем Эдеме месте для меня. Не заменяй своим сверхумным и сверхнадежным кибом. Не надо.

Он отошел к противоположной стене и стал глядеть на светлеющее

небо. Сергей, зашуршав чертежами, соскочил со стола и остановился за его спиной. Несколько минут они молчали.

– Ральф, – тихо сказал Сергей. – Может быть это дурацкий вопрос... Но что тебя привлекает там? – Он выделил слово "там" . – Разве там есть утро? Есть что-нибудь, кроме пустоты?

Ральф ничего не ответил. Заложил руки за спину, прошелся по комнате. Сел в кресло, задумчиво провел пальцем по вазе. Сергей смотрел на него.

– Да, Сережа, – наконец отозвался Ральф. – Там нет ни утра, ни вечера. Там темно... И эвезды. Над головой, под ногами, вокруг... Очень много звезд. Там тихо... И красиво. Висишь в пустоте, в центре мира, а вокруг звезды... Я родился в космосе, Сережа. На астероиде, на космической станции. Там работали мои родители. Они и погибли там, когда мне было десять лет, ты знаешь... Мое самое раннее детское воспоминание – звездная пустота за куполом станции. Космос стал частью меня самого, отнять его все равно что отнять руку или ногу... А насчет того, что там нет всего этого... Что ж, тем приятнее возвращение. Ты, Сергей, бьешься над своими кибами и счастлив. А я стараюсь понять космос... Солнечная – наш дом и надо сделать так, чтобы жильцы этого дома не опасались никаких неожиданностей. Скажешь, громкие слова? Нет, просто такова наша профессия. Исследовать все закоулки, все темные уголки...