Текст книги "Страстные приключения Изгоя (СИ)"
Автор книги: Алексей Большаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
– В условиях тотальной войны, командир решает все!
Дружным хором гаркнули юлинги. Они все понимают, умение сражаться и беспрекословно выполнять приказы командования закладываются с рождения.
Принципы ведения военных действий и морали в армии Стэлзаната были задействованы на логике. Практическая целесообразность, максимальное уничтожение противника с минимальными потерями. В частности боец должен жертвовать своей жизнью ради спасения иного бойца, только в том случае если другой боец представлял большую ценность. То есть здесь решала математика, довольно сложная система подсчета различных коэффициентов. Тут даже звание играло не ключевую роль. Точно также как ценилось выживаемость, если это конечно не связано с потерей более, ценного, чем сам солдат.
Барс, конечно, знал, что и когда надо говорить, а бойцы элитного подразделения ЗПР разуметься автоматически отвечали, словно виртуальные юниты в квазивоенной кибер-стратегии. Поэтому Фраскандэр был даже рад, когда его вызвали к Эрозаленде – четырех-звездному генералу имперского флота.
Двух метровая чрезмерно накаченная и мускулистая, что впрочем, типично для взрослых самок-стэлзанок, но миловидная генеральша обняла юношу. Даже прижала лапищами к себе словно желая раздавить:
– Мой мальчик ты нашел правильное взаимодействие с командой?
Барс честно ответил:
– И, да и нет, они послушны, но холодны словно биороботы. Только у двоих ребят я почувствовал сильные телепатические способности, они даже пробовали прочесть мои мысли.
Генеральша обрадовано произнесла, причмокнув бархатными губами:
– Это Фай Родис и Герой Люций. Береги их, они обладают редкими гипернормальными возможностями, ты надеюсь, поможешь им реализоваться. Возможно, вам уже в ближайшие часы придется выйти в открытый космос. – Крупный язык стэлзанки облизнул уста, те распахнулись в улыбке, показав очень крупные, отдающие словно китайский фарфор глянцем зубы. – Это пока еще официально не объявлено, но ты оказался прав, в границы Золотого созвездия синхов наша ударная армия не попала.
Барс Фраскандэра подобное не удивило, хотя и внушило определенную тревогу:
– И где мы?
Эрозаленда тряхнула широкими плечами, её румяное лицо не казалось рыхлым, кожа загорелая, упругая гладка и это в без малого пятьсот лет. А голос не женский, с таким можно в опере вместо Шаляпина петь:
– Неизвестно, надо выйти из гиперпространства, тогда и появятся ориентиры, в таком ускоренном гипердрайфе не возможно точное сканирование внешнего пространства и среды.
Барс нетерпеливо топнул, по покрытию из металла в тысячи раз превосходящего по прочности, легированную сталь:
– Так выходите быстрее, иначе точно попадете в черную дыру.
Генеральша растеряно замигала, заметив:
– Это не возможно сделать без приказа Ультрагроссмаршала, да и если все звездолеты одновременно затормозят, то максимум на несколько парсеков произойдет смещение точки выхода.
Барс, скинул крупные ласковые руки Дины и подскочил к гравио-передатчику. В нем вновь зажегся огонь силы суперразума. Автоматически отбит секретный код – внутренней, экстренной связи. Вот на сканере появилось злобное лицо командира ударной звездной армии. Конечно, озвереешь, когда тебя столь бесцеремонно вызывают сверхсрочным кодом высшего командования, да еще таким секретным каналом пользуется ничтожный раб-землянин.
Фраскандэру впрочем не привыкать, ломать привычные каноны:
– Прошу извинить меня за нарушение воинской субординации, но дело чрезвычайно важности. Если наши звездолеты, не объявят абсолютно тотальный уровень торможения, всю эскадру проглотит черная гигантская дыра.
Громила в семицветных погонах взорвался, стал реветь слово раненный гризли:
– Ты человеческий недоносок, нагло судишь, запугиваешь нас. Арестуйте выродка, и в камеру ультраболевого воздействия.
У возмущенного подобным к себе отношением Барса загорелись глаза:
– Командир! Это не запугивание, это суперспособности, я чувствую ментальными полями самую огромную дыру во всем мега-галактическом скоплении. И спровоцировавший перемещение смерч в что бушует гиперпространстве десятипорядковый, а не девяти, первоначальная информация была ошибочной.
Группа увешенных оружием бойцов уже вломилась в просторный командирский кабинет крейсера-флагмана, однако прежде чем успели выстрелить парализаторы, Барс резко махнул растопыренной рукой. Сильное возбуждение передалось воздуху и вакууму, пару сотен бойцов, словно выбросило взрывной волной. Несколько крупных боевых роботов включая абордажный смахивающий на скорпиона размерами превышающего мамонта танк, также отлетели, замкнувшись, сверкнули переливистой огненной паутинкой, и вышли из строя. Только на одного человека могло быть сразу брошено столько солдат. Фраскандэр повернулся и сложил умоляюще руки, гордость не позволила стать на колени.
– Умоляю вас высокодоминирующий, ведь триллионы Джи ускорения погубят и вас и 87 миллиардов разумных существ.
Ультрагроссмаршал поражен, хотя у стэлзанов даже существовали спецподразделения спецназа из бойцов обладающих паранормальными сверхспособностями, но это превосходило все ранее виденное и зафиксированное. Тем не менее, не подав вида, спросил:
– А почему тебя человека вдруг так заинтересовала наша судьба, ведь ты нас ненавидишь?
Барс, глядя прямо в глаза голографическому изображению, в режущие лазером глаза кажущегося молодым ветерана периода великой экспансии. Командир их ударной группы еще более тысячи лет назад, познал пьянящую чашу убийства. Тогда Стэлзанат расширялся, словно исполинский вулкан, чья лава потоками аннигиляции сжигала населенные миры целых галактик. Планета Земля всего лишь былинка, попавшая под каток исполинской машины смерти. Людям есть, за что ненавидеть стэлзанов, чья жестокость превосходит уровень человеческих представлений о зле. Но отвечая командиру Барс, отнюдь не лукавит:
– Я и сам не понимаю, может в последнее время, я стал себя ощущать еще и стэлзаном, много есть совокупного у нас, особенно сближают общие враги.
Ультрагроссмаршал уже с добродушной улыбкой, которая делала гладкое, безбородое лицо (в результате биоинженерии такая ненужная вещь как борода признана атавизмом и чтобы воины не отвлекались на бритье ликвидирована!) стэлзана почти юным, ответил:
– Как у вас в древности – хохлы и москали яростно рубились до тех пор, пока вдали не замаячили кривые сабли янычаров. А затем братья-славяне, забыв обиды, вместе крушили неверных басурман. Удивлен раб, я тривиально сканировал я вашу историю!
Барс широко улыбнулся ровными зубами, которые искрили от ослепительной белизны:
– Может и так! Логично! Но тем более следует принять меры!
– Верю! – Ультрамаршал послал мысленный импульс в магосканер. – Приказываю включить режим тотального торможения. А тебе загадка – где мы окажемся, выпрыгнув из драйфа?
Барс уже видел колоссальных размеров рисунок космоса, сама композиция находилась, как бы за затылком, но видна очень четко в малейших деталях. Посему юноша ответил очень уверено:
– Возле черной гипердыры «Врата антимира», более двух миллионов световых циклов от границ империи.
Компьютер, занимающийся анализом, подтвердил:
– За зоной смертельных графорон-полей, большая дистанция, разделяет нас. В этой части галактического сверхскопления наши войска еще не были.
Они хотя и шли неторопливо, но уже оказались в палатке профессора. Алексей Викторович узнал Шамая:
– А это вы сэнсэй?
Тот не уловив иронии, напыщенно произнес:
– Я всего лишь ипостась воплощения Гипервсемогущего Надбога, чье имя нельзя произнести.
Алексей удивился и спросил:
– Как это Надбога?
Шамай оживился и принялся читать лекцию:
– Существует множество всемогущих Богов-демиургов принимавших участие в сотворении планеты Земля и имевших собственные вселенные. Впрочем, почему имевших, их вселенные существуют и сейчас. Однако эти всемогущие Боги-демиурги смогли обратить в свою веру каждый только определенную часть человечества. Самые сильные из Богов-демиургов организовали собственные мировые религии. И их адепты часто непримиримы друг к другу и считают остальных неверными. Но религий много, и за каждой из них стоит свое божество, или даже несколько Богов. Существует также неисчислимое множество вселенных. В каждой вселенной свой Создатель. Некоторые из Создателей имеют множество огромных вселенных, и отличаются колоссальным могуществом. Но Гипернадвселенная практические бесконечная и каждый Бог-демиург владеет только малой её частью. Но есть Надбог Надбогов, абсолютный абсолют Гипернадвселенной – первопричина первопричин. И вот я являюсь одним из Его воплощений. Но при этом очень скромен.
Экстрасенс-шизофреник подпер кулаками бока и выпятил себе грудь. Она со своей козлиной бородкой казался скорее комичным, чем величественным. Эдуард с ужасом подумал, что есть люди, которые искренне верят Шамаю и его бредням.
Профессор впрочем, не подал и вида. Даже спросил:
– А какие чудеса вы можете сотворить?
Шамай напыщенно произнес:
– Я могу расколоть и во мгновение ока собрать Землю. А вы этого даже не заметите.
И экстрасенс-шизофреник сделал пасс рукой, и самодовольно растянул крупные зубы в улыбке:
– Вот расколол и собрал… А согласитесь даже ни не заметили!
Профессор-психолог отрицательно мотнул головой:
– Нет, почему же… Я успел увидеть, как планета Земля разлетается на осколки, затем моментально собирается в единое целое!
Глазки у Шамая умаслились и он прошептал:
– Ты видел? Значит ты избранный?
Профессор усмехнулся и решительно ответил:
– Почту за честь!
Шамай льстиво проюлил:
– Ты знаешь, что тебя ждет? Миллиард дворцов, в каждом из которых триллион рабов и рабынь! Будешь владеть океанами и пароходами в которых наполнены трюмы. Самые очаровательные танцовщицы будут ублажать тебя, вечно. У тебя будут миллионы казино из сусального золота, и металлов красотой и великолепием золото превосходящие. И будут самолеты из платины усыпанные бриллиантами. Звездолеты из таких материалов, что это невозможно придумать и писателю-фантасту.
Шут Дуля вставил от себя:
– И еще роботы-рабы, из жидких алмазов!
Шамай кивнул и продолжил:
– И роботы, и инопланетяне с инопланетянками. Великое множество ипостасей рая! Там вас ждет то о чем любой земной повелитель и мечтать не смеет!
Профессор-психолог осторожно заметил:
– Правители часто имеют весьма смелые мечты!
Шамай нахмурился и переспросил:
– Ты что, может быть имеешь ввиду Ельцина? Так попросту ходячий труп!
Алексей Викторович скромно заметил:
– Однако Госдума обломала себе клыки, пытаясь его скинуть.
Шамай сердито буркнул:
– Подкупили. Там всех подкупили – особенно Жирика.
Профессор-психолог жестко спросил:
– Ты думаешь, что Жириновский был подкуплен?
Шамай который порой мог рассуждать здраво, заметил:
– Рейтинг доверия у Ельцина всего два процента. Девяносто процентов не доверяют. Голосовать против импичмента, когда до выборов осталось всего лишь полгода – политическое самоубийство! – Гуру театрально повысил голос. – Только внушительная сумма денег могла побудить Жириновского так подрубить свой рейтинг.
Алексей согласно кивнул:
– Вроде бы логично, но… Места в Госдуме дорого стоят. Думаешь, какая должна быть плата, за уменьшение численности фракции ЛДПР?
Шамай моментально пораскинув мозгами, ответил:
– Немаленькая… Чтобы такие электоральные потери компенсировать. Тут миллионов тридцать долларов как минимум. Если учесть потенциальные потери мандатов… Даже этого мало!
Профессор-психолог поставил греться кофеварку и вкрадчиво спросил:
– А кто заплатит?
Шамай уверенно ответил:
– Найдется кому. Тот же Березовский может сделать. Он давно депутатов обхаживает. Ради своего патрона, могут и раскошелиться.
Алексей Викторович заметил:
– Чем платить такие большие деньги, куда проще обратиться в верховный суд, чтобы он завернул процедуру импичмента. Ну хотя бы по причине отсутствия закона о импичменте. И этого достаточно, чтобы прервать всю процедуру!
Шамай нахмурился и заметил:
– Если было бы постановление думы, то неизвестно как бы поступил и верховный суд. Тем более, наверное, Березовский счел вложение в парламент более надежным!
Профессор-психолог улыбнулся и неожиданно произнес:
– А мне кажется, скорее всего, Жириновский капитально подсел на крючок, кремлевских олигархов.
Глава 10
Для Бориса настали не самые лучшие дни. Рыжая была постоянно недовольна. Ельцин оклемался после операции. И в правительство вошли Чубайс и Немцов. С Чечней был заключен мир. Подписан договор с НАТО. И Ельцин снова активен. Парламент в свою очередь труслив. Осенью депутаты Госдумы, так и не решились на импичмент или вотум недоверия правительству. Кое-какие мелкие уступки выбили. Но видно было коммунисты, лишь имитируют оппозиционность, и никаких решительных шагов не предпринимают. А Жирик вообще струсил, и стал поддерживать власть. Что, конечно же, не добавляла настроения Рыжей.
Вот она решила оживить Жириновского и принести очередную жертву. Борису снова пришлось идти на разбой.
Но второй раз он прирезал мужика быстрее и легче. Тем более рыжая в секте изменила правила и стала обучать адептов боевым приемом. Борис учился охотно и оказался способным падаваном. Вот и сейчас он уверенно прирезал пьяного бомжа. Не ощутив при этом ни радости, ни угрызений совести. Потом рыжая не стала отцеживать кровь, а традиционно сожгла.
Но Жирик не исправлялся, и его рейтинг никак не мог подняться, а оппозиционность испарилась.
И третий зарезанный Борисом бомж ничего не изменил в политике партии.
На Рождество ради их ритуала омоложения пришлось снова прикончить ребенка. Борис от этого страдал, но это уже привычные душевные муки. Увы такова беспощадная жизнь.
Особенно если ты связался с чертом во плоти. А рыжая действительно отличалась большой фантазией.
После ритуала Борису снились кошмары. И он решил немного отвлечься. И начала шариковой ручкой, писать себе книгу.
Даже для охваченной едва не приведшей к гибели империи революционной смутой России – произошедшее событие: убиение за одну ночь сразу трех именитых предпринимателей в области нефтехимической и угольной промышленности оказалось происшествием воистину экстраординарным. Газетчики, наперебой трещали, предрекая конец света, акции ряда ведущих компаний, словно стрелка барометра в шторм обрушились вниз.
Следователь по особо важным делам действительный статский советник Вадим Карташов, с помощью прибывшей журналистки Алиса Канареевой восстанавливал отнюдь непростую мозаику событий. Внимание опытнейшего Карташова привлекло два ключевых момента криминальной драмы. Светло-рыженькая, пышноволосая и симпатичная, с фигурой фотомодели Алиса восторженно описывала свои впечатления от встречи с финансовыми тузами Российской Империи:
– Вот это роскошь, даже представить себе подобное в нашей нищей стране невероятно сложно. Я их нашла среди надежно укрывающего густого леса цветущих удивительных растений и витых позолоченных с янтарной и жемчужной графикой колонн. Высоко под расписными сводами между вершинами пальм развешаны клетки с точеной серебряной украшенной камешками резьбой. В них пели на разные голоса причудливые птицы с оперением всевозможных оттенков, причем таких больших попугаев, облаченных в величественные одеяния павлинов, я никогда еще не видела. Хотя приходилось посещать августейших особ Парижа и Лондона. А немного далее большущий, словно бассейн хрустальный аквариум с рыбаками фееричной яркой раскраски. На нижнем этаже зоопарк со зверюшками всех шести континентов, к сожалению, на них я не успела взглянуть. – Девушка развела пошире тонкие, но сильные руки, и неожиданно произнесла эпическую фразу. – Но даже в самой безлюдной пустыне пение этих птиц и благоухание цветов смотрелось естественнее, чем в подобном роскошнейшем пекле.
Карташов вежливо прервал журналистку:
– Это, конечно же, интересно, но кто присутствовал при этом? Люди вот что самое главное!
Девушка-журналистка щелкнула каблучком модных туфелек по мраморному бордюру, втянула ноздрями донесенный порывом теплого ветра терпкий запах ласкового, черного моря. Ее цепкая память подмечала все или вернее почти все, что возможно в человеческих силах. Ласковым тоном произнесла:
– Два большого роста лакея у входа, своего рода охрана и в холе секретарша с красивым именем Анфиса. Дама весьма представительная… Кажется все – деловые беседы не требуют большого числе свидетелей.
– Однако вас почему-то пригласили. – Подозрительным тоном спросил помощник следователя по особо важным делам Иван Колобков.
Девушка с невинным видом ответила:
– В свое время я расскажу и об этом, но вас я вижу, интересует иное.
– Расскажите все или пребывание в вонючей камере со вшивыми воровками и цыганками вам обеспечено! – Пригрозил Вадим Карташов.
Воспоминание о подвальной тюрьме, где уже успела побывать любознательная Алиса, заставила её скривить мордашку. Девушка тихо продолжила:
Между промышленниками шел обычный спор… Или дискуссия, об не очень понятных вещах. Во всяком случае, большевики и особенно эсеры нагнали изрядно страху, о последних то и дело слышались реплики. Массивный пудов восьми Константин Боровиков что-то энергично доказывал Абраму Хинштейну сухонькому старичку с крючковатым носом и маленьким пенсе на самом кончике носа. Абрам впрочем, не был слишком стар, движения весьма энергичны, но его скаредность, уже вошла в поговорку. – Алиса вдруг закатила глаза и хитренько подмигнула. – Он так похож на Гобсека из Бальзака, если не считать отстрой, седой бородки.
Суровый Колобков жестко перебил:
– Не отвлекайтесь мадам, сходство с Гобсеком не имеет никакого отношения к данному делу.
– Ну, почему… – Не согласился, более толерантный Карташов. – Во время следствия имеет значение даже самая на первый взгляд незначительная мелочь. В частности известно раскрытие сложных убийств по одному окурку. Впрочем, вы можете привести конкретные детали спора?
Девушка неуверенно замялась:
– Они, увидев меня, приумолкли, впрочем, один из них Леонид Гофман, по-моему, вообще не вступал в разговор. Посмотрели… Так словно перед ними вообще приблудная кошка или вшивая собака, а не симпатичная журналистка.
Рассказчица сделала паузу, понятно, что она скрывает. Действительный статский советник Карташов напустив на себе предельную суровость, произнес, добавив в голос металла:
– Все же придется вас гражданка отправить в сырую камеру с крысами… За отказ помочь следствию в раскрытию особо опасного преступления и подозрения в пособничестве террористам… У нас есть право очень долго держать в предварительном заключении, до суда. Сама ведь знаешь!
Алиса, побледнев, сохранила видимость спокойствия и тихонько кивнула головкой:
– Расскажу вам… Хоть это может привести и к невинным жертвам.
Оба следователя с волчьими улыбками, надув щеки кивнули. Карташов рыкнул:
– Давай… И не вздумай хоть чего-то недоговаривать, ложь почувствуем сразу.
– Хинштейн, обратился ко мне, весьма грубо. – Журналистка сморщила лобик и смягчила выражения. – Послушай ты Алиса, женщины твоего рода, могут проникать в разные темные места. И я хочу, чтобы вы совершенно неофициально сделали для нас кое-что. Вот адрес где собрались эсеры, данном случае, три бандита.
Журналистка снова заколебалась, примолкнув. Она понимала, что продолжать значит фактически вынести смертный приговор этим людям. Может действительно сыграть в дурочку и пару месяцев провести в тюрьме… Это ей лишь прибавит популярности, не стоит играть из себя неженку. Что же если надо.
Колобков толкнул журналистку под локоть:
– Говори, кто эти люди… Немедленно!
Алиса вздрогнула, сильно побледнев, произнесла:
– Нет!
– Чего! – Рыкнул Колобков. – Повтори!
– Нет! – Уже значительно тверже сказала Алиса и добавила. – Я ничего не помню.
Карташов пронзительной трелью свистка подозвал четверых полицейских, с лицами бульдогов, и большими сапожищами. Густо обляпанные песком, что так любит, прилипать к свежей сапожной ваксе, сапоги громко цокали по булыжникам, и с них опадали кусочки. Старший следователь по особо важным делам приказал:
– Отведите её в городскую тюрьму, выбрав там камеру похуже, чтобы быстрее вспомнила фамилии заговорщиков.
Полицейские, подскочив к журналистке, без церемоний заломили руки и защелкнули их назад достаточно массивными, поржавевшими кандалами. Они сразу же оттянули ей длани, растирая запястья, выгибая своей тяжестью плечи. В довершение еще грубо ощупали, обыскав, сорвали с ног туфли и толкнули в спину: «пошла быстрее».
Погода на черноморском побережье теплая, а приближающаяся осень делает лучи солнца уже не такими жгучими. Идти босиком по выложенной гладкой плитке оказалось даже приятно, хотя журналистка испытывала некоторое унижение, особенно от взглядов любопытных мальчишек, свистящий им вслед. А так же для нее дворянки в десятом колене ощущения себя босоногой плебейкой, шествующей под арестом. А ведь ей и в самом деле есть что скрывать. Абрам ведь её сообщил, что у него есть компрометирующие документы на главарей эсеров Максима Железняка, Алексея Дубинина и знамению поэтессу и революционерку, скорее даже анархистку, чем эссеровку Викторию Тараканову. Последнюю бунтарку Алиса уже достаточно хорошо знала. Известная поэтесса в свое время хлестнула букетом из роз пол лицу Абрама Хинштейна и оказалась на каторге, где могла провести долгие двадцать лет (суд обвинил её покушение на убийство при отягчающих обстоятельствах). Однако по царском манифесту 1905 года «О воле», революционерка вышла по политической амнистии. Хинштейн заявил с ядовитой ухмылкой гадюки: «За их бандитизм Столыпинский галстук обеспечен, и поверь девочка скорее уж я образец человеколюбия, предлагая им сделку. Они прилагают все свое влияние, чтобы предотвратить серию планируемых забастовок на наших предприятиях, в ответ мы не дадим уголовным делам ходу!». Двое других буржуа-упырей одобрительно закивали.
Алиса не со всем к месту брякнула:
– Но это шантаж…
Взгляд у Абрама стал, если это вообще еще ядовитее, но голос наоборот смягчился:
– Назовем это по-другому – профилактика большого кровопролития. Им же хуже будет, как и тебе, так вот поспеши.
Присутствующая при этом секретарша холодно передала Алисе записку с адресов маленькой эсеровской тусовки.
Канареевой пришлось прибавить хода по такому городу удивительных контрастов как Одесса. Роскошные дворцы олигархов и нищие трущобы бедноты. Много мусора попадается на пути, если ты покидаешь кварталы богачей и дачников. Алиса даже вынуждена сделать крюк, чтобы не ляпнуться в нечистоты, туфли на ней еще слишком новые и дороги, а журналистка небогатая.
Тусовка пролетарских лидеров проходила в подобии кафе. У входа тоже охрана большая собака, неизвестной породы. Но видимо умная, пару раз гавкнула, но после звонкого окрика замолчала. Отбежала в сторонку, виляя хвостом. Алиса смело вошла в помещение, откуда доносился запах свежего хлеба, пива и… навоза. Небрежно вымытый пол скользил под каблуками. Чувствовалась явная бедность, лишь на облезлых обоях висело несколько ярко раскрашенных рисунков, которые оживляли обстановку. На самом большом рисунке довольно красиво и тщательно прорисован портрет женщины в доспехах и с волевым лицом, голубые глаза воительницы блестели, упрямый подбородок несколько угловат и жестко для девичьего лица. Светлые волосы собраны косичкой… Подписи под портретом не было, но сразу в голове возникла ассоциация: «Жана Дарк», тем более, что на изображении чуть поменьше нарисована очень похожая женщина, только сильно исхудавшая, с провалившимися глазами, и синяками на заострившихся скулах. Светлые волосы распущены по плечам, прикрывая заодно и грудь. У привязанной к столбы со вздернутыми вверху руками девы лишь одна одежда, разорванная до пояса монастырская власяница, впрочем не по-пуритански короткая, открывающая выше колен израненные, со следами сильных ожогов ноги.
Еще три картины совсем маленькие с цветочками и зверюшками, но тоже живые, чувствуется незаурядный талант мастера.
Ну, а сам стол, большой, грубо обтесанный как крестьянском кабаке, разве что чистый, и двумя вазочками с розовыми кустами.
Впрочем, сходство с кабаком дополняли кружки с пивом, и дополняющая их, правда, пока запечатанная бутыль водки «Монополька». На смазанных маслом бутербродах лежала нарезанная колбаса, рядом разрезанные огурцы и помидоры. До роскоши миллионеров конечно далеко, например бутылка коньяка «Наполеон» где звездочки выточены из рубинов, что красовалась на столе триумвира, стоила как полсотни годовых зарплат простого рабочего. Максим Железняк высокий, суровый на вид, очень широк в кости, но ловок, хоть и сутул, с резко выступающим вздернутым носом и вытянутыми губами. Он носил жутко большие черные усы, придающими ему сходство с казаком-запорожцем. Но при этом время от времени его лицо озаряла широкая улыбка, немного смягчающая впечатление. Железняк впрочем, не матрос, как можно подумать, особенно глядя на выколотый якорь на тыльной стороне крупной ладони, а бывший купеческий приказчик, примкнувший к революционному движению и уже успевший вдоволь хлебнуть тюремной баланды. Алексей Дубинин, бледноватый, интеллигентный мужчина в очках, с черной с рыжими пятнышками бородкой, и в цилиндре, придавшем ему европейский вид. Плюс еще тросточка в руках, с быстрыми пальцами в своеобразных обрезанных на фалангах перчатках. Очки давали блики, от чего джентльмен выглядел загадочно и зловещее, словно иностранный шпион. И пиво пил он очень мелкими глотками, казался весьма настороженным.
Но самая интересная фигура в маленькой таверне это конечно же Виктория Тараканова. Ее чистое, свежее, загорелое лицо очень красиво с идеально правильными чертами лица. Чувствуется аристократическая порода несмотря на очень скромное серое платье, единственным украшением которого являлись её пышный, волнистые, ослепительно белые, с легеньким золотистым оттенком волосы. Тут Алисе сразу же бросилось сходство между бунтующей поэтессой и изображенной на портрете девой в доспехах. Хотя пожалуй Виктория намного красивее, с не столь уж резкими чертами лица, но зато глаза… Насколько они похожи! Воля и жесткость в одном лице. Перед девчонкой, стояла большая березовая кружка с молоком, которая впрочем, так мало подходила революционерка с грацией принцессы. Очень странно выглядит в нищем одеянии дама из княжеского рода, что привлекло её в лагерь революционеров, заставив рисковать жизнью, отрешиться от денег, знатной родни? И не только её! Увидев журналистку, Виктория встала и сделала её пара бесшумных шагов на встречу.
Алиса поразилась, аристократка в движениях и жестах была к тому босиком, причем темно-коричневый загар на изящных, точеных ножка говорил, что таким образом она ходит как минимум несколько последних месяцев. Платье тоже куда короче монастырского или арестантского, несмотря на сходство покроя. Впрочем, от этого бунтарка выглядит еще лучше.
Максим Железняк буркнул:
– И кого это нелегкая к нам принесла?
Алиса спокойно ответила:
– Не буду врать, что наша газета горит желанием получить от вас интервью… Но весть достаточно важная для вас.
Виктория с широкой улыбкой ответила за всех:
– Женщины с такими глазами не лгу, а лишь… Сочиняют. Но сей раз я поняла у вас как журналистки весьма важное дело.
Алиса немного удивилась:
– А мы что с вами встречались, от чего вы это взяли?
Виктория шлепнула ладошками:
– Да хотя бы точащий из кармана блокнот с пометками, такая редкая автоматическая чернильная ручка… Да и кто еще может сунуться к нам кроме журналиста и… – Тут революционерке стало столь весело что он захихикала. – Тем более фраза наша газета и интервью.
Массивный Максим Железняк нахмурился, сделал быстрый шаг. Он и в самом деле имел фактуру медведя, и стремительную реакцию данного зверя:
– А может это шпионка, проникла сюда, под видом журналистки… Что-то уж больно красива.
Алексей Дубинин мелодичным голосом, читающего проповедь ксендза возразил:
– Да нет! Эта Алиса Канареева, сменившая несколько журналов, гонимая за либеральные взгляды, но остроумная милашка. Думаю, она не из тех, кто согласится на шпионах.
Максим неохотно согласился:
– Ты хоть и Дубинин, но память у вас железная, настоящая ходячая энциклопедия.
– В том числе и по взрывной технике! – Вдруг брякнула Алиса.
– Что? – Алексей неожиданно утратил чопорность и резко вскочил.
Журналистка на одном духу продолжила:
– Хинштейну видимо что-то известно о вашей причастности к нескольким взрывам и каким-то расправам. Он грозил, если вы попытаетесь парализовать забастовкой подконтрольную им промышленность, то выбросит такое…
– Вполне ожидаемый ход! – Холодно ответил, привычно взяв себя в руки Дубинин. – Но мы и этому вполне готовы.
– Вот байстрюки, толстопузые! – Бешено взревел Железняк. – Мы раскроим их жирные рыла в порошок. Меня не пугает ни тюрьма, ни каторга, а по ним уже черти со сковородкой плачут. Недолго этой жирной слизи поганить Землю.
Виктория приложила указательный палец к губам и предупредила:
– Да осторожнее, если они знают, где они, то вполне могли подослать для прослушки шпика.
Алексей Дубинин также понизил голос и почти шепнул:
– Конечно, о сговоре с миром олигархом и речи быть не может. Не для того, все это нами затевалось, тем более, что близок конец столыпинщины… – Интеллигентный мятежник оглянулся, покосившись на окно и закончил. – Мы тоже предприняли серьезные ответные шаги, но раскрывать их пока не станем.
Его туфли скрипели, бросив на них взгляд, журналистка отметила: «Импортные с шипами, может это и самом деле шпион?».
Виктория, очень мило улыбнувшись, предложила:
– Может, посидите немного с нами, и побеседуем не о политике, а поэзии, живописи.
Алиса растеряно брякнула:
– А эти прекрасные картины, наверное, вы рисовали?
Виктория с радостью подтвердила:
– Нуда! Вам нравиться?
Алиса честно ответила:
– С одной стороны да, но с другой словно кошки по коже дерут… Не знала, что вы еще и художница!
Виктория с невинной улыбкой ответила:
– Раньше я рисовала только карикатуры и совсем недавно перешла на что-то более… Благовидное, хотя поверьте и карикатура требует немалого умения.
Алиса в ответ даже присвистнула:
– Мне ли не знать! Ведь я все-таки не из последних журналистов…
От воспоминаний арестованную девушку отвлекло болезненное покалывание в ступнях, они вышли на усыпанную острыми камешками горную дорогу, уж подходя входящей глубоко в скалу губернской тюрьме.
И как Виктория ходит босиком по таким местам. Конечно, Алиса не удержалась от подобного вопроса. Мятежница ответила:
– После ареста меня как последнюю бродяжку держали в одном рубище и без обуви, при этом еще до судебного приговора заставляли таскать вместе с другими женщинами-заключенными тачки с углем на сталелитейный завод. Так что, пережив первые дни ада, я вскоре привыкла и закалилась. А освободившись, решила, в знак протеста существующему строю так и ходить босиком в солидарность с народом. Конечно, в мороз слишком долго на снегу выдержать трудно, но зато забыла, что такое простуда. И меня каторга в Сибири ничуть не пугает… У кого в сердце правда, тот свободен любом застенке, а кто питается ложью, заключенный в роскошном дворце!
