Текст книги "В конечном итоге (СИ)"

Автор книги: Алексей Краснер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

  Да мало ли таких оранжевых шапочек носят девочки возраста моей Иры? И то правда. Обыкновенная детская шапочка, с распространенным оранжевым цветом. Может у этого молчуна в Крузаке есть тоже дочь или племянница, или я не знаю кто такого же возраста, как и моя.

  В этот момент в сознании Виктора всплывает совершенно другая картинка из воспоминаний. От этого лицо Виктора меняется, и он начинает искать в нагрудном внутреннем кармане своего пальто сотовый телефон. Найдя его, он набирает в справочнике телефона номер своей жены.

  Только вот нашивку эту с какой-то рыбой пришивала к шапочке Оля, это я точно помню. Они вместе с дочкой в магазине текстиля выбрали эту нашивку, и Оля ее тем же вечером пришила к шапочке. Не может в этом мире быть двух одинаковых оранжевых шапок, мать его, с одинаковыми нашивками с правой стороны.

  – Ало Оля, ты меня слышишь? – Виктор начинает повышенным тоном обращаться к супруге. – Оля ответь мне, потом будешь задавать вопросы.

   – Витя, что случилось? Говори, не пугай меня. – Встревоженно отвечает Оля.

  – Оля, солнце мое, скажи мне пожалуйста, что за нашивку ты пришивала Ире на ее вязанную шапку? Оранжевую...ну ту в которой она сейчас ходит на улице.

  – Подожди, – голос жены в одночасье становится более сосредоточенным, – ну... эту... русалочку. Ну, знаешь, как из диснеевского мультфильма.

  После сказанных женой слов, Виктор замолкает на несколько продолжительных секунд. В его голове начинает происходить то, чего он всегда боялся в своей жизни и никогда не любил это состояние. Имя этому чувству – неотвратимая и подлая паника.

  – Витя, ты чего молчишь? – Вырывает из застывшего состояния Виктора голос жены. – Русалочка, это такая девочка с рыбьим хвостом. Знаешь такое? Витя ответь, с тобой все в порядке. Ты какой-то странный, что случилось? Скажи!

  – Последний вопрос, Оля, ответь мне пожалуйста. Ира пришла домой? Она дома сейчас?

  – Ты почему так кричишь, Витя? В школе она еще. Уже как час дома должна быть. Наверное, гуляет во дворе с подружками, помощница мамкина. Кто вообще, блин, придумал в праздничный день уроки в школе проводить. Ну и что, что тридцать первое декабря выпало на будний день. Так ты мне скажи, что случилось...

  – Я тебе позже перезвоню, – обрывает на полуслове супругу Виктор.

  Он выключает телефон и бросает его на пассажирское сидение рядом с собой. Затем он быстрыми движениями открывает дверь и выбегает к внедорожнику. Двигатель Круизера все так же глухо работает в тишине автопарковки. Виктор уже со всей силы стучит по водительской двери.

  – Открой, слышишь, открой дверь!

  Стекло двери опускается только до половины проема. Сквозь него он видит недоуменное лицо лохматого водителя внедорожника. Оранжевая шапочка с голубой нашивкой все также лежит на пассажирском сидении. Виктор начинает кричать на всю парковку, обращаясь напрямую к безмолвному водителю. Он пытается просунуть руку прямо в салон внедорожника через водительской сидение направляя ее к мирно лежащей шапочке.

  – Дай мне эту шапку! Откуда она у тебя?! Дай же мне эту чертову шапку!

  Неожиданно внедорожник трогается с места и все, что успевает увидеть Виктор – это молчаливое и безумно-испуганное лицо водителя машины. Виктор успевает выдернуть руку из салона автомобиля и наблюдает как в уезжающем автомобиле поднимается стекло водительской двери. Он бежит к машине и садясь на водительское сидение выворачивает до упора руль чтобы выехать с парковочного места.

  Выбравшись наружу из подземной автопарковки автомобиль Виктора начинает нервно ездить по автостоянке. Перебегающие проезжие пути люди, озабоченные покупками, полусонные водители, все это не дает Виктору выехать с парковки, не наехав на случайного посетителя торгового центра. Он не может понять в каком направлении уехал из-под земли проклятый Лэнд Круизер. Виктор бы смог сразу его определить среди сотен других таких же внедорожников, снующих на автопарковке – красный автомобиль с грязным кузовом, в котором еле различим водитель, сидящий за рулем. Но одно Виктор понимает точно. Есть только один выезд со стоянки и в любом случае он ведет в город. Там на шоссе он и планирует его нагнать.

  Что может делать Ирина шапочка в машине этого «гоблина»? Если это не тот, про кого я думаю, то почему он сразу ретировался, когда я спросил его про шапку? А если это никто иной, как настоящий «серийник»? Ведь когда мы смотрим соцсети, скажем тот же ресурс телеграмм-канала, мы никогда не придаем значение тем объявлениям о пропаже того или иного ребенка, девочки, мальчика. Мы всегда считаем, что это не с нами и это где-то там, где-то совсем в другой вселенной. А у нас просто этого не может быть по определению. Ведь мы – это другое. Может позвонить в службу спасения пока я еду? И что я им скажу: машина, шапочка, здравствуй Новый год?

  Когда Камри наконец выруливает на дорожное полотно шоссейной дороги неожиданно в машине раздается телефонный звонок. Метрах в пятистах на дороге он видит одинокую крошечную точку автомобиля. Виктор прибавляет скорости, равномерно, но до упора давя на педаль акселератора. Не отрывая взгляда от дороги, он берет с пассажирского сидения телефон и нажимает кнопку принятия вызова.

   – Витя, Витя! – Слышит он встревоженный голос супруги. – Иры еще нет дома, и телефон она не берет. Ты что-то знаешь? Скажи мне? – Голос Ольги отдает паническими нотками, которые так не любит Виктор.

  – Оля, я же сказал тебе, что я тебе перезвоню! – Орет в трубку Виктор и прекращая разговор снова бросает телефон на переднее пассажирское сидение.

  Он продолжает перебирать в голове все случайные объявления о пропаже детей за последнее время, но ничего подробного не может вспомнить. Машина разгоняется до ста пятидесяти километров, и он уже видит заветный едущий впереди него грязный внедорожник. По противоположной полосе дороги нет ни одной машины и Виктор съезжает на противоположную полосу движения. Нога все также упирается до упора в педаль газа. Деревья проносятся мимо машины словно неподвижные молнии. Взгляд Виктора прикован к грязной задней двери внедорожника. По мере сближения автомашин он видит заляпанный грязью неопределенный государственный знак на таком же грязном заднем бампере внедорожника. Габаритные огни, а скорее всего и свет передних фар не горят.

  С какой тайги ты вылез на этом японском динозавре? Нет, сегодня ты от меня не уйдешь. Хоть бы позвонила Оля и сказала, что Ира вернулась из школы. Хоть бы... Как вообще может такое случиться, что именно сегодня и именно в этом месте я увидел Ирину шапку в этой непонятной машине с этим мутным водилой?

  На мгновение Виктор сам удивляется своим же безумным мыслям. Камри догоняет внедорожник и сбросив скорость едет параллельно Круизеру. Виктор опускает боковое ветровое стекло и кричит водителю внедорожника с призывом немедленно остановить машину. Небритый водитель Круизера даже не пытается смотреть в сторону преследователя на седане. Такая реакция водителя внедорожника вызывает в Викторе ранее неизвестную ему ярость и гнев.

  – Ах ты вот так? Хорошо, уродец! – Кричит он сам себе в салоне автомобиля.

  Виктор выворачивает руль влево и Камри до упора сближается с внедорожником. Слышится свист и скрежет соприкасающегося металла машин. Так продолжается несколько секунд. Гул клаксона, приближающегося микро грузовика, вынуждает Виктора сбросить скорость и вернутся на свою полосу. Дальше Камри продолжает ехать за внедорожником в метре друг от друга. Микро грузовик, не сбавляя скорости проносится мимо все также продолжая оглушительно греметь клаксоном.

  Если Иры нет в салоне этого автомобиля, значит водитель точно должен знать, где она сейчас. Кем бы он не был, но он точно напрямую связан с моей девочкой.

  Он опять до упора давит на педаль газа, и машина всей своей массой с грохотом ломающихся пластиковых бамперов упирается в зад внедорожника. Виктор сигналит и включает дальний свет фар, давая понять водителю Круизера о его настойчивом требовании остановить машину. Внедорожник слегка подпрыгивает над дорогой, словно наезжая на невидимое лежащее дерево на асфальте. Он даже не уверен, что после такого сильного удара оптика фар еще может функционировать на его Тойоте, но продолжает нервно дергать ручку дальнего света под рулем.

  Метров через триста дорога начнет петлять, а затем будет довольно крутой поворот влево, проходящий над обрывом. Сам себе не верю, но, если этот тип так и не остановит машину мне придется выбить его с трассы. И лучше всего это сделать именно на этом опасном участке дороги. Я-то сумею затормозить, моя крошка меня не подведет...

   Виктор проделывает несколько раз столкновение передом своей машины о задний бампер внедорожника. По дороге рассыпается красно-оранжевым пластик задних стоп-сигналов Круизера. Внедорожник все также подбрасывает при каждом ударе. В какой-то момент Виктор замечает, что уже длительное время звонит его телефон, но звук доносится приглушенный, словно телефон находится вне салона автомобиля. Он кидает короткий взгляд на пассажирское сидение, но телефона на нем не оказывается. Вероятнее всего телефон упал на пол автомобиля сразу после первого столкновения. Сигнал доносится где-то из-под сидения, где взять его уже Виктор не сможет, не остановив автомобиль и не отстегнув ремень безопасности.

  Это точно опять звонит Оля. Ну что ты будешь делать... Сказал же, сам перезвоню.

  Камри отстает от внедорожника на пять-шесть метров. В планах Виктора продолжать соблюдать такую маленькую дистанцию, чтобы держать маньяка в Круизере в постоянном напряженном состоянии от возможного удара в зад. И только метров за пятьдесят до крутого левого поворота над обрывом постараться мгновенно нагнать преследуемого и выбить его с трассы.

  Что будет, когда это произойдет? Какой у меня будет план по моим дальнейшим действиям? Позвонить в службу спасения, связать небритого водителя или постараться пока не поздно выбить из него информацию любыми возможными средствами – где Ира? Возможно время идет на минуты, а возможно уже поздно...

  От страшных мыслей, проносящихся в воспаленном сознании Виктора он ощущает легких холодок, распространяющийся по всему телу. Нахлынувшее состояние стресса начинает отражаться на его физическом состоянии, и он замечает за собой непроизвольную дрожь во всем теле.

  Надо взять себя в руки. Надо взять...

  Машины минуют последний небольшой изгиб дороги. Впереди сто метров до левого поворота над обрывом. Виктор сильнее вдавливает ладони в руль своего автомобиля, как будто, от этого что-то зависит, но таким образом он старается себя убедить в полном контроле над своими действиями. Наконец он уже привычно давит ногой на педаль акселератора и машину выносит вперед словно невидимая сила ее резко подтолкнула сзади. Капот Камри врезается в уже достаточно помятую заднюю дверь внедорожника. Так, сцепленные друг с другом автомобили продолжают ехать еще несколько секунд. Боковым зрением Виктор замечает проносящийся справа дорожный знак, видимо предупреждающий о крутом изгибе дороги. Его нога затекает от постоянного давления на педаль газа, и он ощущает легкое покалывание чуть ниже своего колена. Внедорожник пытается вписаться в поворот, но сила машины Виктора, толкающая сзади, заставляет развернуться кузов Круизера перпендикулярно Камри. Виктор убирает ногу с педали газа и резко давит этой же ногой на тормоз. Слышится свист сгораемой резины об асфальтовой покрытие дороги который заполняет все пространство вокруг машин и просачивается в их салоны. Внедорожник врезается правым боком в металлическое дорожное ограждение и вместе с ним пропадает из видимости Виктора. В тоже время Камри продолжает по инерции тащить в сторону образовавшегося отверстия в ограждении дороги. Машина Виктора под углом сорок пять градусов начинает катиться по склону обрыва вниз. Он продолжает автоматически бесполезно давить на педаль тормоза, наблюдая как несколько раз впереди него в воздухе переворачивается Лэнд Круизер.

  Наконец Камри замирает, не доехав до подножия склона каких-то несколько метров, что могло губительно сказаться на таком стремительном скольжении резким ударом. Виктор отстегивает ремень безопасности и пытается открыть водительскую дверь. Некоторое время дверь не поддается. После этого он несколько раз бьет ногой по внутренней стороне двери и вываливается в снежный сугроб.

  Внедорожник лежит в перевернутом виде на крыше кузова. Проваливаясь в глубокий снег Виктор направляется к машине и мгновенно застывает на месте. Острая боль пронзает его правый бок чуть ниже груди. Он моментально прикладывает обе руки к больному месту.

  Крови не видно. Странно. Если это не сломанное ребро тогда уж точно – сильный ушиб.

  Когда боль немного утихает, Виктор уже осторожно и достаточно медленно продолжает двигаться по направлению к перевернутому Круизеру. Боль все равно отдается, как только он глубоко проваливается в снег. Он подходит к разбитому внедорожнику и становится на колени, чтобы заглянуть в салон автомобиля через разбитое ветровое стекло. Виктор видит скрюченное тело водителя, лежащее на потолке автомобиля.

  Эта сволочь даже не пристегивалась ремнем.

  Рядом с телом водителя также на потолке салона автомобиля лежит все, что находилось в салоне автомобиля: разбитые темные очки, разбросанные купленные в магазине продукты, несколько маленьких кульков, напольные резиновые коврики, пачка с рассыпанными сигаретами. Виктор, превозмогая боль в правом боку протягивает руки в салон и начинает перебирать разбросанный хлам. В салоне четко ощущается запах бензина, но его это нисколько не останавливает.

  Между разбросанными чипсами и пакетом с разорванным в нем молочной коробкой Виктор видит предмет оранжевого цвета, пропитанного разлившимся по салону молоком. Он берет его в руки и садится на снег рядом с машиной. Запах бензина уже ощущается за пределами перевернутого автомобиля.

  Он разворачивает смятую детскую вязанную шапку оранжевого цвета. С правого бока к шапке пришита нашивка голубого цвета. Сейчас в руках Виктора эта шапка своим размером уже не кажется такой уж детской. Руки Виктора начинают дрожать, а из глаз начинают непроизвольно потоком течь слезы. На нашивке круглой формы голубыми и синими нитками расшито стилизованное изображение рыбы, свернутой в колечко. По полукруглому контуру нашивки Виктор читает надпись: «Сахалинский лососевый рыбный завод».

  Его дыхание замедляется, и чтобы не упасть от боли он, держась за кузов внедорожника, встает на ноги, роняя оранжевую шапку на снег. Он отходит от машины на несколько метров, затем еще на метр и обхватывает руками свой правый бок.

  Это простой работяга, рыбак или еще кто-то там. Приехал в большой город, возможно к семье. Его небритое лицо и лохматая голова... он такой. Там, на подземной автопарковке он был просто испуган моим наездом на него. Он просто приехал в магазин за продуктами, как и тысячи таких же, как и он, как и я.

  Поток горячего воздуха бьет в спину и отбрасывает Виктора на несколько метров. Он моментально поднимается на ноги и видит на фоне спокойного зимнего леса кузов внедорожника, объятый огнем. Поднимая взгляд наверх и прищуривая глаза от палящего на него зимнего солнца, Виктор видит две мужские фигуры, стоящие на склоне обрыва. Вокруг этих двух фигур в неестественной форме зависли на металлических стойках остатки стального дорожного ограждения. От одного из мужчин исходит легкий дымок.

  Виктор разворачивается в сторону леса и на полусогнутых ногах, периодически проваливаясь по колено в снег начинает уходить от склона обрыва все дальше в сторону леса.

  3

  Черные стволы молчаливых деревьев стояли в сугробах зимнего леса. С высоты обрыва был виден только первый ряд многолетних безмолвных жителей. Затем в общей массе деревья сливались воедино в общий лес, уходящий до горизонта и скрываясь в лесных сопках. Мужчина средних лет, стоящий над самым краем обрыва, наблюдал догорающий скелет автомобиля внизу у подножья обрыва. Он был одет в строгое черное пальто перевязанное на воротнике серым шарфом из легкой ткани. Его аккуратно подстриженная английская бородка и короткая спортивная прическа придавали ему вид модного молодого человека, отдающего немалое внимание своему внешнему виду. Морозный декабрьский воздух никак не мешал ему находится без головного убора.

  За мужчиной, метрах в пяти стоял автомобиль седан Мерседес идеально черного цвета, с переливающемся на зимнем солнце кузовом. Из автомобиля вышел мужчина, также одетый в строгое черное пальто поверх белой рубашки с выделяющимся галстуком бордового оттенка. В отличие от мужчины, стоящего над обрывом, этот молодой человек был гладко выбрит и на голове красовалась небольшая вязанная шапка, естественно тоже черного цвета.

  После того, как молодой человек подошел вплотную к товарищу, тот достал из нагрудного кармана курительную трубку с каменной коричнево-красной чашей и легким движением соединил ее с двухдюймовой трубкой, выполненной из неизвестного благородного дерева черного цвета. Из правого кармана пальто он достал медную табакерку цилиндрической формы с аккуратно выведенной на крышке позеленевшей медью арабской вязью. Набив необходимое количество высыпанного табака в чашу трубки, мужчина уверенным касанием большого пальца вмял высыпанный табак в основание чаши. Затем с помощью зажжённой спички, он поджег содержимое и сделал сначала два коротких, а потом один продолжительный вдох. Воздух вокруг мужчины наполнился густым белым дымом. Подошедший товарищ встал над самым краем обрыва и обратился к курильщику.

  – Вот смотрю я и думаю, а не проще тебе простые сигареты курить. Все-таки меньше возни вот этой всей...

  – Нет Петя, сигареты – это для наркоманов. А трубка с табаком...здесь процесс важен.

  – Тогда я не пойму, что мы здесь делаем и насколько я помню, трубку эту ты закуриваешь только по определенным поводам. И таких поводов насколько я помню, было раза три-четыре.

  – Ой, Петя, Петя, плохо ты меня знаешь. Эту трубку я выкуриваю раз в год, это первое. А вот второе это то, что повод действительно есть.

  – Да неужели, Андрей? А я думал мы сюда каждый раз просто так воздухом лесным подышать приезжаем. Кстати, что-то Ваня задерживается. Не вижу его нигде. – Петр стал вертеть по сторонам демонстративно показывая свою озабоченность отсутствием третьего товарища. Ну так может поведаешь мне, что ты тут надумал. Или будем молодого ждать?

  Внизу у подножья обрыва показалась фигура человека. Он, шатаясь, направлялся в сторону леса. Автомобиль продолжал гореть, выпуская в небо клубы черного дыма. Вероятно, всего так горела резина автоколес. Андрей сделал еще один продолжительный вдох через курительную трубку.

  – Господи боже мой, ну куда ты поперся? Что у тебя в голове? – Произнес он тихо себе под нос, обращаясь к бредущему внизу по глубокому снегу человеку. – Вот ты мне скажи пожалуйста, Петя, что на самом деле мы с тобой здесь делаем?

  Петр сложил руки на груди и сделал недоуменное лицо, всем своим видом показывая собеседнику о нелепости заданного вопроса.

  – Нет, ну правда. Мы уже с тобой не одну сотню лет бродим, ездим, колесим, летаем и вообще шарахаемся из одного конца света в другой. Думаю, что нет ни одного места на земле, где бы мы втроем не побывали. А что в итоге? Все одно и тоже. Люди не исправимы. Это факт. Иногда я задаюсь одним и тем же вопросом. Что ими управляет, что это за фактор такой, который приводит только к одному – к насилию и убийству себе подобных. Не было ни одного дня, года, столетия чтобы человек не прибегал к самым страшным своим порокам, связанным с убийствами, издевательствами и гнусными мыслями, порожденными черной его стороной. И все эти убийства он старается каждый раз, КАЖДЫЙ РАЗ чем-то да оправдать. Все эти войны, которые я видел, все они, начинаются и заканчиваются всегда одинаково. Начинаются по надуманным причинам и заканчиваются после истребления огромной части ни в чем неповинных людей. Только названия у всех этих войн всегда разные: освободительные, ответ на агрессию, предупредительные, религиозные, упреждающие... И ведь я действительно когда-то считал, что во всем виноват ген человека, делящего всех людей на своих и чужих. И ничего с этим не сделать. Но дело не в физиологическом гене человека. Возьми любое животное на земле каким бы кровожадным хищником оно не было. Ни у одной из тварей нет желания убивать ради наживы, ради удовольствия, ради ощущения власти, ради захвата пространства или ради исполнения каких-то кем-то писанных законов. Животное может убивать только ради своей безопасности, или элементарной способности выживать.

  – Андрей, что ты хочешь сказать? Нас сюда послал Он и это его воля чтобы мы сделали свое независимое заключение. Опять же, если мы все втроем придем к одному знаменателю. Ты же видишь, что ему трудно сделать этот выбор. Он возложил его на нас и это большая честь. Он нам доверяет, вот что самое главное.

  – Да я все понимаю, Петя. И отчет я уже готовлю и ношу с собой достаточно долго. Только я одно не могу понять, за что он их так любит? Разве после того, что они творят на этой земле они достойны того, чтобы дальше существовать? Разве Он этого не видит? Или проще всего все переложить на своих учеников и пусть подготовят подробный разбор полетов человечества – быть человечеству дальше или не быть?

  – Послушай, Андрей...

  – Да нет подожди, – прервал собеседника Андрей, – войны войнами, но вот тебе простой пример. Ну простейший сюжет, ну уже проще некуда. – Андрей судорожно приложил к губам курительную трубку. – Мы уже тридцать шестой раз прокручиваем историю с этим человеком. А он, какие бы не были обстоятельства, изменения в сюжете, все равно ищет повод или повод его находит (сам не знаю), чтобы потом все свести к этому аду. – Он показывает дымящейся трубкой в правой руке на догорающий внизу внедорожник. Вот как это называется?

  – Ну и? – Пробормотал Петр.

  – Вот я и хочу сказать, стоит ли дальше проводить этот бесконечный анализ человечества, чтобы прийти к одному единственному выводу. Человечество закодировано на самоуничтожение, с этим уже ничего не сделать. Насилие – это основа основ человека как вида. То, что сейчас ходит по этой земле не должно существовать в этом образе человека, каким Он его создал. Необходимо тотальное обнуление. И эту мысль нам уже пора до Него донести.

  – Андрей, ну ведь ты же говоришь, что Он больше всего на свете любит их – людей. Думаю, что такие выводы Его не обрадуют и он даст нам еще время все изучить и проверить.

  – Боюсь, что у меня уже кончилось терпение. Не знаю, как вы с Иваном, а с меня уже хватит. Я, по-моему, свои выводы уже сделал и продолжать не хочу. Я вообще уже хочу обратно. И ставить эксперименты на вот таких вот людях мне уже начало как-то надоедать. Ведь этот несчастный, который сейчас в лес бежит от себя самого, он ведь и в тридцать седьмой, и в тридцать восьмой, и в сотый раз попадет в ситуацию со своим персональным адом.

  – Где-то ты прав, Андрей, с этим надо завязывать. И я тебя скорее всего поддержу в твоем докладе наверх. Знаешь, я тут вспомнил одну историю. Помнишь мы как-то в тринадцатом году прошлого века переходили пустыню с бедуинами одного кочующего марокканского племени? Это то самое племя, где на протяжении пяти поколений не было ни одного случая насильственного убийства. Я же ведь тогда однажды ночью спросил одного из их старейшин: «Что бы они сделали, если бы все-таки в их сообществе произошло что-то подобное, убийство или покушение на жизнь?» И что ты думаешь? Он долго мучился, но в итоге просто не смог вспомнить что-то подобное. Понятие насилия в этом племени не было так давно, что никто просто не может вспомнить, а, следовательно, и соотнести это применимо к себе. И тогда, я помню, как обрадовался тому, что нашел то, что мы так долго искали. Отсутствия потребности в убийстве себе подобных и есть самая настоящая защита от одиночества вне социума и нетленная формула выживания. Так и было в этом племени.

  – Но сейчас ты, конечно, так не думаешь? Ведь верни им в племя воспоминания о насилии, встрой им в генетическую память понятие «убийство человека» и во многих из них будет долго и упорно возрождаться это коварное зерно черни. – Сказал Андрей и снова выпустил в воздух порцию белого табачного дыма.

  – Насколько, я помню, мы не стали тогда менять сюжетную линию этого племени, надстраивая возможные варианты, побуждающие к насилию, и оставили их в покое. Возможно, они так и живут где-то в африканской пустыне до сих пор, бродят на верблюдах по пескам, так и не поняв смысла убийства человека человеком.

  За спиной двух разговаривающих мужчин раздался короткий свист тормозящих колес. Петр с Андреем резко развернулись в сторону дороги. Рядом с припаркованным на обочине черным Мерседесом остановился старенький Уазик типичного зеленого цвета с пятнами от ржавчины на порогах по всему периметру автомобиля. Из него вышел невысокий молодой человек, одетый в холщовую зимнюю парку зеленого цвета, походные брюки со множеством карманов и поношенные армейские ботинки. Темная густая борода юноши закрывала всю шею молодого человека. Он не спеша подошел к двум своим товарищам, стоящим уже спинами к обрыву.

  – А вот и наш Ванечка, сын Заведея и Соломии, припоздал. – Улыбаясь во весь рот приветствовал Андрей. – Ты когда научишься вовремя в исходной точке появляться?

  – Что-то разве поменялось, или я что-то пропустил, братья? – Произнес Иван, поравнявшись с товарищами.

  – Мы сегодня здесь хотели бы итог подвести, а ты опаздываешь. – Укоризненно, но тоже по-доброму произнес Петр. – Ты когда уже на нормальную машину пересядешь? Так и будешь на вот этом «драндулете» по дорогам колесить?

  – Братья, во-первых, у нас уговор. – Достаточно серьезно ответил Иван, – когда мы подводим итог, то все трое должны об этом заблаговременно знать. Но если уж вы решили без меня что-то начать решать, то хотелось бы выслушать доводы.

  – Да тут и выводов делать особо нечего, – начал Андрей, – устали мы. И домой уже хочется. – Он затянулся остатками табачного зелья. – Тут вот какое дело, Ваня, насколько ты помнишь, мы втроем перепробовали все, что можно на этой земле, ты этому свидетель и не будешь отрицать. Сколько мы себя здесь помним, мы вмешивались в дела людей, меняли их жизни и по очень многим сценариям проворачивали события и действия с одной лишь целью – это чтобы понять природную суть человеческих пороков. А цель которую Он нам определил ты, наверное, еще помнишь – собрать все возможные доказательства, чтобы решить вопрос, имеет ли человечество надежду на дальнейшее существование или пришло время стереть главный труд Его? Мы повидали достаточно многое. Это все известные и малоизвестные войны и все самые кровавые геноциды с холокостом, мы наблюдали тысячи убийств случайных и убийств самых изощренных маньяков, присутствовали на миллионах публичных и тайных казнях, вместе с десятками ученых и философов пытались постичь неистребимую жажду убийств и само понятие человеческого деления на своих и чужих, мы раскрыли такие насильственные убийства, о которых человечество никогда уже не узнает. И как бы мы не пытались менять сценарии тех или иных страшных страниц истории, какие бы изменения не вносили, в конечном итоге человечество никогда не отказывалось от насилия. При всех достижениях людей, жажда убийства всегда перевешивало конечную чашу бытия.

  – У всего есть предел, Ваня, – продолжил Петр, – и нам кажется, что этот предел давно наступил. Даже для таких созданий Его как мы. За многие годы, а мы прожили здесь не одну человеческую жизнь, устаешь, а главное привыкаешь к постоянному созерцанию насилия. И при всех наших возможностях менять и прокручивать раз за разом сценарии событий в итоге опять оказывается только смерть с земным адом, которое раз за разом устраивает человек. Ты же посмотри, мы дошли до точки. Мы тогда решили, хватит исследовать войны и коллективные конфликты. Взглянем на природу одного единственного человека. Был выбран идеальный семьянин, прекрасный предпраздничный день и отсутствие возможных предпосылок к насилию. Элементарный духовно скроенный человек с подбрасываемым ему каплей возможности излить свою злобу проглатывает ее без сожаления и окунается в водоворот бессмысленного и бесповоротного насилия. А итог этого догорает сейчас в этом лесном овраге у дороги. – Петр махнул головой в сторону развороченного дорожного ограждения. – Нам кажется, уже пора сказать Ему о бессмысленности дальнейшего существования человечества в том виде, в каком оно есть сейчас. Понимаешь, Ваня, Он любит и любил тебя всегда больше чем нас, хоть ты и самый молодой из нас. Поэтому мы просим тебя присоединиться к нашему решению и поддержать нас в нашем решении. Вот...как-то так.

  Иван тяжело вздохнул и медленно подошел к краю обрыва в месте, где каждый раз срываются вниз в оголтелой погоне друг за другом обе машины. Картина, им увиденная нисколько не менялась каждый раз. Если только менялись расстояния между упавшими автомобилями или человек на белой Тойоте Камри все никак не хотел уходить с места происшествия. Но как правило по понятным только ему причинам он почти всегда пытался скрыться в лесу, сгораемый от стыда и непоправимой ошибки.

  Стоя над обрывом, Иван вспомнил почему сегодня опоздал в точку сбора. Он несколько часов провел на выставке молодых художников, а затем встретился с одной пожилой женщиной. Увиденное им воодушевляло и давало возможность забыться на долгое время о своем предназначении нахождения здесь, на земле. Всегда, где бы они не были с братьями, он всегда находил в том или ином уголке мира, что-то прекрасное. Что-то, что давало надежду на то, что у человечества есть правильное решение в выборе и оно имеет право на дальнейшее существование. Что-то, что всегда перевешивало право мгновенно обнулить человеческий вид.

  – У меня сегодня была одна встреча, которую я очень ждал, скажем так, несколько лет, – спокойным голосом начал Иван, – и вот сегодня она должна была произойти...и произошла. Встреча – так себе, ничего примечательного. Скажу больше, история мира этого не то что не оценит, но и не заметит. В этом городе живет одна совсем старенькая женщина и скоро благодаря ее развившемуся раку она уйдет из этой жизни. И она об этом прекрасно знает. Так вот сегодня она подобрала на помойке старого исхудалого умирающего пса и привела его домой. У этого пса не ходят задние конечности из-за полиомиелита и уже никогда ходить не будут. Но она взяла этого больного пса с улицы и будет его выхаживать, кормить и подарит ему если не исцеление, то чуточку своей любви, которой он, возможно, никогда не испытывал. Кто из них умрет раньше никто не знает. Но когда эта женщина решилась на этот шаг, ее эти мысли нисколько не беспокоили. Она просто, по своей природе, не смогла пройти мимо умирающего животного.